Текст книги "Тени древней земли (СИ)"

Автор книги: Юрий Салов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Глава сорок вторая

УВД Симферополя

Кротов и Райская встретились поздно вечером у кабинета начальника отдела по расследованию убийств. Утром Кротов прошел все бюрократические и административные формальности, необходимые для официального начала работы, и воспользовался возможностью ознакомиться с кабинетами и различными отделами. Фирсов вызвал их вместе, чтобы оценить ситуацию и начать добиваться результатов.

Райская с отвращением заметила, что наряд ее коллеги оставляет желать лучшего: Евгений появился в сером потертом костюме и с мятым перекрученным галстуком поверх несвежей рубашки; стоптанные туфли, в которых проходили, наверное, лет пять, дополняли картину. Чернота вокруг глаз придавала ему зловещий вид. Слишком длинные и темные, на ее вкус, волосы делали его похожим на какого-то фанатичного ученого из лаборатории.

Через четверть часа пребывания в прихожей Мария, раздосадованная, не удержалась и бросила ему колкость, осмотрев с ног до головы:

– Скажи, ты изображаешь из себя истинного следопыта?

Евгений вернул ей презрительный взгляд.

– Ну, если говорить о человеке, который ведет себя как истеричка…

Мария одарила его ледяной улыбкой и показала ему средний палец.

– Пошел ты, – пробормотала она.

Евгений начал закручивать в колечки свои волосы, чтобы досадить ей.

– Как дела? Каковы первые впечатления? – сказала Мария через несколько секунд, глядя в сторону.

– Это всего лишь остановка, Маш. Временное решение.

– Значит, ты не планируешь оставаться? Тебя переводят?

– Вообще-то я только что приехал. Неужели я такая заноза в заднице? − Евгений лукаво улыбнулся.

– По правде говоря, нет, Кротов. Я начинаю понимать, что мне придется с тобой мириться. Тебя, твою худую фигуру и твой трупный цвет лица.

– Ты будешь повторять это все время? Я тоже не прыгаю от радости при мысли о том, что останусь здесь, но вот так… Как насчет того, чтобы быть немного более профессиональным и ознакомить меня с делами?

Райская громко вздохнула.

– Они дали нам двадцать нераскрытых убийств. Пока вы были на экскурсии в кабинете начальника, я изучила их по одному и разделила на две группы, по десять в каждой, от самых последних до самых старых. В основном это бытовые преступления: люди настолько глупы, что им удалось проскользнуть сквозь сеть. В любом случае, на мой взгляд, с помощью анализа ДНК мы раскроем половину из них за месяц. Это скорее дело экспертов: нам нужно только все скоординировать.

– И это тоже хорошо.

– Моя идея, если мы хотим сэкономить время, заключается в том, чтобы работать отдельно и встречаться только тогда, когда нам нужно допросить подозреваемого или произвести арест.

– Убийства, которыми занимался Барсуков, включены в ваши двадцать дел? – спросил Евгений.

– Нет, я отдала их в архив.

– Хорошо. Но это ты скажешь Фирсову.

– Спасибо большое, Кротов, мне очень приятно с тобой работать.

– Я отвечаю комплиментом на комплимент.

– Входите, – громко, чтобы быть услышанным, сказал из своего кабинета полковник.

Илья Дейч, коллега из убойного отдела, переступил порог и, улыбнувшись, сообщил двум полицейским, что шеф в их распоряжении.

– В каком он настроении? – спросила Райская.

– Как обычно, – сформулировал Илья.

– А это значит, что вчера вечером его жена снова ему не дала.

– Я услышал тебя, Райская! Давай, поторопись, мне нельзя терять время!

Мария глубоко вздохнула и вошла в кабинет своего начальника, за ней последовал Евгений.

Глава сорок третья

Срединный Крым

Двое подростков лежали на усеянном цветами лугу и смотрели, как лошадь пьет из реки. Они наслаждались тишиной и покоем сельской местности после того, как занимались любовью в сарае рядом с буковой рощей, в нескольких десятках метров от ручья. Было великолепное позднее утро. Янтарный свет заливал ручей, заросший ивами и олеандрами, и согревал влюбленных, которые лежали, обнявшись, на пальто мальчика, как в весенний день. В воздухе витал аромат леса, а журчание воды успокаивало их.

– Куда ты ушел вчера утром? Я слышала, что ты ушел с отцом, – произнесла девушка, Эстер Латыпова, старше парня на год.

Михаил продолжал гладить ее атласные волосы, вспоминая, как всего несколько лет назад, когда они были еще детьми, они вместе ходили к реке, брали из сарая плетеные кастрюли и с удовольствием ловили форель и другую пресноводную рыбу.

«Когда мы выросли?» – спрашивал себя мальчик. «Когда мы влюбились?»

– О! – сказала Эстер, с силой встряхивая его. − Расскажи мне, где ты был: я умираю от любопытства.

– Где-то, – сказал он.

Она ударила его локтем по ребрам, заставив его рассмеяться и застонать от боли одновременно.

– Что случилось?

– Отец отвез меня в музей в Черноморское.

Эстер сделала смешное лицо. Она действительно не могла представить, чтобы кто-то вроде Всеволода, ее второго дяди, посещал музей.

– И что вы увидели?

– Статую… Они называют ее Богиней-Матерью.

Он приостановился, чтобы свистнуть породистой лошади, которая продиралась сквозь болотные камыши на повороте реки, вгрызаясь копытами в болотистую землю, рискуя вывихнуть ногу.

– Была ли она красивой?

Мальчик пожал плечами.

– Статуя. Кусок мрамора, ничего особенного. Ты бы сделала это лучше.

Девушка несколько секунд молчала.

– Что будет дальше?

– И что дальше?

– Что ты сделал? – спросила Эстер, раздражаясь.

– Ничего. Мы пошли домой.

– То есть вы проделали весь этот путь только для того, чтобы увидеть эту статую?

– Вот так. Безумие, не правда ли? Мне тоже казалось, что это пустая трата времени.

– А твой отец, что он сказал?

– Это я потом пойму.

– Так странно…

– Мой отец и прадед очень странные, как вы знаете.

– Ты когда-нибудь задумывался о том, как бы это было – уехать отсюда? – спросила Эстер после нескольких минут явного созерцательного молчания. (Судя по напряженности ее тона, она, видимо, долго размышляла над этими словами, почти боясь их произнести). Не надоела ли тебе эта скучная жизнь в окружении полей и животных, без телевизора, без компьютера, отрезанная от всего? Повиноваться старшим, как будто мы животные?

– Внешний мир – дерьмо. Мы живем так, чтобы защитить себя, ты же знаешь, – сказал Михаил, в его голосе прозвучали жесткие нотки.

– Это то, во что нас всегда заставляли верить, но что вы знаете? Что вы знаете о том, что значит жить нормальной жизнью?

– Я доверяю своему отцу.

– Я хочу уйти. Я больше не могу этого выносить.

Михаил пристально, серьезно посмотрел на нее, затем улыбнулся.

– Ты шутишь, да?

– Вовсе нет… Я сыта по горло. Я не хочу закончить, как мои сестры.

– Разве ты не хочешь жить со мной?

– Конечно, я хочу жить с тобой, но не здесь. Не с нашей семьей… Я хочу увидеть мир.

– Эстер, будь осторожна в своих словах. Если твоя мать услышит тебя, она спустит с тебя шкуру, как со свиньи.

– Именно в этом и заключается проблема. Какой может быть вред? Мы учились в школе до самого колледжа здесь, в деревне, где все смотрели на нас косо. А после этого? Заперлись здесь, вдали от всего. Твой отец рассказывает нам, как устроен мир, но мы его не видим. Почему не можем?

– У нас есть все, что нам нужно, прямо здесь. У тебя есть я, я.

Она погладила его щеку, скрытую первыми тенями бороды.

– Я знаю, но я хочу жить с тобой где-нибудь в другом месте, а не здесь.

Лицо Михаила помрачнело.

– Мне не нравятся эти речи. У вас здесь семья. Неужели вы хотите бросить всех? Вот так просто?

– Ты когда-нибудь задумывался, почему нас заставляют жить здесь в таком виде?

Михаил бодро оттолкнул ее и встал, подзывая к себе лошадь.

– Мне не нравится твой тон, Эстер. Это твоя земля и твоя семья. Кто там, черт возьми, есть? Кто позаботится о тебе там? – сказал он, огрызаясь, указывая подбородком на мир за горой. Я скажу тебе: никто.

– Я не хотела тебя злить…

Парень раздраженно покачал головой и оседлал лошадь.

– Продолжай, – призвал он.

Он помог ей подняться, а затем пустил лошадь рысью по следам мулов, поднимавшимся к поместью Латыпова, и с излишней силой хлестнул животное.

За всю дорогу до дома ни один из них не проронил ни слова.

Сердце Михаила было в смятении. Слова любимой девушки пробудили в нем старые тревоги, горькие вопросы, на которые он так и не нашел ответа.

Что, если Эстер была права?

Он еще сильнее хлестал лошадь, огорченный этими вопросами, и тщетно пытался заставить их замолчать.

– Мы увидимся вечером? – спросила девушка, когда он оставил ее у входа в деревню.

– Нет. Сегодня вечером я должен пойти с отцом в одно место, – резко ответил Михаил.

– Где?

– Иди домой, Эстер, и выбрось из головы то, что ты мне рассказала, – сказал он и, не оглядываясь, пошел в сторону конюшен.

Глава сорок четвертая

Проспект победы, Симферополь

– Это самый известный проспект Симферополя. Здесь люди впервые целуются, встречаются с друзьями, празднуют важные события… Он проходит практически через весь город, – пояснила Мария, кутаясь в плащ.

– Это великолепно. Это действительно так.

– Она опаздывает, – сказала Мария, посмотрев на часы. Она уже должна быть здесь.

Не отрывая взгляда от небесного пейзажа, Евгений спросил коллегу:

– Ты так и не сказала мне, что ты думаешь о маневре Фирсова?

Мария пожала плечами.

– Что и говорить, это пустая трата времени.

* * *

На встрече с начальником они оба рассказали ему о том, как они провели день с подполковником, не упустив ни одной детали, даже о том, в какое состояние погрузился Барсуков после того, как они покинули Алушту. Фирсов, видя их недоумение по поводу раскрытия дела и предложение не открывать его вновь, не согласился: он хотел хотя бы дать ветерану последний шанс.

– Жертвы так и не были опознаны, – настаивал он. − Это неприемлемо. Я хочу хотя бы провести тест ДНК на телах, вернее, на том, что от них осталось.

– Это означает…

– Я знаю, что это значит, Райская. Это не предложение… Я уже взял на себя инициативу по отношению к прокуратуре. Позаботьтесь об этом как можно скорее, пусть даже только для проформы, чтобы старик мог уйти со спокойной душой. Если он уже начинает терять ее, то… в общем, вы поняли.

Поэтому оба инспектора спустились в старое архивное помещение Управления и вместе составили запрос на эксгумацию тел с анализом ДНК-профиля, который направили по электронной почте заместителю прокурора, отвечающему за взаимодействие с группой «закрытых дел». Прокуратуре, видимо, было не до того, поскольку ответ был получен менее чем через два часа, что дело поручено судебному патологоанатому и генетику из Института судебной медицины Симферополя, которым дано шестьдесят дней на представление своих заключений, и приложено разрешение на эксгумацию с вывозом гробов с кладбищ, где были похоронены жертвы.

– Барсуков, по крайней мере, будет счастлив, – сказала Мария.

– Вон его жена… Пойдем, посмотрим, что она хочет, – ответил Евгений.

Они отправились на встречу с Региной Барсуковой, которая попросила Марию о встрече. Поприветствовав друг друга, они сели на скамейку в парке, обратившись лицом к центру города, который все дальше погружался в ночную мглу.

– Спасибо за доступность, – сказала Регина.

– С удовольствием. Как Роман Игоревич? – спросил Евгений.

Женщина просто покачала головой.

– Я… я не сказала ему, что приду поговорить с вами. Он бы не одобрил.

Евгений и Мария обменялись тревожными взглядами.

– Я уверена, что он даже не упоминал вам о своей болезни.

– Вы говорите об опухоли? Ну, не в деталях, но я бы сказала, что это довольно очевидно, к сожалению… – пробормотала Райская.

– Нет, Мария. Это не то, о чем я говорю.

– Тогда нет, – вмешался Евгений. − Мы больше ничего не знаем.

– Как я и думала… Роман страдает так называемой деменцией тела Леви. Это нейродегенеративное заболевание, раннее старческое слабоумие, сходное с болезнью Альцгеймера. За относительно короткий промежуток времени оно приводит к тяжелому когнитивному снижению, сопровождающемуся проблемами с памятью, широкими колебаниями внимания, паранойей, тревогой, паническими атаками, галлюцинациями, тремором покоя и целым рядом других ужасных симптомов.

Евгений и Мария погрузились в тягостное молчание: эта новая информация путала все карты.

– Связи с опухолью нет, но вполне вероятно, что рак ускоряет развитие деменции… Он скрывал это, чтобы сохранить работу. Он даже не говорил мне, я сама это обнаружила.

За манерой поведения элегантной женщины, сидевшей рядом с ними, Мария видела страх и муки, которые та испытывает в одиночку. Ей было жаль ее и в то же время она восхищалась ею; она знала, в какую безводную эмоциональную пустыню погружаются те, кто беспомощно наблюдает за тем, как уходит человек.

– Никто не может сказать, как быстро это произойдет, успеет ли опухоль убить его до того, как он потеряет всякое чувство реальности, но я могу заверить вас, что с каждым днем я теряю частички его. Я вижу это: это происходит на моих глазах. Он как будто медленно атрофируется.

– Я думаю, что есть соответствующие лекарства… – начал Евгений.

– Мы можем лишь попытаться контролировать болезнь, временно смягчить ее с помощью лекарств, но остановить ее мы не можем.

– Признаюсь честно: на днях мы заметили, что что-то не так.

– И вы даже не представляете, как он себя чувствовал, как унижался, что его разум предает его перед вами. Это самое болезненное: осознавать, что с ним происходит. Он осознает это. И это разрушает его…

– Черт, вы не представляете, как мне жаль. Он очень умный человек, и, если не считать того дня, он всегда казался нам вполне вменяемым, – сказала Мария. − Мы… Мы можем что-нибудь сделать?

– Я не имею ни малейшего понятия. Честно говоря, я даже не знаю, зачем я сюда пришла, но мне показалось, что вам важно это знать. Неврологи, наверное, не согласятся, но я думаю, что именно его одержимость этим делом сделала его больным.

– Вы говорите о нераскрытых убийствах?

– Да, это так. Это мучает его с тех пор, как я его встретила. Это дело убивает его. В буквальном смысле.

Евгений подумала о возвращении в «логово» Барсукова в Саки, где полицейский хранил всю информацию об убийствах: в конце концов, сознательное замыкание в этой реальности должно было сделать его больным, в этом он был уверен.

– То есть вы предлагаете не возобновлять дело? – напрямую спросил Кротов.

– Я не знаю, и не думаю, что решение зависит от вас. Я бы хотела, чтобы он остановился, серьезно задумался о лечении и оставил этот ад позади.

– И как вы убедите его сделать что-то подобное? – спросила Мария.

– Сказав ему, что вы берете на себя ответственность, что именно вы попытаетесь восстановить справедливость, – произнесла Регина.

Глава сорок пятая

Горный массив Демерджи, южный Крым

Из лесной гущи они услышали, как ветер свистит между трещинами в скалах, создавая странное переплетение жутких шепотов. Окружающая природа словно предупреждала их перед тем, как они войдут на эту территорию предков, в этот невидимый разлом между настоящим и прошлым. За шепотом ветра, гипнотическим жужжанием насекомых и каскадом ночных звуков они различили сухой треск желудей, растоптанных их тяжелыми ботинками на узких гранитных каменных дорожках, по которым ходят только дикие животные и которые никак не приспособлены для передвижения людей.

Михаил следовал за отцом, проворный, как горный зверек, с глубоким волнением: он мечтал об этом моменте всю свою жизнь. Деревья и кустарники, раскачивавшиеся на ветру, источали сильные ароматы: подросток отчетливо ощущал аромат дикой лаванды и розмарина, которые бодрили воздух, превращая каждый глоток кислорода в укрепляющее средство, помогавшее преодолевать трудности подъема. Они включили электрические фонари, когда темнота постепенно сгустилась, и подросток заметил на коре деревьев насечки: полумесяцы, спирали, треугольники, пентаграммы и другие эзотерические символы, которые, казалось, предвещали инициационное путешествие в нечто неизведанное.

Через несколько десятков метров лампа Михаила осветила первые жертвенные столбы: это были заостренные палки, воткнутые в землю, с которых свисали гнойные тушки животных и птиц, кишевшие червями; несколько лет назад он и его двоюродные братья взяли на себя труд окружить место смерти этим ограждением, которое, по словам старших, создавало защитную силу, своего рода барьер, призванный предотвратить доступ непосвященных к священному месту; Для них это было сродни игре, когда они закалывали мелких диких животных, заботясь о том, чтобы заменить их, когда время и стихия лишат их плоти, но никто из них так и не понял, в чем именно заключался этот макабрический обряд, которому взрослые придавали такое значение.

Когда мальчик переступил порог этих столбов, под прической у него пробежали мурашки. Он никогда не заходил так глубоко в горы. Даже когда он приезжал в Алушту вместе с отцом, Всеволод ограничивался только небольшими горными экскурсиями.

– Не страшно? − неожиданно спросил Всеволод.

– Нет, отец. Я буду в порядке.

– Тогда перестань оглядываться по сторонам и смотри под ноги. Не так уж много нужно, чтобы потерять равновесие и упасть в эти расщелины. Там, внизу, полно скелетов смельчаков, погибших по неосторожности, – сказал ему Всеволод. − Никто не удосужился их извлечь, потому что эти колодцы слишком глубоки.

Михаил с ужасом смотрел на каменные пустоты между скалами и качал головой, боясь провалиться внутрь.

Они продвигались с трудом, поднимаясь все выше и выше. На ветвях одиноких деревьев, мимо которых они проходили, Михаил увидел примитивные амулеты, призванные отгонять духов, сделанные из черепов животных, скрепленных проволокой; ветер заставлял их звенеть, создавая впечатление, что черепа смеются. Михаил почувствовал, как в горле поднимается вкус супа из свинины и картофеля, которым он ужинал, и, чтобы не поддаться, сосредоточился на скользком от мха гранитном полу, стараясь не вывихнуть лодыжку.

Когда отец подал знак остановиться, мальчик понял, что минеральный запах камня сменился запахом гнилостной сырости, источник которой он не мог определить.

– Мы пришли, – произнес Всеволод.

Михаил растерянно огляделся: перед ним была лишь стена из густого колючего кустарника. Он посмотрел на склонившегося отца и, посветив на него фонариком, увидел невидимую за растительностью полость, из которой исходило зловоние.

– Нам обязательно туда спускаться? – недоверчиво спросил он, глядя на вход в пещеру.

Латыпов-старший не ответил: он раздвинул руками колючий терновник и заросли можжевельника и позволил себе исчезнуть в каменной полости, скрывавшей загадочную память о предках.

Оставшись один в шепчущей ночи, Михаил набрался храбрости и проскользнул в тонкое отверстие в брюхе скалы, удивляясь, как это его отец-великан сумел пролезть. Воздух казался насыщенным застоявшимся запахом горных недр, настолько сильным, что от него сводило желудок. Внизу температура казалась на несколько градусов холоднее. Мальчик закутался в шерстяную накидку, чтобы согреться.

– Страшно? – с легкой иронией спросил Всеволод, заметив, как от ощущения клаустрофобии расширились зрачки сына.

Его глубокий голос словно отражался сотнями отголосков, а слова, выдыхая, превращались в облака конденсата.

Михаил покачал головой и последовал за отцом в известняковую пещеру. Пройдя несколько метров, он поднял с земли факел и зажег его, осветив подземную полость мерцающим светом пламени и раздразнив колонию летучих мышей, которые взлетели в хаотичном полете над их головами.

– Не обращай внимания… Здесь жили и укрывались наши предки.

– Как давно это было?

– Шесть-семь тысяч лет назад. Может быть, больше.

– Зачем мы сюда приехали?

– Ты задаешь слишком много вопросов, Миша. Просто следуй за мной.

Михаил повиновался. Он погрузился в абсолютную тишину и последовал за отцом, который двигался в темноте пещер с уверенностью летучих мышей, летавших вокруг него. Через несколько минут Латыпов остановился и отошел в сторону, чтобы дать сыну возможность взглянуть на высеченную в скале котловину с высоты птичьего полета.

Подросток взял в руку факел, который протянул ему отец, и, осветив пространство перед собой, посмотрел вниз и почувствовал, как дыхание перехватило в груди.

Глава сорок шестая

Симферополь

– По твоему мнению, именно поэтому у них не было детей? – спросил Евгений коллегу, нарушив молчание, установившееся между ними после ухода Регины Барсуковой. − Из-за этого дела?

– Да, возможно, – ответила Мария, сидевшая рядом с ним на скамейке и устремившая свой взгляд в темноту города. − На месте Регины я бы дважды подумала, прежде чем рожать ребенка, зная, что голова моего мужа всегда где-то в другом месте, в мире тьмы и насилия. Но кто знает, может быть, у них просто не могло быть ребенка.

– Эй, это только я чувствую, что нахожусь на дне ямы, или…

– Нет, мне тоже так кажется, Евгений.

– Бедный человек…

– Да… Как ты думаешь, стоит ли нам рассказать Фирсову?

Кротов размышлял над этим несколько секунд.

– Не знаю… Что бы ни случилось, эта история с безумием ничего не меняет. Все версии, которые мы имеем по этим двум убийствам, не просто холодны, они застыли на месте… Я уже жалею, что согласился с этой женщиной.

– Как ты думаешь, почему он так торопится узнать правду, найти виновного? Тебе не кажется, что это заходит слишком далеко? Это навязчивая идея.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал… Честно, я не знаю.

– Если мы расскажем об этом Фирсову, он, скорее всего, прикажет нам прекратить привлекать его к расследованию.

– Это точно.

– И это убило бы Барсукова даже быстрее, чем опухоль.

– Если, с другой стороны, мы будем скрывать это от него, и он каким-то образом это узнает, Фирсов убьет нас.

– Довольно сложная дилемма.

– Ну что ж. Завтра решим, что делать, – сказала Райская, вставая, − Мой мужчина уже заждался меня.

– Есть новости о Диане?

– Пока ничего.

– Как ты к этому относишься?

Мария помрачнела.

– Плохо… Очень плохо.

– Значит, нас двое, – ответил Евгений и помахал рукой на прощание.