Текст книги "Закат Пятого Солнца (СИ)"

Автор книги: Юрий Штаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 69 страниц)

«Куаутемок хитер, – думал между делом Кортес. – Это его пророчество, касательно нашей гибели через десять дней, может исполниться, причем без какого-то мистического объяснения. Если мы, лишенные помощи союзников, не сумеем продержаться означенное время, то получится, как будто истуканы, которым он молился, сказали правду…»

Усталость была самым страшным врагом. Эрнан Кортес продолжал верить в своих солдат. Они уже не один раз показывали, что предел их выносливости лежит где-то очень далеко, столь далеко, что ацтекам не под силу до него добраться. И потому он упорно сражался сам, не давал спуску подчиненным и с постепенно растущей в душе надеждой считал дни. А испанцы бились на дамбах и даже понемногу продвигались вперед.

И вот когда после предсказания жрецов Теночтитлана прошло уже двенадцать дней, генерал-капитан собрал союзных вождей.

– Друзья мои, – сказал он, обводя взглядом немногочисленных военачальников из Тлашкалы, Тескоко и прочих городов. – Все вы слышали пророчество ацтеков, которые сулили нам скорую гибель. Но вам хватило отваги остаться верными данному слову. Я горжусь тем, что у меня такие союзники. Теперь же я прошу вас отправить гонцов во все окрестные города, ко всем племенам, которые некогда поддержали нас, а затем сбежали. Скажите им, что слова идолов Теночтитлана лживы. Мы преодолели рубеж десяти дней, после которого нас, якобы, должна была постигнуть неминуемая смерть. Я буду снисходителен к тем, кто, раскаявшись, вернется к нам снова. Но всех прочих, что не захотят выступить на нашей стороне, я буду рассматривать как друзей Куаутемока. Пускай же не рассчитывают на мое расположение. Когда мы покорим столицу, то придет их черед раскаяться в своем предательстве.

Это принесло именно тот эффект, на который и рассчитывал Эрнан Кортес. Многочисленные племена с нетерпением и замиранием сердца ждали страшную дату гибели белолицых чужаков. Но вот день настал, минул, а испанцы все так же держали Теночтитлан в осаде. Когда же по округе разнеслись грозные слова генерал-капитана, то покинувшие конкистадоров союзники один за другим потянулись обратно.

Эрнан Кортес лично принимал всех вернувшихся вождей. Некоторые из них не скрывали смущения и униженно молили о прощении. Как раз один из таких касиков и стоял сейчас перед ним.

– Не гневайся, Малинче, я не мог пренебречь словами богов, – бормотал вождь. – Мои люди были обуяны ужасом и все равно не стали бы нормально сражаться.

Альварадо ненадолго оставил свой отряд на заместителя, чтобы присутствовать при подобных переговорах. Сейчас Педро только неодобрительно кусал губу, чтобы не сорваться и не высказать все свое негодование.

– Вы дезертировали из армии во время военных действий, – холодно ответил Кортес. – По испанским законам за это полагается казнь.

Он замолчал, давая время касику почувствовать дыхание смерти. Альварадо грозно уставился на индейца, у которого помимо воли задрожали губы.

«Сколько бы побед мы не одержали, сколько бы алтарей не разрушили, но местные жители все еще боятся нас меньше, чем своих богов» – с досадой думал Кортес.

– Я буду снисходителен, ведь к испанским законам вы еще не привыкли, – произнес он. – Но я вижу корень всех бед. Дьявольская религия толкает твой народ на путь предателей. Ведь вы поверили лживым словам ацтекских жрецов. Сегодня же ты должен отправить гонцов в родной город и приказать разрушить там алтари и больше не приносить жертв. С вами отправятся несколько моих солдат, которые проверят выполнение этого приказа.

Вождь открыл было рот и явно хотел что-то возразить, но наткнулся на свирепый взгляд Альварадо и тут же с кислым видом поклонился. Спорить с яростным Тонатиу он не решился. Хорошо уже и то, что Малинче его помиловал.

– А стоило бы повесить несколько военачальников, по чьей милости мы лишились союзных солдат! – громко заявил Педро. – Вот хотя бы этого! Чтобы в следующий раз любой дезертир сто раз подумал, перед тем как сбежать. Марина, переведи!

Впрочем, вождь и без перевода догадался, о чем говорит Альварадо. Он с мольбой бросил взгляд на Кортеса.

– Ступай к своим людям и следи, чтобы они больше не разбегались из-за глупых пророчеств, – строго сказал индейцу генерал-капитан. – И не забудь гонцов в свой город отправить. Алтари должны быть разрушены!

Вождь с многочисленными поклонами выскользнул из комнаты.

– Ты прав, Педро, – признал Кортес со вздохом. – Мы из-за дезертиров чуть не погибли. Но в таком случае казнить придется слишком многих. Так можно перебить всех ненадежных союзников и остаться снова только с тлашкаланцами Чичимекатекутли. Думаю, прощением мы здесь добьемся большего, чем карами.

Другие вожди пытались выгородить себя.

– Малинче, я вернулся в свои земли только потому, что прошел слух, что на нас собираются напасть дикари, которые кочуют в северной пустыне, – без тени смущения вещал какой-то молодой и самоуверенный касик. – Мне нужно было защитить родной город.

Кортес сделал вид, что верит. А вот по глазам сидящего рядом Альварадо можно было понять, что вспыльчивый Педро готов зарубить лжеца на месте. Вождь, похоже, и сам понял, в какой опасной ситуации находится. Он стушевался и пробормотал, что кочевники ушли далеко на север. И теперь-то он ни за что не покинет испанский лагерь.

Эрнан Кортес принимал возвращающихся союзников милостиво и вновь распределял их между тремя корпусами. Вскоре начался следующий этап войны против войск уэй-тлатоани Куаутемока.

Получив столь нужное подкрепление, испанцы сумели за несколько дней дойти до конца дамб и вступить, наконец-то, в сам город. Кортес отправил в столицу послов из знатных ацтеков, которых ему удалось захватить в плен в недавних боях. Он надеялся, что Куаутемоку хватит рассудительности признать свое поражение и сдаться окружающей его армии. Самому императору генерал-капитан обещал помилование и сохранение города к неприкосновенности, хотя и в составе испанской монархии.

Два дня прошли в тревожном ожидании. Испанцы, укрепившись на окраинах Теночтитлана, смогли немного отдохнуть и собраться с силами. Теперь они более чем когда-либо раньше верили в свою победу. Но на третий день армии ацтеков снова двинулись в атаку. Уэй-тлатоани Куаутемок решил сражаться до тех пор, пока у него оставались воины, способные держать оружие в руках.

Эрнан Кортес больше не надеялся на мирную капитуляцию.

– Хватит, – сказал он своим капитанам на ближайшем совещании. – Если уж Куаутемок не жалеет своих подданных, то почему их должен жалеть я?

Начиная с этого дня развернулась война не на жизнь, а на смерть. Испанцы теснили защитников, отвоевывая квартал за кварталом. Теперь, когда конкистадоры преодолели узкие дамбы, кавалерия вновь стала грозной силой. Но всадникам было слишком сложно передвигаться по узким дорогам, где засада могла поджидать за каждым углом. К тому же почти на каждой крыше скрывались ацтеки с копьями и луками, оставаясь недосягаемыми для наездников. И потому Кортес приказал разрушать все захваченные здания и по возможности засыпать водные каналы. Испанцы предпочитали оставлять под контролем ровную поверхность, которая позволяла воевать в правильном строю и обеспечивала простор коннице.

Битвы шли непрерывно, с утра до вечера, а то и ночью. Ацтеки сопротивлялись отчаянно. Повсеместно на дорогах и улицах испанцы встречали баррикады. Приходилось тратить много сил на то, чтобы взять их штурмом, а потом еще и разрушить. В Теночтитлане возвышались десятки пирамид, больших и не очень. На верхней площадке каждой из них находились крупные отряды индейцев, готовые погибнуть все до единого, но не уступить врагу. Конкистадоры карабкались вверх с неизменным упорством, понимая, что нельзя оставлять в тылу вражеских солдат. Никому из защитников пирамид не приходилось рассчитывать на пощаду. В итоге ступени оказывались щедро залиты кровью как индейцев, так и испанцев.

Через несколько дней произошло важное событие – корпуса Кортеса и Сандоваля, оттеснив врага, сумели объединиться. Теперь они наступали широким фронтом, подчиняя себе один участок города за другим. С другой стороны на слияние с ними старался пробиться отряд Педро де Альварадо.

В эти дни местным жителям довелось узнать все ужасы войны. Атакуя какой-то квартал, конкистадоры, обозленные гибелью товарищей, уже не разбирались в том, кто перед ними. Под горячую руку попадали не только воины, но и мирные жители. Десятки их гибли от ударов копий и мечей, многих затаптывала скачущая галопом кавалерия. В тех районах, где кипели сражения, рано или поздно начинались пожары. Пламя охватывало дома, испуганные горожане метались по пылающим улицам. И хотя зачастую совсем рядом находились каналы, но кто стал бы тушить пожар, когда вокруг кипит бой? Жители в панике старались убраться подальше. Многие из них угорали в дыму.

Фернан, глядя на все это, постепенно проникался к окружающему его безумию все большим отвращением. Себастьян, видя настроение друга, пытался его утешить:

– Таково истинное лицо войны. Когда битвы кипят прямо на городских улицах, неизменно гибнут мирные жители. Так всегда и повсюду.

– Неужели мы не можем оградить их от этого ужаса? – спросил Гонсалес. – Мы сейчас ведем себя ничуть не лучше мясников.

– Как оградить? Прикажем: «Мирные жители, отойдите вправо, солдаты, отойдите влево!»? Да и не так легко выявить врага. Ты отвернешься от мальчишки, который, казалось бы, мечтает лишь о пощаде, а через секунду он всадит тебя в ногу отравленную стрелу из духовой трубки. Нет, Фернан, пока будет длиться война в городе, тут прольются реки крови, в том числе и самых безобидных горожан.

И все же ситуация претила молодому Гонсалесу. Он готов был сражаться, пускай даже крайне жестоко, против сильных и вооруженных врагов. Но каждый раз, когда он видел тело старика или женщины, попавшей под удар меча, его мутило от отвращения и нежелания принять лик войны таким, каким он и был в реальности.

Еще больше усугубляли ситуацию союзники. Тлашкаланцы пришли в Теночтитлан с главной целью – отомстить за долгие годы притеснений. Десятилетиями Тлашкала терпела вторжения ацтеков. И хотя горная республика так и не покорилась, но в войнах за независимость погибли слишком многие тлашкаланцы. Теперь для них пришел великий час расплаты. Все жители столицы воспринимались ими как законная добыча, которую можно обратить в рабство, убить на месте или даже замучить до смерти.

Ничуть не отставали от них другие индейцы, которые в свое время не сумели отстоять свободу и регулярно платили ацтекам дань. Неисчислимое количество товаров и ресурсов отправлялось когда-то в Теночтитлан, а кроме того, шли туда из провинций и молодые люди. Часть из них ждал рабский труд, другая часть в скором времени попадала на жертвенники во славу Уицилопочтли. И теперь все завоеванные племена жаждали утопить ацтеков в крови. Испанцы иногда пытались наводить порядок, но их всего-то насчитывалось около девятисот, а число союзников уже перевалило за сто тысяч. И уследить за их поступками капитаны Кортеса никак не могли.

Ожесточение достигло самого пика. Ацтеки выискивали любой момент для нападения. Они плыли в лодках по ночам, пробираясь по еще не засыпанным каналам, стреляли в любую мелькнувшую фигуру, после чего спешили отступить. Испанцы, стоило им заслышать в темноте плеск весел, стремились подкрасться к лодке незамеченными, чтобы напасть и перебить врагов до последнего человека.

И так день проходил за днем. Эрнан Кортес понимал, что лишь добровольная капитуляция Куаутемока прекратит весь этот ужас. Он еще несколько раз посылал к нему пленников для переговоров, но ответа так и не дождался.

Испанцы планомерно разрушали город, не давая ацтекам ни малейшего шанса на укрытие. Стоило им взять под контроль очередной квартал, как союзные индейцы начинали разбирать постройки и сравнивать все с землей.

– Вы не только предатели, но и жалкие безумцы! – закричал кто-то из ацтеков, глядя, как тлашкаланцы ломают очередное здание. – Сегодня вы его ломаете, но после нашей победы мы заставим вас восстановить все разрушенное. Если же вы думаете, что наше поражение спасет вас от этой тяжелой работы, то вы и вовсе наивные дети. Солдаты Малинче прикажут вам снова строить здесь дома, но уже для них. Хоть так, хоть этак, но не избежать вам рабской участи.

Тлашкаланцы, не обращая внимания на крики, доносящиеся из-за далекой баррикады, продолжили свою работу. Они, похоже, с искренним наслаждением ждали того момента, когда великий город Теночтитлан будет стерт в лица земли.

И вот наступил момент, когда мирные горожане начали сотнями покидать столицу. Они бежали и до того, поодиночке. Некоторые старались вплавь добраться до берега и уйти куда-нибудь подальше, где и зажить новой жизнью. Другие сдавались в плен испанцам, справедливо опасаясь оказаться в руках у тлашкаланцев или других союзных Кортесу индейцев. Но теперь этот исход принял массовый характер.

Измученные голодом, худые до полной потери человеческого облика, они из последних сил ковыляли во тьме, надеясь на милосердие. Генерал-капитан велел никого из них не обижать и не притеснять, давать свободный выход из города. Он даже потребовал от союзных вождей клятвы, что те не станут охотиться за беженцами.

Впрочем, Кортес понимал, что даже военачальники Тлашкалы, при всей их верности испанцам, не в состоянии удержать под контролем тысячи своих солдат, разбросанных по берегам озера Тескоко. Наверняка многие жители Теночтитлана пропадут. Одних захватят в плен индейцы, другие просто не найдут себе место, кров и пропитание. Уже и сейчас войску не хватало еды. Нехватка продовольствия ощущается и по всей этой огромной долине.

Нескольких беженцев Эрнан Кортес опросил. Так он узнал, что очень многие уже слишком слабы даже для того, чтобы самостоятельно уйти из города. Сотни человек заболели и слегли из-за того, что вынуждены пить солоноватую воду из озера. Колодцы почти опустели. В Теночтитлане тысячи мертвецов лежат просто на улицах. Одни погибли от ран во время боев, другие от голода и болезней. И некому их хоронить, да зачастую и негде. Солдаты императора экономят последние припасы и берегут силы для того, чтобы продолжать сражаться.

Война перешагнула ту грань, где подвиги совершенно потерялись в волне ужаса и бедствий. Кортес предпринял еще одну попытку завершить осаду Теночтитлана. Куаутемок не может быть настолько слеп и ожесточен, чтобы не понимать, что он вскоре погубит весь свой народ! На этот раз посланная генерал-капитаном делегация не осталась без ответа. Уэй-тлатоани Куаутемок согласился вступить в переговоры!

14. Переговоры

К предстоящей встрече готовились очень серьезно. Кортес надеялся, что Куаутемок признает очевидное – Теночтитлан находится на грани полного краха. И все же он понимал, сколь велик риск. Для всех индейцев гибель вождя всегда была крайне плохой приметой. Местные жители видели в этом знак гнева богов, которые тем самым показывают, что они недовольны действиями земных обитателей. В такой ситуации смерть Кортеса грозила расколоть хрупкий союз конкистадоров и индейцев. И уж Куаутемок тоже это понимал. У императора ацтеков появился шанс ликвидировать вражеского командира.

Эрнан Кортес отправился на переговоры с небольшим эскортом. Рядом с ним находились самые надежные и проверенные бойцы. В том числе и Фернан с Себастьяном. Все в шлемах и кирасах, на случай обстрела со стороны ацтеков. А также с ними, разумеется, была Марина. Девушка храбрилась, изо всех сил стараясь не показать даже тени робости. Но рисковала она в этой ситуации едва ли не больше всех, кроме самого Кортеса. Если ацтеки замыслили ловушку, то она, лучшая переводчица и помощница испанцев, станет одной из первых целей. Гонсало де Сандоваля генерал-капитан оставил главным над их объединенными корпусами, справедливо полагая, что нельзя подвергать опасности жизнь обоих военачальников.

В полдень испанцы подошли к заранее обусловленному каналу. Достаточно широкий, он надежно защищал от неожиданного нападения, но позволял вести разговор. Себастьян невзначай коснулся рукой висящего на бедре арбалета. Оружие было взведено, специальный упор не давал болту выпасть из канавки. Выстрелить можно в любую секунду. Но он надеялся, что до этого дело не дойдет. Еще несколько лучших стрелков прятались в стоящих неподалеку хижинах. Кортес оставил их там на всякий случай. Один из испанцев держал в руке флаг. Достаточно ему бросить знамя на землю и арбалетчики, получив тем самым приказ, начнут стрелять.

– Да уж, такую канаву даже Альварадо с помощью копья не перепрыгнет, – пробормотал Фернан, глядя на широкий канал.

Прыжок Педро во время отступления из Теночтитлана к этому времени уже стал легендой. Он оброс самыми фантастическими подробностями. Начиная с того, что ширина канала там превосходила длину небольшой бригантины, что, разумеется, являлось сильным преувеличением. Заканчивая тем, что в воде кишели крокодилы, которых на самом деле испанцы в озере ни разу не видели. Впрочем, не видели они и сам прыжок, поскольку Альварадо шел в ту ночь последним. Но байки продолжали расползаться по лагерю.

– Ты только ему этого не говори, – с усмешкой посоветовал Кортес. – А то ведь ты знаешь, каков наш Педро. Стоит ему услышать, что он чего-то не может, как он тут же примется доказывать обратное. А нам сложно будет вытаскивать его из воды под прицелом индейцев, которые владеют дальней стороной канала.

Сам Кортес выглядел абсолютно спокойным, как будто вышел на прогулку, а не на переговоры, где его, вполне возможно, попытаются убить. Глядя на пример хладнокровного командира, телохранители старались не уступить ему в самообладании. Оружия никто не обнажал, но все ждали нападения.

Эрнан Кортес, несмотря на кажущуюся беспечность, был сконцентрирован до предела. На подконтрольной ацтекам стороне стояли дома, а вода в каналах кое-где густо поросла тростником. Если там скрывается несколько десятков лучников, то испанцы поймут это лишь тогда, когда в них полетит рой стрел. Какой-то миг, за который человек не успеет даже моргнуть, останется, чтобы среагировать и, присев, скорчиться за щитом, если залп в самом деле последует.

Да и спасут ли щиты? Кортес поборол желание пройтись руками по доспехам, чтобы убедиться в их надежности. Кираса с наплечниками и набедренниками казалась неполноценной защитой. Добрая половина тела не закрыта. Но все-таки это лучше чем ничего. Если ацтеки начнут стрелять, то нужно будет в первую очередь Марину укрыть за щитом.

Буквально через минуту навстречу им из-за поворота вышла небольшая группа из пяти индейцев. Все в богатых накидках и с массивными ожерельями на шеях. Головы венчали пышные уборы с плюмажами из самых ярких и длинных перьев. Немного позади от них шагали слуги с корзинами. Кортес почувствовал, как напряжение постепенно спадает, тает, уступая место облегчению. Похоже, ацтеки действительно не готовят западню, а хотят мирных переговоров. Испанцы внимательно осматривали подходящую делегацию. Через несколько секунд с их стороны раздался вздох разочарования – Куаутемока среди индейцев не оказалось!

Самые разные мысли заметались в голове у Эрнана Кортеса. Почему уэй-тлатоани не пришел? Опасается покушения? Или же ацтеки сами готовят нападение, а потому не хотят рисковать жизнью правителя? Он цепким взглядом впивался в каждого из подходящих мужчин. Все вооружены, но ни у одного нет метательного оружия. У каждого воина на бедре деревянный меч с обсидиановыми вкладками, а также пестрые, причудливо раскрашенные щиты с гербами.

Конечно, у любого из них может быть припрятана праща. Это ведь просто кожаный ремень с камнем, ее можно скрыть даже в складках одежды. Но пока индеец будет ее раскручивать, то успеет схлопотать арбалетный болт в сердце. Испанские стрелки среагируют быстрее. Нет, скорее всего, вожди из приближающейся делегации не планируют воевать.

Кортес сделал еще шаг вперед, замерев почти на самом краю обрыва. К плечу прижалась Марина. По обе стороны застыли соратники. Ацтеки также подошли к каналу. Теперь стороны разделяло лишь искрящееся в солнечных лучах водное пространство.

– Я рад увидеть храбрых вождей из славного города Теночтитлана, но удивлен, что среди вас не оказалось самого Куаутемока, – спокойным голосом произнес Кортес. – Что помешало ему прийти на переговоры?

– Повелитель ацтеков опасался за свою безопасность, – перевела Марина объяснения вождя. – Он не сомневался в твоем честном слове, но полагал, что кто-то из твоих людей может не совладать с соблазном убить уэй-тлатоани Теночтитлана.

– Мои солдаты знают, что такое дисциплина, – холодно ответил Кортес. – А вот как я могу верить его словам, если он обещал явиться, а сам прислал других людей вместо себя? Не странно ли, что отважный Куаутемок прячется за спины своих воинов? Я не побоялся прийти на переговоры лично.

– Наш повелитель тоже ничего не боится, – оскорбленно сказал один из вождей. – В жестоких боях он не раз доказывал всем свою отвагу. Он желает узнать, с какой целью вы осаждаете его столицу.

С этими словами ацтек сделал знак одному из слуг, который сразу же с поклоном подошел и протянул вождю корзину. Тот небрежно запустил руку внутрь. Фернан моментально напрягся. Ему на ум пришла охота Монтесумы и убийца, которого он тогда поймал в зарослях. Отравленная стрела из духовой трубки и все – человека нет. Что вождь хочет достать из корзины?

– Себастьян, если индеец сейчас вытащит из корзины духовую трубку, стреляй в него немедленно, – шепотом произнес Фернан. – Разбираться будем потом. Сеньор генерал, нет смысла затягивать наш диалог. Если они не согласны капитулировать, то нам нужно расходиться, пока ацтеки не затеяли какую-нибудь подлость.

– Сейчас узнаем, что они нам готовят, – ответил Кортес, после чего сказал знаменосцу. – Леонардо, приготовься дать арбалетчикам знак.

Вождь же, пошарив рукой по внутренностям корзины, вытащил из нее лепешку с мясом и принялся есть. Фернан не сдержал раздраженного вздоха – ацтек нашел самое подходящее время для обеда! Конкистадоры продолжали внимательно смотреть на индейцев. Испанцы понимали, что враги, возможно, лишь пытаются усыпить их бдительность.

Другой касик тем временем спросил:

– Так ради чего вы пригласили нас на переговоры? Можем повторить то, что уже говорили – Теночтитлан не покорится врагу.

– С чего вы это взяли? – спросил Кортес. – Половина города уже в наших руках. Сколько еще нужно смертей, чтобы вы признали очевидное? Теночтитлан покорен.

– До того момента, пока в столице есть хотя бы один защитник, Теночтитлан будет сопротивляться! Лишь когда ты перебьешь всех людей, разрушишь каждое здание и погрузишь землю нашего города на дно озера, тогда ты сможешь считать себя победителем. Но этого никогда не будет!

С этими словами второй вождь тоже подозвал слугу и запустил руку в корзину. Конкистадоры напряглись, но ацтек выудил лишь какой-то сочный яркий плод. Фернан сквозь зубы выругался.

– Недоумки! Сами нас провоцируют. Всадить бы сейчас клинок в горло этому обжоре. Дождутся, что наше терпение рано или поздно лопнет.

– Ацтеки пытаются показать, что пищи у них вдоволь, – прошептал Себастьян. – Какая наивная бравада! Понятно же, что они голодают.

– Они бы еще человека сюда притащили, зажарили и съели, – пробурчал Фернан. – Чтобы показать, как у них много еды.

– Спокойнее, сеньоры, – произнес Кортес. – Но смотрите, тем не менее, в оба.

После этого он снова обратился к послам.

– Уполномочены ли вы Куаутемоком признать ацтеков побежденными и согласиться на сдачу города?

Вожди, выслушав перевод Марины, что-то возбужденно залопотали, но потом один из них, угомонив остальных резким окриком, произнес.

– Мы не можем принимать такие решения. Если хочешь, то выскажи свои требования нашему повелителю, уэй-тлатоани Куаутемоку, но и он тоже, я уверен, предпочтет сражаться. Когда ты готов встретиться с ним и поговорить?

– Я сегодня должен был с ним встретиться, – гневно сказал Эрнан Кортес. – Мне надоели ваши попытки тянуть время. Пускай не утруждает себя тем, чтобы явиться на переговоры. Я сам к нему приду.

С этими словами он развернулся и пошел прочь. Соратники и Марина последовали за командиром. Очередная надежда на скорое прекращение войны развеялась…

Фернан стоял в ночной страже возле одного из каналов. Постоянное напряжение и недосыпание сказывались. Гонсалес протер глаза, поеживаясь от ветра. Да, здесь, в высокогорной долине, даже посреди лета ночью бывало довольно холодно. Одно хорошо – забирающийся под одежду свежий воздух бодрил и помогал хоть немного отогнать сон. Недалеко полыхал костер, освещая окрестности, но Фернан с досадой понимал – подходить к пламени нельзя. В кругу света он станет слишком хорошей мишенью. Если где-то поблизости крадется хоть один ацтек, то он несказанно обрадуется такому подарку.

Внезапно до слуха Гонсалеса донесся тихий плеск воды. Насторожился и стоящий рядом Себастьян. Он перехватил поудобнее щит и шепотом спросил Фернана:

– Слышишь? Лодка… К нам плывет. Неужели индейцы собираются напасть?

– Вряд ли, – засомневался Гонсалес. – Слишком уж громко плещется. Как будто и вовсе не пытается скрыть свое приближение.

– Марсело, – позвал Себастьян еще одного караульного. – Приготовься. Если сейчас дикари полезут в драку, труби тотчас же в трубу.

Испанцы приготовились к бою. Время текло с мучительной медлительностью. Звуки опускающегося в воду весла все приближались. Вскоре в пелене тумана проступили очертания маленького каноэ. Себастьян, затаив дыхание, прицелился в смутно видневшуюся фигуру гребца. Фернан занес для удара меч, стараясь разобрать – нет ли поблизости еще лодок. Но вот индеец увидел, что его приближение обнаружено. Он медленно разжал пальцы, выпустив весло, которое с глухим стуком упало на дно, после чего замер. Каноэ уткнулось носом в высокий земляной берег и остановилось.

Сидящий в нем мужчина осторожно развел в стороны пустые руки, показывая, что он безоружен, и негромко произнес несколько слов.

– О чем он толкует? – поинтересовался Марсело.

– Говорит, что сдается, – перевел Себастьян и обратился ацтеку. – Вылезай из лодки.

Тот осторожно поднялся и сделал неуверенный шаг вперед. С трудом он взобрался на берег и согнулся в низком поклоне. На нем была одна лишь набедренная повязка. Индеец оказался до неправдоподобия худым. Ключицы и ребра выпирали, руки выглядели слишком тонкими для взрослого человека.

– Очередной беженец, – заметил Фернан. – Лопес, проведи его в лагерь.

Ацтек же начал что-то несмело объяснять Себастьяну. Испанец выслушал его, нахмурился и осторожно спустился в лодку. Через мгновение он присел, а потом поднялся, держа на руках чье-то исхудавшее тело. Без видимых усилий он поднял его на уровень головы и прошептал:

– Принимай, Фернан. Чего застыл?

Гонсалес подхватил находящегося без сознания человека. Это оказалась девочка лет тринадцати. Слишком худая и заморенная, она, казалось, почти ничего не весила, но индеец был слишком слаб, чтобы вытащить ее на берег самостоятельно.

– Отнесу девчонку в лагерь, – сказал Гонсалес. – Я быстро.

Себастьян, Марсело и еще несколько караульных ограничились лишь молчаливыми кивками. Такие ситуации происходили постоянно. Каждую ночь жители продолжали покидать Теночтитлан. Ослабевшие от голода и затхлой солоноватой воды, они еле находили силы для того, чтобы добрести до конкистадоров. Многим сил на это не хватало и они умирали в городе.

Фернан быстро шагал, сопровождаемый идущим рядом индейцем, который обеспокоенно всматривался в лицо девочки. Гонсалес думал о том, есть ли у нее шансы на выживание. Лагерь испанцев тоже не изобиловал пищей. Кормить еще и жителей Теночтитлана они не могли. В лучшем случае Сандоваль распорядится приютить этих людей, но, как только они немного окрепнут, он вынужден будет отправить их дальше, на поиски места, где они могли бы осесть.

Беженцам давали свободный выход из города, но куда им идти? Вокруг тысячи союзных Кортесу индейцев, которые ненавидят ацтеков и, разумеется, не упустят случая разжиться очередным пленником. Или же, на худой конец, просто добить ослабевшего врага, мстя за долгие годы угнетения. Генерал-капитан приказывал не чинить обид жителям столицы, но ему не хватило бы людей, чтобы проследить за исполнением этого распоряжения.

Так и тянулись дни. Ацтеки продолжали сопротивляться, постепенно теряя один квартал за другим. Запасы пороха истощились. Один из ветеранов, по имени Хуан Сотело, предложил Кортесу соорудить катапульту. Конкистадоры с интересом следили за этим строительством. Метательная машина постепенно росла. Работы заняли несколько дней и потребовали значительных запасов древесины, веревок и железа.

И вот, наконец, грандиозная конструкция застыла, готовая метнуть первый камень. Ее мощные ноги упирались в землю, длинную балку с противовесом на конце притянули к земле лебедкой. Катапульта, будучи раза в четыре выше человека, создавала ощущение неслыханной мощи, скрытой до поры до времени. Толстый канат, удерживающий рычаг машины, был натянут как струна. Закрепленная лебедка лишь поскрипывала от напряжения.

Испанцы обступили ее огромной толпой. Мартин Лопес – корабельщик, который так хорошо потрудился при создании флота, смотрел с особенным интересом. Он и еще два десятка тотонаков помогали строителю этой махины по мере сил, обрабатывая по его заказу деревянные балки и готовя доски. Союзные индейцы тоже крутились поблизости в огромном количестве. Всех разбирало любопытство. В глазах местных жителей этакая махина выглядела куда более впечатляюще, чем скромных размеров пушка. Правда, они еще не знали, что метание камней не сопровождается ревом, грохотом и клубами дыма.

Наконец-то в плетеную петлю на конце балки положили большой округлый камень размером с человеческую голову. Хуан Сотело еще раз сверился со своими расчетами и взялся рукой за веревку. Он резко дернул ее и стопор, удерживающий рычаг, выскочил из паза. Неподъемный противовес резко качнулся вниз, взметывая длинную лапу катапульты вверх. Она рванулась, казалось, в самое небо, выбросив снаряд в воздух…

Все дружно, как по команде, выдохнули, провожая взором камень, который, пролетев едва метров десять, тяжело рухнул вниз. Он с оглушительным плеском упал в канал, подняв настоящий столб брызг и окатив водой находящихся рядом испанцев и индейцев. Люди запоздало шарахнулись в стороны. Несколько тотонаков, сидевших до этого момента в лодке, сиганули кто куда. Валун упал буквально на расстоянии вытянутой руки от борта их каноэ. Никто, к счастью, не пострадал.