Текст книги "А дальше только океан"
Автор книги: Юрий Платонычев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
– Как живется? – спросил Ветров у старшины, вышедшего навстречу.
– Весело! – Старшина всем своим видом показывал, что живется им здесь отнюдь не скучно.
– Ну?.. – притворно удивился Ветров. – А весело отчего?
– Так… Все в новинку. Работа живая…
Ветров уже давно убедился, что матросы, как и все парни их возраста, любят палаточную жизнь, любят менять обстановку, поразмяться в поле, на берегу, в лесу, даже занесенном долгими снегами, – это сохраняется у них, наверное, со времен милого, но теперь уже далекого пионерства…
– Приглашаю на чай, – спохватился Кубидзе.
Чай у гостеприимного грузина оказался на высоте. Круто заваренный, горячий, он вобрал в себя, наверное, все ароматы солнечной Абхазии. Павлов напрасно поначалу с подозрением косился на его поверхность, памятуя, как у иных коков она украшается предательскими жиринками. Один бывалый командир корабля в таких случаях говаривал: «Бога-а-то живем. С доста-а-тком… У нас теперь не только щи жирные. У нас теперь и чай жирный!»
После завтрака осматривали лагерь. Обо всем докладывал Кубидзе, а в роли критика выступал Малышев, за два дня подметивший немало недоделок.
– Понимаете, товарищ командир, – жаловался Кубидзе, – Рыбчевский дал нам движок, а он не заводится. По часу бьемся, мучаемся – ни туда, ни сюда. Плюнут матросы, идут в курилку, ругают движок, возвращаются – заводится с пол-оборота. Нечистая сила!
– Отар Авдеевич, – объяснял ему Малышев, – твоя нечистая сила заключается в севшем аккумуляторе и в застывшем масле. Сам пробовал, – добавил он для пущей убедительности.
– Скажите своим мотористам, – постращал Павлов Кубидзе, – что если они так плохо будут знать технику, то будут сдавать зачеты самому Рыбчевскому.
Несмотря на все огрехи, подмеченные Малышевым, за приготовление торпед в лагере Павлов не беспокоился. Многое уже опробовалось раньше, на учении «десант» Кубидзе сработает не хуже. Что плохо – не успели испытать в самых сложных условиях волокуши, сани и плотики. Им предстоит сделать здесь самые первые шаги, а Панкратов не зря предупреждал: «Прилетит командующий, чем черт не шутит, может заглянуть…» Испытывать перед начальством – все равно что артисту выступать без репетиции; на репетиции где и остановишься, и повторишь, если что не так, и пошлифуешь, пока не понравится, тогда и выступление выйдет без помарок, и повторять будешь разве что на бис. Конечно, неплохо было бы погонять технику еще до приезда высокого начальства, но без кораблей это будет слишком условно, а те ожидаются только сегодня. В общем, на душе беспокойно, остается уповать в какой-то море на везение и тешиться мыслью, что учения для того и служат, чтобы узнавать свои слабины и потом скорее от них избавляться…
Размышления Павлова прервал дежурный по лагерю:
– К нам выехали!..
Павлов с Ветровым заспешили к шлагбауму встречать начальство.
Командующий выглядел утомленным, однако держался бодро, быстро двигался по лагерю. Панкратов, Терехов и Жилин чувствовали себя не лучше и, следуя примеру старшего, сгоняли усталость быстрыми короткими проходками по утоптанному снегу и с нескрываемым удовольствием наслаждались морозным воздухом.
– Мне Евгений Власович уже обрисовал, чем вы будете заниматься, – круто обернувшись к Павлову, проговорил командующий. – Удалось ли испытать свои приспособления?
Жилин усиленно закивал головой, дескать, давай, подтверждай, что все опробовано.
– Фургоны и домики пробовали, – доложил Павлов, – а вот чем подавать оружие – нет. Успели сделать только к учению.
Жилин прилепил перчатку к скуле, словно игла бормашины угодила ему точно в нерв.
– Ясно. – Командующий не выражал ни одобрения, ни сомнения.
Остановившись, он запрокинул голову в небо, где на мачте полоскался Военно-морской флаг. Низенький помост о перилами и канатные линейки по краям площадки указывали, что здесь бывают построения. К той же мачте был подвешен корабельный колокол, звоном которого командующий заинтересовался еще при въезде в лагерь.
– Вполне… – произнес почему-то командующий, видимо удовлетворенный «главной площадью».
Панкратов и Терехов согласно закивали, но адмирал уже устремился к фургону. Здесь его встретил Кубидзе, вполне сносно представился и, показывая на трап, тоном радушного хозяина пригласил:
– Пожалуйста!
Но, прежде чем подняться, командующий отошел и, как хороший фотограф, решил оценить общий вид. Продолговатая серебристая коробка на колесах соединялась парусиновым тамбуром с другой такой же коробкой, составляя вместе длинный ангар. Из распахнутой двери в торце задней коробки сочился матовый свет, веяло теплым машинным маслом.
В ангаре покоились две торпеды, окруженные проверочной аппаратурой, тем не менее было достаточно просторно. И линолеум на полу, и белые спецовки матросов, и мягкая подсветка шкал, и легкое шипение сжатого воздуха создавали неповторимый интерьер технической лаборатории, где имеют дело с тонкими приборами.
– Хорошо. Торпеды приготовили. А дальше что?.. – неожиданно спросил командующий.
– Одну минуту! – опять совсем по-штатски воскликнул Кубидзе, наверняка с самого начала ожидавший этот вопрос.
Снаружи послышался какой-то треск, затараторил мотор, и вот уже тамбур оказался отстегнутым, ангар стал плавно делиться на две части. Та его половина, где стояли адмиралы, оставалась на месте, а другая, с готовой торпедой, отъезжала, впуская синее, без единого облачка, холодное небо. Потом сверху опустился крюк, подхватил торпеду за бугель, поднял ее, а передняя часть ангара тем временем наползла, закрывая небо, щелкнули стыковочные замки. Ангар занял первоначальное положение, теперь можно было заниматься второй торпедой. Вся операция заняла считанные минуты.
– Вполне! – опять неопределенно заключил командующий. Не желая по каким-то причинам высказываться об ангаре, он неожиданно заинтересовался доходившим откуда-то аппетитным запахом: – Жареная рыба?
– Точно! – обрадованно подтвердил Кубидзе, словно это было тоже у него запланировано. – Навага. Через пятнадцать минут будет готова. Просим с нами отобедать.
– Принимается, – ответил за всех командующий и спустился по трапу из ангара.
За обедом он сначала похвалил навагу, потом весь лагерь Кубидзе, шутливо заметив, что вообще в таких домиках был бы не прочь отдохнуть недельку-другую.
– А вот торпеды из фургона у вас вытаскиваются здорово! – сказал наконец адмирал.
Павлову было приятно это услышать, но он понял, что умудренный опытом командующий не зря отметил лишь один момент операции – вытаскивание, а общую оценку отложил до проведения испытания.
Заметно повеселел Жилин. Довольный похвалой адмирала, он принимал ее целиком на свой счет и многословно рассказывал о предстоящих делах, хотя представлял их отнюдь не досконально.
Полукилометровая снежная целина, отделявшая лагерь от берега, теперь стала полигоном. На поле, и без того кочковатом, торчали ледяные надолбы, под волнистым снежным слоем угадывались впадины. На ровной площадке у края лагеря изготовились гусеничные тягачи, взявшие на буксир сани и волокуши с торпедами самых разных размеров. Перед ними, как перед конным строем, молча прохаживались, ожидая сигнала, Малышев и Кубидзе.
Рядом, на дощатом помосте, разместились адмиралы, офицеры, суетятся со своей аппаратурой фотографы. Вымпел на мачте приспущен до половины.
– С чего планируете начать? – Командующий, обращаясь к Павлову, по-хозяйски облокотился на перила.
– С самых малых. Потом пустим большие, потом самые большие. Посмотрим, что пройдет, а что – нет.
– Добро! – отрезал адмирал, поднимая к глазам бинокль.
– Исполнительный до места! – крикнул Павлов матросу, ждавшему у мачты, и красно-белый прямоугольник вымпела пополз на рею.
Малышев и Кубидзе бросились к машинам. Площадка утонула было в выхлопном дыму, но его быстро отнесло к сопке, и вот уже снова видна железная шеренга.
– Исполнительный долой!
Флаг скользнул вниз, и небольшой тягач потащил волокушу с самой маленькой торпедой. Сначала двигался робко, будто ощупью, потом осмелел, прибавил ходу. Но вот пошли колдобины круче, и тягач начал то задирать свой тупорылый перед, то нырять в ямы. Где-то посередине поля он скользнул в ров и появился не скоро, потом еще дважды скрывался из виду. У берега тягач, преодолев последнее препятствие, остановился.
– Прошел! – образованно произнес командующий, отстраняясь от бинокля.
Вскоре поползли машины покрупнее, потяжелее. Становилось ясно, что волокуши более подходили к транспортировке тяжелых торпед, чем сани, – они меньше погружались в снег, держались на ходу более устойчиво.
Пока все шло удачно. Каждый рейс прослеживался командующим до конца, снимался на пленку. Панкратов тоже ни на секунду не отрывался от бинокля, как и Терехов. Жилин все еще продолжал давать пространные пояснения, хотя командующий едва ли их слушал и обращался либо к Панкратову, либо к Павлову.
Наступила очередь самого крупного тягача и самой крупной волокуши. Сцепка двигалась грузно, длинными толчками, однако наиболее трудные места одолевала с ходу. Даже глубокий ров она проползла как-то незаметно, лишь на мгновение скрывшись из глаз. Можно было надеяться, что и этот рейс окончится благополучно, как вдруг машина задержалась на месте, делая отчаянные рывки. Волокуша с грузом стала зарываться носовой частью в снег, выставляя напоказ вздыбленный хвост торпеды. Наконец мотор тягача замолк, словно смирился с поражением.
«Что делать?..» – забеспокоился Павлов. Он стал искать глазами Жилина, хотел с ним посоветоваться, но Петра Савельевича рядом с адмиралом уже не оказалось, лишь в самой глубине группы наблюдателей высовывалась его ушастая шапка.
Павлов спросил разрешения и отправился на вездеходе к злополучной яме.
Кубидзе, словно аист у разоренного гнезда, носился вокруг тягача. Уже издали было видно, что застрял не тягач, а волокуша.
– Центр тяжести, понимаете, центр тяжести не рассчитали! Он вот здесь! – горячился Отар, будто схватил эту негодную точку.
«Пожалуй, он прав, – прикидывал Павлов. – Торпеду надо смещать, волокушу придется удлинять».
Волокушу-неудачницу с помощью вездехода водворили на стартовую площадку, где за нее сразу взялись десятки мастеровых рук.
– Что намерены делать? – довольно спокойно встретил доклад Павлова командующий.
– Нужна переделка. Через два часа испытаем.
Адмирал скептически сощурил глаза:
– Если сможете сегодня, будет неплохо…
А впереди было самое трудное. Теперь, что наготовили, что с такими мытарствами навозили к воде, надо забросить на корабли. Хорошо, что океан в тот день, похоже, вспомнил, что его величают Тихим: притих, затаился, хотя с берегом до конца не помирился и стукает его исподтишка.
Все, кто смотрел тягачи и волокуши, отправились проверять заключительную – океанскую – половину подачи. Адмиралы шли неторопливо, перекидываясь редкими фразами, используя короткую передышку, чтобы отвлечься, развеяться. А так как поперед начальства не забежишь, то и другие наблюдатели двигались не спеша и тоже говорили не только о службе.
Павлова дернул за рукав Жилин:
– Давайте отстанем… Разговор есть.
Когда Павлов приостановился, Петр Савельевич мрачно завозмущался:
– Неужели нельзя было тараканов пропустить пораньше, а таких вот непроходимцев, как эта бегемотина, отстранить вовсе?
– Пропускали, только на другом поле. Там все проходило.
– Эх, Павлов, Павлов! – Жилин походил на учителя, вконец опечаленного строптивым учеником. – Неужели вы не поняли военную службу? Неужели не знаете, что перед начальством все должно проходить как по маслу?
– Петр Савельевич, не надо меня так воспитывать. У меня другой путь. Кстати… учения для того и проводятся, чтобы выявлять плохое и скорее его устранять.
– Выявлять… – усмехнулся Жилин, споткнувшись о невидимый под снегом камень. – Навыявляли, а у адмиралов осадок! – Он страдальчески скривил губы, словно сам пробовал тот осадок. – Чего вам все неймется?.. Ой, подведете под монастырь и себя, и меня! И потом, зачем вам надводные корабли? Забыли, кому готовите оружие? Не дают вам покоя лавры изобретателя!
Павлов печально поглядел на своего начальника и терпеливо напомнил:
– Дойдет черед и до подводных лодок. Начинать надо о простого. А то, что мы испытываем, изобрели Рогов, Винокуров, Серов, Кубидзе…
– Момент! – запальчиво воскликнул Жилин. – Не надо спихивать всю ответственность на других. Затея ваша, вам и отвечать!
– Что ж, отвечу…
Павлов замолчал, пытаясь найти логику в суждениях Жилина. Действительно, впечатление складывается из удач и неудач, из того, что гладко и что коряво. Уж если взялся выводить свой коллектив из вечных середняков, зачем лезть на рожон? Козырей хватит вроде бы и без этих водяных баталий. Сорваться на волокушах да на плотиках – пара пустяков, А сорвешься – могут причислить и к двоечникам. Выходит, Жилин прав?.. А с другой стороны, если не испытать все это теперь, то придется ждать другой зимы… Нет. Жаль, конечно, что пришлось все впритирку к учениям. Но чего жалеть? И потом, кто сказал, что учения, пусть даже зачетные, это пик службы? А не дай бог, война! Та проэкзаменует строже. Или Жилину это не известно?.. Неужто возраст сказывается?..
На берегу все готово. Волна мерно покачивает два легких плотика, на их верхних настилах рядком улеглись торпеды. Глухо ворчат прогревающиеся вездеходы, выгнул свою стрелу-дугу могучий автомобильный кран. Вокруг тросы, тросы, тросы… Собственно, все это и составляет нехитрые средства беспричальной подачи.
На пригорке водит биноклем по горизонту Кубидзе, пытаясь отыскать корабли, жаждущие получить торпеды; у его ног хлопочут с переносной станцией радист и сигнальщик. Прямо в воде замерли стропальщики в пышных капковых бушлатах и резиновых бахилах. Стропальщики в воде могли бы и не стоять, и на берегу места хватало, но как мальчишкам трудно обойти лужу, так и матросам не терпелось проверить резиновые бахилы.
Прибоя почти не было, но океан глубоко вздыхал, накатываясь на отмель и преподнося ей камни, доски, битый лед, а когда казалось, что эти щедрые дары останутся в вечном пользовании берега, океан вдруг отступал, забирая свои подношения обратно.
Командующий уединился, прохаживался среди скользких валунов, о чем-то думал. Другим можно забывать о сутолоке служебной, ему забывать нельзя. Вот он остановился у крана и с любопытством его разглядывал. Дверца кабины была открыта, и на сиденье, словно напоказ, выставлена недопитая лимонадная бутылка, дразнящая взгляд своей игривой этикеткой.
После наперченного супа адмиралу, видно, хотелось пить: он осторожно повертел бутылку, издали ее понюхал и, весело зыркнув на офицеров, смело приложился к горлышку.
– Тьфу, какая гадость!.. – Командующий тер платком соленые губы. – Кто у вас океанской водицей пробавляется?
Кубидзе в положении «смирно» молча ел глазами осерчавшее начальство. Малышев растерянно улыбался, заглядывая в кабину. Павлов успел заметить испуганное лицо Жилина, но оно тут нее исчезло. За краном неловко переминался с ноги на ногу мичман Чулков.
«Опять его проделки! Его или Чулькина…» – похолодел Кубидзе.
Эти мичмана выдумщики были непревзойденные и подшучивали друг над другом весьма изобретательно – то втихомолку зашьют рукава на шинели, то затянут мертвыми узлами шнурки на ботинках…
– Разрешите, товарищ командующий, – нашелся Кубидзе и стал разглядывать бутылку на свет. – У нас это почитается первейшим средством от ангины. Если полоскать, конечно…
– Вот как? Ангины?.. – Глаза командующего лукавились смешинками. – Ну-ну…
– И хорошо помогает? – заинтересовался подошедший Панкратов, еще не поняв, в чем дело.
– Это мы сейчас узнаем… – Павлов все-таки решил доискаться истины. – Товарищ Чулков, у вас или у крановщиков горло побаливает?
– Никак нет! – Лицо мичмана, всегда такое хитроватое, приняло испуганное выражение. Похоже, у него и впрямь перехватило горло, и он почти беззвучно добавил: – Это мичману Чулькину…
– Значит, Чулькину? – Командующий окончательно повеселел. – Я так и думал… Большой любитель лимонада этот ваш Чулькин!
Опять вынырнул Жилин, поманил Павлова за кран.
– Накажите… Слышите?.. Накажите… – Жилин задыхался от возмущения и шептал, хотя рядом никого не было.
– Кого?! За что?!
– Да этого Тюлькина! Эх!.. – Видя, что адмирал перекидывается шутками с Малышевым, Жилин в сердцах махнул рукой и юркнул за спины офицеров.
Вскоре из-за мыса показались два корабля, которые быстро сближались с берегом. Дробно, на всю округу, затарабанили якорные цепи, и радист доложил, что корабли сообщили о готовности принимать торпеды.
– Ну, Отар Авдеевич, – Павлов слегка дотронулся до Кубидзе, прильнувшего к биноклю. – Кавказ за нами! В атаку!
Кубидзе понимающе улыбнулся, но тут же, сделав решительную мину, коротко бросил радисту:
– Подать линь!
В ответ, словно эхо, раздался глухой хлопок, с ближнего к берегу корабля взметнулась светло-серая, с красной головкой, ракетка и, круто набирая высоту и вытягивая за собой блестевший на солнце линь, полетела к сопке. За хвостом у ракетки шипел пучок желтого огня. Полет был стремительным, но коротким, и снежный вихрь на сопке точно указал, куда ткнулась красная головка.
К тихо оседающему линю уже бежали матросы, они мгновенно скрепили его с концами правого плотика, и корабль тотчас потянул его к себе. Сперва с берега пополз линь, за ним белой змеей заелозил толстый капроновый трос. Плотик вздрогнул, качнулся, как бы щупая воду, осторожно скользнул с обледенелых камней, потом вскинулся на зашипевшем буруне и, все увеличивая ход, помчался к кораблю.
Плавание было недолгим. Вот уже на корабле принимают «гостинцы»: вращается палубный кран, торпеды, одна за другой, повисают в воздухе и тут же исчезают в зевах торпедных аппаратов. Минута-другая, и плотик стал как вылизанная тарелка.
Вездеход на берегу, двигаясь потихоньку вдоль кромки воды, начал тросом подтягивать порожнюю плавучесть, а к кораблю в это время двинулся левый плотик.
Так заработал погрузочный конвейер. Кораблю вскоре доставили полный комплект оружия, и он вновь обрел свое обычное могущество.
– Из первого блина ком не получился! – Довольный командующий с лукавой хитринкой посматривал на окружающих.
– Не получился, – с охотой подтвердил Панкратов.
Жилин подошел к Павлову, сдернул перчатку и смущенно протянул руку:
– Держи, Виктор Федорович!..
Затем он вручил руку Ветрову, Малышеву, Кубидзе, даже мичману Чулькину.
– Что дальше? – спросил у Павлова командующий, с опаской показывая на облачко, неподвижно висевшее над головой.
– Доставим торпеды на второй корабль, – доложил тот. – Испытаем другие плотики, другие тросы.
– А почему вы не пользуетесь амфибиями, катерами?
Вопрос адмирала не был неожиданным, этим же недавно интересовался и Панкратов.
– Океан не всегда позволяет им плавать. А здесь только два партнера: корабль и берег. Фактически мы избавляемся от посредников. Капризы погоды становятся менее докучливыми, – ответил Павлов, тоже взглянув на разраставшееся облачко.
– «Без посредников»… – Командующий, должно быть, взвешивал эти слова, потом добавил: – Согласен, без посредников хорошо, надо отрабатывать это с каждым кораблем… Однако амфибии забывать нельзя. Завтра и их обязательно используйте!
Павлов и его офицеры не скрывали удовлетворения от того, что способ, на обработку которого в последние месяцы было отдано столько усилий, явно получал признание. Даже Жилин, кажется, притих со своим недоверием к их затее.
В этот момент весьма кстати на берег вернулся Кубидзе.
– Товарищ командующий, – резво доложил он, – застрявшая волокуша переделана, все готово для ее нового испытания!
– Похвально! – одобрительно отозвался адмирал. – Не будем откладывать испытание, иду. А вы, – он обернулся к Павлову, – заканчивайте тут, на берегу.
– Василий Егорович, – громко позвал Рыбчевский, прикладывая штырьки пробника к клеммам, – ну-ка, нажми семнадцатое реле. Что-то синяя лампочка не горит…
Рыбчевский настраивает свое детище, так называемый «стенд обстановки», и в который раз любуется этим, как сказал Городков, «соединением электроники с искусством».
Во всю стену лаковым разноцветьем поблескивает макет их территории. Сопки, обрывы, овраги, коробочки казарм. Вниз побежала дорога, рядом краснеет нитка силового кабеля, а по другую сторону дороги голубеет лента водопровода. Паутинится желтая сетка тепловых трасс, взвиваются оранжевыми дугами телефонные связки. Везде флажки, лампочки. Как на новогодней елке. Каждую коробочку, каждый кубик, каждую трубочку украшают красные, синие, зеленые и белые лампочки. В лампочках вся суть. Лампочки сигналят о повреждениях: загорятся белые – значит, можно жить, значит, зацепило только краем; сверкнут зеленые – дело хуже, это уже разрушения, хотя и средние; засинело – еще хуже, повреждения сильные; ну а если красные засветились – беда полная.
Ох, и покопался Вениамин Ефимович, прежде чем соорудил этот стенд! Два с половиной месяца ушло, сколько вечеров, сколько ночей не знал покоя! Месяц назад, казалось, все сделал, однако Павлову не просто угодить – требовал, чтобы все показывалось автоматически, без предварительных расчетов. Пришлось еще попотеть, помучиться. До сих пор болит в затылке. Врач говорит – давление. Подскочит давление, когда в голове сплошные реле, связки да развязки. Зато сейчас – люкс. Самому нравится.
Нравится стенд и начальнику штаба Волкову. Как увидел его, сразу назначил показательную тренировку. Рыбчевскому только хлопот прибавилось, особенно сегодня, когда эта тренировка наконец состоится. А тут еще Павлов с Ветровым застряли в лагере у Кубидзе, говорят, дня через два, а то и позже вернутся. Павлов все-таки пообвыкся с большим начальством, а он, Рыбчевский, этого не любит, ему лучше за широкой командирской спиной.
На тренировку Волков приказал прибыть береговым командирам, то есть тем, которые знают толк в организации защиты и многое сами для этого имеют. Один Карелин чего стоит! Дотошный, как репейник. Наверняка полезет во все закоулки, заставит включать-выключать…
«Ничего. Отобьемся!» – подбадривал себя Рыбчевский.
Свои офицеры уже собрались в учебном классе, обвешанном диаграммами, графиками, номограммами. По правде говоря, Рыбчевский распорядился вывесить их исключительно для значимости, прямого отношения к тренировке они не имеют. Теперь все это охватывает один планшет, тоже только что смонтированный: закладывай в него данные – и получай готовую основу для практического решения, без манипуляций этими рисунками.
За передним столиком восседает Малышев. На тренировке ему предстоит выступать в роли главного разведчика, возможно, первому докладывать, где что поломалось, порушилось, погорело, кому какая нужна помощь… За Малышевым приютился Городков, сегодня он станет чем-то вроде старшего пожарника, под столиком у него уже и каска наготове. Дальше сидит Рогов, которому на занятии предназначено быть доктором, а не оружейником.
Надобность в этих главных пожарниках, разведчиках, медиках, можно сказать, отпала. Они здесь для подстраховки: вдруг да не подтвердятся расчеты. В жизни и такое бывает.
– Юрий Владимирович, – обращается с подначкой к Городкову Малышев, – вот ты у нас старший пожарник. Тебе с каланчи видней. Так вот, скажи на милость, что такое биржа труда?..
Офицеры сдержанно улыбаются, хорошо зная подоплеку вопроса: после освоения планшета Рыбчевский начал подумывать о сокращении расчетчиков, и Городков по этому поводу шутил, дескать, им еще придется вспомнить о бирже труда.
– Дорогой Вася Штирлиц, – откликается Городков, не отрываясь от своих записей. – Сдается мне, что ты у нас первый познакомишься с сим печальным заведением…
– Будет вам! – прерывает пикировку Рыбчевский. – Вот-вот появится Волков, а они… Тоже мне, забеспокоились о своих креслах. Знайте, на ваш век работенки хватит. Как в том детском стишке: «Папы всякие важны, папы всякие нужны».
Длинный звонок от дежурного возвестил, что начальство и гости появились.
– «Это есть наш последний…» – пробормотал Рыбчевский и заспешил их встречать, помня о том, что предстоящая тренировка завершает все учение, и от того, как она пройдет, будет зависеть общая оценка.
Вместе с Волковым пожаловал и Жилин. Привезенные ими командиры дружно рассаживались в классе, с интересом озирались вокруг. Их взгляды скользили по таблицам, по планшету, по удобным рабочим столикам, но как только наталкивались на стенд, сразу задерживались на изображениях знакомых сопок, домиков, дорог.
Рыбчевский, которому Волков поручил без лишних вступительных слов начинать занятие, всматривался в лица гостей. Смуглые и бледные, обветренные и утомленные, с густыми или редкими шевелюрами… Опыт, умудренность, знания смотрят прямо на него, ждут от него чего-то полезного, стоящего.
«Отнимать у них время на мелочи действительно совсем негоже. Надо переходить сразу к сути», – решил он. Чтобы унять волнение, Рыбчевский тихо откашлялся и заговорил подчеркнуто спокойно, слегка растягивая слова:
– Мы заранее рассчитали, что́ нам могут причинить всякие взрывы. Результаты свели вот в такой планшет. – Он аккуратно обвел планшет остроносой указкой. – Теперь расчеты на подготовку мер по ликвидации последствий взрывов предельно упростились. Надо только прикинуть исходные параметры, например, под какое давление мы попали, установить их на планшете, – Рыбчевский показал, как это делается, – и получить готовый ответ. Разумеется, в реальных условиях надо еще свериться с тем, что произошло фактически…
– А какая же роль отводится этому красочному стенду? – спросил Волков.
– Наглядность.
– Так… – Волков постучал по столу карандашом. – Вопросы к Рыбчевскому?
– Капитан второго ранга Карелин, – представился высокий бритоголовый офицер. – Решение принимаешь, когда хорошо знаешь, что произошло. Каким образом вы, раскиданные по всей бухте, узнаете это?
– Резонно. – Рыбчевский усмехнулся: – Для того должна существовать надежная связь с начальниками наших точек. Они не мешкая докладывают, что у них там происходит, ну а мы беремся за планшет…
– А если эти ваши начальники или их заместители выйдут из строя? – допытывался Карелин.
– Тогда, как и раньше, пошлем на разведку Малышева на колесах или на гусеницах. Стенд этому не помешает…
Когда Карелин в конце концов угомонился и Рыбчевский целиком удовлетворил любознательность других командиров, Волков потребовал:
– Вениамин Ефимович, решите нам какую-нибудь задачу, желательно посложнее.
Рыбчевский незаметно надавил кнопку, вделанную в стол. Тотчас отозвался репродуктор, и полились торжественные придыхания мичмана Щипы, докладывающего обстановку, какую он якобы наблюдает, находясь на самой высокой сопке. Вслед за тем репродуктор начал извергать потоки информации с других точек. По ходу этих докладов Малышев и Городков определяли варианты, закладывая их в планшет.
– Готово! – провозгласил Рыбчевский и сразу забасил в микрофон, кто и что должен делать, чтобы немедля восстановить боеготовность.
Затем он потянулся к клавишам. Тут же вспыхнули десятки разноцветных фонариков, освещая домики, флажки, улочки; засинели бухты, забелели сопки – стенд заиграл всеми красками и стал очень походить на схему большого города, что висит у дежурного по автоинспекции. Вениамин Ефимович припас этот световой эффект к концу занятия и был уверен, что равнодушных не будет. Так оно и оказалось.
– Ну и ну! – от души воскликнул Карелин. – Иллюминация!
Не скрывал одобрения и Волков, хотя познакомился со стендом раньше.
– Что скажете? – обратился он к аудитории. – Давайте сразу и обсудим… Петр Савельевич!
Офицеры оглянулись, зная привычку Жилина садиться позади. На сей раз Петр Савельевич прислонился к стене да по привычке еще и вздремнул.
– А?.. Что?!
– Петр Савельевич, – снисходительно улыбаясь, повторил Волков, – хотел бы знать ваше мнение.
Жилин пытливо посмотрел на Волкова, но, похоже, не угадал, какое впечатление вынес начальник штаба.
– Ну, в общем… Надо сказать, довольно наглядно… А вообще-то…
«Не так поло-цательно, как отри-жительно…» – впервые неприязненно взглянув на своего кумира, Рыбчевский невольно вспомнил Аркадия Райкина.
– Пожалуйста, конкретнее.
– Слишком все просто… – Жилин быстро обретал присущую ему солидность. – Что за игрушки? Включили-выключили, тырк-мырк и кончили. То ли дело личные доклады офицеров с расчетами, подкрепленными графиками, таблицами. Понятно, убедительно, веско. Для чего вы их повесили? – Он показал на висевшие кругом листы ватмана.
– Так все же: хорошо это или плохо? – не отступал Волков.
– С одной стороны… – Жилин скептически разглядывал планшет. – Думаю, нужно еще проверять и проверять!
– Позвольте, – поднялся неугомонный Карелин, когда Жилин замолчал. – Странно, Петр Савельевич. «Тырк-мырк»! В тырк-мырке, если хотите, все и заложено. Именно он освобождает от суеты с расчетами в критических ситуациях… От души одобряю! Кстати, Вениамин Ефимович, коли по-соседски завтра пришлю офицера, дадите со всем подробно ознакомиться?
– За чем дело! – Рыбчевский обрадованно поднял брови. – Для соседей – всегда с удовольствием!
– Не только для соседей! – Волков предупредительно встал, давая понять, что дискуссия закончилась. – Через два месяца жду докладов, что подобные схемы будут смонтированы у всех. Штаб проверит это.
Показательное занятие закончилось. Рыбчевский с Малышевым и Городковым дружно зашагали в городок, полной грудью вдыхая холодный, неуловимо пахнувший весной воздух.
– Как дела, Михаил Сергеевич? – Павлов сел рядом с Карелиным. По другую руку расположился Ветров. Разбор еще не начался, и можно справиться о делах, даже о жизни и здоровье и еще о многом, о чем обычно справляются друг у друга командиры.
– С переменным успехом, Виктор Федорович, – улыбнулся Карелин.
– Именно так, – согласился Павлов.
«С переменным успехом» – вернее об их доле не скажешь. Да и как иначе, когда у них под началом живые люди, состав которых меняется дважды в году. О незыблемости успехов командиры говорить не рискуют… Правда, такие, как Павлов с Карелиным, чувствуют себя неплохо, когда наладят у себя жизнь точно по военным законам, когда сплотят вокруг себя толковых офицеров и мичманов. Конечно, и у таких командиров случаются нарушения, и у них не всегда гладко идет учеба, но у них все плохое искореняется быстрее, а главное, исключается состояние, именуемое «завалом в работе».
– Сейчас услышишь, – добавил Карелин, кивая на сцену, где уже появились Панкратов, Терехов, Волков. – Думаю, плюсов будет чуток побольше.
В первом ряду, вопреки своей привычке, сидел Жилин. Его бритый затылок и округлая спина приходились как раз против Павлова. Ветров чаще, чем в другие дни, приглаживал непослушную седую прядь, падающую ему на глаза, подергивал плечом. Офицеры притихли.
