Текст книги "Закат Пятого Солнца (СИ)"

Автор книги: Юрий Штаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 69 страниц)

– Да, тут не сразу и поймешь, благом или проклятием стало для нас прибытие Нарваэса, – сказал Веласкес де Леон. – У нас теперь целая армия, но в то же время именно его появление расшатало ситуацию.

– Что там за история с резней во время праздника?! – требовательно спросил Кортес.

– Дикари собирались чествовать своих демонов, – ответил Альварадо. – Нарядились, раскрасились… Приволокли барабаны, флейты, трубы. Я дал разрешение на гуляние, но строго приказал, чтобы никаких жертвоприношений.

– Ну а индейцы?

– Плясали себе. Пели что-то, кричали, размахивали руками. Посреди площади поставили уродливых идолов, размалеванных, как портовая шлюха. А вокруг лагеря горожане стали собираться толпами. Из дворца грохочут барабаны, откуда-то из города им отвечают другие. Как будто договариваются о чем-то. А дикарей вокруг стен все больше и больше.

Эрнан Кортес слушал молча, никак не демонстрируя своих чувств. Но его изводила досада. Опять религия ацтеков спутала все планы! Хотя, наверняка праздник был всего лишь предлогом. Действительно ли индейцы собирались напасть? Сейчас уже не узнаешь… Прав Хуан Веласкес – Нарваэс прибыл в самый неподходящий момент. Альварадо же продолжал:

– Тут индейцы тысячами подкрадываются к самим стенам, а на площади, гляжу, тянут к подножию истуканов связанных мужчин, разрисованных синей краской, как для жертвоприношения. А там уже и жрец в полном облачении. Я поспешил к нему. Протолкался сквозь толпу. Подошел к этому мерзавцу. Он уперся, кричит, что боги разгневаются и что нужно умилостивить их кровью. Потребовал, чтобы я ушел и не мешал…

Фернан, слушая это, лишь сокрушенно покачал головой. Дальше все и так было понятно. Слово за слово… Вспыльчивый Педро наверняка быстро схватился за оружие.

– Так и началось сражение, – рассказывал между тем Альварадо. – Тут подоспели мои солдаты. Дикарей мы, конечно, много перебили.

– Ну и сколько же индейцев должны были принести в жертву? – спросил Фернан.

– Не знаю, – угрюмо ответил Альварадо. – Я их не считал.

– В любом случае, погибших было бы куда меньше, если бы ты не стал вмешиваться.

– Да будь оно все проклято! – взорвался Альварадо. – Я испанский дворянин и христианин. И я не собираюсь любоваться тем, как кого-то режут на алтаре во славу демонов, особенно если я запретил это делать!

Кортес увидел, как Фернан задиристо вскинул подбородок вверх. Гонсалес не привык, чтобы с ним так разговаривали. Генерал-капитан раздраженно вздохнул – не хватало еще, чтобы два его помощника сейчас стали выяснять отношения.

– Ладно, ничего уже не изменишь, – вмешался Кортес. – Педро, где те дикари, которых собирались зарезать?

Фернан с удивлением подумал, что впервые видит Альварадо не то чтобы смущенным… Этот безгранично решительный и самоуверенный человек вообще, похоже, не ведал такого чувства. Но Педро выглядел несколько обескураженным.

– Не знаю, – ответил в итоге Альварадо. – Скорее всего, они смешались с остальными индейцами и тоже попали под горячую руку.

И вот тут уже Фернан не сумел сдержать себя. Он расхохотался. Все остальные испанцы сидели молча, лишь один Гонсалес не мог остановиться. Дало о себе знать нервное напряжение последних дней. Недосыпание, тревога, усталость. Альварадо тем временем начал багроветь, думая, что смеются над ним. Кортес не стал ждать, пока тот сравнится цветом лица с алым плащом, наброшенным на плечи.

– Педро, собери солдат для смотра. Нужно трезво оценить наши силы.

Когда Альварадо вышел, Кортес, не скрывая осуждения, обратился к постепенно успокоившемуся Фернану.

– Ты находишь ситуацию смешной?

– Смеюсь, чтобы не плакать. Да уж, Педро умеет найти с людьми общий язык. Чтобы спасти десяток обреченных дикарей, он перебил пару сотен, а потом, войдя в раж, убил и выбранных для заклания.

– Бессмысленно винить Альварадо, – вступил в разговор Себастьян. – Индейцы рано или поздно все равно бы восстали. Да, он поступил необдуманно, но теперь уже ничего не изменить.

Кортес только рукой махнул. Педро, Педро… Такой отважный и такой недальновидный. Когда они собирались воевать с Нарваэсом, генерал-капитану казалось, что никто лучше Альварадо не сумеет удержать Теночтитлан в повиновении. Педро был суров и ацтеки откровенно побаивались золотоволосого Тонатиу. Кортес думал, что именно с ним они ни в коем случае не станут спорить. А на деле в столице разгорелся пожар войны при первом же удобном случае.

Совещание было прервано известием о том, что к дворцу со всех сторон движется огромная толпа индейцев. Кортес и остальные поспешили на улицу. Альварадо уже вовсю командовал во дворе. Стрелки занимали удобные места, лихорадочно заряжая арбалеты и аркебузы. Пехота строилась, готовясь отражать нападение. Пушки глядели своими черными жерлами на собирающихся вокруг индейцев. Да, Педро оказался плохим дипломатом, но он был, несомненно, отменным командиром. Кортес понял, что ему не раз уже приходилось отбивать приступы. Распоряжения сыпались без остановки, и очень быстро дворец приготовился к защите.

– И вот так мы сражались не раз и не два, отбивая атаки дикарей! – прокричал Альварадо, обращаясь к Кортесу. – Я в любой момент ждал нападения. Особенно индейцы взбесились, когда узнали, что ты победил, но не собираешься возвращаться за море.

– И потому предпочел упредить их и сам нанес первый удар, – холодно констатировал Кортес. – А теперь вокруг целый океан ацтеков, готовых на все, только бы с нами покончить.

– Ничего, справимся, – самоуверенно ответил Альварадо. – У нас теперь целая армия. Сейчас пойдем в атаку и разгоним этих негодяев как стайку куропаток. Кавалерия ждет только команды.

– Не дождется. Диего, возьми с собой двести человек и выйди навстречу индейцам. Попытайся начать переговоры.

Диего де Ордас слыл храбрым человеком. Чего стоило только восхождение на вулкан! Отвага ему не изменила и на этот раз, хотя он с самого начала не верил в возможность мирных переговоров. Не вступая в споры, он собрал солдат и вышел к горожанам.

Фернан стоял на стене рядом с генерал-капитаном. Длинная колонна конкистадоров беспрепятственно двигалась вперед. Индейцы расступались. Гонсалес уже поверил в то, что Ордасу дадут шанс встретиться с вождями недовольных и начать диалог. И в этот момент ацтеки напали. Две волны хлынули с обеих сторон, зажимая в тиски небольшой отряд Диего. Раздалось несколько выстрелов, которые тут же были заглушены ревом нападавших. Местные жители не хотели больше переговоров. Солдаты Ордаса сражались отчаянно, но их было слишком мало. С крыш домов летели стрелы и камни, места убитых индейцев тут же занимали другие. Окруженным испанцам грозила поголовная гибель.

Альварадо дождался своего шанса. Под его командованием пятьдесят всадников с длинными копьями обрушились на неприятеля, пытаясь спасти отряд Ордаса. Но даже это не испугало ацтеков. Добрая сотня местных жителей погибла при первом же столкновении, но стрелки на крышах не дремали. Камни и дротики со свистом рассекали воздух, поражая наездников и коней. Сами же индейцы, засевшие наверху, оставались недостижимы. С большими потерями конкистадоры все же сумели отступить. Стало ясно, что ни о каком мире больше не будет и речи. Началась настоящая война.

Разъяренные ацтеки наседали со всех сторон. Рявкали пушки, извергая ядра, которые на мгновение делали настоящие коридоры в толпах, штурмующих резиденцию испанцев. Но эти коридоры тут же смыкались, живые уносили тела погибших в сторону, кровь впитывалась в землю. И глазам вновь представало бурное море людей, движимых одной целью – убить белолицых чужеземцев. Испанцы и тлашкаланцы отчаянно сражались на стенах. Только после наступления сумерек индейцы отступили с большими потерями.

Фернан бился рядом с Себастьяном. Перспектива вырисовывалась безрадостная – тысяча конкистадоров и две тысячи союзников были ничтожной песчинкой в море ацтеков. Лишь хорошо укрепленный дворец помогал пока что удерживать натиск нападающих, но и он пострадал. То тут, то там виднелись следы пожаров, почти все деревянные надстройки оказались сожжены. Фернан задумчиво смотрел по сторонам. Да уж, после такой битвы о заключении мира не стоит даже мечтать!

– Интересно, зачем ацтеки вообще впустили нас в город? – с недоумением спросил он. – Могли встретить еще на подступах к озеру.

– Для того как раз и впустили, чтобы мы не сумели вырваться, – с усмешкой объяснил Себастьян. – Они же не изгнать нас хотят, а истребить всех до последнего человека. На самом деле, это очень умно. В открытом поле хорошая строевая подготовка, кавалерия и пушки дали бы нам серьезное преимущество. Еще неизвестно, кто бы победил.

– Да, ты прав, – сообразил Фернан. – В случае поражения мы бы отошли в Тлашкалу. Собрались с силами и вновь вступили в войну с врагом. А так мы оказались в ловушке. Если осаждающим удастся нас перебить, то ацтекское господство вновь станет непоколебимым.

На следующий день Эрнан Кортес предпринял вылазку. В кровопролитной битве испанцы перебили больше сотни врагов, но разве для многотысячного Теночтитлана это была потеря? Гибель десятка испанцев оказалась для Кортеса куда более заметным ущербом. Так прошло еще два дня. Конкистадоры не знали покоя даже ночью. Атаки индейцев раз за разом откатывались назад, но лишь затем, чтобы вскоре вновь повториться. Это напоминало неутомимый прибой. Каждая следующая волна окрашивала стены дворца и землю вокруг кровью. По всему было видно, что испанский отряд долго не продержится. Изнурение и недосыпание подтачивало силы. А вскорости обнаружилось, что и припасы подошли к концу.

Эрнан Кортес проклинал все на свете. Ему оставалось совсем немного времени, чтобы договориться с местными купцами, запастись провизией и привлечь на свою сторону наемников. И тогда можно было бы окончательно сосредоточить власть в своих руках. Тихо, мирно и совершенно бескровно. Нарваэс как будто специально появился в самый неподходящий момент. После его высадки все пошло кувырком. Теперь это могло стоить жизни всем испанцам в столице. А самое смешное, что Нарваэс, скорее всего, спасется. Он в тюрьме в Веракрусе. Как только туда дойдут слухи о гибели конкистадоров в Теночтитлане, то весь гарнизон сядет на корабли и уплывет на Кубу. Это их единственный шанс.

Впрочем, Кортес все еще не желал признавать себя побежденным. Он надеялся, что вмешательство уэй-тлатоани в очередной раз поможет утихомирить его разбушевавшихся подданных…

35. Вмешательство Монтесумы

Монтесума сидел в своих покоях. Оставленный монарх являл собой печальное зрелище. Раньше в этот зал поочередно заходили многочисленные придворные, которые с искренним благоговением кланялись и раболепно приветствовали своего повелителя. Вокруг него суетилось множество слуг, готовых исполнить любой приказ. Здесь стояли лучшие испанские солдаты, неся почетный караул. В блестящих отполированных кирасах, в шлемах с пышными плюмажами, грозные и нарядные, они казались достойным окружением для великого императора. Мир рухнул, подобно лавине, унося все былое великолепие с собой.

Отныне лишь двое слуг оставалось в распоряжении правителя ацтеков. Не было больше пышных приемов, не было торжественных приветствий вождей и жрецов. Исчез и почетный караул – солдаты оказались нужнее на внешних стенах. Теперь Монтесума, на протяжении почти двадцати лет вершитель судеб ацтекской империи, вел пустую и бесцельную жизнь.

И все же была в этом человеке несгибаемая сила воли, не позволявшая ему впасть в уныние и махнуть на себя рукой. Отстраненный от решения государственных вопросов, он держался по-прежнему – как всевластный повелитель. Одежда его оставалась нарядной и изысканной. Груз невзгод не согнул его стан. Гордая осанка и уверенный взгляд не выдавали никакого душевного беспокойства. Он встретил Кортеса как всегда учтиво и гостеприимно:

– Приветствую тебя, мой брат Малинче.

– Я рад видеть тебя в добром здравии, и надеюсь, что ты не терпишь никаких утеснений, – ответил Кортес. – Восстание твоих подданных лишило тебя привычного окружения и занятий повелителя, но, надеюсь, это временно. Мне нужна твоя помощь.

Монтесума лишь с достоинством поклонился. Он вспомнил все те дни, когда помогал испанцам. Сколько раз вожди, жрецы и родные приходили к нему и умоляли разрешить им начать войну. Император отказывал. Именно благодаря его вмешательству солдаты Альварадо не были перебиты после резни во время ночного праздника. И вот чужакам вновь нужна помощь.

– Я прошу тебя выйти к твоим подданным и приказать им прекратить военные действия против нас, – продолжал Кортес. – Вели им утихомириться. Я обещаю, что проведу расследование и накажу виновных. Война, которая разгорается подобно лесному пожару, грозит погубить весь город.

– Великий Малинче, вспомни, я всегда старался избежать кровопролития. Хотя – это непреложная истина! – мои подданные давно мечтали разделаться с вами. На этот раз я отказываю тебе не из-за нежелания помочь. Просто теперь уже даже я не в силах что-либо изменить. Народ меня не послушается.

Фернан в ответе Монтесумы слышал смертный приговор. «Нежелание… не в силах… не послушается…» Каждое «не» звучало для него подобно траурному удару колокола. Мрачный звон подводил черту под всей этой безумной авантюрой. Открыть новые земли, искоренить здесь самое жуткое и кровавое язычество, совершить небывалое – задача оказалась исполинской, как гора. Ее было не покорить. В глазах императора не сквозило даже тени злорадства или насмешки, лишь сострадание и участие. Впрочем, насколько это было искренне? Монтесума слыл великолепным политиком, умеющим скрывать истинные чувства.

Но и Эрнан Кортес не зря прославился как искусный дипломат. Он не собирался отступать. Он понимал – нужно найти слова, которые переубедят собеседника.

– Уэй-тлатоани… Все мы хотим лишь одного – избежать кровопролития. Вспомни, когда недавно на побережье высадился флот, то твои разведчики донесли, что прибывшие солдаты собираются меня арестовать. Не хочу обвинять их в том, что они лгали своему повелителю, но, как видишь, они все же были не правы. Почти тысяча воинов в итоге присоединилась ко мне. Сам видишь, я умею достигать поставленных целей. До сих пор я изо всех сил старался добиться мира с восставшими. Но если я увижу, что примирение невозможно, то вынужден буду начать настоящую войну. Ты понимаешь, что это значит?

Монтесума помимо воли вздрогнул. На ум пришли рассказы о чудесных победах испанцев. А Кортес, как будто читая мысли императора, продолжил:

– Имея всего лишь четыреста солдат, я обратил в бегство племена Табаско. Такими же ничтожными силами я сумел разбить пять раз подряд могучую армию Тлашкалы. А ведь ты годами не мог покорить ее, несмотря на всю силу ацтеков. В итоге тлашкаланцы сами запросили мира, когда узрели угрозу полного истребления.

Фернан, слыша все это, лишь усмехнулся. Слава богу, что никто из индейцев не знает, что это лишь блеф. Тогда конкистадоры, невзирая на все победы, оказались на пороге смерти от голода и усталости. Повезло, что Тлашкала, устрашенная поражениями, вовремя предложила мир.

– Чолула вероломно собиралась на нас напасть, – продолжал генерал-капитан. – Помнишь, чем это обернулось для нее? В городе произошла настоящая бойня. А теперь у меня тысяча двести отборных солдат. Если восстание не прекратить, то у меня не окажется другого выбора. Начнется война на полное уничтожение. Я, так или иначе, одержу победу, но цена ее окажется непомерно высока. Твоя великолепная столица будет стерта с лица земли. Сколько твоих подданных погибнет? Страшно даже представить. Поэтому прошу тебя еще раз – помоги прекратить кровопролитие.

Монтесума некоторое время молчал, опустив взгляд и раздумывая. Затем он поднял глаза на Кортеса и начал свою речь.

– Я главный жрец своего народа. Ответчик и заступник перед богами. Хранитель традиций. Все это так. Я верю в легенду о возвращении Кецалькоатля. Но я еще и правитель. Мне прекрасно известно, что такое разведка. Сам столько раз ею пользовался. Многочисленные почтека отправлялись в дальние земли, неподвластные моему правлению. Торговать? Да, конечно. Всем нужны такие товары, которых нет у тебя на родине.

Монтесума окинул взглядом окружавших его испанцев, усмехнулся и продолжил:

– Но не только. Посетив чужой край, они еще и собирали необходимую информацию. Чем богаты местные племена? Плодородны ли земли, удобны ли дороги? Много ли там городов, хорошо ли они укреплены? Сколько там воинов и искусны ли они в бою? Вернувшись в Теночтитлан, купцы все это сообщали мне. И вот тогда я уже решал, есть ли смысл идти в поход и покорять новую провинцию. Выгодно ли это или же удобнее с ней просто торговать.

Для Фернана, безмолвного свидетеля этой важной беседы, Монтесума открывался с новой стороны. Такой дальновидности он, пожалуй, и не ожидал. Хотя, что в этом удивительного, если вспомнить, что император ацтеков правил своим государством почти два десятилетия? Он был и в самом деле мудрым политиком.

– Когда вы прибыли в мои владения, я не знал, что и думать. Кто вы? Посланцы богов? Обычные люди? Если верным было первое предположение, то сопротивление вам казалось самонадеянным и даже кощунственным. Но если вы всего лишь люди, то не из морской же пучины вы вынырнули! Значит, есть страна, откуда вы прибыли. А ты командир отряда разведчиков. Уж я-то знаю, зачем нужна разведка! Вас мало. Но у вас лошади и страшное оружие, которого мы никогда не видели! Гигантские корабли! Все это означает, что где-то есть земля великих мастеров, где все это умеют делать. Там много белокожих людей, стойких в бою и искусных в изготовлении всего того, чего мы сами делать не умеем. Там много лошадей и оружия. И если я уничтожу разведчиков, то когда прибудет целая армия, она сурово накажет нас за это.

Монтесума на некоторое время замолчал. Ничего не говорили и испанцы. Затем император продолжил:

– Мои подданные слепы. Даже самые мудрые советники не понимали этой простой истины. Именно поэтому я отказывался напасть на вас. Я старался сделать все, чтобы встреча двух столь разных народов происходила мирно. Я не хотел начавшегося восстания. Как жаль, что обеим сторонам не хватило выдержки и взаимного доверия. Твой помощник Тонатиу устроил резню и теперь мой народ требует вашей крови. Но ты прав, Малинче – война на полное уничтожение сотрет Теночтитлан с лица земли. Может быть, в результате даже сам народ ацтеков исчезнет. Я не хочу этого. Я сделаю еще одну – пускай даже безнадежную! – попытку усмирить гнев моих подданных.

Кортес, восхищенный мудростью и благородством собеседника, отвесил ему глубокий поклон. В молчании Монтесума поднялся со своего трона и степенно двинулся к выходу. За ним потянулись и конкистадоры. Через несколько минут они уже взошли на внешнюю стену. Внизу бушевало море ацтеков. В который раз отброшенные назад, они готовились к следующей атаке. Сотни их уже погибли, но индейцы не обращали внимания на потери.

Много ли стоит жизнь человека? Он зачастую отдает ее болезни, а то и простой случайности, вроде падения с дерева. Если повезет, то его ждет почетная участь быть принесенным в жертву. Ощутить напоследок тепло каменного алтаря и крепкие руки жрецов, вцепившиеся в запястья и лодыжки. Когда лежишь на спине и смотришь вверх, то кажется, что обсидиановый кинжал возносится в самое небо. Как раз туда, куда совсем скоро взмоет твоя душа. Что остается? Поймать глазами слепящий луч солнца и знать, что своей смертью насыщаешь бога. Это ли не счастье?

Здесь и сейчас тысячи ацтеков собрались для того, чтобы чужаки не смели нарушать этот извечный, освященный древностью уклад. Мир не должен меняться. Законы и традиции обязаны оставаться незыблемыми. Индейцы без колебаний шли в атаку, погибая в бою с осквернителями каменных алтарей. Жизнь была хороша, пока чужаки не пришли. Нужно сделать так, чтобы она стала прежней. Иноземцев следует искоренить.

Монтесума уверенно вышел на самый край плоской крыши дворца. Веласкес де Леон, командир его охраны, на этот раз отстал. Телохранители тоже застыли в почтительном отдалении. Пускай взгляд ацтеков не раздражает зрелище испанцев, окруживших императора. Правитель стоял в одиночестве. В богато украшенном плаще, сверкая золотом и нефритом, он взирал вниз. Подданные увидели своего повелителя. По их рядам прошелся изумленный шепот. Это было подобно волне, прокатившейся из края в край огромной площади. И после этой волны никто уже не осмеливался подать голос или даже поднять голову. Любое движение замерло. Монтесума оставался для индейцев богом.

Он начал свою речь. Фернан, стоя рядом с Кортесом и Веласкесом де Леоном, был поражен. Никогда еще император не казался ему таким величественным. Даже в тот день, когда он впервые вышел встречать испанцев у себя в столице. Легко казаться царственным, когда тебя окружают десятки слуг и придворных, раболепных и создающих торжественность исполнением сложных ритуалов. Совсем другое дело, когда внизу тысячи разгневанных людей, а позади тюремщики, пускай даже обходительные и берегущие тебя как зеницу ока. И ты лишь тонкая грань, удерживающая две армии от столкновения силой воли и авторитетом. Именно в такие моменты проявляется величие души.

Слова Монтесумы разносились по площади подобно ураганному ветру. Склонись или будешь сметен! И ацтеки склонялись. Замершим позади него конкистадорам казалось, что человеческий голос вовсе не может звучать так громко, так властно, так решительно. Повелитель требовал от своих подданных беспрекословного подчинения. И они подчинялись. Кто бы мог бросить вызов живому богу?

Испанцы получили наглядное подтверждение тому, что правитель не зря носит титул уэй-тлатоани – «Великий Оратор». И Монтесума действительно был великим оратором. Скудные познания в языке не давали конкистадорам возможности оценить красноречие говорившего. Лишь в самых общих чертах они понимали, что речь идет о послушании, о необходимости отложить оружие в сторону, о долге повиновения своему владыке. Уверенный голос покорял… Гонсалес, не решаясь ничего говорить вслух, только вздохнул с облегчением – похоже, что и на этот раз Монтесума сумеет удержать в повиновении своих разбушевавшихся подданных.

В этот миг откуда-то снизу раздались вопли. Какой-то десяток ацтеков, до того благоговейно слушавший правителя, одновременно вскочил на ноги. Смирения как не бывало. Одним коротким движением раскрутив пращи, они метнули камни в цель. Снаряды, подобно рою разъяренных ос, устремились вперед. Монтесума, стоящий в одиночестве над самым обрывом, освещенный лучами солнца, представлял собой великолепную мишень. Камни с хрустом вонзились в человеческое тело. Бедро, грудь, плечо, голова… Очарование от грандиозной речи исчезло, рассыпалось, как хрусталь, на мельчайшие осколки, сметенное этим градом ударов…

Монтесуму отбросило назад. Он упал навзничь, ошеломленный, окровавленный, бессильный. Больше не было живого бога, силой слова и могучей волей усмирившего грозу. На каменных плитах лежал тяжелораненый человек. Веласкес де Леон, вновь обретя голос, с криком метнулся вперед. В руках он держал большой щит. Поздно… Испанцы столпились вокруг императора. Осторожно подняли его и унесли.

А внизу творилось что-то невероятное. Залп из сотни пушек не сумел бы обратить ацтеков в бегство быстрее, чем они удирали сейчас. Голося тысячами глоток, побросав оружие, они мчались во все стороны. Кто-то на бегу вздымал руки к небу, кто-то в отчаянии рвал на себе волосы или раздирал одежду. Страшное, невиданное богохульство ужаснуло индейцев. Они торопились убраться, как будто этим можно было исправить содеянное. В панике и толкотне затерялись и те десять человек, которые метнули камни. Через какую-то минуту огромная толпа исчезла, как ворох листьев, подхваченный ураганом. Обширная площадь полностью опустела. Лишь копья, луки, камни, пучки перьев да обрывки одежды.

Что же, нападение на дворец вновь удалось предотвратить, но какой ценой! Раны Монтесумы приводили в ужас. Фернан стоял и смотрел на то, как над поверженным императором лихорадочно колдуют лекари. Веласкес де Леон, похоже, и в самом деле весьма привязался к повелителю ацтеков.

– Подлые дикари, как они посмели?! – бормотал он. – Монтесума, вы меня слышите? Посмотрите на меня! Твари! Найду – лично каждому горло перережу! Император, вы меня слышите?

Терзало ли его чувство вины? Ведь именно его, Хуана Веласкеса де Леона, Кортес назначил командиром телохранителей. И он не сумел защитить правителя в тот единственный момент, когда Монтесуме действительно угрожала опасность! Хуан понимал, что это было не в его силах. Он не мог стоять рядом с вождем на стене, держа наготове щит, чтобы не возмущать народ видом тюремщика, который ни на миг не покидает пленника. Но от этой мысли Веласкесу было не легче.

– Черт возьми! – сквозь зубы выругался Фернан. – Самые обычные камни. Да это же просто издевательство. Если бы на императоре оказались хотя бы стеганые льняные доспехи и привычный среди индейцев деревянный шлем, то ничего плохого бы не произошло!

Себастьян схватил его за руку и мягко, но настойчиво оттащил в сторону.

– Идем. Возле ложа раненого и без нас тесно.

Они отошли назад, продолжая наблюдать за работой лекарей. Монтесума оставался без сознания.

– Долго ждали подходящего момента, – хмуро сказал Себастьян. – Помнишь, как мы оберегали Монтесуму в тот день, когда он охотился?

Гонсалес кивнул. Воспоминание пришло сразу. Построенные на озере корабли и желание императора отправиться в плавание. В тот день испанские телохранители ни на шаг не отходили от повелителя ацтеков, опасаясь, что его захотят или освободить или устранить. Тогда все обошлось. Но сегодня удар все же достиг цели.

– Думаешь, это вспышка гнева была не случайной? – спросил Гонсалес.

– Какие уж тут случайности, – проворчал Риос. – Все индейцы с благоговением слушают своего повелителя, как тут целый десяток вскакивает и делает залп. Как по команде. Или кто-то из родственников Монтесумы давно уже метит на трон или вожди решили устранить преграду. Пока у нас был такой заложник, им поневоле приходилось вести себя более-менее сдержанно.

– Не говори так, Себастьян! – возмутился кто-то из солдат. – Нужно молиться Деве Марии и она не обойдет нас своей милостью. Император выздоровеет.

– Дай бог, – вздохнул Риос.

А Кортес тем временем стоял возле раненого и все больше мрачнел. Он, как и любой опытный воин, хорошо разбирался в подобных вещах. Как минимум пять попаданий. Монтесума был худощав, но крепок. Снаряды, угодившие в плечо и руку, оставили лишь ссадины, но вот остальные… Один камень врезался в ногу, высоко, возле самого бедра. Кость, скорее всего, сломана со смещением. С такими травмами люди зачастую на всю жизнь остаются калеками. Но это еще что. На груди слева наливается кровоподтек. Вряд ли ребра уцелели. Может быть, и внутренние органы тоже пострадали. Богатый, расшитый яркими птичьими перьями плащ оказался, конечно же, плохой защитой. Но самое главное – голова. Ужасная рана чуть выше виска, вся в запекшейся крови. Череп поврежден. Сейчас никто не сможет предсказать, выживет ли Монтесума.

Веласкес де Леон взял себя в руки и лишь с досадой покусывал губы, ожидая вердикт лекаря. Тут же стоял хмурый Альварадо и встревоженный Гонсало де Сандоваль. Кристобаль де Олид и Диего де Ордас. Капитаны ждали, скрывая тревогу. Кортес не терял рассудительности.

– Педро, Гонсало, – обратился он. – Обойдите периметр дворца, убедитесь, что мы готовы встретить возможную атаку. Индейцы разбежались, но кто знает, как скоро они вновь наберутся решимости и нападут.

Названные капитаны тут же поспешили выполнить приказ. Сандоваль уходил даже с некоторым облегчением. Слишком уж мрачная атмосфера царила в зале. Он почти все время провел комендантом в Веракрусе и не успел познакомиться с Монтесумой поближе. Жаль было раненого, но не более того. А вот Веласкес де Леон совсем пал духом. Кто бы мог подумать, что он так привяжется к императору. А ведь когда-то именно Хуан грозился убить его своими руками, когда конкистадоры собрались взять владыку ацтеков в плен.

Целый день прошел относительно спокойно. Горожане пока не беспокоили осажденных испанцев, но у них и без того оставался серьезный источник тревоги. Монтесума пришел в себя. Был он слаб до невозможности, крови потерял много, да и раны оказались серьезными. Говорил с трудом. Камни повредили не только тело. Жестоко ударили они по гордости и чувству собственного достоинства.

Монтесума был великим правителем, безраздельным владыкой своего народа. Самые знатные и влиятельные вельможи склонялись перед ним в низких поклонах. Его слово было законом, непреложной истиной, которую никто не мог опровергнуть. Он был для своего народа богом. Кто бы посмел прервать его речь? Кто бы отважился покуситься на его жизнь? Никто. До сегодняшнего дня… Монтесума потерял веру в себя и желание жить.

Кортес навещал его по несколько раз в день, стараясь приободрить, но все тщетно.

– Зачем, Малинче, цепляться мне за эту жизнь, – слабым шелестящим голосом говорил раненый. – Я лишился свободы и реальной власти, но с этим еще можно как-то мириться. Даже после пленения я оставался повелителем для своего народа. Что же произошло? Как боги допустили, чтобы мои подданные стали ко мне равнодушны? Как человек прихлопывает зловредного москита, так и они решили уничтожить меня. Похоже, мое время ушло.

Монтесума отказывался есть. Несколько раз срывал с себя повязки, позволяя крови течь из ран. Ни уговоры, ни ободрения на него уже не действовали. Кортес смотрел на него с чувством жалости. Даже в плену, даже в минуты самой большой опасности этот человек выглядел как повелитель. Гордый, исполненный достоинства, решительный. И вот теперь на ложе лежит несчастная тень – исхудавшая, вялая, ко всему равнодушная. Генерал-капитан остро ощущал свое бессилие. А ведь если Монтесума умрет, то опасность для конкистадоров возрастет многократно. Сколько раз удача спасала людей Кортеса в практически безнадежных ситуациях? Запас везения давно исчерпан.

Испуганные ранением повелителя, горожане сначала не тревожили дворец. Они и сами не ожидали такого святотатства. Испанцев интересовало, что стало с теми людьми, которые метнули камни в императора. Затерялись ли они в толпе или же их уже казнили? Было ли покушение спонтанным или и в самом деле заранее спланированным?

Но уже на следующий день индейцы пошли на приступ с удвоенной яростью. Стрелы сотнями взмывали в небо, засыпая лагерь конкистадоров. Любой человек, оставшийся без прикрытия, расстался бы с жизнью в считанные секунды. Фернан, лежа под защитой деревянного настила, в очередной раз радовался дальновидности Кортеса. Дворец начали укреплять с самого первого дня, стоило испанцам только прибыть в столицу. Время от времени какая-то случайная стрела все же находила щель и ранила кого-нибудь. Рядом с ним расположился Себастьян. Он деловито заряжал арбалет.