Текст книги "Галерные рабы"

Автор книги: Юрий Пульвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

– На что надеяться простому смертному, если власть так прогнила?

– Чиновные задницы (и те, которые на самом верху – не исключение) всегда не ладят между собой. Как свиньи у лохани, отпихивают друг друга от кормов. Их разногласия выгодно использовать, помогая одному уничтожать другого. Они охотно грызут соперникам глотки и затаптывают их в грязь – якобы в защиту интересов государства и народа, на самом же деле – чтобы устранить конкурента. Никто и никогда еще, поднявшись на лазурное облако, не заявлял: «Моя главная цель – набить себе сундуки семью сокровищами, [164]164
  Семь сокровищ – согласно буддизму, семь драгоценностей, украшающих миры, где живут бессмертные, также символы богатства и процветания: золото, серебро, ляпись-лазурь, агат, коралл, жемчуг, перламутр.


[Закрыть]обеспечить себе и своей семье роскошь, коей позавидуют и небожители. Мне глубоко наплевать на всех жителей Поднебесной, лишь бы они безропотно кормили меня, повиновались моим прихотям и регулярно подносили „девять белых“». [165]165
  Подносить «девять белых» – старый обычай подношения даров младшим старшему, низшим – высшему, символизировавший преданность и покорность; в дань включались девять белых: верблюдов, баранов, лошадей, ямб (специально приготовленных слитков) серебра, ямб золота, девять видов драгоценных камней и т. п.


[Закрыть]Нет, все имущие власть, от малых до великих, клянутся каждую минуту, что живут и начальствуют только в интересах государства и народа. Даже те немногие, кто, придя к власти, искренне хочет помочь людям, с течением времени, вкусив земных благ, становятся эгоистами.

– Позвольте возразить вам, уважаемый Ло Гуан. Если бы каждый правитель заботился только о себе, Поднебесная не стала бы великой. Чжунго выигрывает войны, строит дворцы и каналы, ее население растет, территория расширяется. И к государственному кормилу встают даже выходцы из простонародья…

– Ох, оставьте эти опасные иллюзии, подобные сну удальца Фэнь Чуньюя. [166]166
  Удалец Фэнь Чуньюй, заснув, попал в волшебное царство муравьев, где достиг почета и славы, а очнувшись, понял, что это был только сон. История приводится в тех случаях, когда автор хочет сказать о несбыточности мечтания, искренних заблуждениях.


[Закрыть]Все кормчие стремятся исключительно к личной выгоде. Умные сознают зависимость своего благополучия от положения дел в стране и укрепляют государство, тем самым упрочая свой трон или кресло в ямэне. Глупые разрушают страну своими безумствами, нарушают вековые законы – и сами роют себе могилу. Правда, очень часто умным и глупым потомство воздает не по заслугам. Прославленный император Цинь Шихуанди [167]167
  Жил в 247–195 гг. до н. э.


[Закрыть]был таким кровопийцей, что даже легендарный бандит Дао Чжи по сравнению с ним – безгрешный младенец. Он жег священные книги, живьем закапывал в землю учителей мудрости – конфуцианцев, безвинно казнил тысячи людей…

– Многие прощают ему злодеяния, ибо именно он впервые объединил страну, отразил нашествие кочевников сюнну, построил Великую стену!

– Когда приходит победа, любой шакал становится львом! Это сделал не он сам, а его талантливые полководцы, министры, зодчие, которых тиран потом умертвил ни за что. А Великая стена построена на костях сотен тысяч ханьцев – таких, как воспетая в песнях Мэн Цзянюй, которая покончила с собой из-за погибшего на стройке любимого мужа… Еще неизвестно, не были бы успехи Чжунго во много раз грандиознее, если бы вместо этого кровожадного тигра на троне сидел более просвещенный и кроткий государь. Ведь своими жестокостями Цинь Шихуанди сам разрушил свою империю, и сразу после его смерти народное восстание смело основанную им династию…

– И тогда в Запретных чертогах поселился выходец из народа Лю Ван, деревенский староста. Став императором Гао-цзу, он основал династию Хань, сделал ряд уступок земледельцам, снизил налоги и отменил суровые законы прежней династии!

– Я не отрицаю, что смена правителей почти всегда приносит народу некоторое облегчение. Но… Вспомним притчу. Провинившегося крестьянина привязали к дереву на краю болота. Его облепили комары и слепни. Проходивший мимо милосердный монах согнал их. Неожиданно крестьянин обругал его.

«За что? – изумился добряк. – Я же облегчил твои страдания!».

«Дурак! Эти кровососы были сытые, ты уйдешь, и прилетят новые, голодные…».

Так происходило всегда и так будет впредь. Надев фиолетовый халат, вождь народного восстания Лю Бан забыл о тех, кому был обязан восшествием на престол. Уничтожил давнего друга и сподвижника Сян Юя, обеспечившего ему победы во многих сражениях. И в конце концов сделался таким же тираном, как Цинь Шихуанди! Вот вам ваши «выходцы из народа»!

– Это досадное исключение!

– Ну, нет, история повторяется многократно. Не буду приводить других случаев, остановимся на, – Ло Гуан понизил голос до шепота, – …Минском Тайцзу, основателе нынешней династии, «народном избраннике» Чжу Юаньчжане. Он родился неподалеку от Нанкина, был прислужником в буддийской кумирне, конюхом. В Запретный дворец его внесла волна антимонгольского восстания, удержаться на ее гребне помогли два искусных военачальника – Сюй-да и Чан Юйчунь. Получив императорский титул «ди», он тут же предал тех, кто своей кровью окрасил его одежды в фиолетовый цвет! Устранил Чэнь Юляна! [168]168
  Чэнь Юлян – сын рыбака, мелкий чиновник, предводитель восстания против монголов в XIV веке, впоследствии один из соперников Чжу Юаньчжана.


[Закрыть]Не потомки ли Тайцзу сейчас расшатывают устои Поднебесной своими безумствами и преступлениями?! Тот же Хун Хсиучуан вырос из семени, разбросанном этим неграмотным выскочкой десять поколений тому назад. Разве это не точное повторение истории Лю Бана и прочих узурпаторов престола?

Завершаю свою мысль: абсолютно все Сыны Неба и их подручные – и плохие, и хорошие, и глупые, и умные, и родившиеся в знатных семьях, и зачатые в фанзах, – все пекутся лишь о себе, а до подданных им дела нет!

…Сказанное Ло Гуаном звучало настолько непривычно и святотатственно, что То не верил своим ушам, даже на миг забыл о несчастьях.

– И все же владыкой становится лишь избранный, получивший Небесное Соизволение, – вздохнул дедушка. – Иначе не возвыситься…

– Так уж устроен мир, – кивнул головой Ло Гуан и поднялся с кресла. – К несчастью, Небо отмечает своей благосклонностью, на наш непросвещенный взгляд, не всегда самых достойных. Но оно перестает покровительствовать тем, кто слишком злоупотребил его снисходительностью. Вот почему осквернившую себя династию сменяет другая. Сдается мне, и конец Минов близок. Ну, ладно, мне пора…

– Простите, что задержу вас на минуту, уважаемый Ло Гуан, – поклонился То. – Позволю задать вам вопрос, и не сочтите за дерзость, если он покажется вам слишком смелым. Почему вы, достойный и честный господин, служите власти, которую презираете?

Гость опустился в кресло.

– Одним словом не ответишь. В твоем возрасте я мечтал быть чиен-чиа, благородным мечником. [169]169
  Благородные мечники (рыцари) – китайские Робин Гуды, грабившие богатых и защищавшие бедных. Владели ушу, умели быстро бегать, взбираться на скалы, очень высоко прыгать, даже летать по воздуху. Стали героями многих легенд и литературных произведений.


[Закрыть]Воспитание и уважение к закону не позволили мне переступить границу между вольнодумством и мятежом. Как ни плохи наши порядки, лучше их человечество ничего не придумало. Посмотри, сколько раз в Поднебесной сменялись династии, сколько раз ее завоевывали чужеземные варвары – сюнны, чжурчжени, тангуты, монголы. А строй оставался прежним, захватчики ничего не могли изменить, наоборот, растворялись в народе хань, приобщались к нашей великой цивилизации. Если мы развалим основу Чжунго, что придет взамен? Разруха и варварство, дикость и еще худшее тиранство, не носящее даже видимости закона, не сдерживаемое хоть какими-то традициями и обычаями.

Вот почему я стал полицейским и уже тридцать лет служу принципу Небесной справедливости. Невеликую карьеру я сделал за долгое, время, немного белого и желтого, яшмы и нефрита накопил. В моих сундуках больше тон, чем лан. [170]170
  Тон (кит.) – мелкая монета, десятая часть лана.


[Закрыть]Нет моего имени в Железной книге с переплетом из металла, куда записываются наиболее выдающиеся заслуги подданных. Ну и что? Свой великий срок [171]171
  Великий срок – конец жизни.


[Закрыть]я жду без страха. Если правы даосисты, меня не в чем будет упрекнуть Янь-вану. Если, как утверждают последователи Будды, моя душа переродится, я не воплощусь в навозного червя. Чего же мне бояться в этой юдоли?

И тебе, мальчик, желаю встретить второе величайшее событие в судьбе [172]172
  Их два – рождение и смерть.


[Закрыть]с тем же духом спокойствия. Помни только, что в жизни отчетный срок [173]173
  На выполнение поручений служащему ямэня давался так называемый «отчетный срок» Если он не успевал, его наказывали и продлевали срок.


[Закрыть]не продлевают, как в ямэне, потому делай то, что тебе предначертано, без колебаний и откладываний. Думаю, кстати, тебя излишне предупреждать, чтобы ты держал язык за зубами обо всем услышанном сегодня. Болтливость – одна из самых смертоносных болезней. А теперь разрешите откланяться. Я навещу вас сразу же по получении новых известий…

Три дня То почти не видел дедушку. Тот продавал лавки (нужны были деньги для похорон), вел переговоры с Ваном нищих. Мальчик потихоньку приходил в себя. Отца он любил, но как-то умозрительно, привык к его долгому отсутствию. И сейчас ему казалось, что папа снова уехал сдавать экзамен. По маме же скучал и с нетерпением ждал вестей.

Дождался. Вечером четвертого дня дедушка пришел в его комнату.

– Для всего есть хитрость, кроме смерти, все можно исправить, кроме испорченной сущности, все можно отразить, кроме ударов судьбы. Мужайся, Хуа То! Твоя мать красотой не уступала Люйчжу, а ныне, повторив ее поступок, доказала, что ровня ей в стойкости и верности.

Слезы заструились по щекам мальчика. Прекрасная Люйчжу была любимой наложницей известного богача, чиновника и поэта Ши Чуна. Всесильный фаворит Суй Сю [174]174
  Казнен в 301 г. н. э.


[Закрыть]увидел ее и потребовал женщину себе. Красавица бросилась вниз с башни…

– Более того, в отличие от преданной, но смиренной Люйчжу твоя мать сумела отомстить насильнику и похитителю. Воздадим хвалу ее мужеству! Она повесилась на воротах дома Хун Хсиучуана в его загороднем поместье…

К жалости и отчаянию, наполнявшим душу То, прибавилась гордость. Повеситься на воротах чужого дома – страшная месть хозяину жилья. Окружающие узнают, что покойного незаслуженно оскорбили. Душа самоубийцы не поднимается на небо, она остается в жилище своего обидчика и всячески вредит ему. В таком месте никто не решится обитать. Для юйши поместье все равно что пропало, его придется продавать за бесценок…

– А где тело мамочки?

Дедушка тягостно вздохнул:

– За триста лан Ван нищих поручил своим подданным шпионить за домом юйши. Его лазутчики и сообщили о случившемся. Слуги вельможи куда-то увезли покойницу. Боюсь, мы не увидим больше ее, как и твоего отца.

– Умершие должны быть обязательно погребены с соблюдением церемоний, иначе души становятся бесприютными и требуют отмщения. Как могу я допустить, чтобы мои родители сделались бродячими духами! Ваши слова лишают меня последней надежды!

– Тот, кто живет только надеждой, умирает от разочарования!

– Клянусь, как только возмужаю, я уничтожу проклятого Хун Хсиучуана!

– Завещаю тебе месть в случае, если моя собственная попытка не удастся. Теперь постарайся отдохнуть. Завтра мы начнем панихиду по твоим родителям, чтобы хоть чуть-чуть успокоить их бедные души. От степени забот о покойных зависит благосклонное внимание предков к судьбам потомков…

По обычаю, в зависимости от достатка семьи, панихида длилась от трех до сорока девяти дней, число которых должно быть нечетным. Дедушка денег не пожалел, хотя все сбережения попали в лапы «разбойников». Сорок девять дней два пустых гроба стояли в молельне, на жертвенных столиках перед ними возвышались поминальные таблички, семья принимала и угощала бесчисленных гостей.

Похороны прошли блестяще: полсотни профессиональных плакальщиков, погремушки, барабаны, знамена. Процессия шествовала по улицам, рыдала, кричала, жаловалась Небу на невосполнимую утрату, била в бубны. Богам показывали еду, приготовленную для тризны, – жареных поросят, печенья, соленья, сладкие мяса, жареные мяса, крабов, креветок, рыбу, омаров, горы риса, хлеба, овощей и фруктов. И когда боги обозрели все это великолепие, еду отдали людям.

Чуть не полгорода с большой охотой участвовало в церемонии. Тысячи зевак наслаждались драмой чужой смерти, благословляли свой джосс, что вот они-то пока живы, это не их несут в гробах на вечное упокоение. Плакальщики профессионально лили слезы, призывая души умерших, рвали на себе халаты, купленные на средства заказчиков. Участники погребения, чтобы отпугнуть злых духов, шумели и галдели вовсю, потрясали связками чеснока. Дедушка и То вели себя с большим достоинством и приобретали лицо перед всем Чжэнчжоу: они не поскупились на погребальный обряд!

На всем торжественном маскараде только у них двоих (ну разве что в меньшей степени у Ло Гуана и трех верных слуг) сердце действительно разрывалось от искренней печали.

После символических похорон – закапывания пустых гробов – То собственноручно завершил поминальные таблички и вступил в большой траур, какой подобает соблюдать, лишившись родителей. В отличие от малого, тринадцатимесячного, этот длится три года. Мальчик надел одежду из рогожи, ел только постную пищу, ухаживал за могилами, охраняя их от осквернения. Дедушка даже нанял специального сторожа, дабы тот следил, чтобы рядом не похоронили чужого человека.

Денег оставалось мало, лавок, приносивших доход, больше не было, и дедушка решил продать дом. Сделать это удалось на удивление быстро. Продали или освободили за выкуп всех рабов и слуг, за исключением повара и одной горничной.

Оставался день до вступления купчей в силу и переезда в новое скромное жилище. Дедушка и То составляли список мебели и домашней утвари, предназначенной для отправки к мебельщику.

– Пиши, внук! Шкафчик красного лака, декорированный рельефными драконами. Ковер – выполнен узелковым швом, в колорите преобладают желтые и голубые тона, иероглифический орнамент. Статуэтка Гуаньинь из белоснежного фарфора, произведенного на императорских мануфактурах в Цзиньдэчжене. Стеклянная ваза с ручкой, украшенная выпуклым витым узором. Чайный сервиз из чеканного золота с нефритовой инкрустацией. Золотой ритуальный сосуд с рельефным растительным орнаментом. Так, теперь мебель. Палисандровая кровать типа «беседка», с балдахином, декорированная ажурной свастикой. Жаль ее, на ней началась твоя жизнь, мальчик, это ложе твоих родителей. [175]175
  Китайцы считают срок жизни не от рождения, а от зачатия.


[Закрыть]Моя тиковая кровать типа «кан», имитирующая в дереве кирпичные нары. Сколько счастливых часов я провел на ней! Лари с двумя дверцами – две штуки. Двойной ларь с четырьмя дверцами. Разборная этажерка из сандала. Шкаф для одежды с круглыми металлическими накладками. Два сундука. Вешалка для одежды… постой, не пиши, мы возьмем ее с собой. Три табурета, один из них в виде бочонка. Два стула. Что осталось?

– Кресла…

– Ах, да! Три кресла из сычуаньского кедра. Одно из них – «гуань мяо» с горизонтальными ножками. Второе – «лохань» с дугообразными спинкой и подлокотниками, для почетных гостей. Третье – складная «лохань» с крестообразным креплением ножек. Да, еще столик для ритуальных сосудов. Упомяни, что кресла, кровати и столики помечены золотым знаком императорских мастерских. Алтарные столики мы возьмем в новый дом – будет, где ставить портреты предков и поминальные таблички. Ритуальные статуэтки из слоновой кости тоже забираем. Не плачь, внук, твоих родителей не вернуть! Вазу для цветов «мэйбин» не станем продавать, это наше фамильное достояние. Оставим и сосуды с крышкой «гуань», одинарные и двойные вазы в форме тыквы, бутылки для вина, чаши. И вот эти молочно-белые чайники из фарфора. Они сделаны в Фуцзяне. Видишь, на них императорские драконы?

– Как их отличить от обычных драконов?

– По пяти когтям на лапах… Кто там стучится столь поздно? Пойди открой. Впрочем, нет, я отворю дверь сам, а ты на всякий случай спрячься в тайничке между панелями.

…Сначала в дырку для подглядывания То увидел бумажный фонарик, в котором на днище из сандалового дерева была установлена свеча необычного цвета и формы. От задувания пламя предохранялось абажуром из рисовой бумаги, открытым сверху. Фонарь висел на серебряной цепочке, к которой крепилась ручка из слоновой кости. Богато, но безвкусно…

Светильник нес мужчина противного вида, за ним важно следовал какой-то господин с яшмовой дощечкой на поясе. [176]176
  На яшмовых дощечках указывались должность и звание, их носили на поясе высокопоставленные чиновники на пурпурных шнурах на манер подвесок.


[Закрыть]Его сопровождали трое с мечами, смахивающие на головорезов. Во внутреннем дворе слышались еще несколько голосов.

– Как посмели вы, злой демон нашей семьи, переступить порог моего дома! – закричал дедушка.

– Не надо так орать! Соседям вовсе не обязательно знать, что вам оказал честь своим визитом сам Хун Хсиучуан…

– Немедленно покиньте мое жилище!

– Оно уже не ваше, а мое! Перекупщик брал его для меня! Из-за безумного поступка вашей невестки я лишился жилья, был вынужден за гроши продать поместье, так как кто-то (наверное, вы) распространил в городе слух о самоубийстве. Со дня на день придет приказ о назначении меня сюньфу, поэтому мне не к лицу прозябать на постоялом дворе или в государственной гостинице. Ваш дом один из лучших в Чжэнчжоу. Оцените мое благородство – я купил его не торгуясь, за вашу цену, чтобы возместить вам причиненный мною ущерб.

– Ваша наглость и бесстыдство не знают пределов! Вы собственноручно отправили к Янь-вану моего сына! Изнасиловали мою невестку! И называете это «ущербом»! Ваша жертва удавилась, и этот акт мести и отчаяния вы называете безумным! Вы совершили неслыханное в Чжунго святотатство: не дали похоронить погубленных вами людей! Как простой бандит, забрали даже наши скромные сбережения, ограбив мертвеца! И ведете себя так, будто совершили простую застольную бестактность – забыли рыгнуть за столиком в знак благодарности хозяину за вкусное угощение!

– Я признаю, что погорячился с вашим сыном. Искренне каюсь. Сожалею, что не могу вернуть его тело – оно брошено в реку. Готов за свой счет поставить ему небольшую пагоду. Что касается его жены, то я в ее смерти не повинен. Миллионы женщин в стране среди четырех морей [177]177
  Страна среди четырех морей – образное название Китая в окружении «морей» варварских племен со всех четырех сторон света.


[Закрыть]и в этих четырех морях подвергались насилию, и если бы каждая кончала с собой, жизнь на земле давно бы прекратилась. Однако я пришел не просить прощения – этим вы не удовлетворитесь. Я желаю уладить дело миром…

– Взамен, конечно, вы хотите, чтобы я отказался от своей жалобы, посланной в Бэйцзин?

– Верно! Тогда я смогу заставить этого ничтожного Ло Гуана забрать назад его доклад танцзяню. [178]178
  Тайцзянь (кит.) – начальник придворного ведомства, наблюдавшего за правильностью исполнения указов, соблюдения законов и т. д.


[Закрыть]

– Точно говорят в народе: «Что бы ни произошло на земле, а козий помет всегда круглый». Вот и вы остались таким, каким всегда были, несмотря ни на что! Змея и в бамбуковой палке пытается извиваться! Даже сейчас вы лжете, изворачиваетесь, пытаетесь надуть собеседника, как мошенник купца. Вы, родственник правящей династии, могли бы получить титулы гуна, хоу или бо, самые высшие в государстве, если бы не ваши пороки и торгашеская сущность. Вы, знатный вельможа, предлагаете мне, простому торговцу, выкуп за кровь моих родных…

– Обычай это поощряет. Я поступаю, как подобает благородному мужу!

– При чем тут благородство! Вы просто попали в расставленную мною и Ло Гуаном ловушку! Мы знали, что тайцзянь покровительствует вам и постарается не дать ход докладу начальника сюньбу из Чжэнчжоу. Поэтому я послал не одну жалобу, а множество в самые различные инстанции. Во все три судебных органа – Палату наказаний, Цензорат и Верховный суд. В Нэйгуаньцзянь – Палату инспекции. В Ванфу – управление княжескими делами. В Нэйгэ. [179]179
  Нэйгэ (кит.) – высший правительственный орган при императоре, куда входили высшие сановники и члены академии Ханьлинь.


[Закрыть]У вас там немало врагов. Да и все ханьлини теперь против вас, так как вы убили их нового молодого коллегу и тем самым бросили вызов авторитету академии. Я изложил в жалобах все известные мне сведения и доказательства, предупредив, что доклад начальника полиции тайцзяню наверняка будет либо потерян, либо искажен. И точно – в нем оказались исправлены и подчищены иероглифы, называвшие имя и должность конкретного виновника. Убийцей в докладе объявлен некий Хон Хсеутуан, владелец загороднего поместья недалеко от Чжэнчжоу, коего и поручено арестовать Ло Гуану. Ваш замысел провалился, как вражеские происки против Чжугэ Ляна! [180]180
  Чжугэ Лян (181–234 гг.) – прославленный полководец времен Троецарствия, один из главных героев классического романа Ло Гуаньчжуна «Троецарствие». Его имя стало синонимом хитроумного стратега.


[Закрыть]В «Ди бао» уже появилось сообщение о снятии тайцзяня с поста. И к вам сразу после приказа о назначении сюньфу придет второй приказ – об отмене первого и вызове вас в столицу для расследования…

– И вы теперь будете с нетерпением ждать осени, чтобы услышать весть о моей казни? [181]181
  В Китае приговоренных к казни казнили только осенью.


[Закрыть]А может, надеетесь на приговор «казнить немедленно, не дожидаясь осени», который выносится в особо исключительных случаях! Разве луну беспокоит то, что на нее лает собака? Подумаешь, какое страшное преступление я совершил! Овладел женщиной против ее воли и в приступе гнева зарубил ревнивого мужа!

– Зря насмехаетесь. Я не столь прост и понимаю: знатное происхождение, связи и богатство снова спасут вашу жизнь! Вы бы вообще отделались легким испугом, если бы речь шла о простолюдине. Но вы имели глупость поднять меч на государственного служащего, более того – на ханьлиня! И вдобавок попали в нашу ловушку! Вашей карьере и кошельку будет нанесен сильный удар! Вы и так понесли большие убытки от продажи поместья. Но это сущая безделица по сравнению с тем, что вам придется выплатить судьям и цензорам, евнухам и сановникам за доступ к императору! А при мысли о том, какими подарками вы должны будете отблагодарить Сына Неба за снисходительность к вашему преступлению, даже я содрогаюсь! Всю оставшуюся жизнь вам придется жить не по чину, гораздо скромнее. И у вас уже не будет денег, чтобы откупиться в следующий раз, так что впредь придется вести себя в рамках закона! И высоких чинов вам теперь долго не видать! Но самое главное то, что вы потеряли лицо! Я наслаждаюсь вашим унижением!

Изо рта Хун Хсиучуана полился поток ругательств. Такое Хуа слышал лишь на рынке. Чуть облегчив душу, юйши прошипел:

– Я потерял лицо – ты лишишься головы.

– Жив или мертв – нет третьего пути. Я встретил уже достаточно весен и зим, мое имя созрело для поминальной таблички.

– Умереть для тебя слишком легко! Ударить человека – значит причинить ему боль. Лишить человека жизни – значит избавить его от боли. Я сделаю твои муки бесконечными. Ты будешь завидовать тем, кто испил из Желтого источника, как завидовала им Ци, чью участь ты разделишь.

То затошнило от ужаса. Ци была фавориткой императора Гао-цзу в последние годы его жизни. По приказу официальной супруги Ци отрубили кисти рук и ступни ног, выкололи глаза, сожгли уши, заставили выпить яд, лишивший ее речи, и поселили в отхожем месте, дав ей кличку свиньи… Неужели дедушке уготована страшная судьба несчастной красавицы, чья агония длилась необычайно долго?!

Старик презрительно вскинул голову:

– Ты волен сделать что угодно с моим телом, душа же не в твоей власти. С этого мига я не приму ни капли пищи, так что мне недолго придется быть живым трупом. Знай, жестокосердный: я буду отмщен. Все оставшиеся тебе дни дрожи и помни: единственное, что ты никогда не встретишь случайно, – это смерть. Не надейся умереть с закрытыми глазами. [182]182
  Умереть с закрытыми глазами – спокойной смертью: открытые глаза свидетельствуют о том, что душа испытывает беспокойство.


[Закрыть]И никогда впредь не говори: время проходит. Это проходишь ты!

– И кто же станет мстить за тебя? Ло Гуан? Он отстранен от должности тайцзянем за несвоевременное раскрытие убийства ханьлиня. Теперь, возможно, его восстановят. Ну ничего, я позабочусь, чтобы этот смутьян больше никогда не держал в руке деревянный брусок. [183]183
  Деревянными брусками начальник ямэня ударяет по столу, когда хочет водворить спокойствие в зале присутствия или припугнуть допрашиваемого.


[Закрыть]Друзья свергнутого им тайцзяня мне помогут. Кто еще остался? Твой внук? Он должен быть где-то в доме. Найди его, Хунг Мун, – приказал юйши человеку, который нес фонарь.

– Мальчишки нигде нет, господни, – доложил управляющий.

– Эта глупая девка, как ее там…

– Кай Сан, мой повелитель…

– …говорила о какой-то дырке для подглядывания. Во дворцах и богатых домах такие места обычно закрыты дополнительными раздвижными панелями. Между ложной и настоящими стенами образуются тайники. Поищи в комнатах, прилегающих к чжан-тану.

Через минуту управитель выволок упирающегося, плачущего, кусающегося То в зал для гостей.

– Да он совсем маленький… Впрочем, яйцо безвредно, но из него может вылупиться змея. Свернуть ему шею? Жалко, мальчонка-то хорошенький, – облизнул губы юйши. – И наверняка нетронутый. Я возьму его к себе на ложе сегодня же и, возможно, оставлю в гареме. Если он мне не понравится, его оскопят и продадут в евнухи.

Голова дедушки поникла.

– Свяжите старого пса, заткните рот кляпом, чтобы не сопротивлялся и не звал на помощь. Немедленно отвезите его в мой дом в Бэйцзине – пусть соседи думают, что он уже переселился. Там выколите глаза, проткните иглой барабанные перепонки, отрежьте язык и детородный член, отрубите кисти рук и ноги по щиколотку. Пусть лекарь вылечит старикашку, а потом бросьте его в свинарник. Хунг Мун! Сопровождать его пошли трех стражников, остальные пусть несут охрану во дворе.

Когда дедушке начали вязать руки за спину. То дико закричал и забился в истерике. Хунг Мун обрушил на его голову тяжелый удар. Тьма залила мозг.

Очнувшись, То обнаружил, что лежит совершенно голый лицом вниз на родительской кровати. Руки и раздвинутые ноги привязаны ремешком к спинкам, под тазом пристроена большая подушка. Он слышал, как Хун Хсиучуан раздраженно выговаривал управляющему:

– Ты большой дурак, Мун, и слишком распускаешь руки. Надо же соразмерять удары! Ты мог бы убить сопляка, и я не получил бы удовольствия. Ага, он пришел в себя. Дай ему воды. Пожалуй, я приступлю к делу сразу, а то уже глубокая ночь, не высплюсь…

Страшная тяжесть навалилась на Хуа, резкая боль пронзила внутренности, ремни впились в запястья и щиколотки. Он захлебнулся собственным криком – и вновь потерял сознание. Когда очнулся, его стошнило прямо на постель – и он получил новый удар.

– Никакого удовольствия от этой семейки, что от мамаши, что от сына, – брезгливо ворчал юйши. – Не даются добром. Впрочем, в преодолении сопротивления есть своя прелесть. Но они теряют сознание, а попробуйте получить наслаждение от бесчувственного куска мяса! Этот еще и блюет… Ты, безмозглый Мун, виноват, слишком сильно его стукнул! Забери мальчишку, одень и ночуй с ним в его комнате. Будет буянить – свяжи. Но только больше пальцем не трогай! Все-таки он красивый. Может, я оставлю его в гареме, если смогу приручить.

Хунг Мун отнес То в его комнату, бросил на постель и вытащил шнурок, намереваясь наложить путы на руки и ноги.

– Добрый господин, не связывайте меня, молю вас! – захныкал То. – Тошно мне, болит живот и не держится моча, кишки вываливаются, мне нужно будет часто пользоваться горшком. Я испачкаю комнату, и вы не сможете спать из-за вони. Чего вы опасаетесь? Я же не смогу убежать отсюда, во дворе стража. Пощадите! А я в благодарность покажу вам в кладовке самые вкусные вина. Вы их попьете здесь один, пока ваш господин спит…

– Ты, пожалуй, прав. Да и зачем тебе бежать? Юйши гневен, но отходчив. Мальчиков он любит не меньше, чем «золотых шпилек». Если сумеешь его ублажить, он простит тебя, а может, даже и твоего деда. Пойдем в кладовку…

Насосавшись, как пиявка крови, красного вина, Хунг Мун повеселел и подобрел. То воспользовался благоприятным моментом.

– Уважаемый, вы спите на моей кровати, а мне разрешите принести из чжан-тана ковер, я прилягу на нем.

– Принеси, – милостиво согласился управляющий, наливая себе из чайника очередную чашку хмельного. – Захвати также угольков из печи и подсыпь на поднос под чайником, чтобы вино еще подогрелось. Да не пытайся ускользнуть, у двери поставлен караул. Меня накажут, что за тобой не уследил, но тебе тогда не сносить головы!

– Не извольте беспокоиться, ваша милость!

То принес угольков, затем сходил за ковром. В один из его углов он тайком воткнул иглу, вытащенную из укромного места в дверном проеме. После этого мальчик лег и притворился спящим. Скоро Хунг Мун затих.

Хуа встал и для проверки подошел к кровати, нарочно не заглушая шаги. Взял горшок, уронил крышку. Управляющий храпел, как сказочный удалец, проспавший сто лет. Стояла уже середина ночи.

Мальчик сел рядом с чайником и стал думать, глядя на тлеющие угли.

Дедушку уже не спасти. Отомстить Хун Хсиучуану сейчас не удастся – до него не доберешься, у дверей спальни торчит телохранитель. Оставаться здесь нельзя, милости юйши известны – натешится, а потом охолостит, как жеребенка, и продаст в евнухи. Как убежать из дома? Нужно сначала выйти из комнаты – это легко. Хунг Мун дрыхнет сном праведника. В чжан-тане никого нет, но в прихожей стражник. Даже если удастся обмануть его и выскочить во внутренний дворик – по пути к воротам еще несколько головорезов. А пусть и удастся вырваться из ловушки, куда бежать? Ладно, об этом надо думать потом. Сейчас одно лишь ясно: Хунг Муна надо уничтожить! Отомстить, если не господину, то хоть слуге!

Дедушка много раз рассказывал ему, как убивают людей длинной иглой шпионы и преступники, монахи Шаолиня и проститутки, польстившиеся на богатства клиента. Пришло время применить услышанное и усвоенное на деле.

Мальчик вытащил иглу из ковра, сжал в кулачке за спиной и подкрался к спящему. Тот лежал на боку лицом к стене. Руки покоились под одеялом. Фаянсовый изголовник То валялся где-то рядом – он не вмещал голову взрослого.

То поднял руку, целя иглой в ушное отверстие – и отвел ее; отступил на шаг, не в силах унять дрожь. Страшно-то как! Неужто он, не обретший еще силу мужа, не надевший шапку совершеннолетия, способен умертвить живое? Может, лучше покончить с собой, как мама? Нет, это не путь для мужчины! За поругание, за полное уничтожение рода надо мстить. И возраст тут не оправдание. Раз больше некому отплатить обидчику злом за зло, это должен сделать единственный уцелевший в семье, хотя бы и отрок.

Хуа решительно шагнул к постели, таща за собой коврик. Левой рукой вставил иглу в ушное отверстие, правой взял свой изголовник… Сделал глубокий вдох…

Унял дрожь в руках…

Задержал дыхание…

И резко ударил изголовником по игле, как молотком по гвоздю!

Тело спящего изогнулось дугой, издало хриплый стон. Хуа снова ударил по игле, наполовину вошедшей в череп, потом начал беспорядочно колотить изголовником по голове, плечам Хунг Муна. Опомнившись, уронил свое оружие и набросил на бьющегося в конвульсиях управителя коврик, сверху навалился сам. Руки и ноги Хунг Муна путались в одеяле.

Агония длилась недолго, как и предсказывал дедушка…

Не снимая коврика и не глядя на труп, Хуа побрел к чайнику и попытался раздуть угли, чтобы подогреть себе вина. Он не мог контролировать дыхание, несколько угольков упали на пол и ковер. Хуа хотел подобрать их. Трепещущие пальцы не повиновались. От ковра потянуло струйкой дыма, посередине его завозился маленький красный червячок пламени.

Хуа тупо смотрел, как червяк рос, превратился в ящерку. Что делать? Позвать на помощь? Чтобы его тут же убили в отместку за Хунг Муна? Самому тушить? Стоит ли? Пусть все исчезнет в очищающем огне!

Ящерка превратилась в змейку.

Душа и совесть его сопротивлялись, уговаривали: загаси! В деревянном городе нет ничего страшнее пожара, из-за одного запылавшего дома может погибнуть Чжэнчжоу. Поджигательство – тягчайшее из преступлений.

Змейка увеличилась до размеров питона.

Хуа нерешительно протянул руку к пламени – и отдернул, ощутив ожог. Боль вывела его из шока, он снова стал здраво рассуждать. Пожар поможет выбраться отсюда. Дом стоит несколько на отшибе, огонь не сразу перекинется на соседние жилища. Если собрать народ, пожару не дадут распространиться. Но сам он успеет исчезнуть в возникшей суматохе. Юйши-то как взбесится! Снова его новую собственность уничтожат, снова убытки. А вдруг и сам Хун Хсиучуан не выберется из пламени!