Текст книги "Галерные рабы"

Автор книги: Юрий Пульвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Китай, провинция Хэнань, город Чжэнчжоу, февраль 1582 года

Конец всегда является началом. И наоборот, начало несет в себе зародыш конца. Они слиты и нераздельны, хотя и противоположны, как силы Ян и Инь. Конец двенадцатой луны – пора завершения зимы. И в то же время – начало весны, нового года, обновления природы и сева.

Новый год в Поднебесной отмечали все. Правда, по-разному. Сто Фамилий [109]109
  Сто Фамилий – образное название простолюдинов.


[Закрыть]– один день. Живущие, как семья Хуа, в домах с красными дверями, [110]110
  В домах богатых и высокопоставленных лиц ворота и двери покрывались красным лаком.


[Закрыть]– две недели.

К празднику готовились заранее. На восьмой день двенадцатой луны, едва забрезжил свет, служанки начали варить кашу из бобов, орехов, фруктов, сахара и риса. Первую, еще дымящуюся чашку этого вкусного блюда глава семьи, дедушка, отнес в храм предков, небольшое здание с двумя дверями на южной стороне. У северной стены стоял стол с табличками душ. На них красивыми иероглифами были записаны имена – настоящее и посмертное, годы, месяцы, дни рождения, должности покойных предков, а также имена сыновей, поставивших таблички.

Душа человека бессмертна, она переселяется в таблицу и сохраняет все потребности земного тела. Поэтому в храме предков всегда должны быть вино и кушанья – самые лучшие, ибо голодные или недовольные угощением духи могут наслать беды. Предки ведут себя беспокойно, постоянно вмешиваются в дела живущих, влияют на их судьбы. Каждый, обладающий разумом, прежде чем что-либо предпринять, должен подумать, спросить у гадальщиков: а угодно ли это предкам? Вот почему заботу о душах берет на себя старший мужчина в доме или первый сын – продолжатель рода.

После умерших подносилось угощение гостям. У семьи Хуа не имелось родственников в Чжэнчжоу, главном городе провинции Хэнань. Дедушка родился в Северной столице – Бэйцзине, долго скитался по стране, пока, наконец, не осел в Сяньтяне – центре соседней провинции Хунань, житнице Чжунго – Срединного государства. Там появились на свет и отец Хуа То, и он сам. Торговые дела дедушки потребовали переезда в Чжэнчжоу. Так и получилось, что все родичи – и папины, и мамины – остались вдалеке. Ничего, зато на восьмой день двенадцатой луны дом Хуа удостоился чести принять множество друзей и знакомых.

Начиная с девятнадцатого дня на целый месяц закрылись все государственные учреждения-ямэни. В лавках, в том числе дедушкиных, развернулась бойкая торговля одеждой, съестными припасами, хлопушками, курительными палочками и свечами, лубками.

За два дня до праздника дедушка разрешил Хуа То наклеить на створки ворот новые картинки с изображением духов Мэн-шэнь, охраняющих жилище от бед и зол. С рисунка грозно смотрели два брата-исполина с гневными лицами, в угрожающих позах.

Другие цуцзы – картинки или образчики поэзии, каллиграфически выписанные на полосках шелка и бумаги, мальчик повесил вертикально на стенах в чжан-тане, парадной комнате для гостей, которая помещалась в центре первого двора. Всего в их усадьбе дворов насчитывалось четыре. Они, а также небольшой садик, были обнесены стеной.

Развешивая с внуком картинки, дедушка заставлял То разгадывать их смысл. Почти каждый лубок представлял собой ребус из благожелательных символов, хотя с виду они казались просто картинками на исторические темы, иллюстрациями к литературным произведениям, мифам, легендам, просто бытовыми сценками.

Взгляд из XX века

Собственно, разгадка лубков была одной из форм обучения. Наличие многих диалектов разговорного ханьского языка привело к тому, что универсальным средством общения стал язык письменный. Даже японцы и корейцы, не знавшие китайского, понимали многие иероглифы. Многозначность, сложность и многочисленность иероглифов требовали долгих лет учебы, которую начинали сызмальства.

Едва мальчик достигал шести-, семилетнего возраста, отец, если был достаточно богат, приглашал для него учителя или отдавал в школу. Вместо букваря первой книжкой, которую брал в руки китайский первоклассник, было «Сань-цзы-цзин», «Троесловие», написанное очень сжатым литературным слогом, который сильно отличался от обычного разговорного языка.

Автор книги, ученый Ван Инлинь, живший в XIII веке, объединил в своем произведении более тысячи основных иероглифов в 178 двустишиях, по три иероглифа в строке. Поучение о необходимости образования, сведения о небе, земле, временах года, странах света, растительности и животном мире, династиях, правивших страной, поучительные примеры из жизни ученых и государственных мужей – вот содержание этой «малой детской энциклопедии». Отдельные двустишия из нее стали поговорками.

Книгу зазубривали наизусть. Ученики повторяли то, что учитель зачитывал вслух. Удостоверившись, что они запомнили все, педагог объяснял значение каждого выученного иероглифа и смысл зазубренной фразы, потом давал новое предложение.

Уроки продолжались целый день в течение всего года за исключением месяца новогодних каникул.

После «Троесловия» выучивался наизусть «Список фамилий» («Бай-цзя-син»), содержащий 408 односложных и 30 двусложных наиболее употребительных китайских фамилий. Затем следовала «Цянь-цзы-вэнь», «Книга из тысячи знаков». В ней насчитывалась ровно тысяча иероглифов, и ни один из них не повторялся дважды.

На второй ступени обучения (тем же способом зазубривания) постигались основы конфуцианства – «Сы-шу» («Четверокнижие») и «У-цзин» («Пять канонических книг»), а также стилистика и правила стихосложения.

И на этом нельзя было считать образование законченным. За пятитысячелетнюю историю Поднебесная накопила несметное множество культурных ценностей. Они вошли в жизнь ее народов, в быт не только знатных и образованных, но и простых людей, стали неотъемлемой частью языка, обычаев, нравов. Этические учения Кун-Цзы и Лао-цзы, религиозные воззрения буддистов, даосистов, культ предков, мифы и легенды, сказки и предания, исторические хроники и стихи великих поэтов, просто удачные фразы наряду с пословицами, поговорками органично вплетались в живую ткань человеческого общения, формировали иной, чем у представителей других цивилизаций, строй мышления. Обычный разговор, простой рисунок, жест несли в себе много намеков и загадок, которых иностранцу (и ребенку) было не понять без объяснений. Взрослый же китаец схватывал все с полуслова – либо из контекста, либо на основе предварительно полученных знаний.

* * *

Семья Хуа обладала кое-каким достатком, но приглашать педагога или отправлять единственного внука в школу дедушка запретил. Человек широко образованный, хотя и без ученой степени, не сдававший государственных экзаменов, он в детстве сам учился в школе и воспылал к ней ненавистью. Выучивая книги наизусть, ученики во весь голос кричали заданные фразы, в классе непрерывно стоял сплошной шум и гам, отчего болела голова. Как можно обрекать ребенка на подобную муку, если последний лан не истрачен?

Не хотел дедушка и отдавать То под власть учителя. Чужой человек лучше своего не научит, что бы там не талдычили приверженцы старины о слепоте родительской любви и объективности посторонних.

Дедушка уже давно собирался по возрасту отдалиться от торговых дел, поручив лавки доверенным приказчикам, а тут ускорил это решение. Он стал учить внука. Сам. Когда старик бывал занят, уроки сыну давала мать, тоже получившая образование, что для женщин среднего сословия в те времена было не столь уж редким явлением.

Мальчик отличался недюжинной сообразительностью и памятью, поэтому познакомился с «Троесловием» в четыре года, а к семи уже выучил каноны. Для укрепления знаний дедушка постоянно играл с ним в отгадки исторических, логических и языковых ребусов, даже позволял присутствовать при разговорах взрослых. То приходилось расшифровывать услышанное, отыскивая в своей памяти нужные примеры и ассоциации, постоянно решая логически-образные шарады. С каждой услышанной и понятой фразой он просверливал себе новую щелочку в волнующий мир старейшей из сохранившихся на земле цивилизаций, чувствуя, как щели сливаются в большое окно…

– Картинка носит название «Лянь шэн гуй цзы». О чем она повествует?

Мальчик, как его учили, попытался, оттолкнувшись от конкретных деталей, проникнуть в тайный смысл рисунка. Очевидность мешает видеть внутреннее течение.

– «Лянь» – «лотос» и «соединять», «цзы» – «семена» и «сыновья», «гуй» – не только «драгоценный», но и «знатный». «Шэн» имеет единичное значение «рождаться». Поверхностный смысл: «Лотос рождает драгоценные семена». Настоящий – пожелание: «Пусть у вас рождаются знатные сыновья».

– Как содержание рисунка отражает название?

То всматривается в лубок. Во дворике слева стоят два мальчика. Один разрезает кожуру на гранате, второй держит в правой руке шэн, в левой – лотосовый цветок. Понятно: гранат и музыкальный инструмент – символы многочисленного мужского потомства, к тому же слово «шэн» созвучно с иероглифом «рождаться». Лотос в руке, большой персик и плод «рука Будды» на блюде – пожелания долголетия. А вот несколько молодых женщин – каждая с младенцем на руках. Очень тонкий намек! Богато расшитые костюмы, длинные ногти в серебряных ножнах, [111]111
  В знак того, что их руки не ведают труда, знатные и богатые китайцы отращивали ногти до 10–12 см длиной и держали в роскошных ножнах, чтобы не сломать.


[Закрыть]украшенных жемчугом, маленькие «лотосовые» ножки говорят об их знатности. В волосах у них золотые шпильки – ведь это же прозвище наложниц!

Внезапно горькая мысль портит сладость момента:

– Вы намерены повесить этот рисунок в спальне моего почтенного батюшки?

Дедушка поражен:

– Как ты догадался?

– По содержанию картинки, Она означает пожелание долголетия и многочисленного мужского потомства от многих жен и «золотых шпилек» – наложниц. Вы хотите упрекнуть батюшку за то, что у него только одна супруга…

– Не упрекнуть, а напомнить о необходимости соблюдать обычаи…

– Матушке такое не понравится!

– Это уж точно! Однако ей придется смириться! Что гласят каноны Кун-цзы о трех обязанностях женщины?

– До замужества подчиняться отцу, выйдя замуж, подчиняться мужу, став вдовой, подчиняться сыну… Зачем папе еще наложницы?

– Каковы семь пороков женщины – поводов для развода?

– Непочтительность к родителям и мужу, прелюбодеяние, болтливость, злоязычие, ревность, болезнь, бесплодие.

– Тремя последними из них обладает твоя матушка…

– О каком бесплодии ведете вы речь, высокочтимый дедушка? У нее есть сын!

– Опять ты перебиваешь старших! Учись вести себя, как подобает будущему цзюньцзы, благородному мужу, во всем следующему конфуцианской этике. Всегда выслушивай до конца любого собеседника, тем более старшего по возрасту. Иначе уподобишься лягушке в колодце. И никогда не поднимешься на лазурное облако.

То соображает: лягушка – олицетворение невежды. Со дна колодца огромное небо кажется ей маленьким и квадратным. А подняться на лазурное облако означает сделать блистательную карьеру.

– Вернемся к твоей матери. Подарив тебе жизнь, она заболела, и вот уже девять лет в доме не слышно плача младенца, радующего сердце. Малодетность – страшное проклятие Небес! Бесплодие – порок, но ревность куда хуже. Глупая ревность затмевает ум твоей матери, и она не дает моему сыну взять других жен или наложниц, чтобы таким образом увеличить потомство. Если что-то случится с ним и с тобой, наш род исчезнет. Все мои дети, кроме твоего отца, пьют из Желтых ключей. В моих чреслах нет больше силы. А твой отец и смотреть не желает на других женщин! Служанки-амы очень недовольны…

Дедушка не уточняет, чем, но То и так знает. Человек, продавший себя в рабство или поступивший в услужение, обычно получает от господина новое имя и принимает его фамилию. Все рабы и слуги в Чжунго зовут хозяйку «мама», хозяина – «папа», те величают их «дочерями» и «сыновьями». Обычай требует, чтобы хозяин хоть раз провел ночь с каждой служанкой. Однако То никогда не видел, чтобы батюшка по ночам покидал Перечный дом – мамины покои. Некоторые амы радовались этому. Большинство же, не стесняясь мальчика, ругали «папу» за невежливость и пренебрежение.

Хуа То плачет. Дедушка трясет рукавами халата, очень длинными и широкими, так что ему приходится поднять руки, чтобы обнажить кисти и пальцы. Этот резкий жест выражает досаду, огорчение. Мальчик мгновенно замолкает.

– Чем вызваны твои слезы?

– Вы не любите мою матушку…

– Ты видишь тень лука в чаше, – фыркает старик.

То вспоминает притчу: герой увидел в чаше для вина тень висящего на стене лука и принял ее за готовую ужалить его змею…

– …Я очень хорошо отношусь к первой жене моего сына. Она умна. Она настолько почтительна, что продала часть своих драгоценностей, чтобы вместе с моим сыном купить мне гроб, и я никогда этого не забуду…

То знает: вступившая в брак жительница Поднебесной приносит в свою новую семью только личные вещи и драгоценности. Расстаться с ними – признак редкого бескорыстия. А подарить родителю гроб – знак особо почтительного отношения.

– С тех пор как она стала прислуживать твоему отцу с полотенцем и гребнем, то есть сделалась его женой, в нашем доме всегда царит чистота и порядок, он превратился в башню Циньлоу… У твоих родителей согласие, как между цинь и сэ, их можно уподобить селезню и утке…

Что же это означает, лихорадочно соображает мальчик. Ах, да, Циньлоу – башня, на которой играли на флейте супруги Сяо Ши и Лунъюй, ее название стало символом супружеского счастья. Согласие между мужем и женой обозначают и сравнения с уткой и селезнем, с гармонией звуков двух музыкальных инструментов цинь и сэ.

– …И добродетелью она не уступает Жэньен. Мужу подносит пищу на уровне бровей, как Мэн Гуан…

– Кто это, высокочтимый дедушка?

– Разве ты не знаешь? Жэньен – добродетельная жена, жившая в правление Шэнь-нуна. [112]112
  Шестое тысячелетие до н. э. согласно традиционной китайской хронологии.


[Закрыть]Мэн Гуан – супруга сановника Лян Хуна. [113]113
  Они жили в I веке н. э.


[Закрыть]Они относились друг к другу с особой преданностью и любовью. Принося мужу тарелку с едой, Мэн Гуан держала ее на уровне бровей, выражая тем самым свое безграничное почтение. Так что твоя матушка весьма достойная женщина. Потому твой отец и подкрашивает ей брови…

То понимает эту фразу. При династии Хань жил некий Чжан Чан, столь пылко любивший супругу, что подкрашивал ей брови.

– Я ценю и уважаю твою матушку, как собственную дочь. И с прискорбием сознаю, что она все же не идеальная жена моему сыну…

– Почему?

– О трех ее пороках я уже упоминал. Скажу тебе еще кое-что, чего не хотел бы говорить. Астрологи предупреждали, что ее судьбой управляет Небесная собака. [114]114
  Звезда созвездия Стрельца.


[Закрыть]

То каменеет: его жизнь под угрозой. Женщина или семья под знаком зловещей звезды либо не будет совсем иметь сыновей, либо ребенок проживет недолго.

– Матушка каждый раз приносит жертву Чжан Сяну! Бог-чадодатель спасет нас от злого светила! Недаром на иконах он всегда целится из лука в Небесную собаку! И потом ведь над нашим домом свили гнездо белые ласточки, а такую семью ждут почет, знатность, богатство…

– Приметы противоречат предсказаниям геомантов и звездочетов. Все же я склонен больше верить в худшее, ибо у твоей матери есть один ужасный недостаток, который может нас всех погубить. Красотой она не уступает прославленной Ли – жене императора У-ди. Брат этой императрицы Ли Яньнянь сказал в стихах, посвященных сестре и поднесенных повелителю Поднебесной: «Раз взглянет – и сокрушит город, взглянет второй раз – и покорит страну».

– Чем же это плохо?

– Красота женщины – источник несчастий. Книга «Весны и осени царств У и Юэ» учит: «Мудрый муж – залог процветания государства, прекрасная женщина – причина его бедствий». В истории немало тому примеров.

– Расскажите, пожалуйста, высокочтимый дедушка!

– Чжоу Синь, [115]115
  Правил с 1191 по 1157 гг до н. э.


[Закрыть]последний ван [116]116
  Ван (кит.) – в древности царь, потом титул членов императорского рода.


[Закрыть]династии Инь, отличался жестокостью и порочными наклонностями. Владетель местности Су поднял против него мятеж. Когда Чжоу Синь послал против бунтовщика несметное войско, тот одумался и в знак покорности подарил государю свою красавицу дочь Да-цзы. Она стала фавориткой императора, каждое ее слово обретало силу закона. В порочности и жестокости она превосходила даже своего господина, и они оба восстановили против себя народ и армию. Вот почему У-ван, основатель новой династии Чжоу, легко разгромил Чжоу Синя, убил Да-цзы и приказал надеть ее голову на древко белого знамени [117]117
  Белый цвет в Китае траурный.


[Закрыть]в знак того, что она способствовала гибели государства.

Ю-ван, [118]118
  Правил с 781 по 771 гг. до н. э.


[Закрыть]император династии Чжоу, погиб из-за любимой наложницы Бао Сы. Красавица никогда не смеялась, и чтобы развеять ее печаль, владыка приказал зажечь на всех башнях столицы сигнальные костры. Увидев предупреждение о вражеском нападении, удельные князья поспешили на помощь государю. Не обнаружив неприятеля, они пришли в замешательство и смех впервые сорвался с прелестных губок Бао Сы. Но когда недруги в самом деле осадили столицу и на всех башнях вновь засверкали сигнальные огни, князья решили, что это новая шутка, и остались дома. Город был захвачен, Ю-ван погиб.

Правитель княжества Юэ задумал завоевать царство У. Зная, что повелитель этой страны, которого звали Фу Ча, падок до прекрасного пола, он послал ему в подарок двух красавиц, среди них знаменитую Си Ши. Дочь дровосека пленила Фу Ча. Он забросил государственные дела из-за любовных утех и не смог отразить нападение полчищ Юэ. После падения У женщина вернулась на родину. По приказу советника правителя Юэ, желавшего избавить страну от роковой красоты, приносящей несчастья, Си Ши была утоплена в Янцзы. [119]119
  Это произошло в V веке до н. э.


[Закрыть]

Этими именами список не исчерпывается! Пань Шуфэй была наложницей и фавориткой Дун Хуня, [120]120
  Правил с 489 по 500 гг.


[Закрыть]вана династии Ци. Он безумствовал, чтобы доказать любимой силу своей страсти, велел изготовить из чистого золота цветки лотоса и устлать ими аллеи сада, по которым прогуливалась его возлюбленная. Император Лянской династии У-ди захватил земли Ци, красавица попала в плен. Пораженный ее внешностью победитель хотел взять ее к себе в гарем, но ему отсоветовал министр, который считал женщину причиной падения династии Ци. Узнав о решении императора подарить ее одному из придворных, Пань Шуфэй покончила с собой.

Расскажу еще про Ян Гуйфэй, из-за которой император Сюань-цзун забыл о государственных делах. Родственники фаворитки, назначенные на высокие государственные должности, безнаказанно грабили народ, сама она преследовала великого поэта Ли Бо. Начальник пограничных войск Ань Лушань поднял мятеж. Император бежал, немногие оставшиеся ему верными солдаты потребовали смерти фаворитки. По приказу Сюань-цзуна она удавилась. Государь же отрекся от престола. [121]121
  Эта история случилась в 755 г.


[Закрыть]

– Да простит меня высокочтимый отец моего отца. По моему скромному разумению, в падении могучих государств виновата не красота прославленных женщин древности, а их слабости и недостатки, пуще же всего – пороки их хозяев – ванов.

– Ты осмеливаешься оспаривать выводы, к которым пришли авторы книг, где описаны все эти случаи в назидание потомству?

– И Кун-цзы послушался Сян-го…

Дедушка прикусил губу, чтобы не рассмеяться и тем самым не уронить серьезности и торжественности урока. Он сам рассказал внуку про восьмилетнего Сян-го, который поспорил с величайшим из великих философов. И мудрец признал свою ошибку и назвал мальчишку учителем.

– Ты не столь уж неправ. У твоего отца, конечно, множество достоинств и нет таких дурных качеств, как у вышеназванных ванов древности. Однако порой таланты приносят человеку больше бед, чем пороки. Вспомни Сун Хуна… [122]122
  Жил в I веке.


[Закрыть]

…Это сановник при дворе императора Гуанъу-ди. Государь предложил, ему брак со своей сестрой. Сун Хун отказался, не желая понижать положение в доме своей прежней жены, перенесшей с ним голод и холод. Какая связь между этим достойным вельможей и моим отцом? Видимо, дедушка намекает, что ради мамы папа готов на все. Пора бы заканчивать урок, ведь в новогодний месяц даже школьники вообще не учатся…

Дедушка, к счастью, угадал его мысли.

– На сегодня достаточно. Кай Сан! – возвысил он голос.

Вошла служанка, ухаживающая за первым сыном в семье – наследником имущества. На ней были черный халат и штаны, волосы завязаны в узелок.

– Накорми первого сына первой матери, одень его для прогулки.

Через полстражи носильщики понесли паланкин с дедушкой и внуком в театр теней. По дороге они посмотрели еще и выступление уличных циркачей. Жонглеры перекидывались тяжелыми фарфоровыми вазами, то удерживали их на голове, то перекатывали через плечо по руке. И сосуды оставались целыми! Другой актер вертел тарелочки на тонких длинных шестах из бамбука. Фокусник с чудодейственным халатом вытаскивал из-под него бутыли, полные водой, выпускал из небольшого и, казалось бы, пустого ящика живых птиц… Чудес не перечесть!

Лицо дедушки заметно оживилось, когда на площадку вышел бритоголовый монах с кувшином вина в руке. Он кувыркался, совершал немыслимые пируэты и уклоны, прыгал, необыкновенно быстро бил в разные стороны ногами и свободной рукой – и ухитрился не пролить ни капли!

– Удивительно! – шепчет дедушка. – Это цзюйбах-сень, школа пьяного бога, один из секретных стилей цюань-шу. Ему учат только в обители Шаолинь, которая расположена в нашей провинции. Цель этих, на первый взгляд, бессмысленных движений – сбить противника с толку. Смотри, монах топчется на месте, колеблется, падает, делает перевороты через себя, обманные жесты, меняет темп. Великий мастер! Непонятно, почему он опустился до того, что демонстрирует свое кунфу [123]123
  Это слово на кантонском диалекте обозначает высшую ступень совершенства, его употребляют перед названием какого-либо дела, искусства. Сейчас этим не совсем точным термином обозначают на Западе китайскую гимнастику и систему рукопашного боя ушу.


[Закрыть]цзюйбах-сень в уличном представлении. Должно быть, он таким образом прославляет храм, чтобы туда стекались ученики…

– Чем славится эта обитель?

– В нее заходит обиженный и слабый – и выходит почти всемогущим.

– И туда надо заманивать послушников?

– В Шаолинь попадает один из тысячи желающих. Я в свое время не попал. Запомни на всякий случай: набор в храм начинается в день моления у текучих вод.

Паланкин последовал дальше по преобразившимся улицам города, обгоняя ряженых. Они шли на высоких ходулях с букетами рисовых колосьев на груди: Новый год – одновременно и праздник начала полевых работ.

В ночь на двадцать третье число двенадцатой луны родичи Хуа проводили своего Цзао-вана, бога домашнего очага, к Владыке Неба Юйди, чтобы он доложил о хороших и дурных делах, совершенных семьей за прошедший год. По сторонам изображения Цзао-вана прикрепили изречения: «Попадешь на небо – докладывай только о благих поступках», «Вернешься – даруй счастье». Губы ему смазали медом – пусть уста шепчут на ухо Яшмовому Владыке лишь сладкие слова. Для священной лошади, на которой хранитель домашнего очага отправлялся наверх, поставили блюдце с водой, положили маленькое седло, клочок сена и уздечку, сплеченную из красного шнурка.

Затем бумажное изображение вынесли во двор и сожгли под треск хлопушек.

Утро следующего дня мальчик провел в Перечном доме. Дедушка уехал по делам, и урок ему давала мать.

То глядел на нее с обожанием. До чего же мамочка красива! Овальное лицо поражает своей белизной. Предел мечтаний любой китаянки – такой цвет лица, как у Ян Гуйфэй, кожа которой не уступала по нежности нефриту и не нуждалась в белилах. Мамочка тоже ими не пользуется. Глаза у нее – формы миндаля и чисты, как осенняя волна. [124]124
  Поэтический образ женских глаз, чистых и прозрачных, как речная вода осенью.


[Закрыть]Брови – тонкие полумесяцы. Черные волосы убраны ущербными лунами на вершине головы и украшены нефритовыми шпильками. До четырнадцати лет, поры совершеннолетия, когда она стала прислуживать папе с метелкой и совком, [125]125
  То есть стала женой.


[Закрыть]мамочка носила детскую прическу. Достигнув возраста шпилек, заколола волосы в узелок на затылке, сделав сложную прическу. Нефритовые шпильки ей подарил папа. Этот камень, как и жемчуг, приносит бессмертие. Нефритовые изделия преподносят в знак пожелания счастья и долголетия.

Одета она, как знатные дамы на лубках. Вся в шелках: длинный бледно-голубой халат, голубые брюки, легкая зеленая накидка с коричневыми пятнами. Мягкие тапочки на крохотных ножках. Личико ее обычно омрачено печалью, когда папы нет дома. Ей тоскливо. Домашние дела, конечно, отнимают много времени, но они однообразны. Со мной в основном занимается дедушка. Мамочка нигде не бывает. Обряды предписывают женщинам замкнутое строгое существование, а дамы благородных сословий даже не имеют права открыто появляться на людях. Она не раз говорила, что каждый час общения со мной для нее праздник.

– Что тебе рассказывал дедушка на последнем уроке, свет очей моих?

– Истории о знаменитых красавицах, которые погубили древние царства. Правда, что ты красотой им не уступаешь?

– Я всего лишь простая безобразная женщина. Впрочем и у этих прославленных дам имелись серьезные изъяны во внешности.

– Даже у Ян Гуйфэй?

– Даже у нее. Отец моего мужа упоминал, что она изгнала из столицы Ли Бо?

– Да.

– Знаешь, почему? Заносчивый и всесильный евнух Гао Лиши завидовал великому поэту и наклеветал на него фаворитке. Дескать, в своих знаменитых «Чистых ровных мелодиях» Ли Бо посмеялся над ней, сравнив с изящной красавицей глубокой древности по прозвищу «Летящая ласточка», которая славилась тонкостью стана.

– Что же тут плохого?

– Да ведь Ян Гуйфэй была весьма полной! Она посчитала такое сравнение скрытой насмешкой!

– А Пань Шуфэй имела изъяны?

– Волшебник-даос превратил фазанью самку в девушку – это и была Пань Шуфэй. Красотой она превосходила всех женщин, но у нее остались маленькие птичьи лапки. Влюбленный Дун Хунь уверял ее, что ему нравятся такие крохотные ножки, заставлял ее ходить по золотым лотосовым лепесткам, восклицая: «Каждый твой шажок рождает золотой лотос!». Именно она придумала обычай бинтования ног. И теперь главный признак девичьей красоты – «золотые лотосы» или, как их еще называют, «нежные побеги бамбука» и особая покачивающаяся «утиная» походка. Только такая девушка достойна быть женой или наложницей, ведь ее ноги не годятся для обычной черновой работы. Удел женщин с простыми ногами – оставаться крестьянками, амами, проститутками низшего класса, рабочими.

То слушал во все уши: о жизни противоположного пола он знал очень мало.

– Мамочка, а бинтовать ноги не больно?

Женщина непроизвольно содрогнулась, вспомнив, как в шестилетнем возрасте ее ступни были впервые сжаты бинтами, подобными злым питонам. Узкие, шириной в цунь с четвертью, и длинные, протяженностью в три с четвертью чжана. [126]126
  Шириной 4 см и длиной 10 метров.


[Закрыть]Мокрые, противные, они туго обхватили ее ноги – вокруг пяток под подъемом и под стопой. Подогнули под стопу четыре маленьких пальца, оставив свободным только большой. Высыхая, повязка стянула ногу, вызвав нестерпимую боль. Шли годы, пятка подтягивалась к носку, подъем выгибался. Но родные сочли, что недостаточно быстро. Пригласили знахаря с ножом и мазями, он сделал разрез по середине стопы, и пятка стала сближаться с носком куда быстрее. Раз в неделю повязку снимали, ноги вычищались. Маленькие пальцы отсохли, их убрали.

– На каждую пару лотосовых ножек приходилось озеро слез, сынок. Слезы и боль – пустяк. Мне не стыдно позволить измерить мои ступни, они не превышают трех цуней. [127]127
  10 сантиметров.


[Закрыть]Иметь «золотые лотосы» – дело чести. Гордость позволяет вынести любые мучения. А «нежные побеги бамбука» болят все время. И если теперь снять повязки, они заболят еще больнее. Но давай поговорим о твоем папе…

– А где он сейчас?

– Пытается достать цветок корицы…

То соображает: «чже туй», сломить ветку корицы, звучит так же, как «стать знатным». Это выражение – образное обозначение сдачи государственных экзаменов.

Взгляд из XX века

Со 121 по 1905 год гражданскими чиновниками в Китае назначались только те, кто выдерживал государственные экзамены и получал ученую степень.

Испытаний было три. Первое проходило раз в полтора года в уездном центре и продолжалось один день. Выдержавший получал низшую ученую степень сюцай («совершенствующий способности») и допускался к экзамену в провинциальном центре, который состоялся раз в три года и длился девять дней. Прошедшие второй этап удостаивались звания цзюйчжень («представляемый»). Оно служило пропуском к третьему – пятидневному – экзамену, проходившему в столице весной раз в три года.

Собирались на него обычно восемь-девять тысяч претендентов. Делился он на три стадии. Первая длилась три дня и являлась повторением провинциальных испытаний. После нее оставалось три-четыре сотни лучших, которых допускали к дальнейшим экзаменам. Их число уменьшалось раз в десять после второй стадии – и тогда они получали звание цзиньши («поступивший на службу»).

В последний день новоявленные цзиньши сдавали дворцовый экзамен, введенный в 973 году. Десять наиболее достойных заслуживали особую почесть – их представляли императору, который считался главным экзаменатором. С 1375 года трое лучших из этой десятки с почетом выходили из дворца через центральные ворота. Самый способный получал звание «образцовое око» и сразу назначался на должность в Ханьлиньюане – учреждении, которое европейцы называли первой в мире академией наук. Ученые-ханьлини занимались толкованием и составлением императорских указов, подготовкой бумаг для Сына Неба и т. п.

Темами для двух сочинений – в прозе и стихах – обычно выступали цитаты из классических книг или изречения мудрецов по проблемам философии, истории, этике. При сложении стихов требовалось точное соблюдение установленного размера, рифмы, определенного числа иероглифов и использование традиционных образов старой китайской поэтики.

Для поступления на государственную службу, таким образом, следовало знать наизусть классические книги, обладать изящным слогом и каллиграфическим почерком, быть настойчивым и усидчивым. Словом, в отличие от других стран (не только в древности или средневековье, но и сейчас), в управленческий аппарат набирались по меньшей мере грамотные и трудолюбивые, а часто – способные и даже талантливые люди.

Тем не менее бюрократическая машина Китая была заражена коррупцией, мешала прогрессу ничуть не меньше, чем в других цивилизациях, где доступ в «коридоры власти» зависел не от личных способностей, не от результатов экзаменов (которые в Поднебесной было куда труднее подделать, чем сейчас у нас), а от богатства и знатности, родственных связей – хотя, конечно, эти факторы немало значили для судьбы «абитуриентов» и в Срединном государстве.

В этом плане никаких изменений к лучшему не произошло с тех пор, как вождь первобытного племени впервые передал власть своему наследнику, а не лучшему охотнику. В Китае, как и во всем мире во все времена, за исключением революционных эпох, господствующее положение в обществе занимали дети и внуки тех, кто уже стоял у власти поколением раньше. Сыновья китайских крестьян и ремесленников, теоретически обладавшие правом на допуск к экзаменам, практически имели мало шансов их сдать, так как вынуждены были сызмальства зарабатывать на жизнь, а не учиться. Одиночки-парвеню, волей случая или силой своего гения ухитрившиеся все же «сломать ветку корицы», быстро инкорпорировались в правящую клику, становились там своими и защищали уже не прежних, а новых товарищей по классу.