Текст книги "Жизнь и приключения Лонг Алека"

Автор книги: Юрий Клименченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

В общем, жизнь налаживалась именно так, как хотелось Алексею Ивановичу. Он уже подумывал о переезде семьи в Петроград. Жить им стало полегче. За границей он покупал кое-какие продукты, посылал их в Москву Айне. Ходили они обычно в Швецию и Германию, вот сейчас идут в Бельгию.

В Генте пароход стоял несколько дней. Грузили не торопясь, в одну смену. Полного груза не набиралось. Капитан пошел к агенту, и тот сообщил, что имеет указания пароходства направить судно догружаться в Лондон.

– Лондон идем, – сказал капитан, возвратясь на пароход. – Не тратьте здесь теньги. Там шерсть тешевая.

Так и вышли они в рейс вполгруза. Лондон встретил их необычайно хорошей погодой: теплом, голубым небом, солнцем. Все время, пока судно шло по желтой Темзе, Алексей Иванович не сходил с палубы. Смотрел на стоящие по берегам баржи, идущие навстречу пароходы, Вестминстерское аббатство. Он вспомнил свою молодость, жизнь в «Чарли Брауне», экзамен в Торговой палате. Пароход убавил ход и скоро ошвартовался недалеко от моста Лондон-бридж.

Погрузку начали с утра. Грузили трубы. Алексей Иванович следил за укладкой, перебрасывался шутками с грузчиками. Те удивлялись, откуда этот русский так хорошо знает английский.

Смену закончили как обычно в пять вечера. Грузчики ушли.

– Ну что же, Франц Густавович, завтра, наверное, уйдем, – сказал Алексей Иванович капитану. – Немного осталось. К полудню все будет готово.

– Это правда есть, чиф. Осталось мало. Домой пора. Старушка сашдалась.

– Через недельку будем дома, Франц Густавович, – заверил Алексей. – Будем.

Но он ошибся. Дома Алексею быть не пришлось…

22

– В «Иммигрейшн оффис», наблюдающем за всеми лицами, въезжающими в Англию, круглоголовый человек с отвисшими щеками, в толстых очках, внимательно слушал молодого служащего отделения.

– Прибыл немецкий пароход «Кайзер Вильгельм»…. Капитан Герберт Шульц…

– Что-нибудь новое?

– Нет, сэр. Команда прежняя.

– Дальше.

– Советский пароход… Капитан Эгли. В первый раз.

– Давайте судовую роль, Патрик.

Молодой человек протянул ему список команды.

– Кто из инспекторов принимал судно?

– Инспектор Ричардсон, сэр.

Начальник углубился в чтение судовой роли. Вдруг глаза его блеснули, он принялся барабанить пальцами по столу.

– Чибисов, Чибисов, – забормотал он. – Что-то было связано с этой фамилией. Даже четвертый отдел шумел… Не помните, Патрик?

– Нет, сэр.

– Достаньте нашу картотеку, Патрик.

– Одну минуту, сэр.

Молодой человек вернулся, неся в руках длинный деревянный ящик, наполненный карточками. Он поставил его перед начальником.

– Ну-с, так. Посмотрим, какова память у старого Селфриджа. Может быть, я ошибаюсь, Патрик?

– Сомневаюсь, сэр, – льстиво улыбнулся молодой человек. – Память у вас поразительная.

– В нашем деле память чрезвычайно важный элемент, – самодовольно сказал Селфридж и принялся медленно перебирать карточки, что-то напевая себе под нос. – Так, так, так… Вот, смотрите, Чибисов Алексей, моряк, русский, эмигрант, сдавал экзамены на второго помощника в Торговой палате. На пароходе «Президент Хейс» в должности подшкипера ушел в Соединенные Штаты… Дальше… Э, да тут стоит индекс «А-4-1012». Что это значит? То, что при появлении, Чибисова в Англии надо немедленно сообщить в четвертый отдел «Интеллидженс сервис». Сообщим.

Селфридж по внутреннему телефону соединился с четвертым отделом.

– Говорит Селфридж из «Иммигрейшн». Чибисов Алексей, за индексом «А-4-1012», в Лондоне. Прибыл на советском пароходе старшим помощником капитана. Хорошо, Волт. – Он повесил трубку. – Ну вот, теперь мы можем спать спокойно. Им займется четвертый отдел. Мы свое дело сделали. Идите, Патрик, и тренируйте свою память.

Зато в четвертом отделе о сне не помышляли. Там лихорадочно листали какие-то книги, просматривали картотеки, звонили телефоны. Начальник разведывательного отдела сосредоточенно думал. Сопоставлял факты, полученную информацию. Года два назад агент из Константинополя сообщил, что инженер Бернс и его жена расстреляны турецкими партизанами, а их документы якобы переданы бежавшему из турецкой тюрьмы, осужденному в Австралии на десять лет каторги социалисту Лонгу… «Якобы» – это еще не факт, но возможно. Бернсы-Палмеры – люди четвертого отдела, посланные в Турцию с особым заданием.

Еще через некоторое время из Одессы от английской миссии поступили запрос и сообщение. В городе появился некто Генри Палмер с женой Вирджинией, с подлинными, как подчеркивалось, паспортами и другими документами. Один из офицеров признал в англичанине опасного большевика Алексея Чибисова. Задержать его не удалось. Палмеры скрылись. Можно предполагать, что Палмер, Лонг и Чибисов одно и тоже лицо. А если так, он причастен к гибели настоящих Палмеров. Кроме того, Лонгу по решению австралийского суда запрещено появляться на территории Соединенного Королевства. Есть все основания для его ареста. Недурной материал, чтобы скомпрометировать советского гражданина. Вот, мол, смотрите, каковы они, кровавые большевики! Об этом будут писать все газеты. И советский человек в английской тюрьме – тоже неплохо.

Начальник четвертого отдела от удовольствия потер руки. Награда ему обеспечена. Слава богу, в Англии есть много заинтересованных лиц в таком событии… Он вызвал одного из своих сотрудников:

– Арестуйте Алексея Чибисова, старшего офицера с советского парохода. Он стоит у Лондон-бридж. Что? Конечно, не на судне. Только на берегу. Ну, подождите, когда он сойдет. Найдите причину, чтобы он сошел на землю.

– А если он все-таки не сойдет, сэр?

– Ни в коем случае не арестовывать на судне! – рассердился начальник четвертого отдела. – Это советская территория. Поняли наконец? Действуйте, действуйте, Стаплей. Задаете очень много вопросов.

Начальник четвертого отдела откинулся в кресле. Ну, посмотрим, как развернется Стаплей. Он не очень умен, но исполнителен…

28

Смертный приговор! Это было страшным. Вот уже три недели Алексей Иванович сидел в одной из камер Лондонской тюрьмы и читал надписи на стенах: «Прощай, Мэри! Я любил тебя одну», «Грэхем – сволочь. Рассчитайтесь за меня», «Умираю, но невиновен! Будьте вы прокляты!»… Надписи наводили тоску. Камера смертников. Отсюда люди уходили из жизни навсегда. Ни один звук не долетал в этот бетонный мешок. На галерее стояла напряженная тишина. Иногда раздавались дикие, душераздирающие крики. Осужденный упирался, не хотел выходить из камеры. Его тащили силой. Три раза в день у двери гремели ключами, и надзиратель ставил перед Алексеем Ивановичем миску с маисовой кашей, кусок хлеба, кружку жидкого чая… Смертная казнь! После всего, что он пережил, благополучно избежав столько опасностей… Ведь ему казалось, что бояться больше нечего, жизнь налаживается. Нет, все выглядело невероятным, чудовищно нереальным. Алексей никак не мог осознать того, что с ним произошло, и простить свое легкомыслие. Убаюканный тихой жизнью в Москве, он совсем забыл о прошлом. Забыл? Да нет, не забыл, а, как непослушный мальчишка, пренебрег советами Кирзнера, своим собственным опытом. Оказывается, он плохо знал англичан, их железную систему наблюдения. А был обязан знать. Его приключения в Одессе должны были насторожить «Интеллидженс сервис».

Алексей Иванович в бессилии сжимал кулаки. Так попасться! Кирзнер говорил ему: «Алеша, не сходи на берег…» Да он и не сошел бы на английскую землю, если не этот случай. Выманили, как самого желторотого новичка. Ему и в голову сначала не пришло, что все подстроено…

Погрузку, как обычно, начали в восемь утра. Пришли грузчики. Ничего не предвещало последующих событий. Около одиннадцати у борта появился портовый надзиратель и закричал:

– Попрошу, чиф, офицера сюда!

Алексей Иванович находился на палубе. Он перегнулся через фальшборт, спросил:

– Что случилось?

Вид у надзирателя был рассерженный. Он грозил кулаком.

– Идите, идите сюда, чиф. Посмотрите, что делают ваши кочегары. Сыпят шлак прямо за борт. О, мы вас оштрафуем на кругленькую сумму. Такое безобразие! Вы только посмотрите.

Алексей Иванович сбежал по трапу к корме, откуда свешивался мусорный рукав. Через него кочегары после чистки топок сбрасывали шлак в море. У рукава людей не было.

– Я не вижу, чтобы кто-нибудь сбрасывал шлак, – сердито сказал Алексей Иванович. – Команда знает портовые правила.

– Нет, они сбрасывают, – упрямо повторил порт-надзиратель и оглянулся. – Спрятались.

– Бросьте выдумывать, – миролюбиво сказал Алексей Иванович. – Лучше пойдем на судно, дернете там стаканчик виски. Ну?

Алексей Иванович не успел повернуться к трапу. Из-за штабеля мешков вышли двое в мягких шляпах.

– Не спорь с ним, Барт. Мы сами видели, как с парохода выбрасывали шлак. Оштрафуй-ка их как следует.

– Ну что? – торжествующе поглядел на старпома портнадзиратель. – Пойдемте в склад, там составим акт. Вы будете свидетелями, джентльмены.

– Никуда я не пойду и никаких актов подписывать не собираюсь. Глупость какая-то!

– Ну это мы еще посмотрим. Идемте в склад.

Двое встали по бокам, угрожающе глядя на штурмана. Матрос с парохода перевесился через релинги. На берегу явно назревал скандал.

– Скажи капитану, пусть придет в склад. Срочно. Здесь недоразумение, – крикнул ему Алексей Иванович, начиная подозревать что-то недоброе.

Склад находился всего в нескольких десятках метров от причала. Надо было только пересечь железнодорожные пути. В полутемной конторке один из англичан спросил:

– Вы Алексей Чибисов?

И Алексей Иванович понял все. В одну секунду в памяти пронесся суд в Брисбене, приговор: «…под страхом смертной казни на берег не сходить» и слова Кирзнера: «Будь осторожен».

А потом все было просто. Пришел капитан, и ему сказали, что его старший помощник арестован английскими властями, показали какие-то бумаги. Старик выпучил глаза, трахнул по столу кулаком и заорал:

– Я протестую! Я ничего не знаю. Пусть придет кто-нибудь из наших представителей в Англии. Идем на судно, Алексей Иванович.

Но возвратиться на пароход Алексею Ивановичу не дали. Его посадили в машину и повезли в тюрьму. Дальше события развивались с невероятной быстротой.

На первом же допросе Алексей Иванович понял, чего хотят в «Интеллидженс сервис». Следователь недвусмысленно просил его признаться в том, что он участвовал в убийстве Палмеров, будучи турецким партизаном, присвоил их документы и теперь прибыл в Англию по заданию Коминтерна.

Все попытки заставить его подписать вымышленные протоколы допросов остались безрезультатными. Алексей Иванович твердо стоял на своем. Его допрашивали ежедневно, подолгу. Один следователь уходил, ему на смену являлся другой. Алексея увозили в тюрьму в полном изнеможении.

…Суд. Приговор.

– Под тяжестью имеющихся в распоряжении суда улик… – судья монотонно принялся перечислять все нелепости, которые значились в обвинительном заключении, – …приговаривается к смертной казни.

Алексей Иванович вздрогнул. Что сказал судья? Он не ослышался? К смертной казни? Бледность разлилась по его лицу. Все было неожиданным и страшным. Алексей вскочил, закричал:

– Протестую! Так нельзя вести процесс. Нет ни свидетелей, ни настоящих улик.

Алексей не верил, что суд закончился. Он все еще надеялся – будет как в Брисбене, сейчас встанет судья и скажет, что смертная казнь заменяется высылкой в Россию. Но скоро он убедился, что англичане не шутят. Его перевели в камеру смертников. Советские представители не появлялись. Сумел ли капитан Эгли сообщить о его аресте? Конечно, он сделал это немедленно. Так почему же к нему никто не приходит? Алексей был уверен, что на произвол судьбы его не бросят. Теперь он не одинокий, никому не известный Лонг Алек. Он гражданин Советской Республики.

Но приговор могут привести в исполнение каждую минуту. Надо во что бы то ни стало выиграть время, пока товарищи сумеют добиться отмены решения суда. То, что они будут пытаться это сделать, он не сомневался. Он настойчиво застучал в дверь. Карандаш и бумагу! Алексей напишет кассацию. Он долго, обстоятельно, запутанно сочинял кассационное прошение. Пусть повозятся, может быть, заставят переписать. Время, время – вот что сейчас дороже всего. Послав кассацию, он немного успокоился. Не могут его расстрелять. Он не совершал ничего против правительства Англии, не использовал документы Палмера во вред этой стране, он даже не выходил в город, будучи в Лондоне…

Ему казались эти рассуждения логичными. Но Алексей не знал, что огонь, который зажгли вокруг его имени, раздувается главным образом не в суде, а значительно выше. Он не знал, что очень влиятельные лица заинтересованы в том, чтобы на его «деле» опорочить всех советских людей, появляющихся в Англии, создать общественное мнение, озлобить народ против молодой Советской Республики.

Иногда по ночам надежда сменялась отчаянием. Так глупо потерять жизнь! И в этом никто не виноват, кроме него самого. Мучили полная изоляция, отсутствие каких-нибудь вестей извне. Что делается на воле?

Пошла четвертая неделя пребывания Алексея Ивановича в тюрьме после приговора. Потянулись томительные дни ожидания. Его никуда не вызывали, ответ на кассацию не приходил. Мало-помалу Алексеем стала овладевать апатия. Скорее уж приходил бы какой-нибудь конец. Об Айне и дочери он не беспокоился. Они среди верных друзей, и, что бы с ним ни случилось, у них всегда найдется поддержка. Он не знал, что и думать. Почему медлят англичане? Значит, что-то их задерживает. Что? Возможно, возбудили ходатайство о пересмотре дела.

Целыми часами он валялся на койке – смертникам это разрешалось, – лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок, думал о прожитом. Вспоминались отдельные случаи, люди, с которыми он встречался, его собственные поступки. Он ни о чем не жалел. Благодарил судьбу за то, что она послала ему настоящую любовь, за бурную интересную жизнь, за то, что много видел, имел настоящих друзей и приносил пользу людям. Приносил ли? В нем всегда жил борец. Он не мог видеть несправедливости, а когда видел ее, всегда вставал на защиту обиженных.

Надежды на освобождение приходили все реже. Он привык к однообразию дней, и только когда звенели ключи у дверей его камеры, страх заползал в сердце, Может быть пришли его последние минуты? Он старался заглушить в себе такие мысли. Чаще всего Алексей казнил себя за то, что так глупо попался. Если бы он был на пароходе, англичане не посмели его арестовать.

Сначала по утрам Алексей Иванович делал гимнастику, тщательно убирал камеру, старался занять себя хоть чем-нибудь, но постепенно все бросил. Ничего не хотелось. Он прекратил все эти занятия и только думал. Даже старый и добрый тюремный надзиратель Гопкинс как-то сделал ему замечание:

– Почему ты не убираешь камеру уже несколько дней, Чибисов? Нарушаешь порядок. Нехорошо.

К смертникам Гопкинс относился мягко, видел их страдания, считал, что скоро встретится с ними на небесах и они там перед богом вспомнят его хорошее отношение. Он был свидетелем отчаяния, слез, рыданий, истерик. Спокойствие русского вызывало у него уважение.

– А кому принадлежит эта тюрьма, Гопкинс? – спросил Алексей.

– Как кому? Его величеству королю Англии.

– Так вот он пусть и убирает. Я ведь гость, а он хозяин.

– Поосторожнее, Чибисов. Ты, кажется, оскорбляешь особу короля? За такие слова тебя можно наказать.

– Разве меня можно наказать больше? – горько усмехнулся Алексей. – Мне сейчас все равно.

– Хочешь, я пришлю тебе священника? Он облегчит твою душу. Ты озлоблен, Чибисов. У нас очень хороший священник.

– Не надо. Он мне не поможет. Писали что-нибудь про меня газеты?

– Как же! Несколько дней. Там писалось, что ты опасный человек, Чибисов, убил двух англичан в Турции и теперь приехал в Англию со страшным заданием этого… ну, как его?

– Коминтерна?

– Вот, вот. Хорошо, что тебя удалось поймать, а то бы тут натворил делов. За что же ты убил невинных людей?

– Все это вранье, Гопкинс. Никого я не убивал. Я простой моряк.

– Все преступники так говорят. Ну, хватит болтать. Думай о боге.

Дверь закрывалась, Гопкинс звенел ключами, и снова на многие часы наступала гнетущая тишина.

Дни, ночи, недели одиночного заключения в камере смертников. Алексей Иванович даже потерял ощущение опасности, казалось, что так будет длиться вечно, с ним ничего не случится. Но однажды в камеру пришел человек в штатском, за ним маячил Гопкинс с большим узлом в руках. У Алексея Ивановича упало сердце. Конец! Пришли за ним. Он стоял вытянув руки по швам, ждал, что скажут, горло перехватил спазм.

– Одевайтесь, – сказал человек в штатском.

– Куда? – выдохнул Алексей Иванович.

Полицейский не ответил. Гопкинс протянул Алексею узел. В нем был завернут его костюм, в котором его арестовали. И тут резанула ясная, как солнечный луч, мысль: «На смертную казнь не переодевают. Значит, куда-нибудь в другое место. На допрос по кассации или на свободу? Нет, нет, не надо успокаивать себя невозможными предположениями. Разочарование будет слишком тяжелым». Но все-таки, несмотря на эти мысли, он думал: «А может быть, может быть…» Алексей быстро переоделся.

– Я готов.

– Пошли.

– Прощай, Чибисов, – сказал Гопкинс.

По металлическим галереям, затянутым проволочной сеткой, они спустились вниз, в первый этаж. Мрачный часовой распахнул двери на улицу. Их ждал открытый автомобиль.

– Садитесь, – приказал полицейский и, пропустив Алексея вперед, сел рядом. – Поехали.

Машина тронулась и покатилась по асфальтированной дороге.

Промелькнули заборы, закопченные дома из красного кирпича, фабричные трубы. Машина въехала в город. Алексей Иванович сидел молча, с волнением наблюдая за окружающим. Он так долго был лишен всего этого. Куда же его везут? Судя по тому, как изменились улицы, куда-то подальше от центра. Центр Лондона они проехали. Вот и район Олдгейт. Нет сомнения, они едут в порт. В порт!

Автомобиль свернул на Вест-Индия-Док-роуд и через некоторое время въехал в хорошо знакомый Алексею Ивановичу Сэрри-док. Сердце забилось сильнее, когда он увидел у причала пароход с черной трубой и красной полоской наверху. Советское судно! Значит…

На палубе собралась вся команда. У трапа стоял незнакомый Алексею человек в сером костюме с непокрытой головой. Ветер трепал темные волосы. Он приветливо улыбался. Алексей не знал, что ему делать, и в нерешительности топтался у автомобиля.

– Поднимайтесь на судно, – приказал полицейский и пошел на пароход вслед за Алексеем Ивановичем.

Они взошли на палубу. Человек в сером костюме нахмурился, взглянул на полицейского и по-английски сказал:

– Получите сопроводительные документы на наших пассажиров. – Он расстегнул портфель, протянул ему пачку паспортов. – Все в порядке. Боцман, приведите англичан.

Через минуту на палубе показались пять здоровых молодых парней в обтрепанной английской пехотной форме.

– Сходите на берег. Те, кого буду вызывать, – приказал полицейский и, листая паспорта, начал: – Костон?

– Я!

– Полезай в машину.

– Холл, Шредер, Девидсон, Берман.

Когда все англичане покинули судно, полицейский поклонился русскому в сером костюме:

– Все в порядке, мистер Лавров. Хочу напомнить. Штурману Чибисову, как и прежде, сход на земли Соединенного Королевства запрещен. На каком бы пароходе и в какой бы должности он ни прибыл. Иначе это повлечет за собою неприятности, большой штраф. На советских судах он может находиться, но на берег не сходить. В общем, вы понимаете… До свидания.

Лавров кивнул полицейскому. Как только автомобиль отъехал от борта, к Алексею Ивановичу бросились моряки. Они обнимали его, жали руки, кричали «ура». Лавров подошел к Алексею Ивановичу:

– Рад приветствовать вас на советской территории. Лавров Николай Николаевич – представитель наркоминдела. Ну и хлопот вы нам доставили, Алексей Иванович, не приведи господь! Запросы, ходатайства, переговоры. Хитры, сволочи. Как только они вас схватили, сразу сообщили нам. Ваш агент, мол, у нас в руках, расстреляем, или давайте меняться. Мы вам Чибисова, а вы нам пять человек военнопленных, интервентов. Нам как снег на голову. Какой агент? Мы ничего не знаем. Пока разобрались. Все хорошо, что хорошо кончается. Впредь будьте осторожны. Слышали, что сказал этот тип? Они будут ловить вас.

– Нет, уж теперь не поймают. Спасибо вам за все.

– Да разве мне спасибо? – улыбнулся Лавров. – Государству нашему спасибо.

– А что с моей семьей?

– Ой, простите меня, пожалуйста. Сразу должен был сказать. У них все хорошо. Никто не говорил вашей жене о той опасности, которой вы подвергались. Сказали, что делом занимается Наркоминдел и скоро вы будете освобождены.

– Ну, отлегло от сердца.

– Теперь обедать. Надоел вам, наверное, тюремный стол? Потом отдыхайте. Погрузку закончат, и двинемся к своим берегам. Место для вас приготовлено.

А рано утром следующего дня пароход, в каюте которого сладко спал Алексей Иванович Чибисов, снялся на Петроград.

24

Прошло десять лет с момента описываемых событий. Уже давно Алексей Иванович Чибисов командовал пассажирским теплоходом, стоящим на линии Ленинград – Лондон. Бывая каждый месяц в Англии, он по-прежнему не сходил на берег, вызывая удивление англичан, с которыми капитану приходилось иметь Дело. Правда, несколько месяцев назад на борт теплохода явился чиновник английского суда и объявил, что советский капитан Чибисов попал под высочайшую амнистию и теперь ему волею короля разрешено сходить на английскую землю.

Алексей Иванович просил передать благодарность его величеству и заодно сказать, что на берег он сойдет только после того, как в Англии установится Советская власть. Растерянный чиновник ушел, а Алексей Иванович так и не выходил с судна в портах Англии. Он не очень сожалел об этом. На обратном пути из Лондона в Ленинград теплоход заходил в Гавр, а потом в Гамбург. Вот и сейчас он стоял в Гамбурге.

Алексей Иванович, перекинув плащ через плечо, сняв шляпу, медленно брел от Шваневика, где помещалось советское консульство, к озеру Альстер. В последнее время он не любил бывать в этом огромном немецком порту. Здесь дышалось трудно. Недавно к власти пришли национал-социалисты. Горожане опасливо жались к стенам домов, говорили шепотом, прятались в парадных, когда по улицам проходили отряды орущих песни штурмовиков. Они вмешивались во все дела, держались хозяевами города.

Грузчики, не один год работавшие на советских судах, только покачивали головами. Они совсем перестали разговаривать с моряками. Боялись. Приятель Алексея Ивановича, грузчик, коммунист Греве, боязливо оглядываясь вокруг, в один из последних рейсов в Гамбург сказал ему:

– Скоро придет наш конец. Надо уходить в подполье. Они нам не дадут жизни.

Все ответственные места в порту заняли национал-социалисты. Добрые отношения сразу стали натянутыми, официальными.

«Нет, не тот стал Гамбург, не тот. Лучше стоять в Гавре или даже в Лондоне…» – думал капитан, шагая по гамбургским улицам.

Шел сентябрь, но было по-летнему тепло. Альстер, один из красивейших и богатейших районов Гамбурга, пестрел разноцветной листвой деревьев. Зеленые, оранжевые, красные листья делали их празднично нарядными. Особенно хороши были могучие клены, густые, в обхват толщиной.

Алексей Иванович дошел до озера и решил тут отдохнуть. Он много ходил сегодня пешком. По спокойной поверхности воды парами плавали белые лебеди. Из ресторанчика-поплавка доносилась музыка Штрауса. На скамейках, поднимая лица к солнцу, сидели благообразные старики с кайзеровскими усами, старушки в черных старомодных шляпках, гогочущие мальчишки из «Гитлерюгенда» в синей форме. Капитан огляделся. Свободных мест не было. Только на теневой стороне на скамейке, вытянув ноги, расположился хорошо одетый мужчина в шляпе. В руках он держал перчатки и свернутые газеты.

«Сяду туда, – решил капитан. – Подальше от бюргеров и этой шпаны». Он обошел вокруг озера и направился к намеченной скамейке.

– Я не помешаю вам? – учтиво осведомился Алексей Иванович.

– Садитесь. Мне-то что? – грубо буркнул мужчина и замолчал, не проявляя никакого интереса к будущему соседу. Зато Алексей Иванович не отрываясь смотрел на него. Нет, он не мог ошибиться! Такие жестокие белесые глаза были только у одного человека, которого он встречал в жизни. У Тони Макфейла, шкипера с «Моаны». Да это он и есть! Вот где встретились! Конечно, это Тони Макфейл. Он изменился, пополнел, кожа на лице разгладилась, наметился второй подбородок. Ослепительно белая рубашка, крахмальный воротничок и галстук придавали его внешности благопристойность.

– Здорово, Тони! – сказал Алексей Иванович, опускаясь на скамейку. – Каким ветром занесло тебя сюда?

Тони, а это был действительно он, повернулся и удивленно посмотрел на капитана.

– Что-то я вас не припоминаю, – проговорил он, пристально вглядываясь в лицо Алексея Ивановича. – Есть что-то знакомое, но…

– У тебя плохая память, шкипер. Забыл своего боцмана с «Моаны»?

От неожиданности Тони открыл рот, потом, узнав Чибисова, нахмурился и, не выказывая особенной радости, сказал:

– Так это ты? Русский боцман? Длинный Алек? Не может быть! Какой шикарный вид! Ты что, получил наследство, имеешь свое судно? Ну, так рассказывай, как дела? Судя по твоей довольной физиономии – хорошо. Стал судовладельцем?

– Дела отлично. Плаваю капитаном на советском теплоходе.

Тони присвистнул:

– Под красным флагом? От тебя всегда несло социалистом.

– Верно. Когда я плавал у тебя, то уже был коммунистом.

Макфейл, прищурившись, молча глядел на капитана. А Алексей Иванович, как прежде, когда оставался наедине со шкипером, почувствовал тревогу и непередаваемую неприязнь к этому человеку. Захотелось встать, уйти, не видеть его оловянных глаз, но он остался сидеть и спросил:

– Лучше скажи, как ты тут оказался, Тони? Далековато от островов Тихого океана.

– Для моряка нет расстояний. После того… Я перебрался на Самоа. Ну, там… Меня все-таки засыпали со спиртом. Конфисковали весь товар, наложили непомерный штраф. В общем, остался голый…

– И на этот раз бог не спас тебя, Тони, – усмехнулся Алексей Иванович, намекая на татуировку шкипера.

– Ошибаешься. Как раз бог-то и помог мне. Кто-то из черномазых полинезийцев поджег «Моану», когда я спал. Был сильно под этим делом. – Тони щелкнул себя по кадыкастому горлу. – Еле выбрался. Шхуну спасти не удалось.

– Жаль судно, – искренно пожалел Алексей Иванович, вспоминая белую красавицу «Моану». – Нельзя сказать, чтобы тебя любила команда, шкипер, если они хотели спалить тебя.

– Ты что, не знаешь этих подлых тварей? Они способны на все. – Тони выругался. – Они хотели сделать мне хуже, а сделали лучше. «Моана» была застрахована. Я получил кучу денег, но больше судна покупать не захотел. Много хлопот. Есть дела повыгоднее. Сейчас приплыл в Гамбург на пароходе компании «Зюйд Америка Лайн». Знаешь? Белая труба с малиновым верхом. Служу старшим офицером, скоро буду мастером. У них умеют ценить людей. Вот так, боцман…

Мимо ровным строем, высоко задирая ноги и печатая шаг, шел отряд штурмовиков. Тони вскочил, выбросил правую руку вперед и замер так, в восхищении провожая глазами коричневорубашечников.

– О, да ты стал настоящим наци, – усмехнулся Алексей Иванович. – Не вступил в их партию?

– Я преклоняюсь перед ними. Германия сейчас единственная страна, где можно свободно жить и развернуться. Только их партия способна противостоять заразе коммунизма и освободить мир от таких слюнтяев, как ты, – злобно, уже не скрывая своего отношения к Чибисову, проговорил Макфейл. – Прощай. – Тони поднялся, собираясь уйти.

– Годы не изменили тебя, Тони. Ты все такой же. Нам трудно дышать одним воздухом, – сказал Алексей Иванович.

– Ты прав. Я прежний. – Тони улыбнулся, и Алексей Иванович с отвращением увидел его красные, обнажившиеся десны. – Да и ты такой же. Ты мне всегда был противен, я тебя терпеть не мог.

– Я отвечал тебе тем же…

– Ладно. Что было, то прошло, – проворчал Макфейл. – Я, пожалуй, пойду. Надеюсь, мы еще встретимся, и я сумею заплатить тебе свой долг сполна. Мы еще не расквитались. Ты не забыл?

– Я уже слышал от тебя подобное на Накаофа. Что же ты не рассчитываешься?

– Еще не пришло время, – загадочно произнес Макфейл. – Но не сомневайся. Оно придет.

Он повернулся спиной к Алексею Ивановичу и быстро, не оглядываясь, зашагал на своих длинных ногах в сторону. Капитан остался сидеть на скамейке. Смутное чувство тревоги не проходило. Какой-то отвратительный осадок оставила у него эта встреча. На что намекал Макфейл? Что-то недоговоренное, скрытое было в его словах. И уверенно-наглое…

Алексей Иванович глядел вслед удаляющемуся Тони и думал:

«Нет, не будет на земле покоя, пока живут такие люди, как ты. Ну что же, Тони, встретимся, если придется. Я никогда не боялся тебя. Ведь, в общем, ты трус…»

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

notes

Примечания

1

На ученическом языке, жаргоне – обожаемая (от фр. objet – предмет). – Здесь и далее прим. автора.

2

Брокерская контора – контора, подыскивающая грузы для судовладельцев. По техническим причинам разрядка заменена болдом (Прим. верстальщика)

3

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 6, с. 87.

4

Там же, с. 90.

5

Беседка – деревянная доска, подвешенная на тросе, служащая сиденьем при подъеме людей на мачты, трубы и пр., а также при спуске людей за борт.

6

Шипшандлер – человек, занимающийся снабжением судов провизией и материалами.

7

Кранцы – мешки с пробковой крошкой, оплетенные концами. Служат для предотвращения ударов судна о причал.

8

Тали – система из тросов и блоков, служащая для подъема тяжестей.

9

Слань – деревянный или металлический настил в корпусе судна.

10

«Духами» называли кочегаров.

11

Талреп – приспособление для натягивания снастей и крепления на судне различных предметов по-походному, имеет винтовую нарезку.

12

Капитан (от англ. master).

13

Безработные моряки.

14

Сепарация – доски, которыми разделяют партии грузов.

15

Планширь – деревянный брус с закругленной поверхностью.

16

Торговая палата (Board of Trade – англ.)

17

Пансионат (от англ. Boarding House).

18