Текст книги "Белая сирень"

Автор книги: Юрий Нагибин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)

– Чума тебя заешь! – проворчал ему в спину незадачливый продавец. – Я этого Алазара сразу невзлюбил, – вернулся он к прерванной теме. – Пришел невесть откуда, взял в жены девушку-сиротку и завел пчел. И сразу у него пошло, в-вах! Я оглянуться не успел – десять ульев стоят. А меду берет больше чем с пятнадцати. Почему? Живем рядом, забор в забор, та же трава, те же цветы, деревья, а мед разный. Почему? Он колдун, слово заговорное знает.

– Гнать его надо! – предложил один из продавцов.

– Если он впрямь колдун, лучше его не трогать, – осторожно возразил другой.

– Ничего, – угрюмо и многозначительно говорит Сосед, – и на колдуна узда найдется.

И принялся сворачивать торговлишку. Его примеру последовали другие. Стоит ли даром терять время, если все покупатели тянутся к Алазару?..

10. Уже свечерело, когда Алазар избавился от последнего бруска сот. Он подозвал ушастого ишачка, навьючил на него пустые соты и, ведя в поводу, направился к ближайшему кабачку промочить горло после трудов праведных.

Привязав ишачка к стволу сохлой акации, Алазар зашел в кабачок.

Там уже выпивала знакомая нам по рынку компания пасечников. Не отвечая на приветливую улыбку Алазара, они уткнулись носами в свои чаши, будто и не заметили вошедшего.

Их маневр не укрылся от Алазара, улыбка погасла на его лице, и он подавил непроизвольный вздох…

11. Алазар допивает последний глоток вина, кидает на прилавок монетку и выходит из кабачка.

Тут полно народа, но никто не ответил на его прощальный поклон.

12. Уже пала мгновенная южная ночь с россыпью звезд и тонким серпиком месяца. Алазар отвязал своего ослика и затрусил в обратный путь.

Погруженный в свои мысли, мурлыча какую-то мелодию сквозь сомкнутые губы, Алазар миновал пустынные тихие улицы и выехал на окраину, откуда виднелся его домик. Внезапным вздрогом всего тела явилось ему невиданное.

На юго-западе, невысоко над горизонтом, зажглась крупная, ограненная, небывалой яркости звезда. Ее свет отдавал странной голубизной, не присущей свету обычных звезд.

Алазар старательно протер глаза, не поверив истинности звезды; он решил, что грезит или густое крепкое вино затуманило ему голову.

Но звезда была. Она так же прочно и несомненно занимала свое место на небосклоне, как все другие известные светила, сейчас будто померкшие в хрустально голубом сиянии новорожденной звезды.

В страшном волнении Алазар стал бить пятками своего ослика, чтобы тот скорее доставил его домой…

13. Кана, жена Алазара, не дождавшись мужа, задремала у очага.

Алазар входит в дом, с улыбкой смотрит на спящую и бережно переносит ее на ложе. Она пробормотала что-то сквозь сон, но не проснулась.

Алазар взял высокий глиняный сосуд с водой и вышел на улицу…

14. Новая звезда полыхала в небе. Казалось, она приблизилась к селению.

Алазар наполнил водой полый внутри каменный надолб, торчащий посреди двора. Опустившись на колени, он стал отвешивать поклоны на все четыре стороны света. Затем он собрал хворост и зажег костер возле каменного сосуда. Длинные языки пламени взметнулись в небо; ожили и забегали тени.

Алазар прижался лицом к земле, затем поднял голову и уставился в небо, он словно хотел услышать тайные голоса земной и небесной тверди. На какие-то мгновения он окаменел с закрытыми глазами. С ним произошла странная перемена: исчез прежний Алазар – молодой, веселый, беспечный парень, трудолюбивый пчеловод и верный муж, теперь это был зрелый, много познавший человек с изборожденным морщинами челом, он как-то вытянулся, стал похож на свою вечернюю тень.

Он вынул из-под рубашки маленький матерчатый мешочек, развязал его и пересыпал в ладонь сухой цветочный мусор. Шепча невнятные слова, он кинул цветочную сушь в каменный сосуд с водой. Оттуда полыхнуло фиолетовым необжигающим огнем, сразу погасшим, но слабое свечение над сосудом осталось.

Алазар шагнул к сосуду, склонился над ним и вдруг поспешно отступил.

Он повторил свое движение, но не решился его завершить.

Некоторое время он собирался с духом, то припадая лицом к земле, к ее житейской надежности, то жадно вглядываясь в новую звезду, словно надеясь почерпнуть решимость в таинственном обещающем свете, и наконец отважился повторить попытку.

Пальцы Алазара впились в каменные грани надолба, он насильно удерживал себя возле средоточия тайны, проглянуть которую не решался его смятенный дух.

Алазар отпрянул от сосуда. Мгновение-другое он стоял, уронив лицо в ладони, затем неверным шагом побрел к хижине.

15. Алазар подошел к спящей жене и осторожно, шепча нежные, успокаивающие слова, потряс ее за плечо. Она открыла глаза, блеснувшие испугом, мгновенно сменившимся выражением радости, как только она узнала мужа.

– Где ты был так поздно? – Верхняя губка привычно смялась обидой.

– Я давно пришел. Ты уснула у очага. Я не хотел тебя будить и перенес на кровать. Ты можешь пойти со мной?

– Куда?

– О, совсем недалеко! К старому камню. Пойти и заглянуть в него.

– Что за выдумки, Алазар?

– Это очень важно, – тихо сказал он.

– Ты шутишь, Алазар? – Она как-то странно встревожилась. – Что я могу увидеть в дырявом старом камне?

– Вот это я и хочу знать… Я заглянул туда. Все зыбилось, колыхалось, будто отражение в неспокойной воде. Какая-то хижина, жалкий вертеп… там – люди вместе с животными… волы жуют свою жвачку, коза, куры…

– Бедный Алазар!.. – засмеялась Кана. – И это так встревожило тебя? Ты никогда не был в крестьянской хижине, не видел волов, коз и кур?

Алазар не разделил ее веселости.

– Волы, козы, куры – это так… Там были… – он перевел дыхание, – Мать и Дитя.

Кана не поняла или не приняла его таинственно-торжественного тона.

– Наверно, ты просто увидел меня и нашего сыночка. Ты же говорил, что у нас будет сыночек?

– Я не разглядел лица Матери, но знаю, что это не ты, Кана. И какое серьезное, взрослое выражение у ее Младенца. И глазки у него не дымчато-голубые, как у всех новорожденных, а чистые, словно промытые, и всевидящие…

– Вон как ты все углядел! Чего же ты хочешь от меня?

– Ты увидишь больше и лучше. Ты чище меня, ты достойна!.. Прошу тебя, Кана!..

В этой молоденькой хрупкой женщине была внутренняя сила. Непривычно твердые нотки прозвучали в ее голосе:

– Ты опять принялся за старое, Алазар? Ты ведь дал мне слово, что с этим покончено.

– Я не хотел, поверь мне. Но звезда…

– Какая звезда?

Алазар взял ее за руку и подвел к дверному проему. Прямо в лицо им смотрела большая, яркая, в сиреневом ореоле звезда.

– Так это же Венера! – засмеялась Кана. – Ты сам учил меня звездам. Я все помню, это полночная звезда любви Венера.

– До полуночи еще далеко, Кана. И это не Венера. Новая звезда, какой еще не было. Вещая звезда…

– Ах, Алазар! Опять тайны, волшебство, опять тебя тянет запретное для других людей. А я не хочу вещих звезд, мне довольно знакомых, милых вечных звезд. Я простая женщина и хочу простой, тихой жизни. У нас будет ребенок, зачем нам чужие дети?

– Это не чужой ребенок, Кана, – проникновенно сказал Алазар. – Я думаю, это о нем великий пророк Валаам…

– Замолчи! – воскликнула Кана и зажала уши руками. – Я не хочу слышать о пророках. Ой! – вскрикнула она, схватилась за живот и скорчилась.

– Что с тобой? – испуганно спросил Алазар.

– Он шевельнулся. Как больно! – Лицо ее взмокло потом. Алазар бережно взял ее на руки и понес к ложу…

16. Дворец короля Мельхиора.

Королевская опочивальня. Мельхиор в богатом, расшитом золотыми нитями халате перебирает драгоценности в черной инкрустированной шкатулке. Он любовно пропускает меж старческих сухих пальцев золотые цепочки, ворошит алмазы, изумруды, гранаты, рассыпающие многоцветные блики.

Мельхиор – сильно пожилой, невидного росточка человек, но полный внутренних сил, с горделивой осанкой, сообщающей королевское величие его тщедушной фигурке. Закончив осмотр драгоценностей, он сложил их назад в шкатулку, которую запер золотым ключиком.

Он легко хлопнул в ладоши, и мгновенно из-за ковра, прикрывающего дверь, появилась почтительно склоненная фигура главного визиря.

– Как идут сборы, Салем? – осведомился Мельхиор.

– Отобраны самые выносливые верблюды и самые надежные погонщики. Самые смелые воины будут сопровождать караван. Но как быть с припасами, вином, водой, всем дорожным снаряжением? Государю не было угодно сообщить своему слуге, сколь долог предстоящий путь.

– Я и сам не знаю, мой добрый Салем. Ты слышал старинную поговорку: дальше всех идет тот путник, который не знает, куда идет.

Визирь почтительно осклабился.

– Надо готовиться в долгий путь. Но как долог он будет, никто не знает, раз этого не знаю я сам. Одно лишь ведомо мне, в каком направлении идти. Но почему ты не спросишь, куда собрался твой король?

– Смею ли я?..

– Пойдем! – сказал Мельхиор и встал, горделиво вытянувшись во весь свой малый рост и вскинув голову с козлиной бородкой…

17. Они пересекли покои и вышли на плоскую крышу дворца, где стояли большие астрономические трубы, нацеленные в ночное, бархатистое, переливающееся звездами небо.

– Ты видишь эту звезду? – спросил Мельхиор, указав на то самое светило, которое лишило покоя пасечника Алазара.

– Вижу, государь, и дивлюсь, ибо не было ее на небе.

– Да, не было. Мне открыта вся небесная твердь, до самых последних глубин, – Мельхиор кивнул на свои астрономические приборы, – нет ничего подобного этому светилу в звездной чащобе. Сбылось пророчество Валаама: «Воссияет звезда Иакова, и восстанет человек от Израиля». Ныне я отправляюсь в далекую Иудею, в неведомый Вифлеем, и звезда будет моим единственным путеводителем. А понимаешь ли ты, о чем пророчество Валаама?

– О приходе мессии, – тихо отозвался визирь. – Но кто Он?

– Он Тот, явление коего предсказывал еще во дни Вавилона великий пророк Даниил, глава мудрых. «Составляющий чаяние языков» – называл Его Даниил. Ныне пророчество исполнилось. Тот, кого будут называть Царем Иудейским, родился в бедном краю овечьих пастухов, и не в царском доме, а в вертепе, на убогой войлочной подстилке. Но я, Мельхиор-мудрый, привезу ему золото, серебро, алмазы, рубины, приличествующие королю, чтобы не знало бедности детство Богочеловека.

– Как это прекрасно, государь! – вскричал растроганный до слез визирь. – Потомки будут прославлять вашу отвагу и щедрость. О, я слышу их восторженный лепет: он не побоялся такого опасного и трудного путешествия через пустыню, где свирепствуют бури и ураганы, бродят лихие разбойники и скалят пасть вечно голодные кровожадные звери, где ядовитые змеи и скорпионы…

– Постой, Салем! – прервал его несколько встревоженно Мельхиор. – Что ты плетешь про все эти ужасы? Ты разве был в пустыне?

– Люди болтают, – пробормотал зарвавшийся фаворит.

– Чепуха! Расположение светил благоприятствует моему походу. Сейчас я еще раз проверю это. Осмотрительность не в укор храбрецу. А ты ступай и поторопи со сборами. Готовь все на дальний и долгий путь. Я выеду завтра на рассвете.

Визирь спешит исполнить поручение, а Мельхиор начинает возиться со своими трубами…

18. Раннее утро. Богатый караван Мельхиора готовится в путь. Рослые верблюды навьючены тяжелыми опрятными тюками, в корзинах, свисающих с их боков, – огромные бутыли с вином и водой; нарядны сопровождающие короля челядинцы: слуги, мечники, погонщики. Люди суетятся, проверяя, хорошо ли уложена поклажа.

Немалая толпа подданных Мельхиора наблюдает за отъездом своего короля.

Из дворца выходит одетый по-дорожному Мельхиор. Лишь огромный кулон на атласной шапке напоминает о несметных богатствах короля. За ним поспешает верный визирь с каким-то ящиком, который он скрывает под легким белым плащом.

Толпа разражается приветственными криками. Слуги забегали еще быстрее и бестолковее.

– Ничто не забыто? – спросил Мельхиор визиря.

– Я сам следил за сборами, государь.

– Золотая посуда?..

– На двух самых сильных верблюдах.

– Монеты?..

– На тех, что пойдут следом.

– Шкатулка с драгоценностями?..

– Вот она. Я приторочу ее к вашему коню, государь. Она будет всегда при вас.

Подвели царского коня: белого, как кипень, скакуна ахалтекинской породы с маленькой точеной головой на долгой лебединой шее.

Мельхиору помогают сесть в седло. Визирь приторачивает шкатулку.

Под громкие восторженные крики толпы караван двигается в путь. Впереди Мельхиор на коне, за ним рослые верблюды светлой масти, груженные самой ценной поклажей. Шествие далеко растянулось.

Вещая звезда, ставшая белым комочком в голубом утреннем небе, указывает путь каравану…

19. Страна короля Бальтазара, соседняя с Мельхиоровой.

По темному сводчатому коридору пробирается человек, останавливается у низенькой двери и стучит условным стуком: два медленных и три быстрых удара.

– Можешь войти! – слышится повелительный холодный голос.

Человек заходит в странное помещение, где лишь обширное ложе с ковровыми подушками напоминает о человеческом обиталище, все остальное пространство заполнено какими-то приборами, колбами, ретортами, курильницами, печами, трубами. В воздухе реют голубые клубы дыма. Вошедший сразу зачихал, закашлялся, смущенно зажимая платком рот.

– Ты болен, Гасан? – спросил тот же холодный голос.

Из клубов дыма возникла худощавая фигура человека средних лет с горбоносым хищным лицом и угольно-черной выветренной бородкой.

– Простите, государь, я совершенно здоров, просто тут воздух какой-то едучий.

– Пора было бы привыкнуть. Ты выполнил мое поручение?

– Поэтому я и посмел явиться, государь. Иначе мог ли я нарушить ваше высокое уединение?

– Умолкни, Гасан! Я запретил тебе говорить цветисто. Будь прост и точен. Я ненавижу лесть, тем более в устах племянника.

– Слушаю, государь. Мельхиор покинул свою страну. Куда он держит путь, хранится в тайне.

– Для моих курений нет тайн, – горделиво сказал Бальтазар. – Он пошел за Звездой.

– И она приведет его в Вифлеем, – добавил Гасан.

– Ого! – вскинул брови Бальтазар. – Какая прыть! Ты разгадал Звезду? Многому же ты научился, Гасан!

– Ваш покорный ученик, дядя, – склонился в поклоне Гасан. – Могу ли я дать совет?

– Говори.

– Вы должны идти в Вифлеем. Иначе вся слава достанется Мельхиору.

– А что мне там делать? И что мне старый Мельхиор? – пожал плечами Бальтазар.

– Вы смеетесь над идолами, дядя. Но неужели вы вообще ни во что не верите?

– Я верю в себя и в свою магическую силу, – надменно ответил Бальтазар.

Воцарилось короткое молчание. Затем Гасан заговорил каким-то новым голосом, звучащим не приниженностью и самоумалением, а чуть ли не превосходством:

– Пришедший первым к колыбели Божественного Младенца будет прославлен вовеки. И кто вспомнит тогда о великом маге Бальтазаре из бедной, маленькой, затерявшейся в песках страны?

– Не забывайся, родич! – вскипел Бальтазар. – Мы бедны золотом и каменьями, но мы богаты куда более ценным. Только у нас растет та редкая смолистая травка, из которой добывается ладан. Нет иных курений, достойных Богочеловека! И все побрякушки Мельхиора ничего не стоят перед моим даром… Да, я пойду в Вифлеем, – сказал он таким тоном, словно его всячески отговаривали от этого поступка. – Зачем мне отдавать пальму первенства старику Мельхиору? В путь! Тебя, родич, я оставляю наместником!..

Племянник склонился в благодарственном поклоне, а глаза его блеснули удовлетворенным честолюбием…

20. Будто корабли, плывут верблюды с громадными амфорами по бокам. Впереди на рослом, черном как смоль муле гордо едет Бальтазар…

21. Дворец третьего короля-мага – Гаспара. Он чернее сажи, этот юный король. Вот он ворвался в зал, где его друзья-придворные, такие же молодые, как он сам, пристойно развлекались музыкой и танцами с прелестными темнокожими девушками. Он хохочет во весь белозубый рот, отплясывая какой-то дикий танец, вскидывая ноги, крутя головой на длинной тонкой шее.

– Что с тобой, королек? – спросила эбеновая прелестница.

– Он повредился в разуме, наш бедный Гаспар! – вздохнула другая.

– Ему отдалась богиня-девственница, – высказал предположение один из друзей-придворных.

– Он осушил бочку пряного самосского вина? – предположил другой.

– Он накурился китайской травки, – решил третий.

– Нет, нет и нет! – вскричал наконец-то угомонившийся Гаспар. – Я видел Бога. Маленького новорожденного Бога на руках Матери.

– Ты с ума сошел, Гаспар! Какого Бога?

– Предсказанного великими пророками. Мессию. Сына Божьего. Искупителя. Звезда его взошла над Израилем. Она сказала мне: ищи. И мои зеркала отыскали его в жалком вифлеемском вертепе. – Гаспар вдруг разрыдался.

– Что случилось, Гаспар? – всполошились придворные. – Почему ты плачешь?

– Он такой маленький, слабый, незащищенный!.. – сквозь бурные рыдания говорил Гаспар. – Его каждый может обидеть. Я должен идти к нему и защитить. Да, да! – вскричал он, сразу перестав рыдать. – Решено! Я еду в Вифлеем!

– А ты хоть знаешь, где он находится?

– Нет, но это и не важно. Звезда приведет меня.

Придворные бурно приветствуют намерение своего короля.

– Ты не можешь явиться гуда с пустыми руками, Гаспар, – сказали они. – Нужны богатые, щедрые подарки.

– Какие? – поинтересовался Гаспар.

И юноши сказали:

– Возделанные шкуры диких животных…

– Изделия из слоновой кости…

– Инкрустированная медная посуда..

А стройные, как статуэтки, наложницы короля позаботились о подарках для Матери.

– Не забудь сурьму, румяна и белила, – предложила одна.

– Тюрбан из перьев райских птичек, – добавила вторая.

– Жемчужное ожерелье, – подсказала третья.

Гаспар весело рассмеялся. При всей своей молодости и простодушии он видел жизнь сквозь магический кристалл и знал лучше окружающих, что ему подарить явившемуся в мир Богу.

– Спасибо за добрые советы, – сказал он, – я возьму с собой и красивые шкуры, и слоновую кость, и медную посуду, но главным моим даром будет миро. Наша земля покрыта травой, похожей на сожженные колосья, больше нигде нет такой. Из нее готовят божественный елей, которым умащают усталые члены путника. Богочеловек будет вечно в пути, пересекая пустыню и неся людям свое Слово. Ему подобает миро.

Придворные хором стали восторгаться пронзительным умом Гаспара.

– А вот средства для ухода за телом, тюрбан из птичьих перьев и жемчужное ожерелье я преподнесу вам, мои подруги, чтобы вы ждали меня и были хорошими девочками.

В благодарном порыве наложницы чуть не задушили Гаспара в своих объятиях…

22. Утро. Караван Гаспара готовится в путь. Во дворе дворца наложницы Гасана исполняют танец разлуки.

Он трогательно прощается с ними. Затем садится на рослого, с надменно оттопыренной нижней губой верблюда и возглавляет караван.

Заливаясь слезами, наложницы долго машут ему вслед…

23. Раннее утро. Давно погасли все звезды, и лишь Вифлеемское светило сияет тающим бледным золотом.

Алазар возится в своем пчельнике: устанавливает пустые соты, разговаривает с пчелами, шутливо корит их за лень:

– Вон как разоспались! Солнце светит вовсю, раскрылись чашечки цветов, просят: возьмите наш нектар. А вам, ленивицы, и дела нет.

Болтая, он нет-нет да посмотрит на звезду, владеющую его мыслями.

Пчелы и впрямь не спешат начать привычную трудовую жизнь. Они переползают с места на место, иногда взлетают, но тут же возвращаются назад. Легкий гул наполняет воздух, словно они о чем-то шушукаются. Алазар видит беспокойство пчел.

– Что с вами стряслось?! – спрашивает он, но не получает ответа.

В хаотическом движении пчел появляется целенаправленность, они сбиваются в плотный рой, провисая в воздухе серым гудящим кулем, и вдруг этот куль, достигнув предельной плотности, взмывает на высоту молодой пальмы и уносится прочь.

Алазар озадаченно смотрит ему вслед – рой удаляется в сторону Вифлеемской звезды. Вот он совсем закрыл ее, но вскоре опять пробился тонкий лучик.

Алазар стал осматривать пчелиные домики. Пусто. Затем он обнаружил большую мертвую пчелу.

– Король пчел!.. Ты умер или тебя убили? А может, просто уснул тяжелым сном старости? – Он кладет его на крышу улья. – Полежи тут, солнце оживляет даже мертвых пчел.

Было совсем тихо, но вдруг пахнул ветерок и поднял на воздух короля пчел. Казалось, что он взлетел. Но нет, ветер так же внезапно стих, и мертвая пчела упала в траву…

24. (Из наплыва в наплыв идут кадры, изображающие поиск Алазаром своих пчел.)

Вот он верхом на ослике объезжает базар.

– Вы не видели моих пчел? – спрашивает у торговцев овощами.

Те отрицательно качают головами…

Вот он в медовом ряду.

– Вы не видели моих пчел?

– Нужны нам твои пчелы! – с явным злорадством отвечают пасечники…

Вот он спрашивает о пчелах у бродячего водоноса, увешанного колокольчиками и крошечными литаврами, чтобы испытывающие жажду издали слышали о его появлении. Но и водонос не видел…

Вот он спрашивает детей, играющих в пыли:

– Вы не видели моих пчел?

– Нет!.. Дяденька, дай меда! – закричали дети.

– Нет у меня меда, – грустно ответил Алазар…

А вот старый погонщик верблюдов неожиданно подал ему надежду:

– Видел, дорогой. Только не знал, что это твои пчелы. Я ехал на базар, когда налетел рой. Я так испугался, что залез под брюхо верблюда. Но пчелы меня не тронули и полетели дальше.

– Куда? – спросил Алазар.

– Туда, – сказал погонщик и указал на почти истаявшую, но все еще видную на залитом солнцем небе вещую звезду…

25. На лужайке дерутся верблюды. Маленький верблюд с клочьями висящей шерсти задает трепку двум рослым красавцам. Отсутствие роста и стати он восполняет бесстрашием и яростью. Он треплет своих противников, как беспомощных щенков.

Два старика и кучка подростков азартно наблюдают за сражением.

Не выдержав натиска отважного малыша, его массивные противники обратились в постыдное бегство.

Один из стариков сердито ткнул монету в руку пастуха верблюжьего стада и, ругаясь, пошел прочь.

Эту сцену видел подъехавший на своем ослике Алазар.

– Ты нарочно стравливаешь Буяна? – спросил он старого пастуха.

– О чем ты, дорогой? Твой Буян такой задира, сам на всех кидается. А если кто хочет сделать ставку, зачем отказываться? Лишняя монетка бедняку не помешает.

Алазар слез с ослика, подозвал Буяна и накинул на него веревку. Строптивый малыш воспринял все это с удивительной покорностью.

– Ты хочешь его забрать? – всполошился старый пастух.

Алазар кивнул.

– Слушай, дорогой, возьми любого верблюда. Самого большого, самого красивого, только оставь Буяна. Хочешь, я тебе монетку дам?

– Мне предстоит долгий и трудный путь. Без Буяна мне его не осилить.

Алазар уводит Буяна…

26. Хижина Алазара. С лицом, залитым слезами, Кана просит одетого по-дорожному Алазара не оставлять ее:

– Не бросай меня, Алазар. Я не могу быть одна. Мне страшно.

– Ты не будешь одна. Я договорился с соседкой. Она добрая женщина и хорошая повитуха. Но я надеюсь вернуться раньше, чем ты родишь.

– Искать пчел?! Это все равно что искать бусинку в пустыне.

– Я должен их найти. Иначе на что нам жить, Кана?

Она подошла к деревянному сундучку и вынула оттуда какие-то украшения: брошку, колечки, золотую цепочку.

– Это украшения покойной матери. Возьми их, Алазар, и продай. Только не уходи!

– Ты обижаешь меня. Если я не найду пчел, то пойду в батраки. Но я сумею прокормить мою семью.

– Я не верю, что ты идешь из-за пчел. Это звезда уводит тебя. Ты вновь принялся за старое.

– Рой полетел на звезду, – задумчиво сказал Алазар. – Я не знаю, есть ли тут связь. Я ничего не знаю, кроме одного: я должен идти…

27. Кана глядит из-под руки вослед удаляющемуся на спине верблюда любимому…

28. Восточный город с белыми дворцами и убогими хижинами, с пальмами и апельсиновыми деревьями, с пестрой толпой: смуглые горбоносые чернобородые мужчины и «обезличенные» женщины – над чадрой горят влажные, сочные, любопытствующие глаза. Масса торговцев, попрошаек, водоносы в красном платье, видном издалека, фокусники, заклинатели змей с беззубыми, усталыми кобрами, воры, наемные убийцы, менялы, сборщики податей, странники, уличные мальчишки – словом, обычная шустрая и горластая восточная толпа.

Сейчас толпа возбуждена – в город с трех сторон вошли три богатых каравана и встретились на главной площади.

Во главе первого каравана – горделивый старик на стройном, играющем, как дельфин, ахалтекинце.

Во главе второго – зрелый муж на белом ушастом муле.

Во главе третьего – чернокожий юноша на рослом надменном верблюде.

За каждым – груженные корзинами, тюками, глиняными и металлическими сосудами, всевозможной кладью верблюды, мускулистые погонщики, челядинцы.

Толпа с жадным любопытством наблюдает за встречей трех королей на площади перед караван-сараем, больше похожим на роскошную гостиницу, чем на место ночлега людей и животных.

Короли приветствуют друг друга вежливо, но сдержанно, молча, обходясь скупыми величественными жестами. Впрочем, юный Гаспар не удержал белозубой улыбки.

Королям помогают спешиться и почтительно ведут их в дом, в приличествующие их сану покои…

29. Мельхиора вводят в огромную, богато обставленную комнату с роскошной кроватью под балдахином. Сюда же вносят астрономическую трубу, которую устанавливают на балконе. Ближайший служитель приносит шкатулку с драгоценностями…

30. Бальтазару отвели чуть меньше, но тоже весьма нарядные и комфортабельные покои. Он проверяет мягкость ложа и крепость оконных запоров.

31. Комната, отведенная Гаспару, несколько скромнее, нежели у старших королей, но вполне устраивает добродушного юношу. Он отпускает слуг и, когда те выходят, прячет в шкаф ларец с золотыми монетами, предварительно полюбовавшись их блеском. А ключ вешает себе на шею…

32. Гостиничный двор. Здесь продолжается суета, вызванная приездом чужеземцев. Разгружают верблюдов, отводят их в загон, таскают тюки, переругиваются, задевают невесть откуда нахлынувших юных прелестниц, не скрывающих под чадрой соблазн ярко накрашенных лиц.

В общей суматохе никто не обратил внимания на скромного путника, прибывшего в караван-сарай на маленьком верблюде.

33. Алазар – это был он – спрыгнул со спины Буяна, отвел его в общий загон, кинул ему травы в кормушку и строго наказал: «Не задирай соседей».

Алазар прошел в дом…

34. Трапезная – огромное помещение с глинобитными стенами. Крышей ему служит звездное небо, но Вифлеемская звезда сюда не заглядывает. Эта трапезная является одновременно и эстрадным театром, как сказали бы мы сейчас: тут выступают танцовщицы, жонглеры, заклинатели змей и канатоходцы. Сейчас выступал заклинатель кобр.

На почетных местах, на подиуме восседали короли, поблизости от них расположились местные богачи, крупные чиновники, воинские начальники, ниже сидели простолюдины, там же нашли место и челядинцы королей, у стен и в дверях толпился всякий сброд, пожирая горячие лепешки, жареную баранину, вареные кукурузные початки, запивая пряную еду дешевым вином.

Три короля снедали неторопливо и торжественно, будто совершали некий обряд. Лишь юный Гаспар несколько нарушал это священнодействие, слишком часто прикладываясь к вместительному серебряному кубку. Мельхиор порой разламывал лепешку или разрывал золотистое тело нашпигованного каштанами жареного фазана и любезно передавал кусок Бальтазару, на что тот отвечал церемонным наклоном головы. Затем, подражая Мельхиору, он угостил каплуньей грудкой младшего короля. Гаспар расплылся в благодарной улыбке. Ему угостить было некого, и он кинул кость собаке. Речей между королями не велось, мудрецам ясно все без слов.

35. Вошел Алазар и, поискав глазами свободное место, обнаружил таковое возле королей, хотя и на ступеньку ниже. На миг он встретился глазами с Мельхиором и почтительно приветствовал его.

– Кто это? – спросил взглядом Бальтазар.

Мельхиор снизошел к пояснению:

– Этот молодой человек считает себя моим учеником. Он приходил однажды ко мне, чтобы послушать наставления того, кому небо открывает свои тайны.

– Он маг? – удивился Гаспар.

– Куда ему! Простой парень, не то продавец каштанов, не то пчеловод. Мне трудно, мой юный друг, запомнить всех, прибегающих к моей мудрости… Смотрите, что творят эти ловкачи! – восхищенно произнес Мельхиор.

* * *

36. Выступают канатоходцы. Гибкие и смелые гимнасты в облегающих красных костюмах творили сущие чудеса на протянутом в поднебесье канате.

Они скользили по канату, прыгали друг через друга, кувыркались, делали вид, что падают в бездну, и в последний миг зацеплялись пальцами ног за канат, один головокружительный трюк следовал за другим. Особенно отличался немолодой гимнаст с острым, как лезвие ножа, горбоносым лицом и горящими глазами – настоящий дьявол!

37. Канатоходцев сменили танцовщицы. Их танец неопровержимо доказывал, что стриптиз не является изобретением нашего испорченного века. Но в те далекие времена легконогие гурии обнажались с меньшей нервозностью и суетливостью – степенно, неторопливо, величественно, словно царицы перед своими рабами.

38. Быть может, Мельхиор счел это зрелище недостойным его сана и возраста или же просто устал с дороги, но в самый пикантный момент он встал, отвесил церемонный поклон своим сотрапезникам и удалился в сопровождении слуг.

И тут же Бальтазар, хотя ему вовсе того не хотелось, последовал примеру старшего. Он, правда, по мере сил растянул уход и был вознагражден за это лицезрением тех прелестей, что скрывались за последними покровами. После этого он наконец с достоинством удалился…

39. За столом остался лишь молодой Гаспар. Он подозвал служителя и заказал еще кувшин фалернского вина.

К нему подсела одна из танцовщиц, вернувшая себе некоторые необременительные детали туалета. Она не отказалась пригубить фалернской горечи, и по ее взгляду было ясно, что она не откажется и от других удовольствий, которыми утешается бедное человеческое сердце…

40. От Алазара, конечно, не ускользнули все подробности поведения волхвов, дающие представление об их характере и привычках. Он уделял им куда больше внимания, чем представлению и кушаньям.

Доев плов, Алазар бросил монетку слуге и пошел на ночлег.

При выходе из трапезной он вспугнул двух о чем-то договаривающихся людей. В одном он сразу признал ловкого канатоходца в красном облегающем платье, другой был ему незнаком.

Но мы, зрители, почти наверняка запомнили его, ибо видели в свите Мельхиора и при разгрузке верблюдов, – этот прислужник короля отличался слишком приметной внешностью: рыжий гигант с поросячьими глазками.

Человек очень приметливый, Алазар почувствовал некоторый дискомфорт, исходивший от этой шушукающейся пары, но не было ни повода, ни возможности вмешаться в их переговоры, тем более что они сразу порскнули в разные стороны, послав Алазару злобный взгляд…

41. Подойдя к своему покою, Алазар обнаружил на балконе, тянущемся по всей длине фасада, на фоне звездного неба фигуру Мельхиора, наблюдающего светила в подзорную трубу.