Текст книги "Жизнь и приключения Лонг Алека"

Автор книги: Юрий Клименченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

Вернулись двое из деревни. Они притащили целый мешок больших раковин. Их с интересом принялся разглядывать Тони. На первый взгляд они казались очень ценными. Полинезийцы что-то говорили на своем языке, показывали на банки с ромом. Макфейл раздраженно отмахивался.

Такую картину застали Кларк и Алек, подошедшие сзади. Тони не видел их. Он был слишком занят оценкой раковин. Шкипер хватал то одну, то другую, отшвыривал в сторону, потом снова брал в руки, снова отшвыривал, вынимая из мешка новые. Он был в экстазе. Сделка сулила большие барыши.

Алек встал у него за спиной, наклонился и со словами: «Я не помешал тебе, Тони?» – через его плечо выбросил руку вперед и схватил пачку долларов, лежащую на ящике.

В первую секунду Макфейл ничего не понял, но когда обернулся и увидел улыбающегося Алека, все стало ясным. Он вскочил со своего ящика, сгреб оставшиеся деньги, сунул в карман и только после этого вплотную придвинулся к Алеку. Его глаза совсем побелели от ярости.

– Положи деньги, – тихо сказал Тони. – Немедленно.

– А сколько их в этой пачке? – спросил Алек. – Ты мне должен сто восемьдесят. Я не ошибаюсь?

– Я тебе ничего не должен, понял? Ну? Я долго буду ждать? – В руках у Макфейла что-то блеснуло.

– Берегись, Алек! Нож! – закричал стоявший позади Кларк.

Алек подался назад.

– Я продырявлю твою паршивую шкуру, Лонг Алек. – Лицо шкипера исказила гримаса. – В последний раз говорю! Отдай деньги.

Но он не успел выполнить угрозу. Стремительным ударом в челюсть Алек свалил его с ног. Это был мастерский удар боксера. Вот когда пригодились уроки старого Янсонса! Испуганные островитяне бросились бежать.

– Здорово! – в восторге закричал Кларк. – Хук с правой! Раз, два, три, четыре… Нокаут.

– Эй, матросы! Вашего шкипера грабят! Бейте их! – заорал Тони, поднимаясь с земли. Алек наступил ногой на валявшийся в песке нож.

– Не подходи, – сказал он угрожающе.

Подбежавшая команда с «Моаны» в недоумении остановилась. Люди узнали Алека.

– Боцман! Ты ли это? Догнал нас? Будешь снова плавать на шхуне? – спросил его матрос с одутловатым лицом и полез обниматься. – Что вы не поделили со шкипером? Не хочет платить тебе деньги, которые увез от тебя с Рароиа? Нехорошо, мастер. Надо рассчитаться.

– Пошел в ад, кретин. Не хватало спросить у тебя, что мне делать, – проворчал Тони, видя, что на команду рассчитывать не приходится и никто ему не поможет. – Я подам на тебя в суд, боцман. Все видели, что ты украл мои деньги. Ты еще насидишься в тюрьме, свинячий сын!

Все это Макфейл говорил, злобно кривя губы, понимая, что Алек так унизил его в глазах команды и островитян, что необходимо сейчас же что-то предпринять для восстановления своего престижа. Но драться он больше не хотел. Теперь он знал, на чьей стороне перевес. Но как вернуть деньги? Так хорошо все началось. Он здорово проучил этого верзилу, оставив его на Рароиа. Вернул сполна все, что заплатил по милости Алека команде в Папеэте. Надеялся, что больше никогда не встретит этого проклятого трезвенника и слюнтяя. Не надо было посылать ему документов. Во всем виноват он сам, Тони. Совершена целая серия ошибок, в которых некого винить, кроме себя. Чем околдовал его этот длинный в Сан-Франциско? Ведь уж тогда у Тони возникло интуитивное чувство недоверия к нему. И все-таки он его взял. Послал документы! Для чего? Законченный дурак! Кажется, он никогда не оказывался в таком глупом положении.

Пока Тони корил себя за ошибки, Алек считал деньги.

– Здесь не хватает двадцати бумажек, Тони. Сто шестьдесят долларов. Я могу получить остаток?

– Получишь у господа бога, жадная свинья!

– Жадный ты, Макфейл. Ведь это не твои, а мои деньги. Я работал у тебя за них.

– Я тебе все заплатил.

Алек улыбнулся:

– Ладно, Тони, считай, что я дал тебе двадцатку как компенсацию за поврежденную скулу. Сильно болит?

Макфейл ничего не ответил. Его переполняла бессильная ненависть к этому чужаку, русскому. Лезут изо всех щелей в его Америку. Правильная теория – «Америка для американцев». Сказал же какой-то умный человек. И нечего их пускать.

Из-за пальмы вперед выступил Кларк:

– Я вижу, вы освободились, шкипер? Давайте познакомимся.

– Уматывай туда, откуда пришел, болван, – заревел шкипер. – Я не желаю иметь таких знакомых, как ты. Чистоплюи, яхтсмены. Тебе, старик, нужно думать о боге, а не таскаться по океанам. Убирайся!

Старик! Если бы Тони только знал, какое несмываемое оскорбление нанес он профессору, то, наверное, проглотил бы язык. Но Кларк сдержался и язвительно сказал:

– Вы невежливы, молодой человек. Но все же вам придется со мною познакомиться. Вот мои документы. – И он вытащил из кармана удостоверение, отпечатанное на плотной бумаге.

– Что ты тычешь мне свои бумажки, старый осел? Мне… – И тут Макфейл заметил французские государственные печати. Он принялся читать. По мере того как до него доходил смысл, кем является Кларк, лицо у него менялось, становясь из разъяренного льстивым. Он протянул бумагу профессору и испуганно проговорил, стаскивая с головы фуражку:

– Ради бога, извините меня, сэр. Никак не думал, что передо мной инспектор. Простите меня еще раз. Ведь вы одеты так же, как все, и я мог вас не узнать. Верно, сэр?

– За вашу грубость я не сержусь, шкипер. Давайте перейдем к делу.

– К делу? К какому делу? – Тони сделал удивленное лицо.

– На какой товар вы меняли копру и перламутровые раковины и что у вас в банках, которые вы так старательно пытаетесь заслонить спиной?

– Все по закону, сэр. Консервы, материи, украшения… А в банках керосин. Вот, извольте…

Макфейл схватил ближайшую к нему банку, быстро отвернул пробку, протянул профессору.

– Ты не то даешь инспектору, Тони, – вмешался Алек. – Дай одну из тех, что имеют красное пятно на донышке. Ну, не стесняйся, прошу тебя. Профессор Кларк – большой знаток рома и сумеет оценить его по достоинству. Ну?

Макфейл не двигался с места. Алек взял две банки и передал их профессору. В них был ром.

– Все ясно, шкипер. Джек, – обратился Кларк к одному из матросов «Чамрока», с интересом наблюдавших за происходящей сценой, – Джек, отверни пробки у банок и вылей содержимое на землю. Все свидетели, что я проделал со злостной контрабандой? А вам, шкипер, придется заплатить большой штраф, когда вернетесь в Папеэте. Я пошлю губернатору отчет с первой же оказией. Вам никогда больше не выдадут разрешения на торговлю во французских водах.

Тони молчал. Он был опытным человеком, долго плавал в Южных морях и прекрасно понимал, что возражать инспектору или спорить с ним бесполезно. Он попался, как нашкодивший – мальчишка. Если бы не вмешательство проклятого Лонг Алека, возможно, ему и удалось бы обмануть этого интеллигента. Наверное, удалось бы. Теперь все потеряно.

– Я виноват, инспектор. Очень виноват. Понимаю, что нарушил закон. Но войдите в мое положение. Торговля идет плохо. Я с трудом выручил деньги за товар, чтобы заплатить команде. Что мне оставалось делать? Может быть, вы все же пожалеете меня? Вы меня наказали, вылили ром. Он стоит несколько сот франков. Не пишите губернатору. Будем считать инцидент исчерпанным. Очень прошу вас.

Шкипер говорил почтительно-просительным тоном. Его согбенная фигура, склоненная голова показывали, что он раскаивается, ему стыдно за совершенное, он понял свою вину и никогда больше не повторит ничего подобного.

– Нет, я официальное лицо и стою на страже закона, – строго проговорил профессор. – Вы знали, что нет большего преступления, чем продажа спиртных напитков полинезийцам. Мне кажется, что ваше пребывание на островах Туамоту вредно. Прощайте.

Вокруг распространялся сладкий аромат впитавшегося в песок рома. Огорченные полинезийцы с сожалением следили за тем, как матросы Кларка опустошают последние банки.

– Я вижу, с вами не сговориться, инспектор, – наконец сказал Тони, молча наблюдавший за уничтожением своего товара. – Что поделаешь. Я проиграл. Закон на вашей стороне. Но ты, – он повернулся к Алеку, – ты убедился, что Тони Макфейл не остается в долгу? Помнишь Рароиа? Мы с тобой еще встретимся, и ты заплатишь за весь вылитый ром, за свой подлый удар, за мое унижение. Заплатишь втройне, а может быть, и больше. Будь ты проклят!

Последние слова Тони уже не говорил, а истерически выкрикивал. Пена показалась на его губах, вид был страшен. Но он сумел овладеть собой, обтер рукавом слюнявый рот, натянул фуражку.

– Эй вы, лодыри, – крикнул он своим матросам, с испугом глядевшим на капитана, – хватит таращить плошки. Пошли на шлюпку. Нам здесь больше нечего делать. Пошли, пошли. Вам даже не осталось и капли промочить горло.

Тони засунул руки в карманы, повернулся спиной к стоявшим и медленно, вразвалочку, направился к берегу.

– Помнишь, я говорил, Тони, что тебя не любит закон? – насмешливо крикнул ему вдогонку Алек. – Так оно и вышло.

Макфейл не обернулся. Он забрался в свою большую шлюпку, отдал приказание гребцам. Матросы нестройно погребли к стоявшей на якоре «Моане».

– Вот и все, – сказал Кларк. – Вы удовлетворены? Получили свои деньги и наказали шкипера. Какой все же несимпатичный тип! А вы молодец, Алек, с вами не пропадешь. Вы, оказывается, неплохой боксер?

– Учился когда-то. Но не могу не отдать должного и вам, профессор. Имея вас за спиной, можно не бояться врагов. Надежная защита.

– А как вы думали? Мы никогда не бросаем своих друзей, – самодовольно сказал Кларк. – Что ж, погуляем по прелестному Накаофа, познакомимся с жителями, может быть, и они устроят для нас концерт? Постоим недельку и дальше в путь…

Алек глядел, как на «Моане» ставят паруса. Видно, Тони не хотел больше ни минуты оставаться на Накаофа. Вот из-под кормы начали вылетать голубые кольца газа. Шкипер запустил мотор. Судно развернулось и пошло к выходу.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Австралия-„счастливая страна“

1

Яхта скользнула в узкий проход между двумя отвесными скалами, и перед глазами Алека открылась огромная, в несколько миль длиной, закрытая, естественная бухта.

– Какая великолепная гавань! – воскликнул он. – Здесь могут укрыться от всех ветров все флоты мира! Сколько всяких удобных заливчиков для постановки на якорь.

– Только Рио-де-Жанейро в состоянии соперничать с Сиднеем. Бывали в Рио? – спросил польщенный Кларк.

– К сожалению, нет.

«Чамрок» сделал поворот и прошел мимо небольшого островка с маяком. По берегам тянулась пышная и сочная зелень. А дальше на фоне голубых гор виднелось множество белых домов. Вот она, долгожданная Австралия, Сидней, с его громадным преддверьем, портом Джаксон.

Множество маленьких, расцвеченных флажками пароходиков – «ферри» – плыло по гавани. На пересечку им в разных направлениях двигались паромы. Они переправляли через бухту лошадей, экипажи и нарядных сиднейцев. По набережным с лязгом катились электрические трамваи, нескончаемым потоком шли люди. Все причалы были заняты судами, начиная с пассажирских и кончая парусными шхунами. И над всем этим простиралось голубое, безоблачное небо и сверкало горячее, щедрое солнце, освещая улицы, дома, воду. Какое-то праздничное настроение охватило Алека.

– Сегодня воскресенье, а везде полно народа. Почему? – спросил он Кларка. – Даже в Лондоне, я не говорю о других английских городах, в воскресенье пусто.

– Дорогой мой, так ведь это не Англия, а Австралия. Вам еще многому придется удивляться, – весело отозвался Кларк. – Мы станем поближе к причалам Северогерманского Ллойда. Вам будет удобнее осматривать город. Ближе к центру.

Профессор поставил «Чамрок» у самой городской набережной. На нее никто не обратил внимания. Слишком много стояло судов в порту, и приход небольшой яхты никого не заинтересовал.

– Ну что, нравится? Правда, красиво? – спросил Кларк, когда они с Алеком вдоволь налюбовались окружающей панорамой. – Тогда пойдемте вниз заниматься делами. Что будет с вами дальше?

– Поеду в Брисбен.

– Когда?

– Думаю, что завтра. Задерживаться здесь не хочу.

– Так, так. Ну, что я могу сказать вам на прощание? Я очень доволен, что мы познакомились. Вы отличный моряк и человек, Алек. И помните, если вам не повезет, я всегда буду рад помочь вам. – Профессор протянул Алеку свою визитную карточку. – А теперь я должен заплатить вам. «Чамрок» простоит тут дня три-четыре, после чего его вытащат на берег до будущего года. Надо менять обшивку подводной части. Вы, если нужно, можете жить на судне эти дни. Я завтра утром уезжаю в Аделаиду, в океанографическое общество, приеду через двое суток, поэтому попрощаемся сейчас. Можем не увидеться.

Кларк выдал Алеку причитающиеся ему деньги. Они обменялись крепким рукопожатием, и профессор, подозвав проезжающий мимо кэб, покинул «Чамрок».

Алек остался один в своей каюте. Надо было собраться с мыслями. Он взглянул на себя в зеркало. Оттуда на него глядел худощавый смуглый человек с совершенно белыми выгоревшими волосами и такими светлыми голубыми глазами, что и они казались выгоревшими на солнце. Одет он был в рубашку хаки, такие же брюки и стоптанные сандалии.

«Не очень-то шикарный вид, – подумал Алек, разглядывая себя. – Прежде всего необходимо купить одежду. Потом возьму билет до Брисбена и поеду… А пока поброжу по гавани. Вон, кажется, прибыл пароход из Европы».

Он сказал вахтенному матросу, что уходит, и не торопясь пошел по набережной. У причала Северогерманского Ллойда стоял огромный черный пароход с палевой трубой и цветами немецкого флага на ее верхушке. Он только что подал швартовы. Пассажиры еще не успели сойти с судна и толпились на палубе, на одном борту, создавая значительный крен. Они бросали серпантин стоящим на причале встречающим, что-то кричали им, махали платками.

Наконец спустили трап. Люди хлынули на землю. Что тут начало твориться! Объятия, слезы, смех, радостные возгласы на всех языках. К своему удивлению, Алек заметил большую группу соотечественников. Он сразу узнал их по растерянному виду и бедной одежде.

«Русские эмигранты», – догадался он и спросил ближайшего к нему мужчину:

– Русские?

– Да, да, – обрадовался тот. – Русские. Вот приехали, может, здесь жить будет полегче? Как вы думаете? А то дома совсем стало невмоготу.

Как только их услышали, русские окружили Алека и наперебой начали задавать вопросы. Но он не успел ответить даже на первые. Появились какие-то улыбающиеся люди и стали хватать эмигрантов за рукава, оттаскивая в сторону.

Маленький, щуплый человечек в соломенном канотье вцепился в русского, с которым разговаривал Алек:

– Здравствуйте, дорогой земляк! Приветствую вас на гостеприимной земле Австралии! Идемте со мной. Я представляю одну из наших богатейших фирм – «Шугар милз лимитед». Тридцать шиллингов в неделю, хороший климат, легкая работа и прекрасные жилищные условия. Аванс сегодня же! Подходите, кто хочет, буду записывать!

Но его уже отталкивал огромный верзила в ковбойской шляпе. Он кричал:

– Не слушай его! Все ложь! Резать сахарный тростник – каторжная работа. К ним никто не идет. Только моя фирма может предложить настоящее дело. У нас служит большинство русских, приехавших в Австралию. «Далгети лимитед»! Вот кто поможет вам. Мы платим тридцать пять шиллингов…

Маленький в канотье, брызгая слюной, пытался оттеснить «ковбоя»:

– Вранье! Стричь овец – убивать себя! У них умирают десятками. Там все зарабатывают туберкулез из-за шерсти, попадающей в глотку.

Растерявшиеся, оглушенные таким натиском эмигранты сбились в плотную толпу и зачарованно, недоверчиво слушали вербовщиков. Неужели им уже предлагают работу? Тридцать шиллингов в неделю – целое состояние! Они еще не успели как следует вступить на австралийскую землю, как им дают работу. И не только дают, а еще и спорят из-за них. Правду говорили на родине, когда советовали ехать в Сидней.

Какой-то толстый, с заплывшими глазками вербовщик, очевидно принявший Алека за одного из прибывших, отвел его подальше от толпы и зашептал в ухо:

– Никого не слушайте. Это прожженные типы. Получают с головы каждого завербованного. Сначала от фирмы, потом от самого рабочего. Поезжайте к нам в Квинсленд. Там строют железную дорогу. Природа райская. Ах, вы не знаете Квинсленда! Кристальный воздух, лес, горы. Мы платим больше всех остальных. Скажите об этом своим друзьям. «Квинсленд рэйлвей компани»…

Все происходящее на причале тоже казалось Алеку удивительным. Такой спрос на рабочие руки и такой высокий заработок! Везде, где он бывал за годы своих плаваний, найти хорошую работу считалось большой удачей.

Но в крикливых приглашениях вербовщиков ему чудилась какая-то фальшь. Он инстинктивно чувствовал обман. Он не мог объяснить почему. Казалось бы, все в порядке. Давали работу, платили деньги…

Он оттолкнул от себя назойливого зазывалу и сказал по-английски:

– Брось болтать языком! Я-то знаю твою компанию. Все жилы вытянут.

Алек хотел подразнить толстяка, но эффект получился неожиданный. Вербовщик отскочил от него, погрозил кулаком и исчез в толпе. Алек рассмеялся. Он угадал.

– Эй, друзья! – закричал он, обращаясь к эмигрантам. – Не торопитесь заключать контракты. Работы тут достаточно. Осмотритесь как следует, посоветуйтесь с хорошими знающими людьми. К сожалению, я сам первый день в Австралии и ничего не знаю. Но не торопитесь. Не бойтесь безработицы. Ее тут нет.

На него зашикали:

– Раз не знаешь – помалкивай. Нам есть надо, у всех семьи…

И верно. Что предложит он им? Какую работу? Но он не мог промолчать.

Эмигранты, разбившись на группки, веселые, оживленные, улыбаясь, тащили свои пожитки и расходились с причала вместе с вербовщиками. Алек грустно смотрел им вслед. Бедолаги! Что ждет их впереди?

2

Утром Алек отправился в город. Ему встретилось множество разбросанных повсюду коттеджей под красными черепичными крышами, окруженных садами; широкие бесконечные улицы, то поднимающиеся в гору, то спускающиеся вниз, и, конечно, самая красивая, самая богатая центральная часть – Сити.

Природа здесь была тропической. Пальмы, эвкалипты, какие-то неведомые деревья, усыпанные яркими цветами.

Он прошел на одну из главных улиц – Георг-стрит. Она начиналась от порта, пересекала весь город. Здесь располагались магазины, театры, государственные учреждения. Похоже на Оксфорд-стрит в Лондоне.

Алек остановился у красивого здания почтамта со стройной, высокой башней, заканчивающейся сигнальной станцией. На тонком флагштоке висели разноцветные флаги. Внизу стояло несколько мужчин. Они задирали головы кверху, смотрели на флаги и что-то записывали. Алек тоже поднял голову, но ничего интересного не увидел.

– На что глядят? – спросил он у одного из зевак.

Тот удивленно посмотрел на него:

– Сообщают коммерческому миру о прибывшей сегодня из-за океана корреспонденции. Разные сочетания флагов обозначают страны, откуда прибыла почта. Поняли?

Алек кивнул. Но больше всего его поразили люди, толпившиеся у колоннад почтамта. Он протолкался вперед и увидел огромный белый лист, прикрепленный к стене. В нем сообщались предсказания ожидаемой погоды на земле и на море. Людей было много. Они оживленно обсуждали прогнозы.

– Мне наплевать на речь, которую произнес недавно премьер-министр Франции, – услышал Алек слова крепкого бородача в клетчатой рубашке, обращенные к кому-то из стоящих рядом. – Мне важно знать, будет ли сегодня дождь в районе Перта…

«Не очень-то австралийцы интересуются политикой», – подумал Алек, выбираясь из толпы.

В большом универсальном магазине он купил себе все необходимое. Теперь Алек выглядел как настоящий австралиец. Широкополая шляпа, добротный костюм, ботинки на толстой подошве и пестрый шейный платок. Он решил расстаться с морским мешком и купил кожаный чемодан. На железнодорожной станции Алек приобрел билет до Брисбена. Взял самый дешевый. В третьем классе. Можно отправляться в путь!

К полудню стало очень жарко, и Алек, привыкший в море носить легкую одежду, обливался потом. Он пообедал в припортовом ресторанчике, вернулся на «Чамрок» и сложил пожитки в новый чемодан. Оставалось пожать руку вахтенному. Его больше ничего не связывало с судном.

– Едете в Брисбен, мейт?^[22] – спросил матрос, провожая его до трапа. – Всяческих вам успехов. Жаль, что не придется плавать вместе. Мы к вам привыкли.

– Спасибо. Передай привет профессору Кларку. На вокзале у перрона уже дымил смешной паровоз с тонкой, расширяющейся кверху трубой. К нему было прицеплено несколько зеленых деревянных вагонов. Алек купил местную газету, забрался в поезд. В газете писалось о ценах на шерсть и мясо, об урагане, о прибывающих в порт судах, очень много о спорте и почти ничего о мировой политике.

Пассажиры прибывали. В вагон ввалилась компания подвыпивших, горланящих мужчин. Они сразу же принялись играть в карты. Пришли две женщины в больших шляпах, украшенных цветами, устроились в уголке и вполголоса начали болтать. Один за одним занимали места разные люди. Но вообще отъезжающих было немного. Рядом с Алеком расположился господин с надменным лицом, в светлом костюме, с тросточкой в руках. Он свысока поглядывал на соседей.

Скоро раздался звон колокола, свисток. Паровоз тонко загудел, лязгнул составом, дернулся несколько раз, и вагоны медленно покатились по рельсам.

Алек прильнул к окну. Сначала поезд шел мимо товарных складов, потом справа и слева показались деревья, белые домики, сады. Но скоро их сменил новый пейзаж. Ландшафт изменился. Вдалеке на горизонте появилась темная цепь гор, а все, что было ближе, казалось покрытым лесом. Но не привычным и родным для Алека густым и зеленым. Нет, тут деревья отстояли друг от друга на сорок – пятьдесят аршин, образуя множество полянок. Так тянулось долго. Алеку наскучило смотреть в окно. Он повернулся к соседу и спросил:

– Тоже в Брисбен?

– Да.

– Живете там?

– Живу.

– Я хотел спросить… Вы не скажете, где я смогу найти русских в вашем городе?

Сосед нахмурился и недовольно сказал:

– К сожалению, везде. В Брисбене их больше, чем надо. Я не понимаю, почему правительство дает им такую волю. Все беспорядки в стране происходят из-за них, они начинают… – Он подозрительно оглядел Алека: – Вы случайно не русский?

– Русский.

Сосед не смутился.

– Еще одним бунтовщиком станет больше. Вы, конечно, едете в Брисбен искать работу? Все едут к нам. Прямо летят как мухи на мед… Я не против. Не думайте. Пусть работают, но помнят, чей хлеб едят. Держались бы тихо, а то, видите ли, недовольны, бастуют…

Он оглянулся, ища поддержки у других пассажиров, но никто не слышал их разговора. Единственный сосед напротив, молодой парень, уже спал.

– Кто работает, тот ест свой хлеб, – резко сказал Алек. – А за работу надо платить. Наверное, вы платите мало, вот люди и недовольны.

– Недовольны! Сидели бы тогда в своей России, если вас не устраивает наша плата, – прошипел австралиец, демонстративно поворачиваясь спиной к Алеку.

«Значит, в Австралии тоже не все благополучно. Иностранцев не любят, как везде. Или, может быть, только русских, чей свободолюбивый нрав не подходит богачам? – подумал Алек. – Ладно, утро вечера мудренее. Приеду – увижу, что к чему. Только бы мне найти Артема».

Алек прислонился к стенке, вытянул ноги и задремал. Усталость брала свое.

3

Поезд прибыл в Брисбен утром. Жмурясь от яркого солнца, Алек вышел на перрон. Он увидел кладовую для хранения багажа и оставил там чемодан. Теперь надо найти русскую колонию, о которой говорил Бруно Федорович.

Алек остановил молодого человека в кожаных штанах и ковбойской шляпе.

– Я думаю, что вам лучше всего пойти в порт. Там среди докеров много русских. Они все расскажут, – сказал парень. – Порт вон там, внизу. – Он показал рукой и вежливо приподнял шляпу.

Минут через двадцать Алек уже шел по причалу. Как и в Сиднее, здесь стояло много судов. Грохотали портовые лебедки, скрипели блоки, и надо было соблюдать большую осторожность, чтобы не попасть под раскачивающиеся подъемы с грузом.

Алек выбрал большой пароход под английским флагом. Судно грузили тюками с шерстью. Несколько минут он стоял, наблюдая за тем, как споро идет работа. Докеры катали тележки с кипами прямо из склада к борту. Три человека укладывали их в пеньковую сетку, старший подавал знак на палубу, подъем взмывал кверху и через секунду исчезал. Алек выждал момент, когда сетка скрылась в трюме, и подошел к работавшим:

– Я хотел бы поговорить с кем-нибудь из русских, если они есть среди вас.

– Конечно, есть, – ответил старший и крикнул: – Эй, Джон, иди сюда, тебя спрашивают. Земляк, наверное.

Один из докеров, катающих тележки, маленький, круглый, седой, но, видимо, еще очень крепкий человек, подвез свои кипы, вывалил их в сетку, отер потный лоб клетчатым платком и с любопытством уставился на Алека.

– Этот, что ли? Здравствуй, парень, – сказал он по-русски. – Ну, в чем дело? Хочешь на работу? Давай к нам. Устроим.

– Спасибо. Пока не надо. Я разыскиваю русскую колонию. Ну, где в основном живут русские эмигранты.

– Да знаю я, что такое колония. Можешь не объяснять, – усмехнулся докер. – Все наши, большинство во всяком случае, живут на окраине, на Элизабет-роуд. Ну, и вокруг нее. А кого тебе, собственно, нужно?

– Я ищу Артема. Не знаете ли случайно такого?

Джон нахмурил брови, припоминая:

– Артем, Артем… Что-то слышал, парень. Но, убей бог, не помню, где и когда. Знаешь что? Валяй на Элизабет-роуд, семнадцать. Там живет Эдгар Струмпе. Он латыш, столяр. Занимает какую-то должность в «Союзе русских эмигрантов» и всех знает. А ты откуда? Из России?

– Нет. Я моряк. Прибыл из Соединенных Штатов.

– Вот оно что! Но ты эмигрант?

– В общем-то да.

– Ол райт! Сейчас с тобой некогда разговаривать. Вон форман^[23] уже нервничает. Увидимся, если останешься в Брисбене.

Джон бегом покатил тележку в склад, а Алек отправился искать остановку трамвая. Он долго ехал в маленьком дребезжащем трамвайчике по бесконечно длинной Мейн-стрит. На каком-то перекрестке кондуктор любезно остановил вагон и сказал Алеку:

– Здесь вам выходить. Элизабет-роуд.

Алек вышел, осмотрелся, завернул за угол. Он очутился на широкой улице, состоящей из маленьких небогатых стандартных коттеджей со стандартными садиками вокруг них, с одинаковыми оградами и калитками. Казалось, что эта улица упирается в зеленое поле и тут кончается город.

Он разыскал домик под номером семнадцать, дернул за начищенную ручку звонка. Домик, как брат-близнец, был похож на соседние.

Из открытых дверей дома выбежал белый шпиц и с лаем бросился к калитке. За собакой появилась стройная девушка, небольшого роста, с каштановыми волосами и очень ясными карими глазами, опушенными длинными ресницами. Она была одета в длинную белую узкую юбку, белую кружевную кофточку. Широкий лакированный пояс охватывал тонкую талию.

– Тише, Вайси! – сердито прикрикнула она на продолжавшего лаять шпица и по-английски спросила: – Что вам угодно?

– Я хотел видеть мистера Эдгара Струмпе, – тоже по-английски ответил Алек.

– Папы нет дома. Но он скоро придет, и если вы не боитесь поскучать полчаса в моем обществе, – девушка кокетливо взглянула на Алека, – то, пожалуйста, проходите в комнаты. Да прекрати же ты лаять, несносное создание!

Алек пошел за девушкой. Они поднялись на крыльцо и вошли в первую комнату, служащую гостиной.

– Садитесь. Я сейчас принесу содовую воду.

Алек остался один. Он принялся разглядывать фотографии, развешенные на стенах. Это были обычные семейные фотографии. Вот бородатый мужчина в длиннополом сюртуке сидит у маленького круглого столика, рядом с ним молодая миловидная женщина в широченном платье, в черной кофточке с высокими пуфиками на плечах, а между ними стоит девочка с огромным бантом. Вот тот же мужчина, но уже без бороды, одетый по австралийской моде, держит под уздцы лошадь, а вот портрет девушки, которая его встретила. О, здесь у нее совсем другой вид! Платье с декольте, едва прикрывающим грудь, завитые волосы, голова наклонена вперед, ресницы опущены, в руках цветы. Парадная фотография. Наверное, была сделана по какому-то особенно торжественному случаю. В день совершеннолетия или окончания школы. Алек залюбовался портретом. Такая прелестная была на нем девушка…

Скрипнула дверь. Вошла хозяйка с подносом в руках, на котором стояли бутылка и два стакана. Она заметила взгляд Алека, засмеялась и сказала:

– Это я. Три года назад. Мне было шестнадцать.

– Я узнал вас, – с непритворным восхищением проговорил Алек. – Вы мало изменились с тех пор.

– Ну да… Теперь не то…

И опять ее глаза лукаво блеснули. Она знала, что сейчас последуют возражения и ее примутся убеждать, что она такая же и даже еще лучше, но Алек промолчал. Девушка удивленно взглянула на него. Она разлила воду по стаканам. Пузырьки газа лопались, выбрасывая вверх мельчайшие капельки.

– Пейте, пока холодная, – сказала хозяйка.

В комнате царил полумрак, шторы были опущены. Свет и воздух проникали через открытую дверь в сад. Алек с наслаждением осушил свой стакан.

– Прелесть! – сказал он, с сожалением разглядывая пустую бутылку. – Нет лучшего напитка, чем вода. Особенно в жару. Вы родились в Брисбене?

– Нет. Я родилась в Виндаве. В России.

– Так мы почти земляки, – обрадовался Алек. – Я рижанин. Вы говорите по-русски?

– Конечно. Дома у нас принят русский язык. Мама вообще не привыкла к английскому. Можно сказать, не знает совсем.

В садике снова залаял шпиц.

– Вот и папа идет. Недолго пришлось скучать, – засмеялась девушка и выбежала навстречу отцу.

В комнату вошел высокий темноволосый человек, в синих вылинявших дунгари^[24]. Алек сразу узнал в нем того, кто был изображен на фотографиях. Мужчина бросил шляпу на стул, протянул ему руку:

– Эдгар Струмпе, а это моя дочь Айна.

– Мы уже познакомились, – сказал Алек, называя себя.

– Чем могу быть полезен? – с легким акцентом спросил Струмпе. – Вы давно из России?

– О да! Несколько лет.

Эдгар Янович С удивлением поглядел на него. Надо было объяснить Струмпе свое появление в Австралии.

– Вот значит как, – кивал головой Струмпе, слушая Алека. – Интересно, очень интересно.

Пока Алек говорил, Айна не проронила ни слова. Глаза у нее блестели, чувствовалось, что его жизнь взволновала девушку. Когда он кончил, Струмпе спросил:

– Вы принадлежите к какой-нибудь партии?

– К РСДРП, – сказал Алек и, помолчав, добавил: – Большевиков.

Струмпе бросил на него быстрый взгляд:

– Большевиков? Это хорошо. Они правильно судят о многих вещах. Как собираетесь жить дальше? Будете искать работу на пароходе или останетесь в Брисбене?

– Плавать пока больше не хочу. Скажите, вы не знаете человека по имени Артем?

Глаза у Струмпе сузились. Он пристально поглядел на Алека.

– Зачем он вам? – вопросом ответил Струмпе.

– У меня к нему есть дело.

– Я такого не знаю, – задумчиво проговорил Струмпе. – Но если вы поедете в поселок железнодорожных рабочих (это шестьдесят километров отсюда), там есть человек, который, возможно, и поможет вам разыскать Артема. Зовут его Том Сергеев, подрывник. Съездите, это не так уж далеко. Простите, я уйду на несколько минут и приведу себя в порядок, а потом будем обедать. Нет, нет, не отказывайтесь. Мы так рады каждому новому человеку.