Октябрь, который ноябрь (СИ)

Текст добавлен: 30 ноября 2017, 20:30

Текст книги "Октябрь, который ноябрь (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

Жанры:

Попаданцы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)

Нарком Чудновский Г.И. разбился под Люботином. 1924. Авиакатастрофа. Подозревали диверсию, но скорее техническая неисправность – новые самолеты оставались еще крайне ненадежны.

Комиссар ЧЮКа товарищ Федор Дугов пережил три покушения и умер в 1936 от воспаления легких. В командировке искупался на Люстордфе, вода на одесских пляжах и летом бывает жутко ледяной, подстудился. Естественно, болезнь запустил, врачи спохватились поздно. Эх, анархист, что поделать...

Видного политического деятеля, многолетнего председателя ЧЮК гражданина Керенского А.Ф. неизбежная "тетка с косой" достала на чужбине – в Нью-Йорке. Случилось это в далеком 1974 году. Патриарх российской оппозиции прибыл в командировку, с трибуны Конгресса ярко клеймил подлых янкесов за поправку Джэксона-Броома. Закончил блистательную речь, сошел с трибуны и... Возраст. Сердце не выдержало.

Остальные, хорошо и не очень хорошо знакомые, соратники по 1917-му... У всех своя судьба. Жили, боролись, гибли и побеждали.

Иномировые новости приносили Андрей и Маня, по долгу службы осведомленные о событиях во многих кальках и реальностях, но, к счастью, не стремящиеся все-все пересказать и потрясти воображение долинных домоседов. Всем хватало насущных актуальных проблем. О поисках мира татурованых больных людей и странного прыгучего немца, хозяйку "Двух лап" информировали, но особых сдвигов на том направлении не было, да может оно и к лучшему.

Уже осенью, просматривая хозяйственный ежедневник, Флоранс вскользь намекнула:

– Намечается пауза. Запасы в амбарах, с капустой мы управились, тары больше нет, излишки в Дубник без нас свезут. Намечается несколько относительно свободных деньков. И они как раз совпадают.

– Что с чем совпадает? – несколько обеспокоилась Катрин.

Фло сняла узкие очечки (просто удивительно ей идущие), закрыла ежедневник и пояснила.

– Со старокалендарным праздником. Да, с тем самым, октябрьско-ноябрьским, революционным. Не покажешь ли ты нам по этому поводу город Петроград?

– Понимаю твой интерес, – без особого воодушевления пробормотала отставная шпионка. – Но может, ну его нафиг, а? Там сыро, шумно и... И вообще.

– Про "вообще" я вполне понимаю, поэтому говорю о самой общей экскурсии, вовсе не обязательно в действующий и бурлящий Смольный. Можно в город белых ночей. Говорят, вполне впечатляюще.

– Нет, с этой стороны, с архитектурно-музейной, несомненно. Но, тогда, видимо, не Петроград, а Ленинград или Санкт-Петербург.

– Текущее название мегаполиса уж, пожалуйста, выбери сама, нам, главное, безопасность и спокойствие. Есть же там мирные и благополучные периоды?

– Если отвлечься от учебника истории, то есть и спокойные периоды, как им не быть. А кому это "нам"?

– Если не возражаешь, прихватим Гр – ему будет полезно ознакомиться с метро и образцами незамутненного классицизма. И разочароваться, наконец, в мотоциклах. Но в данном случае, мы должны подумать о Нине. Как-то нехорошо получается. Ей нужно попрощаться. Пусть и символически.

– М-да, вот с этим доводом трудно спорить, – помолчав, признала Катрин. – Дело важное, сходим. Нужно проводников подловить.

– Не надо никого подлавливать. На днях Мариэтта заскакивала. Они там консульское представительство оформляют, забросят нас попутно.

Катрин хмыкнула:

– Если все договорено, так отчего ты сразу не скажешь? Сходим. Джинсы мои надо бы постирать и погладить. Кажется, я в прошлый раз их грязноватыми в сундук зашвырнула.

– Уже сделано.

* * *

С туристами повезло – краткий и бурный майский ливень всех распугал и Дворцовая была почти пуста. Дети, задрав головы, пытались рассмотреть ангела, парящего на Посту ?1 – оба ангельских флага трепетали на свежем ветерке с Невы. Триколор в нынешнее четырехлетие довлел над красным – у кормила власти засели реакционные буржуины. Нужно признать, что в последнее десятилетия разница между двумя вечно конкурирующими руководящими партиями сгладилась до символического значения, но знаменная традиция неизменно соблюдалась.

Взрослые смотрели ниже. Строгий прямоугольник мемориального серого гранита, казалось, поддерживает и укрепляет флагшток старинной розово-гранитной Александровской колонны. На гранях могильной плиты были высечены имена и фамилии погибших в те далекие октябрьские дни – всех погибших, в строго алфавитном порядке. Была там и фамилия кроткой и безвинной мамы Ниночки, и фамилии бойцов, погибших с оружием в руках – пусть отнюдь и не кротким, и не безвинным, но жертвам трагической ошибки. Так и гласила надпись на плите: "Жертвам страшных событий 1917-го года. Мы помним о вас, граждане Великой России!"

На взгляд Катрин, надпись была слегка косноязычна, но в своей сути совершенно правильна. Часть фамилий на плите бывшей шпионке была очень даже знакома. Но, естественно, никакого П.П. Гарина на граните не значилось – еще чего не хватало. Собственно, что в действительности стало с талантливым и беспринципным изобретателем, было известно одному лишь всезнающему существу. Как раз оно на граните очень даже упоминалось.

– Островитянская Л. Б., – прочла Фло. – А почему "бэ"? Ее же отчества никто не знает.

– Полагаю, потому что "Батьковна". Надпись символическая, всем известно, что героиня революции завещала похоронить себя далеко в море, у берегов своей малой родины. Где эти берега доподлинно неизвестно, хотя диссертаций по теме защищено немало.

– Красивая легенда-загадка – это в ее духе, – согласилась Фло. – Но памятник порядком приукрашен.

– Не придирайся, – Катрин обернулась к скульптурной группе, установленной у арки Главштаба.

Мраморная товарищ Островитянская была хороша. За образец был взят явно самый юный вариант завотделом – безупречное лицо сияло решительностью, справедливостью и честностью – все в строго равных пропорциях. Длани девушки лежали на плечах бойцов, стоящих в позиции "для пальбы с колена – товьсь!" – юнкер доводил затвор винтовки, красногвардеец, видимо не надеясь на свой карабин, готовил гранату. Оба смотрели не на друг друга, а в одну сторону. Ненависти на лицах не было, лишь хладнокровие и спокойствие перед лицом общей опасности. Надо думать, немецкие провокаторы-пулеметчики на сей раз высаживались с набережной Мойки.

– Критикуем, а ведь хорошая скульптура, – вздохнула Катрин. – Дух нашего Общего орготдела отражен очень достоверно. И вообще, видно что не Церетели сварганил, пусть без размаха, но с душой подошли художники.

– Да, Гр памятник очень понравился.

– Еще бы, он мне теперь с этой гранатой весь мозг выест.

Дети решили обойти древнюю колонну с тыла, видимо, оттуда она была виднее. Юный гранатометчик вел девочку за руку и что-то объяснял.

– Памятник неплох, но мне как-то не по себе, – жалобно призналась Фло, вновь оглядываясь на далекую скульптурную группу. – Причем, никакого особого сходства я не нахожу. Разве что нос и овал лица...

– Это тот самый случай, когда образ однозначно обобщенный. Но мне кажется, что сходство весьма и весьма характерно. Учитывая, что на исторических фото тов. Островитянская роковым образом не запечатлелась, а в кинохронику угодила лишь общая смутная группа товарищей на агит-машине и задний бампер нашего атакующего "лорин-дитриха", трудягам-скульпторам пришлось восстанавливать облик легенды буквально по крупицам. Результат более чем.

– Но в ней же, если переводить на живой вес, килограмм тридцать. Балерина, а не революционер.

– Подчеркнуто неизбежное торжество духа над плотью. И нервное истощение героини. Между прочим, работать в отделе было нелегко. Особенно, до тех пор, пока мы работу столовых не наладили. Кстати, а пошли в кафе? Товарищ Островитянская уделяла своевременному питанию личного состава особое внимание. Нужно чтить традиции!

Экскурсия китайских туристов, шедшая от Главштаба, как по команде остановилась, уставилась на Флоранс и принялась вскидывать фотоаппараты.

– Непредвзятый азиатский взгляд мгновенно выделяет несомненные параллели и аллюзии, – отметила Катрин.

– Ой, пошли, действительно, в кафе, – забеспокоилась Фло...

* * *

О неукротимой земноводной исследовательнице и руководительнице, вспоминали частенько, но где она трудилась в данный временной отрезок, кого изучала и сводила с ума, оставалось неизвестным. Порой приходили весточки о ее новых подвигах – как обычно, жутко преувеличенные и малореалистичные. Точно было известно, что на глорских рынках вошло в моду восклицать «да ты вообще троцкист!», отдавая должное твердости и неуступчивости клиента в процессе торга. Слово, конечно, яркое, в Общий язык так и просилось. В канун зимы рыбьей почтой пришло письмо от профессора – срочный запрос характеристики на некоего «гр. Лося, инж.». Никаких Лосей у себя в знакомых Катрин не числила, и вообще подумала что в шифровку закралась ошибка. Только после тщательного изучения приписки, о том, что Лоуд «не сомневается в тов. Гусеве, но насчет инж. Л. есть сомнения – как он в смысле душевного равновесия и не маньяк ли?» – до отставной шпионки дошло в чем собственно суть. Катрин пришла в ужас, спешно ответила не столько об инженере, как о своих сомнениях в целесообразности столь рискованной экспедиции. Ответа на ответ, разумеется, не было.

Видимо, экспедиция завершилась благополучно – о чем обитателей "Двух Лап" косвенно известили перед Новым Годом. На рассвете часовой поднял тревогу. У ворот появились чужаки и тут же исчезли, "оставив магическую огне-бомбу". Катрин, на ходу накидывая куртку, выскочила к месту происшествия.

Бомба, действительно была. В смысле, такой презент – настоящая бомба. Имелись при "бомбе" и сувениры понятнее: горсть золотых побрякушек необыкновенного дизайна и с абсолютно неизвестными черными камнями – украшения, несомненно, предназначались Фло и Блоод, которые немедленно принялись решать: серьги это или подвески? Еще мимолетные визитеры передали дивный набор цветных карандашей (действительно дивный, такие бы для штабных-картографических целей), пакет кошачьего корма с прицепленной к нему медалью "150 лет Клубу кошколюбов г. Самары" – судя по ленточке, награду предлагалось носить тов. Чону. (В замке котенок прославился своей общительностью и привычкой гадить в самых живописных местах). Обнаружился в передаче еще элегантный сверток для будущей тещи Гру, для нее же имелось и письмо. Впрочем, то дела околосвадебные, понятные, а вот главный подарок воистину потряс воображение "невыездных" обитателей замка.

– Не может же ЭТО быть золотым? – осторожно поинтересовался управляющий.

– Курильница? Это кому в подарок? – переглядывались егеря.

– Не золото. И не курильница. И это очень демократичный и практичный подарок. Можно сказать, для всего гарнизона, – разъяснила Катрин.

– Да что ж это вообще такое? – не выдержав, завопил с башни часовой.

– Это самовар! – с восторгом пискнула Нинка.

Да это был он. Тот самый. Тщательно начищенный руками трудолюбивого техника-шпиона, сияющий медалями и всем своим стим-панковским, немыслимо технологичным и продвинутым видом. Катрин смотрела на вмятину на корпусе, оставленную рукоятью маузера и думала, что по части подбора сувениров Лоуд уже истинный академик.

Так родилась в "Двух лапах" традиция Золотого Чаепития. Никаких иных благ, кроме самоварного "золота" обитатели долины из результатов операции "В-17" не извлекли. Ну, еще чувство определенного удовлетворения, абсолютно не конвертируемое. Оно и к лучшему – революция трудами Общего орготдела вышла какая-то неполноценная, диетическая и малокровная. Многие российские граждане ею остались недовольны. Так случается – живым свойственно возмущаться. А мертвым привычнее молчать. Станицы, которые "пылают четвертые сутки" и Каховка, где летают горячие пули – для нас поэтические образы, а не позабытые братские могилы у упомянутых населенных пунктов.

* * *

ИТК(нт)^[66] № 001/04

Где-то средь морских просторов планеты типа Э. (точные координаты засекречены).

На прежнем острове старцу нравилось куда более. Благолепно, тихо, клев, опять же, ровный. А здесь просторно, зато никакого покоя. Вот – опять орут и дерутся. Нет, трудотерапия, как говорит чертт, – дело богоугодное, что тут спорить. Но все ж преступников на исправление можно и потолковее присылать. А тут один через слово «клятыми москаляками» прикладывает, другой матюгается «ламерами и гопотой», что и вовсе погано слуху. Как в таких условиях творить сподобишься?

Старец отложил тетрадь и ручку, вышел из хижины, привычно подхватил с земли голыш и метнул в драчунов:

– А ну, пшли, псы шелудивые! Норму кто давать будет? Пайки лишу, сукины дети!

Ишь, подхватились, побежали в сторону недостроенного пирса.

– Лопату кто подбирать будет, а, ироды?

Вернулись за инструментом. Сиамцы криволапые.

Двойная фигура каторжников, намертво скованных за запястья короткой цепью, подняла лопату и заковыляла к рабочему месту.

Старец ухмыльнулся – опасаются "бугра", неучи безмозглые.

Пирс строить еще лет десять. Это ежели погоды будут способствовать. Ну и слава богу, без работы не останемся. Чего не строить, ежели есть нужда в пирсе? Пусть пока никто и носа на островки не кажет, в будущем пирс очень даже пригодится – про это чертт очень доходчиво рассказывал.

Старший бригадир Морспецстройисправа поскреб бритую башку. Свою норму он выполнял без труда, но эти... Э, все равно долго не протянут. Рыба ловится, одежонку начальство подбрасывает, в запасе консерва хранится – гречка с говядиной, килька в томате. Культура имеется в клубном навесе – иллюстрированные томищи Брэма, Энциклопедия молодой матери, афоризмы великих и известных, шахматы, опять же. Прикладывай голову, размышляй и беседуй. Чертт заглядывает, философские дискуссии разжигает. Имеется игра мысли. Но эти двое разве ж мозгуют? Нет, непременно загрызут друг друга до смерти. Силов пока не хватает: один слабоват, у другого когтей недостает. Но изловчатся, по всему видно, удушегубятся.

Сам старец подумывал о условно-досрочном. Не то, чтоб особо поджимало: на море жилось покойно, морду никто не бил, в живот ножичком не тыкал. Бабы.. да ну их, надоели, искусительницы. Но хотелось поближе к лесу, чтоб после работы груздочков насобирать, кабанчика завести, погребок с соленьями. Выйти на рассвете, по росе пройти, вдохновения набраться. Чертт обещал посодействовать, найти новый "фронт работ" и даже сулил подогнать поросенка на выкормку, есть у него знакомцы. Впрочем, это не к спеху, порося, она ведь тоже визжит, отвлекает, в этом у ней особой разницы с дурными каторжниками и нету.

Старец вернулся в хижину, открыл тетрадь и с предвкушением снял с ручки колпак. Писалось ему в удовольствие, жаль, что издатель надоедливо требовал непременной лихость повествования и какого-то "психологически-актуального ыкшена". Что это за зверь и отчего он непременно должен водиться в правдивом мемуаре, не знал и сам всемерно образованный чертт. Приходилось малость приукрашивать и привирать. Но это уже третья книга многотомника, допечатки идут, надо бы закончить серию. Назвали, правда, смехотворно: "Я – Григорий! Из тайги к трону! Записки святого грешника". Эх, так бы и плюнул в харю издателю! А переплет?! Как глянешь, так крестишься и о забытой "беленькой" вспоминаешь. Но чертт-соавтор объяснял, что до серьезных изданий и боллитры еще придется упорно дорастать. А что делать, каторга она каторга и есть.

Сочинитель почесал ручкой длинный нос и продолжил с места, прерванного чуждыми вдохновению шумливыми каторжниками:

"Мотя подняла на меня необыкновенно ясный взгляд очей и молвила:

– Что мне делать, посоветуй, отец родимый?

– Не ходь. Избегни! – строго ответствовал я. – Ославят. В оперетку попадешь, а то и в саму синематографию вляпаешься.

Танцорка заломила белы руки:

– Но я..."

Автор остановился в затруднении. По правде говоря, с балерунками он знакомств не водил, бог миловал, страхолюдины они все. И как этакие бабы имеют моду говорить, один бес их знает. Вот же дурни эти издатели: "дай главу про Матильду, да дай". Сдалась им эта Кшесинская, как будто нормальных баб в Петербурге не имелось.

Старец в сердцах плюнул, взял удочку и ведро и ушел советоваться с черноперкой о вариантах творческого решения балетной главы.

* * *

Петроград. Улица Надежденская (она же Народных поэтов)

Ровно десять лет после часа Х.

– Каждую годовщину вспоминаю как оно было. Да, угодили мы тогда в самый выхлоп, – вздохнул Николай, застегивая китель. – Бурные были дни. Горестные. Батю твоего жаль. Не довелось лично познакомиться. Слушай, на парад-то так и не пойдешь? Не передумала?

Глафира встала из-за пишущей машинки – взгляд отсутствующий, вся в сочинении. Ну и ладно, – талант он такой.

Николаю нравилось щелканье клавиш – по щелчкам было слышно, как набирает скорость Глашина фантазия, как спорят и воюют герои, как после размышлительной паузы сюжет внезапно сворачивает на просторный проспект с односторонним движением и газует вовсю. Четвертую книжку пишет жена – это ведь не шутки. Для молодежи те книги, но и взрослые читают взахлеб. Девчонка-то была самая обычная, а ведь как толкнуло. Он помнил, как Глаша в первый раз тетрадку к себе потянула. Хорошо хоть карандаш грызть отучил. Сейчас вот в "Артек" поедет, перед читателями выступать – вся ребятня продолжение "Дальних островов" требует. А какой авторитет у писательницы с вдребезги изгрызенным карандашом? Вовремя отучились.

– Нет, парад я лучше из окна послушаю, – все так же отстраненно сказала Глаша. – А на могилки завтра схожу. Без торжественности мне проще. Вместе сходим. Ага?

– Сходим. Ты, твори-твори. Как они там? Бронепоезд встретили?

– Не-а. Я передумала. Простой литерный встретят. Бронепоезд – слишком воинственно. Неправдоподобно и отвлечет читателя.

– Тоже верно. Наш бронепоезд – он на запАсном пути.

– Почему же именно на запАсном?

– Не знаю. Слыхал где-то. Складно и в рифму:

Мы – мирные люди, но наш бронепоезд

Стоит на запасном пути!^[67]

– Действительно, складно. Что за поэма такая? В газете читал или по радио передавали?

– Откуда ж мне ваши литературные дела досконально знать? Запомнилось и все. Ладно, пойду. Машина вон уже пришла и ждет. Арсентия подброшу, он тоже на парад при исполнении.

– Колька, ты только сам за руль не садись! – живо обеспокоилась и выкинула литературу из головы жена.

– Я ж слово дал. За руль только на треке или полигоне, – не без досады напомнил Николай.

На лестнице поздоровались с Арсентием – поручик, нынче курсант Константиновской (Красно-Константиновской) артакадемии был из потомственных вояк – пунктуальный, хоть хронометр по нему проверяй. Полезное качество.

Спустились во двор – тут было гулко – малышня, облепив деревянный аэроплан, построенный на детской площадке, играла в авиаторов. Гудят-жужжат, и действительно, словно патрульный автожир во двор спустился. Николай погрозил сыну – опять пальто нараспашку. Филька догадливо принялся застегиваться. На самолете завопили с новой силой и изобразили пулеметное "ды-ды-ды!" – воздухоплаватели геройски отбивались от итальянских истребителей.

Тут Николай вспомнил, откуда взялось про бронепоезд. Катерина Олеговна как-то продекламировала. Тогда, давным-давно, когда пулеметы вовсе не "ды-ды-ды" на улицах гремели. Да уж, и сейчас стране нелегко, а если бы тогда не остановились? Вон, в Германии три года гражданская полыхала. Помогали чем могли, но что от той Германии осталось?

– Ну, что, садимся, господин комбат?

– Только после вас, тарищ старш техмех.

Из окна третьего этажа доносилось клацанье старой, еще иностранного производства, пишущей машинки – судя по темпу, "Ундервуд" выдавал описание дороги. Нужно предложить про запасной путь в текущей главе упомянуть. Они полезны – запасные пути. Мало ли, свернешь не туда, так маневр и разворот непременно должны оставаться в запасе. Да и бронепоезд действительно не помешает.

Конец

notes

Примечания

"Роллс Ройс Ландоле" 1911 года, регистрационный номер 1947.

ОВР – общее время, равно-действительное для соединяющихся версий миров.

"В Кейптаунском порту" слова П. Гандельмана

Пардон, огромная сноска! Увы, здесь придется оторваться от лицезрения удивительного трудолюбивого дарка и выслушать авторское пояснение. Иначе все окончательно запутается, а история и так выходит трудноуваримой.

Достойную даму племени коки-тэно зовут Лоуд. Существо она крайне незаурядное, все из себя противоречивое, с богатой жизненной историей, полной преступлений, наказаний, подвигов, ошибок трудных, открытий, закрытий и иных деяний, присущих истинной героини. Многие черты ее непростой биографии чудовищно перевраны злопыхателями, а кое о чем нам лучше вообще не знать.

По техническим причинам первые истории, где освещается появление нашей замечательной оборотнихи, недоступны читателю. Но можно быть уверенным – коки-тэно по имени Лоуд сыграла заметную роль в истории и политике Эльдорадо. (Возможно, в формировании экологии и геологии без нее тоже не обошлось, но тут твердой уверенности нет).

Что известно достоверно:

Впервые мы застаем Лоуд при весьма тяжелых жизненных обстоятельствах и в черезвычайно скверном настроении, близком к депрессии. Истребив виноватых и прочих, свергнув парочку царей, спалив побережье и преодолев личные пагубные пристрастия, достойный оборотень и ее соратники встретились с людьми Медвежьей Долины.

После определенных недоразумений и совместного кровопролития Лоуд согласилась поучаствовать в одной любопытной авантюре. Исключительно из любознательности и иных гуманистических соображений наша оборотень отправляется в иной мир и наводит там порядок.

Научившись шнырять между мирами и временами, Лоуд неустанно развивает свои способности. Дав слово не вмешиваться в естественный ход истории и вообще не хулиганить, честнейшая оборотень соблюдает договор. Не то что бы из уважения к мелким формальностям, но хорошо зная и уважая нрав Леди Медвежьей Долины. Как ни странно, дамы дружат.

В описываемый период Лоуд числится на официальной шпионской работе, выполняет особо важные разовые поручения Глорского союза, ФСПП, Дипломатического межмирового корпуса и иных малоизвестных, но серьезных организаций.

В силу особенностей организма, мировоззрения и образа жизни, Лоуд не интересует личное обогащение, алкоголь, секс и прочие человеческие прибабахи. Но поскольку пороки должны быть, то они есть. Врожденную тягу к сбору памяток-сувениров, можно и не считать. Важнее то, что Лоуд увлеклась сравнительной политологией. Случайно познакомившись с Карлом Марксом, наша оборотень встала на платформу интуитивного марксизма с нечеловеческим лицом.

Развитые (скорее, переразвитые) прыжковые способности позволяют Лоуд проводить уик-энды и иные свободные дни-часы в визитах к известным историческим личностям. Спартак, Колумб, Робеспьер и Разин, Кастро и Кропоткин – оборотень знает всех лично. Она давала советы Нестору Ивановичу, благодарный Ильич подарил ей чайник, она учила подсекать сазанов товарища Брежнева, участвовала в эвакуации республиканской Барселоны, снабжала мазью от ревматизма княжну Тараканову...

Увы, жизненный опыт, тщательные сравнения реалий прошлого и будущего, привели Лоуд к мысли о неактуальности и невозможности воплощения теории марксизма в практику в ближайшие несколько эпох. Нет, в силу островного пролетарского происхождения и сочувствия к угнетенным всех времен, миров и океанов, Лоуд осталась на позициях вольного анархо-революционера общемарксистского уклона, но что поделать, если гомо сапиенсы в силу личной несознательности и общего духовного несовершенства еще не готовы к прогрессивному прыжку в развитии общества? Революций сделано много, но результат-то... Не дано пока человекам шагнуть разом через высокие ступеньки эволюционного развития.

Отвлекшись от анализа развития межмирового революционного движения, наша оборотень сосредоточилась на совершенствовании системы образования на родном острове. Первый Островной университет архипелага Лагуны – целиком и полностью ее детище. Ну, это еще не совсем университет, и с МГУ он будет сравним очень нескоро, но на данный момент профессор Лоуд единолично возглавляет столь прогрессивное и многообещающее учебное заведение. Если учесть, что ранее юные коки-тэно учились читать и писать, уже резвясь среди людей, на бегу, – огромнейший шаг вперед.

В общем, личностью наша Лоуд – незаурядная, и ножом и интуитивно-марксисткой теорией, владеющая одинаково виртуозно. А если кто рискнет вспомнить о легкой склонности к клептомании и определенному цинизму нашей героини, так смело ответим – идеальных оборотней в природе не бывает!

Автор еще раз приносит читателям свои извинения. Трудно уместить характеристику внезапного персонажа в одну-две страницы. В конце концов, ведь не зря же писались два романа, повесть и несчетное количество рассказов. Это весьма прописанная героиня, хотя и строго засекреченная. Да, уточним: близкие друзья и родственники порой называют профессора "Оно" или "Пустоголовая" – этак любя и по-домашнему.

Генри Лонгфелло. "Песнь о Гайавате".

Формально генерал Георгий Павлович Полковников был главным начальником округа, поскольку в сентябре весь округ был переподчинен Северному фронту. Главнокомандующим войсками Петроградского военного округа Полковников пробыл менее месяца (4-16 сентября). Подчеркиваем: полковник Полковников и генерал Полковников – два совершенно разных человека, ибо разница в "кальках" очевидна.

Гражданин А.А. Блок сочинил стихотворение "Скифы" в январе 1918 года, поэтому незнание этих строк Алексеем Ивановичем вполне объяснимо.

Оформление казначейских знаков Временного правительства выпуска сентября 1917 года было скопировано с марок консульской почты.

Авентин – один из семи холмов, на которых стоит Рим. На данном холме Сервием Туллием был основан один из самых известных храмов Дианы.

Актеон – некий не в меру болтливый и любознательный античный грек, надерзивший Артимиде-Диане. Был превращен в оленя и скормлен собственным собакам.

Мр-18 – немецкий пистолет-пулемёт образца 1918 года с горизонтальным магазином и деревянным прикладом. На момент описываемых событий неизвестен (на фронте появится через полгода).

Строго говоря, Г.П. Полковников на данный момент был главным начальником округа, но переназначения в эти бурные дни шли с такой скоростью, что простительно именовать по старой должности. Тем более, что описанный здесь персонаж отличается от прототипа именем, званием и многим иным.

В действительности – 32-зарядные. Не ошибка, шпионка сознательно упрощает ТТХ.

Речь о приказе №251 Главного начальника Петроградского округа от 24 октября 1917 года. Приказывалось всем частям и командам оставаться в казармах, за выход без приказа штаба округа – суд за вооруженный мятеж.

Promptly! (англ.) Оперативно!

Маска противогаза Зелинского-Кумманта имела оранжевый цвет. Здесь речь о петроградском типе данного противогаза с прямоугольным поперечным сечением коробки и емкостью на 160 граммов угля.

"Шеффилд-Симплекс" – лёгкий пулемётный бронеавтомобиль, Разработан британской фирмой "Sheffield-Simplex" на базе шасси легкового автомобиля, проект бронировки доработан штабс-капитаном Мироновым. По результатам испытаний на вооружение принят не был. На момент описываемых событий в Петрограде было около 10-15 этих броневиков.

Большевистская газета, наследница "Рабочего и солдата", "Пролетария", "Рабочего" – решениям Временного правительства газета многократно закрывалась и возрождалась под новым названием на следующий день.

Типографию "Труд" отбивали революционные солдаты Литовского полка.

Магазин торгового дома "Эсдерс и Схефальс" (белье, обувь, готовое платье и пр.) Гороховая ул., 15, угол наб. Мойки.

Нагель Андрей Платонович – русский журналист, автомобилист и автогонщик, неоднократно участвовал в международных ралли, издавал спортивные журналы.

Отвори осторожно калитку

И войди в тихий садик, как тень,

Да надень потемнее накидку,

И чадру на головку надень.

Строки романса "Калитка" ("Только вечер затеплится синий") 1898г. Авторство спорно, приписывается А. Обухову, А. Будищеву, В. Буюкли.

Лиговский пр. 10.

Забегавшаяся шпионка не помнит, но Ф.Э. Дзержинскому исполнилось 40 лет, но выглядел он действительно моложе.

Без усилий дальновидного оборотня матрос, член ЦЕНТРОБАЛТА Мальков Павел Дмитриевич был бы назначен комендантом Смольного лишь 29 октября.

Владимир Ильич готовился к выступлению на 2-м съезде Советов, цитируется его доклад.

Каторжная-арестантская песня, слова, музыка, варианты – все народное.

Завод акционерного общества "Я.М. Айваз" по производству "разного рода машин и технических изделий".

Вообще-то слово латинское, но в силу определенной кособокости полученного образования, оборотню присуще относить все античное на счет греков.

ПНВ – прибор ночного видения.

55-я комната Смольного в большей степени легенда. По слухам там зарождался прообраз ВЧК.

ВИКЖЕЛЬ – Всероссийский исполнительный комитет железнодорожного профсоюза. В октябре-ноябре 1917-го занимал весьма неоднозначную позицию, отказываясь перевозить войска и грозя всеобщей забастовкой на транспорте.

Спиридонова Мария Александровна (1884-1941), российская революционерка, террористка, одна из лидеров левых эсеров.

Грузовой автомобиль производства Машиностроительного завода "Лесснер" Санкт-Петербург.

М-17 – Каска Сольберг – общевойсковой защитный шлем русской армии образца 1917 года. На момент описываемых события присутствовал в войсках в незначительных количествах. Но в столь продвинутом передовом полувзводе просто обязан быть.

СВТ-40 – самозарядная винтовка Токарева наиболее привычна тов. Мезиной

Грифы классификации документации "С" – секретно, "ДСП" – для служебного пользования.

Дан Федор Ильич (1871-1947) лидер и теоретик меньшевистской партии, Либер Михаил Исаакович (1880-1937) меньшевик, член ЦК, Мартов Юлий Осипович (1873-1923) один из лидеров меньшевиков, лидер фракции РСДРП(м) в Предпарламенте.

Лавер (англ. laver), она же нори – съедобная водоросль рода Порфира, семейства бангиевых.

Самая уцененная категория девушек безответственного поведения.

Мотоциклы английской фирмы Scott имелись в некоторых самокатных ротах русской армии. Название писалось чаще через одно "т".

Normal Kino Modell С – 35-миллиметровая кинокамера дрезденской компания "Ernemann-Werke AG" крайне низкой скорострельности. "Заряда" пленки хватало примерно на минуту.

Назад к карточке книги "Октябрь, который ноябрь (СИ)"