Текст книги "Тени древней земли (СИ)"

Автор книги: Юрий Салов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Глава двадцать третья

Симферополь

Евгений Кротов смущенно сидел за столом, чтобы услышать объяснение символизма и разные истории того, что он определял как чепуху, чтобы понять, насколько этот полуостров пропитан обычаями, суевериями и верованиями тысячелетней давности, которые проникают даже в его кулинарные традиции.

– Это гастрономическая особенность нашего региона, − произнесла Регина Львовна, жена Барсукова, подавая ему дымящееся блюдо: рагу из баранины, со свежим базиликом, сыром и кукурузой.

– Легкое блюдо, прекрасно подходит для тех, кто сидит на диете, – иронично прокомментировала Мария Райская.

Регина Львовна продолжала, как будто не слышала ее:

– Для гарнира можно использовать картофельное пюре, чеснок, мяту и сыр. Некоторые любят добавить киндзу или петрушку. Я просто добавляю базилик и вареную кукурузу.

– Этот гарнир имеет забавную форму, очень необычную, похожую на…

– Да, именно это и делает блюдо особенным. Это называется закрытие пшеничного колоса. Их нужно запечатывать, как драгоценное кружево, стараясь придать им характерную каплевидную форму.

– Почему именно початок кукурузы? Что он собой представляет?

– Это форма ритуала: в древности, в старых аграрных общинах, с его помощью вызывали хороший урожай пшеницы и винограда. В основном это было осеннее или зимнее блюдо, праздничное, потому что это было не повседневное блюдо, а роскошь, – объяснила Регина. − В некоторых регионах их высушивали в открытом виде, чтобы использовать в качестве амулетов против злых духов, как выражается мой муж.

− Приятного аппетита всем, − произнесла Мария. − И к черту веганов.

Все разразились хохотом и принялись за еду.

– Их также предлагали в качестве знака удачи родным и друзьям, – продолжала Регина Барсукова. − В деревне, откуда я родом, существует традиция готовить их просто в знак благодарности по окончании сбора урожая пшеницы и в память об умерших за год.

Трое полицейских обменялись взглядами, в которых было много недосказанности. Евгений и Мария пришли к выводу, что жена Барсукова ничего не знает о расследованиях своего мужа, если только расследования не стали настолько частью их повседневной жизни, что она перестала обращать на них внимание.

– Моя бабушка делала то же самое, – сказала Мария. − Она всегда оставляла на накрытом столе тарелку для злых духов.

Увидев озадаченное выражение лица питерца, Барсуков пришел ему на помощь:

– В Крыму в сельской местности культ мертвых и уважение к душам умерших, будь они при жизни, хорошими или плохими людьми, так же стары, как и само время. Вы должны знать, что с античных времен на острове существует очень сильное убеждение, что смерть не означает конец жизни, но только той жизни, которую мы знаем.

– Я не понимаю…

– Ешьте, а то остынет, – сказала Регина Львовна.

Она была доброй и заботливой женщиной: из каждой поры источала материнскую нежность, но при этом вела себя так же вызывающе, как и Мария; более того, она сразу же воспользовалась возможностью поворчать на Кротова:

– Если только вы, питерцы, не можете есть и слушать одновременно?

– Неплохо, – согласилась Райская, подмигнув Евгению.

– Двое против одного, да? Какой способ проявить солидарность! Я сдаюсь, хорошо? – сказал Евгений, поднимая руки. − Пожалуйста, продолжайте.

– Как я уже говорил, смерть никогда не рассматривалась как нечто окончательное, а лишь как необходимый проход к иной духовной жизни. В этих краях местные жители всегда верили, что души умерших ведут жизнь, во всех отношениях похожую на предыдущую, но в измерении, которое можно назвать параллельным…

– Немного похоже на карелов, − произнес Евгений.

− Да, и не только.

– Ах, я тебе еще не говорила, но Кротов – наполовину карел, − сказала Мария.

Евгений кивнул.

– Но я не знаю, что вы имеете в виду, − призналась Мария. − Простите, но у меня всегда было два по истории.

– У нас, у карелов, тоже существовал древний языческий праздник, который отмечал окончание лета и начало нового сельскохозяйственного года, – пояснил Евгений.

– Безусловно, − подтвердил Барсуков. – Это есть у многих народностей.

Мария продолжала смотреть на него с явным замешательством.

– И что?

– Карелы делили солнечный год на два периода: период рождения и расцвета, и период, когда природа впадает в спячку, проходя через время покоя. Они верили, что в ночи, когда наступают эти два периода, правление света и правление тьмы могут сойтись и таким образом освободить души умерших, которые затем могут вернуться на Землю, − уточнил Евгений.

– Праздники отмечались в день весеннего и осеннего равноденствия, − добавил Барсуков.

– Ты знаешь, в тебе погиб замечательный этнограф, – поддразнила подполковника Мария. – Каждую неделю бы по телевизору передачу вел.

Барсуков не отреагировал на провокацию. Все началось с обсуждения кулинарных изысков, но у Кротова возникло ощущение, что подполковник уже вводит его в ритуальный контекст нераскрытых дел.

– В Крыму этот праздник проходит в деревнях многие сотни лет с очень похожей организацией. Смысл его в том, что во многих деревнях в разных частях полуострова принято оставлять накрытый стол перед сном для духов умерших, которые могут вернуться исключительно этой ночью, чтобы навестить свой прежний дом.

– Это мракобесие. Но спасибо за объяснение, – сказал Евгений.

– Пожалуйста. Нравится ли вам это блюдо? – спросила Барсукова.

– Это божественно. Мои комплименты, Регина Львовна.

Она улыбнулась. Когда они вошли в дом, жена Барсукова обняла его и чмокнула в обе щеки, словно сына, вернувшегося после долгого пребывания за границей, и Евгений сразу почувствовал себя как дома. Их дом – резиденция с камином в центре гостиной, излучавшим зимой приятное тепло, – находился в окружении рощи диких магнолиевых кустов, посреди холмов, поросших тополями, кленами и олеандрами, с которых открывался вид на плато. Легкий ветер унес немногочисленные облака, которые все еще висели над безупречным небом.

Роман Игоревич встал, чтобы проверить, как готовится мясо на огне, и Мария воспользовалась случаем, чтобы негромко спросить Регину Львовну:

– Но ваш муж ничего не ест?

– Не очень много. В основном вареные овощи. Химиотерапия разрушает его пищеварительную систему, иногда вызывая кровотечение и рвоту. Он потерял аппетит и вкус к еде…

– Но не к жене, – сказал Барсуков из другого конца комнаты, заставив ее покраснеть.

– И, судя по всему, еще не слух, – прокомментировала Мария.

Подполковник обернулся с улыбкой на лице.

– У смерти нет глаз, к сожалению. Она никому не смотрит в лицо. Что вы можете сделать? Но то, что вы оба здесь… Вы не представляете, как это важно для меня.

Оба сотрудника обменялись тревожными взглядами: их пугала ответственность, которую возлагал на них подполковник, и они не чувствовали, что смогут оправдать его ожидания.

Барсуков, напротив, удовлетворенно кивнул. Впервые за многие годы он был уверен, что нашел именно тех людей, которым можно передать профессиональную эстафету.

Глава двадцать четвертая

Отдел МВД по городу Алуште, Крым

Последние дни по просьбе мэра Алушты и начальника городского ОМВД в отделе розыска пропавших людей неустанно работал майор Марат Неделин, все это время координируя поиски двадцатидвухлетней женщины. По его мнению, все это было пустой тратой времени: девушка имела репутацию бунтарки и чувствовала себя стесненной в своей семье; четыре дня – слишком мало времени, чтобы рассматривать что-то более серьезное или драматическое. Он больше склонялся к мысли, что она сбежала по любви или просто добровольно ушла из дома из-за ссоры с родными или друзьями. Но Андрей Маценко, заместитель прокурора, отвечавший за розыск пропавшей, из-за внутренней борьбы в прокуратуре стремился оказаться в центре внимания и получить поддержку прессы, поэтому при каждом удобном случае выступал с заявлениями, требовал проведения масштабных поисков и давал интервью; вероятно, именно от него и произошла утечка информации в СМИ.

Ну и дела, подумал Неделин. Его только что перевели из Симферополя в Алушту, чтобы он спокойно провел последние два года перед пенсией, а теперь в этом тихом курортном месте, где мало что происходит, пропала девушка, и прокуратура воспользовалась случаем, чтобы нанести ему удар в спину и отправить на передовую.

– Ты в это веришь? – пробормотал он, возвращаясь в свой кабинет. − Павел! – громко позвал он.

Его помощник Павел Эркенов, компетентный и работоспособный мужчина, которому еще не исполнилось сорока лет, вошел в кабинет с планшетом и папкой под мышкой.

– Ничего? – спросил он у майора.

– Как вы думаете… Ее ищут по всему побережью, но это просто огромная трата времени и ресурсов. На мой взгляд, это добровольный переезд, перерыв для размышлений или оттягивания. А с ее семьей, в которой она жила, клянусь, меня это не удивит.

Эркенов нахмурился: он подробно расспросил тех, кто был близок к Диане, и полностью согласился с теорией своего шефа.

– Есть ли новости?

– Звонили какие-то идиоты и говорили, что Диану похитили инопланетяне.

– В этом есть смысл. Почему мы не подумали об этом раньше? Они уже звонили по поводу выкупа?

Павел улыбнулся.

– Шутки в сторону, а что вы придумали за это время? – спросил Неделин, прикуривая «Мальборо» вопреки правилам.

Он попросил своего коллегу изучить прошлое девушки, ее привычки и круг друзей: «Проанализируй ее личную жизнь», – приказал он Эркенову, прекрасно зная о самоотверженности и строгости своего протеже.

– Итак, – начал Павел. − Что касается дружеских отношений, то тут мне сообщить нечего. Образование: могу подтвердить, что после окончания школы она несколько лет училась в университете, точнее, на антрополога. Она была очень увлечена этим, но бросила после третьего курса.

– Эмоциональная ситуация?

– Нет постоянного парня. Несколько историй то тут, то там. Летом она работала в баре на пляже здесь же, в Алуште, а в остальное время – ничего. Анализ ее социальных сетей показывает типичную провинциальную девушку, злую на все и всех, ссорящуюся и бунтующую.

– А кроме летней работы, чем она занимается в остальное время?

– Как вы знаете, она не имеет судимостей и никогда не была замечена в употреблении наркотиков, но я навел справки и выяснилось, что ее друзья регулярно принимают наркотики.

– Травку и таблетки, или более сильные средства тоже?

– Если верить моему источнику, то они останавливаются на таблетках.

– Хорошо. Пожалуйста, продолжайте.

– Самое интересное, и, несомненно, ключ к ее исчезновению, заключается совсем в другом.

– Давай, Паша, – подбодрил он полицейского. − Это не эпизод из мексиканского сериала на тысячу серий. И вообще, мне хочется домой!

Эркенов улыбнулся и открыл папку.

– В последние несколько месяцев Диана, похоже, начала общаться с «Неоанастасийцами».

– Кто такие?

– Сектанты. Последователи псевдорелигии, которую они называют движением последователей культа Анастасии. Они считают, что древние могильники – это места связи со звездами и другими планетами, и с нетерпением ждут эпохи, когда эти природные «радары» вновь станут активными.

Губы Неделина растянулись в лукавой улыбке.

– Ты что, издеваешься?

– Нет, шеф. Я знаю, что это безумие, но эти люди верят в некую «цикличность времени, где все времена сосуществуют и все начинается сначала», – произнес он, заглянув в свои записи. − Они верят в энергетическую и целительную силу курганов, дольменов и всех древних захоронений, к которым они ходят группами в терапевтических целях. Их направляет гуру: Дмитрий Бирюков, сорокалетний, похожий на шамана. Он считает некрополи «порталами в мир духов».

Эркенов достал из папки фотографию и передал ее своему начальнику.

– Значит, этот крымский вариант Секу Асахары является лидером секты? – спросил Неделин, надев очки для чтения.

– Именно так. Он один из ведущих выразителей неоанастасийства в национальном масштабе.

– Его прошлое?

– Не так много: незначительные судимости за наркотики около пятнадцати лет назад. Различные обвинения в домогательствах и изнасилованиях, но все они были отвергнуты. В связи с этим мне хотелось бы получить более полное представление о том, что произошло… Сейчас у него проблемы с местной администрацией, но и здесь мне необходимо собрать более подробную информацию.

– Продолжай, – майор хмыкнул.

– Бирюков утверждает – цитирую – что «во время прошлой цивилизации некрополи были антеннами, обеспечивавшими межзвездную многомерную связь и энергетический обмен с космическими сверхцивилизациями». Через – не смейтесь – длительный транс он предлагает «восстановить наши индивидуальные связи с этим сверхсознанием и цивилизацией, вступив в контакт с духами наших предков».

– Скажи мне, что это неправда, – с недоверием покачал головой Неделин.

– Увы, к сожалению. Печально то, что его теории придерживаются многие люди, особенно больные, которые убеждены, что, поспав на могилах скифов, сарматов, тавров или поцеловав дольмены и стелы, они смогут вылечить опухоли, лейкемию и другие серьезные заболевания.

– Почему он до сих пор на свободе?

– Официально − это связано с тем, что секта развивается в соответствии с законом. Неофициально – Бирюков родственник замначальника УФСБ по республике Крым и городу Севастополь.

– Ничего себе! Неужели некому оспорить этот бред?

– На самом деле, многие. Но отчаявшиеся люди верят в самые странные вещи. Бирюков утверждает, что он проверил и изучил энергетику курганов Крыма и обнаружил несколько доселе неизвестных. Прежде всего, он утверждает, что обнаружил «энергетическую вибрацию», излучаемую из их глубин.

– Мама дорогая…

– Медитация – это шаманский способ установления контакта с этим энергетическим измерением. Как сообщается на сайте, этот процесс облегчается, если…

– Потому что, конечно, у него есть и сайт…

– …Если мы будем посещать эти археологические памятники с уважением, которого они заслуживают, понимая, что это живые существа, обладающие сознанием, а не просто неодушевленные камни и руины, какими бы внушительными и соблазнительными они ни были, − процитировал текст Павел.

– А этот «многомерный транс», который он предлагает, в чем он заключается? – с отвращением спросил майор, в то время как в его сознании драматизм исчезновения все больше размывался в пользу культового сценария.

– Понятия не имею. Как правило, в таких сектах, это секс, оргии и наркотики.

Неделин громко вздохнул и побарабанил пальцами по столу, прикидывая, что делать дальше.

– Какая у него аудитория? О каком количестве людей идет речь?

В ответ Павел Эркенов показал ему фотографию: около восьмидесяти человек стояли в кругу вокруг раскопанного кургана, взявшись за руки, как в гигантском круге.

– Черт, – пробормотал Неделин. − Я бы предпочел инопланетян.

– Прямо со всей страны прибывают люди, чтобы присоединиться к нему и к неоанастасийцам.

– Как раз то, что нам нужно… Хорошо. Мы приостановим поиски: свяжемся с остальными и скажем им, что они могут идти домой. Пока держите эту историю с культом при себе. Если пресса узнает, мы окажемся в полном дерьме. Я наведу справки в ФСБ… Этот Бирюков, у него есть дом или он живет в пещере со своими духами древних скифов?

– Да, у меня есть его домашний адрес, но я сомневаюсь, что он будет там, в тепле и в ожидании нас.

– Стоит попробовать. Десять минут и мы уходим.

Глава двадцать пятая

Симферополь, дом Барсуковых

Eвгений, Мария и Роман наслаждались солнечным светом, попивая кофе под беседкой с видом на рощу. Регина мыла посуду: когда Мария предложила ей помочь, она чуть не выгнала их, как будто они ее обидели.

Евгений уже собирался заговорить, когда Мария опередила его:

– Роман, мы ознакомились с досье. Мы оба. Я показала его Кротову вчера.

Роман Барсуков посмотрел на питерца, который кивнул.

Впервые Роман Игоревич почувствовал, что тон его коллеги абсолютно серьезен. Он встал и закрыл дверь во двор, как будто хотел оставить этот разговор за пределами дома.

– Что вы думаете? – спросил он.

– Мы будем честны, – ответила Райская. − Мы понятия не имеем, что делать. Мы оба никогда не видели ничего подобного.

– Тем лучше. У вас свежий взгляд на проблему, в то время как я слишком много времени провел, зарывшись в нее носом, десятилетиями. Признаю, я потерял объективность.

– Я думаю, Мария имела в виду, что у нас нет всех специфических навыков, – добавил Евгений. − Понятно, что оба убийства были совершены по одной и той же ритуальной схеме.

– Вот почему я здесь. Я занимаюсь расследованием этих смертей уже сорок лет. Я разговаривал с экспертами, профессорами университетов, антропологами и археологами. Я собрал столько материалов, что… Я не думаю, что это дело вне вашей компетенции, наоборот. Я окажу вам всю возможную помощь.

Оба полицейских обменялись недоуменными взглядами.

– Хорошо, Роман. Почему бы нам не вернуться к началу? – спросила Мария. Почему бы тебе не рассказать нам, как началась эта история?

Подполковник встал и положил руку на одну из балок беседки, увитых плющом.

– Хорошо, – говорит он через несколько секунд, поворачиваясь к ним. − Но сначала я должен выпить чего-нибудь крепкого. Прошло сорок лет, но эта история до сих пор вызывает у меня неприятные воспоминания.

Глава двадцать шестая

Дом Барсуковых, Симферополь

− Мой первый контакт с этим делом произошел ровно на следующий день после того, как была найдена первая девушка, двадцать шестого сентября тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Мне было двадцать лет. Другими словами, я был юнцом. Я работал в отделении милиции в Ялте. В то время в регионе было не так много местных милиционеров: политика министерства в те годы заключалась в том, чтобы отправлять сотрудников подальше от родины, особенно с южных регионов. Я был одним из немногих счастливчиков, кому удалось остаться на полуострове.

Роман Игоревич сделал глоток коньяка и протянул бутылку коллегам, которые отказались.

– Официально дело было возбуждено прокуратурой. Тело обнаружили туристы-дикари. Жертва была найдена у минерального источника, расположенного в двенадцати километрах от Ялты. Рядом с источником находился дольмен, древняя гробница.

Кротов открыл папку и кивнул, изучая карту острова.

– Сразу со съездом с трассы шла дорога, которая тогда еще не была полностью асфальтирована. Примерно через десять километров мы подъехали к развалинам старого храма. Он был посвящен культу водной стихии и относился, по мнению археологов, к бронзовому веку. Мои коллеги были все с материка, от первого до последнего. Я ничего не имею против них, но, клянусь, они не блистали своей проницательностью.

Евгений с Марией улыбнулись.

– Поначалу я не воспринимал это так, поверьте мне. Это было мое первое убийство и первая мертвая женщина, которую я видел в своей жизни, а судя по тому, как они вели расследование, думаю, это было и первое убийство для коллег за долгие годы. Я сразу понял, с кем имею дело, когда они описали источник как таз для стирки, а дольмен как каменный пенал.

Кротов снова улыбнулся. Он успел прочитать, что этот храм – уникальный памятник, единственный на всем острове остаток возвышенных сооружений, прикрывавших священные источники; кроме того, это был один из самых крупных и хорошо сохранившихся наследий скифской цивилизации. Священный источник упирался в сланцевую стену, куда древние зодчие отводили бьющую из скалы воду.

Храм высотой около пяти метров был разрушен и закрыт оползнем и только после второй мировой войны он был раскопан.

Невероятно, что древние могли создать такое сооружение в такое время и в таком изолированном месте, думал Кротов, рассматривая фотографии археологического памятника.

– Генерал Кантарский умер около десяти лет назад. В то время он только что был назначен начальником райотдела, – продолжал Барсуков. − С самого начала он свалил все на спор между местными жителями из-за женщины. Девушку нашли в развалинах храма, на ее спине был сделан надрез кончиком ножа, изображавший рисунок, и маска, очень похожая на карнавальную. Кроме этого, она была обнажена, руки связаны за спиной проволокой. Она лежала лицом вниз, как бы молясь. Неподалеку от храма были обнаружены следы пожара или нескольких возгораний. Земля поблизости была обуглена, и от нее еще пахло пеплом.

– Что за рисунок? – спросил Евгений.

– Археологи и антропологи сходятся во мнении, что это круглая матрица с рисунком, которым в местные жители украшали хлеб перед выпечкой: по сути, это была своеобразная печать. На ней отпечатывались геометрические фигуры, в основном в виде звезды или спирали. Считается, что она относится к бронзовому веку.

Барсуков достал ручку и нарисовал на салфетке рисунок, который показал коллегам.

– Вот так. Тот, что был найден на жертве, несколько отличался от наиболее распространенных видов. Узор подчеркивал радиальную форму. Это навело меня спустя годы на мысль, что он представляет собой колесо времени, своего рода лунный скифский календарь, возможно, навеянный культом Богини-Матери. По мнению некоторых специалистов, это своеобразный магический альманах.

Евгений кивнул и спросил:

– Каково было мнение ваших коллег по этому поводу?

Барсуков улыбнулся.

– Они полагали, что предполагаемый убийца или убийцы, возможно, местные деревенские жители, нанесли на жертву клеймо из хулиганских побуждений. Тот же круглый рисунок, что был обнаружен на спине девушки, присутствовал и в центре маски: на лбу лица ведьмы. Антропоморфная маска, была явно изготовлена вручную из пластика.

– Пытались ли вы убедить их в абсурдности их теорий?

– Нет, я даже не пытался. Они никогда не видели ничего подобного. Им просто хотелось побыстрее закрыть дело, поймав первого попавшегося подозреваемого. И надо понимать, что я действительно был пятым колесом. Я был тогда только мальчиком на побегушках. – Барсуков усмехнулся.

– Были ли свидетели? – спросил Евгений.

– Ноль, – ответил подполковник. − Никто ничего не видел и не слышал в ночь осеннего равноденствия.

– Что было дальше? − спросила Мария.

– По стандартной колее. Но это было время застоя. Тогда не то, что ритуальных убийств, считалось, что например, серийных убийц в СССР, в стране победившего социализма, не может быть. Так считали и в прокуратуре. По мнению следователя, девушка была похищена, семья отказалась платить выкуп, и похитители убили ее таким варварским способом, чтобы она не опознала похитителей.

– Хоть кто-то допускал версию похищения, − сказал Евгений.

– Да уж… через два месяца майор Джубанов был переведен в Нальчик, в свой родной город. Потом его направили в Афганистан для обучения местной кармалевской милиции. Вскоре его машина подорвалась на мине…

– Однако… Его заменили?

– Но не сразу. В течение этих двух месяцев должность оставалась вакантной. Местная милиция продолжала действовать самостоятельно. Расследование проводилось по шаблону…

– Но настоящая проблема, настоящая загадка была в другом, не так ли? – произнесла Мария.

Роман Игоревич серьезно кивнул.

– Да, личность жертвы. Личность жертвы. Выяснить, кто она такая, не удалось. Никто не искал ее, никто не заявил о ее пропаже, никто в деревне и соседних деревнях не узнал ее.

– Как это возможно? – спросил Евгений. – А в Ялте?

– Тоже не узнали.

– И никто никогда не видел эту девушку? Как такое может быть? Может она была туристкой?

– Я не знаю. Я задаю себе этот вопрос уже сорок один год и до сих пор не нашел на него убедительного ответа. Я могу вас заверить, что мы прошлись по всему полуострову за время расследования. Ничего. Журналист из местной газеты написал статью и по нашей просьбе выложил обращение к свидетелям с большим количеством фотографий девочки, предлагая всем, кто ее узнал, откликнуться. Никто не отозвался.

– Ничего удивительного, – прокомментировала Мария.

– Да, статья не возымела желаемого эффекта. Напротив, она имела печальные последствия для Кантарского, который чувствовал на своей шее дыхание начальства. Они давили на него, требуя быстрее разобраться с этим делом.

– Как всегда, – сказала Мария.

– Не заблуждайтесь на этот счет. Генерал был типичным сукиным сыном. В ответ на это он устроил масштабную проверку ранее судимых жителей региона и взял десяток из них в качестве простых подозреваемых, не имея ни малейших доказательств. Он выбирал самых маргиналов с отсутствием алиби – вот к чему сводился его метод расследования.

– Типичный случай, − усмехнулся Кротов.

– Подобные вещи постоянно происходили и тогда, – покачала головой Мария. − Разве не так?

– К сожалению, да, – признал Барсуков.

– И что?

– Итак: десять человек в СИЗО, неопознанная жертва, ни одного свидетеля, непонятный ритуальный мотив, и стратегия Кантарского заключалась в том, чтобы дождаться, когда кому-то из этих десяти надоест сидеть в тюрьме и он на кого-нибудь настучит, чтобы закрыть дело, получив признание.

– А как же местные жители? – задумчиво спросил Евгений.

– Для них это было так, как будто ничего не произошло. Крым это был курорт всесоюзного масштаба с большим количеством туристов, каждый день сменявших друг друга. Люди решили, что это была какая-то туристка с просторов необъятной нашей советской родины.

– И чем дело закончилось? − спросил Евгений, просматривая папку.

– Да, и это еще большая загадка в этой истории… Через три недели после обнаружения тела райотдел милиции загорелся.

– Невероятно, – произнесла Мария.

– Комиссия признала причиной неисправность электропроводки.

– А как отреагировал Кантарский? – спросил питерец.

– Когда истек срок содержания подозреваемых под стражей и их отпустили под подписку о невыезде, он ушел на больничный и заперся дома, пока через несколько месяцев его не перевели в родной Омск. Он, кстати был убежден, что райотдел подожгли местные уголовники, отомстившие за произвольные аресты их дружков.

– Правдоподобно, – сказала Райская.

– В этом есть смысл, да. Самое интересное в том, что архивы РОВД и комната вещдоков сгорели. Из предметов, найденных на месте преступления, осталась лишь горстка пепла.

– Черт… Так вы думаете, что между убийством и пожаром могла быть связь? – спросила Мария.

– Я не знаю… Это так и не было установлено. Скажем так, уничтожение вещественных доказательств и невозможность опознания тела способствовали тому, что дело было в конце концов закрыто.

– А каково ваше мнение по этому поводу? Как вы думаете, местные знали, кто эта девушка?

– Я могу ошибаться, но моя интуиция всегда подсказывала мне, что нет.

– Значит, это мог быть кто-то не из этих мест? – спросил Кротов.

– Я не знаю, Евгений. Я говорю тебе, я не могу быть уверен, но что-то подсказывает мне, что это было именно так. Девушка была вообще не крымчанка.

– Зачем же так убивать ее?

– Это вопрос ключевой, – произнес Барсуков. − Я был двадцатилетним, после армии, без какого-либо служебного опыта. А Кантарский и другие не только были бесполезны, но и усугубляли ситуацию, отталкивая от себя общество, которое и так не было склонно к сотрудничеству. Не говоря уже о том, что ни прокуратура, ни кто-либо другой никогда не беспокоился об этой девушке. У них были другие заботы.

– Отпечатки пальцев?

– Те немногие отпечатки пальцев, которые не были связаны с кем-то из нашего региона, ни к чему не привели. Конечно, мы сняли отпечатки и с девушки, но это была пустая трата времени.

– Что показало вскрытие?

– Девушке было от восемнадцати до девятнадцати лет. Причина смерти: кровотечение, вызванное глубоким порезом яремной вены. Горло было перерезано лезвием длиной не менее десяти сантиметров. Чистый, профессиональный порез.

– И я представляю, что это подтвердило версию генерала о том, что это сделал сельский житель, – сказала Райская. −Тот, кто пускал кровь домашним животным.

– Именно.

– Развалины храма у источника были основным местом преступления?

– Основным. По следам крови на камнях судмедэксперт определил, что девушка была убита там около полуночи.

– Значит, тело не сдвинули с места… Как вы считаете, это дело рук одного человека или нескольких? − спросил Евгений.

– Я всегда считал, что это был одиночка. Место было очень уединенное, поэтому этот человек мог спокойно провести ритуал, не торопясь, как говорят современные криминалисты, инсценировать.

– Разрез на спине? – произнесла Мария.

– Посмертный. Как и прибивание маски к лицу.

– Значит, жертву не пытали и на нее не нападали, – сделал вывод Кротов.

– Судя по заключению судмедэксперта, это не так. Убийство было явно жестоким, но без элементов садизма.

– Признаки сексуального насилия?

– Ноль. Девушка была девственницей… Единственными следами физического воздействия были потёртости на запястьях. Вероятно, ее связали сначала пеньковой веревкой, а затем проволокой. Больше при вскрытии ничего не обнаружилось.

– Токсикологические тесты? – спросила Мария.

– Из-за целого ряда бюрократических проблем и задержек со стороны лаборатории на их получение ушло несколько месяцев. Наконец, образцы крови оказались чистыми: ее не накачали наркотиками и не отравили.

Евгений и Мария обменялись многозначительными взглядами: как правило, работа с «глухарями» делами означала, что их трудно раскрыть из-за отдаленности событий во времени, исчезновения свидетелей и следователей (часто умерших) и разложения вещественных доказательств. В частности, это дело было омрачено весьма небрежным расследованием и рядом загадок, которые сгущались с годами. Поэтому немыслимо было полагаться на криминалистику, чтобы докопаться до истины.

– Когда дело было закрыто, что вы сделали? – задумался Кротов.

– Я пытался добиваться дальнейшего расследования.

– Вам его дали?

Барсуков горько улыбнулся и покачал головой.

– Нет, но меня перевели в Симферополь, наказав за то, что я осмелился подсказать начальству, что следует продолжать расследование.

Наступила тишина.

– Итак, результаты: расследование закрыли, вас перевели в Симферополь, все умыли руки, а психопат, убивший ее, остался на свободе? – подытожила Мария.

– Тот, кто убил ее, не был психопатом, – возразил Евгений.

– Неужели?

– Подумайте сами: каков клинический портрет психопата? – бросил Евгений в пространство, словно читал лекцию: манипулятор, нарцисс, патологический лжец, тщеславный, увлекающийся, интуитивный субъект, без совести, без эмпатии, ищущий внимания, легко скучающий, вероломный, когда ему противостоят, страдающий импульсивностью и хищническим инстинктом…

– Эй, ты практически описал моего бывшего, – сказала Райская, чтобы разрядить обстановку.

– Кроме шуток… Из картины, нарисованной Романом Игоревичем, и материалами дела, которые я успел прочитать, ничто не заставит меня поверить, что это может быть делом рук человека психопатического типа, −продолжал Кротов. − Здесь мы явно имеем дело с организованным, холодным и расчетливым убийцей, но его личность противоположна психопату. Он следует четкому ритуалу, которого придерживается со скрупулезной строгостью. Мне только непонятен тот факт, что он прибил жертве маску к лицу. Что это?