Текст книги "Дворцовые тайны"
Автор книги: Юна-Мари Паркер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)
– Вот твои приглашения и входные билеты, – сказала Джеки. Она стала раскладывать на столе перед ним карточки. – Бал королевского яхт-клуба в Скводрэн, Королевский Лондонский бал, Бембриджский бал, прием на борту королевской яхты «Британия» и еще несколько вечеринок. Работать придется ежедневно, точнее, еженощно. Я прибуду в понедельник на бал в Скводрэн, но в четверг улетаю в Париж на скачки.
Билл сгреб карточки в кучу и сунул их в свой портфель.
– Люблю Каусскую регату, – признался он, чуть повеселев. – Особенно если с погодой повезет.
– Потом мы будем вместе работать на Обанском балу и на съезде хайлендских кланов. Затем Бремерские игры, – продолжала Джеки, заглядывая в свой календарь. – Я попрошу тебя сделать там несколько хороших снимков королевской семьи. Потом я отправлюсь на открытие Эдинбургского фестиваля и оттуда опять улечу на юг.
Джеки взяла со стола фотографию, на которой была запечатлена королева во время открытия новой больницы.
– Господи, почему она выглядит такой старомодной, Билл, а? – воскликнула Джеки. – Нет, ты только взгляни! Не пойму, почему она за шестьдесят лет ни разу не сменила прическу? Почему не красит ногти, не носит высоких каблуков. В ее распоряжении лучшие модельеры мира, лучшие наряды и шляпки! Так почему же она до сих пор выглядит как провинциальная домохозяйка, не имеющая представления о том, что такое стиль и мода?
Билл насупился. Его преданность королеве была сравнима разве что с преданностью к своей жене и детям.
– Ты американка, Джеки, – как можно мягче проговорил он. – Тебе не понять, что королева – это королева. Она выше всех твоих модных течений и причуд. Ей это не нужно.
– Но почему? – не успокаивалась Джеки. На липе ее было написано недоумение, но в глазах играли смешинки. Она знала, что Билла очень легко вывести из себя, стоит лишь покритиковать кого-нибудь из членов королевской семьи. Было забавно наблюдать за тем, как он горячится и мгновенно принимает их сторону. – Подумай только, как она бы выглядела, если бы сделала подтяжку лица, чуть подкрасила волосы и выбрала новую прическу. И еще не помешало бы наложить профессиональный макияж.
Если бы она предложила королеве залезть в космическую ракету и слетать на Марс, Билл не был бы так потрясен.
– Но это ужасно! – горячо воспротивился он. – Она монарх, суверен, глава англиканской церкви! А не какая-нибудь голливудская звезда!
Джеки не выдержала и рассмеялась.
– Господи, я же шучу, Билл. Но между прочим, должна тебе сказать, что меня так и подмывает написать материал о королеве и ее имидже.
Билл смерил ее подозрительным взглядом.
– Что ты имеешь в виду?
– Вот скажи, например, – задумчиво продолжала Джеки, – как она себя чувствует в окружении женщин, которые затмевают ее своим видом?
– Ты это о ком? – резко спросил он. Джеки стала загибать пальцы на руке:
– Во-первых, ее невестка принцесса Диана, самая красивая молодая женщина в мире. Элегантная, очаровательная, пример для подражания для всех своих сверстниц, которые хотят хорошо выглядеть. Во-вторых, королева-мать Елизавета. Ей девяносто лет, но она до сих пор харизматическая личность, все еще хорошенькая, стильная, интересная и обожаема народом. – Лицо Билла становилось все более озабоченным, а Джеки продолжала: – В-третьих, премьер-министр миссис Тэтчер. Ты видишь, какая между ними разница? Премьер полна жизни, бодрая, хорошо одевается, выглядит лет на десять моложе своего возраста. А что же королева? Старомодна и сера.
– Но королева гораздо лучше их всех как человек! – возразил Билл все с той же горячностью.
– Ой ли? – усмехнулась Джеки. – Я, между прочим, слышала, что у нее скверный характер и она не делает никаких скидок тем, кто ее окружает.
– То же самое можно сказать и о миссис Тэтчер, – проговорил Билл. – Я много снимал тех, кто работает с ней в Кабинете, и хорошо знаю этих людей. Стоит кому-нибудь из них провиниться, как она тут же откусывает ему голову.
Джеки улыбнулась:
– А королева вместо этого натравливает своих корги, не так ли?
Билл усмехнулся:
– Надеюсь, ты не станешь строить свой материал на таких примерах, Джеки.
Она поморщилась.
– Можно подумать, мне кто-то позволит! Ты знаешь Бертрама. Он так же боготворит королевскую семью, как и ты. – Она шумно вздохнула. – Нет, видимо, мне придется подождать, пока уйду из «Сэсайети». Тогда смогу писать то, что мне вздумается. Я американка и потому смогу делать это совершенно безнаказанно.
– В старые времена за такие речи тебя бросили бы в Тауэр, – буркнул Билл. Впрочем, эта словесная перепалка заметно взбодрила его, и к нему вернулось чувство юмора. Он улыбнулся. – И это пошло бы тебе на пользу!
Роланд сидел в маленькой синей спаленке, которую ему отвели в особняке, и писал дневник, аккуратным бисерным почерком заполняя страницы, описывая все, что с ним произошло за последний день и поминая всех тех, с кем довелось общаться. Дневник он вел уже много лет. Поначалу делал это для того, чтобы временами мысленно оглядываться на минувшее, вспоминать те места, где был, и тех людей, с кем встречался. Но с годами он понял, что этот дневник, ставший постепенно похожим на подробный анатомический срез английского светского общества, очень ему полезен. Благодаря ему Роланд мог со знанием дела говорить на разные темы: будь то театры, рестораны, картинные галереи, благородные дома, последние веяния моды, древние английские фамилии. С помощью его он также учился говорить с высшим светом «на одном языке». Именно язык как ничто другое разделяет между собой разные классы общества. Именно из-за него он так остро чувствовал свое низкое происхождение, когда отправился в Оксфорд. Из-за этого Роланд никак не мог завязывать дружеские связи с теми, кто учился в Итоне или в Харроу. Он говорил «обед», когда нужно было говорить «ленч», признавался в том, что ему нравится Клиф Ричард, брал за столом не те ножи и вилки и, наконец, использовал в обиходе выражения типа: «здорово!» или «шикарно!».
Теперь же Роланд постиг язык высшего света и мог на равных разговаривать с любым его представителем. Более того, в каких-то вещах он был культурнее и осведомленнее многих молодых аристократов.
Сегодня он составлял список наиболее запомнившихся ему сокровищ дома, наполнявших комнаты, словно музейные экспонаты. Делал это Роланд, во-первых, так сказать, для общего развития, но еще и потому, что чувствовал: неспроста они тут все оказались. Он решил для себя, что по возвращении в Лондон проведет собственное расследование и попытается проследить судьбу, например, «Натюрморта с цветами» голландского живописца Эрнста Штувена. Или потрясающего «Портрета девушки в шляпе» Ренуара. А также одной из картин Утрилло, изображающей Монмартр, пейзажи Версальского парка кисти Больдини и гавани в Ла-Рошели работы Коро. Роланд аккуратно вписал эти названия в свой список, добавил к ним кое-что из мебели, севрский фарфор и коллекцию жадеита (камни были всех оттенков, начиная от бледно-лилового и заканчивая ярко-зеленым).
«Все эти вещи тянут на миллионы, – думал он. – И возникает законный вопрос: откуда все это взялось здесь? И почему Эрнест и Эйлин живут в таком затворничестве, прячут себя и свои сокровища от внешнего мира? Почему ведут почти нищенский образ жизни?»
Роланд выглянул в окно, за которым расстилалась гладь бухты Святого Файнэна и вдали высился Грейт Скеллиг. Казалось, скала так близко, что вот возьми лодку и через несколько минут будешь там. На самом деле до нее нужно было добираться по меньшей мере час.
Чем больше Роланд размышлял над всем этим, тем больше убеждался в том, что именно в этой «пещере Аладдина» и нужно искать источник унижения Селии. «Я найду, найду! – говорил он себе. – Отомщу ей за то, что она мной пренебрегла. Я, видите ли, недостаточно «хорош» для них всех!» Порой, когда Роланду вспоминался тот унизительный для него разговор перед отъездом в Ирландию, его охватывала такая бешеная ярость, что, казалось, он сойдет с ума.
Но ничего! В любом семействе, каким бы «благородным» оно ни было, водятся грешки, скрытые от глаз внешнего мира. Будь то незаконнорожденный ребенок, или утаивание налогов, или судимость, или, наконец, клинический случай из области психиатрии.
Он рывком поднял раму окна и высунул голову, полной грудью вдыхая острый запах Атлантики. У него даже закружилась голова. Сняв очки, он вытер стекла рубашкой. Селию необходимо наказать за то, как она с ним разговаривала. Не может быть, чтобы в ее прошлом или прошлом ее родителей совершенно не было темных пятен. Она заслуживает того, чтобы ее унизили так, как она унизила его. Он надеялся, ему удастся погубить ее.
Еще раз вдохнув свежего воздуха, он закрыл окно, не переставая лелеять мысль о том, какой сладкой будет его месть. Как приятно будет видеть ее опозоренной.
Утром Джеки вернулась с острова Уайт, где успела посетить несколько балов, сопровождавших праздничную неделю регаты, а вечером Джеральд пригласил ее отобедать вместе с ним. На следующий день она должна была улетать в Париж на скачки, но сегодня у нее выпал первый свободный вечер после его визита к ней домой, когда он рассказал ей о Кэнди. Они договорились пообедать в частных покоях Английского дома в Челси. В роскошно обставленной гостиной обычно проходили холостяцкие вечеринки и званые обеды, но сегодня они будут там только вдвоем.
– Отдохнем. Никто нам не помешает, – говорил Джеральд по телефону утром.
– Неплохая мысль, – сказала Джеки.
«Очень романтично и, главное, тайно», – подумала она про себя. Она не сомневалась в том, что теперь, когда стало ясно, что их чувства взаимны, они смогут появляться на людях вместе, как только он добьется развода с Кэнди. Пока же в тайных встречах была своя прелесть.
– Я заеду за тобой в восемь, – сказал он.
– Я буду готова, – пообещала Джеки.
И вот она в предвкушении приближающегося вечера надела летнее синее платье, в тон глазам. Всем существом своим она тянулась к Джеральду, жаждала прикосновения его рук, мучилась желанием почувствовать его близость, но вместе с тем вдруг начала нервничать, испытывая неуверенность в себе.
Джеки спала до замужества с несколькими молодыми людьми, прожила немало лет в браке с Ричардом и считала себя в сексе достаточно опытной. Но неизвестно, по какой причине сейчас, перед свиданием с Джеральдом, чувствовала себя бестолковой школьницей. Последний раз у нее было такое состояние в семнадцать лет, когда она собиралась на танцы с мальчиком по имени Том.
Она торопливо расчесала волосы, чтобы они свободно спадали вниз, и подкрасилась. Ровно в восемь раздался звонок в дверь. Она подбежала, открыла и невольно вздрогнула. Перед ней стоял Джеральд – сильный, могущественный. У него был такой вид, будто ему все нипочем.
– Привет, – сказала она, почувствовав слабость в коленках.
Он выглядел расслабленным и веселым. Темные глаза его задорно поблескивали, на губах играла улыбка.
– Ты готова?
Она захватила со столика в холле сумочку.
– Да.
– Тогда поехали.
Он взял ее под руку, и они молча прошествовали к лифту. Слов не нужно было. Джеки казалось, что они понимают друг друга и без них и могут насладиться молчанием.
В машине пахло кожей и одеколоном. Он повернулся и вновь улыбнулся ей.
– Я очень ждал этой встречи, Джеки.
– Я тоже, – призналась она, заглянув ему в глаза. Он не отвел взгляда и скоро она почувствовала, что у нее наливаются краской щеки. На светофоре зажегся зеленый свет, и машина тронулась с места вдоль по Слоан-стрит. В ту минуту Джеки по-настоящему почувствовала близость Джеральда, и непринужденность, минутой раньше царившая в лифте, сменилась нервным напряжением и ощущением неловкости.
– Много дел на работе? – спросила она отчаянно, желая прервать паузу. Жар стал распространяться от щек по всему телу, и она решительно опустила стекло со своей стороны.
– Куча, но, впрочем, все как обычно. А у тебя?
Радуясь тому, что можно хоть что-то сказать, она рассказала ему про Роланда и про то, что он подал в суд на Билла Гласса за клевету.
Джеральд слушал очень внимательно, время от времени поглядывая на нее. В это время они ехали по Кингз-роуд.
– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил он наконец. – Наша компания пользуется услугами первоклассной юридической конторы, что, слава Богу, случается нечасто. Я могу попросить их что-то сделать для тебя, если хочешь.
– Буду иметь это в виду, – сказала Джеки.
Они приехали в Английский дом, и их провели в частные покои с обшитыми полированным деревом стенами, прекрасными картинами, антикварной мебелью и обтянутыми парчой стульями и диванами. Обстановка походила на домашнюю: на столиках стояли вазы с изысканными цветами, свечи отбрасывали мягкий свет. В дальнем углу стоял стол-шератон, [26]26
Стиль мебели XVIII в., часто из атласного дерева, отличается неоклассической простотой формы и тонким изяществом.
[Закрыть]сервированный на двоих, а на нем в центре – хрустальная ваза с фруктами.
– Мадам, месье… обед будет подан через пятнадцать минут, – с улыбкой сообщил метрдотель. Он показал на небольшой коктейльный столик у окна. – Здесь есть все, что вам потребуется.
Поклонившись, он оставил их одних.
Оглядевшись вокруг, Джеки поняла, что Джеральд не пожалел сил на то, чтобы как следует организовать вечер. На столике их ждали графины с ликером, бутылка шампанского, а также несколько тарелок с закусками, среди которых были ее любимые перепелиные яйца. Словно прочитав ее мысли, Джеральд проговорил:
– Надеюсь, тебе понравится обед, который я заказал. Пришлось рискнуть, но что-то подсказывает мне, что нам могут нравиться одни и те же вещи.
– Пока что мне очень нравится, – ответила Джеки, чувствуя себя счастливой. Она оглянулась на тарелки с закусками. – Ты как будто знал, что я умираю с голоду!
Он неожиданно поймал ее руку и стиснул ее.
– Надеюсь, это первый вечер из многих, что мы проведем вместе.
Джеки открыто встретила его взгляд и ответила честно:
– Я тоже надеюсь.
Джеральд наклонился и поцеловал ее в губы. Это был их первый поцелуй, в котором угадывался скорее намек на будущее, чем желание. Скорее свидетельство душевного единения, чем физической страсти. Джеки ответила, изо всех сил стараясь продлить это мгновение, ибо знала, что такого поцелуя у них больше не будет. Как только они дадут выход взаимным чувствам, отступать будет некуда, все станет по-другому. Этот же первый поцелуй был неким затишьем перед бурей. Они признались друг другу в своих чувствах, и, как только их губы соприкоснулись, Джеки поняла, как сильно она любит этого человека.
Джеральд разлил по бокалам шампанское.
– За нас, – негромко произнес он, поднимая свой бокал.
Джеки не спускала с него глаз.
– За нас, – повторила она.
Они выпили, и Джеральд, взяв Джеки за руку, отвел ее к дивану и усадил рядом с собой.
– Я так рад, что ты теперь все знаешь.
– Жаль, что я не узнала все с самого начала. По правде говоря, была минута, когда я убедила себя в том, что ты обыкновенный муж-обманщик, – улыбнувшись, проговорила Джеки. – Наверно, оттого что я до сих пор обо всех мужчинах сужу по Ричарду.
– Трудно верить, когда ты сама стала жертвой обмана. Я понимаю тебя. На твоем месте я тоже не поверил бы.
В эту минуту в комнате появился официант и пронес мимо них поднос в прилегающий зал.
– Пойдем поедим. Сегодня на работе мне удалось перехватить лишь бутерброд с сыром, – сказал он, вновь беря ее за руку и поднимая с дивана.
Напряжение за столом окончательно исчезло и завязался легкий непринужденный разговор. На первое им подали копченых перепелов. Маленькие птички были красиво разложены на серебряном блюде в окружении ломтиков лимона, хлеба и масла.
Остро чувствуя близость Джеральда, сидевшего напротив и весело улыбавшегося ей, Джеки пригубила вина. На следующий день она уже не могла вспомнить, о чем они говорили, было лишь ощущение, что время течет совершенно незаметно. Они обменивались взглядами на жизнь, рассказывали о себе и, кажется, во всем соглашались друг с другом.
Затем им подали омаров в голландском манговом соусе. Молодой официант плавно подплыл к столу с подносом. Он поставил перед Джеральдом и Джеки по пиале с теплой водой, для того чтобы сполоснуть руки. На поверхности воды плавали белые лепестки жасмина, похожие на снежинки в темном пруду.
Они рассказывали друг другу о своей жизни, лица их были освещены свечами, и казалось, они укрылись в удаленном от всего мира райском оазисе. «Волшебный вечер», – решила про себя Джеки, слушая рассказ Джеральда о его детстве.
– Не то что у тебя, верно? – заметил он, весело подмигнув. – Родившейся в роскоши и довольстве.
Джеки провела кончиком указательного пальца по поверхности воды в пиале, чуть притопила лепестки, наблюдая, как они вновь всплывают.
– Нам с Кипом очень повезло, – призналась она. – Отец был дипломатом, и мы всегда жили в роскошных резиденциях, обслуживаемых огромным штатом прислуги. Когда же он стал послом, я, кажется, ни разу не прошлась по голому полу. Сплошные красные ковровые дорожки. Я Кипу сказала недавно, что так хорошо нам уже никогда не будет.
– Как знать, – вдруг совершенно серьезно заметил Джеральд, и Джеки поняла, куда он клонит. Он был очень состоятельным человеком, и она знала, что если сблизится с ним, всего в жизни добившимся своим трудом, то частичка сияния от его богатства обязательно перепадет и ей.
– Мне не хочется быть богатой, – тоже серьезно сказала она. – Хорошо иметь много денег, это понятно, но, с другой стороны, все относительно. Мне кажется, что большое богатство может быть тяжким бременем. Как представлю себе жизнь этих людей! Надо постоянно следить за состоянием дел в своих дворцах и резиденциях по всему свету, как поступает султан Брунея. Он только и делает, что летает из одного дворца в другой, дабы удостовериться, что его управляющие не воруют и исправно служат ему. Такая беспокойная жизнь, должно быть, очень утомляет.
– Я же не говорю о большом богатстве, – заметил Джеральд, улыбаясь. – Я говорю о среднем.
Джеки тоже улыбнулась.
– А, понимаю! Всего лишь маленький частный самолет и яхта, да?
– Вот-вот, – согласился он. – Еще дом в Лондоне, квартира в Нью-Йорке, ну может быть, пара вилл в Греции и Франции… Ничего такого грандиозного, право.
Она видела, что он дразнит ее, и заподозрила, что на самом деле у него такое же отношение к огромному богатству, как и у нее.
– И это все? – поддержав игру, воскликнула она. – Боже мой, а я-то думала, что ты человек с воображением!
Джеральд внимательно заглянул ей в глаза.
– Мое воображение легко развить до такой степени, какой тебе захочется. Когда я был ребенком, туалет не во дворе, а в доме воспринимался как роскошь. Водопровода у нас не было, зато во время дождя протекал потолок.
Она знала, что, несмотря на то что он улыбается, Джеральд говорил правду. «Да, он должен теперь особенно ценить достаток, – решила она про себя, – учитывая то, что в детстве был его лишен».
– Неужели вы были настолько бедны? – негромко спросила она.
Он кивнул.
– Церковная мышь в сравнении с нами была богаче. Сейчас, мысленно оглядываясь назад, я не могу понять, как матери удалось поставить на ноги пятерых детей. Она работала ткачихой на фабрике, а когда в доме не хватало денег, брала работу на дом и обшивала более состоятельных соседей. Порой сидела ночами, а утром провожала нас в школу, а отца на карьер, где он работал. – Он весело улыбнулся, но в глазах застыла печаль. – Так что текстильный бизнес, можно сказать, у меня в крови.
– Родители еще живы?
– Мать. Я купил ей дом в Йоркшире, где она провела свое детство. Она неплохо сохранилась для своего возраста. А отец умер несколько лет назад, – с затаенной болью в голосе добавил он.
– Он очень гордился бы своим сыном.
Джеки вспомнилась статья о Джеральде в справочнике «Кто есть кто». Генеральный менеджер «Горэй груп», член комитета по рынку и потреблению в Конфедерации британской промышленности, член общества директоров и монопольной комиссии, а также один из заправил совета по экспорту одежды. Если он в детстве действительно жил так бедно, как говорил, его достижения выглядели еще более значительными.
– Ты часто видишься с братьями и сестрами?
– Нет, нечасто. Я хочу помогать им, общаться, но за эти годы мы сильно отдалились друг от друга. – Он рассеянно вертел в руке бокал. – Они очень гордые, особенно брат. Считают, что я слишком высоко вознесся. Я вижу, что им неловко в общении со мной. Жалко. – Он покачал головой. – Насильно мил не будешь, но по крайней мере я надеюсь, что они осознают в глубине души: если что случится, я всегда буду рядом.
Джеки буквально захлестнула волна восхищения и сочувствия к нему. Она внимательно взглянула на него. Элегантный мужчина в сшитом на заказ костюме из «Сэвил-роу», шелковом галстуке. Он выглядел так, словно родился в этом костюме. Кстати, и ужин, и вино, которое он заказал, говорили о его прекрасном вкусе.
– Да, ты прошел в жизни длинный путь, – честно выразила свои чувства Джеки.
– И не жалею ни об одном потраченном дне, – тут же заметил он. – Между прочим, я никогда не познакомился бы с тобой, если бы остался в Олдбери.
Они вновь оба повеселели. Особенно когда Джеки заглянула в меню, заполненное от руки красивым почерком, и увидела, что следующим блюдом значилась «Симфония фруктового мороженого в брызгах французского шампанского».
Джеральд неожиданно наклонился к ней через стол и вновь взял за руку.
– У нас все получится, правда? – спросил он настолько тихо, что ей пришлось напрячь слух, чтобы расслышать.
– Надеюсь… Думаю, что да, – чуть помедлив, ответила она.
– И я надеюсь, дорогая.
Впервые он назвал ее так, и по его тону она поняла, что это для него не просто слово, а выражение чувств.
– Скажи… мы проведем эту ночь вместе? – прямо спросил он в следующую минуту, заглянув ей в глаза.
Еще тогда, когда она только согласилась прийти с ним сюда, Джеки уже понимала, чем все закончится. Дома она нервничала, но сейчас волнение совершенно оставило ее. В душе не осталось ни сомнений, ни страха, и она с готовностью ответила:
– Да.
Он вновь стиснул ей руку, и в глазах его в ту минуту сквозило открытое желание.
– О да, – повторила она.
Джеки смутно помнила, как они покидали ресторан, садились в машину Джеральда и ехали к ней. Все было как в тумане. Запомнилось лишь ощущение волшебности проведенного вечера. Подобное не забывается всю жизнь, что бы ни случилось.
Они приехали к ней на квартиру, где она, уходя, не выключила свет. Джеки распахнула застекленные двери на веранду и впустила в комнаты знойный ночной ветерок. Было удивительно тепло и тихо. Даже деревья в парке не шумели листвой, стояли неподвижно, словно убаюканные спокойным темным небом, в котором отражались мириады городских огней. Лишь где-то вдали слышался мерный шорох дорожного движения.
Джеки кивнула в сторону столика.
– Что ты хочешь? – спросила она. – Виски с содовой? Бренди?
Он подошел к ней сзади и обнял за талию, прижавшись щекой к ее щеке.
– Я хочу сейчас только тебя, любимая. Только тебя.
Джеки склонила голову ему на плечо, на минуту полностью отдавшись его объятию. Она чувствовала рядом с собой его сильное тело, крепкие руки, обхватившие ее, и… эрекцию. Ее охватило сильнейшее возбуждение, по всему телу распространилась сладкая слабость. Казалось, у нее не было сил даже вздохнуть. Затем Джеральд повернул ее к себе и, не размыкая объятий, поцеловал в губы. Это был уже другой поцелуй, совершенно не похожий на тот, что он подарил ей в ресторане. В этом поцелуе проявились вся его страсть и желание. Ответив, она почувствовала губами нежный и живой кончик его языка. Вот он проник в ее рот и коснулся ее языка. Джеки отчаянно прижималась к Джеральду, совсем как утопающий цепляется за все, что сулит ему спасение. В ту минуту ей казалось, что обыденный мир за окном потерян для нее навечно. Многолетний брак с Ричардом мгновенно превратился в эпизод, почти в ничто, не оставив после себя следов, словно это произошло вовсе не с ней.
Она услышала хриплый голос Джеральда:
– Пойдем в постель.
Они молча, боясь спугнуть очарование этих волшебных мгновений, перешли в спальню, которая была погружена в полумрак, и только белели кружевные подушки в изголовье постели, словно хлопья первого снега. В комнате преобладали мягкие розовые тона, а на полу лежал салатовый ковер. Казалось, кровать плывет словно белая лилия по поверхности вечернего пруда. Она манила к себе.
Настала решающая минута, но Джеральд не торопился. Он вновь поцеловал ее и опустил рядом с собой на постель. Они заглянули друг другу в глаза и одновременно руки их медленно пришли в движение. Она пробежала кончиками пальцев по его подбородку и вниз по шее, он же провел большим пальцем по плавной линии ее уха, мягко сдавил нежную мочку. Руки Джеки скользнули вниз по его крепким плечам на мощные бицепсы. А ладонь Джеральда легла в ложбинку меж ее грудей. Дюйм за дюймом, осторожно и медленно, они открывали друг для друга свои тела. Джеральд целовал ей руки, дивясь про себя удивительной нежности ее кожи, от которой исходил еле уловимый тонкий аромат. Джеки прижала его крепкую широкую ладонь к своей щеке. Они все еще были одеты, но постепенно прикосновения их друг к другу становились все смелее. Джеральд легко провел пальцами по кончикам ее грудей, отчего соски заострились и отвердели, а ее руки скользнули ему на бедра так, что он затрепетал от желания. Они не торопились. Джеки ласкала руками его ягодицы, а он покрывал поцелуями все ее лицо, сомкнутые веки, виски, губы. Потом Джеральд крепко обнял ее, и Джеки, сгорая от желания, обвила руками его шею.
Он быстро поднялся и начал раздеваться. Молчаливый взгляд его молил ее о том же. Когда шелковое синее платье соскользнуло вниз по бедрам на пол, обнаженный Джеральд уже протягивал к ней с постели руки. Никогда прежде она еще не видела столь совершенно сложенного мужчину. У Джеральда были крепкие широкие плечи, узкие бедра, мускулистые руки и ноги. Это было тело человека, хорошо знакомого с ежедневным трудом и умеющего поддерживать себя в прекрасной форме.
– Ты даже еще красивее, чем я себе представлял, – прошептал он. Джеки села на краешек постели и наклонилась, чтобы поцеловать его. – Господи, какая у тебя белоснежная кожа!
Он провел рукой по ее груди, животу, бедрам. Темная загорелая ладонь контрастировала с алебастровой белизной ее кожи. Вся дрожа от его прикосновений, она легла рядом, опустив голову на мягкие подушки, и рука ее накрыла то, к чему она стремилась последние минуты. От нежных ласк Джеки Джеральд застонал. Его ладонь проскользнула между ее ног и палец осторожно вошел внутрь. Джеки инстинктивно подняла бедра, давая ему возможность проникнуть глубже.
– Джеральд… – задыхаясь, прошептала она. – Прошу тебя…
Но он не хотел торопить события, стремясь продлить любовную прелюдию как можно дольше. Наклонившись, он приник губами к тому месту, где только что была его рука.
– Я хочу тебя… – исступленно шептала Джеки. Она зажмурилась и до боли закусила губу. Ее давно уже никто так не ласкал, давно она не испытывала такого жгучего страстного желания.
– О, прошу тебя, милый! – крикнула она почти с отчаянием в голосе.
Джеральд, и сам уже будучи не в силах ждать, накрыл ее своим телом и резко вошел в нее. Со всей страстью мужчины, который всю жизнь ждал этого мгновения, чье единственное стремление сводилось к обладанию этой женщиной.
– Джеки! О Боже, Джеки, как я тебя люблю!..
Затем внутри нее будто разорвался фейерверк ощущений, разлетевшись на мириады светящихся звездочек наслаждения, ослепив ее, пленив. Обжигающий оргазм потряс все ее существо, а когда он наконец отступил, Джеки лежала без сил, еле дыша, и только думала про себя: «Боже, почему у меня никогда раньше не было такого? Ричард ни разу… Впрочем, все это в прошлом».
Лежа в объятиях Джеральда, вся светясь любовью, Джеки чувствовала, что наконец-то нашла мужчину, которого всегда хотела.
