Текст книги "Дети победителей (Роман-расследование)"

Автор книги: Юрий Асланьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Летом за Иренью археологи вели раскопки, доставая на свет белый мечи, наконечники стрел и копий. А мы, туберкулезники, шли вниз по течению, берегом, оставляя слева деревенское кладбище и зеленый угор за ним. Мы двигались к дальнему ельнику с одной целью: найти карстовые воронки, глубокие, как колодцы, спуститься в них и достать оттуда белый камень – гипс. Между уроками и прямо на них, спрятав руки под столами, перочинными ножами мы вырезали танки. Танки, танки – и только танки!

Какой туберкулез, когда мы готовились к войне! Каждый – к своей. Таблетки ПАСКа и витамины я горстями выбрасывал в унитаз. Хлористый кальций ложками выливал в тарелку и отодвигал суп в сторону. Черный железный порошок аккуратно ссыпал за батарею отопления. Я три года провел в больницах и санаториях. Два раза лежал в боксе смертников – и никогда не верил в то, что умру. Смерти для меня не существовало. Хотя я видел, как из бокса вынесли труп ровесника. Последний раз я лежал там без сознания целый месяц. Врачи боролись за мою жизнь, но я об этом не знал. Мать стояла у сосны, за ледяным стеклом, и смотрела на меня, лежавшего на кровати. В бокс смертников ее не пускали. И вдруг я поднял голову, привстал на локте и потянулся к тумбочке за яблоком, лежавшим в тарелке. Мама заплакала.

Я спал на старом диване Феди Зубкова, и мне снились древние вишерские сны. Из подсознания всплывала подводная лодка какого-то текста, написанного мной, может быть, еще до рождения.

На следующий день я стоял у забора психиатрической клиники и пытался выйти на поверхность, но, кажется, все больше погружался в глубину утра, с которым жестко разверзлись хляби похмелья. Слабость сдавала меня на волю победителя, шедшего по моим следам с капюшоном на голове.

Из обзора

Операция «Чечевица».

«Совершенно секретно.

Наркому внутренних дел СССР тов. Л.77. Берия.

Только для ваших глаз. Ввиду нетранспортабельности и в целях неукоснительного выполнения в срок операции «Горы» вынужден был ликвидировать более 700 жителей в местечке Хайбах. Комиссар госбезопасности 3-го ранга Г…». – «Грозный. УВД. За решительные действия в ходе выселения чеченцев в районе Хайбах вы представлены к правительственной награде с повышением звания. Берия».

Из допроса свидетеля о выселении в ауле Хайбах: «Ворота конюшни закрыли. Вспыхнул огонь. Оказывается, заранее было приготовлено сено и облито керосином. Когда пламя поднялось над конюшней, люди, находившиеся внутри конюшни, с криками о помощи выбили ворота и рванулись к выходу. Генерал-полковник Г. приказал: «Огонь!» Тут же из автоматов и ручных пулеметов начали расстреливать выбегающих людей».

Газета «Россия», 1994 год.

День начался со скандала. В помещение, где располагалась редакция, ворвалась БМП – женщина с искаженным лицом.

– Немедленно сними с верстки материал о муфтии! Иначе тебе будет худо, так худо, что ты маму вспомнишь!

«Господи, – подумал я, – где-то же налажено размножение подобных людей, в домашних условиях, безо всякого ксерокса…» Женщина поражала меня своим постоянством – всегда жила одним днем и думала одним местом.

– Почему? – задал я свой безумный вопрос.

– Потому что мы можем настроить против себя часть мусульманской общины, а это недопустимо накануне выборов. Понял?

А чего не понять… Истина и демократия – это не одно и то же. Сопротивляться сил не было. У меня болела голова, я наконец-то начал понимать, что необходимо лечиться. Но где?

Я догадывался, что человек, не уверенный в собственной независимости, перегружается знаниями, силой или спиртным, а свободный с упоением творит настоящее.

Лешка дал мне телефон одного хорошего человека – наследственного знахаря. Я созвонился с ним и договорился о встрече.

Василий Николаевич прошел Великую Отечественную войну в танковом полку прорыва. Удивил ряд совпадений. Как и я, в детстве он писал стихи и занимался авиамоделизмом, был ворошиловским стрелком и тайным верующим. В тринадцать лет его, как самого меткого стрелка, наградили полетом на По-2 над родным городком. На этом совпадения закончились. Я тоже стрелял на «отлично» и в детстве пролетел над родным городком на Ан-2, правда, не за меткость. Потом у Василия Николаевича было Свердловское пехотное училище. Война. Курская битва.

Я слушал его, сидя на стуле в комнате, аккуратно, плотно и чисто заставленной книгами, иконами и банками с травными настойками. Безумный, я верил, что кто-нибудь из людей подскажет мне ответ на вопрос, который нежно душил меня по ночам.

20 июня 1941 года девятнадцатилетним пацанам присвоили первое звание, 22-го объявили войну, а 27-го эти 156 лейтенантов в курсантской форме, поскольку офицерской еще не было, в телячьих вагонах отправились на Юго-Западный фронт. Прибыли в город Балашов, который ни один из них даже на карте найти не смог бы.

Василия Пьянкова назначили уполномоченным члена военного совета фронта Гафта. Осенью получил задание: набрать из тех, что вышли из окружения, 1300 стрелков, 300 артиллеристов, 400 минометчиков. Переправляясь через речку Хопёр выше Борисоглебска, Пьянков провалился в холодную ледяную воду, но добрался до села, где скопились вышедшие из окружения. Там был Тамбовский добровольческий народный полк, а также какое-то подразделение, которым командовал старый офицер Кочура, из царских. Волосы бобриком, суровый. Лейтенант оробел. Представился. В ответ – молчание. Тогда Пьянков достал из кармашка удостоверение и тихонько подтолкнул полковнику. «Слушаю, товарищ лейтенант!» – встал полковник. Первые дни войны, законы расстрельные.

– Я удивился: я мальчишка, а тут – полковник встал!.. Я задание выполнил. Вскоре мне выдали роту узбеков – четыре взвода по сорок человек, из тех бандитов, которые не захотели отбывать сроки на строительстве Ферганского канала. Только перед войной мы победили басмачество. Но среди них были и казанские татары, уральские башкиры, но каждым взводом командовал русский лейтенант, из нашего училища… Такое вот «мусульманское» подразделение. А самых способных из узбеков назначали заместителями командиров взводов. Одна винтовка на роту. Оружие будете добывать себе в бою! А южнее противник уже прет на Сталинград. Наша задача – сохранить живую силу. Немцы обстреливают с самолетов, выбрасывают десант в советской форме, с автоматами. Ну, тут некоторые узбеки стали вести себя предательски. Один из таких батальонов построился и пошел в сторону немцев, к югу. Их остановили. Построили каре, вывели зачинщиков – восемь человек – и расстреляли публично. Не в стороне где-нибудь. Я при этом присутствовал.

Командовал батальоном офицер, у которого был полк в дивизии Чапаева, – Дмитрий Иванович Петриков. Потом его ранило. Но остался жив…

Жил Василий Николаевич в хорошей трехкомнатной квартире в центре города, с женой. Солдату империи было восемьдесят лет, но выглядел на шестьдесят.

– А я тебе о чем говорю, – покачал он головой, – занимайся йогой, как я, пей травы, а не водку… Молись.

– Да я молюсь, – поддержал я, – только у меня Бог какой-то… Может, глуховатый?

Василий Николаевич подошел ко мне ближе – у него были голубые глаза и седые волосы.

– Отчего ты болеешь, как сам думаешь?

– Наверно, оттого, что постоянно испытываю чувство страха…

– Что такое страх, знают только те, у кого есть дети… У тебя есть дети?

– Да. А у вас?

– Был… сын…

Он замолчал, а я побоялся спросить его, что произошло. Два гигантских тома, покрытых красным бархатом, с черно-белыми фотографиями Мировой войны. Тридцать лет работы. История 28-го отдельного гвардейского тяжелого танкового Криворожского Краснознаменного, орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого полка прорыва. Автор – бывший помощник начальника штаба полка Василий Пьянков.

Танки получили в селе Костарево, что в Подмосковье, тяжелые КВ-2, колонну которых приобрели для армии «трудящиеся Дзержинского района города Москва», оттуда дошли до Берлина, а потом – до Праги.

Во время взятия одного села было подбито много наших машин английского производства – «Валентины» с бензиновыми двигателями хорошо горели. Танкисты лежали на земле, превратившись в маленькие головешки. Под Орлом это было, 27 февраля 1943 года.

– Всю военную жизнь я боялся бомбежки. Еще в самом начале попал в полевой госпиталь: палатки, несколько окопов. Налетели немецкие самолеты, начали бомбить – вечером… Улетели, оставив черную землю, будто вывороченную наизнанку, вспаханную, и такой же страх… Снаряды по звуку определял: иу-иу-иу – этот ушел, перелет, а этот твой – падает рядом: фур-фур-фур, как глухарь – значит ложись мгновенно, иначе разорвет… А тот, что недолет, не слышен. А бомб боялся… Когда село взяли, был приказ командира: отдохнуть, подремонтировать машины. Я видел: горело зерно в амбаре – синим пламенем, жалко было. И тут невысоко пошел немецкий бомбардировщик – примерно 150 метров. Командир полка, замполит и офицер-смершевец стояли метрах в восьмидесяти… Я схватил немецкий пулемет МГ-3442 с металлической лентой, кинул его на какую-то невысокую стенку и начал бить по самолету: бью-бью-бью – мимо-мимо-мимо! Потом один сослуживец рассказывал, замполит кричит: «Что Пьянков делает? Кто разрешил?»

Тогда указ Сталина был: без приказа не стрелять. Холодина, а я весь вспотел – не могу сбить. «Господи! Помоги!»… А Господь говорит: «Бей под хвост!» Как раз самолет пошел над танками. И я дал длинную очередь ему под хвост – загорелся! Вызывают к командиру, подбегаю: «Товарищ гвардии подполковник…» А Гуда, тоже подполковник, замполит, орет: «Приказ товарища Сталина нарушил, в трибунал его!» Не любил замполит меня, за язык, разговоры о Боге… «Я же сбил самолет!» – отвечаю, а сам наблюдаю за губами командира, читаю: «Хорошо, что сбил…»

Я слушал и запоминал рассказ воина великой империи.

Представление на орден за сбитый самолет замполит не подписал. Позднее еще на три ордена не подписал.

25 июля 1943 года полк прибыл на Курскую дугу, в район деревни Быковка. Была поставлена задача: совместно с 6-й воздушно-десантной дивизией 5-й гвардейской армии прорвать оборону противника.

Несколько часов шли танками по степи, все были как негры – только зубы сверкали. Танки расставили. Впереди, в пятистах метрах – враг, три линии обороны. Командовал полком Александр Евдокимович Калинин, подполковник, 28 лет, сибиряк, воевал еще в Финскую, два ордена Красного Знамени. В тот вечер, перед самой битвой, он погиб во время проведения рекогносцировки.

Подполковник Гуда, гнида, рвал и метал. Замполит, человек, который тяжелее члена ничего в руках не держал, запасник из Днепродзержинского обкома партии, туберкулезник, в бой никогда не ходил, только с наганом бегал по позициям, обещая всех расстрелять.

В тот вечер, после гибели командира полка, перед утром прорыва, он кричал на командира танка, у которого лопнула масляная трубка высокого давления: «В бой идти не хочешь? Враг народа!» Замкомандира полка по материальной части, инженер, встал: «Стреляй в меня! – говорит. – Утром у меня все танки пойдут!» Замполит дальше – к танку, где был командир взвода Виктор Коркин, парень из Челябинска. Тот не выдержал гуданиной атаки, выхватил пистолет и пустил замполиту пулю, – правда, в ногу. Кость не задело. Гуду на машину – и в тыл. Он сам испугался, а офицеры решили никому не докладывать. Впереди была страшная битва – потом видно будет…

Ни командира, ни замполита – в атаку полк шел обезглавленным.

В 5 часов утра 3 августа началась Белгородско-Харьковская операция на Курской дуге. С мощной артподготовки: 300 орудий и минометов на один километр фронта в течение трех часов уничтожали вражеские войска. Земля ходила ходуном, через час солнце исчезло за дымом, землей, пылью, поднявшейся в небо. Стало холодно. За двадцать минут до конца артподготовки подлетели и начали давать залпы «катюши». Рядом стояли другие реактивные установки – большей мощности, которые называли «андрюшами», снаряды по два с половиной метра длиной, со стокилограммовыми головками. За 15 минут до конца пошли Ил-2, летающие танки, которые, не разобравшись в дыму, начали бомбить своих. Это и был тот ад, о котором писано в библейских книгах. Слава богу, к этому времени по приказу Жукова на НП уже сидели авиасвязисты с рациями, которые быстро сумели исправить ошибку пилотов. Да и с земли давали сигнальные ракеты, что свои.

Сразу после артподготовки в атаку пошел танковый полк прорыва – 21 машина. Фронтом семьсот метров, уступами. Смертники – умри, но прорви оборону! КВ-2 весом шестьдесят тонн, толщина лобовой брони – шестьдесят пять миллиметров.

Прорвали линию! Василий Николаевич выскочил из броневика, в котором шел в атаку. Раций было мало. «Господи, помоги, Господи, помоги…» – молился он и бегал от танка к танку, указывая машинам маршруты движения. Это была его основная обязанность во время боя. Рядом с ним – радист Валька Туркин с рацией на спине.

В одну из машин угодил снаряд, но броню не пробил. Экипаж был живым, но командира, Диму Шелпакова, ранило осколками от смотровой щели – броней и триплексом – в лицо, порвало нос. Он выскочил, а тут как раз из дота вытаскивают немцев, перепуганных, ненормальных, седых. Дима выхватывает из-за голенища револьвер и, ясно, собирается перестрелять пленных. Пьянков едва успел схватить его.

«Ты видел воду в кипящем котле? Вот это и есть бой… Где свой, где чужой – не знаешь. За нами шли десантники, полковник на «пикапе» увязался за броневиком, пытался командовать мной. Я схватился с ним, ругань с матом».

Вторая линия была на расстоянии до километра. Когда прошли ее, бетонные дзоты, поступила команда – повернуть направо: «Пьянков, мать-перемать…» Команда была неожиданной. Накануне никто о возможном повороте не предупреждал. Пошли в сторону железной дороги, чтобы перекрыть ее – не дать отхода противнику со стороны Харькова. Потом после 12-часового боя ворвались в село Томаровка, где стояли девять брошенных «тигров» с работающими моторами и в пыли лежал труп командира 19-й танковой дивизии СС Шмидта – гусеница танка, на котором был Василий Пьянков, прошла рядом с мертвой головой генерала.

В прорыв вошли 1-я и 5-я гвардейские танковые армии. 7 августа полк уже участвовал в освобождении Белгорода, 10-го – города Богодухов, 23 августа – Харькова. Закончилась битва, длившаяся пятьдесят дней. Москва дважды салютовала победителям.

– Туловища кусками разлетались в стороны… В этой ситуации ты «чумеешь» – не думаешь о том, что в следующее мгновение сам можешь умереть. Полностью сосредоточен на том, что надо сделать. Становишься злым, сообразительным, быстрым. Сейчас вспоминаю себя будто со стороны – там было одно, а вижу другое… Сквозь время кажется – это не я бегу по полю, взлетающему вверх, а какой-то другой человек – меньшего роста, светло-серого цвета, с большим ключом для траков в руке, которым стучит по броне тех машин, где нет рации. За всю войну я пять раз слышал голос Бога. Помню, на одной переправе были – воронка меня прихватила, рядом с мельницей, и тянет вниз… Я уже воды нахлебался. Но успел подумать: «Господи, спаси меня!» – «Отдайся воронке…» – слышу в ответ. И очнулся на берегу, в полулежащем положении, опираясь на левый локоть, из меня выливается вода…

Помню, наступали, шли на Одессу. Я вышел на курган, чтобы разглядеть местность, а там – наблюдательный пункт армии. «Позовите танкиста!» – кричит генерал. Я подошел, смотрю – генерал-полковник Шарохин, который в 1943 году вывел свою 37-ю армию из окружения. За что его уважали – за всю войну ни одного человека не расстрелял. Я приветствовал генерала. Тот спросил, как дела: «Пройдете?» – «Пройдем!» – ответил я.

Через 25 лет в Кривом Роге состоялась встреча ветеранов… Оттуда меня направили в Москву с почетной миссией – проводить пожилого генерала, у которого вся грудь в золоте. Я зашел в купе вагона, а там Шарохин. Тогда генерал рассказал о судьбе Кочуры, который с винтовкой повел солдат в атаку. Погиб суровый полковник – из царских офицеров.

Потом я был ранен в последний раз… 7 мая 1945 года вышел из госпиталя, в Москве. А на другой день прорвался на Манежную площадь, поскольку на Красную пробиться уже было невозможно. Вечером, народу много, все целуют друг друга, в воздухе – портрет Сталина в огнях! И тут встретил однополчанина, поговорили, тот сказал, что Гуда лежит в туберкулезном отделении 1-го Московского мединститута. Я поехал. Замполит находился в отдельной палате, лежал на правом боку, на полотенце стекала кровь изо рта… Я зашел, Гуда увидел – заплакал: «Ой, дюже я тибе шкоды взробив…» Много, дескать, тебе плохого сделал. И дальше – просит прощения по-русски, слово не дает сказать. Я не выдержал, повернулся к нему боком – и отрубил рукой: «Да Бог тебя простит!» Через четыре часа Гуда умер.

Всю войну Василий Николаевич зафиксировал фотоаппаратом – как хороший корреспондент. Я рассматривал сотни черно-белых снимков. Нашел и Гуду с женой, приезжавшей к нему на фронт, и погибшего командира полка Александра Калинина, и Вальку Туркина с рацией за спиной… Пьянков помнит каждого, кто навечно остался там, откуда смотрит на мир из глубины фотообъектива.

Я сидел на табуретке. Василий Николаевич стоял за моей спиной.

– Спина болит? – спросил он.

– Болит, – кивнул я.

Пьянков провел большим пальцем по моему позвоночнику сверху вниз.

– Коленвал, – констатировал он, – надо лечить…

Пьянков рассказывал и рассказывал про войну, пока наносил мне на спину сетку ваткой, пропитанной спиртом. Потом делал легкий массаж спины и шепотом читал совершенно не знакомые мне молитвы.

А вечером и ночью я писал о нем рукой. Если я пишу рукой, шифровальщики не нужны – почерк надежный. Утром едва сам разобрал – часа два посвятил дешифровке.

Я всегда внимательно слушал то, что говорят об этой жизни старики. И всегда думал о войне. Каждый день. Читал о ней книги, смотрел художественные и документальные фильмы. Разговаривал с отцом и другими мужиками, прошедшими самую страшную из войн – Отечественную.

Я читал письма фронтовиков в редакцию и изумлялся блестящему стилю воинов великой империи:

«Маршала Малиновского я наблюдал в двух шагах, когда он вел сводный полк к стенам Кремля, а генералиссимуса Сталина видел с третьей линии Красной площади!»

Это о Параде Победы.

В школьные годы я до дыр зачитал книгу, посвященную Героям Советского Союза из Прикамья. Я знал, что всего их около двухсот человек, а двое награждены медалью «Золотая Звезда» дважды. Пятьдесят человек стали полными кавалерами солдатского ордена Славы.

Я всегда помнил о войне.

Но ни Афганистан, ни Карабах, ни Чечня не вызвали у меня желания убивать себе подобных.

– Сын Пьянкова взял деньги, много денег, и поехал покупать квартиру, – начал отвечать на мой вопрос Лешка, – уехал – и не вернулся… Василий Николаевич врубал все свои экстрасенсорные способности, но видел и видит один черный квадрат… Наверное, убили парня.

К чему Афган и Чечня? Война идет по всей России – тайная, жестокая, первобытная.

Я еще два раза приходил к Василию Николаевичу. Ваткой, пропитанной спиртом, он опять рисовал на моей спине решетку и что-то шептал – конечно, молитву, но не библейскую, а, видимо, ту, что сохранилась в народе со свободных языческих времен. И спина стала болеть значительно меньше.

Пить я перестал тоже, но не сразу, с этим было сложнее. Василий Николаевич – может быть, он – это я? А я – это он? Все может быть в этом, Господи, лучшем из миров.

Из обзора

Не как в Прибалтике.

Первыми на охоту за рабами отправились дети сосланных в Казахстан чеченцев, добывая бомжей для работы по изготовлению из тростника строительных блоков, которые охотно покупали колхозы…

Санкт-Петербург, из рассказов бывших рабов в Чечне.

На руках у некоторых не хватает нескольких пальцев – за каждую потерянную овцу отрубали, у Н. шея навсегда искривлена ошейником, на который раба сажали на ночь. Клейма: у одного подкова на щеке, у другого выжгли на голове затейливую восточную вязь. Кормили похлебкой из внутренностей животных, помоями…

Газета «Московские новости», 1991 год.

* * *

…пленник: «Двигался только по ночам. Стоит русскому днем появиться на людях, как его хватают и тащат к себе, – теперь я это знал. Часто били, пробовал бежать, но всегда ловили и избивали. На шестой раз сбежал… За два года у меня было 9 хозяев… Я хочу только, чтобы в России знали: на Северном Кавказе сотни таких, как я, россиян, еще мучаются. Им надо помочь».

Газета «Российские вести», 1995 год.

Местные СМИ назвали прошедший праздник «кровавым ДАН-сингом» и утверждали, что муниципальное предприятие «Водоканал» отключило в этот день воду по всему городу, чтобы люди не знали, куда себя деть от радости и шли на праздник финансово-промышленной компании.

Одна газета доказывала, что стилизованная птичка, эмблема компании «ДАНАЯ» на первой полосе газеты «Наше дело», вполне соответствовала летящему там же, рядом с Пашей в кабине истребителя, пернатому хищнику – ястребу Во: «Ястребитель»! Ну, на таком уровне иносказания мы не работали и вообще старались не навредить ни себе, ни дорогому другу-олигарху Хотя, конечно, «ястребитель» – хорошо звучит, а? Ястреб! Во, а то ты всё мычишь: «Мы-ы победи-им-м…»

Но среди журналистов и других интеллигентов встречаются такие люди – с ущербным сознанием: например, если ты произнесешь деепричастие «уставши», то они услышат только суффикс «вши» и содрогнутся от ненависти к насекомым. И начнут кричать: «Вши полезли! Вши полезли!» Одни кричат в силу своей натуры, другие – работы. Последних называют «черными пиарщиками». От аббревиатуры двух английских слов: PR, которые русскими буквами можно написать как «паблик рилэйшнз». Что переводится – «связь с общественностью». А черные пиарщики – это журналисты, пресс-секретари, политологи, специалисты по связям с той самой общественностью, которые создают негативные портреты конкурентов – соперников своих заказчиков, работодателей.

Меня тоже называют «черным пиарщиком». Одни говорят, что у меня легкая рука, другие называют черным пиарщиком, а третьи – литературным киллером, потому что одного человека после моего материала посадили, второго убили, а третьего, как вы уже знаете, назначили следователем Генеральной прокуратуры России. Но можно ли назвать меня продажным журналистом, как торопятся сделать некоторые? Меня ответ на этот вопрос не мучает. Потому что, как сказал один чеченский бандит, который нанес мне визит в коммунальную квартиру, продажные журналисты в таких условиях не живут. И я бы добавил – по двадцать лет не живут. По двадцать лет в таких условиях продажные журналисты не живут! Кстати, чеченского бандита тоже посадили – после моего материала. Если вы не забыли.

Меня упоминают в подарочных альбомах, которые я не могу купить, помещают мое фото в книгах, которые мне не по карману, публикуют в антологиях, недоступных, как ужин в самом дешевом ресторане. Но скоро заказчики будут бояться меня, потому что у меня такая рука… Она не сама пишет. Или сама не знает, что пишет. Это делает тот, который знает, что правильное решение – это точная формулировка. Но им не нужны правильные решения. Только выгодные. Вот в чем дело – дело нашей бесценной жизни.

Но все это не значит, что суды, преступления и другие общественные процессы являются следствием публикаций журналиста по фамилии Асланьян. Просто мое перо отмечает движение человека по той траектории, которую он выбрал сам. Сам, только сам человек выбирает в этом мире дорогу, и никто другой. Бессмысленно обвинять свидетелей, фиксирующих фатальное стремление личности к неизбежному исходу. Ясно, что преступник довольно скоро может кончить в морге, а упорный, профессиональный, добросовестный следователь, возможно, получит новые должностные права и обязанности. Или тоже попадет в морг – да-да, потому что многое зависит от стечения обстоятельств, цен на нефть, а также от психофизиологических особенностей уголовной личности.

После городского праздника, посвященного семилетию компании «ДАНАЯ», артисты Саша и Лолита заявили с экрана: «Мы приехали поздравить «ДАНАЮ» не за деньги, а как друзья». А певец Буйнов в интервью местному телевидению отметил, что выступал на пермской эстраде бесплатно – по просьбе своего «друга Паши». На что Алексей из Кривого Рога, смотревший передачу со мной, заметил: «А вот за эти слова Паша заплатил ему отдельно».

Когда речь зашла о числе пострадавших на эспланаде, Василий Николаевич Пьянков, проводивший очередной сеанс моего лечения, сказал:

– Ты знаешь, наши ученые доказали, что при скоплении большого числа людей в одном месте резко возрастает количество радона. Что для человека, по словам академика Казначеева, далеко не безопасно. И другие ученые мужи утверждают, что если зафиксирован радон, то жди какой-нибудь новости – землетрясения, аномальных явлений или чуда…

– Господи, Василий Николаевич, что вы говорите? Я не знаю, что такое радон.

– Благородный газ, радиоактивный. Для лечения заболеваний опорно-двигательного аппарата и нервной системы применяются ванны с водой, насыщенной радоном. Он образуется при распаде радия. У нас на реке Березовой, в Чердынском районе, есть такие источники.

– Вот что мне надо!

– Ты имеешь в виду аппарат?

– Нет, систему! Так вы считаете, что к трагедии привело большое скопление людей, а не водка?

– Это был радон, я так думаю.

В последнее время я перестал пить и позвоночник почти не болел. Видимо, я избегал большого скопления людей и, чтобы избежать вертикальных нагрузок, не поднимал ничего, что было тяжелее стакана. Радон радоном, но я думаю, что мужчина пьет только для того, чтобы за полчаса попасть из этого ада в тот самый рай.

На мои ежедневные и настойчивые просьбы об оборудованном помещении для редакции Валентина и Оксана реагировали как «зависший» компьютер. Похоже, они вообще ничем не «загружались», кроме бурной имитации полезной деятельности. Они «стригли» Пашу, будто златорунного барашка. Только очень богатый человек может позволить себе непрофессиональных сотрудников.

– Почему ты не проверяешь информацию? – неожиданно спросила Севруг.

– А зачем? – ответил я. – Жизнь проверит…

Помните того человека, который кричал на оставшихся в живых российских солдат: почему они не погибли?

Грохнули генерала Рохлина.

Собственные слова вернулись, догнали генерала и со скоростью света просверлили сквозное отверстие в его больших офицерских мозгах.

И я пытался разгадать свою судьбу, ее код, шифр, вывести формулу фортуны, прочертить линию жизни по глобусу планеты, определить дело жизни, выявить тайну поступка, необходимый набор личностных качеств, дать точное определение самому себе и сделать безошибочный выбор, сопряженный с тайной моего предназначения; я включал разум, иррациональность и воображение, подключал к цепи миллиарды компьютеров своего мозга и приходил к единственному ответу: речь шла о милосердии. Потому что самое главное в жизни – это отношение к ней.

Из обзора

На данный момент российская армия способна уничтожать чеченское сопротивление только вместе с Чечней… Победа за тем, за кем осталась территория после сражения – это в Чечне не имеет значения.

«Независимая газета», 1996 год.

Севруг собирала студентов медицинской академии и автобусами вывозила ребят за город, где проводила деловые игры и, возможно, спиритические сеансы. Она двигалась с дизельной энергией, с улыбкой, которая напоминала ковш экскаватора, с мегафоном в руке.

Я на уговоры Валентины ни разу не поддался – на автобусах не катался, не играл с ними ни в фантики, ни в войнушку, потому что не люблю стоять по ранжиру. Ага, я человек, выходящий из ряда вон. Кроме того, недолюбливаю тех, у которых на правом стекле очков нарисован крест, как в оптическом прицеле.

После выхода первого номера газеты выражение лица Валентины Павловны напоминало египетскую мумию. О, она была недовольна, как в той знаменитой моряцкой песне: «Механик тобой недоволен…»

– Павлу звонили руководители предприятий – выражали удивление тем, что он собирается бороться с директорским лобби в законодательных и других органах, о чем написано в газете «Наше дело».

– А я тут при чем? – изумился я. – Он сам сказал об этом в интервью – у меня есть запись на диктофоне… Он что, боится директоров? Как же он будет бороться с лобби?

– Понятно, – процедила она, – в следующий раз будь осторожней. Я, конечно, объяснила ему, что такое «лоббирование». Кажется, он не очень точно понимает значение этого слова, я объяснила ему…

Как на туристическом теплоходе: погода стоит холодная – команда виновата, жаркая – тоже команда. Уровень теоретической подготовки лидера и исполнительного директора общественно-политического движения «Наше дело» удивлял непритязательностью. Может быть, сын прав и мне действительно надо баллотироваться самому?

Конечно, пора – все меняется. На смену дядьке Махно с наганом пришел мальчик с компьютером, а это тебе не лифт с кнопками, тут клавиатура посложнее. Пришел мальчик из математической школы и сказал: «Пускай ты умер, но в песне смелых всегда ты будешь живым примером – живым! Ты понял, сука?» – и поставил дядьку Махно у дверей, как сторожевую собаку.

Если раньше, когда останавливали такси, голосующую руку держали на уровне плеча или выше, то теперь опускают вниз – коротким жестом «К ноге!» А почему? А потому, что у тех, кто сегодня ездит на такси, денег гораздо больше, чем у таксистов. А когда-то было наоборот. Поэтому голосуют нынче не пресмыкаясь, с претензией. Все меняется: профессора выходят в аферисты, а журналисты – в литературные киллеры и черные пиарщики.

Да-да, пришло, явилось время черного пиара. Евгений Савлович Шапиро! Соперник Паши, бывший спикер ЗС и министр по делам национальностей в правительстве Александра Федоровича Керенского. Ну, я пошутил. Нет, министром он был, правда, всего два месяца, потому что даже в продажной Москве не выдержали.

– Понятно, о чем идет речь – о черном пиаре, – сказал я Валентине Севруг, – но законы преступать мы не будем, чтобы все напечатанное можно было доказать в суде.

Женщина подняла свежемороженые глазки и посмотрела на меня задумчивым, печальным взглядом живодера. К этому времени она уже поняла, что спорить со мной не имеет смысла. Есть бабы, которые особенно верят в помаду, бигуди и Бога. Севруг в этом перечне заменила Бога политическими технологиями – наукообразным видом мошенничества. И кто бы мог подумать, что пошло всё это с пермской обувной фабрики, где начинала Севруг!

Вскоре я узнал, что газета, которую мы выпускаем, исчезает в неизвестном направлении – случалось, ни в офисе Севруг, ни в редакции я не мог обнаружить ни одного экземпляра из ста тысяч отпечатанных. Позднее эта цифра достигла двухсот тысяч. Таков был тираж стенгазеты компании «ДАНАЯ», вернее я хотел сказать – общественно-политического движения «Наше дело». Бабушки на улице Мира торговали семечками в кулечках, сделанных из «Нашего дела». Из дела нашей жизни!.. Точнее, алохинской жизни. Обнаружилось, что в школах газетой застилали полки в шкафах. Похоже, Севруг сбрасывала тираж по случайным адресам в качестве макулатуры – дурила Пашу. Мне почудилось, что Паша хорошо считает, но в человеке не разбирается вообще. И скоро он на этом сгорит – партнер его предаст.