Текст книги "Галерные рабы"

Автор книги: Юрий Пульвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

Венгрия, Керестешское поле, 26 октября 1596 года

Прежде чем запятнать руки чужой кровью, бойцы противостоящих армий очищали собственные души обращением к Всевышнему.

Крестились и бормотали молитвы, причащались, целовали кресты и образа христиане.

Турки коленопреклоненно творили намаз под причитания муллы. Пророк не зря разрешил в путешествии и походе объединять пять обязательных дневных молитв в одну. Именно намаз, совершенный перед кровопролитием, имеющий пятикратную по сравнению с обычной молитвой силу, поможет убитому правоверному стать шагидом. [107]107
  Шагид (араб.) – мусульманский воин, погибший во имя Аллаха и попавший в рай.


[Закрыть]

Обеспечив себе благословение небес, османы вскочили. Издали громоподобный клич «Аллах Акбар! Аллах велик!». Кинулись сломя голову на европейцев. И запрудили своими телами Тису, попав под огонь австро-венгерских пушек. Увязали в грязи, тонули в холодных октябрьских водах, падали под ядрами и пулями и все равно упорно рвались вперед.

Со скрытым злорадством, хотя внешне невозмутимо, Искандар передавал султану сообщения, которые приносили чауши.

Переправа через Тису стоила правоверным больших потерь.

Конница вязнет в топях, не может преодолеть земляные укрепления гяуров.

Атака татарских туменов отбита трансильванцами.

Неверные вывели из лагеря основные силы, ударили в барабаны, выпалили из пушек и мушкетов и перешли в контрнаступление.

Правоверные отступают, переправляются обратно через реку.

Христианские полки остановились перед Тисой, обстреливая отходящие османские войска.

– Чауш-паша, что, по твоему разумению, предпримут гяуры?

– Хондкар! Сейчас перед Маттиасом стоит трудный выбор. Он может не тронуться с места и остаться победителем в первой схватке. Но тогда он рискует тем, что даст нам собраться с силами, восстановить ряды и повторить атаку. Герцог может также переправиться через Тису, чтобы добить отступающих. Это грозит ему потерей первоначального успеха.

– Какой из двух путей предпочтет герцог?

– Думаю, второй. И начнет с румелийцев. В центре, где они стоят, более удобное для переправы место. При поражении анатолийцев разбитым окажется только наш левый фланг. С разгромом румелийцев мы лишимся и центра, и правого фланга, потому что татары сразу же убегут с поля боя.

Султан недовольно поджал губы. Искандар замолчал. Через некоторое время прискакал чауш:

– Неверные преодолели реку и болота, преследуя отряды Осман-бега! Сам наместник убит! Румелийцы разбегаются! Царевич Саадет-Гирей уводит свои тумены!

Мехмет побледнел:

– Ты как будто смотришь в волшебное зеркало, показывающее будущее, Искандар-паша! Что нового предскажешь?

– Увы, ничего хорошего, великий падишах. Хотя у нас по-прежнему больше войск, чем у неприятеля, твои полководцы уже считают битву проигранной и теперь запрутся в своих лагерях и будут отбиваться каждый по отдельности, заботясь о сохранении собственных обозов, а не о благе армии!

– Как смеешь ты, недавний гяур, клеветать на знатнейших из моих подданных! Забыл, как утром валялся у моих ног, умоляя о пощаде за дерзость! Хочешь языка лишиться?

– О славный повелитель! Я буду рад ошибиться, ибо моя ошибка будет означать твою безопасность! Но, к несчастью, я прав, ибо я единственный из твоих слуг предан тебе до гроба и не брошу своего господина на произвол Судьбы, как остальные. Свитки [108]108
  Почетное наименование Корана.


[Закрыть]учат: «Аллах украсил землю всем сущим, создал разные ценности, дабы испытать людей и узнать, кто из них будет поступать лучше других». Вон скачет чауш, и сейчас ты убедишься, верно ли я говорю про тех, кто заседает в твоем диване…

– Анатолийское ополчение укрылось в обозе, построило возовое укрепление и отбивается от гяуров. Татары сбежали. Сипахи засели в своем лагере и отказываются сражаться, пока им не выплатят жалованье…

Искандар украдкой глянул на владыку: что предпримет султан? Любой другой на его месте приказал бы садиться на коней и спасаться бегством. Однако среди недостатков Мехмета III трусость не значилась.

– Теперь я и без тебя, о мудрейший и верный Искандар-паша, ведаю, что произойдет! Скоро неверные окажутся здесь! Да, вон они идут!

…В неярком солнечном свете заблистали кирасы немецких ландскнехтов и австрийских конников. Вой труб, громыханье барабанов, регулярные мушкетные залпы звучали все ближе и ближе. На выстрелы турецкой артиллерии этот железный зверь обращал не больше внимания, чем кабан на собачьи укусы: содрогнется, ощетинится, рыкнет, еще сильнее озлобится и еще решительнее устремляется вперед.

Перед султаном вдруг предстала окровавленная тень тезки, Мехмета I, погибшего в битве на Косовом поле в 1389 году от руки сербского витязя. Может, в ряды бронированных германов шайтан поместил второго Милоша Обилича, который одним ударом осиротит Блистательную Порту… О Аллах, Айнан. Меджид-Истинный, Всемогущий, как отвратить беду?

– Чауш-паша, верно ли шепчут в народе и войске, будто гадалки предсказали тебе непобедимость в битвах?

Искандар смутился. Через доверенных людей он распускал эти лестные для себя слухи, немало способствовавшие росту его популярности в армии. Стоит или нет подтверждать их султану?

– Солнцеподобный, мне действительно говорили об этом кое-какие прорицатели и звездочеты. Да мало ли что они болтают!

– Что ж, проверим, правильно ли составлен твой гороскоп. До сих пор, я припоминаю, ты не терпел неудач на войне. Назначаю тебя сераскером и передаю командование войском. Если астрологи не лгут, ты свершишь невозможное: вернешь утраченную победу!

…А если нет, то султан останется ни при чем. Кто узнает, когда новому сераскеру доверили командование? И козлом отпущения станет именно он, Искандар, позорно проигравший битву на Керестешском поле!

Черные мысли, однако, осветлялись чувством искренней радости. Искандар кинулся к ногам повелителя:

– Благодарю великодушнейшего из великодушных! Пусть руки твои достигнут желаемого тобой! Только прошу обещать, что хондкар не станет отменять мои приказы, какими бы странными они не казались…

– Обещаю! Встань, сераскер, и распоряжайся!

Искандар вскочил, будто окрыленный. Сбылась его мечта: он во главе самой могучей в мире армии! И ничего, что сражение почти проиграно. Он чувствовал в себе титанические силы, способность повернуть ход битвы вспять.

Как всегда в те минуты, когда он руководил боевыми действиями, его ум словно озарялся. Замыслы, идеи, планы, как детальки в часовом механизме, цеплялись одна за другую с необыкновенной точностью, гладко, без сбоев и приносили нужный результат.

Искандар смотрел на поле боя и видел его не так, как остальные. Нестройные толпы людей, убивающие друг друга, представлялись ему некими абстрактными силами, евклидовыми геометрическими фигурами, имеющими определенное числовое значение, направление движения, ударную мощь. Пролитая кровь, горы трупов не будоражили его воображение, не вызывали ни ужаса, ни жалости. Если он и учитывал их, то чисто арифметически, уменьшая в уме цифры, обозначавшие численность тех или иных фигур – отрядов. Эти обобщенные образы отдельных полков и родов войск, каббалистические знаки войны Искандар мысленно сравнивал друг с другом, переставлял с места на место, как фигурки в игре «сто забот» или шахи-маты.

Не меньшим наслаждением было проникать в умы вражеских и своих воевод, оценивать их возможности, предугадывать дальнейшие действия с учетом их знаний, темперамента, боевого опыта, особенностей народов, которыми они предводительствовали.

И особое упоение владычеству боем придавал дамоклов меч риска, фатальность неудачного решения…

Даже от женщин он не получал такого удовольствия, как от этой острейшей и опаснейшей игры ума!

– Позвать гениш-ачераса! – отдал он свой первый приказ.

Когда командир янычарского корпуса явился, Искандар без лишних слов объявил:

– Повелитель только что назначил меня сераскером, сам устранился от командования.

Сулейман-паша склонил голову:

– Рад оказаться под твоим началом, непобедимый. Слушаю твои распоряжения.

– Немедленно продвинь четыре орты йени-чери вперед, чтобы они заняли оборону у пушек. Возглавь их сам. Две оставшиеся орты построй в боевой порядок у шепира. Они будут резервом. Прикажи пушкарям вести непрерывный огонь по передним рядам вражеских полков.

Затем сераскер подозвал двух чаушей.

– Ты собери всех мазул из свиты. Пусть станут вместе с телохранителями, держа оседланных коней в поводу. Ты же ступай в обоз, выведи оттуда всех охранников, слуг, брадобреев, конюхов, повозничьих, купцов, маркитантов. Только лекарей не трогай. Чтобы ни единого дармоеда там не осталось! Вооружи их, чем найдется, хоть вертелами и оглоблями, и присоедини к тем двум ортам, что расположатся у шепира. Мурад-ага!

– Я здесь, Искандар-бег! – подскочил высокий молодой командир одной из орт. Он был рад первым назвать сераскера новым причитающимся ему титулом, ставившим Искандара в ряд со знатнейшими вельможами. На командующего Мурад смотрел с преклонением и восторгом. Искандар знал, что это искреннее чувство. Он и сам любил его за честность и воинские таланты. Теперь появилась возможность возвысить верного человека.

– Назначаю тебя командиром резерва… Мурад-паша. Лагерный сброд, который сейчас явится, погонишь перед собой, когда я пошлю две твои орты в атаку. Они создадут видимость большого отряда, смутят христиан, прикроют вас своими телами от первого мушкетного залпа. А когда сойдетесь вплотную, преимущество неприятеля в огнестрельном оружии испарится, как роса от солнечного тепла.

– Прости, что оспариваю твои указания, но разве можно оголять обоз, а тем более оставлять падишаха без охраны? – заволновался гениш-ачерас.

– Если мы победим, обоз останется нашим. Если проиграем, он неминуемо, с охраной или без, попадет в лапы неверных. А султана будут беречь телохранители – капуджи, мазулы и чауши. Или ты полагаешь, что твои орты пропустят христиан к шепиру?

– Гяуры пройдут лишь по нашим трупам! – гордо произнес командир янычар. – Но нас слишком мало, чтобы остановить целое вражеское войско.

– Ты прав, Сулейман-паша. Однако вспомни, полки гяуров наемные. Я уверен, они увлекутся дележом взятой добычи. Даже немецкая пехота не будет особо упорствовать, коли наткнется на достойный отпор. Германы предпочтут отступить к основным силам и пограбить румелийский лагерь вместе с остальными, нежели сгинуть в схватке с твоими неукротимыми йени-чери…

Искандар был прав: в это время доблестные союзники перетряхивали захваченную турецкую рухлядь. Наемники ставили свои флажки на привезенные румелийской знатью коробки с деньгами и драгоценностями, утварью, одеждой. Некоторые даже сели на сундуки и стали разыгрывать свои доли в кости.

Так они поступали всегда, и Искандар знал, что Керестешская битва исключением не станет…

– Во имя Аллаха, если вам ясен мой план, выполняйте приказ! Да сопутствует вам удача!

Мурад отправился к резерву. Сулейман возглавил отражение атаки ландскнехтов, чья стальная когорта неотвратимо накатывалась на позиции янычар, за которыми виднелась вожделенная цель – султанский обоз.

И тут впервые немецкая коса нашла на османский камень. Орты огрызнулись припертым к стене хищником. До сих пор никакому врагу не удавалось сломить янычар, когда те защищали султана. От их выстрелов в гигантском теле немецкой панцирной черепахи образовались зияющие раны-бреши. Каре ландскнехтов заколебалось, раздробилось на отдельные отряды и перемешалось с турецким строем. Этого и добивался Искандар, знавший, что в индивидуальных рукопашных схватках йени-чери сильнее любого соперника и что вне боевого порядка ландскнехтам труднее пользоваться своим главным козырем – мушкетами и длинными пиками.

Остановленные и разобщенные, европейцы оставались грозной силой. Их было вдвое больше, чем янычар, и у них еще сохранялась наступательная инерция. Сотни две немцев прорвались сквозь орты и побежали к султанскому шатру. Мановением руки Искандар кинул против них телохранителей и мазул. Пусть придворные лизоблюды кровью оплатят падишаху стол и кров!

Султанская свита пестрым ковром своих тел, облаченных в красочные разноцветные одежды, устлала грязную истоптанную площадку перед шепиром. Посеченные их саблями бронированные фигуры павших ландскнехтов напоминали пустые доспехи, брошенные на палас.

Искандар окинул взглядом сражающихся. Дух мусульман еще не сломлен, но христиане явно одолевают, хотя напрягаются уже из последних сил. Наступил критический момент схватки, когда появление даже маленькой подмоги одной из сторон становится той самой лишней в грузе соломинкой, которая ломает хребет верблюду.

Кивком головы сераскер подозвал чауша.

– Передай Мурад-бею: пусть выступает. Все остальные чауши, на коней! Вместе с остатками телохранителей и мазул сбейтесь в конный отряд и обходите гяуров с левого фланга! Не заходите им в тыл, только создайте видимость попытки окружения, чтобы им было куда отступать. Если лишить христиан путей отхода, они начнут драться не на жизнь, а на смерть, и тогда мы все здесь ляжем. И музыку, музыку погромче!

Какофонию битвы вдруг заглушила громкая боевая музыка янычар. В их оркестрах ударные (барабаны, по которым стучали колотушками, шесты с перекладинами и полумесяцами, увенчанные бубенцами, медные тарелки и треугольники) преобладали над духовыми инструментами – трубами, зурнами, флейтами, свистелками.

Янычарская музыка сопровождалась криками, боевыми кличами и, что еще важнее, выстрелами. Христиан она ударила не столько по ушам, сколько по нервам. Они не ожидали появления нового отряда мохаммедан. И откуда им было знать, что половину этого пополнения составляли конюхи, слуги да брадобреи? Сам Искандар удивился, что в лагере нашлось столько бездельников, способных стать щитом для йени-чери.

Уцелевшие капуджи, мазулы и чауши тоже ушли в бой. Султан и сераскер остались вдвоем перед шепиром. Для Мехмета это было равносильно тому, что оказаться голым на торжественном приеме послов. Его всегда окружали десятки приближенных, телохранителей, евнухов. Даже в опочивальне он обычно спал вместе с одной из жен или невольниц, причем в комнате находился еще и кизыл-ага, а у дверей торчал стражник.

Падишах с неприязнью взглянул на нового командующего: как он посмел так рисковать благополучием повелителя? Да и своей собственной жизнью, видно, не дорожит. Если к шепиру снова прорвется хотя бы с десяток гяуров, им обоим конец…

Искандар угадал невысказанный упрек:

– Прости, светоч земли, я поставил на кон все! Но мы выиграем, не сомневайся.

Генерал Шварценберг, как и предвидел новоявленный сераскер, здраво оценил перемены в обстановке. Невесть откуда взявшийся османский резерв отдалил перспективы близкой и легкой победы. Кто знает, сколько еще войск скрывается в султанском обозе. Увязнуть в затяжном бою, жертвовать своими отборными ландскнехтами ради того, чтобы австрийцы и венгры без помех поживились в румелийском лагере? Благодарю покорно.

Окончательно утвердила генерала в его намерении отступать внезапная попытка флангового охвата, которую предпринял небольшой вражеский конный отряд, словно вылезший из болота (ведь раньше его не было!). Энергично отбиваясь, немцы попятились назад. Искандар приказал не преследовать их, только бить вдогонку из пушек, чтобы поскорее ушли.

– Победа; о господь Каабы!

– Пока нет, повелитель, мы лишь уберегли твою жизнь, сохранили твой обоз и артиллерию. Сражение еще предстоит выиграть!

Искандар погрузился в раздумья. Керестешский бой напоминал ему какую-то знаменитую битву. Ах да! Грюнвальд-Танненберг, 1410 год. Атака правого фланга союзного польско-литовско-русского войска отбита хоругвями Тевтонского ордена. Неудачники – конные татары и литовцы – бежали. Попытка крестоносцев зайти в тыл польским дружинам сорвана самоотверженностью стоявших в центре русских полков. Они пали, но не пропустили врага. Польские конные латники и пешее ополчение под водительством Зындрама из Машковиц контратаковали рыцарей великого магистра Конрада фон Валленштейна и продержались до тех пор, пока литовскому князю Витовту не удалось остановить бегство своих войск и вернуть их в битву. Крестоносцы подверглись разгрому. А польско-литовский король Ягелло спокойненько отсиживался в сторонке, потом увенчал себя лаврами победоносного полководца. Совсем как мой солнцеподобный.

Конечно, эти две битвы далеко не близнецы. Но главное в них схоже. Правый фланг бежал, центр отбил атаку, левый фланг обороняется. Урок Грюнвальда: победа зависит от того, удастся ли вернуть убежавшие войска. Там это были татары и литовцы, здесь – татары (вот совпадение!), румелийцы и сипахи.

Поразмыслим о крымцах. Саадет-Гирей с самого начала не был настроен на серьезную схватку, оттого и попросился на правый фланг, чтобы иметь дело не с регулярными полками Батори и Маттиаса или, того хуже, ландскнехтами Шварценберга, а с трансильванцами. Он наверняка, встретив отпор, решил прибегнуть к излюбленному тактическому приему татар – ложному бегству. Когда вместе с его конницей побежали и румелийцы, Саадет-Гирей просто не стал возвращать тумены, поскакал прямехонько к своему обозу. Ведь царевич заблаговременно расположил его подальше от других турецких лагерей, объяснив, что татарской коннице там сподручнее кормиться!

А куда делись румелийцы? Охваченные паникой, они почти не защищали свой обоз. Союзники, увлекшись мародерством, за ними не гнались. Следовательно, больших потерь румелийцы не понесли. Скорее всего, они просто побежали вслед за татарами. Сейчас Саадет-Гирей, видимо, собрал их у себя – на тот случай, если придется отражать преследователей-христиан.

Сколько «видимо», «возможно», «вероятно»… Но все же придется полагаться на догадки. Конечно, если ошибаюсь, я пропал. Однако без риска на войне не обойтись.

– Чауш Баязет-ага, возьми десять конных телохранителей, скачи к татарскому лагерю. Передай приказ царевичу Саадет-Гирею немедленно вернуть тумены и остатки румелийцев на поле боя. Пусть нападет на христиан, которые грабят румелийский обоз, отгонит их и на их плечах переправится через Тису. Скажи, что ослушание будет караться смертью. Если же он послушается и добьется успеха, то я, сераскер Искандар-бег, после победы вместе с ним смиренно паду к ногам нашего повелителя и буду ходатайствовать, чтобы царевичу даровали крымский престол через головы старших братьев…

Надеюсь, Саадет-Гирей убоится блеска шелкового шнурка и прельстятся сиянием бахчисарайского трона. Но пока Баязет доскачет, пока татары вернутся, пройдет не меньше часа. Все это время нужно поддерживать давление на неприятеля, иначе союзники перегруппируются и вновь отберут у меня инициативу. Надо заставить сипахов сражаться. Их приход воодушевит и анатолийцев, заставит перейти от глухой обороны к контратаке.

Поклонившись султану. Искандар приказал оставшимся янычарам медленно продвигаться вперед, перемещая пушки ближе к реке, а сам вскочил на коня и поскакал в лагерь сипахов. Остановился перед входом, закрытым повозкой, из-за которой торчали тюрбаны дезертиров. Во весь голос закричал:

– Сипахи! Я, сераскер Искандар-бег, волею великого султана принял командование войском правоверных! Атака гяуров отбита! Йени-чери перешли в наступление. Царевич Саадет-Гирей возвращает тумены, чтобы возобновить схватку. Призываю вас вспомнить воинский долг и заветы Корана. Во второй суре Умм аль-Китаб, Матери книг, а сура эта называется «аль Бакара», «Корова», сказано: «Предписано вам сражение, а оно ненавистно для вас. И может быть, вы ненавидите что-нибудь, а оно для вас благо, и может быть, вы любите что-нибудь, а оно для вас зло, – поистине, Аллах знает, а вы не знаете!».

Вы требуете уплаты жалованья. Обещаю: сегодня же вы получите все, что вам задолжала казна, и по пять золотых каждому сверх того. Подумайте также о богатой добыче, двадцати тысячах христианских повозок, которые вы упускаете. Выходите из укрытия, садитесь на коней! Чего вы добьетесь, оставаясь в своем обозе? Если враг выиграет битву, вы все погибнете или попадете в плен. Если победят мусульмане под моим руководством, но без вашей помощи, клянусь, я казню вас всех до единого как трусов и вероотступников. Если же вы пойдете в бой и падете, вас встретят райские гурии! Вспомните, что записано в Свитках: «И никак не считай тех, которые убиты на пути Аллаха, мертвыми. Нет, живые! Они у своего господина получают удел, радуясь тому, что даровал им Аллах, и ликуют они о тех, которые еще не присоединились к ним, следуя за ними, что над ними нет страха и не будут они опечалены!».

Сюда подходят йени-чери. Если вы не присоединитесь к ортам, когда они поравняются с вами, шейте себе саваны! Если решили избрать правый путь, приторачивайте к седлам тюки и переметные сумы для богатой добычи, положите за пазуху кошельки для жалованья.

Так что выбирайте: либо позорная смерть и муки ада, либо победа, прощение султана, благословение Аллаха, слава и богатство!

…Когда янычарская когорта под музыку прошла мимо сипахского лагеря, там уже были убраны повозки из всех проходов. Из каждого вытекал тонкий ручеек конницы. Слившись в одну колонну, сипахи пристроились к «новому войску».

С этого момента для Искандара продолжавшийся бой стал сбывшейся сказкой. Как будто в его безраздельной власти оказался могучий джинн – раб волшебного кольца или лампы, исполняющий любое желание. Каждое решение оказывалось верным, каждый приказ приносил скорую и бесспорную удачу. Бог войны Марс явно благоволил к нему…

Удар конным кулаком по венгерским войскам, лениво осаждавшим возовое укрепление анатолийцев, вызвал у них панику. Отряды Селим-бега бросили повозки и присоединились к сипахам.

Янычары в центре пушечным и ружейным огнем оттеснили и прижали поредевшие немецкие полки к реке.

Вскоре послышались панические крики и вопли с правого фланга: грабившие обоз австрийцы и трансильванцы никак не ожидали возвращения, казалось бы, разбитых татар и румелийцев.

Охваченная паникой союзная армия стала переправляться обратно на правый берег Тисы, с которого всего два часа назад начала победоносную атаку. Искандар приказал преследовать неприятеля по пятам. Нестройные толпы бегущих смяли и расстроили последние резервы, которые герцог лично вывел к переправе, чтобы помочь основным силам отразить турок. Венгры и трансильванцы даже не хотели строиться в боевые порядки. Христиане кричали друг другу «Стой!», но никто не останавливался.

Попытки Маттиаса хоть как-то организовать оборону оказались безуспешными, и он вместе с королем обратился в бегство.

Палфи и Тауффенбах спешно уводили ополченческие отряды.

Ночь накинула на поле битвы черное траурное покрывало, однако сераскер, не давая покоя ни врагу, ни своим войскам, погнал татар и сипахов преследовать гяуров. Тьма не позволила окончательно разгромить побежденных, поэтому войско союзников не распалось полностью.

Весь обоз и артиллерия австрийцев в венгров, однако, достались османам.

– Благодарю за великую победу, Искандар-бег! Ты останешься сераскером до конца похода, – султан сиял от счастья. – После войны займешь место погибшего гениш-ачераса Сулейман-паши.

Искандар повалился ниц, изображая неописуемую радость и благодарность. На самом деле он кипел от злости и разочарования.

«…Неблагодарный ишак! Так-то ты оценил спасение своей жизни, чудесным образом выигранную мной битву, для проигрыша которой ты, недоумок, сделал все, что мог! „Великая победа“, тоже мне! Азраил коснулся мечом только двенадцати тысяч христиан. В то же время двадцать тысяч наших воинов сделались шагидами. Да черт с ними, османами, пусть дохнут. Но если б ты, турецкий ублюдок, недостойный даже той половины греческой крови, что течет в твоих венах, сразу назначил меня командующим, я бы уничтожил всю вражескую армию с малыми потерями. А теперь она хоть и побеждена, но сохранилась в своей основе. Императора Рудольфа не удастся принудить к переговорам. И активную войну ни австрийцы с венграми, ни турки вести еще долго не смогут – нет денег, обе империи и венгерское королевство истощены. Вот цена твоей самонадеянности!

По глупости своей ты и меня обделил наградой: вполне мог бы сделать садразамом! Или хотя бы постоянным сераскером! Впрочем, ждать благодарности от сильных мира сего – все равно что искать шерсть в яйце. Ладно, с паршивой овцы хоть шкуры клок. Жаль Сулеймана, он был верным другом, но его пост мне очень кстати. Став командиром янычарского корпуса, я буду держать ятаган у яремной вены Османской империи».