Текст книги "Закат Пятого Солнца (СИ)"

Автор книги: Юрий Штаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 69 страниц)

Позади испанцев строились тлашкаланцы. Их количество постепенно уменьшалось в последние дни. Голод и ранения губили самых ослабевших. Некоторые дезертировали. Но все равно союзников насчитывалось еще около семи сотен. Сейчас на счету каждый человек. Генерал-капитан знал, что воины Тлашкалы будут стоять насмерть. В плену у ацтеков их тоже не ждет ничего хорошего.

Эрнан Кортес видел, что глаза всех солдат прикованы к нему. Пришло время найти те слова, которые выжгут разочарование и неуверенность из душ его бойцов. Нужно, чтобы они ощутили себя необоримо грозной силой.

– Мои храбрые воины! Поражение в Теночтитлане было ужасным, меня душат горечь и стыд из-за того, что нам пришлось отступать. Но всем вам памятны наши многочисленные громкие победы! Их не счесть! Впереди ждет огромное вражеское войско…

Кортес привстал на стременах и указал клинком меча вперед, в долину, после чего продолжил:

– Зря они стали нас преследовать! Пришло время показать дикарям, что им стоило удовольствоваться своим недавним триумфом. Ей-богу, они уже исчерпали весь свой запас везения. Я смотрю на вас и вижу истинный цвет испанской нации. Любой из вас стоит сотни ацтеков. Наша сила не в порохе и не в пушках… – Кортес высоко поднял меч вверх. – Наша сила – это клинки толедской стали в руках у лучших в мире воинов. Мы не имеем права опозорить нашу Родину. Испания будет нами гордиться! За мной!

Кавалерия начала свой спуск в долину. Уклон был небольшим, как раз таким, который помогал набрать убийственное ускорение. Слитный стук копыт отдавался в ушах, заставляя все быстрее биться сердце. Но даже этот звук не мог заглушить воинственные вопли ацтеков. Те, похоже, так уверовали в себя, что даже атаки испанской конницы не опасались. Так как не собирались подпускать наездников вплотную к себе.

В уши конкистадорам ударили крики, наполненные торжеством. Эти звуки еще не успели смолкнуть, как туча стрел и камней взмыла над огромным войском и по дуге стала опускаться на маленькую кавалькаду. Самая настоящая лавина снарядов, столь плотная, что в просветах между ними почти не было видно неба. Фернан стиснул зубы и затаил дыхание, сгруппировавшись в седле и стараясь как можно лучше прикрыться щитом. Такой ливень должен смыть их всех до одного, просто-напросто похоронив под тысячами стрел…

Фернан прижался к шее коня, опустив голову и молясь о чуде. Удары забарабанили в щит, мимо, совсем рядом с телом, пролетали стрелы, одна из которых прочесала по плечу. Камень попал в колено – нога моментально онемела и потеряла чувствительность. Фернан зарычал сквозь зубы. Лошади шарахнулись, послышалось болезненное ржание, кто-то громко выругался по-испански. Но потом раздался крик Кортеса:

– Сантьяго!

Этот клич поддержал сначала один, затем второй, третий, четвертый всадник… Святого Иакова, чьи мощи хранились в городе Сантьяго-де-Компостела, веками считали покровителем Испании. К нему обращались христиане, выходя на бой против захватчиков-мавров. Теперь же на его помощь рассчитывал маленький отряд, затерянный на бескрайних просторах Нового Света.

Эрнан Кортес поднял голову и понял, что святой покровитель вновь не оставил испанцев. Гроза прошла стороной. Кавалерия не потеряла ни одной лошади. Наездники, несущиеся галопом, через несколько секунд должны были врезаться во вражеские ряды.

На самом деле ацтеки просто просчитались… Они, в отличие от тех же тлашкаланцев, еще ни разу не сталкивались с конницей в открытом бою, и не ожидали от нее такой скорости. Огромное количество стрел и камней, взмыв по дуге, стали падать на землю уже за спиной у подскакавших совсем близко всадников. Буквально несколько десятков снарядов достигли цели, но никого не убили, нанеся лишь ранения.

Ацтеки снова лихорадочно натягивали луки и раскручивали пращи, но времени им катастрофически не хватало. Спустя несколько ударов бешено колотящегося сердца конница врезалась в ряды индейцев. Плотно стоявшие шеренги пеших солдат не успели расступиться. Грозная испанская кавалерия вошла в них, как в податливую воду.

Конь Фернана грудью расчищал себе дорогу, разбрасывая ацтеков направо и налево, а всадник без устали колол врагов копьем. Слаженный удар наездников был сокрушителен – полсотни индейцев погибло почти мгновенно, сбитые с ног, растоптанные, пронзенные пиками и зарубленные мечами. Похоже, они не ожидали от испанцев такой дерзкой и стремительной атаки, слишком полагаясь на численное преимущество и на стрелков.

А Кортесу не изменило хладнокровие. Он прекрасно рассчитал направление движения и уже вел всадников за собой, стремясь вырваться из тесных вражеских рядов. Конница повернула направо и по широкой дуге стала выбираться на свободное пространство с тем, чтобы набрав скорость, снова обрушиться на ацтеков.

Вот толпы индейцев оказались позади. Фернан все еще до конца не верил в то, что остался жив. Он оглянулся, и в первое мгновение душу захлестнуло торжество – кавалерия прошла как лавина, оставив после себя широкую полосу убитых и искалеченных людей. Ничто не могло ее остановить! Но буквально через десять секунд ряды ацтеков сомкнулись. Не осталось и следа от сокрушительной атаки. Неприятельская армия катилась вперед волнами, затопляя долину, грозя покрыть собой всю низменность от края до края. Индейцы казались бесчисленными…

В этот миг наездники узрели, какое испытание выпало на долю пешего отряда. Готовясь к атаке, пехота плотно сомкнула ряды, и теперь стало наглядно видно, как мало в этом квадрате людей. Ничтожная горсть солдат, почти поголовно израненных и очень утомленных. Сзади к испанскому отряду примкнули уцелевшие индейские союзники. Фернану из седла открывался прекрасный обзор, и он ясно видел осунувшиеся лица, повязки, стягивающие груди, руки, животы. Сами эти бинты были грязно-бурого цвета от проступавшей крови.

Лишь клинки мечей и острия копий оставались единственными светлыми пятнами в этом мрачном отряде. В прямом смысле – они сверкали в лучах солнца, разбрасывая во все стороны сотни солнечных зайчиков. Да и в переносном тоже – слова Кортеса врезались в память конкистадоров. Что, как ни стальные мечи и копья, даровало им почти все победы? Сегодня это оружие было их последней надеждой.

Пехотинцы построились, выставив стену щитов и ощетинившись копьями.

На них неслась толпа ацтеков. Атака многократно превосходящего войска выглядела даже более смертоносной, чем ливень стрел, который только что довелось пережить наездникам. Отряд конкистадоров стоял неподвижно и, казалось, в мгновение ока будет растоптан. Вот волна индейцев накатилась на испанцев и застопорилась. Передовые линии погибли от длинных копий в мгновение ока, но сзади напирали все новые и новые ацтеки и в итоге конкистадоры оказались стиснуты с трех сторон. О том, чтобы продвигаться вперед, не могло быть и речи.

«Дай бог, чтобы пехота сумела устоять на месте» – мелькнуло в голове у Фернана.

Кавалерия металась по полю, опрокидывая и уничтожая все новые отряды, которые рвались к квадрату испанских солдат. Но и она не могла успеть повсюду. Пехота оказалась в критической ситуации. Ацтеки навалились огромным числом и наседали с каждой секундой все сильнее. На место убитых индейцев прибывали все новые. Такая огромная толпа создавала невероятное давление. Казалось, что это давит огромный пресс, устоять под напором которого невозможно. Но испанская пехота недаром прославилась в Европе – конкистадоры как будто вросли в землю, с мужеством отчаяния отбиваясь и множа горы вражеских трупов у своих ног.

Закаленные солдаты показали, сколь много означает дисциплина. Они сумели удержать строй, и это уберегло их от полного и очень быстрого уничтожения. Вот первый отряд ацтеков был перебит, образовав перед сомкнутым испанским квадратом небольшой вал из окровавленных, искореженных тел. Следом хлынула вторая волна врагов, за ней третья…

В определенный момент битва, как таковая, для пехотинцев прекратилась. Солдаты двух армий сошлись столь плотно, что никто уже не мог размахнуться. Бой превратился в толкотню. Испанцы понимали, что стоит хоть немного податься и начать отступать, как их опрокинут и рассеют по полю боя. Тогда спасения не будет ни для кого.

Себастьян, стоящий в первом ряду, был стиснут между упирающимися товарищами по оружию и бесстрашно лезущими вперед индейцами.

“Меня так скоро просто раздавят! – мелькнуло у него в голове. – Если бы не стальная кираса, то я уже не смог бы даже вдохнуть”.

В такой плотной толпе лучше всего подошел бы кинжал, но как его достать? Левая рука поймана ремнями щита, который прижат к плечу, меч по самую рукоять ушел в грудь одному из противников. Тот, уже мертвый, продолжал стоять, стиснутый со всех сторон. Вытащить клинок в такой давке просто невозможно. Какой-то ацтек, стоя вплотную к Себастьяну, выпустил из руки топор и его ладони оплелись вокруг горла Риоса. Испанец напряг мышцы шеи, стараясь противиться удушению, но опытный враг хорошо знал, как нужно действовать в таких ситуациях.

Себастьян выпустил рукоять меча, надеясь, что убитый индеец простоит еще некоторое время. Правая рука с огромным трудом нырнула вниз. В ушах начало стучать от недостатка воздуха. Пальцы все же нащупали рукоять кинжала, висящего на бедре. Попробуй его теперь вытащить! Испанец отчаянно дернулся, пытаясь хоть на миг ослабить хват рук вокруг своего горла, но все было тщетно. Ацтек, душивший его, оскалился в торжествующей улыбке. Плоское, смуглое, скуластое лицо дрожало от напряжения – ему ведь тоже нелегко приходилось под гнетом двух давящих друг на друга армий. Но он был полон решимости задушить своего противника.

Себастьян ценой нечеловеческих усилий все же вытащил кинжал из ножен. Места для размаха не хватило бы, но в этом не было необходимости. Он всегда заботился о своем оружии. Кинжал остротой не уступал бритве. Острие прошило хлопковую стеганку и вошло в живот ацтеку почти без сопротивления. Тот вздрогнул, открыл рот, пытаясь вдохнуть, но лишь судорожно подавился воздухом.

Риос со злой радостью ощутил, как мгновенно слабеет хватка, стискивавшая его шею. Он несколько раз дернул кинжалом из стороны в сторону, расширяя рану. Индеец захрипел, безуспешно пытаясь глотнуть воздуха, схватился теперь за свое горло, но Себастьян знал, что после такого ранения уже ничто не поможет. Он повернул голову вбок, не желая, чтобы кровь, которой сейчас начнет кашлять дикарь, попала ему в глаза.

Рядом стоял здоровяк Кристобаль. Поднятая вверх правая рука сжимала меч, которым было крайне неудобно бить из такого положения. И все же он пытался сражаться даже в этих условиях. Кристобаль то пытался достать острием кого-то в третьем ряду ацтеков, то начинал бить массивным навершием по головам ближайших неприятелей. Но удары сыпались и на него. Войдя в какое-то остервенение, испанец махал мечом безостановочно, терпя удары палицами, древками копий и кулаками. К счастью, индейцы тоже не могли нормально размахнуться.

Ацтеки из задних рядов рвались внести свою лепту в побоище. Они пытались поднять оружие повыше и через головы своих солдат хотя бы ткнуть кого-нибудь из неприятелей в лицо. Себастьян приподнял щит и наклонил голову вниз, уберегая ее под шлемом. Кинжал он перехватил в левую руку, а правой сумел-таки вытащить меч из груди убитого ранее врага. В этот момент Риос ощутил такую радость, как будто битва уже выиграна. Казалось, что вокруг стало чуть свободнее. По крайней мере, можно орудовать мечом!

Ацтекам не хватало тактической выучки. Они просто наваливались на испанцев огромной толпой, веря, что рано или поздно подавляющее численное преимущество скажется. Лишенные возможности маневрировать или отступить, они сгрудились перед строем конкистадоров, которые без устали отбивались мечами и копьями. Клинок невесомо мелькал в руке у Себастьяна, сверкал в лучах солнца, щедро раздавая направо и налево страшные рубящие и колющие удары. И Риосу, ветерану многочисленных сражений, казалось, что в такой отчаянной битве он еще ни разу не участвовал.

Кавалерия снова ворвалась в ряды ацтеков. Опрокидывая неприятелей, нанося удары копьями и мечами, испанцы раз за разом вносили сумятицу во вражескую армию. Всадники не лезли вглубь чужого войска. Лишенные скорости, они бы быстро погибли. Растеряв первоначальный разгон, конница поскорее выбиралась из гущи неприятельских рядов с тем, чтобы описав большой круг, снова врезаться в толпу. Это было похоже на удары огромного молота, безжалостно бьющего в податливую плоть пехоты.

Остановить скачущих лошадей мог только плотный и дисциплинированный строй солдат, ощетинившийся длинными копьями. Так умели воевать в Европе, но жители Нового Света, которые еще не сталкивались с конницей, не успели разработать подобную тактику. Но все же отношение индейцев к этим животным изменилось. Прошли времена, когда местные жители относились к лошадям с благоговением, считая их сверхъестественными существами, и опасались поднять на них руку. Теперь ацтеки пытались уязвить коней в первую очередь. Конницу выручала только скорость, да еще то, что копья у всадников были длиннее и позволяли бить издалека.

Гонсалес ясно видел вражеского вождя. Тот сидел на носилках, сжимая в руке высокий деревянный жезл, украшенный перьями, и криком подгонял своих подчиненных. Вот подходящая цель! До касика оставалось всего-то десять шагов, но кавалерия уже выбиралась из вражеских рядов. Фернан подбросил копье в воздух и перехватил так, чтобы удобно было метнуть. Длинная и тяжелая пика мало походила на легкий дротик, подходящий для броска. Но и Фернан был большой мастер. Он привстал на стременах и резко подался вперед, одновременно сделав размашистое движение правой рукой – и копье взмыло в воздух!

Оно летело, описывая пологую дугу, и всё как будто замерло вокруг. Фернан застыл, забыв о том, что вокруг куча врагов, готовых вырвать его из седла и растерзать. Ацтеки вокруг него остановились, провожая полет копья завороженными взглядами, не веря в то, что такой отчаянный бросок сможет увенчаться успехом. Даже молодой касик как будто окаменел, недоверчиво глядя на то, как плавно и неотвратимо приближается стальное острие. Гонсалес отчетливо видел его лицо, строгое и гордое лицо человека, привыкшего повелевать. На нем читалось лишь легкое удивление, которое не успело смениться никаким другим чувством…

Копье врезалось в левую сторону груди и вышло из спины – вождь опрокинулся навзничь, тяжело и неуклюже свалившись с носилок. При падении он смешно дрыгнул ногами, развеивая ощущение достоинства и скрытой силы. В воспоминаниях Фернана он отныне будет просто очередным трупом. Этот человек, еще мгновение назад горделиво восседавший на помосте, раздававший приказы, направлявший солдат в бой и смотревший на других свысока, теперь беспомощно лежал на земле. За толпой индейцев Фернан уже не мог его рассмотреть.

Касик повержен! Оцепенение, сковывавшее всех вокруг, мгновенно развеялось. Гонсалес выхватил из ножен меч, озираясь по сторонам. Вокруг толпилось уж слишком много ацтеков. В голову закралась тревожная мысль, что всадникам на этот раз не вырваться из окружения. Однако индейцы, потеряв командира, сразу же утратили и боеспособность.

Гибель вождя всегда считалась плохой приметой. Она не только посеяла панику в рядах его подчиненных, но также и лишила их разумного управления. Часть ацтеков, потеряв веру в себя, вознамерилась отступить, остальные же решили оказать сопротивление. Но отпор конкистадорам был стихийным и разрозненным. Фернан наотмашь бил мечом то вправо, то влево, заставляя коня под ним танцевать и метаться из стороны в сторону для того, чтобы никто не смог подобраться к нему со спины или сбоку. Хруст разрубаемых костей мешался с визгом раненых людей. Воинственные крики индейцев постепенно сменились воплями ужаса и отчаяния.

Гонсалес дернул коня за повод, вынуждая шарахнуться в сторону, избегая атаки ацтека с копьем. Испанец тут же развернулся в седле и с размаха ударил его мечом по голове. Клинок раскроил череп и неприятель молча упал. На Фернана брызнуло еще несколько капель крови. Они мало что изменили в его облике, он и так весь был разрисован красными пятнами.

Внезапно Фернан осознал, что он уже вовсе не в гуще сражения. Конные конкистадоры обратили отряд ацтеков в бегство и теперь безжалостно преследовали их, нанося рубящие и колющие удары, опрокидывая людей конями. Затем наездники, послушные команде Кортеса, снова по дуге отступили назад, стремясь набрать разгон для очередной атаки, сосчитать которые было невозможно.

«И откуда у нас только силы берутся?» – с явным замешательством подумал Фернан.

Он огляделся по сторонам. Вокруг него те же самые люди, которые этим утром еле находили в себе достаточно прыти, чтобы просто переставлять ноги, а теперь они уже добрых три часа бьются, не имея ни секунды передышки.

«Три? А может уже и все пять?» – мелькнула еще одна мысль.

Трудно было точно рассчитать, сколько времени прошло с тех пор, как он сел в седло. Разгоряченному воображению сейчас казалось, что солнце застыло на небе, повергнутое в изумление зрелищем небывалой битвы. Ни один из поверженных сегодня индейцев не запечатлелся в памяти. Все лица слились в какой-то один усредненный образ. Крутясь со стороны в сторону в седле, щедро рассыпая удары, Фернан не успевал присматриваться к врагам.

Пехота тем временем, перебив не одну сотню ацтеков, немного облегчила себе жизнь. Ослабло то невыносимое давление, которое оказывала огромная толпа индейцев, спешащих поскорее разделаться с испанцами. Теперь конкистадорам хватало места для того, чтобы сражаться. Бой длился долго, но маленький квадрат пехоты до сих пор не растворился в море врагов. Нападающим не хватало того порядка и дисциплины, которыми славились испанцы, но их колоссальное численное преимущество должно было рано или поздно дать свои результаты.

Лишенные хотя бы краткого отдыха конкистадоры не могли сражаться целый день. Ацтеки нападали непрерывно. Одни гибли, другие же, получив ранение, потеряв оружие или просто обессилев, уступали свое место свежим солдатам. Испанцам отойти было некуда и замены искать негде. Но, несмотря на все трудности, маленький квадрат европейской пехоты начал мало-помалу двигаться вперед.

Шаг за шагом они теснили индейцев, в глазах которых отвага и торжество все чаще стали смешиваться с недоумением, а затем и со страхом. Они не могли понять, как эта горстка израненных и обессиленных людей умудряется давать отпор их гигантской армии. Многие ацтеки уже не решались нападать. Подбежав поближе, они мешкали, стараясь достать кого-нибудь из испанцев длинным копьем. Так, будто желали не убить врага, а лишь собственными действиями убедиться в его несокрушимости.

Себастьян чувствовал, что с ним что-то произошло. Он не ощущал больше ни усталости, ни боли, ни малейших сомнений в исходе битвы. Многоголосый шум схватки все чаще стали прорезать крики его товарищей по оружию: «Сантьяго!», « Смотрите! Сантьяго!», « Сам Сантьяго ведет нас в бой!». Риос святого покровителя Испании в небесах не видел, но верил, что тот все же пришел на помощь. Иначе как объяснить тот раж, в который вошли его товарищи?

Конкистадоры сплотились. Они как будто превратились в единый организм, неспособный чувствовать боль, страх или уныние. Испанцы шагали вперед, синхронно разя мечами всех, кто был настолько глуп, что решался на них напасть. Каждый такой дружный удар сопровождался коротким криком, вызывавшим еще большее смятение у ацтеков.

Кавалерия, подобно огромному ножу, прошла сквозь толпу индейцев и отсекла от нее группу в несколько сотен человек. Теснимые наездниками, они качнулись в сторону неумолимого в своем движении квадрата пехоты. Отчаянные крики индейцев, не видящих для себя спасения, потонули в реве конкистадоров. Испанцы врезались в ряды ацтеков, истребив около двухсот человек за какую-то минуту.

Кортес понимал, что силы наездников небезграничны и дал команду разделиться. Конница разбилась на отряды по пять человек, которые теперь метались по всей долине и главной их целью стали касики. Вожди ацтеков, восседая на носилках, украшенные пышными султанами из перьев, сверкающие золотыми ожерельями, оказались слишком хорошей мишенью. Их легко можно было обнаружить на поле боя. Гибель командиров деморализовала рядовых солдат, которые зачастую не только лишались отваги, но и совершенно теряли слаженность действий.

Фернан зарубил очередного врага. Вдруг сильный удар слева заставил его покачнуться в седле. Копье врезалось ему в висок, в голове зашумело, зазвенела сталь шлема и подбородочный ремень наконец-то не выдержал. Шлем слетел с головы, а Гонсалес, не теряя времени даром, тут же развернулся в седле и рассек плечо тому индейцу, которому удалось нанести этот удар. Со всех сторон подбирались враги. Гонсалесу пришлось ускакать, оставив шлем лежать на земле.

Мимо уха пролетела стрела, и Фернан досадливо дернул плечом – незащищенная голова была слишком уязвима. Их пятерка всадников врезалась в линию ацтекских воинов, защищавших очередного касика. Бритоголовый куачик с раскрашенным лицом в почетном желтом костюме ударил копьем, пытаясь выбить Гонсалеса из седла, но был сбит с ног другим всадником. Вождя тут же сбросили с носилок. Добивать его не пришлось – при падении он сломал себе шею. Фернан придержал коня, чтобы убедиться, что тот мертв.

Секундная расслабленность стоила очень дорого. Воин-ягуар в пятнистом оранжево-черном костюме, до того лежавший неподвижно, сумел подняться на ноги и, схватив дубину, подскочил сбоку. Великолепный прыжок завершился сокрушительным размахом и массивная деревянная дубинка врезалась в левый висок всадника. Ацтек был силен. Ему не раз доводилось повергать врагов подобными ударами. Как правило, человек падал с проломленным черепом и больше уже не вставал.

Фернана бросило вправо. Нога, упершаяся в стремя, да еще левая ладонь, намертво стискивавшая луку седла, помогли не рухнуть на землю. В голове загудело, но он сумел выровняться и уставился на воина, нанесшего удар. В душе вновь закипала бешеная, неконтролируемая ярость, слегка присыпанная уже пеплом усталости.

Воин-ягуар стоял, бессильно опустив руки и, не веря своим глазам, глядел на всадника. Он не мог понять, как человек, получив такой удар, не только не умер на месте, но даже не упал. Взгляд Фернана заставил ацтека оцепенеть. Лицо, осунувшееся от усталости и недосыпания, с выступающими скулами, разрисованное кровавыми разводами, с волосами, склеившимися от пота. Из свежего рассечения на левом виске вниз по щеке струится кровь… И прямо в душу смотрят свирепые синие глаза, прожигая насквозь нечеловеческой яростью и гневом.

Ацтеку казалось, что прямо перед ним оказался грозный бог смерти – свирепый Миктлантеку́тли. Его изображали с черепом вместо головы. Фернан в это мгновение выглядел не менее устрашающе. Он высоко поднял правую руку, собираясь нанести удар. Меч смотрел острием вниз, как раз в грудь индейцу. Тот замер, скованный бескрайним изумлением и страхом. Конкистадор всадил оружие во врага. Ацтек еще какое-то мгновение стоял, все так же завороженно и недоверчиво глядя на всадника, который убил его, хотя сам уже несколько мгновений должен был быть мертв. Затем из горла у него пошла кровь и вместе с ней индейца как будто мгновенно покинула жизнь. Он сложился пополам и сполз вниз, уткнувшись лбом в копыто коню.

Фернан влился в свой отряд, зажимая левой ладонью рану. Кровь уже еле текла из рассеченного виска.

«Это, наверное, потому, что крови у меня в теле и так осталось немного» – рассеянно подумал Гонсалес.

Он оглянулся, желая знать, как идут дела у пехоты. Это было невообразимое зрелище. Он бы в жизни не поверил, что можно так слаженно и рьяно биться, не обращая внимания на раны и усталость. Вот один испанец, получив стрелу в грудь, понял, что спасения нет, и сразу же рванулся вперед. Фернану вспомнились слова его красавицы Чики.

– Боги велики! Они грозны, ужасны. Если их разгневать, никому не будет пощады! Богов нужно бояться!

Так когда-то рассказывала она, делая круглые глаза, размашисто жестикулируя и пытаясь выражением лица усилить впечатление от своих слов. Фернан еще раз поглядел на раненого стрелой испанца. Высокий, широкоплечий, с ног до головы разрисованный красными пятнами и полосами, он с каждым выдохом извергал изо рта хлопья кровавой пены. Отбросив щит, он ринулся с мечом и кинжалом в ряды индейцев, разя их направо и налево. Перекошенное от ярости лицо повергало в ужас даже Фернана, не говоря о тех, кто оказывался на его пути. В этот момент он казался не менее грозным, чем самый страшный и кровожадный ацтекский бог.

Единственными, пожалуй, кто сохранял спокойствие в этой бешеной резне, были арбалетчики. Фернан видел, как они прятались в глубине строя, укрываясь от вражеских стрел и заряжая оружие. Затем выпрямлялись и прицеливались. Арбалетчиков насчитывалось слишком мало, чтобы серьезно ослабить ацтеков. Но они могли заметно повлиять на исход битвы, ведя свою собственную охоту на индейских вождей.

Болты отправлялись в полет беззвучно – в этом грохоте невозможно было различить щелчок тетивы – и походили на легких и почти неразличимых глазом в своей стремительности птиц. Эти несущиеся силуэты казались невесомыми, но лишь до того момента, когда какой-то из них не попадал во врага. Тогда индеец, получивший страшный удар, опрокидывался на спину. Везло тем, кто оказывался убит наповал. Но хватало и таких, которые упав, продолжали биться в конвульсиях, схватившись за древко болта и пытаясь вырвать его из тела.

Вот один из испанских стрелков – голова обвязана окровавленной тряпкой – поднял арбалет. Он не спешил стрелять, выбирая жертву. Пеший касик, все же хорошо заметный в толпе индейцев благодаря своему богатому убранству, как раз в этот момент подгонял своих воинов вперед. Арбалетчик спустил тетиву и болт по самое оперение вошел в грудь вождю.

Эрнан Кортес понимал, что нужно переломить ход сражения. Испанцы перебили уже тысячи индейцев, но даже если они будут платить одной своей жизнью за пятьдесят вражеских, то и тогда конкистадоры рано или поздно погибнут все до последнего человека. С какой бы яростью, с каким бы куражом не сражались его солдаты, но даже их силы вскоре иссякнут.

И он наконец-то увидел подходящую цель. Эрнан Кортес заметил в глубине ацтекских построений группу особо богато украшенных вождей. Нигде флаги и пышные плюмажи из перьев не развевались столь буйно, ниоткуда больше так не блестело золото. Вот оно, то сердце индейского войска, точный удар в которое сможет погубить всю армию. А группа эта, хоть и находилась за плотными рядами воинов, но была не так недосягаема, как в начале битвы.

Эрнан Кортес, собрав десяток наездников, повел их за собой. Кавалерия с трудом набирала разгон – лошади устали от длительной битвы, к тому же, многие были ранены стрелами. Индейцы сгрудились вокруг своих вождей, готовые умереть, но не подпустить к ним конницу. И все же они оказались бессильны.

Испанцы промчались сквозь толпу врагов, раздавая и получая удары. Эрнан Кортес летел вперед, видя перед собой единственную цель – деревянные носилки с навесом, на которых сидел главный вождь. Генерал-капитан всадил копье в очередного ацтека, который попытался заградить ему дорогу. Конь Кортеса наткнулась на паланкин и опрокинул его. Рядом с командиром в этот момент оказался молодой всадник Хуан де Саламанка. Размахнувшись копьем, он пригвоздил касика к земле. Тут же подоспели остальные наездники, прорубившись сквозь вражеские ряды.

Эрнан Кортес наклонился в седле и подхватил огромный жезл, выпавший из рук убитого вождя. На длинном древке, подобно цветку на стебле, распускался шикарный плюмаж из зеленых и красных перьев, увешанный целыми гроздьями нефритовых и золотых бусин. Размер одного только этого плюмажа не уступал человеческому росту. Генерал-капитан развернул коня и помчался по полю боя, размахивая трофеем. Он отлично понял, что в руках у него основной боевой штандарт, что-то вроде главного знамени армии.

Расчет оправдался. Стоило ацтекам увидеть, что их полководец сражен и его жезл попал в руки к испанцам, как по всему войску прошла как будто волна. Она гасила остатки мужества и боевого задора, внося в души индейцев суеверный ужас. Боги покинули своих детей! Они допустили гибель главного вождя! Ацтеки, и без того испуганные тем, что не могут разгромить столь ничтожный отряд, теперь окончательно пали духом. Один за другим они стали отступать. Конкистадоры же, воодушевленные успехом, атаковали с новыми силами.

И вновь носилась по полю боя конница, преследуя обезумевших от страха индейцев. И пехота рьяно рвалась вперед, пользуясь тем, что скученные враги даже отступить не могут быстро. Тлашкаланцы, которые неплохо показали себя в этой битве, хотя и находились позади испанцев, тоже активно включились в дело истребления своих извечных неприятелей.

Это был разгром. Блестящая армия, собравшаяся этим утром в долине Отумбы, к полудню растаяла, не выдержав яростного напора воинов Эрнана Кортеса. Несколько тысяч индейцев погибло, остальные разбежались, спасая жизни. Конкистадоры и сами не верили своим глазам. Обозревая огромное пространство, заваленное телами убитых, они не могли понять, как же им удалось победить.

Дорога была свободна. Разгромленные ацтеки, кое-как собрав солдат, на почтительном расстоянии продолжали преследовать испанцев. Они не отваживались нападать, но, видимо, своими глазами желали убедиться, что чужаки действительно уходят. К концу этого дня конкистадоры добрались до ручья, за которым начинались владения государства Тлашкала.

Третья часть. Битва за Теночтитлан

1. Верность Тлашкалы

В Тлашкале испанцев встретили как родных. Да они и были таковыми, в некоторой мере. Разве вожди ее не породнились с конкистадорами, отдав в жены капитанам своих дочерей? Кортес до последнего момента сомневался в надежности союзников. Слишком уж много тлашкаланцев погибло в столице ацтеков. Горе способно ослепить даже самого рассудительного человека. Наверняка немалую роль сыграла и блистательная победа при Отумбе. Она показала, что испанцы по-прежнему грозны и лучше с ними не ссориться. И все же прием, оказанный Тлашкалой, удивлял причудливой смесью радости и скорби.

Вожди жалели своих погибших воинов, которые сложили головы во время ночного отступления из Теночтитлана. И в то же время радовались за испанцев, которые смогли оттуда вырваться и хвалили их за отвагу. А ведь никто не верил, что из столицы хоть одному конкистадору удастся уйти живым. Особенно огорчала тлашкаланцев смерть Хуана Веласкеса де Леона и его жены донны Эльвиры. Отец девушки, старый вождь Машишкацин, узнал эту страшную весть, сохраняя большое мужество.