Текст книги "Тени древней земли (СИ)"

Автор книги: Юрий Салов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Глава восемьдесят вторая

Симферополь

Регина Барсукова уже несколько месяцев не видела своего мужа в таком хорошем виде. Она стала внимательнее наблюдать за ним, пока он завтракал, и поняла причину этой ауры легкости и спасительной раскрепощенности.

– Ты все сказал им.

Роман Игоревич повернулся к ней в недоумении.

– Прошу прощения?

– Прошли месяцы, а может, и годы, с тех пор как я видела тебя таким спокойным… На ум приходит только одно объяснение: ты рассказал коллегам абсолютно все.

Мужчина кивнул, ничуть не удивившись, что жена заметила: мало ли что она не знала. Возможно, живя со следователем, она приобрела определенные качества, как бы набив оскомину: любопытство, наблюдательность, регрессивную дедукцию и интуицию.

– Из тебя получилась бы хорошая женщина-полицейский, – сказал он с улыбкой.

– Не говори глупостей… Одного полицейского в доме более чем достаточно.

Они хихикали, погрузившись в эту счастливую, непринужденную атмосферу.

– Было ли это сложно?

– Нет. Она… Я сразу почувствовал, что они именно те люди, что между нами есть правильное взаимодействие. Нет, это было не сложно. Наоборот, было.

– Что ты чувствуешь сейчас?

– Как будто у меня есть крылья.

Регина улыбнулась и погладила его по руке.

– Ты даже не представляешь, как я счастлива.

– Я знаю, я знаю, я знаю.

– Ты даже спал нормально: когда ты в последний раз это делал?

– Слишком давно… Я почувствовал, что с меня сняли огромный груз. Это действительно прекрасное чувство. Как долгий горячий душ после целой недели без возможности помыться.

– Я очень довольна. Правда, мы немного опоздали.

Мужчина посмотрел на часы и наморщил лоб: на утро у него был запланирован визит к невропатологу и встреча с нотариусом для улаживания административных формальностей.

– Тогда мне лучше поторопиться, – сказал Роман Игоревич, допил кофе одним глотком и встал.

Он подошел к жене, обнял ее и поцеловал в лоб.

– Я подумал, что мы могли бы пообедать у моря, если ты не против.

– Конечно, я не против… Мы должны праздновать, не так ли?

– Именно. Я закончу готовиться.

Барсуков почистил зубы и, оказавшись в спальне, осмотрел себя в зеркале. Он не знал, поверил ему Евгений или нет, да, наверное, и не хотел знать. Важно было то, что он нашел в себе мужество сделать это откровение, ту самую трещину, от которой пошли все трещины, расколовшие его существование как полицейского и как человека. Этот акт самоотречения, а в некотором смысле примирения с собой и своим прошлым, зарядил его живой энергией. Ему даже показалось, что болезнь отступила.

«Может быть, это правда, кто знает», – надеялся он.

Он улыбнулся, выбрал из ящика галстук смелой расцветки, который не стал бы носить каждый день, и посмотрел на себя в зеркало, наблюдая, как шелк скользит в его пальцах.

Но через несколько секунд его улыбка померкла и исчезла совсем.

Ее руки задрожали, лоб наморщился, а глаза наполнились сначала растерянностью, потом слезами.

– Что… Как…, – заикаясь, пролепетал он, трепеща веками, словно настраивая фокус.

Ему было стыдно признаться в этом, но он понятия не имел, как завязывать галстук.

Он утратил эту способность.

Глава восемьдесят третья

Симферополь

Когда они завтракали в пиццерии, наслаждаясь лаской полуденного солнца, Евгений просматривал газеты, радуясь, что ни один журналист не упомянул его имя.

– Я спала десять часов подряд… Я совершенно не в себе, – сказала Мария, большие солнцезащитные очки скрывали темные круги под ее глазами.

– Для разнообразия… – ответил Евгений, не поднимая глаз от своих газет.

– О, пожалуйста, только не начинай.

Евгений отдыхал всего четыре часа. Ночью он почти полностью прочитал тетрадь Барсукова – занятие, которое, учитывая описанные в ней материалы, определенно преодолели его сонливость.

– Думаю, я загляну в больницу, чтобы узнать, как дела у Ильи, а потом поеду на море, чтобы немного позагорать и поиграть в морских котиков, – сказала Мария. − Мне нужен перерыв.

Фирсов без вопросов дал им обоим выходной, чтобы они могли прийти в себя от переживаний. По крайней мере, такова была официальная версия. Полицейские, в свою очередь, считали, что на выходном настояли большие шишки из Управления, чтобы не возиться с журналистами. Но Евгений не собирался сидеть, сложа руки. Он сложил газету и допил свой кофе.

– Могу я узнать, зачем ты вытащил меня из постели? – спросила Мария.

Евгений не стал отнекиваться и взял быка за рога:

– Я подробно разговаривал с Барсуковым вчера вечером после работы.

– И дальше что? – подозрительно спросила Мария.

Евгений протянул ей блокнот, который взял с собой.

– Взгляни на это.

Он старался не раскрывать ей тайну, которую открыл ему Роман Игоревич: знал, что его собеседница отреагирует неправильно и переведет Барсукова в разряд «больного маразматика». Сам Евгений еще не сформировал окончательного мнения по этому вопросу: единственное, в чем он был уверен, – это ощущение, что он попал в паутину тайн и секретов, растянувшуюся с 1978 года до наших дней.

– Что это? – спросила Мария, пролистав несколько страниц.

– Он рассказал мне, в чем его проблема… – сказал Евгений, постукивая себя по виску. − Он хотел записать то, что помнил по старым делам, до того, как болезнь все стерла. По сути, это своего рода журнал расследований.

– Как ты нашел его состояние?

Евгению потребовалось десяток секунд, чтобы подобрать нужное слово.

– Отходящий, – сказал он наконец. − Но физически еще достаточно здоров… А вот психически… Тем не менее, боюсь, что ему осталось недолго.

– Бедняга… Он выглядит еще более худым, чем в последний раз, когда мы его видели. Ты уже все прочитал?

– Только часть.

– И что ты думаешь?

По ее тону было понятно, что она считает это пустой тратой времени.

– Я обнаружил кое-что интересное.

– Я весь внимание.

– Помнишь кукол, сделанных из засушенных стеблей цветов?

– Конечно. Такие мини-чучела.

– Именно так. В его «мемуарах», назовем их так, эта деталь, похоже, так и не попала в газеты.

– До сих пор…

– Он рассказал об этом только двум людям: Марине Петренко, профессору кафедры истории и археологии, замдекана Университета Симферополя. И, когда она умерла, ее студенту…

– Валерию Ионову, – опередила его Мария.

– Поздравляю. Ты выиграла пару персиков.

– Ты заставил меня вспомнить кое-что, что вылетело у меня из головы из-за всей этой неразберихи, – сказала Мария, беря сумочку.

– Именно?

– Вчера мне позвонил мой информатор из университета, которого я спрашивала о нашем доценте.

– И что?

– Знаешь ли ты, почему он не сделал карьеру, несмотря на свое отличное резюме?

– Я весь внимание.

– У него была назойливая привычка укладывать молодых девчонок в постель.

– Ну…

− Против него более десяти лет назад возбудили дело о развратных действиях по отношению к лицам, не достигшим шестнадцатилетнего возраста, но довольно быстро закрыли.

− Так-так…

– Видимо, потом он решил перейти на всякий случай со школьниц на студенток. Одна из исключенных из его гарема довела информацию до сведения ректора, который заблокировал его продвижение по службе. Они были достаточно милосердны, чтобы не увольнять его, но путь Ионова на кафедру был закрыт.

Евгений вспомнил израненные руки доцента и снова почувствовал, что тот что-то от них скрывает.

– Попробуй на секунду последовать за моими мыслями, – сказала она. − У нас есть человек, который имеет непосредственное отношение к жертве, поскольку она была одной из его студенток. У которого есть дурная привычка спать со своими ученицами. Кто обладает глубокими познаниями в области ритуалов, таврических и скифских культов…

– Кто был в тесном контакте со следователем, работавшим над этими преступлениями, кто описал ранее не публиковавшиеся подробности о типичном способе совершения преступлений данным преступником, – продолжала Мария.

– Его руки повреждены, как будто он кого-то ударил…

– Или его кто-то, – предположила Мария.

Евгений кивнул.

– Кто ненавидит человека, обвиняемого в убийстве девушки, и не скрывает своей неприязни. А еще лучше: кто подсказал нам, где его искать.

– Он был в состоянии явного волнения, когда увидел нас, – продолжала Мария.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, взвешивая различные элементы.

– Ты тоже чувствуешь прилив энергии? – спросил Евгений.

– Да, – признала Мария. − Но мы не должны забывать, что у нас под стражей находится подозреваемый, которого все считают виновным, как Иуду.

– Я знаю… Но почему бы тебе не пойти и не поговорить с Ионовым, чтобы посмотреть, как он отреагирует, и избавиться от подозрений?

– Мы могли бы воспользоваться арестом Бирюкова, чтобы заставить его ослабить бдительность и поработать над ним.

– Отличная идея. Тем временем я звоню Эркенову и спрашиваю, не может ли он поработать над фактами о связи между Дианой и Ионовым. Возможно, это пустая трата времени, но я не хочу ничего оставлять на волю случая.

– Теоретически, мы должны следовать официальным каналам. Фирсов нас успокоил, – заметила Мария.

– Мы высказали свои сомнения Неделину, и он обещал разобраться в этом… Это мы можем сказать шефу, если он узнает.

– А почему он должен об этом знать? – спросила Мария, озорно улыбаясь.

– Абсолютно верно, – ответил Кротов, улыбнулся в ответ и встал, чтобы расплатиться.

Глава восемьдесят четвертая

Дмитрий Бирюков был в прекрасном настроении.

Всего три затяжки назад его мысли-мыслишки били в разные стороны маленькими газированными фонтанчиками, но голова от них не болела, а, наоборот, сладко зудела изнутри.

Дмитрий сделал новую небольшую затяжку для разгона и тут же переключился на мысль о ней. О травке-подружке. О марихуане замечательной. Эту волшебную траву Дмитрий соединил вместе с Анастасией. Получилась замечательная пара, прямо как Чип и Дейл. А поодиночке? Марихуана помогает соединяться с Анастасией? Да. Все гениальное просто. Теперь сделаем обратное рассуждение: Анастасия дает нам путь общения с ней. Ха! Правильно, что мы, неоанастасийцы, отбросили эту дурацкую, устаревшую теорию о Кедрах, как накопителях энергий Космоса. Нам вещали, что Кедр принимает исходящую через Космос от человека энергию, хранит и в нужный момент отдаёт…Что за ерунда? Все эти отжившие свой век, нелепые концепции о непревзойдённых лекарственных и общеукрепляющих свойствах кедрового масла, изготовленного особым способом, мы решительно спустили в утиль. Дураки вы, вот какая трава ведет к омоложению человеческого тела и воздействию на душу человека, его эмоциональный план. Вот оно счастье, а не ваши звенящие кедры! Я показывал на наших семинарах, как все просто.

Бирюков выпустил в воздух еще один клуб дыма. Он представил, как лежит себе на облаке и мирно разговаривает с лампочкой.

Маленькая яркая груша, красовавшаяся в центре декоративного светильника, была отличным собеседником. Дмитрий уже рассказал ей про Анастасию.

Лампочке все нравилось.

Она не перебивала, не злилась, не спорила с ним из-за ерунды. Только время от времени дружески подмигивала стеклянным глазом. Она даже соглашалась, чтобы Дмитрий рассказывал ей об Анастасии. – которая, как известно, живет в сердце каждого неоанастасийца. На память Дмитрий знал все молитвы, прославляющие ее. Дмитрий не знал насчет других членов секты, но при церемониях на святилищах они здорово отвязывались. Когда в пещерах бывало зверски холодно, адепты, накурившись, держась за руки, безостановочно скандировали: «Анаста! Анаста! Живет в каждом сердце она!» – и отлично согревались. Если же день выдавался ясный и солнечный, члены секты хором повторяли за ним восхваление Анастасии. Помогало здорово.

«Верой, надеждой, любовью согреты. Огненным ветром мы мчимся по свету. Стенами нас ограждать бесполезно. Духом свободы обнимем всю бездну…», напевал Дмитрий.

– Возлюби Анастасию, как она тебя! – призвал Бирюков лампочку.

Лампочка виновато мигнула. У нее совсем не было опыта анастасийских чтений.

– Не сечешь, подруга, – догадался гуру. – Ну, не расстраивайся. Мы тоже сначала не знали точно, где главные источники энергии. А знать ой как нам необходимо было! Но прикосновение к священным камням, пляски на развалинах древних храмов, окунание в целебные колодцы… Опять же препаратов вволю, на всех хватало…

Дмитрий показал рукой, какой размах был у неоанастасийских обрядов. Облако, на котором он лежал, качнулось. Оно уже не было таким мягким, ласковым и пушистым. От большой папиросины сейчас остался окурочек в полсантиметра. Кайф можно было удержать от силы четверть часа – и то если не шевелиться.

– Пипипипи!..

Откуда-то далеко снизу, из пенистых пучин, требовательно зазвонил телефон. Мобильник спускал на землю, в будничную суету.

– Пипипи! Пипипи!..

И чего им еще от меня надо? – рассердился Дмитрий. Из СИЗО выпустили, благо двоюродный братец постарался. Теперь сиди, кайфуй. Пускай адвокат поработает. Да и нужные люди помогут.

– Пипипи! Пипипи! Пипипи!

Да сколько можно?! Обозлившись, Дмитрий помотал головой и сообразил: блин, он же дома! Значит, надрывается его собственный телефон – на полу, возле кровати. Видно, кому-то гуру нужен до зарезу.

Стараясь не растерять последний подарок травки, Дмитрий выпростал руку из облака и прицельно послал ее вниз, к самому подножию кровати. Пальцы нащупали там теплую пластмассу.

– Кого надо? – пробурчал он в трубку.

– Здравствуй, Дима! – услышал он в ответ. – Ты меня узнал? Это я.

Облако под гуру затрепетало и растворилось. Лампочка взлетела под самый потолок. Бирюков был один на голой кровати, и кайфа уже – ни в одной ноздре. Только терпкое воспоминание о нем, зависшее в воздухе.

– Рад, что с тобой все в порядке, – доносился в трубке голос Друга. – Слышишь?

– Что нового? – Бирюков собирался с мыслями.

– Да так, – продолжал знакомый тихий голос, – ты, надеюсь, все делал как надо?

– Конечно, – поддакнул гуру. – А как же!

Со своего появления на полуострове, Дмитрий привык слушаться Друга. Кто он был бы без него здесь? Ноль. А так – помещение, новые адепты, деньги. И главное – появились перспективы, которые не снились.

– Ты в норме? – Голос Друга успокаивал. – Нужна какая-нибудь помощь?

– Все в лучшем виде, – торопливо проговорил Дмитрий. – Прости, что тогда случилось.

– Ничего. – Друг хмыкнул в трубку. – молодец, что молчал. Самая правильная стратегия… Про меня не спрашивали? – Теперь его голос стал озабоченным. Никто, кроме Друга, не принимал хлопоты гуру близко к сердцу.

– He-а, не спрашивали, – сказал Бирюков. – Все просто зашибись, честное слово. Вот, под домашний арест отправили. Мне Сергей обещал, что мое участие не докажут… – Дмитрий наморщил лоб. – Слушай, а кто же так копает?

– Почти никто, – рассеянно произнес Друг. Кажется, он совсем успокоился. – Одна ретивая парочка. Создали группу для расследования архивных дел… Значит, ты ничего не говорил?

– Естественно, – подтвердил Дмитрий. Ему стало совсем уж неловко перед заботливым Другом. – Считаешь, установят связь между нами? Доберутся до тебя?

– Не бери в голову, – ответил тихо верный Друг. – Сергей обо всем позаботится, не зря такую должность занимает. Подумаешь, беда! Все утрясется, слово даю. А парочка эта тебя не достанет, слабо им… В общем, отдыхай себе спокойно. Да, я к тебе зайду сегодня. Не волнуйся, меня не выследят. Даже, если есть наружка, способы есть – надо нам кое-что обсудить. А ты пока покури, посмотри телевизор или книжку почитай. Вечером увидимся…

– Спасибо, – пробормотал Бирюков, но опоздал.

Трубка уже стала детской погремушкой, в которой слышались короткие гудки. Друг не захотел дожидаться благодарностей от гуру. За все время знакомства Дмитрий ни разу не разочаровался в нем – только укреплялся в его преданности. Иногда ему даже казалось, что это человек еще более фанатичен, чем он. А почему бы нет? В любой секте есть часто не менее преданные идее люди, чем гуру. Просто его Друг по сравнению с ними – это глыба в компании рядовых членов.

– Спасибо, – все-таки сказал Дмитрий погремушке с гудками, а потом дал отбой.

Глава восемьдесят пятая

Симферополь

Вскоре Марии и Евгению позвонил Неделин. Он сообщил им, что Дмитрия Бирюкова выпустили под домашний арест.

− Не расстраивайся, Мария, − успокаивал коллегу Кротов.

– Я и не расстраиваюсь… – пробормотала Райская. – У нас еще уйма возможностей…

Евгений решил не реагировать, а еще немного подождать, не скажет ли коллега чего-нибудь более определенного. И Мария сказала:

– Если мы признаем, что Бирюков не убийца, давай прощупаем жену Ионова.

– А при чем здесь она? – взглянул в записную книжку своего телефона Евгений.

Райская задумчиво покачала головой.

– На шее Ионова были, скорее всего, какие-то следы. Дома же он шарф снимает, так? Жена сразу заметит такое. А значит, либо у него регулярные стычки с ней, либо следы на его шее оставлены не супругой, но она в курсе, кем. И учитывая его нервную реакцию на наши вопросы о Гурджиевой, вторая версия более вероятна.

* * *

Обязанность следователя заключается в том, чтобы никогда не обвинять свидетеля или подозреваемого во лжи напрямую: вся хитрость заключается в том, чтобы заставить их признать свои противоречия, пока они не окажутся в положении, когда им придется признаться – словами, выражением лица или взглядом – в том, что они нагромоздили небольшую гору лжи. Чтобы гарантировать оптимальную эффективность, необходимо стать циничным, лживым и безжалостным, развить в себе почти садистский талант использовать все недостатки человека, от которого вы хотите получить признание или важную для расследования информацию, в ущерб его психологическому, душевному или семейному равновесию.

– Да? – сказала Маргарита Масюк, жена профессора Валерия Ионова, столкнувшись лицом к лицу с Райской и Кротовым у автомобильного гаража.

Полицейские нанесли неожиданный визит в университет, но несколько студентов сообщили им, что Ионов в этот день ушел на больничный; тогда Евгений и Мария достали его адрес проживания и решили прийти к нему домой без предупреждения, чтобы еще больше усилить давление, выследить его на интимной почве. После безрезультатных звонков в дверь сосед по лестничной клетке сообщил им, что Маргарита Масюк пошла в гараж, расположенный рядом с домом.

– Полиция, госпожа Масюк. Убойный отдел… Ваш муж дома? – спросила Райская тоном, который никак нельзя было назвать сердечным.

На лице женщины отразился страх и изумление. Любой человек с добрым сердцем дал бы ей несколько секунд, чтобы прийти в себя. Кротов и Райская в тот момент не были расположены к сантиментам.

– Пожалуйста, не тратьте наше время, – упрекнул ее Евгений и шагнул вперед, чтобы заглянуть в гараж. − Пришел он домой или нет?

– Нет… Нет, нет, еще нет… – заикалась Рита Масюк, напуганная настойчивостью двух полицейских.

– Он уехал на своей машине?

– Что вы имеете в виду? Да, конечно… Что происходит?

– Итак, ваш автомобиль снова на ходу.

– Прошу прощения? – спросила все более обеспокоенная жена Ионова.

– Ваш муж сказал нам, что на днях повредил руки, работая с вашей машиной. Поэтому ему удалось ее отремонтировать, – пояснил Евгений.

– Ах, да, конечно… Он починил авто, да. Она снова работает.

– Это хорошо. Это хорошо. По крайней мере, он не пострадал зря… Где он сейчас?

– Могу я спросить, почему вы его ищете?» – защищаясь, спросила Рита.

– Ты что, его адвокат? – усмехнулась Мария.

– Сделайте одолжение, позвоните ему и скажите, что мы здесь. Он знает, зачем мы здесь, – резко сказал Евгений, не отрывая взгляда от женщины.

Масюк молчала.

– Что за игра в молчанку? – воскликнула Мария через несколько мгновений. Ты собираешься ему звонить или нет?

– Он в университете… читает лекции.

– Занятия? – повторил Евгений, бросив на коллегу веселый взгляд.

– Госпожа Масюк, мы только что приехали из университета, где нам только что сообщили, что вашего мужа нет на месте. Он, очевидно, заболел, – резко сказала Мария. – Вы что, смеетесь над нами?

В глазах Риты промелькнул страх.

– Так, – убеждал ее Евгений. – Где он сейчас?

Рита несколько раз моргнула веками, как будто ей было трудно сфокусироваться на двух полицейских.

– Я не знаю…

– Ты не знаешь, – сказала Мария. – Значит, твой муж тоже тебе солгал.

Это был не вопрос, а ядовитая инсинуация.

– Я не…

Евгений даже не дал ей времени ответить:

– Почему ваш муж так себя ведет, Маргарита?

– Что… Я не…

Двое полицейских учуяли панику, сочившуюся из этой жертвы, но слишком слабую, чтобы осознать, во что она ввязалась, и, как две акулы, начали кружить вокруг нее концентрическими кругами; их целью было не сломить ее психологически, а создать разрыв между ней и ее мужем, создать одеяло подозрений и страха, которое они могли бы надувать снова и снова, как взбитые сливки, если бы это им понадобилось. И, судя по тому, как она мучилась, были созданы все условия для того, чтобы это произошло и женщина взорвалась.

– Вы знаете, кто эта девушка? – спросил Евгений, показывая Рите фотографию Дианы, когда она была жива.

– Да, это та самая…

– Она была такая же, как на этой фотографии? – спросила Мария, представив женщине крупный план распухшего лица трупа.

Глаза Риты расширились, она инстинктивно отпрянула и задышала.

«Вот это попадание», подумала Райская.

– Что вам сказал по этому поводу ваш муж? – продолжил Кротов.

Наступила тишина.

– Вы что-то знаете об ее убийстве?

Новое молчание. Женщина была близка к перелому. В любой момент она могла разрыдаться, послать их подальше или раскрыться, как перезрелая слива.

Как раз в тот момент, когда она собиралась открыть рот, мобильник Марии начал вибрировать, разрушая магию момента, который они так тщательно создавали.

– Это Фирсов, – сказала Мария своему партнеру.

– Вам лучше ответить.

– Я могу узнать, кто…

– Мы же сказали, из убойного отдела, Маргарита, – предвосхитил Евгений, прекрасно понимая, что смысл вопроса не в этом. – Разве ваш муж не рассказал вам о нас?

Лицо женщины, казалось, треснуло, как бутылка пива, оставленная в морозильной камере.

– Нам нужно идти, – сказала Райская, и в ее голосе прозвучала срочность, которая обеспокоила Евгения.

По ее взгляду Кротов понял, что настаивать бессмысленно. Что бы ни сказал Фирсов, он был способен заставить Марию сорваться с места.

– Я просто…

– Передайте своему мужу, что он скоро получит от нас весточку, – сказала Мария.

– Очень скоро, – добавил Евгений.

Это прозвучало как угроза.

– И последнее, госпожа Масюк, – сказала Мария. – Ваш муж получил царапины на шее, когда ремонтировал машину?

Райская смотрела на нее мгновение, показавшееся Рите бесконечным, затем женщина-полицейский растянула губы в ледяной улыбке и, не дожидаясь ответа, отвернулась.

Ошеломленная и дрожащая Рита Масюк смотрела вслед уходящим инспекторам.

Через несколько секунд она в слезах позвонила мужу.