Текст книги "Белая сирень"

Автор книги: Юрий Нагибин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

Рахманинов (заметив внимание мужиков). Ничего, продолжайте.

Останавливается над роялем, глядит на его развороченное чрево, на еще дрожащие струны, на разбросанные кругом клавиши, похожие на выбитые зубы. В его ушах продолжает звучать смертный взвой рояля. Из того же окна, из которого вытолкнули рояль, по-кошачьи мягко на землю спрыгивает размундиренный солдат. На его гимнастерке – следы погон и Георгиевского креста. Выгоревшие, не успевшие отрасти волосы и дочерна загорелое лицо не мешают сразу узнать Ивана. Он подходит к Рахманинову.

Иван (издевательски). Пожаловали? Наше вам с кисточкой.

Рахманинов (не поднимая глаз). Воистину, ни одно доброе дело не остается неотмщенным.

Иван (деловито). Вот что, барин, топал бы отсюда. А то, не ровен час, я тебя порешу.

Рахманинов (устало). За что ты меня ненавидишь?

Иван. За то, что ты вор, барин.

Рахманинов. Ничего у меня краденого нет. И ты это лучше других знаешь.

Иван (с закипающим бешенством). А я о другом воровстве. Обокрал ты меня, барин, подло обокрал.

Рахманинов. Я тебя от каторги спас.

Иван (задохнувшись). А я тебя не просил! Может, я хотел на каторгу. Чтобы сбежать и всех вас за милую душу порешить. Враг ты мне на всю жизнь. И чтоб была тут Марина сей минут, понял?

Рахманинов. А это не тебе решать. Как она захочет, так и будет.

Иван. Врешь!.. Да вы ее окрутили хуже проволоки. Хочешь цел остаться, пришлешь сюда Марину. И не кашляй.

Рахманинов. Марина вольный человек. Но от тебя ей лучше подальше.

Иван кидается на Рахманинова. Его перехватывают другие мужики, скручивают руки за спиной.

180. (Натурная съемка.) ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭПИЗОДА.

Подходит конюх Герасим. В нем появилась степенность знающего себе цену человека, взгляд остер, голос звучен.

Герасим (мужикам). Держите крепче. Неча барина забижать. Нам лишние кровя ни к чему. (Рахманинову.) А ты, Сергей Васильевич, не смущай мужиков понапрасну. Тебе здесь делать нечего.

Рахманинов (задумчиво). Я бы отдал вам Ивановку. Да на ней долгов – не расплатиться.

Герасим (холодно). А ты не тревожь себя, барин. Мы сами возьмем, чего надо. А насчет долгов не сумлевайся – спишут. Играй себе на музыке, а деревню оставь деревенским.

Рахманинов. Убили вы мою музыку.

Герасим. Не прибедняйся. У тебя в городе на фатере другая найдется.

Рахманинов. Я не о той музыке говорю, старик.

Герасим (озлясь). Ладно, растопырился! Уходи, пока худо не было.

Рахманинов поворачивается, идет к машине.

Иван. Бежишь? Я тебя и в городе достану.

Иван рвется из рук мужиков, они держат крепко.

Рыжий мужик. Не трудись, Ваня. Отдыхай. Тебе ж сказано: лишние кровя нам ни к чему.

181. (Натурная съемка.) ИВАНОВКА. ВЫЕЗД ИЗ УСАДЬБЫ. ОСЕНЬ.

Машина Рахманинова выезжает за ворота усадьбы. Со стороны конюшен, наперерез ему, мчатся конные. Пьяные мужики с громкими ликующими криками скачут к переправе на неоседланных холеных лошадях. Многие в поводу держат вторых лошадей. Где-то неподалеку визгливо заливается гармошка. Рахманинов медленно ведет машину по разбитой дороге, стараясь не застрять в разъезженной, полной грязной воды колее…

182. (Натурная съемка.) МОСТ. ОСЕНЬ. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.

На мосту, провалившись под ось задним колесом, застрял тяжело груженный воз. Перевязанное кое-как добро из хозяйского дома прикрыто полотняными простынями, теперь извазганными грязью, и на самом верху воза сидит пьяный мужичонка, наяривая на гармошке. Второй хмельной мужик с белыми от жуткой косины глазами понукает запряженную в телегу вороную кобылу.

Косоглазый. Эй, робя, подсоби!..

Но объезжающие его с двух сторон конные только хохочут в ответ.

Мужики (вразнобой). Это ж не кобыла – барское баловство, мы те говорили!.. Ее ни в соху, ни к телеге не заложишь!.. В ней проку нет!..

Косоглазый. Как проку нет? Счас я ей!..

Косоглазый начинает нахлестывать кобылу. Та напряглась и, кося глазом, пытается вытащить телегу, но та застряла. Автомобиль Рахманинова равняется с телегой. Рахманинов привстает в автомобиле, он не верит своим глазам. Шехерезада! Его любимица, храпя, выворачивая жилы, пытается сдвинуть с места телегу. Косоглазый же, не щадя, огревает ее уже дубиной. Мужик с гармошкой поет частушки. Рахманинов выскакивает из машины.

Рахманинов. Что ты, сукин сын, делаешь?

Он кричит, стараясь перекричать визг гармошки.

Рахманинов. Это же чистокровная скаковая лошадь, она не годится для упряжки!..

Косоглазый, продолжая бить лошадь, весело кричит в ответ.

Косоглазый (Рахманинову). Вот мне и говорят, что проку в ней нет!.. Ты, мужик, давай-ка, подсоби сзади!

Рахманинов. Это породистая кобыла, она не может работать.

Косоглазый. У нас и породистые будут работать!

Выдергивает из поручней моста оглоблю и огревает обезумевшую Шехерезаду. Подъезжают несколько мужиков. От конюшен бежит Белов.

Белов (кричит). Стой, Петька! В чем скотина-то виновата? Она не потащит…

Мужик продолжает в остервенении наносить удары по крупу Шехерезады.

Косоглазый. А я те говорю – потащит!..

Белов, подбегая, повисает на руке Косоглазого.

Белов. Сволочь, пьянь!

Косоглазый пытается стряхнуть Белова. Они борются. Мужики оттаскивают Белова. Косоглазый, размахнувшись, бьет его лбом в живот. Тот падает на колени. Пьяный гармонист хохочет, не переставая играть веселые частушки. Косоглазый бьет обезумевшую лошадь по хребту, Шехерезада приседает на задние ноги. Ее голова на долгой гибкой шее описывает круг, ноздри окрашиваются розовой пеной. Рахманинов кидается к Белову, пытаясь помочь ему встать. Белов смотрит на барина, отирая окровавленное лицо.

Белов (шепчет). Уезжай, барин, поскорее. Я тебе говорю, уезжай…

Рахманинов (отрешенно). Я тебя отвезу на станцию, к доктору.

Белов (отталкивая руку Рахманинова). Не трожь меня, барин, спасай себя!.. Уезжай…

Несколько любопытных окружили дрожащую Шехерезаду, пытаются поднять ее на ноги. Рахманинов с застывшим лицом, не сознавая, что делает, садится в машину, включает скорость, трогается.

183. (Натурная съемка.) ДОРОГА ОТ ИВАНОВКИ. ОСЕНЬ. ДЕНЬ.

Рахманинов ведет машину, не выбирая дороги. Машина виляет из стороны в сторону, застревая то передними, то задними колесами в наезженной колее. Рахманинова подбрасывает на колдобинах, но он остановившимся взглядом смотрит вперед как слепой. Машина неожиданно сворачивает с дороги, вырывается на сгнившее жнивье и останавливается. Рахманинов выходит, делает несколько шагов, оглядывается вокруг. Тишина. Над далекими купами деревьев галдит стая грачей, и ветер шелестит сухими стеблями. Несколько мгновений Рахманинов стоит неподвижно, затем падает как подкошенный. Мы слышим его глухие рыдания.

184. (Натурная съемка.) МОСКВА. ЗИМА 1917 ГОДА. ДЕНЬ.

Большой театр. Меж колонн портреты Маркса и Ленина. Из подъезда выходит Шаляпин в зипуне и драной меховой шапке. Идет в сторону Большой Дмитровки.

185. (Натурная съемка.) МОСКВА. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.

На Большой Дмитровке, возле театра Зимина, к Шаляпину подходит интеллигентного вида женщина с бледным лицом, с ребенком на руках. Она держит баранку из черной муки.

Женщина (испуганно оглядываясь, жалостно). Купите бубличек.

Шаляпин (тоже пугливо озираясь). Извините, сударыня, не при деньгах.

И бочком-бочком от нее.

186. (Натурная съемка.) МОСКВА. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.

Улица перед шагающим по ней Шаляпиным. Вывески сорваны, в витринах и окнах домов выбиты стекла. Пусты булочные и молочные. Немногочисленные прохожие одеты бедно, неряшливо, у иных мешки за плечами, вид угрюмый и подавленный.

187. (Натурная съемка.) МОСКВА. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.

На углу Камергерского переулка валяется распухший труп лошади. На стене плакат – «ЖЕРТВУЙТЕ НА БОЛЬНЫХ ТУБЕРКУЛЕЗОМ ДЕТЕЙ». Дальше толпа размундиренных солдат запрудила улицу. Митинг.

Молодой солдат. Когда мы с ими братались, то грим: «Мы свого Миколая убрали, когда же вы, грим, свого Вильхельма уберете?» А нам грят: «Как так, грят, его уберешь, он нам всем головы поотвертывает».

188. (Натурная съемка.) МОСКВА. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.

Шаляпин подходит к Бульварному кольцу. Рыча неисправным мотором, проносится броневик. Вслед за ним грузовик с вооруженными людьми в кожанках. В стороне Никитской звучат винтовочные выстрелы и короткие пулеметные очереди. Шаляпин переходит улицу, держа путь к дому, стоящему торцом к Страстному бульвару.

189. (Натурная съемка.) МОСКВА. ДОМ РАХМАНИНОВА. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.

У подъезда дома с вывеской «Женская гимназия» стоит грузовик. Какие-то люди выносят из дома школьные парты, учительские кафедры, книжные шкафы и бросают в кузов грузовика. К Шаляпину подходит человек в драповом пальто, перепоясанном ремнем, в петлице красный бант.

Человек с бантом. Видите – что делают, сволочи! Гимназию разорили. А для чего, спрашивается? Институт открывают, в рот им дышло, солдатню марксизьму обучать.

Шаляпин (озираясь). Но марксизм… э-э-э… необходим революционному воинству.

Человек с бантом. Не бойтесь, товарищ Шаляпин, я господина Рахманинова хорошо-с знаю. Я начальник домовой самообороны, чтоб ей подавиться!

Шаляпин. Да, да, мы знакомы. Вы, кажется… э-э-э… кондитером работали.

Человек с бантом. Верите ли, товарищ Шаляпин, ежели б сейчас свисток на кондитерской фабрике Эйнема – все бы бросил, ушел. Я ведь бисквиты заваривал. Первый мастер был. На праздник сто целковых золотом. Ну-ка, где теперь бисквиты? Собачину едим. И той не достать.

Совсем близко раздается выстрел. Собеседники оборачиваются.

КАМЕРА НА ПОДВОРОТНЮ.

Из подворотни выскакивает человек в треухе и бежит к Страстному. Человек с бантом хватается за карман, словно за оружие.

Человек с бантом. Стой! Стрелять буду!

Шатаясь, выходит парень с окровавленной головой. Делает два-три шага и падает плашмя на землю. Снег вокруг головы мгновенно краснеет.

Человек с бантом. Готов. Каждый день кого-то убивают. А спроси, за что, – сами не знают. Я давеча конвой в воротах поставил. Нет – ушли, сволочи, с девками в дровах прячутся.

Грузовик со школьным имуществом отъезжает. С воза падает глобус и, голубой, светлый, блестящий, катится по грязной мостовой, тускнея и погасая. Шаляпин, кивнув начальнику домовой обороны, входит в подъезд.

190. (Съемка в помещении.) ЛЕСТНИЧНАЯ КЛЕТКА.

На первых двух этажах двери помещавшейся там когда-то гимназии открыты настежь и видны коридоры с распахнутыми дверьми классных комнат, где царит разгром… Звук захлопнувшейся от сквозняка двери в конце коридора гулко отдается по пустым классам. Сквозняк гонит по когда-то начищенному паркету обрывки школьных тетрадей.

191. (Съемка в помещении.) ДОМ РАХМАНИНОВА. ЛЕСТНИЧНАЯ КЛЕТКА.

Шаляпин поднимается на третий этаж и останавливается у обитой черной кожей двери с медной табличкой: «Рахманинов С. В.». Он дергает хвостик колокольчика. Дверь открывается, выглядывает Марина.

Марина. Ой, Федор Иваныч, что это вы оделись, как от долгов?

Шаляпин. Чтоб не раздели.

Заходит в квартиру.

192. (Съемка в помещении.) МОСКВА. ДОМ РАХМАНИНОВА. ЖЕНСКАЯ ГИМНАЗИЯ. ДЕНЬ.

С ДВИЖЕНИЯ.

Рахманинов проходит пустыми классами. Заходит в учительскую. На выгоревших обоях большой свежий квадрат – след висевшего здесь портрета государя-императора, листочки с расписанием уроков. Он заходит в биологический кабинет: пустые птичьи клетки, аквариум с дохлыми вуалехвостами и телескопами, чучело совы со стеклянными карими глазами. Он заходит в музыкальный класс. На стене – покосившаяся фотография: гимназистки в белых платьях со своим классным руководителем в центре. Выпускной класс гимназисток 1916 года. У плинтуса валяется сломанная дирижерская палочка. Рахманинов поднимает ее, встает в позу дирижера и подает знак невидимому хору.

Девичьи голоса (поют).

 
Задремали волны,
Ночь сошла на землю.
Тайной думы полный,
Тишине я внемлю.
 

Закрыв глаза, Рахманинов дирижирует хором гимназисток…

193. (Съемка в помещении.) МОСКВА. КВАРТИРА РАХМАНИНОВА. ВЕЧЕР.

В комнате, освещенной керосиновой лампой и оплывшими свечами в медных шандалах, Ирина и Таня прощаются перед сном с отцом. Целуют его, желают доброй ночи. Потом говорят «доброй ночи» Шаляпину и уходят в свою комнату вместе с Мариной. Все, кроме Марины, одеты весьма причудливо: на Рахманинове женская вязаная кофта, шерстяная шапочка, шарф и перчатки без пальцев; Наталья закутана в платки, сверху кацавейка; Шаляпин щеголяет в теплом жилете мехом наружу. Только пышущая здоровьем Марина обходится обычным шерстяным платьем.

Шаляпин (Рахманинову). И много ты в Ивановку всадил?

Рахманинов. Все, что имел.

Шаляпин. Банк-то понадежнее оказался.

Рахманинов. А что теперь деньги стоят?

Шаляпин (мрачнея). Ничего. Да и тех не выдают. Горький говорит: погоди, народ тебе все вернет. Какой народ? Крестьяне, полотеры, дворники, извозчики? Какой народ? Кто? Непонятно. Но ведь и я народ.

Рахманинов. Едва ли. Горький говорил, кто носит крахмальные воротники и галстуки – не люди. И ты соглашался.

Шаляпин. Ну, это так, несерьезно… А может, махнуть в Петербург? У Горького, говорят, в комнатах поросята бегают, гуси, утки, куры. Здесь же жрать нечего. Собачину едят, да и то достать негде. Я вообще уеду за границу.

Рахманинов. Как же ты уедешь? А если не пустят? Да и поезда не ходят.

Шаляпин. То есть как не пустят? Я просто вот так пойду, пешком.

Рахманинов. Трудновато пешком-то… да и убьют.

Шаляпин. Ну, пускай убивают, ведь так же жить нельзя!.. Это откуда у тебя баранки?

На подоконнике лежат сухие баранки. Шаляпин подходит, берет баранку, пробует ее разгрызть и хватается за щеку.

Шаляпин. Фу, черт, чуть зуб не сломал! Нет, бежать, бежать, без оглядки!

Рахманинов. Ау меня уже месяц лежит вот такое послание.

Достает из ящика стола какую-то бумагу и кладет перед Шаляпиным.

Шаляпин. Что это?

Рахманинов. Приглашение в Швецию на гастроли.

Шаляпин. Чего же ты не едешь? Чего ждешь?

Рахманинов. Боюсь, что гастроли затянутся.

Шаляпин. А ты не можешь жить без большевиков?

Рахманинов. Ты целовался на морозе?

Шаляпин. Что? Не помню. Ну, целовался.

Рахманинов. Тогда ты знаешь, что такое Россия.

Шаляпин. Так то Россия!.. А это?.. (Машет рукой.) Слушай, я у вас останусь. Поздно. Боюсь идти.

Наталья. Конечно, оставайся. Я тебе в кабинете постелю.

194. (Натурная съемка.) МОСКВА. ЗИМА. НОЧЬ.

У Большого театра горит костер. Возле него греются солдаты. Проезжает грузовик с матросами.

С ДВИЖЕНИЯ.

Грузовик едет по Большой Дмитровке.

195. (Натурная съемка.) МОСКВА. НОЧЬ.

Грузовик останавливается на углу Бульварного кольца. Матросы соскакивают на землю и расходятся по подъездам жилых домов. Один отряд из трех человек идет к подъезду дома, где живет Рахманинов. Воет пес на бульваре. Матрос кидает в него камнем.

196. (Натурная съемка.) МОСКВА. ПОДЪЕЗД ДОМА РАХМАНИНОВА. НОЧЬ.

У подъезда матросам преграждает путь начальник домового самоуправления, знакомый нам человек с бантом.

Человек с бантом. Стой! Предъявите ордер на обыск.

Бзура (старший отряда). А хрена не хочешь?

Матросы отшвыривают его. Заходят в подъезд.

197. (Съемка в помещении.) ЛЕСТНИЧНАЯ КЛЕТКА.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭПИЗОДА.

Один из матросов распахивает дверь женской гимназии, заглядывает туда.

Бзура. Чего там?

Матрос. Ни хрена – съехали.

198. (Съемка в помещении.) ЛЕСТНИЧНАЯ КЛЕТКА.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭПИЗОДА.

Матросы колотят кулаками в дверь рахманиновской квартиры. Дергают веревку колокольчика и обрывают. Из-за двери голос Натальи.

Наталья. Кто там?

Бзура. Открывай. Проверка.

Дверь открывается, матросы заходят в квартиру.

199. (Съемка в помещении.) КВАРТИРА. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭПИЗОДА.

Перед матросами – полуодетый Рахманинов и Наталья. Из своей комнаты выглядывает Марина и скрывается.

Бзура. Золото есть?

Рахманинов. Есть. В нужнике.

Бзура. Кто таков?

Рахманинов. Музыкант.

Бзура. Документы!

Рахманинов предъявляет заранее приготовленные паспорта: свой и Натальи. Появляется матрос по кличке Свищ с шандалом в руке. Он подталкивает сонного перепуганного Шаляпина.

Бзура. А это еще кто?

Свищ. На диване спал.

Бзура. Документы!

Рахманинов. Это наш друг. Он у нас заночевал…

Бзура. Тебя не спрашивают.

Шаляпин (вкрадчиво). Я певчий, товарищ матрос.

Свищ. Ты вроде на Шаляпина смахиваешь. Он у нас в лазарете выступал.

Бзура. Не говори мне за этого гада. Он перед царем на коленях пел. Попадись мне, зараз душу выну. (Замечает рояль.) Ну-ка, певчий, давай споем. (Рахманинову.) Ты, музыкант, сыграй нам «Амурские волны».

Рахманинов не трогается с места. Шаляпин умоляюще смотрит на него.

Наталья. Нехорошо, товарищ матрос. Детей разбудите.

Бзура. А мы тихесенько. Мы только стреляем громко. Тихесенько споем, тихесенько поиграем. Давай, музыкант, не раздражай революционную власть. Буржуям играл, сыграешь и нам.

Рахманинов садится к роялю.

Рахманинов. Вам в какой тональности?

Бзура. Чего?..

Рахманинов. Я имею в виду – повыше, пониже? Какой у вас голос – тенор или баритон?

Бзура. Ну, а ежели так… (Приладившись, начинает петь.)

 
Славный Амур свои воды несет…
 

Рахманинов кивает, начинает аккомпанировать. Бзура пихает Шаляпина в бок, подмаргивает. Шаляпин, спохватившись, вторит. Свищ и молчаливый матрос садятся на диван. Свищ с восторгом глядит на Бзуру. Ему еле сидится: Наталья сидит за столом, опустив глаза. Ее рука механически разглаживает складку на скатерти, неожиданно замирает. На руке кольцо с бриллиантом. Наталья, не поднимая головы, смотрит на матросов, потом незаметно поворачивает бриллиант вовнутрь ладони.

Бзура (Шаляпину). А ты и впрямь – певчий! Хорошо втору держишь. Не хуже самого Шаляпина! (Оборачивается к сидящим на диване.) Свищ, подбодри-ка нам белужки и балычка, примем по баночке и артистов угостим!..

Свищ и молчаливый матрос достают из мешка закуску, бутылку, два грязных граненых стакана. Свищ, разлив спиртное по стаканам, подносит. Бзура и Шаляпин пьют. Бзура опрокинул одним махом стакан, наполнил его снова и протянул Рахманинову. Тот качает головой.

Рахманинов. Спасибо, мне нельзя!..

Шаляпин, Выпей, Сережа, это настоящий самогон, не денатурат!..

Бзура (Шаляпину). А ты с пониманием. Раздавим еще по одной и рванем «Лизавету».

Шаляпин. А я ее не знаю.

Бзура. Научу. (Выпивает и поет.)

 
Ах, Лизавета,
Мне странно это,
Но почему ты без корсета?
 

Молчаливый матрос, хватив со Свищем из горла, вдруг кидается на середину комнаты и отбивает матросскую чечетку, припевая надсадно.

Матрос.

 
Чики, чики,
Щикатурщики!..
 

Свищ в порыве восторга вытаскивает из кобуры вороненый маузер и стреляет в потолок. Шаляпин втягивает голову в плечи. Рахманинов и Наталья переглядываются. Вбегает Марина.

Марина. Совести у вас нет! Детишек хоть бы пожалели.

Бзура (восхищенно). Это что за кралечка? Тебя где прятали? За утайку народного достояния – к стенке! Ладно, мы сегодня добрые. Теперь, музыкант, сыграй вальсок «Дунайские волны».

Он подхватывает Марину и, сильно прижимая к себе, начинает кружить по комнате. Она тщетно пытается вырваться. Рахманинов мгновение медлит, затем во всю мощь начинает играть. Это гимн старой России «Боже, царя храни!». Бзура, не сразу уловивший мелодию, проходит еще круг-другой.

Шаляпин (Рахманинову). Ты с ума сошел? Нас всех прикончат!

Бзура (перестав вальсировать). Ты что играешь, контра? Братва, слышите царский гимн?

Наталья оцепенела за столом, побледнев. Рахманинов вкладывает всю свою мощь в музыку.

Свищ (стараясь перекричать). Я его зараз кончу.

200. (Съемка в помещении.) КОМНАТА РАХМАНИНОВЫХ. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭПИЗОДА.

Дверь распахивается от удара сапога. На пороге – Иван в кожанке, перепоясанный пулеметными лентами. Музыка прерывается. Рахманиновы и Шаляпин оторопело смотрят на вошедшего. Лицо Ивана изможденно, бровь перебита свежим шрамом.

Иван. Бзура, сволочь, опять за свое? Пропиваете революцию? Юнкерье в телефонной засело, а вы?..

Бзура. Не строчись, Седой. Мы тут контру нашли.

Марина, опомнившись, отталкивает Бзуру и кидается к Ивану.

Марина. Он меня хватал, Ваня. Всю грудь измял.

Бзура обалдело смотрит на Ивана и Марину. Иван трясущейся рукой тянет из кобуры револьвер.

Иван. Все, Бзура, отвонялся, падаль.

Бзура опрометью кидается вон, за ним оба матроса. Иван обводит взглядом присутствующих и словно не замечает Рахманинова и Шаляпина.

Иван. Здрасте, Наталья Александровна.

Наталья. Здравствуйте, Ваня. И спасибо тебе.

Марина. Откуда ты взялся?

Иван. Революция. Нынче здесь, а завтра там. Юнкеров перепластаем, приду.

Иван уходит. Марина следует за ним, проводить.

Рахманинов (устало). Вот все и решилось… Надо собираться.

Наталья и Шаляпин удивленно глядят на него.

201. (Съемка в помещении.) КВАРТИРА РАХМАНИНОВЫХ. ЗИМА. НОЧЬ.

Рахманинов, Наталья, девочки, одеты по-дорожному, прощаются с Мариной.

Наталья. Присядем на дорогу.

Все садятся. Взрослые пытаются скрыть свою печаль и тревогу, Ирина очень угрюма, по лицу Танечки катятся слезы. Наталья встает, все следуют ее примеру.

Наталья (с улыбкой через силу). Перед смертью не надышишься. Пошли.

Рахманинов берет чемоданы.

Марина (Наталье). Ни о чем не беспокойтесь. Все сохраню в лучшем виде.

Наталья. Деньги мы будем присылать. Но если у тебя возникнут затруднения, продавай все, не раздумывая.

Марина. Еще чего! Я-то не пропаду.

Наталья и девочки целуются с Мариной.

Марина. Барышни, милые, да не плачьте вы так!..

Рахманинов троекратно, с серьезным и печальным лицом, касается губами ее лица.

Марина (из глубины души). Берегите себя, Сергей Васильевич!

Рахманинов хочет что-то сказать, спазм перехватывает ему горло, он молча машет рукой.

202. (Съемка в помещении.) ЛЕСТНИЧНАЯ КЛЕТКА. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭПИЗОДА.

Рахманинов спускается по лестнице. Марина смотрит на них сверху. Вначале она видит всех четверых, потом взгляд ее сосредотачивается на Рахманинове. Она видит его слегка сутулую спину, коротко стриженный затылок, большие уши. Лицо Марины освещается светом воспоминания – это счастливый до пронзительности момент.

203. (Съемка в помещении.) ДЕТСКАЯ В ДОМЕ САТИНЫХ. ДВАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД.

Это та далекая пора, когда Рахманинова привезли больным. Наталья – над постелью лежащего в беспамятстве Рахманинова. Входит Марина.

Марина. Так и не проснулся?

Наталья. Раз-другой открыл глаза, но без света в них. (Встает.) Тебя сменит Соня.

Дверь притворяется за Натальей. Марина подходит к иконе, озаренной теплым светом лампадки, опускается на колени.

Марина. Господи, пошли исцеление Сергею Васильевичу!.. Господи, яви свою милость, прогони болезнь!..

Рахманинов громко стонет.

Марина (поднимается с колен, подходит к больному). Проснулись, Сергей Васильевич?

Рахманинов не отзывается, голова его перекатывается по подушке. Марина кладет ему руку на лоб.

Марина (певуче). Жалкий вы наш!

Рахманинов. Я слышу… (Голос звучит будто издалека.) Милая, ты пришла… Я так ждал тебя.

Его руки протягиваются к девушке, длинные худые пальцы цепко ухватывают шаль, спущенную с плеч.

Марина. Сергей Васильевич, миленький, да что с вами?

Рахманинов. Я знал, что ты придешь. Все ложь, все не нужно, есть ты и я.

С силой, неожиданной в больном человеке, он притягивает ее к себе. Глаза остаются закрытыми.

Марина (растерянно). Сергей Васильевич, это ж я, Марина… Это не она.

Рахманинов. Любимая… Пойди ко мне. Я так истосковался. Я больше не могу без тебя. Боже мой, как мне было плохо!..

Его руки смыкаются вокруг ее стана, и она оказывается на постели рядом с ним. Он целует ее самозабвенно, и она, едва ли сознавая, что делает, отвечает ему, гладит его влажные спутанные волосы.

204. (Съемка в помещении.) ДОМ РАХМАНИНОВЫХ. ЛЕСТНИЧНАЯ КЛЕТКА. НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ.

Марина смотрит сверху на Рахманинова, который уже достиг двери. Сейчас он скроется. Рахманинов поднимает голову. Их взгляды встречаются.

205. (Натурная съемка.) МОСКВА. ПЕРРОН НИКОЛАЕВСКОГО ВОКЗАЛА. ЗИМА. НОЧЬ.

Пустынная, едва освещенная платформа. Ночной экспресс. «Москва – Петроград». Рахманиновы идут вдоль состава. Близ вагона Рахманиновых нагоняет Соня: маленькая, словно усохшая.

Софья. Думала, не успею. Трамваи не ходят, на каждом шагу патрули. Ну, здравствуйте и прощайте. Бог даст, свидимся.

Она целует племянниц, обнимает сестру, но прощаются они всепонимающими глазами. Наталья и девочки садятся в поезд. Соня берет в обе руки голову Рахманинова и долго смотрит на него.

Софья. Прощай, Сережа… Радость моя, прощай, моя жизнь.

Рахманинов. Перестань. Что ты – как над покойником?

Софья. Господь с тобой! Живи вечно…

Звучит вокзальный колокол. Рахманинов становится на подножку. Поезд трогается. Соня идет за вагоном. Она видит приникшие к окошку родные лица. Девочки расплющили носы о стекло. Угрюм татарский лик Рахманинова. Поезд прибавляет ходу. Соня идет все быстрее и быстрее и останавливается у обрыва платформы.

206. (Съемка в помещении.) ВАГОН. ТО ЖЕ ВРЕМЯ.

Раздавив профиль о стекло, Рахманинов ловит все уменьшающуюся фигурку Сони.

207. (Натурная съемка.) МОСКВА. ЗИМА. ДЕНЬ.

Перед домом Рахманинова несут свою службу члены домовой самообороны: знакомый нам человек с бантом. Из кабины проходящего мимо дома грузовика соскакивает Иван. Идет к подъезду.

Человек с бантом. Вы к кому, товарищ?

Иван (смерив его взглядом). А тебе какое дело?

Человек с бантом. Да никакого. Сторожи, не сторожи – один черт. У жены шубу сперли, а сегодня самовар. Сами охраняльщики и крадут. Так что заходи, дорогой товарищ комиссар, грабь награбленное.

Он поправляет свой красный бант и спокойно продолжает неторопливый дозорный путь. Иван оторопело глядит на странного часового и заходит в подъезд.

208. (Съемка в помещении.) КВАРТИРА РАХМАНИНОВЫХ.

Дверной колокольчик беспрерывно дергается, звенит. Марина отпирает дверь. На пороге Иван.

Марина. Сказился? Или по нужде невтерпеж?

Иван. Пусть чувствуют, кто пришел.

Он хочет обнять Марину, та отстраняется.

Марина. Зря старался. Я одна.

Иван. А куда же они подевались?

Марина. На гастроли уехали. В Швецию.

Иван. К буржуям?.. Бежали, значит. Как крысы с тонущего корабля. Только наш корабль не тонет. Нет, это ихний ко дну пошел.

Марина. Ладно врать-то. Не на сходке.

Иван. Опять ты за них заступаешься?

Марина. Поехал человек с концертами. Что ему тут с голоду помирать?

Иван. Как народ, так и он… Чем он лучше?

Они проходят на кухню.

209. (Съемка в помещении.) КУХНЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭПИЗОДА.

Марина. Он – Рахманинов… Таких, как мы, – тринадцать на дюжину, а таких, как он…

Иван (с хохотом)… И одного нет!

Марина (сердито). Выматывай! А то дежурных позову.

Иван. Энтих, что ли? (Кивает на окно.) Валяй. Они у меня живо назад в мамку запросятся.

Марина. Ох, грубило!.. (Марина качает головой.) Ладно, герой, жрать хочешь?

Иван улыбается, скидывает свою потертую кожанку, садится верхом на стул и начинает сворачивать козью ножку.

Иван. Люблю тебя очень… Тоскую. Всю жизнь по тебе тоскую. А все из-за этих… Заели они твой век.

Марина. Опять за свое!.. Не в них дело, а во мне. Картошек сварить?

Иван. И поджарить можно. Я сальца принес. (Он достает из кармана кусочек сальца в газетной бумажке и хлебную пайку.) Давай старое не поминать. Теперь ты вольная птица. Так что собирайся и – айда.

Марина (собирая на стол). Это куда же?

Иван. Домой. В Ивановку. Посылают на родину, революцию доделывать.

Марина. А я-то при чем?

Иван. Хорошее дело – при чем! Жена должна быть при муже. Завтра окрутимся и на вокзал.

Марина (со вздохом). Никуда не поеду. Мое место здесь.

Иван. Чего тебе тут делать? Мышей сторожить?

Марина. Не мышей, а имущество. Только отвернись, мигом все растащат. Как я тогда моим в глаза посмотрю?

Иван (с бешенством). «Твои»! Значит, я не твой… (Он подавляет приступ ярости, в голосе его звучит бессильная нежность.) Может, хватит, Мариша? Ну, служила людям – ладно, но нельзя же барахлу служить. Нельзя жизнь жертвовать из-за ложек-поварешек. Неужто я тебе дешевле, чем их шмотки?

Марина. Не в шмотках дело. В доме. Сбегу я – нету ихнего гнезда. Должен быть дом, чтобы люди вернулись.

Иван. О себе хоть немножко подумай, обо мне… Стареем мы! Да и не вернутся они!

Марина (страстно). Вернутся! А как вернутся – Богом тебе клянусь, как вернутся – к тебе, где бы ты ни был, приеду!

Иван долго смотрит на Марину, отворачивается, – маленькая слеза выкатывается из его покалеченного глаза.

Иван. Господи! Что за баба! К такой не достучишься! Ладно! Поеду!

Иван встает.

Марина. Я постирушку затеяла. Давай грязное белье, и самого тебя помою. Чистым ужинать сядешь.

210. (Съемка в помещении.) МОСКВА. ПАВЕЛЕЦКИЙ ВОКЗАЛ. ЗИМА. УТРО.

Перрон. Поезд, уходящий в глубь России, совсем не похож на экспресс «Москва – Петроград», сохранивший свой щеголеватый дореволюционный вид. Этот состав сцеплен из дачных вагонов, теплушек, почтовых пульманов, открытых платформ – и все забито до отказа. И на ступенях висят гроздьями, и на крышах распластались. К поезду приближаются Иван и Марина, с трудом проталкиваясь сквозь толпу мешочников, размундиренных солдат, баб с голодными детьми и прочего сорванного с мест люда. Подходят к поезду.

Иван (неловко тыкается головой в плечо Марины). Прощевай.

Марина. Я приеду к тебе. Помни, Ваня! И пиши! (Целует его в заросшую шею.) Вот, карточку свою старую нашла. Возьми, если хочешь.

Иван берет маленькую любительскую фотографию молодой, улыбающейся взахлеб Марины, всхлипывает и прячет лицо у нее на груди. Иван отрывается от Марины, кидается к теплушке и швыряет на крышу свой сидор. Несколько рук тянутся к нему, помогают взобраться наверх. На крыше товарного вагона отправляется рядовой революции строить новую жизнь в тамбовской деревне. Начинается музыка симфонической поэмы «Колокола». Хор и оркестр. Могучая мелодия.

211. (Съемка в помещении.) ПОЕЗД. ЗИМА. УТРО.

Всплески хорового пения и колокольного звона слышит сейчас Рахманинов, который стоит в поездном коридоре у окна и неотрывно смотрит на проносящуюся мимо Россию. Пустые зимние поля с темным окоемом леса… Замерзшая река с водяной мельницей в хрустальной наледи… Потонувшая в снегу деревенька с церковью и колокольней… Железнодорожная станция с пляшущими под гармонь пьяными солдатами… Окраина городка и унылая похоронная процессия со старым согбенным батюшкой… Хор и оркестр звучат трагически скорбно. Дети, катающиеся на салазках с ледяной горы… Сквозной березняк с цепочками зверьевых следов на опушке… Все, такое родное и близкое, уходит под музыку «Колоколов»… уходит Россия…