Текст книги "Октябрь, который ноябрь (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

Штурмовая группа, оберегая автоматы и слегка стукаясь шлемами, посыпалась из кузова.

– Товарищ капитан, вы бы каску одели. Как раз размерчик подходящий запасен, – тактично намекнул прапорщик.

– И надену, – Катрин взяла шлем. – Я голову обещала беречь. Как самое слабое место. Кстати, Леонид, в боевых условиях давай без званий. На совещании это одно, а в деле звучит странно и, учитывая обстоятельства, малость пафосно. Водители услышат, бронеходчики. Удивятся.

– Понял, Екатерина Григорьевна.

– Отчество давай тоже сокращай и на "ты". Я еще не очень пенсионерка.

– Сокращу. Ну, какая же пенсионерка. Легенда вы. В смысле, ты.

Катрин фыркнула:

– Легенда у нас – товарищ Островитянская. И замнем эту тему.

Доходно-лютеранский дом стоял слева от кирхи. Недурной такой дом: угловой, четырехэтажный, высокий, небедный, с лепниной и прочими излишествами. Церковь Святой Анны тоже выглядела импозантно – соразмерное здание с полукругом ионических колонн, с небольшим куполом, отступало вглубь квартала, уходя тылами к параллельной Кирочной – собственно нумероваться по улице, которой кирха дала название, религиозному объекту было бы и логично, но случаются в Питере архитектурные парадоксы.

Каска М17^[35] ощутимо отяготила шпионскую голову – отвыкла дамочка, кованый на заказ шлем с мягким подшлемником стал куда привычнее. Катрин наблюдала как окружают подходы к подъездам бойцы штурмовой группы, как грозно разворачивает пулеметные башни «Остин». Во дворе тоже наши – вторая группа без шума и бренчания брони высадилась с пролеток на Кирочной и перекрыла пути отхода. Кстати, группа не вспомогательная, на нее возлагаются серьезные надежды – вспугнутый враг попытается уходить двором или по крышам. Есть надежда взять из засад. В резерве два десятка самокатчиков – как штурмовая сила они сомнительны, но в качестве связных незаменимы. Все, вроде бы, предусмотрено. Вот только противника надо было брать позавчера.

Предлагать отсидеться в подвижном КП и осуществлять "общее руководство" товарищу Мезиной не попытались – есть в "имидже легенды" и свои плюсы. Небось, будут потом рассказывать: заскакиваем мы к немцам, я прямо за Катькой – ага, за той самой. Галифе ей очень идут, особенно сзади...

Шпионка выкинула глупости из головы. Пора...

– Не двигаться!

Швейцар-консьерж, или как его там, убегать или оказывать сопротивление не пытался – с готовностью вскинул руки, вжался в стену.

– Этаж?!

– Нет никого, господа. Видит бог, пуст подъезд. С третьего этажа давеча съехали.

– Ключи!

– Отперто все, милостивые государи. Паркет! Паркет там, о, майн готт...

Штурмовая группа неслась вверх, топоча по на удивление узкой лестнице.

Трое автоматчиков устремились еще выше, перекрывать верхнюю лестничную клетку и выход на чердак, остальные остановились перед дверью второго этажа – действительно, приоткрыта.

– Об осторожности не забываем, – напомнила Катрин "попутчику" с массивным щитом из толстого железного листа. У другого бойца имелась труба-таран – про штурмовое оборудование шпионка упомянула Москаленко после не особо удачного захвата квартиры на Пушкинской. Вот – уже воплотили, это они молодцы. Но вряд ли понадобится.

Квартира оказалась просторной, светлой. Легкий беспорядок, рассыпанная мука, перевернутое кресло, с высокого окна сорван карниз с портьерами. Обыскивали здесь уже, что ли? Дует из распахнутой дальней двери – там белеет ванна, окно, похоже, вообще настежь.

– Внимательнее!

Бойцы с автоматами наизготовку неспешно рассасывались по комнатам.

Катрин чувствовала себя неуютно – квартира казалась раздетой и бесстыдно оттраханной. Это ощущение беспокойства нарастало: вот явно сдвинутый со своего места стол – круглый, вроде бы банальный, но отчего-то кажущийся приземистым – на нем театральным реквизитом торчат одинокая бутылка из-под вина и пепельница в псевдорусском русалочьем стиле. На подоконнике вздрагивает цветок, ободранный, с одиноким листом, жалобно подрагивающим на лютом сквозняке. Под потолком, несмотря на бело-серое дневное время, тускло горят рожки люстры. Что-то не так...

– Внимание, мина! – гаркнул боец, осматривающий спальню.

Вот оно. Катрин с некоторым облегчением отскочила подальше от двери в спальню, к неудалому столу. Москаленко, тоже проявивший похвальную осторожность, скомандовал:

– Ничего не трогать! Замерли! Саперы, повнимательнее. Вася, что там за хрень?

– Похоже, нажимного действия. Ножка кровати...

Штурмующие настороженно осматривались: командование группы в гостиной, автоматчики в просторных прихожей и столовой, сержант-пулеметчик в кабинете. Все прислушивались как зоркий Вася изучает опасную спальню. Да, легко могли нарваться на мину в ванной, второй спальне или в чулане. Расслабляться нельзя.

– Знают, что след в след идем, – пробормотал прапорщик, мягко сдвигаясь от стола и осторожно приподнимая стволом автомата обвисшую в углу портьеру.

– Да уж, шмондюки еще те, – согласилась Катрин, глядя во вновь открывшийся за отступившим в сторону Москаленко серый прямоугольник окна – снаружи торчал близкий купол кирхи, падала темная тень от готического креста.

Крестовых теней шпионка издавна не любила. Не по религиозным мотивам, по личным, но тем не менее...

Катрин резко отвернулась от неприятного зрелища. И рухнула на пол...

...Удар был так силен, что вышиб способности рассуждать. Было понятно, что под носом квадрат дубового паркета, а от правого бедра поднимается боль. Сильная...

Рядом топали сапогами. Резко застучал "федоров"...

– С кирхи стреляли!

– Не, угол не тот. С крыши, что за церковью! Это со школы, мать его, кто ж мог подумать. Сигнал давай. Как она?! Куда стукнуло?

Катрин, стараясь не корчиться, осознала что "она" – именно про нее. Раз стукнуло, значит, ранена. Следовательно, в ляжку. У, сука, больно. Нужно быстрее перетянуть, если бедренная артерия задета...

– Оттаскивай! Башки не поднимать!

Донеслась близкая пулеметная очередь. Это из соседней комнаты, сержант накрывал из "льюиса" гадскую крышу со снайпером.

Катрин ухватили за ворот, поволокли. Жакет затрещал.

– Да стой ты! – захрипела шпионка. – Я сама могу.

– Не насмерть! – обрадовано завопил спасатель.

Катрин обнаружила, что ползти вполне может. Собственно, и раненая нога работала, хотя тупая боль аж в брюшную полость отдает. Но крови не видно.

– Сейчас перетянем, – бормотали, сталкиваясь касками бойцы, и суетливо разматывали бинты.

– Стой! Чего заматывать? Дырки нет, – Катрин, наливаясь злобой за бездарно профуканную операцию, бахнула рукоятью маузера по полу. – Убирай повязки. Москаленко, сигналь, их как угодно, но нужно брать.

– Да сигналят уж. Ты как?

Действительно, сигналили – с лестницы доносился зычный посвист, ему откликались свистом с улицы. В силу слабой развитости радиосвязи, "попутный" полувзвод использовал исторически проверенную сигнальную систему. Пулемет молчал – наверняка уже не наблюдается ничего даже отдаленно похожего на цели. Ушли гады.

– Москаленко, я в норме, видимо, рикошетом задело, – зарычала Катрин. – Прапор, ты стол видишь?

– Да вижу, мать его... Возьмем их, спуститься не успеют, – Москаленко с грохотом пронесся через прихожую, уже с лестницы проорал: – Васька, с капитаном останься!

Катрин попыталась сесть – через боль, но удалось. Собственно, тылы не пострадали.

Опрокинутый стол лежал на боку – отчетливо было видно что все четыре ножки укорочены – белели свежие спилы.

– Подготовленная позиция, – отметил проницательный Вася. – Расчистили сектор. Бутылка – ориентир линии прицеливания, а геранька на окне показывает силу ветра.

– Молодец, Василий, глаз у тебя – алмаз, – похвалила Катрин. – Порекомендую комвзвода досрочно тебя в унтера произвести. Только если бы ты эту догадку на пару минут раньше озвучил, я бы тебе капитанские "корочки" подарила. Причем, с превеликой радостью.

– Да опыта у меня, Екатерина Георгиевна, мало, – признался боец. – Я же толком и не воевал. Как нога-то? Сломана?

– Вроде нет. Вообще не пойму, чем прилетело.

– Так пепельницей! Пуля в пепельницу, а уж эта штуковина вам, извиняюсь, в ногу, – Вася пихнул прикладом половину разбитой бронзовой пепельницы. – Вот, хорошо, что хвост у девицы массивный, но тупой.

Катрин посмотрела на уполовиненную русалку – на бронзе сияла свежая глубокая ссадина.

Тьфу, просто издевательство какое-то.

– Слышь, Василий. Помоги-ка мне встать. Только не за ворот, отодрали уже.

Стоять шпионка могла, прыгать-хромать тоже, хотя боль по-прежнему мощно шибала в ногу. Ладно, будем считать "ограничено годна". Галифе разодраны, клок сукна отвис лохматым языком, ушибленная плоть под ним уже не смугло белеет, а краснеет и багровеет.

Опираясь на плечо бойца, Катрин выбралась на лестницу. Издалека донеслось несколько выстрелов. Шпионка выругалась и ухватилась за перила.

– Это верно, товарищ капитан, не успеть нам уже, – согласился хладнокровный Вася. – Противник дал деру по крышам, а чердаки тут идут почти сплошняком по всему кварталу. Кое-какое оцепление у нас выставлено, на него есть надежда. Враг может не учесть и напороться.

– Рассуждаешь верно, хотя упускаешь некоторые тонкости момента, – Катрин передохнула, наваливаясь животом на перила. – Вот что, раз мы все равно опоздали к этому празднику жизни, давай не вниз, а вверх. Дом высокий, обзор дает. Вдруг что-то приметим.

– Это конечно. Но выбираться на крышу в вашем состоянии...

– С крышей вряд ли выйдет. Но окно найдем, чтоб повыше.

Окно нашлось: на верхней причердачной площадке. Напрыгавшаяся Катрин с облегчением прилегла на холодный пол.

– Застудитесь, – взволновался боец. – Вон доски лежат, давайте подсунем.

– Подсовывай. Только сначала окно раскупорь.

Рама открылась неожиданно легко – то ли удачная дореволюционная конструкция окна сказывалась, то ли ведомственно-немецкая принадлежность дома. В лицо ударило холодом и звуками: опять выстрел – далековато, в районе дома номер двенадцать. С планом квартала шпионка успела ознакомиться, но в натуральном виде все оказалось чуть иначе. По сути, сплошное поле крыш. Иной раз они тянутся с солидными перепадами, кое-где и с провалами. Зато пожарных лестниц навалом, проводов практически нет, телевизионные антенны отсутствуют как класс – беги куда хочешь, несись хоть до иглы Инженерного замка или к парящему на шпиле ангелу Петропавловской. Иллюзия, конечно, но все равно, просторно.

Боец уложил на пол обляпанные известкой доски, видимо, уцелевшие от дореволюционного ремонта. На досках было уютнее.

– И что там? – поинтересовался, осторожно укладываясь рядом, Василий.

– Да ничего. У того дома – Дурдинским, кажется, именуется – пару раз стреляли, в остальном тишина.

Кирха сверху казалась миниатюрной, только близкий массивный, рыцарских очертаний, крест по-прежнему недобро нависал над улицей. Сама Фурштатская опустела – иной раз пробегали, озираясь, прохожие, вот пронеслась упряжка ломовика – возница нахлестывал лошадей.

– Вон наши, на крыше, – определил Василий.

Катрин подивилась его зоркости – несколько фигурок перебежало по скату кровли, скрылись в слуховом окне.

– Значит, где-то там диверсанты, – предположил боец. – Не иначе, за Манежный переулок пытаются проскочить.

– Слушай, а ты тоже совсем местный?

– Ну, как сказать. На Выборгской вырос, но здесь же тоже не чужое, знакомое. Товарищ капитан, я винтовку приготовлю? Вдруг к нам вернутся?

– Если есть винтовка, так отчего ж ее не готовить? Давай, не стесняйся.

– Так я думаю, может, вы возьметесь. Говорят, стреляете изумительно.

– Врут. Из "СВеТки"^[36] еще туда-сюда. А из незнакомого...

– Хороший ствол, между прочим, – боец приложился к "федорову", взял на мушку одну трубу, другую. – В сложной мы ситуации, товарищ капитан. Вокруг свои, а не обо всем вслух говорить можно. Конспирация, чтоб ее...

– Привыкай. Разумнее считать это не конспирацией, а особенностями службы. Военную тайну, всякие грифы "С" и "ДСП"^[37] никто никогда не отменял.

– Да, так оно проще. Но все равно не верится, что мы в самом сердце революции. Легенда же.

По улице в сторону Таврического сада целеустремленно пронесся приданный отряду броневик. Работают парни. Катрин с некоторым облегчением отметила, что боль в ноге слабеет. Значит, обошлось без трещин в кости и иных мерзких осложнений.

– Василий, а ты какого года?

– Тридцать восьмого. Только в детсад ходить начал, как война, отец на фронт, нас в эвакуацию, – боец усмехнулся. – Орал как резаный – уж очень мне в детсаду понравилось; дача за городом, какао, клубника на полдник. А тут увозят. Мама чертежницей служила, их конструкторское в первую очередь эвакуировали. Иной раз думаю, кто из нашего детсадовского взвода в живых-то остался? Судьба. Из Саратова два раза с мальчишками на фронт пытались сбежать. Перехватывали нас на вокзале, так что не вышло с войной. Зато вот революция...

– Опять же судьба. Глянь, опять на крышах кто-то.

– Не разберу кто, но в шинелях, – пробормотал Василий. – Скорее всего, наши. Топчутся. Выходит, потеряли след?

Со стороны Литейного прикатили трое самокатчиков. Сверху было видно, как высокомобильные силы спешно прислоняют велосипеды к фонарному столбу, скидывают из-за спины винтовки-драгунки, занимают позицию у замысловатых металлических ворот.

– Жидковато у нас оцепление, – отметила Катрин. – Слушай, я вниз спущусь, а ты продолжай наблюдение. Если что – бей пакостников исключительно в руку, желательно в правую. Ну, в ногу тоже можно, оно, знаешь, несладко.

– Держу в уме, – заверил боец. – Вы там поосторожнее, на лестнице. К врачу бы надо...

Какие все заботливые. Шпионка сумрачно скакала вниз, норовя по большей части скользить по перилам. На подбитую ногу ступать было можно, но никакой радости сопутствующие ощущения не приносили. Вот, мля, контуженая жертва пепельницы! Опушка воротника болталась на манер трапперского хвоста, галифе испорчены. Сейчас товарищи самокатчики этакое пугало пристрелят. Исключительно из соображений милосердия и брезгливости...

Обошлось. Когда Катрин вывалилась из подъезда, стрелки-велосипедисты оглянулись, жестами призвали пригибаться. По-видимому, имелись основания считать, что противник где-то рядом.

– Как наше положение? – уточнила шпионка, с трудом приседая у ограды.

– Дык, маловато сил ваш Орготдел сюда уделил, – попенял воин в нахлобученной на самые глаза папахе. – Немец спуститься пытался, одного там застрелили, остальные обратно на крыши. А крыш – их вона сколько. Тут до ночи гоняйся, никого не сыщешь. Утекут. Свистят нам "давай к кирхе", а что толку? Всю улицу мы с вами, товарищ отдельская, не перекроем. Да и ранены вы. С лестницы свалились?

– Почти. Но на крыше наши наблюдатели, они укажут врага и помогут огнем. Это если надо будет...

Слова оказались на диво пророческими, поскольку закончить мысль Катрин не успела – сверху, с Доходного ударил выстрел, еще и еще... По темпу стрельбы было понятно, что лупят из "федорова", да там, кроме Василия, никого вооруженного и не было.

– Это по кому? – один из самокатчиков привстал.

– Сиди! – призвала Катрин, выхватывая маузер.

Судя по всему, целью Василий имел двери школы Анненшуле. Похоже, враг, не сумев прорваться с крыш и скрыться, вернулся, надеясь просочиться к земле через знакомое здание. Беда была в том, что в данный момент кирха заслоняла выход из престижного учебного заведения, и самокатчики со шпионкой могли лишь догадываться о происходящем.

– Товарищи, враг за церковью. Надо высмотреть, куда шмыгнет. Стрелять только по рукам и ногам! Не рискуем, но и не отсиживаемся, – Катрин указала пистолетом направление.

Самокатчики переглянулись и без особой охоты встали. Понятно, повиноваться командам малознакомой бабы особого настроения не имелось. Но уверенность ободранной хромоногой особы, а главное, высокий авторитет Общего орготдела, сыграли свою роль.

Катрин шкандыбала следом, стараясь не отстать. Двойной выстрел сверху пытался подсказать направление. Самокатчики рысили малость прямолинейно, опыта уличных боев у них явно не хватало.

– Стой! – зашипела шпионка.

Двое присели на колено, водя стволами винтовки. Третий воин замер столбом, протестующее начал:

– Так это...

Навстречу, из-за угла кирхи выскочило двое неприятных граждан в полувоенной форме: добротные бушлаты, под ними военные штаны, сапоги. Один поддерживал другого, зажимавшего простреленное плечо.

Встречи Катрин ждала, но полагала, что противник будет уходить в сторону Кирочной. А тут немного наоборот. Да и реакция врага оказалась отменной. Здоровый мужик мгновенно вскинул пистолет...

Загремели выстрелы...

...– По ногам! – вопила Катрин, вопила тщетно, поскольку собственный маузер заглушал все на свете. Шпионка в полном соответствии с собственными ценными указаниями пыталась целить по коленям врага, выходило чуть выше, хотя там должны были иметься относительно жизненно-важные органы.

Пальба оборвалась. Катрин обнаружила, что полулежит на мостовой, скорчившись в компактный комок – маневру по залеганию травмированная нога не помешала, но похоже, что все равно зацепило – левое ухо резало невыносимо. Стонал, держась за бок, самокатчик, остальные судорожно дергали затворы. Вражина, так ловко управлявшийся с "парабеллумом" лежал ничком. Его напарник, пошатываясь, уходил прочь.

– Не стрелять! – завопила Катрин, слыша щелчки затворов "драгунок". – Так возьмем!

Раненый беглец, видимо, услышал, перешел на шатающуюся трусцу.

Первая попытка вскочить не увенчалась успехом – Катрин цапнула за плечо сидящего на корточках самокатчика, оперлась. Воин закряхтел.

– Да, отъелась я, – признала шпионка и кривобокой припрыжкой устремилась в преследование. Раненый враг уже скрылся за углом кирхи.

Катрин скакала практически на одной ноге, на вторую ступать было можно, но скорость этакий полутороногий аллюр порядком замедлял. Ухо слышало – надо думать, напрочь не оторвало. Удачный денек, исторический, что тут еще скажешь.

За спиной после некоторой паузы затопали сапоги. Нагоняют.

– Спокойней, товарищи, живой он нужен, – не оглядываясь, предупредила шпионка.

– Но прикладом я ему врежу, – посулил самокатчик. – Пашке-то легкое они насквозь просадили.

– Прикладом можно, но осторожно, – согласилась Катрин, хватаясь за сырую стену кирхи. – Главное, самим не наскочить. Шпалер у гада наверняка имеется...

За углом ни гада, ни шпалера не обнаружилось. Пустой проход вдоль церковной стены, дальше маячат звенья чугунной ограды...

– В церкву юркнул! – сообразил самокатчик, указывая винтовочным стволом на близкую боковую дверь.

– Входим спокойно, вежливо, мы с религией не воюем, – напомнила Катрин.

– Что ж мы вообще без понятия? – обиделся второй самокатчик, отцепляя от ремня бутылочную гранату. – Но если заперлись, пускай пеняют на себя.

Разрушительные средства не понадобились. От толчка приклада массивная дверь распахнулась. Катрин, поправляя окончательно переставшую быть удобной каску, запрыгнула внутрь. Бойцы ввалились следом...

Пахло религией, теплом, воском, мирной Европой. Навстречу выступил человек глубоко церковного облика, мягко вопросил:

– Куда же вы с ружьями в дом божий? Разве так можно?

– Отойди, поп! – потребовал самокатчик, нервно сжимая бомбу. – Где шпион?!

– Перед ликом божьим все мы люди...

Катрин прихватила служителя культа за форменный воротничок, дабы опереться, а заодно и прижать гражданина-лютеранина к стене. От души тряхнула и сунула ствол маузера под нос:

– На хрен теологическую дискуссию. Где преступник?

Придушенный священник не очень определенно, но указующе махнул рукой.

– Обходим с разных сторон, – Катрин заскакала между скамьями, самокатчики двинулись по боковым проходам. Было темновато, нависали фланговые нефы-балконы, казалось, оттуда вот-вот начнут долбить пулями. Подняться наверх раненый вряд ли успел, но если кто-то тут еще засел...

Шедший слева стрелок шарахнулся, вскидывая винтовку:

– Тьфу, черт! Вот он, зараза, затаился меж лавками.

– Притворяется? – второй самокатчик поспешил на помощь, Катрин двинулась через ряды.

– Да вроде не особо, – стрелок не опускал винтовку. – Никак помер.

Катрин упала на скамью, нагнулась в потемках, попыталась нащупать пульс – от лежащего пахло кровью, остывающим потом и порохом. Пульса не было.

– Что ж так неудачно, – пробормотала шпионка. – Хлопцы, сдвиньте его в проход. Может, все-таки жив?

Кирха наполнилась шумом шагов и громкими разговорами – прибыли основные силы преследователей.

Катрин морщилась и боролась с ремнем шлема – ослабляться он не желал, собственно, это ремень ухо и разодрал.

– Товарищ Мезина, ты сама-то как? – на скамью бухнулся запыхавшийся прапорщик

– Еще прыгаю...

Зажигались лампы под потолком, возился взводной фельдшер над лежащим телом, перекликались обыскивающие церковные углы, бойцы.

...– Садит в упор, гадюка, – рассказывал самокатчик опоздавшим. – Пашке бок зацепило, товарищу-бабе-комиссару в шлем щелкнуло, ну, думаю, сейчас и мне врежет. И главное, затвор как назло заело, досылаю, досылаю, а оно никак...

Катрин пощупала царапину на боку шлема.

– По касательной, иначе бы пробило, – мрачно сказал Москаленко. – Повезло.

– Это да. Итоги у нас какие?

– Неутешительные. Округа стоит на ушах, у нас трое легкораненых, один тяжелый. Из добычи: четыре трупа, винтовка с оптикой, пистоли, всякая мелочь. Документов у покойников не найдено.

– Товарищ прапорщик, – окликнул склонившийся над трупом фельдшер, – у этого тоже... того...

– Понятно, – Москаленко вздохнул и достал папиросы.

– Церковь все-таки, не дыми, – попросила Катрин. – А что у покойного "тоже того"?

– Наколотые они все. Похоже, из уголовников. Сибирские, наверное. Я таких татуировок сроду не видел, – признался прапорщик.

Катрин ухватилась за скамью, встала. Если двигаться бережно, нога вела себя прилично. Шпионка дохромала до тела.

Бушлат покойника был распахнут, теплую рубашку и нижнее шерстяное белье фельдшер разрезал. Широкая грудь мертвеца пестрела сплошным узором татуировки: ломаные геометрические линии замысловато переплетались со спиралями, окружностями и треугольниками. Ничего общего с блатными зековскими темами или кокетливыми татушками начала следующего века наколки не имели. Скорее, нечто ритуальное, служащее панцирем-оберегом.

– Руку открой. От локтя, чуть выше-ниже, – попросила Катрин.

– Да там тоже самое, – фельдшер поддел финкой рукав. – Вот, вроде еще одной фуфайки. От кистей, до самого, извиняюсь, причинного места.

– Ладно, там любопытствовать не буду, – кивнула Катрин, разглядывая руку, сплошь покрытую сине-красным узором. Если и имелась на покойном когда-то та характерная служебная номерная татуировка, забили ее сложным рисунком прочно и надежно.

– Что будем делать? – Москаленко, морщась, смотрел на труп.

– Покойников – в штабную колымагу и в наш подшефный морг. Я съезжу с телами. Двух сопровождающих выдели. Сами возвращайтесь в Смольный. Найдешь товарища Островитянскую, в двух словах опишешь ситуацию и передашь, что она мне нужна в морге. Пусть сразу катит туда.

Прапорщик кашлянул:

– Я-то передам. Но товарищ Островитянская, она... Там сейчас на Зимний выступают. Товарищ завотделом занята по горло.

– Передашь, что нужна в морге, – повторила Катрин.

Москаленко поспешно оправил ремень с оружием:

– Виноват, не учел нюансы.

– Да ладно тебе. Это исключительно ввиду экстренности ситуации. Так-то товарищ Людмила у нас, несомненно, выше званием. Соблюдаем субординацию. Кстати, Василий хорошо отработал. Будет время, передай благодарность.

– Понял. Слушай, давай я с тобой отделение отправлю? Все как-то надежнее. Ты же не совсем в форме.

– Доеду. Да и на месте наши есть. Ты поскорее Островитянскую извести. Время поджимает. Телефонировать бы, да тут связь... очень малой секретности.

Забрав трупы, штаб-кунг, покатил в знакомый приют смерти. Катрин качалась на скамье, смотрела на накрытые мешковиной тела и пыталась анализировать. Понятно, что следствие опять пошло на поводу у противника. Понятно, что попали в недурно подготовленную засаду. Понятно в кого именно стреляли. С Москаленко эту сторону событий обсудить толком не успели, но прапор тоже все понял. В здешней ситуации, кто охотник, а кто дичь разобрать трудно – роли меняются часто и хаотично. Собственно, служить мишенью тов. Мезиной не впервой. Но отчего все так тщательно готовили, возились, бережно выводили под прицел? Гораздо проще застрелить на улице или в том же Смольном. Странный выстрел. Знали что в бронежилете? Это вряд ли. Судя по всему, убивать не хотели. Область бедра и колена – ранение серьезное, но не летальное. Вот же суки. Но для чего? Захватить живой? Малореально, кругом полно бойцов, не отдали бы, это сходу просчитывалось.

– Товарищ капитан, разрешите вопрос? – прервал молчание спутник-автоматчик.

– Давай.

– Так кто они такие? – "попутчик" кивнул на тела. – Понятно, что секрет, но хотя бы приблизительно?

– Оттого и секрет, что мы не знаем. Рвут нить, гады. Надо бы напрячь разум, сопоставить факты, да времени не хватает. Может, завтра выдохнем, сосредоточимся.

– Да, день-то сегодня какой будет. Вернее, ночь, – боец улыбнулся.

Это верно. Для бойцов 60-х – исторический День. Собственно, так и есть, с этим не поспоришь. А тут, то за ногу эгоистично испереживаешься, то за ухо. Одолевают мелкособственнические инстинкты.

Громоздкий грузовик осторожно зарулил в ворота морга. Боец помог подбитой начальнице спуститься на землю и прокомментировал:

– Трудное заведение, как в первый раз заглянул, аж дрожь пробрала. А вчера стоял тут в карауле, притерпелся. Дело тяжкое, но нужное.

– Именно. Тем более, мы сегодня на эту ярмарку со своим товаром, – Катрин похромала внутрь.

– Вид у вас, госпожа Мезина... Внушаете серьезные надежды, что скоро к нам пожалуете на общих основаниях, – поздоровался бессменный лохматый врач.

– Нет уж, меня пусть по месту жительства положат-обмоют, – пробурчала шпионка и объяснила ситуацию...

– Осмотр тел, конечно, проведу, – заверил доктор. – Для вас, Екатерина Олеговна, все что угодно. Но с отдельным помещением для вновь прибывших – извините-с. Попросту нет мест, сами знаете.

– Вопрос не общей организации, но безопасности, – пояснила Катрин. – Пусть на полчаса, но нужна отдельная комната. И отогнать всех лишних.

– Могу свой кабинет предложить, – анатом принялся убирать завал бумаг со стола. – Но разогнать всех посетителей... Разве что револьверной пальбой.

– Да, проблема. Ладно, в машине процедуру проведем. Глянете клиентов прямо там?

– С превеликой готовностью.

Катрин вышла, попросила у бойцов закурить, но тут во двор влетел "лорин-дитрих", из почтения к скорбному месту вполсилы заскрипел тормозами. Высадилась энергичная и очаровательная товарищ Островитянская, сходу обвиняюще ткнула пальцем:

– Допрыгалась, Екатерина!? А тебя предупреждали!

– Ладно-ладно. Ничего катастрофичного. Кроме результатов операции. Как раз по этому поводу тебя и побеспокоила.

– Да я примерно догадалась, – без особого восторга кивнула оборотень, извлекла из своего бездонного под-карманья английскую булавку и пришпилила оборванный ворот напарницы. – Между прочим, такой подход слегка унизителен. Вроде как завотделом, пользуюсь определенным уважением, дел уйма, а тут работай на четверть ставки примитивной ищейкой.

– Кто виноват что твое чутье в этом городе вне конкуренции? Вы уж сделайте одолжение, товарищ Островитянская, введите запашок в свою личную картотеку.

– Еще и измывается она! – возмутилась Лоуд. – Ладно, полезу нюхать мертвяков. Я, между прочим, за дело всей душой болею, хотя и не подставляю ляжки под шальные пули.

Товарищ оборотень забралась в кунг и приступила к экспертизе. Катрин, дабы не мешать исследованиям, присела на подножку грузовика.

Процесс много времени не занял, Лоуд спрыгнула на бренную грязь двора, заложила руки за спину и принялась прогуливаться вдоль борта машины.

– Что, так неоднозначно? – осторожно уточнила Катрин.

– Как сказать. Мы, люди и нелюди науки, предпочитаем не делать скоропостижных выводов. Обоняла я тщательно – запахи свежие, это ты правильно сразу же меня вызвала. Несомненно, у нас тут гомо сапиенсы, несмотря на разрисовку. Но! Во-первых, они на наркотиках или не совсем были здоровы. Определенно – морфий.

– Ну, это здесь случается. Давеча о кокаине речь зашла, нынче морфинисты.

– Случается. Здесь все случается. Некоторые вот специалистов, не закончивших мысль, перебивают.

– Пардон. Я в дискуссионном порядке.

– А вот не надо этого! – нервно потребовала оборотень. – Тут наука – материя строгая, не требующая непременных препирательств. Мы вот только что с товарищем Даном, Либером и Мартовым^[38]... дискутировали. Возникли явные разногласия по процедуре открытия Съезда. Так бы херами и обложила, а потом ножичком по глотке. Оппортунисты, либероиды и шмондюки!

– Виновата, не учла напряженности политического момента.

– Именно! Я уж подумываю, не перейти ли мне в вашу боевую секцию. Видят боги, у вас там вреднее для слуха, но полезнее для нервов. Вообще политическая борьба – крайне изнуряющее занятие, – товарищ Островитянская тяжко вздохнула. – Так вот, кроме следов морфия и странного отсутствия признаков любого алкоголя – согласись, настораживающий аспект – в букете присутствует еще что-то. Сейчас впопыхах выделить и определить не берусь. Но это нездешнее.

– Что, есть вероятность? – с упавшим сердцем уточнила Катрин.

– Вероятность всегда есть. Мы же ходим по мирам. И при всей нашей исключительности и незаменимости, уникальной данную способность назвать нельзя. Но ты не паникуй раньше времени. На наши, как вы антинаучно выражаетесь, "Эльдорадские" запахи тут один намек. Скорее, какой-то вариант поскакучих прохиндеев по типу дурачка Ганна или твоего есаула.

– На тех шмондюках татуировок нет.

– Я и говорю: развели проходной двор. Те сюда, эти отсюда. Сплошные Пришлые, дыхнуть негде. В общем, нужно анализировать. О, наследничек заявился! – оживилась оборотень. – Я уж хотела спросить – в "Кресты" вы его упекли, что ли?

Во двор морга въезжал Гру. На велосипеде юный шпион сидел так себе, вихлял рулем, вот с трудом обогнул глубокую лужу.

– Где пропадал, поганец? – поинтересовалась любящая маманя.

– На крышах, – исчерпывающе объяснил мальчишка.

– Карлсон педальный. Польза-то была? – требовательно прищурилась оборотень.

Гру с облегчением спешился, достал из кармана чуждый этому небу и эпохе фотоаппарат:

– Ну. Улики.

Катрин листала фото: винтовка – маузер-98, с хорошей оптикой, но вполне законной, аутентичной... патроны и гильзы, крупным планом, но разглядеть на крошечном экране сложно. Похоже, пули не совсем стандартные. Что-то черное, практически неразборчивое. Вот оно еще крупнее, подсвеченное фонариком, но все равно не разобрать.