Текст книги "Закат Пятого Солнца (СИ)"

Автор книги: Юрий Штаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 69 страниц)

– Сейчас полезут в ближний бой, – пробормотал он. – Безумные дикари! С потерями совсем не считаются. Раз за разом идут на штурм, теряют людей сотнями, откатываются и снова атакуют. Хоть одна радость – целиться не нужно. По такой толпе и слепой попадет.

Полностью оправдывая слова Риоса, индейцы двинулись на приступ. Себастьян тут же спешно разрядил арбалет. То справа, то слева слышался щелчок тетивы или хлопок от выстрела аркебузы. Отдельные воины в бегущей вперед толпе падали, но разве лавину можно остановить брошенной в нее пригоршней песка? Фернан видел размахивающего топором ацтека. На нем сиял ослепительно-белый стеганый панцирь, длинные волосы были завязаны в пучок на макушке. На левом локте красовался круглый щит, украшенный перьями. Через несколько мгновений Гонсалес всадил ему в горло стальное острие копья. Тут же выдернул, метя в следующего противника. Он бил без устали. Стоя на высокой стене это удобно было делать. Но время шло… Вместо одного убитого наверх пытался забраться следующий. Погибшие ацтеки валились вниз, однако это не отбивало охоту у остальных.

Справа потянуло запахом пожара. Фернан оглянулся. К небу поднимался густой столб черного дыма. Стены дворца сложены из камня, но многие надстройки и внутренние здания были деревянные. Он чертыхнулся, но остался на месте. Стоит сорваться тушить пожар, как ацтеки тут же прорвутся внутрь. Пускай разбираются те, кто оказался поближе. Одна радость – они на острове, кругом вода, совсем рядом канал и колодцы. Огонь не продержится долго. В это мгновение кто-то из индейцев умудрился вцепиться в его копье. Оно чуть ли не до половины обагрилось кровью, древко было наверняка скользким, но ацтек держал крепко. Фернан подхватил лежащий на земле меч и сделал быстрый выпад. Острие клинка вошло в горло врагу.

И все завертелось вновь. Нападающие тащили с собой лестницы, обстреливали осажденных тучами стрел и камней, бросали факелы. Испанцы сражались мужественно, но силы были слишком неравны. Через час атакующий порыв индейцев иссяк и они отступили. Гонсалес без сил рухнул там, где стоял. Себастьян оказался, как и всегда, предусмотрителен. Открыв приготовленную заранее сумку, он вытащил оттуда флягу с водой и несколько кукурузных лепешек. Протянул все это другу. Так они и сидели, обедая прямо на боевом посту. Уходить куда-то не имело смысла. Стоит только ненадолго отлучиться, как последует новое нападение.

Фернан поднял глаза вверх. Уже перевалило за полдень. Июнь. Солнце жгло немилосердно. На открытом месте можно запросто изжариться. Хорошо, что над головой дощатый навес, который защитит и от солнечных лучей и от вражеских стрел.

– Сколько мы продержимся? – хрипло спросил он. – Еще пара дней таких штурмов и все наши солдаты просто умрут от изнеможения.

– Вот поэтому Кортес так старался заключить перемирие. Нам бы хоть краткую передышку.

Их передышка оказалась действительно краткой. Совсем скоро индейцы атаковали вновь. Фернан погрузился в водоворот битвы. Рубил, колол, отталкивал приставленные к стене лестницы. Шлем, стеганка и круглый стальной щит хорошо защищали от вражеских лучников. В хлопковом панцире застряло уже около двадцати стрел. Время от времени он улучал момент, чтобы выдернуть их. Сражению, казалось, не будет конца. Но все же ацтеков снова удалось отбросить.

Никто из испанцев не мог и мечтать о полноценном отдыхе. Большая часть солдат так и ночевала на внешних стенах, ожидая следующего приступа. Они бинтовали раны, ужинали, перебрасывались мрачными шутками. Конкистадоры сменяли друг друга ради коротких периодов сна. Ложились тут же, не снимая доспехов и не выпуская оружие из рук. Тлашкаланцы ходили чернее тучи. Они держались достойно и ничем не выдавали своего страха.

Тлашкала традиционно враждовала с ацтеками. Как ее сыны гордились тем, что у них теперь есть союзник, способный бросить вызов Теночтитлану! Здесь, во дворце, собралось около двух тысяч дружественных испанцам индейцев. Теперь уж точно нет никаких сомнений в их верности. В случае поражения ни один из осажденных не мог надеяться на спасение. Всех – конкистадоров, тлашкаланцев, тотонаков – будет ждать жертвенный алтарь. Потому все они и сражались с одинаковым упорством. Сейчас, с наступлением ночи, осажденные, получив передышку, принялись за возведение дополнительных укреплений.

Так прошло еще два дня. Штурмы и краткие минуты отдыха сменялись как в калейдоскопе. Ацтеки атаковали и ясным днем и в глухую полночь. Фернан к этому моменту уже почти перестал что-либо соображать. Последние месяцы забрали слишком много сил. Небывалый поход в столицу, когда путь преграждали то заснеженные горные кряжи, то раскаленные пустыни, в которых не было ни воды, ни малейшей тени. Голод. Сражения, постоянная тревога, ожидание предательства от союзников. Стремительное выступление против Нарваэса, тяжкий ночной бой и такое же спешное возвращение в Теночтитлан. После всех этих испытаний хотелось хоть немного отдохнуть, восстановить силы. Вместо этого приходилось сутками оставаться на боевом посту, днем и ночью отражая атаки индейцев.

Глаза обманывали Гонсалеса. Они говорили, что мир велик. Отсюда, с верхнего края стены, он мог увидеть ряды домов, обвитых фруктовыми садами, широкие улицы, пересеченные каналами. За ними возвышались пирамиды. Еще дальше в бесконечность уходили зеркальные воды озера Тескоко. Но все это было лишь иллюзией. Гонсалес твердо знал, что мир бесконечно мал. Вот он – десять шагов вправо, десять влево, обрыв внизу, на который накатывается море индейцев. Над головой дощатый настил, защищающий от стрел. Каменные плиты под ногами. Это и есть все отпущенное ему пространство.

Иногда границы этого мирка нарушали приходящие люди. То испанцы, то тлашкаланцы приносили еду и воду, забирали тела убитых, оставляли связки арбалетных болтов. Но сам Фернан понимал, что ему эти границы никак не перешагнуть. Где-то существовала другая вселенная, в которой осталась Испания, Севилья, Куба. Их даже вспомнить не удавалось. Закрыв глаза в минуты отдыха, он видел лишь искаженные гневом и яростью лица ацтеков, летящие стрелы, копья, дубинки, обсидиановые наконечники. Когда он просыпался, то видение не исчезало. Сны и реальность выглядели одинаково.

А в кошельке на поясе лежал и усмехался маленький золотой идол. Мыслями Гонсалес регулярно возвращался к нему. Но ни разу за эти дни не доставал. Не хотелось видеть этот злобный издевательский оскал крупных желтых зубов. Увы, истукан не собирался вот так просто оставлять человека в покое. Он приходил во сне. Как в давнем кошмаре, который когда-то Фернан видел в Севилье, золотая фигурка росла и нападала на него. И даже несравненный толедский клинок в руке опытного бойца не мог оставить ни царапины на блестящем теле.

Теперь, когда силы были основательно подорваны усталостью и недосыпанием, Фернан с трудом уже мог трезво рассуждать. Он начал всерьез верить, что индейский бог-плут все это время просто играл с ним. Как кошка с мышью. Заманил в Новый Свет, внушил связаться с Кордобой. Обрек на блуждания по Юкатану, подверг нападению ягуара. Дал ложную надежду, позволив вернуться на Кубу. Но потом подтолкнул отправиться с Кортесом.

Похоже, три года злобный демон из Шибальбы просто морочил Фернану голову, потешаясь над его попытками спастись. И вот теперь ловушка захлопнулась. Игры надоели богу-плуту. Теперь он окончательно вознамерился погубить человека, который самонадеянно считал себя хозяином положения. Испанец пытался молиться, но слова путались в голове. И это наваждение никак не желало развеиваться…

Себастьян видел, что его молодой друг находится на грани помешательства. Фернан смотрел вокруг остекленевшим взглядом, почти не разговаривал, только во сне бормотал что-то неразборчивое. Сражался с остервенением, но в моменты отдыха тут же валился на каменные плиты без сил.

Фернан не делился с товарищем своими догадками касательно золотого истукана, но Риос и так понимал всю бездну отчаяния Гонсалеса. Ситуация казалась безвыходной. Даже опытный и закаленный ветеран мог пасть духом. А Фернан все же не был таким ветераном.

«Да, похоже, отсюда нам уже не вырваться, – угрюмо думал Себастьян. – Мы столько раз спасались буквально чудом. Мы не оказались на алтарях Тлашкалы, избежали жертвенников Чолулы. И все это для того, чтобы в скором времени взойти на вершину великой пирамиды Теночтитлана. Пожалуй, пришла пора мечтать не о жизни, а о том, чтобы умереть так, как подобает воинам. Нужно попытаться уйти из города. Лучше уж погибнуть в бою, чем отдать свои сердца чудовищным богам ацтеков!»

Риос буквально ни на минуту не отходил от Фернана. Мало ли что учудит юноша, доведенный до такого состояния. Они сражались на стене вместе, так что следить за другом оказалось несложно. Не хватало еще, чтобы Гонсалес, изъеденный тревогой, прыгнул вниз, в толпу врагов, стремясь найти покой в смерти.

«Хотя, на несколько дней раньше или позже, – размышлял Себастьян. – Не так уж велика разница. Кажется, итог нас всех ждет один…»

Эрнан Кортес в эти дни тоже не вспоминал об отдыхе. Захлопнулась та ловушка, которой он опасался в каждом крупном городе. И теперь генерал-капитан прикладывал все силы для спасения своих людей. Кортес контролировал часовых по периметру дворца, следил за распределением провизии, лично возглавлял тушение все новых и новых пожаров. Во главе небольшого резервного отряда сам вступал в бой там, где испанцам приходилось особенно тяжело. А в краткие минуты затишья отчаянно пытался найти выход. И с полной ясностью понимал, что надеяться можно только на чудо. Примириться с ацтеками уже не удастся, а пробиться с боем тем более не получится – силы уж слишком неравны.

Генерал-капитан даже находил время навестить Монтесуму. Император балансировал между тяжелым беспокойным сном, который не нес ему облегчения, и черной меланхолией в минуты бодрствования. В глазах уэй-тлатоани Эрнан Кортес не видел даже отблеска надежды. Казалось, что Монтесума смотрит уже за грань мира живых. Что он там видел? Причудливый, яростный, пестрый рай богов своей родины? Христианский ад? Или только черную пустоту? Кортес не решался спрашивать. Он бы вообще предпочел, чтобы повелитель ацтеков перестал блуждать в лабиринте своих скорбных дум и обратился мыслями к событиям, происходящим в столице империи. Но Монтесума был чересчур слаб, и генерал-капитан не смел его тревожить.

Но, что беспокоило Кортеса гораздо сильнее, надежды он не обнаруживал и во взорах подчиненных. Почти на каждом лице читалась одна только усталость. У испанцев и тлашкаланцев, слишком измученных дальними переходами и бесконечными штурмами, не оставалось сил даже гневаться или предаваться отчаянию. И предел их выносливости был где-то уже совсем недалеко. В глазах Хуана Веласкеса плескался страх и чувство вины. Кортес понимал – Хуан переживает за жизнь своей жены. Не иначе, корит себя за то, что все же не успел отослать ее в Тлашкалу. Только Педро де Альварадо все еще храбрился, подбадривал окружающих и строил планы решительного прорыва вражеского оцепления. Но надолго ли хватит его запала?

На четвертый день после ранения императора наступательный пыл ацтеков несколько угас. Испанцы получили столь необходимую передышку. Фернан, почти не веря своему счастью, вышел за пределы тесного мирка, но то, что ждало его снаружи, оказалось катастрофой. Монтесума умер…

36. «Ночь Печали»

Новость о смерти императора повергла конкистадоров в настоящее уныние. Кое-кто, тот же Веласкес де Леон, искренне скорбел о Монтесуме. Остальные же понимали, что теперь о примирении с индейцами даже речи не идет. Фернана эта весть тоже опечалила. Монтесума был выдающимся человеком. Мудрым, дальновидным, весьма обходительным. Странно, что в то же время повелитель ацтеков продолжал костенеть в самом дремучем и кровавом язычестве. Человеческие жертвоприношения и людоедство – как такое могло сочетаться с величием? Гонсалес не мог этого понять.

Император умирал медленно. Надломленный несчастьями, свалившимися на него, израненный своими же подданными, лишенный власти и почитания, он утратил интерес к жизни и постепенно угас. Тело его вернули ацтекам для погребения. У них эта новость сначала вызвала настоящий траур. Но попытки Кортеса начать переговоры получили самый серьезный отпор. Скорбь быстро переросла в ненависть. Новые волны штурмующих не давали никакой надежды на перемирие. Всех испанцев ждала гибель. Если не в бою, то от истощения и голода – провизии почти не оставалось.

Конкистадоры предприняли очередную вылазку. Пять сотен солдат с боем прорвались к ближайшей дамбе и обнаружили, что уйти из города нельзя – мосты уничтожены. Испанцы оказались заперты в Теночтитлане. Припасы таяли, так же, как и силы осажденных. Запугать индейцев огромными потерями было невозможно. Тлашкаланцы уверяли, что в эти дни в столицу стягиваются гарнизоны отдаленных ацтекских крепостей, увеличивая и без того гигантскую армию. О победе над индейцами уже никто не думал.

Кортес приказал готовиться к ночному отступлению. Вот и пришло время навестить сказочную сокровищницу, обнаруженную когда-то в потайной комнате. У солдат Нарваэса глаза на лоб полезли. Никто из них не мог и вообразить такой клад! На полу блестели в свете факелов одинаковые золотые слитки – королевская доля. Всего лишь пятая часть от всех богатств, но даже она была огромна. Десяток лошадей и почти сотня носильщиков-индейцев понадобилась для ее переноски. В помещении оставалась настоящая гора драгоценностей: золотые и серебряные цепи, браслеты, подвески, посуда. Фигурки животных и птиц, слитки и просто крупные самородки. Украшения сверкали инкрустацией из нефрита, рубинов и изумрудов. Судьба насмешлива – испанцам было не под силу унести такой груз.

После того, как королевскую пятину погрузили, Кортес махнул рукой – берите, кто сколько сможет! Многих и в самом деле ослепила алчность. Солдаты лихорадочно принялись хватать украшения, стараясь набрать как можно больше. Они обвешивались сумками и мешками с золотом, вешали на шею по пять-шесть массивных ожерелий, сыпали драгоценности за шиворот, в сапоги, цепляли блестящие побрякушки к поясам.

– Они так не то что бежать, они даже ползти будут с трудом, – обеспокоенно поделился мыслями Фернан. – Того и гляди, под таким весом провалится первый же мост.

Гонсалес несколько стряхнул с себя оцепенение. Теперь, когда впереди забрезжил хотя бы призрачный шанс на спасение, Фернан снова поверил, что все еще обойдется. Нужно просто собраться с силами, вырваться из Теночтитлана и пережить эту ночь! Если рассвет застанет испанцев за пределами столицы, то можно надеяться на то, что гибель пока не грозит.

Себастьян к этому времени успел и сам немного обогатиться. Тяжелая цепь легла ему на грудь, а в неизменную сумку перекочевало с десяток украшений поменьше. Но, будучи опытным солдатом, он особо не усердствовал, понимал, что тяжкая ноша золота быстро утащит на тот свет.

– Если и умру этой ночью, то очень богатым человеком, – мрачно пошутил он.

– Не говори так, – перебил Фернан.

Себастьян зачерпнул пригоршню украшений и подал ее Гонсалесу.

– Это еще зачем? – небрежно спросил он. – Я прибыл в Новый Свет не за золотом.

– На родине ты богатый человек. Но здесь у тебя ничего нет. Мы с тобой пока еще не покинули Новый Свет. Кто знает, что произойдет через несколько дней? Не придется ли нам покупать себе еду? А вдруг эти побрякушки станут твоим спасением?

Фернан вспомнил, что советы Себастьяна неизменно оказывались разумными и взял предложенное золото. Конкистадоры покидали сокровищницу, в которой оставалась огромная груда драгоценностей. Нужно было думать о спасении своих жизней.

Кортес поспешно строил отряд. Диего де Ордас и Гонсало де Сандоваль вели колонну вперед. Сам генерал-капитан, вместе с основной частью кавалерии, шел в центре. Здесь же, под защитой сотни отборных бойцов находились заложники: знатные вожди, влиятельные жрецы, племянники Монтесумы. А также девушки: дочери тлашкаланских вождей, отданные в жены испанским капитанам, и переводчица Марина. Командовать арьергардом Кортес назначил Педро де Альварадо и Хуана Веласкеса де Леона. Совсем скоро предстояло выступать…

Донна Эльвира, действуя горячими уговорами, слезами и активной жестикуляцией, сумела вырваться из кольца солдат. Те мало что поняли из ее объяснений, зато сообразили, что девушку лучше пропустить, чем она своими причитаниями переполошит ацтеков. Эльвира изо всех ног побежала в конец колонны. Следом за ней помчалась и Марина.

Тлашкаланка, путаясь в полах длинной стеганой куртки, кинулась на грудь Веласкесу, который как раз собирался уже садиться в седло.

– Хуан, почему тебя поставили в конце?! Мы слишком долго будем идти через дамбу. Ацтеки наверняка опомнятся и нападут. Если начало колонны и успеет сбежать, то вам ни за что не уйти! Ты не должен идти в хвосте отряда!

Она задыхалась от долгого бега, от непривычного веса толстой хлопковой стеганки, но больше всего от ужаса и отчаяния. Путая испанские и индейские слова, Эльвира громоздила все новые и новые уровни аргументов. Из них можно было бы построить пирамиду, самую большую пирамиду во всей империи ацтеков. И на ее вершине Эльвира могла бы возвести свой храм, храм любви к этому великолепному, храброму и прекрасному чужеземцу, который стал ее мужем. Но чем дольше она говорила, тем тише звучал ее голос. В глубине души девушка понимала, что слова пусты. Веласкес де Леон не мог передоверить кому-то свою роль, не мог нарушить приказ Кортеса прикрывать отступление, не мог испугаться за свою жизнь и спрятаться за спиной у жены.

Сбившись с мысли, он уткнулась ему в грудь и разрыдалась. Стальная пластина кирасы была холодной. Она отгораживала ее от любимого человека. Будет ли у них еще хотя бы один день вместе? Эльвиру душил стыд из-за того, что она, дочь вождя, впала в истерику и теперь задерживает всю колонну, терзал страх за судьбу мужа, и изводило отчаяние из-за такой несправедливости судьбы. Впервые они не сумела совладать с собой. Ужас от нахождения во враждебном городе давно подтачивал ее волю и вот наконец-то вырвался наружу. Тревога за мужа вытеснила из головы все прочие мысли.

– Почему ты? – сквозь слезы пробормотала она. – Это же все из-за Альварадо! Это же он напал на ацтеков в столице, после чего они взбунтовались. Пускай он стоит в конце!

– Он и будет рядом со мной, – шептал ей на ухо Хуан. – Мы с Педро – лучшие капитаны Кортеса. Кому же еще он может доверить столь опасную задачу? Не бойся, такие бойцы, как мы с Альварадо не дадим себя убить.

Веласкес легонько отстранил от себя девушку, внимательно осмотрел ее и неодобрительно покачал головой. Затем порылся в сумке, притороченной к седлу, и достал оттуда остроконечный хлопковый колпак ярко-красного цвета. Такие носили многие ацтекские воины. Это была хорошая защита от стрелы или камня. Он водрузил его на голову Эльвире.

– Так гораздо лучше. Здесь, в горной долине, даже летом по ночам довольно холодно. Не снимай его.

Ему не хватило духу сказать жене, что головной убор должен уберечь ее от случайной стрелы, а не от холода. Девушка и без того сильно напугана. Предполагалось, что отряду Кортеса под покровом ночи удастся уйти из Теночтитлана незамеченным. Но кто может знать наверняка? Эльвира, окруженная лучшими телохранителями, скорее всего не подвергнется никакому риску, но стоит перестраховаться и защитить голову.

В глубине души Хуан Веласкес де Леон понимал, что опасность ему грозит действительно смертельная. Если ацтеки все же обнаружат уход конкистадоров, то именно на замыкающий отряд обрушится погоня. А отступить по узкой дамбе быстро никак не удастся.

Колпак был великоват Эльвире и сползал вниз, грозя скрыть добрую половину лица. Из-под него глядели темные заплаканные глаза. Смотрели неотрывно, в безумной умоляющей надежде. Как будто девушка верила, что Хуан сейчас совершит какое-то чудо, после которого он уж точно окажется в безопасности.

Веласкес впервые видел Эльвиру такой испуганной. Она смотрела на Хуана, как на обреченного. До этой ночи она всегда находила в себе силы и правильные слова, чтобы подбодрить мужа. И он с благодарностью принимал ее заботу, даже если и сам был уверен в себе. Теперь же Эльвира замерла, ожидая, что он в свою очередь найдет слова, чтобы успокоить ее и уверить, что он в полной безопасности. И Хуан, растроганный такой горячей привязанностью, с отчаянием понимал, что такие убеждения будут звучать фальшиво. Он сделал неуклюжую попытку успокоить девушку.

– Засада ведь может ждать и впереди. А вдруг ацтеки устроили ловушку на берегу? Тогда удар примут на себя солдаты Сандоваля и Ордаса, идущие первыми, – сказал Веласкес. – Но разве они колеблются? Здесь все рискуют одинаково. Не бойся за меня, любимая. Покажи пример мужества, ты ведь дочь вождя.

Марина, стоявшая поодаль, решила, что сейчас лучший момент, чтобы увести Эльвиру обратно. Она обняла тлашкаланку за плечи и начала шептать ей что-то на ухо. Эльвира совладала с собой. Она выпрямилась, поймала руку мужа, напоследок прижала ее к груди и прошептала:

– Увидимся на том берегу, Хуан…

После чего отвернулась и позволила Марине увести себя в центр колонны, под защиту солдат.

– А ты умеешь утешать и успокаивать, Хуан, – пробормотал подошедший Альварадо, который слышал последние слова Веласкеса. – Ты бы еще прямо сказал девчонке, что впереди наверняка ждет засада этих размалеванных дикарей, которые нас перебьют. Ничего, мы сюда еще вернемся. Эти кровожадные людоеды очень скоро пожалеют, что взялись за оружие. Попадутся они нам еще в чистом поле, где кавалерия сможет развернуться!

Веласкес де Леон с удивлением посмотрел на неукротимого Альварадо. Педро еще даже не успел покинуть Теночтитлан, а уже строит планы того, как он вернется и победит ацтеков. Хуан усмехнулся. Хорошо, что такой человек рядом! Если индейцы в самом деле нападут, то никто лучше Альварадо не сумеет прикрыть отступление.

– Садись в седло, Педро, – сказал Хуан. – Мы обязаны вырваться из города.

Наступила темная ночь. Густой туман окутывал Теночтитлан. Временами начинал моросить легкий дождь. И кто бы мог подумать, что здесь, на жарком юге в самый разгар лета могло быть так холодно! Да уж, высокогорная долина подкидывала сюрпризы. Плохая погода стала союзником испанцев. Она помогала отступить незаметно. Длинная колонна людей быстро продвигалась по укутанному мраком городу.

– И все-таки индейцы бестолковые вояки, – шепотом поделился с Себастьяном кто-то из ветеранов. – Вспомни Италию. Там бы мы уж точно так запросто не ушли. А здесь тишина и покой. Ацтеки даже не выставили караулы.

Риос лишь согласно кивнул. Он шел, лихорадочно обдумывая, как далеко они успеют уйти. В эту ночь осажденный дворец, казалось, никто не собирался атаковать. Что же, такое случалось. Индейцы вообще неохотно воевали в темное время суток. И все же… Из Теночтитлана уходила колонна в добрых три с половиной тысячи человек. Большая часть из двух тысяч тлашкаланцев была нагружена: золото, пушки, порох, кое-какой запас провизии и воды. Дорога достаточно узкая. Быстро отступить из столицы никак не получится. Вытянувшись длинной цепью, отряд Кортеса был весьма уязвим. А ведь стоит сейчас заржать любой из лошадей и какой-нибудь ацтек наверняка услышит!

Кортес решил вернуться на восток, в дружественную Тлашкалу, и оттуда планировать новое наступление. Но идти пришлось через западную дамбу, так как она была самой короткой. Диего де Ордас и Гонсало де Сандоваль вели колонну вперед. Там же, в начале, носильщики тащили перекидные мосты – крепкие конструкции из толстых досок. Мосты на дамбах наверняка убраны, чтобы отрезать испанцам все пути к отступлению. Приходилось заботиться о себе самостоятельно. Педро де Альварадо и Хуан Веласкес де Леон замыкали шествие. Десяток самых опытных бойцов скользил во тьме перед колонной, разведывая дорогу.

Теночтитлан спал. Туман скрадывал звуки, темнота надежно укрывала беглецов. Длинная колонна постепенно продвигалась по улицам. Дворец остался далеко позади, сейчас его уже было и не видно. Фернан шел в середине войска, неподалеку от Кортеса. Совсем рядом шагали груженные золотом лошади. Копыта их, перемотанные тряпками, ступали совершенно беззвучно. Вокруг царила какая-то неправдоподобная тишина. Вымерший город. Столица недавно предстала перед испанцами в таком же виде, когда они вернулись сюда после победы над Нарваэсом. Во тьме все это выглядело еще более неестественно. Гонсалес с тревогой ожидал увидеть силуэт ацтека на каждой встреченной крыше. Но дома один за другим проплывали мимо, а никого из местных жителей он так и не заметил.

И вот Теночтитлан внезапно закончился. Справа и слева простирались воды озера Тескоко, плохо различимые в тумане. А далеко вперед, теряясь во мраке, тянулась дамба. Конкистадоры десяток за десятком переходили на нее. Фернан оглянулся. Но что он мог увидеть? Где-то там заканчивалась колонна беглецов. Земляная насыпь была длинной, идти придется больше часа. К тому времени, когда авангард уже окажется на твердой земле, замыкающий отряд Альварадо и Веласкеса пройдет в лучшем случае половину пути. Если на него нападут, то помощи ждать будет неоткуда. Но пока вокруг все еще тихо.

Авангард конкистадоров прошел уже больше половины дамбы и в этот момент над озером Тескоко зазвучали крики. Низкий угрожающий рев раковин призывал индейцев к бою. С обеих сторон к дамбе устремились каноэ. Они выныривали из тумана сотнями. И каждая была полна воинов-ацтеков. Лодки спешили к узкой земляной насыпи, по которой, растянувшись длинной цепью, шли испанцы и тлашкаланцы.

«Дождались своего шанса! – мелькнуло в голове у Фернана. – Эти проклятые дикари вовсе не так беспечны. Они специально ждали, когда же мы окажемся на дамбе, где нас удобнее всего будет атаковать!»

В подтверждение его мыслей в воздух взвились сотни стрел, дротиков и камней. Принимать бой в таких условиях – настоящее самоубийство. Испанцам следовало как можно быстрее вырваться из этой ловушки. Дисциплинированный отход вскоре превратился в паническое отступление. Метательные снаряды обрушивались градом. От них не было спасения. Один за другим конкистадоры и их союзники падали под этим обстрелом. Ацтеки не лезли в ближний бой. Зачем? Стоя в лодках, они оставались недосягаемыми для стальных мечей. То тут, то там раздавались ответные хлопки аркебуз. Но ружей было слишком мало для того, чтобы рассеять вражескую армию.

Фернан мчался по дамбе. Строгий порядок давно нарушился. Вокруг бежали испанцы. Где-то потерялся Себастьян, который только что шагал совсем рядом. Слева испуганная лошадь, раненная стрелой в шею, взвилась на дыбы, оглашая воздух оглушительным ржанием. Гонсалес еле увернулся от мелькнувших над головой копыт. А вот его соседу не так повезло. Получив удар в плечо, он улетел в воду. Кобыла и сама тут же метнулась в сторону и рухнула с края дамбы, подняв огромный фонтан брызг.

Какой-то ацтек настолько увлекся этим избиением, что решил вступить в ближний бой. Каноэ подошло совсем близко и он нацелился ударить копьем. Фернан закрылся щитом от мелькнувшего обсидианового острия. Хотелось ответить, но его увлекла за собой бегущая толпа. Впереди кто-то из испанцев упал в воду. К нему тут же скользнула лодка. Двое индейцев схватили барахтающегося конкистадора, скрутили ему руки и бросили на дно каноэ. Вот и очередная жертва для богов!

Безумная какофония звуков сводила с ума. Воинственные крики ацтеков, вопли раненых и захваченных в плен, свист стрел и ржание лошадей. Задние ряды, стремясь поскорее вырваться из этой ловушки, напирали на передние. Люди десятками падали в озеро, откуда большей части не суждено было выбраться. Рядом с Фернаном в воде оказался испанец. Гонсалес перехватил меч в левую руку, протянув правую тонущему. Дамба здесь поднималась на высоту нескольких ладоней, человека вполне можно было спасти. Но на Фернана тут же налетел кто-то из бегущих, сбил с ног и упал сам. Гонсалес лихорадочно пытался снова встать, но это оказалось непростым делом. Толпа людей напирала, топча его и мешая подняться. Толстая стеганая куртка смягчала чужие удары, но даже она не могла полностью защитить его.

«Да я так скоро богу душу отдам!» – мелькнула в голове тревожная мысль.

Фернан рвался изо всех сил, пытаясь встать. Кто-то случайно разбил ему нос. Наконец, какой-то могучий конкистадор, увидев лежащего, схватил его за шиворот и рывком поднял. Гонсалес даже не успел рассмотреть своего спасителя. Он, подхваченный потоком людей, снова бежал в сторону темнеющего берега. До него оставалось еще так далеко.

Внезапно земляная насыпь под ногами сменилась досками. Это был один из мостов, которые испанцы соорудили для отступления. Но он оказался не готов к таким нагрузкам. Когда Фернан, зажатый в плотной толпе испанцев, оказался примерно в середине моста, тот с треском сломался.

Десятки людей попадали в воду. В бурлящем проеме барахтались солдаты, носильщики, лошади. Гонсалес отчаянно рванулся вперед. Привычка воина велела не бросать оружия, а инстинкт самосохранения властно приказывал хвататься руками хоть за что-нибудь, только бы не утонуть! Снимать щит с руки не было времени. Он швырнул вперед меч и клинок мягко приземлился на дамбу. До нее так близко! Фернан вцепился свободной рукой в искореженные доски, подтянулся, перехватился поближе. Заноза проколола перчатку, оцарапав ладонь. В этот момент в спину его кто-то толкнул. Гонсалеса швырнуло вперед и он ударился об край земляной насыпи. Кое-как вскарабкавшись на дамбу, он подхватил меч.

Справа и слева другие конкистадоры тоже преодолевали гибельный пролом. Одни кидались вплавь, другие в запале пытались перепрыгнуть водное пространство, заполненное бьющимися людьми. Почти никому это не удавалось и все новые испанцы и тлашкаланцы оказывались в воде. Ацтеки на каноэ вносили еще больше сумятицы в ряды отступающих. Их стрелы и дротики летели со всех сторон. То одного, то другого упавшего они хватали и затаскивали в свои лодки. Через рухнувший мост перебралось чуть больше половины отряда. Остальным надеяться можно было только на чудо.

Фернан снова бежал по земляной дамбе. В плотной толпе, глядя в спину движущегося впереди солдата и чувствуя, как сзади напирают такие же беглецы. Земляная насыпь казалась такой широкой, когда они с триумфом въезжали в город! Теперь она представлялась до смешного узкой. То один, то другой испанец оказывался в воде. Кто-то случайно оступался, других неосторожно толкали соседи. Гонсалес мчался вперед, прикрывая голову и плечо щитом. Меч он пока спрятал в ножны. Спасала длинная стеганая куртка. В ней засело уже больше десяти стрел.