Текст книги "Тени древней земли (СИ)"

Автор книги: Юрий Салов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Глава шестьдесят вторая

УВД Симферополя

В помещении, отведенном для расследования убийства Дианы Гурджиевой, царил бардак. На стенах висели различные фотографии с места преступления и увеличенные изображения трупа. На одном столе несколько офицеров изучали предметы, привезенные Неделиным прямо из дома гуру, на другом были разложены детали преступления, первые отчеты криминалистов и примерная хронология событий.

Члены следственной группы бросили на них быстрый взгляд и тут же вернулись к своим делам, не обращая на них внимания.

Евгений и Мария почувствовали злое торжество, наблюдая за работой заржавевшей машины отдела убийств. Шум, гам, перепалки. Хаос был ощутимым. Нужно было поймать убийцу на свободе, и Диана, вероятно, была не единственной его жертвой. Начальство желало результатов. Общая цель связывала коллег, которые до этого практически не общались друг с другом; за несколько часов праздные бездельники превратились в решительных охотников.

– Давай уйдем отсюда, я не хочу наблюдать имитацию бурной деятельности, – сказала Райская.

− Лучше пуля в голову, чем быть заживо похороненным в этом вонючем подвале. Да еще и с тобой, – ответил Кротов.

– С тобой так же весело, как с месячными в первый день моего отпуска, понимаешь? – пробормотала Райская, заставив своего партнера улыбнуться.

Неделин увидел их и подошел.

– Мы запросили у начальства несколько беспилотников. Завтра они будут обследовать Гурзуфский перевал. Спасибо за наводку.

– Пожалуйста. Будем надеяться, что это принесет пользу, – сказал Евгений. − Как обстоят дела здесь?

– Мы активизировали агентурную работу. Вы лучше меня знаете, что первые сорок восемь часов жизненно важны для расследования.

– Кстати, – сказала Мария, доставая из сумки еще одну папку. − Мы поговорили с антропологом, который работал с Барсуковым над предыдущими делами. Вот новая информация, которую мы собрали о «священной силе воды» и символике масок. Так что вы можете получить свою порцию глупостей… Здесь. Наслаждайтесь.

– Что вы думаете о преподавателе?

– Интересный парень. Когда будет минутка, мы можем рассказать о нем все.

Неделин положил папку на стол и, несмотря на поздний час, пригласил их на чашечку кофе. Мария и Евгений согласились, так как поняли, что майор хочет поговорить наедине.

– Они исключили вас из расследования. Как же так? – спросил он, недоумевая.

– Обычные маленькие игры, в которые играют те, кто наверху… Скажем так, мы им не очень-то по сердцу», – сказала Райская.

Неделин покачал головой.

– Порой мне кажется, что в УВД Симферополя больше интриг, чем во всей полицейской структуре полуострова. Так было всегда. Просто обидно.

– Мы это переживем… А что говорит судмедэксперт Тромкин?

– Именно об этом я и хотел с вами поговорить. Ситуация сложнее, чем мы думали, – сказал майор, понизив голос.

– В каком смысле? – спросил Кротов.

– В том смысле, что вскрытие еще продолжается. Вероятно, окончательное заключение будет только завтра, а то и позже.

– А в чем дело?

– Диана умерла от ранения в горло, но, судя по всему, ей перед этим прибили пластиковую маску к лицу, чем-то вроде кувалды или тяжелого молотка. Ее жестоко избили. Она несколько раз ударилась головой, у нее были сломаны два ребра и помимо перерезанного горла, ей нанесли порезы на спине в виде определенных символов, правда это уже после смерти.

– Господи…, – пробормотала Райская.

– Удалось ли ему определить время смерти? – спросил Кротов.

– Между полуночью и двумя часами ночи.

– Значит, она была без сознания, когда ее доставили в убежище?

– Это он и пытается установить, но, похоже на то.

Евгений и Мария обменялись напряженными взглядами.

– И к сожалению, на этом все не заканчивается…, – взглянул в чашку Неделин.

Глава шестьдесят третья

УВД Симферополя

– Что еще может быть? – спросила Мария Райская, и на ее лице отразилась паника.

Неделин в изнеможении откинулся на стул, словно ему нужно было избавиться от невидимого груза на плечах, который он не мог больше выносить. Он выдохнул, испытывая отвращение к тому, что ему предстояло открыть.

– Девушку изнасиловали, – произнес он слабым шепотом.

– Ах…

– Она подверглась насилию до ночи убийства. За пару дней до этого: это неофициальная версия Тромкина, к которой следует относиться с осторожностью до тех пор, пока он не представит свой окончательный отчет.

– Он уверен в изнасиловании? – спросила Мария после нескольких мгновений изумления.

– Изнасилования… Да, он в этом уверен.

– Почему такое обращение? – спросил Евгений, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Ее могли изнасиловать этот сукин сын и его последователи во время одного из своих грязных обрядов, – предположила Мария. − Она пытается сопротивляться, и они избивают ее до потери сознания. Не сумев привести ее в чувство, они решают убить ее, имитируя старые ритуальные жертвоприношения, как бы пытаясь переложить вину на кого-то другого.

Кротов и Неделин посмотрели на женщину в новом свете: ее гипотеза подтвердилась.

– Да, вполне возможно, что так оно и было, – признал майор. − Значит, они должны были ее прятать или где-то держать.

– Если мы найдем этого ублюдка, то, скорее всего, найдем и то место, где они держали ее, – сказала Мария.

– Я знаю, что еще рано проводить токсикологические исследования, но высказал ли Тромкин свое мнение по этому поводу? − спросил Евгений.

– Да, это так. Я не помню деталей, но слышал, что по ткани печени он смог установить, что девушка несколько часов находилась под воздействием наркотиков. Химические вещества. Возможно, галлюциногенные вещества.

– Значит, они накачали ее наркотиками, а потом изнасиловали… Логично. Может быть, они сказали ей, что это необходимо, чтобы войти в тот транс, о котором говорил Барсуков, а на самом деле…

− Ладно, − вздохнула Мария, − утро вечера мудренее.

Глава шестьдесят четвертая

Окрестности Симферополя, срединный Крым

Михаил выслушал отца в недоумении, затем решительно покачал головой.

– Нет… Ты не можешь меня об этом спрашивать, – вздохнул он в абсолютной тишине, наступившей после слов главы семейства.

– Я не спрашиваю, я приказываю, – твердо ответил Всеволод.

– Нет, Пап, я не могу… Я сделал все, о чем ты просил до сих пор. Но это… блин, это нет!

На кухне стоял холод. Два младших брата Всеволода неловко углубились в свои тарелки. Плач мальчика заглушил треск чадящих, сыроватых поленьев в очаге.

Всеволод кивнул, и женщины, молча сидевшие перед камином, закутанные в темные шерстяные шали и занятые плетением корзин, повиновались, без единого слова покинули комнату и закрыли за собой дверь.

Михаил наблюдал, как отец медленно доедает хлеб с колбасой и вытирает рот. Затем Всеволод с изучающими жестами и ледяным спокойствием тщательно очистил лезвие своего ножа носовым платком, закрыл его и сунул в карман. Он положил свои большие руки на деревянный стол и, бросив на подростка зловещий взгляд, сказал:

– То есть ты ставишь под сомнение мои приказы, унижаешь меня перед женщинами?

Мальчик имел наглость не опускать глаза.

С кошачьей быстротой Всеволод поднялся на ноги, опрокинув стол и стул, и с такой силой ударил сына, что тот отлетел к стене. Удар был настолько сильным, что потрескалась побелка на стене и зазвенели медные горшки, висевшие на балке.

Дяди мальчика боялись, что он убил его.

Михаил упал на землю, как безжизненный труп, задыхаясь.

Слеза крови медленно стекала по белой стене.

Когда мальчику было девять лет, его лягнул осел, которого он дразнил: по сравнению с пощечиной, полученной от этого гиганта с каменными руками, удар осла был похож на материнскую ласку.

– Ты делаешь то, что я тебе говорю, юниор. А если не сделаешь, я выдублю тебя как кожу, сын ты или не сын, понял? – сказал Всеволод, не повышая голоса ни на полтона. − Я поставлю тебя посреди поля как пугало, и вороны выклюют тебе глаза и яйца.

Михаил не мог ответить: он с трудом вспоминал, где он и кто он.

– Сегодня ночью заставьте его спать вместе с животными, и мы увидим, как быстро сойдет с него спесь, – приказал Всеволод своим братьям, прежде чем выйти из кухни и захлопнуть дверь.

Глава шестьдесят пятая

УВД Симферополя

На следующее утро раньше всех из отдела вышел на службу Фирсов. Когда спустя минут сорок невыспавшийся Кротов шел по длинным унылым коридорам Управления и думал о деле Бирюкова, то около кабинета полковника вдруг уловил за дверью запах кофе. Вежливо постучав и получив утвердительный ответ, Евгений толкнул дверь и увидел шефа за столом – Фирсов наливал в кружку кипяток, и кофейный аромат поднимался горькими нежными клубами.

− Присаживайся, − сделал пригласительный жест полковник. − Когда-то давно я варил натуральный кофе на электрической плитке в маленьком кофейничке. Представь себе, из-за этой плитки постоянно скандалили комендант и пожарник, которые в своих письменных и устных рапортах называли ее только «пожароопасным электронагревательным прибором». Спор решил мой тогдашний начальник, генерал Гречихин. Раскрываемость преступлений в моем отделе, видимо, волновала его больше, чем возможность небольшого пожара. А поскольку и то и другое было, очевидно, связано с плиткой, то он сказал, чтобы меня оставили в покое.

Полковник дождался, пока в кружке поднялась желто-коричневатая пена, и удовлетворенно сказал;

– Ну, вот…

– Доброе утро, Яков Михайлович. Хорошую погоду обещали сегодня.

Фирсов глянул на Евгения карими узкими глазами, усмехнулся:

– Да? Точно?.. Ладно. Допустим. Кофе попьешь?

Евгений кивнул. Яков Михайлович достал из стола еще одну белую эмалированную кружечку и стал насыпать в нее из банки кофе. Комната была залита ярким утренним солнцем. И оттого что было очень светло, Кротов вдруг увидел, что шеф отнюдь не белобрысый блондин, как показалось ему при первой встрече, а седой. Волосы у него были не мучнисто-белые, а тускло-серебристые. Лицо было ватное – припухлое, белое, и Евгений почему-то подумал, что шефа, наверное, не особо любили женщины. А может быть, и нет, кто знает…

Фирсов, увлеченный приготовлением кофе, метнул в Кротова быстрый взгляд:

– Я вижу, не порадовал тебя мой видок-то.

Евгений пожал плечами:

– Да и у меня не лучше.

Полковник сказал задумчиво:

– У человека есть порожек, до которого его спрашивают люди: «Вы почему сегодня так плохо выглядите?» После, как перевалил, вроде радуются: «А сегодня вы замечательно выглядите!». Это своеобразный закон – чего необходимо, а чего достаточно.

– Сколько вам лет, Яков Михайлович?

– Пятьдесят три. Это еще не много, – в это утро полковник был почти весел. – В таких случаях часто пишут: «…в расцвете творческих сил…»

Не давая сказать молодому коллеге, Фирсов продолжил, как будто отвечая его мыслям:

– Я шучу, конечно. Дело не в годах, не в том, что их осталось маловато. Дело в том, что они – которые остались – для меня стали чересчур быстрые, короткие слишком…

Он прихлебнул коричневую дымящуюся жидкость и, отвернувшись от Кротова, стал смотреть в окно. А за ним цвела золотая осень, которую жизнь, будто безумный режиссер, почему-то решила сделать декорацией к его, Фирсова, осени. По-прежнему глядя в окно, полковник сказал:

– Я летом разговаривал с Барсуковым. И вот что меня поразило…

– И что?

– Меня поразил тот момент – я это будто своими глазами увидал: он говорил, что сразу согласился на химиотерапию, потому что знал – его организм до конца изношен. Да-а. Вот я тоже попытался представить, как мой организм выглядит…

– Кто знает, – Евгений был озадачен неожиданным поворотом разговора, – но это серьезный вопрос. Вот вы бы например на химиотерапию согласились?

Еще мгновение Фирсов смотрел в окно, потом повернулся к коллеге и выдохнул:

– Нет, я бы не согласился.

– Почему же?

– Не знаю. Я предпочитаю в качестве лечения горный воздух, эти лесистые скалы и купание в море. Ну, в крайнем случае – операция. А добровольно сжигать радиацией свой организм… Ладно, мрачных разговоров достаточно!

Полковник отошел от окна, выпил чуть ли не залпом свой кофе, не спеша прошелся по кабинету, будто обдумывая план действий на предстоящий день. Потом он сел за стол, водрузив на потемневшую от времени поверхность свои огромные кулаки.

– Да, – сказал он, – Что ты думаешь насчет дела, которым сейчас занимаешься?

Кротов вкратце рассказал ему про Бирюкова, сказал, что они ждут сообщений из Гурзуфа, а также полный отчет судмедэксперта.

– Да-а. Бирюков это подарочек еще тот, − хмыкнул полковник.

– Работенки он нам подкинул по горло.

– Пора уже привыкнуть, – сказал Фирсов. – У нас ведь как у дворников: сколько снегу выпадет, столько и убирать.

Евгений уже собирался ответить, когда они услышали топот ног по коридору. Выглянув наружу, они увидели, как их коллеги бежали к лестнице.

Войдя в комнату убойного отдела, отведенную целиком для расследования убийства Гурджиевой, полковник задал вопрос Эркенову:

– Что происходит?

− Человеческий фактор, − ответил за помощника Неделин, − лучше хваленой современной техники: только что поступил сигнал от нашего агента, работающего одним из смотрителей в национальном парке «Крымский». Он сообщил, что Бирюков расположился со своими последователями в районе верхней Артековской поляны, чуть выше по склону. Мы запросили военных и группу быстрого реагирования.

Неделин повернулся к Евгению: улыбка благодарности озарила лицо Кротова.

– Я тогда еду с вами? – спросил он.

– Мы едем, – поправила его Мария.

Оба полицейских повернулись, чтобы окинуть Райскую взглядом с ног до головы: свитер, джинсовая куртка, обтягивающие брюки цвета хаки, которые были заправлены в военные ботинки. Она выглядела готовой к вооруженной вылазке в горы.

– Откуда ты узнала, что группу Бирюкова нашли? − Кротов и Неделин в один голос недоумевали.

– Ну, женскую интуицию никто не отменял, не так ли? – ответила Райская, бесстрастно поглаживая свои покрытые облегающей тканью бедра.

Глава шестьдесят шестая

Верхняя Артековская поляна, перевал Гурзуфское седло

Тихое солнечное осеннее утро прервал гул вертолёта, который начал кружить над лагерем неоанастасийцев.

Бойцы Росгвардии вместе с сотрудниками убойного отдела Симферополя и группой военных, вызванных в качестве подкрепления, остались в стороне, когда спецназовцы вышли из леса и направили оружие на лагерь, начав штурм.

Когда спецназ МВД дали команду по рации, Евгений, Мария, Неделин и их коллеги вышли из сосновой рощи с оружием наизготовку и обнаружили перед большой военной палаткой десяток человек. Они стояли на коленях на земле, заложив руки за шею, в состоянии полной покорности. Ни малейшего проявления страха. Никакого желания сопротивляться. Они смотрели прямо перед собой, не обращая внимания на полицейских.

– Это вы поставили их в такое положение? – спросила Мария одного из спецназовцев.

– Нет. Они уже были такими, как будто ждали нас.

Райская повернулась к своему напарнику, убирая в кобуру свой «Макаров»:

– Ты это видел, Кротов? Не знаю, как, но они услышали, что ты идешь, и испугались.

Евгений не соизволил ответить ей. Он наблюдал, как его коллеги из спецназа надевают наручники на членов секты, а сотрудники отдела по расследованию убийств обыскивают палатки в сопровождении Росгвардейцев.

– Как будто кто-то указывал им, как себя вести… Где Бирюков? – спросила Мария у Неделина.

Майор озабоченно покачал головой.

– Маша, – позвал Евгений. − Бирюков… Его здесь нет.

Мария Райская вновь стала серьезной. Она подошла к одному из неоанастасийцев и спросила его, где их лидер. Тот сделал вид, что не услышал ее. Мария оглянулась, увидела, что никто, кроме Евгений, не обращает на них внимания, и ударила его металлическим носком своего ботинка в солнечное сплетение. Она взглянула на своего коллегу, чтобы понять, не задела ли она его чувства, но Кротов ничего не сказал, давая ей молчаливое согласие. Мария наклонилась к адепту и повторила свой вопрос:

– Где Бирюков? Следующим ударом я тебе по яйцам настучу… Поторопись, у меня задница замерзла.

Мария встала, готовая нанести второй удар, но Евгений остановил ее, схватив за руку.

– Не так и не здесь. Они следят за нами, – сказал он.

Мария повернулась, увидела нескольких росгвардейцев, направляющихся к ним, и сделала шаг назад.

– Ну что? – спросил Евгений у Неделина и Павла Эркенова, которые только что вышли из самой большой палатки.

Майор расстегнул свой бронежилет, за ним последовал его заместитель.

– Похоже, здесь все убрали, чтобы не оставлять следов, – недоверчиво бросил он. − Наверное, кто-то сказал им, что мы приедем.

– А Бирюков? – спросила Райская.

– Ни малейшей зацепки, – ответил Эркенов, кивнув в сторону своих коллег, обследовавших окрестный лес. − Если только он не спрятался где-то там, и это все подстроено, чтобы потратить наше время.

По рации Неделин попросил военных прочесать местность в поисках беглеца. Через несколько секунд вертолет взлетел, и над перевалом воцарилась глубокая тишина.

– Он не мог так сбежать, – сказал Евгений, и в его голосе прорезался гнев.

Неделин дал добро техникам ученого на тщательный осмотр палаток.

– Паша, сходи за Маценко, – приказал он. − Скажи ему, что все безопасно. Нам нужно его согласие, чтобы перевезти этих ублюдков.

– Есть идеи, кто мог слить наш маленький сюрприз? – негромко спросил Неделин у двух полицейских.

– В Управлении? – сказала Мария. − Быстрее будет сказать, кто не смог.

К ним подошел Илья Дейч, заместитель начальника отдела убийств Симферополя.

– Ни один из этих сукиных детей не имеет ни малейшего желания сотрудничать, – сказал он с раздражением.

– Что же нам делать? – спросила Мария.

– Мы отвезем их всех в Управление и занесем в личное дело. С отпечатками пальцев и образцами ДНК, если на последнее получим разрешение от Маценко, – ответил Дейч.

– Получим, куда он денется, – гарантировал Неделин. − Он чувствует себя очень виноватым в смерти Дианы. Как и я, собственно…

– Не забудьте про отпечатки пальцев, – заметила Мария.

– А как же Бирюков? – спросил Евгений.

– Нам нужно больше людей, чтобы как следует прочесать этот лес. Территория большая, – отметил Илья. − Мы попробуем обратиться за помощью к смотрителям, вызовем кинолога и военных, но нам нужно исследовать более трехсот квадратных километров…

– Я останусь здесь, чтобы помочь, даже если мне придется остаться на ночь, – сказал Неделин.

– Не хотите ли вы сопроводить этих субъектов до Управления и внести их в картотеку? – спросил Илья двух полицейских, глядя на разделенных и завернутых в спасательные одеяла последователей.

– Для меня это не проблема, – ответил Евгений.

– И не для меня, – добавила Мария. В любом случае, у меня нет неотложных дел.

– Спасибо, коллеги. Мне жаль, что эта часть кампании не принесла ожидаемых плодов… Я собираюсь сообщить Фирсову плохие новости, – сказал Илья, указывая на рацию.

– Я бы не хотела оказаться на его месте… – прокомментировала Мария, кутаясь в полицейскую ветровку.

– Так вы останетесь здесь? – спросил Евгений у майора.

– О да, – ответил Неделин. − И я надеюсь, что окажусь лицом к лицу с этим ублюдком.

– Держите нас в курсе.

– Конечно.

Пока Мария и ее коллеги в форме организовывали транспортировку подозреваемых, Евгений смотрел на огромное голубое небо и на несколько секунд закрывал глаза, вдыхая резкий, ароматный воздух.

Кротов чувствовал, что вступает на территорию своего неведомого противника. Убийцы.

Он ощутил, что за ним наблюдают, и резко повернулся, сканируя глубину сосновой рощи.

− Это просто ощущение, – тихо сказал он себе через несколько секунд. − Стресс обманул меня.

Но он не до конца в это верил.

Глава шестьдесят седьмая

Окрестности Симферополя, срединный Крым.

Тетя открыла дверь еще до того, как Всеволод поднялся по лестнице. От его тяжелых ботинок деревянные планки заскрипели, словно собираясь расступиться. Из комнаты деда доносился бледный свет свечи и вонь старости и болезней.

– Как он? – спросил он низким голосом.

Старуха лишь покачала головой, приковав взгляд к земле. Впервые за долгое время Всеволод наблюдал за этой женщиной в длинной простой одежде, которая, как и многие женщины в его семье, принесла себя в жертву домашнему хозяйству, заставившему ее отказаться от своей личности и стать этаким призраком досрочно, заботясь о кухне, домашних делах, детях и стариках, бесшумно и невидимо, как дух: бесплотный, но всегда присутствующий.

Перед тем как войти, мужчина погладил ее по плечу, как бы придавая ей сил и благодаря за самопожертвование: она тоже служила Богине, роду караимов, хотя и не так, как он.

Всеволод присел рядом с кроватью, на которой лежал Бабакай, который в молодости был даже выше своего внука, а теперь, исхудавший, выглядел не более чем скелетным ребенком. За несколько часов его словно что-то высушило изнутри. Несмотря на то, что он был закутан в толстое, тяжелое одеяло из сырой шерсти, его била дрожь.

«Вы можете поверить в абсурдность жизни, – размышлял Всеволод. − Говорят, что когда-то он имел телосложение быка, а посмотрите на него сейчас. Что осталось от этой силы природы?»

– Это ты? – пробормотал дед.

Латыпов положил свою руку на его. Его кожа была настолько тонкой, что на ней виднелись вены и сухожилия. Эти переплетенные руки были прекрасным символом прошлого и будущего Латыповых.

– Да, это я… Как дела?

– Как будто кто-то ждет смерти.

Всеволод улыбнулся.

– Вы говорили это в прошлом году. И в позапрошлом…

– На этот раз все по-другому. И ты это знаешь.

Другие в таких условиях давно бы дали себя убить. Но только не его дед. Эта упрямая привязанность к жизни выражала еще более лихорадочную потребность, чем желание избежать боли: он хотел быть уверенным, что оставит вековые традиции хранителей Богини в надежных руках. Пока он не будет в этом абсолютно уверен, он ни за что не отдаст себя в руки смерти.

– Я знаю, – просто сказал Всеволод.

– Где твой сын?

Он размышлял, стоит ли ему лгать. Не было сомнений, что если бы он солгал, старик бы все понял. Поэтому он решил сказать правду.

– Он наказан. Он бросил вызов моему авторитету, а значит, и вашему.

В измученном дыхании деда слышались горечь и раздражение. Будь у него под рукой сын, он бы оторвал ему руку, чтобы заставить заплатить за то, что он видел, как Бабакай Латыпов мучается, словно собака. Этот человек вырастил его: для Бабакая он был божеством во плоти.

– Помнишь ли ты, как в первый раз пошел со мной? – спросил старик с намеком на улыбку.

– Конечно, помню.

– Сколько тебе было лет?

– Даже не четырнадцать. Ребенок.

– И все же ты сохранил мужское самообладание. Лезвие не дрогнуло ни на миллиметр. А маска парила на твоем лице, потому что так хорошо сидела. Молодые люди сегодня другие, они слабее. Вот что нас убивает.

– Он вырастет из этого. Я прослежу за этим, клянусь.

– Есть только один способ сделать его зрелым, и ты это знаешь.

Всеволод легонько хлопнул его по рукам, чтобы успокоить.

– Я это знаю, и я это сделаю. А пока хорошо отдохните и как можно скорее вставайте на ноги.

Бабакай скривился, как будто его внук только что рассказал анекдот.

Как раз в тот момент, когда Всеволод собирался выйти из комнаты, чахлый голос деда заставил его остановиться.

– Сева, скажи мне… Напомни мне, каково это – спуститься туда и посмотреть на это. Ты не представляешь, что бы я отдал, чтобы увидеть это в последний раз.

Всеволод развернулся, встал на колени на деревянные планки, наклонился к деду и попытался рассказать ему об эмоциях и висцеральных ощущениях, вызываемых близостью Богини.

Бабакай улыбался, слушая, погрузившись в воспоминания. Он, казалось, не замечал, что, когда внук говорил с ним, сжимая его руки, по его исхудавшему лицу текли слезы.