Текст книги "Жизнь и приключения Лонг Алека"

Автор книги: Юрий Клименченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

С этого вечера у Алека не стало хватать времени. После работы он занимался делами газеты. Подыскал дешевое удобное помещение, заказал бумагу. Тут пришлось поторговаться. Фирмы предлагали разные условия и качество товара. Артем требовал строжайшей экономии денег. Они виделись ежедневно. Алек либо забегал на пароход, где работала группа Фоя, либо приходил к Артему на Литл-Черч-стрит. Советовался, рассказывал о том, что удалось сделать.

Зато у Струмпе последние две недели он совсем не был. Никак не получалось. А как он скучал без Айны! Ему недоставало ее шуток, смеха, живого интереса к его жизни. Несколько раз он порывался зайти к ним, но всегда оказывалось слишком поздно, или он чувствовал себя усталым, или надо было писать отчет об израсходованных деньгах. Он только один раз случайно встретил Айну.

Алек шел мимо магазина готового платья Гринфельда. Взглянул на роскошную витрину, вспомнил, что здесь работает Айна, остановился. Магазин уже закрывался. Из дверей выходили служащие. И вдруг он увидел ее. Айна стояла у окна и оживленно болтала с высоким молодым человеком в модном синем пиджаке и серых фланелевых брюках. Шляпу он держал в руках, так что Алек хорошо видел его затылок и вьющиеся темные волосы. Ему стало как-то не по себе, он хотел уйти незамеченным, но Айна его увидела уже и обрадованно крикнула:

– Алек! Идите-ка сюда, неверный вы человек. Поговорим. Каким ветром вас занесло в наш район?

Ничего не оставалось делать, как подойти и поздороваться.

– Вот познакомьтесь, пожалуйста, – сказала Айна. – Это заведующий моим отделением, Чарли Карпентер.

Молодой человек с явным пренебрежением оглядел Алека. На Алеке были синие рабочие дунгари и клетчатая рубашка. Такую одежду носили все грузчики. Вяло пожав ему руку, Чарли отвернулся.

– Ну куда же вы пропали, Алек? Я уже начала скучать без вас. Чем вы занимаетесь вечерами? Или мы надоели вам?

Алек смущенно и радостно улыбнулся. Он не ожидал таких милых слов, но, взглянув на Чарли, стоявшего с высокомерной миной, холодно сказал:

– Не думаю, чтобы вы скучали без меня, Айна. Я не прихожу потому, что очень много всяких дел. Нет времени.

Айна с удивлением поглядела на него, улыбка исчезла с ее лица.

– Нет времени для меня? Это плохо, – грустно сказала она. – Настоящие друзья находят его.

– Я, например, всегда нахожу время для мисс Струмпе, – с укором произнес Карпентер. – Как может не хватать времени для такой очаровательной девушки?

– Вот видите, Алек…

Алек развел руками:

– Настоящих друзей, мистер Карпентер, оценивают не по количеству времени, проведенному вместе.

– Давайте перейдем на другую тему, – брезгливо поджал губы Чарли. – Каждый по-своему оценивает друзей. Так мы поедем на пикник в воскресенье, мисс Струмпе? Мне нужно знать это сегодня.

– Поедем, Чарли. Все наши девочки едут, и я не хочу отставать от них. Может быть, и вы, Алек, примете участие?

– Благодарю, Айна. Я не смогу. А кавалеров у вас без меня найдется достаточно. Такие прелестные девушки без них не остаются. До свидания. Кланяйтесь родителям.

– Постойте, Алек. Ну что вы так торопитесь? Приходите к нам, – с видимым огорчением проговорила Айна. – Приходите. Не забывайте старых друзей.

Алек повернулся и пошел, не оглядываясь, по улице. Он уже ругал себя. Ну почему он держался таким провинциальным дураком? Принял этот пошлый тон? Почему не согласился поехать на пикник? Нашел бы время. Побыл бы целый день с Айной. Ведь было видно, как она обрадовалась встрече. Карпентер… Ну что Карпентер? Заведующий отделом, наверное, ухаживает за Айной, оказывает ей внимание, ходит с ней в кино… Не должна же она, в самом деле, сидеть безвыходно дома и ждать, когда придет Алек. А он уже две недели как не показывается у них. И потом, почему он думает, что Айна относится к нему как-то по-особенному? С чего он взял? Она веселая воспитанная девушка, приглашает его из вежливости, как и всех других.

Нет, не должен он обижаться на нее или предъявлять претензии. Не должен. Надо быть справедливым.

Но, несмотря на такие здравые рассуждения, сердце у него ныло, он ненавидел франтоватого Чарли, обвинял Айну в легкомыслии и неверности. Он старался убедить себя в том, что Айна для него всего-навсего милая знакомая девушка и он к ней, кроме обычной симпатии, ничего не испытывает, но получалось это плохо. Освободиться от ревности он не мог. Алек решил в первую же субботу выкроить время и пойти к Струмпе, но неожиданные события смешали все его планы.

Они грузили пароход «Сити оф Лондон». Во время перерыва к нему подошел докер по фамилии Нитч и, отведя в сторону, сказал, злобно щуря глаза:

– Ты вот что. Скажи своим русским… Ну, тем, которые состоят у вас в «Союзе». Скажи, что, если они пойдут работать, когда мы начнем дело, им придется плохо. Понял?

– Не понял. Какое дело?

– Поймешь. Мы, члены профсоюза, не допустим скэбов, – проворчал Нитч и отошел в сторону.

Алек разыскал Артема. Он передал ему свой разговор с Нитчем. Артем нахмурился:

– К сожалению, я уже знаю об этом. Хотел предупредить тебя, да ты оказался проворнее. Понимаешь, скоро должна начаться забастовка трамвайных рабочих и служащих. Тред-юнионисты страшно боятся, чтобы хозяева не сорвали ее при помощи русских. Они считают нас наиболее неорганизованными, а потому самым подходящим материалом для вербовки штрейкбрехеров…

– Какая подлость!

– Да, пахнет провокацией. Вот посмотри, что они распространяют среди своих… – Артем порылся в кармане и вытащил сложенный листок бумаги. – Читай, читай.

Это была листовка, призывающая к стачке, а внизу крупными буквами было напечатано: «Бойтесь русских! Они скэбы!»

– Где ты достал ее?

– Дал один друг. В общем, как, бы там ни было, они готовятся к борьбе, и мы должны быть вместе с ними.

– Как же, если они считают нас предателями?

– Соберем собрание «Союза» в Брисбене, потом поедем со своими листовками по всему Квинсленду. Обратимся ко всем рабочим. Докажем, что на нас можно положиться. Все дела с газетой придется отложить.

– А как же с работой в порту?

– Попроси Кремба, чтобы он отпустил тебя на неделю к больной тетке. На это время он наймет кого-нибудь другого. Какие у вас с ним отношения?

– Хорошие. Несколько раз угощал его виски.

– Пообещай, что поставишь еще, и все будет в порядке. Освободись с завтрашнего дня.

– Ладно.

На следующий день Алек не вышел на работу. С Крембом он все уладил. Вместе с Артемом они принялись писать воззвания к русским и австралийским рабочим.

«Рабочие Австралии! – писал Артем. – Борьба за дело рабочего класса разгорается. Ваша стачка является и нашей стачкой. Мы, русские, проживающие в штате Квинсленд, вместе с вами. Мы поддерживаем ваши требования и идем в одной шеренге. Ни один русский рабочий не станет скэбом. Долой эксплуататоров! Не верьте обещаниям лживых лидеров…»

Артем и Алек работали не покладая рук. Листовки печатали на гектографе, взятом напрокат. Им помогали Струмпе, Корнеев и еще несколько членов «Союза».

Артем созвал собрание.

– На нас смотрят, как на штрейкбрехеров. Опасаются, что мы поможем хозяевам. В представлении многих австралийцев русские – темная, неорганизованная масса, – гремел он из-за своего председательского стола. – Они не считают наш «Союз» организацией, способной выступить против эксплуататоров. Вот что говорят про нас лидеры тред-юнионов. Но мы знаем свои силы, всегда сможем поддержать братьев по классу и больше того – встать во главе движения! Разве у нас нет революционного опыта борьбы? Разве большинство из нас не принимало участия в забастовках, не перенесло царских ссылок и тюрем, не участвовало в антиправительственных демонстрациях?..

Артем говорил долго и горячо. Когда он кончил и отер платком влажный лоб, аплодисменты покрыли его слова.

«Какой замечательный оратор, – подумал Алек. – Такой может поднять массы на любое дело. Трибун».

Закрыв собрание, Артем подозвал Алека:

– Ну, первый камень заложен. Завтра, в воскресенье, ты, Струмпе, Серешенинов, Воскобойников, Метакса и я выйдем на улицы Брисбена с листовками. Будем всеми силами поддерживать забастовку. Собираемся утром в восемь у моего дома. Итак, до завтра.

7

Сенатор Рейнолд позвонил. Вошел секретарь.

– Пригласите Баджера, если он пришел. Я назначил ему свидание на десять часов утра.

– Мистер Баджер ожидает.

– Просите, Майк.

В кабинет вошел высокий седой мужчина с короткими усиками щеточкой, в сером свободном костюме.

– Доброе утро, Баджер, – произнес Рейнолд, вставая. – Ну, чем закончилась вчерашняя игра в клубе? Выиграли? Тогда у вас должно быть хорошее настроение. Садитесь, пожалуйста. Берите сигару. Неплохой сорт.

Баджер сел. Несколько минут они поговорили о разных городских сплетнях, посмеялись над артисткой казино Мики, у которой во время выступления лопнуло платье, вспомнили бега, и только после этого Рейнолд, став серьезным, спросил:

– Вероятно, вам, Баджер, как главному директору трамвайного треста, известны последние требования ваших рабочих и служащих. Меня интересует, как вы относитесь к ним.

– Постараемся отклонить.

– Но ведь они грозят забастовкой.

Баджер пожал плечами.

– Мне не хотелось, чтобы дело дошло до этого, – в раздумье сказал сенатор. – Стачка чревата большими последствиями…

– Я понимаю… Но мы не можем удовлетворить их требования. Они непомерны.

– Значит, забастовка? Все движение в городе замрет на несколько дней в лучшем случае. Вот этого нельзя допустить!

– Что вы предлагаете, Рейнолд?

– Скэбы.

Баджер скептически присвистнул:

– Где их взять? Вы же знаете, что с ними сейчас не так просто. Вспомните последнюю стачку на бойне «Мит компани». Нашлось только несколько человек, и они не сделали погоды.

– Знаю. А вам, наверное, известно, что в Брисбене существует «Союз русских эмигрантов»?

Баджер кивнул головой.

– Руководит им некто Том Сергеев. Он отлично владеет английским языком. Попробуйте поговорить с ним. Может быть, он вас выручит? Найдет среди своих соотечественников людей, желающих подзаработать.

– Возможно, Рейнолд. Я воспользуюсь вашей идеей. Хотя не очень в нее верю, но утопающий хватается за соломинку. Где его можно найти, этого лидера?

Сенатор вызвал секретаря.

– Дайте мистеру Баджеру адрес «Союза русских эмигрантов», Майк. Ну, желаю вам успеха, Баджер, – сказал Рейнолд, протягивая руку. – Сообщите мне, как будут разворачиваться у вас события.

Прямо от Рейнолда директор отправился в «Союз русских эмигрантов». Обстановка в трамвайных парках настолько накалилась, что откладывать решительные меры стало невозможно. Вечером истекал срок ультиматума, предъявленного профсоюзом трамвайщиков. Либо трест удовлетворит требования рабочих, либо завтра, в пятницу, на улицы Брисбена не выйдет ни один трамвай.

Алек с Артемом только что вернулись в «Союз» из порта, где они раздавали листовки. Надо было взять новые пачки и снова идти в порт.

– Отдохнем, покурим несколько минут, – сказал Артем, усаживаясь на стул и вытягивая ноги. – Ну, как тебе кажется, какое впечатление производят на людей наши воззвания?

– Читают с интересом. Почти никто не бросает листовки. Большинство кладет их в карманы.

– Ты знаешь, чего я боюсь, Алек? Провокаций. Их следует ожидать.

– А может быть, трест пойдет на уступки?

– Не думаю. Они объявили уже, что все останется по-старому…

Зазвенел колокольчик. Алек открыл дверь. На пороге стоял директор Баджер. Увидя важного, хорошо одетого джентльмена, Артем удивился, но не подал вида и вежливо спросил:

– Вы хотели кого-нибудь видеть?

– Мне нужен Том Сергеев.

– Это я. Чем могу быть полезен?

– Директор трамвайного треста, – представился Баджер и заметил, как удивленно поднялись брови у Артема. – Я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз… – Он посмотрел на сидящего Алека.

– При нем можете говорить все. От него у меня нет секретов. Алек – мой ближайший помощник.

– Хорошо. Постараюсь быть кратким. Как я уже сказал, я представляю трамвайный трест. Возможно, вы слышали, что рабочие и служащие наших парков намереваются объявить забастовку. К сожалению, мы не можем удовлетворить их требования.

– Разве они выдвигают несправедливые требования? – перебил его Артем.

– Да. Чрезмерные. Поэтому нам хотелось бы найти на время забастовки людей, которые поработали бы у нас несколько дней вместо стачечников. Мы хорошо заплатим.

– И много вам нужно таких людей, мистер Баджер?

– Чем больше, тем лучше. Я не думаю, что мы займем их дольше, чем на неделю.

– Вам нужны скэбы? Я правильно понял?

– Ну, если вам угодно, – замялся Баджер, – называйте их так. Это не имеет значения.

– Могу назвать их штрейкбрехерами. И вы пришли к русским в надежде, что они помогут тресту?

Директор в знак согласия наклонил голову.

– А не кажется ли вам, мистер Баджер, что вы предлагаете нам подлую сделку? Что подумают о нас австралийские рабочие, если мы сорвем им стачку? Получается так: австралийцы не пошли на подлость, а русские люмпены, эмигранты взялись за это грязное дело с удовольствием.

– Ну зачем же так?.. – протестующе поднял руку Баджер. – Всякое соглашение можно рассматривать с разных точек зрения.

– Нет, уж позвольте, мистер директор, называть вещи своими именами. Я должен вам сказать сразу. Вы пришли не по адресу. Рабочий везде рабочий. Будь то в Австралии, Франции или России. И предавать друг друга мы не собираемся. Наоборот. Встанем грудью на защиту интересов забастовщиков. Будем помогать им, как сможем и чем сможем. Вот так.

Баджер покраснел от гнева. Кто смеет с ним так разговаривать? Какой-то жалкий эмигрант, даже не австралийский подданный!

– Ну вот что, мистер Сергеев. Я не желаю слушать ваши объяснения. Нет так нет. Обойдемся и без вас. Только имейте в виду, мы найдем средства, чтобы укоротить вам язык, если вы посмеете ввязаться в наши личные австралийские дела. Вас они не касаются.

– Касаются. Личных австралийских дел не существует, – усмехнулся Артем. – Есть дела рабочих и дела хозяев. Вот отсюда и надо начинать.

– Прощайте, мистер Сергеев, – сказал Баджер, берясь за ручку двери. – Не забудьте того, что я вам сказал.

– Будьте здоровы, мистер Баджер. Не забуду. Каков гусь, а? – засмеялся Артем, поворачиваясь к Алеку, когда директор ушел. – Но, в общем, его посещение – плохой признак. Оно еще раз подтверждает, что русских считают штрейкбрехерами. Ну, ладно. Может быть, листовки разъяснят нашу позицию. Пошли, Алек. Хватит отдыхать. У нас еще много дела.

8

В пятницу жители Брисбена, как обычно, утром отправились на работу. Поодиночке, по двое и по трое они шли к многочисленным трамвайным остановкам. В этом растянутом на многие мили городе трамвай был основным средством передвижения.

Но трамваи почему-то запаздывали. На остановках скапливался народ. Его становилось все больше и больше. Самые нетерпеливые выходили на пути, с тоской глядели вдаль в надежде увидеть заворачивающий из-за угла вагон. Трамваи не появлялись.

– Черт бы их побрал! – ворчали начинающие нервничать люди. – Так и опоздать можно! Что они, заснули там?

В конце концов, ругаясь, так и не поняв, что могло случиться с трамваями, они стали торопливо расходиться. Времени до начала работы оставалось совсем немного. Только тот, кто проходил по главным улицам, уже знал, почему замерло движение в городе. Не очень стройно, окруженная молчаливыми полицейскими, шла колонна рабочих с транспарантами, на которых крупными буквами было написано:

«Страйк! Мы требуем увеличения жалования, объединения в свой союз брисбенских трамвайных рабочих, отмены штрафов… Движение в городе не начнется до тех пор, пока трест не ответит нам, да“».

У трамвайных парков толпились забастовщики. Ворота были закрыты. За ними сиротливо стояли неподвижные вагоны. Пикетчики пропускали в депо только по особым пропускам.

Алек шел вместе с небольшой группой русских рабочих. Они разделились с Артемом для того, чтобы выступать в разных местах. Накануне Артем призвал русских поддержать трамвайщиков. Решение было единым. Все, кроме нескольких человек, бросили работу. Они хотели дойти до трамвайного парка, там соединиться с забастовщиками и потом уже проследовать по всему городу.

У парка колонна остановилась. Пикетчики преградили ей путь. Кто-то истошным голосом крикнул:

– Скэбы пришли! Бей их!

Раздался свист. Из депо выбегали рабочие, вооруженные гаечными ключами, ломами и просто палками.

– Стой! – закричал Алек, поднимая кверху руки. – Слушайте меня! Русские поддерживают вас! Разве вы не слышали и не читали об этом? Мы с вами!

Пикетчики в нерешительности остановились. К Алеку подошел пожилой рабочий.

– Если так, то давай руку, дружище. А ты читал? – он протянул Алеку белый листок. – Видишь, что они пишут.

«Кто не хочет работать, пусть убирается и никогда не приходит обратно. Для него не будет места! Мы заменим таких честными рабочими. Никакого союза брисбенских трамвайщиков трест не допустит…»

– Теперь ты понял, почему мы хотели броситься на вас, парень? Приняли за скэбов, – сказал трамвайщик. – Нам стало известно, что трест выписал штрейкбрехеров из других штатов. Но мы не допустим их. Мы обратились ко всем владельцам гостиниц, хозяевам ресторанов и столовых, чтобы скэбам ничего не давали – ни жилья, ни пищи. Идите на площадь Дрейка. Там будет большой общий митинг. Ребята, – повернулся он к пикетчикам, – это друзья. Можете разойтись по местам.

Алек сунул ему в руку пачку воззваний:

– Раздай своим. Пусть знают.

Колонна двинулась дальше под приветственные крики пикетчиков.

– Чуть было нам не влетело, – засмеялся идущий рядом с Алеком Струмпе. – Это может повториться. Перепутают со скэбами и надают по шеям.

– Ничего, Эдгар Янович, не бойтесь. Разберутся.

Рабочие еще не дошли до площади, как из боковой улицы навстречу им вынырнули какие-то молодцы в широкополых шляпах, сапогах со шпорами. Позади них бежали люди в обычной одежде, по виду чиновники или служащие.

«Кто такие? Фермеры? – мелькнуло у Алека. – Против нас?»

Но раздумывать уже было некогда. Фермеры, если это были действительно они, бросились на рабочих и с криками: «Русские люмпены, мутите честных людей! Заварили кашу!» – начали драку.

Но недаром у русских был опыт уличных демонстраций. Они знали, как надо защищаться. Через несколько минут кучку нападавших рассеяли, и они бежали.

– Вот сволочи, – сказал кто-то из демонстрантов, когда пошли дальше. – Кто это? Горожане?

– Тут, наверное, и горожане, и фермерские сынки. Буржуазное отребье. Не нравится им забастовка. Как же! Жизнь вышла из привычной колеи.

Так, переговариваясь, люди медленно двигались по улицам. На Тасман-стрит, у большой гостиницы «Кенгуру», внимание Алека привлекла необычная сцена. На тротуаре испуганно жались к стене дома десять, может быть, пятнадцать обтрепанных типов. Их окружали полицейские. С другой стороны входа в гостиницу с узелками и сумками в руках стояли мужчины и женщины. Хорошенькая девчонка, грозя кому-то кулаком, выкрикивала:

– Можете сами обслуживать своих скэбов! Убирайте за ними дерьмо и варите им жратву!

– Да уж, – сказал худой человек в белом переднике, обращаясь к Алеку, – я повар из этой гостиницы и пальцем не шевельну, чтобы накормить этот сброд…

– А что произошло? – спросил заинтересованный Алек, вспоминая то, что говорил ему пикетчик.

– Хозяин позволил поселить в «Кенгуру» скэбов, ну а мы все решили бросить работу и ушли.

– Правильно сделали. Пусть хозяин выкручивается как хочет.

– Во всех гостиницах то же. Придется им ночевать в полиции или в казармах…

Наконец колонна Алека добралась до площади Дрейка. Ее заполнила огромная толпа народа. Одновременно в разных местах говорили ораторы. Алек увидел Артема. Он стоял на возвышении, устроенном из опрокинутых ящиков, и, энергично жестикулируя, говорил. Его мощный голос был слышен далеко.

– Не поддавайтесь провокациям и уговорам! Баджер с правительством пытается подменить вас штрейкбрехерами. Но это им не удастся. Все честные рабочие вместе с трамвайщиками. Требуйте разрешения на организацию своего союза. Это ваше право. Рабочая партия Австралии переродилась. Как только ее лидеры вошли в правительство, они начали защищать интересы капитала. Они издают законы против стачек, они призывают полицию на борьбу с теми, кто недавно был их товарищем…

Люди одобрительно гудели. Вдруг задние ряды стали напирать на передние, толпа зашевелилась, и все побежали, стараясь скрыться в боковых улицах. Артем соскочил с ящиков и исчез среди рабочих.

Алек оглянулся. Сзади, прокладывая себе путь дубинками, в толпу врезался отряд полицейских. Они прорывались ко все еще говорившим ораторам. Кое-кто из рабочих пытался задержать их. Завязалась потасовка. Кричали женщины, плакали дети.

Откуда-то опять появились парни в широкополых шляпах. Они шли позади полицейских, прикрывая им тыл. Искаженные злобой, красные от алкоголя лица, обезумевшие глаза… Алек вспомнил Ригу и бежавшего на него солдата со штыком, пьяных черносотенцев… Все так похоже!

Он увидел молодую женщину, склонившуюся над лежащим на мостовой человеком, и парня, бежавшего к ней с поднятой над головой суковатой палкой. Алек бросился вперед, вывернул «оружие» из рук нападающего и нанес ему сильный удар. В следующую секунду он уже падал сам, теряя сознание от боли…

Алек очнулся в незнакомой комнате. Он попробовал пошевелиться. Голова раскалывалась на части. У кровати стоял старик с полотенцем. Он опускал его в таз с водой, мочил и прикладывал ко лбу Алека. Увидя, что раненый приоткрыл глаза, он улыбнулся:

– Пришел в себя? Здорово они тебя ахнули. Большая рана на затылке. Тебя притащили ко мне Гопкинс и Пери Слабыш. Им тоже изрядно намяли бока. Но и наши не остались в долгу.

– Кто вы? – простонал Алек, пытаясь приподняться.

– Меня зовут Самуэл Хьюдж. Я работаю сторожем у Гринфельда. Когда началась заваруха, я сидел дома. Так хотелось выйти на улицу, да отказывают ноги. Старею. А то бы я показал им…

– Как проходит стачка?

– Она еще не закончилась. Гопкинс говорил, что как будто Баджер пошел на уступки. Сейчас вырабатывают соглашение…

Алек хотел встать, но не смог. Он со стоном упал на подушку.

– Ты не торопись, парень. Полежи. Скоро должен прийти доктор.

– Мне бы добраться до дому.

– Успеешь. Все движение замерло. Утром, когда рабочие узнали, что трест выписал скэбов и хочет заменить трамвайщиков, все оставили работу…

– Все?

– Ну да. Сорок три профсоюза Квинсленда.

– Значит, получилась всеобщая стачка? Вот это здорово!

– Выходит, что так. Бастуют порт, моряки, железнодорожники, пищевики… Даже наш магазин отказался торговать. У нас тоже не обошлось без истории. Начальник отделения женского платья Карпентер произнес речь. Орал, что мы не должны поддерживать рабочих. Это, мол, не наше дело. Но девчонки так завизжали, что он еле унес ноги. Приехал сам Гринфельд, уговаривал не делать глупостей, кричал, что больше не возьмет на работу. Ничего не помогло. Пришлось закрыть магазин…

Алек плохо понимал старика. Ему стало хуже. Он видел какие-то странные, спутанные картины. Пароходы, толпы рабочих, Марту, Айну, Артема… Все кружилось в диком хороводе. Голова сильно болела.

Вечером к нему пришли Артем и хорошо одетый человек с чемоданчиком. Артем был обеспокоен состоянием Алека, присел на кровать, трогал ему лоб, спрашивал:

– Ну как ты? Очень болит? Тебе нанесли удар сзади. Ничего, до свадьбы заживет, – пошутил он и попросил человека с чемоданчиком: – Приступайте, доктор.

Врач внимательно осмотрел Алека и сказал:

– Рана неопасная, но потребует длительного лечения. Покой – лучшее лекарство. Как лечить, я напишу.

– Можно перевезти его домой?

– Да, конечно.

– Ну ладно, Алек. Рассказывать тебе сейчас ничего не буду, – сказал на прощание Артем, – но стачку мы выиграли. Ты бы видел, что делалось…

Алек остался на ночь у Хьюджа, а утром его на тележке, запряженной мулом, перевезли на Элизабет-роуд.

Дарья Степановна, увидев перебинтованную голову Алека, сейчас же решительно взяла бразды правления в свои руки, погнала мужа в аптеку и заявила, что она сама займется лечением больного. Через несколько дней он встанет на ноги. Она устроила Алеку постель и успокоилась только, когда убедилась, что ему удобно.

Алек лежал с закрытыми глазами. Говорить ему было трудно. Мысли вяло текли в больной голове. Алек перебирал в памяти все, что относилось к его знакомству с Айной. И это было приятным. Вот она в первый раз открывает ему калитку, вот он глядит на ее портрет на стене, вспомнилась их прогулка по темной Элизабет-роуд, ее смех и маленькая твердая рука… А какие у нее были грустные глаза, когда они прощались у магазина Гринфельда… Ведь с тех пор он не видел ее.

Опять появилась досада на себя, на глупое поведение в тот день. Почему он решил, что Карпентер нужен Айне? И вдруг пришла нелепая мысль: хорошо, если бы Айна всегда была с ним…

Его навещали товарищи по «Союзу». Приходили веселые, возбужденные. Рассказывали о драках на улицах Брисбена. Русским рабочим сильно досталось. Они приняли на себя первые удары, зато австралийцы поверили в них, и теперь слово «русский» звучит как пропуск на любое бастующее предприятие.

Но правительство ополчилось на русских. Оно не ожидало такой сплоченности и организованности.

Артем не появлялся. Он пришел только на третий день. Измученный, небритый, но его черные глаза лучились и сверкали энергией.

– Умираю от усталости. По десять длинных речей произношу. Все в разных местах, для разных слушателей. Прямо сил нет. Но ты бы видел, какое единство! Хозяева положены на обе лопатки. Они вынуждены отступить от своих позиций…

Но вдруг лицо его омрачилось.

– Ты послушай, что про нас пишут. Хотят смешать с грязью, подорвать доверие к нам австралийских рабочих…

Артем вытащил из кармана смятую газету «Брисбен ньюс» и прочел:

– «…Озлобленные русские эмигранты в этот несчастный день с неслыханной жестокостью избивали граждан Брисбена. Тех, кто смело выступил против беспорядков. Почему этим людям не укажут на дверь? Неужели правительству неизвестно, кто приехал из России в Австралию? Террористы. Те, на чьих руках кровь лучших людей России. Все честные австралийцы требуют: вон из нашей страны русских!»

Артем сложил газету, сунул ее обратно в карман.

– Опасная провокация, – сказал Алек.

– Да. Это плохо. Можно ждать всего. Разговоры о выдаче русских эмигрантов царскому правительству раздаются в буржуазных кругах все чаще и чаще. Прощай. Поправляйся скорее. Ты очень нужен.

Алек и сам понимал это. Несколько раз он вставал, но сильная боль в голове укладывала его обратно в постель. Он часто терял сознание. Рана почему-то плохо заживала.

Как-то днем он заснул, а когда проснулся, увидел Айну, сидящую у его постели. Лицо у нее было бледное, похудевшее, глаза ввалились. Алек очень обрадовался:

– Неужели это вы, Айна? Почему вы так долго не приходили?

– А вы хотели, чтобы я пришла?

– Только об этом и думал, – сознался Алек.

– Так я вам и поверила. А не приходила я потому, что почти не бывала дома. Наш магазин участвует в стачке. Это вам известно? Мы охраняли входы в магазин.

– Пикетировали?

– Да. Я начальница пикета. Работы было много.

Айна рассказала о том, что хозяева сдались, но правительство озлобилось. Запретило забастовки, хотя конституцией они разрешены. Теперь стачки будут жестоко подавляться полицией. Кампания против русских эмигрантов в буржуазных газетах усиливается.

– Я выходила из продовольственного магазина, и одна дама уронила завернутый в бумагу апельсин. Какой-то кретин закричал: «Бомба!» Тут началась такая паника, вы себе не можете представить. Люди закричали, побежали… А вечером газеты вышли с крупным заголовком: «Русские террористы бросают бомбы!» Прямо дико! Серьезные люди могут писать такую чушь!

О многом Айна умолчала. Она не рассказала Алеку об избиении нескольких русских рабочих, учиненном конторскими служащими, и о том, что Гринфельд уже подготовил «черные списки». Наверное, она будет первой, кто потеряет работу. Атмосфера в городе была тревожной.

– Вы активный борец за дело рабочих, Айна.

– Я дочь рабочего и сама не белоручка, – вскинула голову девушка. – Иначе и быть не могло. Все мое окружение – рабочие.

– Но, честно говоря, меня поразила смелость ваших служащих. Как вы решились закрыть магазин? Ведь у вас девяносто процентов женщин.

– А вы что, не верите в женскую храбрость? Плохо вы нас знаете. К нам пришли забастовщики из депо и предложили прекратить торговлю. Мы и прекратили.

– Молодцы. А как себя чувствует Чарли?

– Не знаю. Мы разошлись с ним по политическим мотивам, – улыбнулась Айна. – И наверное, навсегда. Он вел себя недостойно в отношении всех наших служащих. Он держал сторону Гринфельда. Поправляйтесь скорее. Федору Андреевичу очень трудно. Папа говорил, что он спит по три-четыре часа в сутки. Митинги, поездки по штату… Он, как цемент, сплачивает всех в одно целое.

– Вы хотите, чтобы я поправился только потому, что трудно Федору?

– Совсем нет. Какой вы подозрительный, право. Прежде всего вы должны быть здоровым, а потом уже все остальное.

– Ну, если так, тогда постараюсь поправиться скорее.

– Вы все смеетесь. Я никогда не знаю, когда вы говорите серьезно, а когда в шутку.

Они посмеялись, поговорили еще о разных пустяках, и Айна, заметив, что Алек утомился, стала прощаться. Он долго не отпускал ее руку.

– Приходите почаще. Хорошо?

9

Австралия бурлила. То в одном, то в другом штате вспыхивали забастовки. Рабочие Брисбена не забыли «черной пятницы» и расправы, которую учинили над ними полицейские. Недовольство росло.

Алек поправился. Только на затылке остался белый глубокий шрам.

Артем сразу ввел Алека в курс событий.

– С нашей газетой дело плохо. Все средства истрачены на помощь бастовавшим русским рабочим. Придется подождать несколько месяцев. Зато каким авторитетом стали пользоваться русские! Наступило время создавать свою настоящую социалистическую рабочую партию. Марксистскую. В нее пойдут австралийцы. Наши идеи им понятны и близки. Уже есть желающие. Пока я организовал кружок. Между прочим, меня приняли в «Союз береговых рабочих». Значит, доверяют. В него не так-то легко попасть.

Алек видел, как возбужден Артем. Это возбуждение передалось и ему, и хотя он был еще слаб, с жаром принялся за работу. Он ездил в ячейки «Союза русских эмигрантов», проводил там беседы, выступал на митингах в Брисбене, появлялся у овцеводов, на скотобойнях.

Их с Артемом уже знали, встречали дружелюбно, охотно слушали. Идея создания новой рабочей партии имела успех. Правда, всесильные лейбористы косо поглядывали на такую деятельность, но Артем не обращал на них внимания. Алек чувствовал, что они делают большое и нужное дело.