Текст книги "Тени древней земли (СИ)"

Автор книги: Юрий Салов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Глава девяносто пятая

Район села Скалистое, южный Крым

Земли клана Латыповых начиналась неподалеку от Симферополя, в самом сердце Бахчисарайского района, в горах, посреди территории густых вековых лесов, безраздельного царства сладострастной, дикой и первобытной природы. В самом селе их редко можно было встретить, так как они не любили общаться с другими людьми, к которым питали инстинктивное недоверие, часто переходившее в открытую враждебность.

Считалось, что караимы лучше уживаются с животными, чем с людьми. Все это дополняло мифологию, постепенно нараставшую вокруг этого народа: давным-давно ходили странные слухи, что они занимаются каннибализмом, что они совершают языческие обряды на гектарах полей и лесов, принадлежавших им, что многие из их детей никогда не были зарегистрированы, а некоторые беззаботные пастухи, которые случайно проникали на их землю, никогда не возвращались. Злые языки утверждали, что они были похоронены в полях, брошены в известняковые пещеры гор или, как рассказывали детям, чтобы отговорить их от походов в эти леса, расчленены, как поросята, и съедены на в ночь полнолуния. Легенды питались сами собой, а сплетни накапливались со временем. Некоторые утверждали, что караимы – единственные наследники коренных крымских общин, которые жили здесь еще со времен Хазарского Каганата.

Со временем истории о пропавших пастухах, о разбойниках и путешественниках, которые пытались проникнуть на эту территорию и от которых возвращались только лошади или мулы, о христианских священниках, которые осмеливались проповедовать в тех горах и были кастрированы или брошены на корм скоту, приобрели черты фольклора.

* * *

Кротов снова провел некоторое время в разъездах. После того, как его высадили на железнодорожном вокзале, он сел на электричку и, наконец, финальную часть маршрута от железнодорожной станции до искомого пункта преодолел на частнике.

Сейчас ему Симферополь казался почему-то очень далеким. Отроги холмов, усеянные домиками и хозяйственными постройками, мелькали в этом дневном осеннем свете, напоминали художественные полотна старых мастеров. Приглядевшись, можно было увидеть, что поля выжжены, а цветы при последнем издыхании, но все в целом слагалось в огромные золотисто-коричневые пространства, вбирающие все детали.

Здесь царил мир и покой. Машины практически не встречались.

Пыль… она была повсюду. Они двигались по грунтовой дороге, сухой, как келья пустынника. Кустарники вокруг были припудрены, листья побелели. Дома были вкраплены в это буйство природы.

Они проезжали мимо брошенных деревень, разрушенных хуторов, ферм, так прожарившихся за лето, что их стены, казалось, готовы были рухнуть в любой момент. Лаяли собаки, множество собак. Послушный скот, апатичные безликие крестьяне. Сельский мирок, живший в своем круговороте, безразличный и к мирной жизни, и к войне.

Внезапно Евгений заметил внизу коричневые пятнышки – лошадей, колодцы. Как кусочки коры на листке. Дорога здесь спускалась, следуя изгибам маленькой котловины меж серых скал и уже тронутых осенней ржавчиной диких деревьев.

* * *

И вот Кротов оказался в самом сердце караимской деревни, у входа в жалкую церквушку. Тяжеловесная, приземистая, обветшалая, она казалась закрытой: створки входной двери были связаны толстой веревкой. У самых стен разрослись чахлые сорняки, вместо свинцовых рам и традиционных витражей окна были закрыты кусками картона.

Сам вид этой церкви выражал все безразличие, чтобы не сказать враждебность, которое караимы питали к христианской вере. Под небом Крыма не было места для двух богов.

Внутри – та же разруха. Никакого освещения. Кособокие скамеечки для молитв, казалось, прислонялись друг к другу, чтобы не упасть. Свечи были воткнуты прямо в песок. Помосты гнили у покрытых влагой стен. В нефе витал запах гипса и селитры, как будто время, упадок и запустение в конце концов обратились в плесень.

Евгений заметил несколько женщин без возраста, которые молча молились. Эта часовня не нуждалась во фресках, изображающих восхождение на Голгофу, – она сама была крестным путем, агонией, с предсказуемым результатом.

Священник вышел к нему из-за алтаря.

– Что поделать, – пошутил он, – это не совсем ХХС, но сам Христос всегда проповедовал смирение.

Кротов сочувственно улыбнулся. Какое-то хлопанье заставило их поднять глаза. Пользуясь дырами в крыше, на хоры залетели голуби. Они двинулись по центральному проходу. Сквозь пропитавшую все вокруг влажность пробивался запах ладана. Они вышли во двор.

– Слушаю вас, – сказал священник.

− Вы не знаете, где находится дом Латыповых?

− Кто именно из Латыповых вас интересует? В селении им принадлежит несколько домов, и все в разных местах.

− Я хотел бы видеть главу рода, Бабакая Латыпова,− еще накануне Евгений навел необходимые справки о большой семье Латыповых, жившей в селе.

Получив от священника адрес, Кротов направился по грунтовой дороге к зданию, стоявшему посреди деревни, вдоль склона виноградника. Его несколько удивила глинобитная постройка, ветхие стены были изъедены сыростью – он думал, что жилище главы семьи будет побогаче.

Тем не менее, едва подойдя к дому, Евгений сразу позвонил в электрический звонок. Никаких вступлений и преамбул. Когда к нему вышла пожилая женщина в серой юбке и кофте, то единственный вопрос, выскочивший из него, был словно из барабана, где разыгрывался тираж некой лотереи:

– Я могу поговорить со старым Бабакаем?

− А вы кто? – спросила женщина.

Кротов вытащил свое удостоверение – чтобы разговор пошел в нужном русле.

– Полиция Симферополя, отдел убийств, – сказал он женщине. – Я могу видеть Бабакая Латыпова?

− Одну минуту, − сказала та и быстро пошла по дорожке к дому.

Совсем скоро из дома вместе с женщиной вышел низкорослый мужчина лет сорока в черной одежде. Он был похож на священника, но неухоженная бородка клочками и длинные начинавшие седеть волосы, закрученные в узел на затылке, делали его фигуру пародией на служителя культа.

− Здравствуйте, меня зовут Рахмат, − учтиво представился он Евгению. – может я вам могу чем-нибудь помочь?

− Мне нужно поговорить с Бабакаем Латыповым.

− Насчет чего?

− В горах неделю назад произошло убийство, и я бы хотел бы задать ему несколько вопросов.

− Старый Бабакай болен и он вряд ли сможет отвечать на них, − покачал головой мужчина.

− Вы доктор?

− Нет, я родственник, помогаю тетушке Доре ухаживать за ним, − кивнул на женщину человек, − сами понимаете, возраст…

− Дело очень важное и я должен поговорить с ним, − настаивал Евгений, − можете передать Бабакаю, что убийство связано с караимскими ритуальными масками.

− Все же он лежит серьезно больной и нет смысла тревожить его тяжелыми разговорами, − протянул мужчина.

− Тогда мы пойдем официальным путем и вскоре доставим главу вашего рода в Симферополь для дачи показаний, – гнул свое Кротов. – со всеми его грелками и «утками». И ему придется ответить на все наши вопросы в рамках следствия. И не один раз. Пока еще можно обойтись мирной беседой, на которой, думаю, все и завершится.

− Ну хорошо, я спрошу у него, − бородач испустил короткий вздох, − быть может старик согласится поговорить с вами. Я сейчас.

Через несколько минут он вернулся и покачав головой, произнес:

− Бабакай примет вас. Однако прошу, недолго.

Они прошли в дом, только налетевшие сухие листья скрипели под их обувью.

− Он слепой, − негромко сказала женщина по дороге.

− Я знаю это, − не оборачиваясь, ответил Евгений.

* * *

Кротов плохо себя чувствовал. Эта казавшаяся бесконечной поездка в Бахчисарайский район довела его до дурноты. С раннего утра он был на ногах, занимаясь найденным трупом Латыпова, и в результате эти уходящие за горизонт поля, расстилающиеся под осенними тучами, словно море, связались в сознании с охватившим его беспредельным унынием. И конца-края этому он не видел.

И вот теперь в погоне за убийцей он сидел в компании каких-то крестьян, попивая приторную настойку шиповника или чего-то в этом роде. Единственным приятным сюрпризом оказалось, что его все же привели к Бабакаю. Но в остальном…

Женщина не сводила глаз с него. Весь ее взгляд низводил Кротова до уровня нежеланного чужака.

Сам глава рода полулежал на кровати, укутавшись пледом и опираясь на положенные ему под голову несколько подушек.

Наконец, одним жестом остановив словесную акробатику бородатого родственника, он вытаращился бесполезными глазами на Кротова. Молча он запустил руку за подушку и достал длинную курительную трубку. Бородач помог ему набить ее табаком.

Не торопясь, старец раскурил трубку, помещение наполнилось сладковатым дымом. Затягиваясь табаком, он, поджав губы, незрячими бельмами уставился в потолок, пробыв в таком состоянии пару минут.

Евгений решил ему пока не говорить о смерти внука, опасаясь непредсказуемых последствий; если же сам Бабакай каким-то образом узнав об этом, начнет разговор на эту тему первым, только тогда можно было поддержать диалог.

– Это культовое дело, – наконец изрек старик.

Кротов сосредоточился.

– Культ, – тупо повторил он, – это что в вашем понимании?

– Традиции предков и их исполнение.

– А кто же исполнитель?

– Избранные из рода. На протяжении веков было множество избранных. Избранный играет жизнями жителей общины, он наказывает их, и в то же время он направляет нас. Это подвижник, освещающий путь вперед.

Евгений подумал о Моисее, уводящем иудеев, обращенных египтянами в рабство. О Христе, вернувшем надежду евреям под игом Римской империи. Неудивительно, что и караимы в свой черед придумали себе Спасителя.

– На днях была жестоко убита молодая девушка, тело ее было найдено в пещере недалеко от Алушты, – начал Кротов. – ей перерезали горло, прибили пластиковую маску с гвоздями к лицу. Похожие убийства произошли на полуострове в семьдесят восьмом и восемьдесят девятом годах. Почерк убийцы практически идентичен. Почему этот человек действовал так жестоко?

− Не нам решать, жестокий обряд или нет, − произнес глава рода, − так решили наши предки.

− Значит, убийство было совершено этим избранным?

– Только такие как он могут приносить жертву. Его поступок – плата за грехи жителей общины.

Евгений, полуприкрыв глаза, казалось, впитывал в себя этот неведомый, потаенный, безумный мир древнего народа. Возможно, он наконец найдет в этом мире убийцу, которого ищет так упрямо. А может, просто потеряет рассудок.

– Этот человек действует так потому, что только человеческое жертвоприношение может умилостивить ваших богов?

– В принципе это верно. И мы говорим не о человеке, мы говорим о том, что в него в этот момент вселился исполнитель, посредник между нашим народом и богами.

– Ладно. Но убийство в ночь осеннего равноденствия, его рук дело, верно?

– Да, так говорят у нас.

– Но откуда вы знаете?

– Исполнитель – один из нас. Он сообщает нам. Он передает послания.

– Каким образом?

Старик грациозно и расслабленно взмахнул рукой:

– Голос караимов разносит ветер.

Кротов провел ладонью по лицу и заговорил на октаву ниже:

– Я думаю, вы знаете исполнителя.

– Это правда. Он из нашего клана.

– Кто он?

На сухих губах старика расцвела улыбка.

– У меня нет причин отвечать тебе. Совершается древний обряд. Он делается ради выживания народа, тысячелетиями живущего здесь. Мы должны задобрить Природу. Все, на что вы, чужаки, способны, – это послать к нам полицейскую ищейку.

– Откуда вы знаете, что идет следствие?

Новая улыбка. Старик словно играл его разумом, как стеклянными шариками в ловких пальцах, давая ему почувствовать свою власть, – как и любой глава старого рода.

Потом он небрежно обронил:

– Мне сказал Всеволод.

Бабакай засмеялся горловым смехом, чистым и свежим. Этот смех означал: «Все мусора такие тупицы».

Кротов по-прежнему не стал упоминать сегодняшние события:

– После того как было совершено это убийство, мы прошли по нескольким ложным следам. Мы заблуждались. Часто. Но мы ни разу не опустили руки. Какими бы мотивами вы не руководствовались, нужно прекратить убийства.

– Почему?

И действительно, почему? Эти люди веками живут в мире своих специфических представлений об окружающем мире. Предыдущие жертвы были, скорее всего, из их селения, поэтому и сорок, и тридцать лет назад их никто не хватился. Сама мысль, что никто не может вмешаться в дела общины, им нравилась. Вот так…

У Кротова было лишь несколько секунд, чтобы парировать удар. Он сглотнул – видно было, как над воротником рубашки дернулся кадык, – и решил зайти с другого конца:

– Караимы никогда не совершали человеческих жертвоприношений. Это именно сектанство, и сектанство только вашего древнего рода. Вот поэтому у вас и засуха, и неурожаи, и массовый падеж скота. Ваша деревня гибнет, и все из-за убийств, с которыми связана ваша община. Остановитесь, пока не поздно, и помогите нам. Если в ходе расследования в селении начнутся аресты по вине вашей семьи, то эти земли захиреют совсем и, возможно, обретут новых хозяев, как вы говорите, чужаков.

Этот аргумент вроде бы достиг цели. Старый Бабакай выпрямился на кровати и оперся об ее спинку.

– Чудо существует.

Все застыли.

Кротов выговорил:

– Что вы имеете в виду?

Бабакай резко щелкнул пальцами, что означало, что посторонние должны покинуть помещение. Тем не менее, оба караима – мужчина и женщина – беспрекословно вышли. Старик, услышав скрип половиц, усмехнулся.

– Жертвоприношение помогло.

– Что?

– Много лет назад серьезно заболел юноша из нашего клана, парнишка совсем. Никакие лекарства не помогали, никакие врачи. Для меня было очевидно, что, наша Богиня требовала жертву. Мне пришлось замарать свои руки. Мне пришлось совершить жертвоприношение.

Евгений наслаждался этим разговором в жарко натопленной комнате, когда за окнами бушевал ветер. Он решил уточнить:

– Когда это было?

Создавалось полное впечатление, что он получил порцию допинга, взвинченный новой информацией.

– Когда это было? – повторил он громче.

– В семьдесят восьмом.

– Как звали мальчика?

– Неважно. Главное, что он полностью выздоровел.

– Где он сейчас? Здесь, в селении?

– Нет. Он сейчас большим человеком стал. Быстро пошел в гору. На государственной службе. В вашем мире. Его следует оставить в покое. Он делает свое дело.

Кротов усиленно думал, пытаясь представить возможный портрет этого человека.

Старик словно прочел его мысли:

– У него теперь есть власть.

– Власть?

– Да. Он стал продолжателем наших традиций.

У Кротова под воротником покраснела шея: это было уже слишком. Он выпил залпом напиток и зашевелился на стуле, но Бабакай возгласом дал понять, что это еще не все.

– Послушай меня, – приказал он, – наш род сделал его в свое время новым избранником.

– Почему?

– Я не могу об этом говорить, это магия.

– Какая связь с его властью?

– Через одиннадцать лет пришлось принести новую жертву. Он стал моим учеником, понимаешь?

Евгений, разумеется, хотел ответить «нет». Но он не собирался сдаваться:

– Теперь он помогал вам в обряде?

– Это правда.

– Каким образом?

– Когда я прибил жертве маску к лицу, он выпустил ей кровь.

– Уже будучи на госслужбе?

Старик вернул на лицо улыбку, как снова надевают пиджак или кофту, – он явно считал себя выше незваного гостя, разговаривая с ним, как с ребенком.

– Конечно, ты можешь попытаться отыскать его таким образом, но это ничего не даст. Богиня защищает его.

Кротов поднялся, придвинув стул к столу. Старец умолк.

– Сейчас уже ученик сам справился без помощи учителя? – резко спросил он.

Бабакай махнул рукой и дребезжаще засмеялся:

– Богиня требует жертв. Тебе, пришлому, не понять этого. А он стал как вы, частью вашего общества, и в этом его сила. Но при этом всегда помня, кто он.

Старик закашлялся; видно было, что и впрямь его здоровье оставляет желать много лучшего.

−Вы сильно неправы, Бабакай, − направился к дверям комнаты Кротов, − и еще не знаете, насколько. Но вам с этим жить и вам с этим умирать.

* * *

В коридоре он столкнулся с бородачем и тетушкой Дорой; скорее всего они подслушивали разговор Кротова со старцем.

− Не надо меня провожать, − бросил им Евгений, − я сюда больше не приду. Хотя, не исключаю, вашему клану еще предстоят беспокойные дни.

Глава девяносто шестая

Кротов вернулся в Симферополь вечером. Следовало как можно быстрее оказаться в Управлении. Хоть с одним убийством он разобрался.

Отныне перед ним стояла одна первоочередная цель – выяснить личность «госслужащего». На протяжении всего времени, потребовавшегося на обратный путь, Кротов прикидывал в уме все аспекты информации, полученной от старика Латыпова. Убийца из восемьдесят девятого проявился спустя тридцать лет. Версия полубезумная, полуреальная, но которая, конечно, сужала поиск. Кто он теперь? Кем стал? Под какой фамилией?

Все, что у него пока было, это примерный возраст и место рождения предполагаемого убийцы.

* * *

− Вот смотри, − Неделин положил на стол Евгению акт судебно-биологической экспертизы,− химические вещества, обнаруженные в крови исследуемого, указывают, что не более, чем за пять-семь часов до наступления смерти потерпевший принимал сильнодействующие нейролептические и наркотические вещества: тизерпин, санапакс, димедрол. Причем в больших количествах.

− Латыпов-младший кололся наркотиками? – удивился Кротов.

− Мы сделали запрос в наркологические клиники полуострова, − заметил Марат, − завтра узнаем. Однако я сомневаюсь: концентрация наркотиков в организме была такая высокая, что в таком состоянии он шагу не мог сделать, не то, что вести машину.

− Полагаешь, его накачали наркотиками, превратили в бревно, а затем положили на рельсы?

− Да, или скорее сбросили с высоты: там над тоннелем, откуда выезжает поезд, проходит грунтовка. Запросто могли выбросить из машины вниз, незадолго до того, как проедет поезд. Он перемелет тело и уничтожит все улики.

− Ну и как там со следами протекторов шин на дороге? Что-нибудь есть?

Марат неопределенно помахал рукой.

− Найдите джип Латыпова, − убежденно произнес Евгений, − я поговорил с местными в селении, он вчера под вечер на своем джипе уехал. Там могли остаться следы преступника.

− Что тебе удалось нарыть?

Кротов терпеливо рассказал о своем посещении селения караимов. Он пересказывал разговор с Бабакаем методично, неторопливо, стремясь не упустить ни одной детали.

В комнату отдела убийств зашел Фирсов.

– Ну что, коллеги, – бодро спросил он, – есть какие-нибудь новости из караимской общины?

– Старик сказал, что это он совершил убийство в семьдесят восьмом, – ответил Кротов, – но я не особо ему верю.

– Примем к сведению.

– Главное, что удалось узнать, – добавил Евгений, – наш убийца из пещеры Шан-Кая-Кубасы и убийца из восемьдесят девятого – одно и то же лицо.

– Вот как? Тоже Бабакай сказал?

– Да, и еще хвалился этим. Он заявил, что помогал в восемьдесят девятом убийце.

– Интересная версия.

– Бабакай дал понять, что убийца из их народа, он караим.

– Будем арестовывать старика? – бросил Эркенов.

– Нецелесообразно. Он от всего отопрется и скажет, что все выдумал. В прокуратуре слова девяностолетнего слепого старца сочтут фантазией и не примут во внимание. Тем более, что прямых доказательств его причастности к тем убийствам, кроме его слов, нет.

– А что тогда?

– Установим слежку за домом Латыповых. Телефон на прослушку. Мобильную связь под контроль.

– Ну и дальше?

– Может появится кто незнакомый. Надо будет отправить кого-нибудь из наших агентов на похороны Всеволода Латыпова, посмотреть, кто придет на них.

Неделин резко поднялся с края стола, полез за сигаретами и, открывая пачку, спросил:

– Как вам версия Евгения? Будем разрабатывать?

Полковник улыбнулся:

– Конечно. Он еще спрашивает!

– Тогда наша задача облегчается, − заметил Кротов, − если в семьдесят восьмом наш фигурант был подростком, то в восемьдесят девятом ему должно быть лет двадцать пять примерно. Когда у караимов мальчик, грубо говоря, превращается в мужчину?

Неделин открыл сейф, достал папку, долго листал распечатки и перебирал бумажки, потом ответил:

– Значит, так. Возраст созревания у караимов тринадцать лет.

– Получается, в семьдесят восьмом этому человеку было тринадцать-четырнадцать, соответственно надо искать госслужащего старше пятидесяти четырех лет.

– Интересная версия, Кротов. Да, это все очень интересно. Но имей в виду, госслужащих старше пятидесяти четырех на полуострове несколько сот, и у каждого тогда надо проверить алиби. Кроме того, этот человек мог специально прилететь на полуостров для совершения жертвоприношения, а затем отбыть на материк. Он ведь не обязан работать в Крыму, верно? Да и это человек может быть уже на пенсии, что также возможно. Так что, круг подозреваемых у нас довольно большой.

– Он еще и караим.

– Женя, дорогой, кто сказал, что его при рождении записали караимом? Его могли записать русским, украинцем, татарином, хоть кем. Это не зацепка. А вот слова местных о том, что Латыпову кто-то звонил в тот день и он через несколько часов поехал в город, более важны.

– Что насчет токсикологической эксертизы?

− Если коротко, то тизерпин и санапакс применяются в психиатрии для лечения шизофрении, шизотипических расстройств, галлюцинаций, психопатологических состояний, − сообщил Фирсов, − сомневаюсь, что Всеволод Латыпов был пациентом психдиспансера. Да и как он тогда мог получить права? Впрочем, завтра нам сообщат из наркологии. Между прочим, в квартире у Бирюкова были найдены другие препараты.

− Нашли его машину?

− Нет.

− Как там Ионов?

− За Ионовым установлено наблюдение, − отозвался Эркенов. – судя по детализации звонков его мобильного и данным «наружки», его и близко не было к месту, где нашли тело Латыпова.

− Иди, отсыпайся, − Фирсов положил руку на плечо Евгения, − ты славно потрудился сегодня. Госслужащих мы, конечно, будем плавно перебирать. Но перспективнее сейчас выйти на нашего фигуранта через связи Латыпова-младшего, Ионова, Бирюкова. Иди, отдыхай.