355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Пульвер » Галерные рабы » Текст книги (страница 23)
Галерные рабы
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 14:36

Текст книги "Галерные рабы"


Автор книги: Юрий Пульвер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

– Не беспокойся, это не займет много времени, нам почти по пути. От дома моего заказчика до твоего базара доплюнуть нетрудно…

Хуа поддался уговорам ловкого малого.

– Ладно, сделаю с тобой небольшой крюк. Покажешь мне Запретный город?

– Не спрашивай у гостя, зарезать ли для него курицу! Мы же будем проходить через Цзиншань – искусственный холм к северу от жилища Сына Неба, оттуда оно видно, как на ладони…

И вот они на вершине холма. Внизу драконовой чешуей сияют золотом глазурованные черепицы дворцов, возведенных два с половиной столетия назад, когда город получил свое нынешнее название – Бэйцзин, Северная столица. Разносчик тыкал пальцем, объясняя:

– Вон Тайхэдянь. Палата Высшей Гармонии, место проведения наиболее важных церемониалов. Палата Полной Гармонии, Палата Сохранения Гармонии…

Сотни сооружений, и у каждого – свое предназначение. Здесь Сын Неба принимает иноземных послов, тут – монгольских князей, там – читает книги… Десятки построек принадлежат императрице, наложницам, челяди. Запретный город не только отгорожен стенами снаружи, но и разделен ими внутри на множество частей. Государь отделяет себя от подданных, как и приличествует владыке… У него во дворце даже пороги высотой в две трети локтя. Засмотришься, заспешишь – упадешь. Так тебе и надо. Счастливец, идущий на поклон к Сыну Неба, должен вести себя степенно.

Прошли мимо императорских ворот, на которых, как в стихах, «шевелились драконы расшитых знамен». Миновали бесчисленное количество пагод со шпилями, построенных в честь известных святых, и без шпилей – возведенных в память о простых смертных. То и дело попадались «зеленые терема».

– Не столица, а сплошное царство веселья, [193]193
  Царство веселья – образное название публичного дома.


[Закрыть]
– осуждающе покачал головой монах.

– Чем больше выросло в городе цветочных переулков, тем он богаче и веселее! – осклабился разносчик. – Бедные на «шпилек» не тратятся! Возрадуйся, жрец! Сдается мне, в твоем кошельке звенит серебро, давай заглянем в гости к ивам, на кой ляд тебе целомудрие?! Ну-ну, не хмурься, я шучу! Вот и твой рынок! Ты не зря пришел сюда! Он не самый большой в городе, зато самый богатый. Здесь есть все, что производится в Чжунго. Рис, посеянный на юго-востоке и в центре Поднебесной. Пшеница, выращенная к северу от реки Янцзы. Просо, бобы, чай, овощи, фрукты, хлопок. Шелковичные черви с востока. Тутовое дерево с юга. Топливо и бамбук, зелень и индиго с монгольской границы. Изделия прядильщиков и ткачей с запада. Корни лотоса из Дицзяна. Камыш из Худэдуаньгоу…

– Мне не требуются товары. Хочу найти одного человека, который живет где-то поблизости…

– Увеличь вознаграждение еще на лан, и я отыщу тебе даже преступника, десять лет успешно скрывающегося от закона!

Почему бы и нет? Конечно, завтра Бэйцзин наполнится слухами о нападении на сановника, и разносчик побежит в сюньбу, чтобы описать подозрительного монаха, который искал пострадавшего. А может, и не побежит. Сто Фамилий не больно жалуют богатых и знатных, не столь уж охотно помогают властям. Слуги Хун Хсиучуана все равно меня увидят. Что даст полиции еще одно описание моих примет?

– Вот тебе два лана. Я ищу жилище важного господина Хун Хсиучуана.

– Слышал – слышал это имя, да вот владельца не видел. Не беда, неподалеку живет мой приятель – «сборщик золота». [194]194
  В китайских городах не было уборных, и люди оправлялись в бочонки. Рано утром их выносили на улицы, и «сборщики золота» опорожняли их.


[Закрыть]
Он ко всем в округе вхож, ха-ха-ха, даже к самым высокопоставленным особам, а потому всех знает. Если сам не сумеет помочь, спросит друзей – «золотоносцев». Пошли к нему…

Лишившись еще двух лан, Хуа То узнал адрес своего врага, число слуг и охранников в его доме и даже имя управителя. Полдня пробродил по окрестным улицам, изучая тупики и переулки, прошел кратчайшим путем до ближайшего выхода из города. Поел в конце часа Обезьяны, [195]195
  Час Обезьяны – с 15.00 до 17.00.


[Закрыть]
чтобы через смену, когда придется сражаться и бежать, пища успела хорошо перевариться. Отдохнул, укрепил душу медитацией. Лишний раз обдумал свой план.

Бывший юйши уже давно в опале, охранников и слуг у него не так много. И все равно было бы безумием пробиваться к нему силой. Он, Хуа То, конечно, расправится и с десятком телохранителей, если те будут нападать по очереди. А вдруг все скопом навалятся? Хун же тем временем спрячется в каком-нибудь тайнике, услышав шум свалки. Нет, нельзя рисковать, надо применять хитрость. Тогда, возможно, удастся не только войти в дом и прихлопнуть обидчика, как муху, но и выбраться оттуда живым. Впрочем, это уже не самое главное. Хотя весьма желательно…

Пора. Закинув на плечи котомку, Хуа То отправился к особняку под аркой на улице Драконовой доблести. На миг отрешился от реальности, сконцентрировал волю и внимание, прочитал про себя пять заповедей цюань-шу.

Почтение: да будет сознание покойно. Оберегай свой покой, контролируй действия других.

Решимость: да будет решимость прочна. Смело поступай в школу, прилежно учись искусству кулака.

Путь: да будут движения верны. Схватывай исток и силу движения, входи со стороны и наноси удар твердо.

Чуткость: да будет чуткость проникновенна. Возьми за основу мягкость и уравновешивай жесткое и мягкое.

Внимание: да будет внимание безупречно. Будь точен в каждом касании, не маши руками попусту.

Решительно подошел к воротам. Привратник лениво протянул:

– Слу-у-у-шаю вас.

– Дома ли его сиятельство Хун Хсиучуан?

– Он дома, но не принимает…

«…Брешешь, собака. „Золотоносец“ рассказывал, что Хун целыми сезонами не вылазит из своей берлоги. К нему, опальному, никто почти не приходит, и он рад-радешенек любому гостю. Этим пользуются всякие гадатели, сказители, фокусники, монахи. А ты тут болтаешь: не принимает…»

– Тогда бы мне повидаться с управляющим Чжан Анем, дело есть…

– Он просил его не беспокоить без важных причин…

«…Ждешь от меня подарка. Жри, цепной пес!»

Хуа То вытянул лан серебра и протянул привратнику. Тот воровато оглянулся по сторонам, спрятал деньги, пропустил монаха во двор и отправился за управляющим.

Появился Чжан Ань, степенный толстяк с большими щеками и хитрыми глазами, похожий на оборотня-барсука.

– Ваш покорный слуга, еще пребывая в миру, имел счастье состоять в дальнем родстве с господином Хуном, – вкрадчиво зашептал Хуа, поднося десять лан. – Однако сейчас я пришел не по родственным делам. У меня важные, не терпящие отлагательства сведения для его сиятельства.

Управляющий повел его через мощеный темным камнем двор в глубь особняка. Всюду пестрели ярко-красные надписи, проходы между постройками украшали покрытые зеленым лаком перила. Миновали большую залу, еще одни парадные ворота и очутились у пристройки, выходившей на юг.

На золотой таблице рукой самого императора было начертано: «Приемная Хун Хсиучуана». Высочайшая честь была оказана хозяину усадьбы, когда тот считался фаворитом при дворе.

Хуа остался ждать у дверей, а Чжан Ань пошел доложить, потом велел ему войти. В комнате, что находилась перед кабинетом, восседал одетый по-домашнему секретарь Цай Ю – маленький и худой, с надутыми от важности щеками.

«…Этому совать деньги бесполезно, попытку подкупа он сочтет за слабость. Таких надо брать на испуг…»

– Откуда явился и зачем? – строго спросил Цай Ю.

– Ваш покорный слуга принес важные новости. Прошу, ваша милость, немедля допустить меня к господину Хуну.

– Его сиятельство отдыхает, утомившись после государственных дел, и не изволит никого принимать. Приходи завтра.

– Новости не терпят отлагательств.

– Хорошо, изложи суть дела мне, я доложу его сиятельству, а он уж сам рассудит, принимать тебя или нет.

Хуа То ожидал такого поворота дел и был готов к нему заранее. Монах распрямил спину и заговорил дерзким голосом, всем своим видом показывая, что он более важный человек, чем тот, за кого вынужден себя выдавать.

– Смею просить от имени тех, кто меня послал, не требовать разглашения секрета, который предназначен лишь для уха его сиятельства. Даже зная высокие достоинства вашей милости и вашу безграничную преданность господину Хуну, не могу позволить себе приоткрыть и кончик драконова хвоста. Ведь дракон ведает все на свете благодаря волшебной паутине и накажет того, кто много болтает. Как гласит пословица, я хочу, чтобы вы меня поняли – вы должны хотеть понять меня…

Цай Ю понял намек и содрогнулся, почувствовав отдаленное и все равно грозное шевеление Божественной Паутины. [196]196
  Божественная Паутина – образное название императорской секретной службы, старейшей в мире, насчитывавшей десятки тысяч агентов и подчинявшейся в то время дворцовым евнухам.


[Закрыть]
А упоминание дракона – это же титул Сына Неба! Страшно-то как! Слишком много узнаешь – слишком рано умрешь.

Цай Ю, как абсолютно все секретари, евнухи, телохранители и другие доверенные лица в Поднебесной, был осведомителем, тоненькой паутиночкой в колоссальной шпионской сети, раскинутой по всей стране и далеко за ее пределами. Он отлично представлял, к чему приводит излишнее любопытство к делам сиятельных пауков, которые охотятся на просторных угодьях Божественной Паутины. Они высосут всю кровь из неосторожного или глупого, осмелившегося обратить на себя их внимание, подобравшегося к их тайникам чересчур близко.

Монаха послали не те, кто завербовал меня самого, иначе он назвал бы пароль или подал условный знак. Это вовсе не значит, что он самозванец. Каждый крупный паук имеет на побегушках сотни маленьких ядовитых паучат, которые, получая жалованье из государственной казны, на самом деле служат только тому, благодаря кому они это жалованье получают, – своему непосредственному начальству, тайным покровителям. Если не допустить пришельца до Хун Хсиучуана, вызовешь гнев пославших его и не заслужишь благосклонности своих нанимателей: ведь они наверняка захотят узнать содержание послания, предназначенного для чужого уха. Хун по-стариковски болтлив и ничего не сумеет сохранить в тайне. Однако он же и по-стариковски гневлив. Коли проведает, что я перехватил гонца, не сносить мне головы.

Тем не менее нельзя рисковать безопасностью хозяина. Вдруг это наемный убийца? Вряд ли кому нужен бывший цзяньцзюнь, а ныне злобный ворчливый старикашка, уже много лет прозябающий в забвении. И все же излишняя осторожность вреда не принесет. Как и небольшая добавочная вежливость в обращении с этим монахом.

Цай Ю заговорил более любезно:

– Не сочтите за труд, положите сюда свою котомку и снимите оружие, если оно у вас есть. Простите, но телохранитель проверит, от всего ли вы избавились…

С неохотой Хуа расстегнул обвитый вокруг талии боевой бич и отложил в сторону, дал охраннику, явившемуся на зов Цай Ю, себя обыскать. Секретарь вошел в прилегающий кабинет и почти сразу же вернулся.

– Мой достойный господин согласен оказать вам великую честь – даровать краткую аудиенцию.

В приемном зале висел красный занавес. Перед ним на кресле «лохань» восседал человек. Даже не успев его разглядеть, Хуа опустился на колени и коснулся лбом пола, как подобало по этикету.

– Встань и приблизься, – услышал он слабый надтреснутый голосок.

Хуа поднялся, взглянул – и застыл от изумления. Перед ним сидел старик – древний, хрупкий, крошечный, иссохший. Совсем не похожий на того мощного, полного здоровья и жизненной силы господина с искаженным похотью и гневом лицом, коего он некогда встретил в дедушкином доме в Чжэнчжоу. Кожа – прозрачная и сморщенная, как пергамент. Космы редкой седой бородки свисали на расшитый, богато украшенный шелковый халат. Яшмовый обруч на поясе, драгоценности, мерцающие на шляпе. Туфли с вышивкой, на толстой подошве. Ногти в ножнах – длиной почти в четыре цуня. [197]197
  Около 12 см.


[Закрыть]

Хуа быстро повел глазами туда-сюда, оценивая обстановку, в которой предстоит сражаться. Вдоль стен кабинета и на столиках расставлены редкостные вещи. Диск «би» – символ неба с отверстием в середине, означающем солнце. Прямоугольный блок «цун» с цилиндрическим отверстием – олицетворение земли. Очень хорошая коллекция седел. Об их ханьском происхождении свидетельствуют невысокие бронзовые и золоченые луки, длинные сиденья, стремена с круглым основанием и узкими дужками, украшенные прорезными и чеканными изображениями драконов, змей, мелких цветов, инкрустированные цветным перламутром, расцвеченные перегородчатой эмалью. С седлами соседствует оружие.

Хуа повернул взгляд к креслу – и замер: рядом на особой подставке лежал прямой меч невиданной красоты. Рукоять с золоченой литой оправой, с прорезными узорами, четырехугольная, со сглаженными гранями. На месте перекрестья – обычная для ханьского холодного оружия овальная гарда – щиток, защищающий руку. Ножны украшены нефритом. Вот он, «меч тысячи буйволов», поразивший моего отца! Над клинком стоял флажок, выдававшийся, подобно топорику, вместо верительных грамот послам и полководцам.

– Долго еще будешь пялиться по сторонам? – прервал его размышления недовольный голос. – Говори, с чем пришел!

– Простите, ваше сиятельство, мое провинциальное замешательство. Я ослеплен увиденным в вашем доме богатством и великолепием. Покорнейше прошу разрешения приблизиться поближе…

– Это еще зачем?

– Пославшие меня велели предупредить, что ваш секретарь и некоторые телохранители подкуплены, они станут подслушивать. Поэтому я должен прочитать сообщение перед вашим ухом…

Хун Хсиучуан горестно вздохнул. Такова уж печальная судьба сильных домов – везде бдят глаза и торчат уши паучков-хищников, ловящих добычу для Божественной Паутины. Вот и приходится пренебрегать предосторожностями, испытывать неудобства, чтобы сохранить хоть какие-то личные секреты. Сейчас, скажем, надо подпускать близко к себе грязного монаха, ощущать на ухе брызги его слюны, нюхать смрад из его рта… А что поделаешь, иначе тайна раскроется.

В то же время гонца надлежит держать на безопасном расстоянии. На костяшках его кулаков набиты подозрительные мозоли, видать, не новичок в цюань-шу. Что ж, попытаемся убить двух птиц одним камнем.

– Цай Ю! – позвал сановник.

Тут же появился секретарь, явно подслушивавший за дверью.

– Ты и телохранитель Шэн покиньте приемную. Находитесь в переднем зале. Если услышите подозрительный шум, немедленно бросайтесь сюда. Повинуйся!

Цай Ю попятился назад и исчез. Хун взял меч, обнажил его и вытянул вперед.

– Приблизься и упрись горлом в острие. При малейшем подозрении я проткну тебе глотку. Рот прикрой ладонями, дабы не осквернять меня своим гнилостным дыханием. Не вздумай напасть, я отлично фехтую. И все мои охранники – носители флага. [198]198
  Особо заслуженным солдатам в Китае прикрепляли флажок сзади.


[Закрыть]
Излагай послание.

Почувствовав, как острие оцарапало ему кадык, Хуа То сглотнул комок в горле, восстановил душевное равновесие, поднял руки ко рту, так что предплечья оказались по обе стороны лезвия. Вельможа держал меч умело – согнутой рукой, уперев локоть себе в живот. Жаль. Если бы рука была вытянута, она бы вскоре устала и не могла бы сделать быстрый выпад. Тогда оружие представляло бы меньшую опасность.

В Шаолине, развивая скорость, послушников учили ловить голыми руками ядовитых змей и опускающийся на голову разящий клинок. То решил применить великое искусство «Хватать молнию даосскими ладонями». Однако сначала надо отвлечь внимание врага. В схватке это лучше всего делать душераздирующим воплем. Тут же повышать голос нельзя, примчатся стражники.

Самообладание врага разрушается громким криком, власть разума над телом – непонятным словом. Ум отвлекается на разгадывание затемненного смысла и перестает управлять телесными членами.

– О сиятельный, послание начинается так: «Человеческий укус столь же опасен, как укус бешеной собаки».

– Что-что? – спросил донельзя удивленный сановник, и в этот миг Хуа шлепком сдвинул ладони, зажал между ними плоское лезвие, отвел корпус вправо и руками изо всех сил дернул назад и за себя. Старик от неожиданности привстал из кресла и выпустил меч. Мягко роняя оружие на пол, То острым носком сандалии ударил врага в горло – снизу вверх по дуге. Хун Хсиучуан обмяк, как проткнутый костью рыбий плавательный пузырь.

Безопаснее всего было бы прикончить обидчика и уйти. Хуа То не мог так поступить. Слишком долго он готовился к этой встрече, чтобы позволить себе отомстить столь неизобретательно и безвкусно. Сильными ударами по мышцам монах обездвижил врагу руки и ноги. Быстро снял с себя веревку, служившую поясом, обернул вокруг горла старика, скрутил в жгут. Теперь он мог легким движением перекрыть дыхание вельможе и лишить его голоса.

Хун очнулся, попытался крикнуть. Монах крутанул веревку – из горла сановника раздался только слабый болезненный хрип.

Продышавшись, Хун сипло зашептал:

– Кто послал тебя?

– Духи загубленных тобой отца, матери и дедушки, – зловеще прошипел ему в лицо То. – Помнишь семью ханьлиня из Чжэнчжоу?

Черты вельможи исказились от страха.

– Есть закон Чжунго: за одно преступление дважды не наказывают. Даже удары, полученные во время допроса, засчитываются после исполнения приговора. Сын Неба уже покарал меня за мои прегрешения, я лишился поместий, долго пребывал у полей и рек, прозябаю в опале…

– «Прозябаешь» в своем дворце среди неги и роскоши! Каждый день пьешь вино, скандируешь стихи, любуешься цветами. От такой «кары» и я бы не отказался! Нет, я сделаю с тобой то же, что ты приказал сотворить с моим дедушкой. Жаль, что я не порадуюсь твоим крикам – на них сбегутся твои сторожевые псы. Посмотри внимательно на меня, слушай мой голос – это последнее, что ты видишь и слышишь, живой труп! Ты долго будешь гнить заживо, вряд ли у тебя хватит мужества уморить себя голодом, как это обещал сделать мой дедушка! Говори, он сделал это?

– Да… Пощади или просто убей меня, – взмолился Хун. – Пожалей мою старость, она тысячелетиями уважалась в Чжунго…

– А ты пожалел моих родных? Нет, убить человека – значит избавить его от боли. Так ты сказал моему дедушке, кажется?!

Торжествуя, монах сдавил веревкой горло вельможи, и тот опять потерял сознание. Хуа То выбрал из коллекции оружия небольшой кинжал…

То, что он проделал над беспомощно распростертым телом старика, не вызвало бы тошноту разве у палача. У монаха же пела душа, когда он думал, как долго будет мучиться его обидчик. В храме очень подробно изучали анатомию человека, чженьцзю – иглоукалывание, прижигания, массажи, применение лекарственных трав, хирургию. Мститель привлек все свое мастерство, чтобы изувечить врага, не лишив его жизни. Закончив, он отрезал полоску мяса с бедра Хуна и с удовольствием и радостью съел. [199]199
  Еще раз напоминаю читателям, что все обряды, обычаи и поступки персонажей имели прецеденты в действительности. Когда в первой четверти XVII века в Китае в результате дворцовых интриг четвертовали евнуха – временщика Лю Цзиня и на третий день выставили на обозрение его голову, все пострадавшие от фаворита наперебой покупали его мясо и ели. Были такие, которые отдавали за маленький кусочек один цянь, немалые по тем временам деньги.


[Закрыть]

Уложив окровавленный обрубок человека в кресло, Хуа То подошел к двери и позвал:

– Господин Цай Ю, его сиятельство требует вас к себе!

Едва секретарь зашел в комнату, монах ударом ребра ладони в основание черепа сломал ему шейные позвонки.

Теперь нужно уходить. Стоило бы забрать с собой богатства врага. Да вот жалость: ноша будет выглядеть подозрительно. Впрочем, оружия, которым был убит отец, То оставить не мог. Клинок имеет душу, как и человек. Мечи «тысячи буйволов» обладают волшебной силой. Однажды некий полководец при переправе утопил в реке два меча. Пролежав на дне несколько лет, они обратились в драконов и улетели на небо. Мыслимо ли дарить наследникам Хуна такое сокровище?!

Хуа завернул клинок в кусок ткани, отрезанный от халата Цай Ю. Зашел в приемную, закинул за спину свою котомку, надел на талию под одежду боевой бич. Завернутый меч понес в руке.

В переднем зале его встретил охранник Шэн. Монах не дал ему и рта раскрыть:

– Его сиятельство велел тебе быстро проводить меня до ворот. Затем ступай к нему в кабинет, он даст тебе поручение.

«…У меня останется мало времени на бегство, однако нельзя рисковать: Хун может истечь кровью, ему срочно нужен лекарь с грибом-дождевиком, останавливающим кровотечение, с бинтами и мазями».

– Что это ты тащишь с собой? – буркнул телохранитель.

– Не твое дело! Это подарок его сиятельства пославшему меня.

Не задерживаясь – и не особо спеша, чтобы не вызвать подозрений, Хуа То выбрался из дома, завернул за угол. Скинул монашеский халат, под которым пряталась мирская одежда. Достал из котомки небольшую коническую шляпу, прикрыл ею бритую голову – за время путешествия волосы успели отрасти, в Бэйцзине пришлось их состричь, чтобы не искажать монашеского облика. И припустил бегом по заранее намеченному пути до ближайших городских ворот. К ним он успел, как и рассчитывал, к самому закрытию. У ворот его не ждали посланцы сюньбу. Как он и предполагал, слуги Хун. Хсиучуана, растерявшись, не успели вовремя поднять на ноги полицию.

Хуа То взглянул на небо, на светящуюся там Реку. [200]200
  Река – Млечный путь.


[Закрыть]
Вдохнул живительный бодрящий вечерний воздух, подобный эликсиру Сиванму. Предстояло бежать всю ночь на север, где-то отлеживаться несколько дней, а потом возвращаться на юг – в обитель. Что сделают с ним братья-монахи за немыслимый проступок – побег из храма и тягчайшее преступление – нападение на члена императорской фамилии? Страшно даже подумать. Тем не менее отказаться от возвращения немыслимо. Это будет вопиющей неблагодарностью. Хань Синь отплатил старухе, говорит пословица. [201]201
  Полководец Хань Синь в юности был беден и просил подаяние Старая прачка сжалилась над ним и накормила, за что тот впоследствии щедро ее наградил.


[Закрыть]
Как же можно пренебречь храмом?! До сих пор Хуа только брал у Шаолиня. Если тратить, не пополняя, даже море исчерпается. Настало время платить за взятое щедрой мерой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю