Текст книги "Жизнь и приключения Лонг Алека"

Автор книги: Юрий Клименченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

Разговор перешел на бега. В последние недели они особенно интересовали жителей Брисбена. Появились новые неожиданные фавориты. В тотализаторе проигрывались состояния…

19

Алек заканчивал проверку готовой верстки завтрашнего номера «Жизни рабочего», когда дверь отворилась и в комнату вошел молодой человек в синих рабочих брюках и сдвинутой на затылок кепке. Он смущенно поглядел на Алека, стянул с головы кепку и тогда только спросил:

– Вы мистер Лонг?

– Да, я. Садитесь, – Алек кивнул на стул.

Молодой человек радостно улыбнулся:

– Как хорошо, что я сразу нашел вас, мистер Лонг. Я думал, что придется долго разыскивать. Мне казалось почему-то, что вы сидите в большом доме и надо будет бегать по этажам.

Он вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок и подал его Алеку. Алек заметил большие руки с чернотой, въевшейся в кожу.

«Металлист», – подумал он, разворачивая листок. В нем было написано: «Рабочие завода «Брокен Хил» просят мистера Лонга выступить на собрании, которое состоится сегодня в шесть часов после полудня в зале Виктория-холл. Желательно услышать правду о событиях в России». Кто-то неразборчиво подписал приглашение.

– Сможете? – спросил парень, как только Алек кончил читать.

– Придется, – улыбнулся Алек. – Тема для меня близкая. А вообще надо предупреждать заранее. Мало ли какие могут быть у меня дела.

– Значит, вас сегодня ждать? Вы знаете, где находится Виктория-холл? На Рендел-стрит, двадцать три.

– Мне приходилось выступать в нем. Сколько там в зале помещается людей?

– Не знаю. Да нас много и не будет. Только те, кто интересуется. Спасибо, мистер Лонг. – Парень протянул свою большую, крепкую руку.

– Как вас зовут? – спросил Алек. Ему понравился этот молодой рабочий.

– Лесли Эмерсон, слесарь.

– Социалист?

– Пока еще нет, мистер Лонг. Но, наверное, скоро им стану. Значит, в шесть? Мы вас встретим.

Лесли Эмерсон ушел, а Алек с удовлетворением думал о том, что интерес к России у рабочих с каждым днем растет.

Он позвонил Уайту, секретарю социалистической партии, и сказал, что вечером поедет выступать в Виктория-холл.

Уайт удивился:

– Никто не говорил нам, что там будет собрание. Обычно устроители звонят заранее. Нет, нет, ты, конечно, поезжай, если обещал. Завтра расскажешь, как тебя слушали.

Потом Алек позвонил домой и предупредил Айну, что обедать не будет. Поест в салуне и оттуда отправится прямо в Виктория-холл.

Алек приехал в Виктория-холл за десять минут до начала выступления. У входа в невысокое здание стояло несколько незнакомых мужчин. Они сосредоточенно курили. Алек увидел Лесли, идущего к нему навстречу. Сейчас он был одет не в рабочую спецовку, а в темный костюм и белую рубашку. Алек помахал ему рукой.

– Пришли, мистер Лонг? – приветствовал его Лесли. – Вот и хорошо. Скоро начнем. Большинство уже собралось.

Алеку показалось, что лицо у парня почему-то было растерянным. Он провел Алека в небольшой, плохо освещенный зал. Там скучало десятка два молчаливых людей. Появление Алека вызвало оживление. В рядах зашептались. Алек проследовал за Лесли и занял свое место за столом у маленькой трибуны.

«Неужели здесь все, кто хотел послушать про русскую революцию?» – подумал он и, обведя присутствующих дружелюбным взглядом, шутливо проговорил:

– А я-то надеялся увидеть полный зал. Ну, ничего…

Ему никто не ответил. Алека неприятно поразила такая холодность. Обычно он сразу находил с людьми общий язык и еще до выступления отвечал на шутки, шутил сам. Создавалась простая, дружеская атмосфера. А тут…

В зал вошло еще несколько человек. Они уселись в задних рядах.

– Можно начинать, мистер Лонг, – сказал Лесли, подходя к Алеку. – Все в сборе.

В зале сидело не более двадцати – двадцати пяти человек. Алек пожал плечами, привычно положил руки на края трибунки и начал:

– Первое в мире государство рабочих и крестьян существует. Рабочие всего мира с волнением и надеждой следят за борьбой молодой Советской Республики. Со всех сторон она окружена врагами…

Алек любил рассказывать о России, о ее прошлом, борьбе рабочих, о революции. Эти рассказы волновали австралийцев. Он всегда чувствовал, с каким напряженным интересом его слушают. И сейчас он ждал проявления этого интереса, ждал, когда протянутся невидимые нити между ним и людьми, сидящими в зале. Обычно он выбирал среди слушателей симпатичного ему человека и поглядывал на него в продолжение всего выступления. Так было легче говорить.

Сегодня он не нашел никого. Напрасно он останавливал взгляд то на одном, то на другом лице. На него старались не смотреть. Сидели, уставившись в пространство или обернувшись к соседу. Первые ряды оставались пустыми. Все устроились подальше от оратора. Алек обратил внимание на двух пожилых, тихо переговаривающихся мужчин. Один из них, с тонким худощавым лицом, близко поставленными черными глазами и седыми волосами, казался знакомым. Где-то Алек видел его раньше.

Второй – толстый, круглый, как шар, – все время крутил большими пальцами сомкнутых рук. Он отвлекал внимание, раздражал Алека.

Неясная тревога закралась к нему в душу. В чем дело? Отчего так странно ведут себя рабочие? Такого еще не случалось. Он оглянулся, ища среди слушателей Лесли. Его не было. Эмерсон куда-то исчез.

Алек продолжал говорить, но теперь он непроизвольно следил за поведением людей. Он заметил, что они часто оборачиваются к дверям. Почему? Ждут кого-нибудь. Лесли сказал, что больше никого не будет.

Алек уже рассказывал про интервенцию. В этом месте всегда раздавались возмущенные возгласы, едкие замечания…

«Ну, ну, – мысленно обратился он к слушателям, – да скажите же что-нибудь! Каково ваше мнение? Что вы думаете?»

Он обвел зал глазами. В рядах – тишина. Ни одного вопроса, ни одного гневного слова. Он услышал какой-то шум или, может быть, даже не услышал, а почувствовал его, и тотчас же все повернули головы к дверям. Они распахнулись, и в зал быстрыми шагами вошли несколько полицейских.

Алек прервал свою речь на полуслове. Два полицейских подошли к нему, стали рядом.

– Именем закона вы арестованы, Лонг, – сказал полисмен чином постарше. – Руки!

Алек вытянул руки вперед, щелкнули наручники.

– Товарищи! – крикнул Алек. – Ведь мы же не на воскресном митинге на улице! В чем дело? Беззаконие!

В зале никто не пошевелился. Алек увидел, как улыбается седовласый, обнажив желтые длинные зубы.

– Замолчите и следуйте за мной, – приказал полицейский. – Там разберутся, беззаконие это или закон. Идем.

Он подтолкнул Алека к выходу. Они прошли на улицу мимо молчавших людей. Мелькнул Лесли и тотчас же скрылся в доме.

«Так вот чего они ждали, – подумал Алек, глядя на выходивших из Виктория-холл рабочих. – Неужели знали? Не может быть…»

Все остальное было знакомым. И «черная Мери», ждавшая у входа, и тюрьма «Бога Род», и даже надзиратель, который проводил Алека в камеру.

– Вот ты опять приехал к нам в гости, – сказал ему тюремщик. – Теперь скоро не выберешься. Я-то уж знаю. Бери свой гамак.

Надзиратель швырнул ему брезентовый сверток. Оставшись один, Алек попытался последовательно обдумать все случившееся с ним сегодня. За что его арестовали? Он не выступал на улице, не говорил ничего такого, за что можно было бы посадить человека в тюрьму, все происходило в закрытом помещении… Непонятно. Какое-то недоразумение. Вероятно, его выпустят завтра.

Но снова мысли вернулись к выступлению в Виктория-холл. Перед ним проплывали лица рабочих, мрачные, неулыбчивые, неспокойные глаза Лесли Эмерсона и те двое – седой и толстяк, вращающий большими пальцами… Где же он видел того, худого? Он напряг память и неожиданно вспомнил.

…Судили Артема за организацию митинга без разрешения. В суде публика вела себя бурно, и вот этот седой, вскочив со скамейки, орал тогда:

– Вон социалистов! Запретить их партию!

Дело чуть не кончилось дракой. Зачем он пришел в Виктория-холл? Послушать ненавистного ему социалиста?

Нет, что-то тут не так. Алек еще не мог понять, что именно «не так», но уже чувствовал опасность. Тревожные мысли не оставляли его. Он ворочался в своем гамаке и долго не мог заснуть.

Не дождавшись Алека к ночи, Айна забеспокоилась. Муж никогда не задерживался так поздно, не предупредив ее. Значит, с ним что-то случилось. Как быть? Ночь. Спросить не у кого. Придется ждать до утра. Айна так и не сомкнула глаз. Утром она позвонила Уайту в социалистическую партию.

– Не вернулся домой? – услышала она обеспокоенный голос. – Очень странно. Но вы не волнуйтесь. Я постараюсь все выяснить и позвоню вам. Думаю, ничего страшного.

Целый день Айна не находила себе места. Ждала звонка от Уайта. Тревога ее росла. Что с Алеком? Где он? Она позвонила в магазин и сказала, что не придет, плохо себя чувствует. Хозяин недовольно спросил:

– Надеюсь, что вы скоро поправитесь? За сегодняшний день придется удержать с вас жалованье.

А Уайт все не звонил. Только когда начало смеркаться и вернулся с работы отец, раздался долгожданный звонок. Айна бросилась к телефону.

– Это вы, миссис Лонг? Ради бога, не волнуйтесь. Алек жив и здоров, – как-то неуверенно сказал Уайт, и сразу сердце ее забилось сильнее в предчувствии чего-то плохого. – Вы меня слушаете? По совершенно непонятным причинам Алек вчера арестован во время выступления в Виктория-холл. Да, да, вы правильно поняли, арестован.

– За что же? – упавшим голосом спросила Айна. – Ведь он выступал не в первый раз.

– Мы сами не можем понять. Нам с трудом удалось получить даже эти сведения. Его увезли в «Бога Род». Я очень прошу вас держаться спокойно, миссис Лонг. Мы все узнаем, а если потребуется, сделаем запрос в парламент.

Уайт положил трубку, а Айна в изнеможении опустилась на стул. Слова партийного секретаря встревожили ее еще больше.

– Ну что с Алеком? Удалось им узнать, почему он не пришел? – спросил Эдгар Янович, кладя руку на плечо дочери.

– Его арестовали, папа.

– Арестовали? Рассказывай все подробно.

– Я не хочу утешать тебя, – сказал Эдгар Янович, выслушав дочь и потирая переносицу. – Дело нехорошее и непонятное. Ты должна быть мужественной и подготовиться к худшему.

– К худшему? К чему же, папа? – испуганно спросила Айна. – Что может с ним случиться?

– Не знаю. Когда ты чего-то не понимаешь, всегда кажется, что можно ждать всего. Ну, не унывай. Ты всегда была сильной, дочка.

– Я сильная, – сквозь слезы прошептала Айна, – когда знаю, откуда мне грозит опасность. Я поеду в тюрьму.

– Попробуй.

Айна надела шляпку, накинула на плечи легкое пальто и отправилась в «Бога Род».

Она долго глядела на мрачное здание, стоящее за высокой кирпичной стеной, думала об Алеке и о его пророческих словах, сказанных накануне свадьбы. Тюрьма преследует их! Она позвонила в дверь дома тюремной администрации. Домик выглядел уютным. Обвитый плющом, он ничем не походил на тюремную канцелярию. Послышались шаги, и заспанный солдат открыл дверь, впустив Айну вовнутрь. Здесь все было иначе, чем снаружи. Стены, окрашенные желтой грязноватой краской, затхлый запах смеси табачного дыма с каким-то дезинфицирующим средством наводили тоску.

Айна попросила вызвать начальника тюрьмы или кого-нибудь, кто сможет ответить на ее вопросы. Она села на жесткую, отполированную посетителями и временем скамью. Небольшую комнату освещала тусклая лампочка. За перегородкой что-то писал старый полицейский сержант. Он не обратил на Айну никакого внимания. Время тянулось медленно, нудно. Никто не входил в комнату и не выходил из нее. Наконец дверь отворилась. Появился помощник начальника тюрьмы. Айна сразу узнала его. Ведь она приходила сюда раньше, когда в первый раз арестовали Алека. Она даже помнила его фамилию – Соткин.

Офицер кивнул Айне, как старой знакомой.

– Все хорошеете, миссис Лонг, – сказал он, игриво окидывая взглядом стройную фигуру Айны, ее свежее лицо с нежным румянцем на щеках. – Такой женщине не следует тратить свое время на посещение тюрем. Вы меня вызывали?

– Я просила начальника тюрьмы принять меня, мистер Соткин.

– Его нет. Думаю, что я смогу заменить начальника. Что вам угодно?

– Мой муж у вас?

– Да. Его привезли вчера вечером.

– В чем его обвиняют?

– Это мне неизвестно, миссис Лонг.

– Вы говорите неправду. Вы все знаете.

– Возможно, но все равно я не могу сказать вам ничего до окончания следствия.

– Тогда я прошу свидания с мужем.

– И это невозможно.

– Только на несколько минут, мистер Соткин. – Айна умоляюще сложила руки. – Три минуты, не больше. В вашем присутствии.

– При всей моей симпатии к вам – невозможно. Я бы посоветовал набраться терпения. Через несколько дней все выяснится, и вы получите свидание.

Соткин сделал движение к двери.

– Вы уходите? – остановила его Айна. – К кому я могу обратиться и попросить о свидании?

– К королевскому судье, миссис Лонг. Но я думаю, что вашу просьбу не удовлетворят. Есть законы… Сожалею, что не мог быть полезным такой милой женщине. До свидания.

Он ушел. Она не знала, что ей делать дальше. Старый полицейский отложил перо в сторону, сочувственно взглянул на Айну.

– Эх, дорогая миссис, – сказал он скрипучим голосом. – Не нужно вам ходить сюда. Только сердце свое мучить. Вы такая молоденькая. А до конца следствия ничего не скажут.

Айна подбежала к загородке. Она уловила добрые нотки в словах старика.

– Скажите, ну скажите мне, сержант, может быть, вы что-нибудь знаете? За что его арестовали?

Полицейский опасливо оглянулся и шепотом проговорил:

– Точно не знаю, миссис. Арестовали за выступление. А что там, как… Не знаю. Не горюйте. Может, и обойдется. – Он снова взялся за перо.

Надо было уходить. Айна вышла на улицу. Сияло ослепительное солнце, небо, голубое и ясное, расстилалось над головой, зеленые эвкалипты бросали свои тени на тротуар. Прыгали со скакалками девчонки, кричали, смеялись, а у Айны на душе было черным-черно. Она ничего не узнала.

Идти к судье Бартону? Она взглянула на часы. Еще не поздно. Она пойдет. Нужно использовать все возможности, даже если шансов на успех очень мало.

Айна вытащила пудреницу, провела пуховкой по носу и щекам, поправила волосы.

…Судья принял Айну немедленно. Она прошла в его кабинет через пышную анфиладу комнат королевского суда. При входе молодой женщины сэр Бартон приподнялся с кресла.

– Миссис Лонг? – полувопросительно произнес он, мысленно удивляясь, что у Алека такая хорошенькая жена. – Пожалуйста… – Судья жестом указал ей на стул. – Чем могу быть полезен?

– Вчера арестовали моего мужа. Я прошу, чтобы мне дали с ним свидание.

– Арестовали? – Бартон сделал удивленное лицо. – Мне об этом ничего не известно.

– Я была в «Бога Род» и узнала, что он там.

– Прошу прощения, миссис Лонг. Одну минуту.

Бартон снял трубку, назвал номер, подождал немного и, услышав ответ, спросил:

– Кто это? Соткин? Говорит королевский судья Бартон. Скажите, Лонг у вас? Ах, так… Понимаю, понимаю… Нет, дело еще ко мне не поступило. Благодарю вас, Соткин. К сожалению, ничем не могу вас порадовать, миссис Лонг, – повернулся он к Айне. – Ваш муж арестован за антиправительственное выступление. Пока о свидании не может быть и речи. Следствие начнется завтра, и полагаю, что закончится скоро. Дело очень ясное.

Айна сидела опустив глаза. Антиправительственное выступление? Да, в последнее время судили много рабочих за антиправительственные выступления, и наказания были не очень строгими. Правительство боится общественного мнения. Ну что ж. Надо подождать. Может быть, Уайту удастся выяснить подробности. Она встала.

– Спасибо, сэр. Больше мне не к кому обращаться за помощью. До свидания.

– Миссис Лонг, – вкрадчиво проговорил Бартон. – Я не знаю, говорил ли вам муж о нашей встрече, но я искренне симпатизирую ему и предупреждал о возможных последствиях его деятельности. Я хотел уберечь мистера Лонга от них и…

– Да, он говорил мне о вашей встрече, сэр, – вызывающе глядя на судью, сказала Айна. – Но он всегда был честным человеком.

Брови у судьи высоко поднялись, он хотел добавить что-то еще, но Айны уже не было в комнате.

20

Многое стало ясным Алеку после первого свидания с полицейским следователем. Арестованного привели в дом тюремной администрации и оставили одного в комнате. Все ее убранство составлял стол и два стула. У дверей встал солдат. Через несколько минут явился молодой чиновник с тонкой папкой в руках. Он уселся за стол, полистал дело и поднял на Алека темные глаза.

– Вот что, Лонг. Я думаю, в ваших интересах не запираться, а сразу сознаться во всем, – сказал следователь. – Суд учтет ваше чистосердечное признание.

– Мне нечего скрывать, сэр. Я ни в чем не виноват.

– Тем лучше, Лонг. Тогда начнем. Итак… – следователь взглянул в папку, – в прошлый четверг вы выступали в Виктория-холл?

– Да, сэр.

– И призывали рабочих совершать террористические акты и диверсии, если их требования не будут удовлетворены. Так?

– Нет, сэр. Я не говорил ничего похожего.

– О чем же вы говорили?

– Рассказывал о революции в России. Это могут подтвердить все присутствовавшие в зале. Легко проверить.

– К сожалению, присутствовавшие показывают совсем другое. – Следователь опять заглянул в папку. – У меня показания десяти человек. Они слушали вас в четверг, и все показывают одно и то же. Цитирую: «Лонг призывал к террористическим актам и диверсиям…»

– Это ложь! Могу ли я ознакомиться с показаниями?

– Вы все услышите на суде. Но, если хотите…

Следователь протянул Алеку открытую папку. Алек с ужасом и негодованием принялся листать дело. Чиновник не солгал. Десять листов допросов, подписанных разными лицами, подтверждали его слова. Неизвестные смиты, калаганы, фишеры, уотсоны показывали, что Лонг Алек призывал к террору, диверсиям, свержению рабочего правительства.

У Алека на лбу выступил холодный пот. Он прекрасно понимал всю серьезность обвинений. Невероятно! Вот наконец мелькнула знакомая фамилия. Лесли Эмерсон. Ну, этот-то должен показать правду. Алек углубился в протокол, но с первых же слов ему стало ясно, что его надежды напрасны. Эмерсон показывал то же. Алек подвинул папку к следователю.

– Ну что, Лонг? Убедились? Ваше дело проиграно, поэтому я еще раз советую вам признаться и не затягивать следствие.

– Все, что я читал, сэр, самая гнусная фальшивка. Подписи поддельные, и меня на такой крючок не поймаете.

Следователь нахмурился:

– Напрасно, Лонг. Я совсем не хочу вас ловить на чем-нибудь. В этом нет никакой необходимости. Я же сказал, что всех свидетелей вы увидите на суде, услышите их показания.

Алек молчал. Он был подавлен сгустившимися над ним тучами лжи. Опять вспомнился четверг, его выступление в Виктория-холл… И лица, лица… Атмосфера отчуждения и безразличия… Ощеренный в улыбке рот седого… Люди, ожидавшие чего-то, что сейчас должно произойти, и их головы, повернутые к двери… Молчание в зале, когда ему на руки надевали наручники… Нет, он не верит, что все было подстроено заранее. Но как удалось получить подписи? Фальшивка!

Следователь что-то записывал.

– Продолжим, Лонг. Значит, вы утверждаете, что ничего подобного не говорили?

– Да, сэр. И буду настаивать на этом, сколько бы мне ни пришлось просидеть в тюрьме.

– Ну, хорошо. За что вы отбывали наказание несколько лет назад?

– Вы должны знать, сэр. За выступление в воскресенье без разрешения полиции.

Дальше допрос стал формально скучным. Следователь совсем потерял интерес к Алеку и задавал вопросы, мало относящиеся к делу.

Часа через полтора чиновник составил протокол, дал подписать его Алеку, позвонил. В комнате появился солдат.

– Уведите арестованного, Джим, – приказал следователь. – Очень неумно ведете себя, Лонг. Ну, мы еще увидимся. Подумайте обо всем. Может быть, здравый смысл окажется сильнее вашего упрямства.

Когда Алек остался один в камере, он стал вспоминать подробности своего выступления в Виктория-холл, вопросы следователя, показания свидетелей… Понемногу картина начала проясняться. С чего же началось?

С «дружеской» встречи с судьей Бартоном. Брошенная им угроза… Затем? Приглашение выступить в Виктория-холл. Пришел неизвестный ему человек и просил приехать. Ну, в этом нет ничего особенного, так бывало часто. Не сообщили в социалистическую партию? И так бывало. Но вот почему ему не показалась подозрительной такая немногочисленная аудитория? Стоило из-за нескольких человек нанимать дорогое помещение? Кто нес расходы по найму? А потом поведение и реакция слушателей… Это должно было насторожить Алека. Он вел себя легкомысленно. А что оставалось делать? Отказаться? Нет, так он не мог поступить. Теперь, сопоставляя все факты, он пришел к выводу, что вся эта история затеяна не рабочими. Какие страшные обвинения возводят на него! Хотят покончить с ним одним ударом. Да, к сожалению, это не пустяковое дело о митинге без разрешения с приговором в один месяц тюремного заключения… Здесь пахнет каторжными работами на долгие годы, если ему не удастся доказать свою невиновность. Теперь надо было доказать на суде, что это была провокация. Конечно, ему будет очень трудно, но за ним стоит социалистическая партия. В общем, надо быть готовым к худшему, как всегда говорила Айна. Опять она остается одна, и теперь надолго. Какую жизнь он создал ей! Что она видела за то время, что они вместе? Да можно сказать, ничего. Страх за Алека, работа, вечное беспокойство. Но они были счастливы? Были. По-настоящему.

Ведь не приговорят же его к смертной казни? Нет. А тогда любой приговор – еще не конец жизни. Многое может случиться. Человек жив – значит, способен бороться. И он будет бороться. Нет, они должны запомнить его выступление в суде. Он сорвет с них маски. И с лица вежливого Бартона тоже…

Так успокаивал себя Алек, а от сознания, что у него есть Айна, становилось легче.

Следователь приходил еще несколько раз. Мягким, вкрадчивым голосом он уговаривал Алека признаться в несуществующих преступлениях. Однажды на допросе Алек встретился с Лесли Эмерсоном. Следователь устроил им очную ставку.

– Вы знаете этого человека, Лонг? – спросил он, когда конвоир вышел и они остались втроем в комнате.

– Да, сэр. Я видел его два раза.

– При каких обстоятельствах?

– Это он пригласил меня выступить в Виктория-холл. А второй раз я видел его в зале во время выступления.

– Вы что-нибудь имеете против него?

– Ничего, сэр.

– А вы, Эмерсон?

– Ничего.

– Скажите, Эмерсон, вы подтверждаете свои показания?.. – Следователь перелистал папку. – Вы показали, что Лонг в своей речи призывал к террористическим актам и диверсиям. Так?

– Да, сэр.

– Тебе не стыдно, парень?! – взорвался Алек. – Ведь не было такого.

– Спокойнее, Лонг. Продолжайте, Эмерсон.

Лесли, не глядя на Алека, начал быстро бубнить заученные слова о диверсиях и терроре.

– Вы подтверждаете, Лонг?

– Отрицаю все начисто. Это ложь.

– Вы, Эмерсон?

– Подтверждаю.

Следователь писал протокол. Лесли ерзал на стуле, курил одну сигарету за другой и старался не смотреть на Алека. Они сидели в противоположных углах. Но в какой-то момент глаза их все же встретились. Алек, усмехаясь, спросил:

– Сколько тебе заплатили за показания, Эмерсон? Я не думал, что ты такая грязная гадина…

Следователь оторвался от бумаг:

– Сейчас же прекратите, Лонг, не то придется посадить вас в карцер.

– Я не могу видеть эту подлую, лживую рожу, сэр.

Следователь укоризненно покачал головой:

– Преступники никогда не могут видеть честных людей. Подпишите.

Алек подписал протокол допроса. Подписал свои показания и Лесли.

– Можете идти, Эмерсон. Благодарю вас.

Лесли скрылся за дверью.

– Вот видите, Лонг, что говорят люди…

– Я уже все понял, сэр.

– Мы еще устроим несколько очных ставок с теми, кто вас слушал. Вас припрут к стенке, и вы должны будете признать свою вину.

– Не трудитесь, сэр. Все равно я не соглашусь с ними.

Больше очных ставок не устраивали. Несмотря на неоднократные ходатайства Алека, свидания ни с Айной, ни с кем-либо из товарищей ему не дали. Назначили день суда. Алек потребовал, чтобы накануне принесли его одежду, разрешили побриться. Он знал, что на суде будут все его товарищи, Айна, родственники. За день до суда в камеру принесли его серый костюм, ботинки, белую рубашку и галстук-бабочку. Все вещи еще не потеряли домашнего запаха. Алек вздохнул. Вечером вместе с надзирателем пришел тюремный парикмахер. В руках он держал табуретку и плетеную корзиночку с инструментами.

– Садись. На бал собираешься? – пошутил парикмахер. Он был в арестантской полосатой одежде, сам худой и небритый, наверное, находился в «Бога Род» уже не один год.

– Садись, садись. Я тебе сделаю самую модную прическу, – повторил он. – Судья посмотрит на тебя, такого шикарного, и даст маленький срок.

Он ловко принялся орудовать ножницами. Светлые волосы Алека летели во все стороны. Потом он побрил его мелкой машинкой, – в тюрьме бритвы не разрешались. Надзиратель угрюмо наблюдал за парикмахером.

– Готов, – сказал парикмахер, стряхивая грязноватую простыню. – Выглядишь как лорд. Дай сигаретку.

Алек поблагодарил его, но сигареты кончились, и он, порывшись в кармане, протянул арестанту двадцать центов:

– Купишь в тюремной лавочке.

– Пошли, пошли, – заворчал надзиратель. – Завтра будь готов к десяти часам. Пошли.

Загремели ключи, и все затихло. Алек остался наедине со своими мыслями. Последняя ночь перед судом… Завтра… За те три недели, что он провел в тюрьме, он постоянно думал об этом дне. Готовил защиту. Но чем яснее становилась для него сложившаяся обстановка, тем меньше оставалось надежд на благополучный исход дела.

Свидетели подкуплены, их много. У всех одинаковые показания. Комедия разыграна, как в хорошем театре. Они выучили свои роли наизусть. Что может он противопоставить им? Только отрицание всего, в чем его будут обвинять, а это малоубедительно. Видимо, все присутствовавшие в Виктория-холл были специально наняты теми, кто хотел во что бы то ни стало убрать Алека. Кто может выступить в его защиту? Никто. Значит, надеяться не на что. Ну что же. Завтра кончится мучительная неизвестность. Лучше открыто смотреть опасности в глаза, чем чувствовать ее нависшей над тобой. Он встретится с «правосудием». От этой встречи зависит его будущее.

«Можешь не надеяться, – сказал ему арестант, с которым он недавно попал на прогулку. – Если они задумали погубить кого-то, то будь спокоен, погубят. Вот я, например, совершенно невиновен, а получил три года…» – И он принялся подробно рассказывать историю о том, как его несправедливо обвинили в мошенничестве. Заметив, что они разговаривают, надзиратель лишил их прогулки…

Алеку вспомнилось, как они с Лободой возили литературу из Англии, как сидел в рижской тюрьме, допросы Лещинского. Там было все проще, примитивнее. Сознавайся! Не хочешь? В морду, в морду? Ну, как теперь? Молчишь? Снова избиение… Обрывки воспоминаний… Пруд с лебедями в центре Риги, Генуя, негр Джакоб, объяснение с Айной, Артем, кидающий грунт в тачку… И снова мысли возвращаются к завтрашнему дню.

21

Суд над Алеком собрал огромное количество людей. Зал был переполнен. Во втором ряду Алек увидел Айну, Эдгара Яновича, Нину Сергеевну и многих товарищей по партии. Бледная Айна не отрывала от него печальных глаз и через силу улыбалась. Он ответил ей улыбкой и даже помахал рукой.

Алек сидел за деревянной загородкой на скамье подсудимых. Позади него стояли два полицейских со сложенными за спиной руками. Алек в сером костюме, рубашке и галстуке, высокий, похудевший, не походил на арестанта. Он сидел подняв голову, его светлые глаза были спокойны.

В зале он заметил несколько знакомых лиц, из тех, кто слушал его в Виктория-холл. Они занимали задние ряды. Публика тихо переговаривалась между собой.

Пришел секретарь суда, разложил бумаги на столе, скрылся в задней комнате и, появившись снова, возвестил:

– Встать! Суд идет.

Все встали. Вошли судьи в черных мантиях и королевский судья Бартон с массивной золотой цепью на шее. Он пошептался с коллегами и сказал:

– Суд приступает к разбору дела. Обвиняется Алек Лонг в антигосударственных преступлениях…

Скучным голосом он начал читать длинное обвинительное заключение. Публика затихла, шепот прекратился. Судья закончил чтение и спросил:

– Вы согласны с обвинением, подсудимый?

– Я отрицаю все до единого слова, сэр, – твердо сказал Алек, вставая.

– Тогда начнем опрос свидетелей.

Один за другим в зал суда входили свидетели обвинения. Алек не удивился, узнав в них людей, слушавших его в Виктория-холл. Здесь был и Лесли Эмерсон, и тот высокий, худой, с желтыми зубами, и маленький, толстый, похожий на шар, и другие, чьи лица он видел тогда.

Они подходили к большой Библии в потертом кожаном переплете, лежавшей на круглом столике, поднимали вверх два сложенных пальца, клялись говорить «правду, одну лишь правду» и принимались лгать. С подозрительными подробностями они рассказывали о речи, которую Алек никогда не произносил. После опроса каждого свидетеля атмосфера в зале накалялась все больше. А когда на Библии поклялся очередной свидетель и, преданно глядя судьям в глаза, заявил, что Лонг призывал к убийству некоторых администраторов завода, в публике раздались возмущенные голоса:

– Клятвопреступники! Лжесвидетели! Мы много раз слушали Лонга, и он никогда не говорил ничего подобного! Кто заплатил вам за показания?

Бартон позвонил в колокольчик и пообещал вывести из зала людей, не умеющих себя вести в присутствии суда.

Свидетели не интересовали Алека. Он знал, что они скажут. Он смотрел на Айну. Она вся напряглась, вцепилась в руку отца и в отчаянии шептала ему:

– Что же это, папа? Как они смеют? Наглые лжецы. Я больше не могу слушать, я…

– Держись спокойнее, девочка, – говорил Струмпе, гладя ее руку. – Подождем приговора. Сейчас мы бессильны что-нибудь предпринять.

– Ну почему, почему он отказался от адвоката? Он, наверное, помог бы Алеку.

– Нет. Казенный адвокат… Одна шайка. Тише!

Опрос свидетелей окончился. Начал свою речь прокурор. Он говорил об опасности, какую представляют для страны люди, подобные Алеку, о тяжелом времени, которое переживает Австралия, о единении национальных сил, патриотизме и о многих других прекрасных вещах, совершенно не имеющих отношения к Алеку. Закончил прокурор словами:

– …Я требую для подсудимого наказания в пятнадцать лет каторжных работ. Один такой человек может принести нашей стране больше вреда, чем целая армия. Его действия и проповедуемые идеи являются крайне опасными для любого государства.

Зал ахнул. Люди повскакали с мест. Закричали. Бросились к судейскому столу. Неистово звонил колокольчик. Сейчас же появилось несколько полицейских, оттеснили толпу, образовали барьер между судьями и публикой.

– Мы не допустим произвола! – кричал Уайт, поднимая кулаки над головой. – У нас есть еще парламент, куда мы можем обратиться. Есть губернатор. Мы соберем тысячи подписей, чтобы разоблачить эту комедию!