Текст книги "Жизнь и приключения Лонг Алека"

Автор книги: Юрий Клименченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

– Мне стыдно за тебя. Я не могу оставаться больше здесь. Как я буду смотреть людям в глаза? Ты подумал об этом? – кричала Алиса, когда они остались вдвоем в каюте. – Надо быть извергом, чтобы ударить человека, спасшего твою дочь!

– Я же тебе сто раз говорил, что не дотронулся до него. Не ударял, не бил, не трогал! Только замахнулся. Хотел попугать, чтобы не забывался…

– Это все равно что ударить. Я не могу оставаться тут. Я завтра же уезжаю к маме. Мне стыдно.

– Ну и можешь убираться ко всем чертям, – заревел взбешенный Иенсен. – Она будет учить меня, как надо обращаться с неграми! Девчонка! Надоели вы мне со своими нравоучениями. Подумаешь, событие! Мало я им бил морды! Дьявол бы вас всех побрал, святоши!

Вечером старпом вдребезги напился, а на следующий день уехала из Кротоны Алиса. Провожал ее третий штурман Даниельсен. Перед тем как сойти с судна, девушка разыскала Джакоба:

– Простите, Джакоб. Я осуждаю отца, стыжусь его и потому покидаю ваш пароход. Прощайте.

Негр махнул рукой:

– Вы тут ни при чем, фрекен. Я знаю.

Через несколько дней об этой истории забыли. Все потекло по-старому. Только Алек никак не мог успокоиться. Первый раз в жизни он столкнулся с таким неуважением к человеческой личности.

3

В Атлантике штормило. Пароход с трудом преодолевал встречные волны и ветер. Ход снизился до трех миль. Но все же судно шло вперед, то поднимаясь, то падая в водяные пропасти, принимая на себя тонны воды. Маховик лага (прибора, показывающего скорость) останавливался на долгие минуты, а потом, как бы набрав силы, начинал бешено крутиться.

Для того чтобы попасть со спардека в кубрик, надо было выждать момент, когда «Анни Мёрск» взойдет на гребень и потоки вспененной воды устремятся обратно в океан. Тогда держись за штормовой леер, беги скорее. Зазеваешься – беда. Того и гляди угодишь за борт, а тогда на спасение не надейся. Вряд ли удастся что-нибудь сделать в такую погоду.

В кубрике по палубе гуляла вода. Она попадала туда через невысокий проржавевший порог-комингс. Комелек чадил. Его задувало ветром, и дым попадал в помещение. Воздух был затхлый, спертый. Кубрик уже три дня не проветривали. Боялись открыть дверь.

После тяжелых изнурительных вахт, беспрерывной качки матросы прямо в одежде бросались в койки, пытались заснуть, но это плохо удавалось. Грохот океана не давал покоя. Шторм продолжался больше шести суток и вымотал всех изрядно. Капитан почти все время проводил на мостике. Он несколько раз вызывал наверх старшего механика. Требовал, чтобы увеличили ход. Но пар стоял на марке, кочегары выбивались из сил, а пароход еле двигался. Слишком силен был ветер.

А тут еще рейс в этот никому не известный северный порт Сен-Пьер! Он находился где-то в южной части Нью-Фаундленда. Остров величиною с горошину! Даже Олафсен, кажется побывавший во всех портах мира, не знал, где находится этот чертов Сен-Пьер. Приближалась зима. То и дело вместе с ветром начинались снежные заряды. Тогда уж на палубе становилось совсем невыносимо. Команда «Анни Мёрск», целый год проплававшая в Средиземном море, жестоко страдала от холода. Они отвыкли от севера, мало кто имел теплые вещи. Легкомысленные моряки не запасли одежды на такой случай. Только морские зубры вытаскивали из своих мешков свитера, вязаные вещи, высокие сапоги.

Алек тоже не имел ничего теплого. Его выручил запасливый Бьёрн. Дал старый свитер и шапку, но они не защищали от пронизывающего холодного ветра. Хорошо еще, что Олафсен не посылал работать на открытую палубу, жалел людей, а в рулевой рубке было тепло.

Иенсен держался по-прежнему высокомерно и продолжал придираться к людям. К Алеку старпом относился особенно плохо. Это заметили все. Даже боцман как-то сказал:

– Не пойму, что он имеет против тебя, Алек? Слышать не может твоего имени. Наверное, все еще помнит, как ты защитил Джакоба. Иенсен, он злопамятный. Сильно невзлюбил тебя.

– Да он никого, кроме себя, и не любит, – махнул рукой Алек. – Пусть себе.

– Пусть-то пусть, но он выбросит тебя с парохода в Сен-Пьере. Видно по всему. Найдет причину.

– Руки есть, голова на плечах. Не пропаду.

Но себе он признавался, что уходить с «Анни Мёрск» ему не хотелось. Нравилась дружная команда.

Через три недели после того, как пароход покинул Кротону, они пришли в Сен-Пьер. Рейс опротивел экипажу. Шторм сопровождал «Анни Мёрск» всю дорогу. Отдали якорь на рейде. Тихая закрытая бухта отражала серое небо. На берегу уже лежал снег. Кругом было тускло, однообразно, невесело. Ничто не радовало глаз Крупные мокрые снежинки кружились в воздухе, опускались на палубу, таяли. От этого становилось еще тоскливее. Моряки сгрудились на спардеке, с любопытством глядели на берег. Но ничто в этом порту не сулило им обычных удовольствий, когда на несколько дней можно забыть океан, качающуюся палубу под ногами, промозглый кубрик.

В Сен-Пьере все казалось патриархально-тихим. Маленькие домишки, две тонкие фабричные трубы, несколько черных человечков на пирсе и корпуса рыбачьих судов, стоящих в гавани.

– Дыра какая-то! – недовольно протянул боцман. – Вот закинул куда бог.

К пароходу, вспенивая спокойную поверхность бухты, бежал катер. Он развернулся под кормой, подошел к спущенному трапу. Человек с красным лицом, в морской фуражке, с портфелем в руке, ловко поднялся на палубу и прошел к капитану. Начались обычные портовые формальности.

После обеда спустили шлюпку. Команда отправилась на берег. Поехал и Алек. Ему хотелось посмотреть городишко. Он любил новые, незнакомые места. Бьёрн, которого звал Алек, отказался:

– Ну чего я там не видел? Покупать нечего, да и деньги целее будут. Поезжай один.

Моряки толпой ходили по улицам, привлекая любопытные взгляды горожан. Каждый приход судна в Сен-Пьер был событием, развлечением. Не так уж часто они здесь появлялись. Многие пытались заговорить с датчанами, но моряки не понимали их языка.

4

В Сен-Пьере жили французы, островок принадлежал Франции, и потому говорили здесь только по-французски. А из команды «Анни Мёрск» едва ли два-три человека могли сказать несколько слов на этом языке. Алек был переводчиком. Очень скоро моряки узнали то, что хотели. Веселый, подвыпивший рыбак охотно взялся проводить их до самого лучшего бара в городе. Все оживились и со смехом и шутками последовали за своим «лоцманом». Алек пожелал товарищам хорошо повеселиться и решил один походить по городу. Никто не удивился, что он откололся от компании, знали – человек не пьет, а потому в баре ему делать нечего.

Алек не спеша брел по улицам, заглядывал в витрины магазинчиков, читал вывески. Ему встречалось много рыбаков в высоких сапогах, в промасленной желтой штормовой одежде, в зюйдвестках. Они казались сошедшими с картины. Бородатые, с обветренными лицами, громкими голосами. Чувствовалось, что хозяева города Сен-Пьер – рыбаки. На улицах резвились здоровые, краснощекие дети. Все были легко и красиво одеты, в вязаные свитера, шапочки, рукавички. Они катали снежные шары.

«Как и у нас в Риге. Мы тоже любили первый снег», – подумал Алек, вспоминая реальное училище, свое детство, казавшееся сейчас таким далеким. Как-то там в Риге? Где Кирзнер, Лобода, Новиков? Он писал Бруно Федоровичу несколько раз, но ответа не получил. Случилось с ним что-нибудь? Или переехал в другой город? От Ивана Никандровича пришло письмо в Кротону. Оно долго гонялось за Алеком и наконец попало ему в руки. Отец писал, что очень скучает один, и просил, если сын может, как-нибудь навестить его. Вот будет радость. Если бы отец знал все…

Незаметно для себя Алек очутился на окраине. Улица кончалась, дальше шли нагромождения серых камней. Он повернул обратно, прошел несколько шагов, и вдруг крепкий снежок угодил ему в лицо. Рассерженный Алек остановился. Наверное, снежок в него бросил какой-нибудь озорной мальчишка. Надо попугать шалуна! Но улица была пустынна. Тогда Алек заглянул за живую изгородь, тянущуюся вдоль тротуара. Там, прижавшись к стволу невысокой сосны, стояла молодая женщина в щегольской оленьей дошке, расшитой разноцветными суконными лоскутками, с откинутым, обшитым мехом капюшоном.

В руках она мяла снежок, и не успел Алек сказать что-нибудь, как он полетел в него. Он увернулся – снежок пролетел мимо.

– Что вы делаете, мадемуазель? Вам не с кем играть в снежки? – улыбаясь, спросил Алек. Возмущение его улетучилось, и теперь он даже был рад, что на него «напала» такая прелестная «туземка».

– Мне действительно не с кем поиграть в снежки, а так хочется еще раз почувствовать себя девчонкой.

– Да, по-моему, вы недалеко от нее ушли, поэтому стараться особенно не надо.

– Ну, не скажите. Я уже старая, была замужем… А почему вы так отвратительно говорите по-французски?

– Потому что плохо учил его в школе, и потом – я русский…

– Русский? Я даже не знаю, где находится ваша страна. Где это?

– Надо показать на карте.

– А как вы попали к нам, в Сен-Пьер?

– С пароходом «Анни Мёрск».

– Да, я слышала, что такой пришел в порт. Но говорили, что он датский, а не русский.

– Датский. Я единственный русский на нем.

– Ну, понятно.

– Теперь я хочу спросить вас. Кто вы, чем занимаетесь в Сен-Пьере? Как вас зовут?

– Сразу столько вопросов? Вы любопытны.

– Нет. Я просто люблю знать все о людях, с которыми сталкивает меня судьба.

– Ну, ладно. Меня зовут Марта. Марта Шарнье. Вот это мой магазин. – Она указала на прилепившийся к скале домик, в первом этаже которого помещалась небольшая витрина с зеркальным стеклом и дверь. – Я продаю табак, леденцы, газеты, всякие мелочи… В магазине есть два столика, там можно выпить кофе с бриошками. Заходите как-нибудь.

– А можно сейчас? Я мечтаю о хорошем кофе.

Марта улыбнулась, стряхнула снег со своей дошки.

– Пойдемте. Мои клиенты говорят, что никто так хорошо не варит кофе в Сен-Пьере, как я.

– Посмотрим.

Алек вошел в маленькую комнату. В ней с трудом умещались два столика, покрытые веселенькими клетчатыми скатертями, несколько стульев, прилавок, уставленный коробками, кульками, банками. На стенах были прикреплены красочные рекламные плакаты.

Марта вошла, поставила на стол большую чашку с дымящимся кофе и тарелку с бриошками.

– Пейте на здоровье, – сказала она и осталась за прилавком.

Только теперь Алек рассмотрел ее как следует. На женщине было синее платье с белым воротничком и белым поясом. Густые каштановые, с медным отливом волосы свободными волнами падали на плечи, длинные загнутые ресницы прикрывали зеленые дерзкие глаза. У нее были свежие губы, нежные линии шеи и подбородка.

– А вы, Марта, не выпьете со мной кофе? Одному как-то скучно сидеть за столом.

– Если хотите.

Хозяйка скрылась в комнате и через минуту вернулась, держа в руках чашку.

– Налейте мне еще, – попросил Алек. – Правда, варите вы его здорово. Как же вы тут живете в вашем Сен-Пьере? Скоро порт замерзнет, к вам не придет ни один пароход, нет никаких развлечений, все вы знаете друг друга… Сколько же здесь жителей? Около трех тысяч? Тоска!

– Тоска, – согласилась Марта. Она подняла глаза на Алексея и вздохнула. – Когда был жив муж, было веселее. Я его ждала, готовилась к встречам… Это разнообразило жизнь. Он тоже был моряком. Плавал на китобоях.

– Он погиб?

– Шлюпка опрокинулась во время промысла. Погибло несколько человек. Это случилось три года назад.

– И с тех пор вы одна?

– Да… У меня нет родственников в Сен-Пьере.

– Почему же вы не выйдете второй раз замуж, Марта?

– Нет, на самом деле вы очень любопытны и нескромны, – улыбнулась Марта. – Ну кто задает такие вопросы? Ладно, скажу. Все мужчины в Сен-Пьере заняты. Я ведь уже вытащила свой билет. Кто виноват, что он потерял силу?

– Так и будете прозябать всю жизнь. Уезжайте отсюда скорее. Вы ведь совсем молодая!

– В общем-то да. Мне двадцать четыре. Уехать не так-то просто. А тут у меня дело. К счастью, мы сумели купить его. Жан неплохо зарабатывал одно время. Я родилась тут, в Сен-Пьере, и никуда не выезжала. Даже в Канаде не была.

– Вы такая красивая, Марта, – горячо заговорил Алек, – что можете ехать куда пожелаете, вам будут рады помочь все. Продавайте свое дело и уезжайте.

– Вы несносны, моряк. Никуда я не поеду. Здесь моя родина, и как-нибудь я тут проживу.

Зазвенел колокольчик у дверей. В магазин вошел пожилой человек в добротном теплом пальто и фетровой шляпе. Он с удивлением и, как показалось Алеку, с неудовольствием поглядел на него, но все же приподнял шляпу.

– Марта, дай мне пачку голландского, ну, который я обычно курю, – обратился он к хозяйке. – Я хочу сказать тебе два слова.

Глаза у Марты недобро блеснули. Она поднялась из-за столика, зашла за прилавок и подала посетителю табак.

– Что-нибудь еще, господин Торваль?

– Два слова. – Он покосился на Алека. – Вы простите, пожалуйста. – Торваль склонил голову, что-то зашептал Марте. Она слушала его нахмурившись.

– Нет, – наконец сказал она. – Я вам уже говорила. Нет.

– Кто это? – спросил Алек, когда за посетителем захлопнулась дверь.

– О, любопытство вас когда-нибудь погубит. Это Торваль, богатый человек, хозяин китобойного судна, на котором плавал мой Жан… Думает, что ему все можно и доступно. Пусть знает, что не все… – загадочно сказала Марта.

– Пусть. – Алек взглянул на стенные часы: – Я ухожу, Марта. Отличный кофе. Сколько я вам должен?

– Восемьдесят сантимов.

– Я приду завтра вечером снова пить ваш кофе. До свидания, Марта.

– До свидания. Я даже не спросила, как вас зовут, – сказала Марта. – Как же?

– Лонг Алек.

– Ну приходите, Лонг Алек.

Алек дождался на причале шлюпку и поехал на судно. В кубрике он быстро разделся, забрался в койку. Ему хотелось остаться одному со своими мыслями. Он закрыл глаза и увидел улыбающуюся Марту. Что-то удивительно привлекательное было в этой женщине.

5

С утра началась выгрузка. Команда осталась недовольна посещением берега. В баре «Попугай» проскучали. В десять вечера бар закрывался, Сен-Пьер замирал, граждане ложились спать. Моряки ругались: «Скорее бы уже уйти из этой деревни». Но Алек не мог дождаться, когда окажется свободным от работы. Его тянуло к Марте. Как только грузчики, закрыв трюмы, ушли с борта, он бросился в баню, наскоро помылся, переоделся и, не дожидаясь ужина, сбежал с трапа. Его заместил Олафсен и удивленно крикнул:

– Эй, Алек! Куда ты? Нашел подружку? Не забудь, тебе с полуночи на вахту.

Алек поднял руку, улыбнулся, побежал по причалу.

Марта ждала его. Он почувствовал это сразу, переступив порог магазина. Необычное для буднего дня, очень открытое платье, волосы, уложенные в высокую прическу, нитка искусственного жемчуга на шее, черные замшевые туфли на высоком французском каблуке и глаза… Самое главное сказали ее глаза: «Я ждала тебя, хочу быть красивой, понравиться тебе… Я оделась так для тебя… Ты понял это?»

Алек стряхнул снег со своей вязаной шапочки и спросил:

– Собрались на бал в волшебный замок? Вы похожи на принцессу…

– Вам нравится?

Он кивнул головой:

– Очень. Я еще никогда не видел таких красивых Женщин.

Марта усмехнулась:

– Думаете, я вам поверю? Закроем лавку, посидим вдвоем?

Она вышла из-за прилавка, закрыла дверь на задвижку.

– Сейчас уж поздно, вряд ли кто-нибудь придет. Может быть, выпьем «Мартини»?

– Нет, я не люблю спиртного. Кофе, если можно.

– Конечно. Ну а я выпью.

От изразцовой голландской печки шло тепло. Лампа, прикрытая оранжевым абажуром, бросала яркое пятно света на прилавок, а углы и столики находились в мягкой полутьме. Тикали часы на стенке, монотонно раскачивался маятник… Алек закрыл глаза и вдруг почувствовал, что он не здесь, в далеком Сен-Пьере, а в их маленькой квартире на Марининской, вместе с матерью и отцом. Он вытянул ноги и сидел так, испытывая огромное наслаждение от теплоты, уюта и тишины. Он устал от океана, вахт, шумного и сырого кубрика. А в голове приятным молоточком билась мысль: «Марта, Марта…»

Он представил, как целует ее губы, шею, грудь. И знал, что будет дальше… От этой мысли захватывало дух… Алек наслаждался. Он отдыхал от всего, что окружало его в течение года. На душе было легко и спокойно.

Из комнаты вернулась Марта:

– Заснул, Лонг Алек?

Она потрепала его за волосы. От прикосновения ее пальцев ему стало жарко.

– Вот ваш кофе.

Она поставила перед ним чашку кофе и бутылку «Мартини».

– Ваше здоровье, Лонг Алек, – сказала Марта, наливая себе в рюмку. – Будьте счастливы!

Она выпила. Помолчали.

– Если бы ты знал, как мне все надоело! – вдруг неожиданно перейдя на «ты», сказала Марта, и неподдельная тоска зазвучала в ее голосе. – Жизнь не мила. Одна, одна, все время одна. Для кого жить? Ты можешь мне ответить на этот вопрос?

– Я же говорил тебе, – тоже переходя на «ты», проговорил Алек. – Уезжай. Выходи замуж.

– За кого? За Торваля? Нет уж, избавь. Да и за него не выйдешь, если бы захотела. Он женат.

Она нервно засмеялась, погладила его руку, лежавшую на столе:

– Женись на мне, Алек. Станешь хозяином магазина, домишка и в придачу получишь красивую жену. Ты же говорил, что я красивая и нравлюсь тебе.

– Это правда. Но какой я для тебя муж? Бродяга. И потом у меня есть своя страна. Уеду же я туда когда-нибудь?

– Я шучу, Алек. Я никогда больше не выйду замуж за моряка. За тебя тоже. Ну, выпей рюмку. «Мартини» горячит кровь. Налить?

– Налей, если тебе так хочется.

Он поднялся, обнял ее и поцеловал в губы. Марта прильнула к нему и стояла так молча, с закрытыми глазами.

– Пойдем… – прошептал Алек. У него кружилась голова.

– Не торопись, – тихо и нежно отстраняясь, сказала Марта. – У нас целая ночь впереди. Мне так хочется почувствовать себя снова не одинокой, чем-то порадовать тебя, сделать что-нибудь для тебя. Хочешь, я приготовлю «стейк»? Я его прекрасно готовлю, так же как и кофе? Хочешь? – Ее голос звучал просительно.

– Хочу, очень хочу, – сказал Алек, чтобы доставить ей удовольствие. Он совсем не испытывал голода.

Марта ушла в комнаты. Алек последовал за ней. Ему хотелось посмотреть, как она живет. В небольшой комнате была безукоризненная чистота. На стенах висели фотография: Марта у дома поливает цветы, Марта за прилавком, Марта читает у лампы… Везде Марта. Только на одной – молодой, широко улыбающийся человек в морской фуражке обнимал за шею большую остроухую овчарку.

«Муж, – подумал Алек. – Славный парень. Они были хорошей парой, Марта и он. Жаль, что погиб…»

Рядом в кухне весело напевала Марта… Когда Алек съел удивительно вкусное, приготовленное Мартой мясо с жареной румяной картошкой и они вместе убрали посуду, она сказала:

– Ну вот… Теперь я довольна… Ты знаешь, этот домик тоже принадлежит мне. Наверху еще две комнаты…

– Ты богатая женщина, – усмехнулся Алек. – Пожалуй, уезжать тебе из Сен-Пьера не стоит.

– Какая там богатая! Еле-еле свожу концы с концами. Но вообще не жалуюсь и отсюда никуда не уеду. Пойдем посидим в комнате, там уютнее…

Она зажгла ночник, сделанный из большой прозрачной морской раковины. Комнату залил неяркий розовый свет.

…В магазинчике часы пробили полночь, но Алек не слышал их. В первый раз он, кажется, по-настоящему полюбил женщину. Марта за какие-то мгновения стала для него родной и близкой. Ему никуда не хотелось уходить. Он забыл все: пароход, вахту, себя. Существовала только Марта. Ее волосы, губы, руки…

Он поднялся рано утром. Рассвет только что начинался. Серые сумерки неохотно влезали в окно. Алек тихо оделся. Марта спала, разметавшись на кровати. Он наклонился и долго глядел на нее. Она почувствовала его взгляд, улыбнулась, что-то пробормотала, но не проснулась. Алек на цыпочках, чтобы не разбудить ее, вышел на улицу.

За ночь снега прибавилось. Подморозило. Запорошенные скалы стали белыми великанами. Кругом было тихо. Город еще спал.

Только сейчас Алек реально осознал, что ему грозит за невыход на вахту, когда он вернется на судно. Но ему было все равно. «Анни Мёрск», работа, товарищи – все это было неважным, проплывающим где-то позади его мыслей. Он думал о Марте. И, еще не узнав ее как следует, уже боялся с нею расстаться, потерять ее.

У трапа сидел вахтенный матрос. Его в полночь должен был менять Алек.

– Извини меня, Курт, – сказал он, поднимаясь на палубу. – Отстою за тебя, когда захочешь, ладно? Понимаешь, задержался на берегу…

Немец понимающе подмигнул:

– Ладно, Алек, о чем говорить. Хоть хорошая была девчонка? Тебе повезло. Ребята обижались. Говорят, нет ни одной бабы, с которой можно было бы провести время.

Алек не ответил. Не хотелось говорить о Марте, как обычно говорили моряки о женщинах. Его сердце было переполнено нежностью к ней. Он вспомнил, как она спала, и улыбнулся.

Матросы в кубрике еще не поднимались, лежали в койках. Алек присел к столу и стал ждать, когда дневальный принесет кофе. Вскоре в кубрике появился Олафсен. Он всегда вставал рано и приходил будить матросов. Увидя Алека, он присвистнул:

– О, появился блудный сын. Что с тобой случилось, Алек? Вчера Иенсен посылал проклятия на твою голову. Не было бы худо.

– Но ведь Курт отстоял за меня?

– Э, ты не знаешь Иенсена. Я говорил, что он попытается списать тебя. И теперь мы не сможем защитить тебя. Формальная причина есть – не вышел на вахту.

– А, ничего не будет, – легкомысленно отмахнулся Алек. – Это дело мое и Курта. Служба не пострадала.

Но он ошибся. После завтрака Иенсен вызвал Алека к себе.

– Можешь собирать свой мешок, – сказал старпом, не скрывая своего злорадства. – Нам не нужны матросы, которые не выходят на вахту.

– За меня отстоял Курт. Мы с ним договорились…

– Меня не интересует, кто за тебя отстоял. Я не разрешал подмены. Ты не вышел на вахту, и все. Получи деньги и убирайся быстрей. Мне надоело смотреть на твою противную рожу.

– Я пойду к капитану.

– Можешь. Вряд ли он станет с тобой разговаривать. Я уже доложил о тебе. Получай свои деньги.

Иенсен выдвинул ящик и выбросил на стол несколько ассигнаций; порылся в кармане, добавил серебряные монеты:

– Забирай. Распишись.

Алек пересчитал деньги, расписался и вышел из каюты. Идти к капитану не имело смысла. Он пошел в кубрик. На палубе стоял боцман, поджидал его.

– Ну что? Выкинули? Я так и знал. Плохо, Алек. Тут тебе будет трудно найти работу на судне.

– Черт с ним! Так уж получилось, Олафсен. Сегодня приглашаю в «Попугай» всех матросов. Приходи обязательно, боцман.

– Поберег бы деньги. Они пригодятся.

Алек махнул рукой:

– Все равно не хватит. Найду работу.

Алек сошел с борта со своим тощим мешком. Больше всех сокрушался Бьёрн:

– Эх, Алек, Алек. Как же так? Потерял хороший пароход. Мне будет не хватать тебя, друг.

Алек снял себе крошечную, самую дешевую каморку в единственной гостинице Сен-Пьера, а вечером все матросы с «Анни Мёрск» собрались в «Попугае». Алек не скупился. Он щедро угощал товарищей. Когда выпили достаточно, языки развязались, Бьёрн сказал:

– Да, ребята… Ничего мы не можем. Захотел Иенсен и выбросил Алека на берег. А по-настоящему, если бы мы все сказали, что требуем оставить его, ничего бы он не сделал.

– Попробуй скажи. Первым вылетишь за ним. Чего уж тут… – опасливо проговорил Шмидт.

– Нет, братцы, Бьёрн прав, – стукнул по столу кулаком боцман. – Мы можем многое. Только нужна крепкая спайка. Единство. Я помню, когда плавал на «Копенгагене», там капитан не давал кофе к завтраку. Все сказали, что бросят работу в море, если не будет кофе. Пришлось ему уступить. И кофе, я заверяю, был отличный.

Моряки засмеялись:

– Кофе – это проще.

– Я думаю, что боцман и Сиг сказали сущую правду, – вмешался Алек. – Ни один капитан не посмеет встать против всего экипажа. Надо только держаться вместе. Я, конечно, сам виноват. Здесь уж ничего не поделаешь.

Матросы зашумели:

– Пошли к капитану. Отстоим Алека!

– Нет, ребята. Не надо. Оставьте… – остановил их Алек. – Я уже не хочу возвращаться на пароход. От этого добра не будет.

Завязался спор: идти или не идти? Разговору положил конец боцман:

– Хватит болтать. Ничего не выйдет.

В «Попугае» просидели до закрытия. Хозяин несколько раз говорил, что закрывает бар. Толпой вывалились на холодную улицу, Бьёрн, грустный и трезвый, обнял Алека:

– Ну, прощай, Алек. Может быть, встретимся на морских дорогах. Если попадешь в Аалезунд, найди меня. Бьёрна там все знают. Прощай, друг.

Все как-то примолкли, по очереди трясли Алеку руку, желали счастья. Олафсен похлопал его по плечу:

– Хороший ты человек, Алек. Жаль, что уходишь. Ну что будешь делать! Встретимся. А может быть, и нет. В море…

Он не договорил, махнул рукой. Еще с минуту потоптались и невеселой толпой двинулись к порту. Алек стоял, глядел им вслед. Он почувствовал себя очень одиноким. Как будто потерял что-то родное. Казалось бы, что они ему? Сегодня один пароход, завтра – другой. Новые люди, новые товарищи. Но в море все по-другому. Быстро узнают, чего стоит человек. Можно ли положиться на него в трудную минуту, придет ли на помощь, если самому придется плохо. За короткий срок узнают достоинства и недостатки друг друга… Он стоял на улице и глядел на моряков до тех пор, пока они не скрылись из виду. Надо было идти в гостиницу.

Забравшись под одеяло, он лежал на холодных чистых простынях с открытыми глазами. Спать не хотелось. Он вспоминал все свое плавание на «Анни Мёрск», Олафсена, Бьёрна и других, с которыми проработал бок о бок целый год. Хорошая была команда.

Куда-то теперь попадет он? Когда? Все было бы не так плохо, если бы он оказался не в Сен-Пьере. Это не то место, где легко можно устроиться на судно. Лондон, Гамбург, Антверпен – вот биржи моряков! А тут… Впрочем, не стоит горевать. Что-нибудь да найдется. Он молод, силен и не боится никакой работы. Он вспомнил о Марте, и на душе у него потеплело. Есть человек, к которому он может прийти в Сен-Пьере. Алек натянул одеяло и заснул.

Утром он съел свой скромный завтрак, неизменную яичницу с ветчиной, и вышел на улицу. Надо было сразу приниматься за поиски работы, денег оставалось немного. С океана дул пронизывающий ветер. Стало еще холоднее. Даже здесь, в городе, слышался шум наката. Это волны разбивались о волнолом, поднимая фонтаны пены. Алек поежился. Хорошо, что он сейчас на берегу. Прежде всего он зайдет к Марте. Возможно, она что-нибудь посоветует. Она здесь все знает. По заснеженной улице он дошел до магазина Марты Шарнье. Он был уже открыт. У прилавка стояли двое краснощеких мальчишек. Марта, розовая, свежая, ослепительно улыбаясь своим маленьким покупателям, развешивала в кулечки леденцы.

– Здравствуй, Алек, – поздоровалась она, и глаза ее засияли. – Я знала, что ты придешь. Почему тебя не было вчера?

– Отпусти ребятишек, я тебе все объясню.

Мальчишки ушли, а Алек подсел к столу и принялся рассказывать Марте обо всем, что произошло с ним. Марта слушала молча, но, казалось, совсем не была огорчена тем, что Алека списали с «Анни Мёрск».

– Значит, я виновница всему? – перебила его Марта. – Так?

– Конечно, ты виновница всему. – Алек оглянулся на дверь, вскочил и поцеловал Марту. – Если бы не ты, был бы я на судне. Но я не жалею. Такие чудеса, как ты, встречаются раз в жизни. Из-за тебя я готов потерять сто судов и работать где угодно.

– Вот и хорошо. Мне как раз нужен работник. Будешь жить у меня в доме: Нет, ты не думай… На самом деле, я давно нуждаюсь в человеке, который помогал бы мне. Да он и был у нас. Старик Пеншон, да вот умер летом.

– В чем же будут заключаться мои обязанности?

– Их порядочно. Надо заготовить дрова, привести дом в порядок. Мне трудно ездить за товаром, да вообще много чего придется делать по хозяйству. А я одна. Раньше все это делал Жан, а когда его не было – Пеншон.

– Сколько будешь платить? – шутливо спросил Алек.

Марта сморщила нос и голосом хозяйки проговорила:

– Будешь получать, как рабочий в любом другом магазине. За вычетом стоимости жилья и стола. Устраивает?

– Вполне. Правда, я не знаю, сколько получает у вас в Сен-Пьере рабочий в магазине. А вот что скажут твои соседи и клиенты? Ведь мое присутствие может бросить на тебя тень…

Марта тряхнула головой, волосы сверкнули на солнце.

– Пусть говорят, что хотят. Я вдова. Никто меня не осудит за то, что я взяла мужчину в дом. Все же прекрасно понимают… Заботиться надо лишь о соблюдении приличий.

– Ну, это мы сможем.

– Пойдем, я покажу тебе комнату, где будешь жить.

Они прошли вовнутрь. Там, рядом с помещением магазина, находилась небольшая комната с одним окошком. Обстановка была самая простая. Кровать, покрытая добротным шерстяным одеялом, столик, стул, изразцовая печка.

– Нравится?

– Очень. Лучше, чем в кубрике.

– До тебя здесь жил Пеншон. Можешь сразу перебираться сюда и начинать работать. Правда, Алек, у меня все так запущено.

Он переехал к Марте Шарнье и сразу занялся делом. Марта сказала правду. Хозяйство было сильно запущено. В кладовках валялась пустая побитая тара, хаотически был навален товар, на дворе и в саду царил невообразимый беспорядок.

Он наколол дров, приладил петли у оторвавшейся двери в сарайчике, принялся за уборку двора. Он работал до тех пор, пока Марта не позвала его обедать.

– Ну как? Устал? – спросила она, улыбаясь, наливая ему суп. – Ты не торопись, Алек, а то так скоро нечего будет делать.

– Какая это работа! Пустяки по сравнению с тем, что было в море.

Алек работал до вечера, поужинал, помылся и прилег на свою кровать. Он слышал, как наверху ходила Марта. Он ждал ее. Думал, придет ли? И когда все затихло на улице и часы показывали одиннадцать, она спустилась к нему.

– Я пришла к тебе, – тихо и смущенно сказала Марта. – Ты рад? Ждал меня?

6

Наступила зима. Бухта покрылась льдом. Движение в порту прекратилось, пароходы не приходили, и без того тихий городок совсем замер. Часто шел снег. Его не убирали. Только перед домами хозяева делали широкие проходы, а по улицам ходили по узким, протоптанным тропинкам. По ночам стояла удивительная тишина. Черное, утыканное звездами небо, лунный свет, причудливые остроконечные скалы, отяжелевшие от снега, заснувший городок – все напоминало иллюстрации к сказкам Андерсена. Жизнь в Сен-Пьере шла сонно, однообразно, без каких-либо видимых событий, как в завороженном царстве. Рано ложились спать и поздно вставали. Торопиться было некуда и незачем. Городишко оживал весной.

Сначала появление Алека у Марты в магазине вызвало большой интерес, пересуды среди покупателей и знакомых. Они приходили посмотреть на него, некоторые задавали хозяйке двусмысленные вопросы. Одна, особенно въедливая бабенка, мадам Калис, прямо спросила:

– Ты взяла себе любовника, Марта?

Марта гордо вскинула голову, ее зеленые глаза сердито блеснули.

– Я взяла себе работника, мадам Калис. Мне трудно управляться одной, и потом я вдова, свободная женщина, а вот вы замужем, но я не спрашиваю, почему вы так часто бегаете к месье Эмилю…