Текст книги "Дворцовые тайны"
Автор книги: Юна-Мари Паркер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)
– Почему ты не отключил сигнальное устройство, когда вошел?! – завизжала Элфрида, пытаясь перекричать рев сирены. – Мы разбудим соседей!
«Мы разбудим не только соседей!» – подумал несчастный Селвин.
Спустя минуту за окном на ночной улице послышался вой сирен патрульных полицейских машин. В свое время страховая компания настояла на том, чтобы охранная система в доме Селвина была напрямую подключена к ближайшему полицейскому участку. И теперь детективы спешили на место происшествия.
3
– Хоть из-под земли достань мне этого паршивого самозванца, Джеки! Я требую, чтобы ты положила конец его выходкам! – проговорил Бертрам Мариот, испытывая стыд от того, что вынужден кричать на коллегу. – Ты хоть понимаешь, как он может навредить нашему журналу, прикрываясь им? Что это вообще за молодчик?
Разговор происходил в кабинете Мариота наутро после приема во дворце. Редактор сидел за своим столом, сверкая белоснежными манжетами и сжав кулаки.
– Мне известно только, что он молод, хорошо образован и неплохо одевается. Таких, как он, сотни. Леди Тетбери не запомнила его имени, так что разыскать молодого человека будет непросто.
Джеки была охвачена раздражением, направленным на Бертрама. Хорошо ему сидеть здесь и требовать от подчиненных: «Сделай то да сделай это!» А попробовал бы он хоть раз оторвать от стула свой зад и сходить куда-нибудь, а то только и знает, что посылать всех с заданиями. Он чем-то напоминал Джеки ворчливую старуху, и оттого она еще больше злилась. К тому же на нее взвалили столько работы, что у нее попросту не было времени на то, чтобы еще играть в детектива. Бертрам поджал губы.
– Сколько вечеров он уже посетил от нашего имени?
Джеки нервно повела плечами.
– Трудно сказать, но мне известно уже о трех. Во-первых, когда леди Тетбери устраивала прием в честь дня рождения своего сына. А сегодня утром я нашла у себя на столе записки из двух других домов, хозяйки которых интересуются, всю ли информацию получил «мой помощник», чтобы подготовить материал об их вечерах для нашей колонки? Он ловко играет на желании людей сделать себе рекламу.
Бертрам смахнул крохотную пылинку с полированной поверхности стола.
– И ни та, ни другая, конечно, тоже не запомнили его имя? Они хоть спрашивали его?
– Сейчас я говорила с обеими по телефону и они сказали, что забыли, как его зовут. Но если честно, я думаю, что они даже не интересовались. В отличие от леди Тетбери этих женщин не волнует ничего, кроме собственной рекламы. И им все равно, как они ее добьются. Если на пороге их дома появится сексуальный маньяк и скажет, что даст им полполосы в «Сэсайети», он будет для них самым желанным гостем, перед ним расстелют ковер и для него откупорят бутылку шампанского.
Бертрам даже не улыбнулся.
– Не смейся, дело-то серьезное, – строгим голосом проговорил он. – Мы не можем допустить, чтобы какой-то проходимец шатался по Лондону, прикрываясь именем нашего журнала, на что он не имеет права. Его выходки могут кое-кому не понравиться, и тогда тень невольно падет на нас. Если уже не пала.
– Я понимаю, – серьезно ответила Джеки. – Но мне кажется, что этот самозванец и некоторые из устроительниц светских вечеров стоят друг друга.
Бертрам пораженно выкатил на нее свои желтоватые глаза.
– Что ты хочешь сказать?
Джеки украдкой тяжело вздохнула. Бертрам не разделял ее неприязни к тем людям, которые искали для себя рекламы. Он считал их преданными читателями, которых нужно ублажать и радовать содержанием глянцевых страниц журнала. «Впрочем, ничего удивительного, – тут же напомнила она себе, – ибо он, в сущности, ничего не знает об этой публике. Это ведь не его ежедневно забрасывают десятками приглашений на обеды и приемы хозяйки лондонских домов… Бертрам сидит за совершенно пустым столом, глядит на светское общество со стороны глазами обывателя и понятия не имеет о том, что представляют собой его отдельные представители. Это ведь не его телефон порой не успокаивается с половины девятого утра и вплоть до полуночи. Обеспокоенные леди хотят проверить, не забыла ли Джеки вписать в свой календарь дату их вечера. Это ведь не его стол бывает доверху завален пригласительными карточками и открытками на мероприятия, которые, как правило, не заслуживают, чтобы о них писал журнал. Но хуже всего то, что Джеки, а не Бертраму приходится выдерживать бесконечную осаду со стороны подхалимов, смысл жизни для которых сводится лишь к тому, чтобы прочитать однажды собственную фамилию в печати.
Чуть помолчав, Джеки спокойно взглянула в глаза редактору. Она решила не кривить душой.
– Если бы вы знали, что собой представляют некоторые из устроительниц всех этих вечеров! Тогда вам захотелось бы преподать им хороший урок с помощью этого самозванца. Пусть они покормят и попоят его в надежде на то, что их старания окупятся сторицей, а потом узнают, что это был всего лишь обман. Поделом им!
– Какой ужас! Как ты могла такое придумать?! Представляю себе всю силу разочарования женщин, принимавших в своем доме проходимца, разгуливающего под видом твоего помощника, когда они узнают, что о них в «Сэсайети» нет ни слова. Мне эта ситуация не нравится, Джеки. Очень не нравится. Мы не можем себе позволить ссориться с читателем, пойми это. И если кто-то потратил уйму денег на организацию вечера, он может рассчитывать на то, что мы по крайней мере упомянем об этом.
– Да, но мы должны писать о тех событиях, которые соответствуют стилю нашего журнала, – возразила Джеки. – Сходили бы вы хоть раз по приглашениям, присылаемым мне ежедневно! Поймите же: большинство этих приемов не достойны того, чтобы мы на них обращали внимание.
– Ты хочешь сказать, что они устраиваются людьми э-э… не того социального статуса?
– Того самого социального статуса, но дело не в этом. Я просто хочу сказать, что это скучные люди, которые устраивают себе скучные развлечения. А мы должны ориентироваться на яркие события, на известных и популярных личностей, на громкие мероприятия. И дело не в том, сколько денег потрачено, а в том, чтобы то или иное событие вызывало живой интерес у тысяч читателей, большинство из которых никогда не участвовало в подобном, – с убеждением в голосе говорила Джеки. – Кто станет читать про миссис Блоггс и ее занудных друзей, устроивших попойку в ее квартире в Фулеме? Кому интересна ярмарочная распродажа, проводимая местной церковью? И не важно, по какому поводу. Читатель все это и без нас знает, а с нашей помощью он хочет на время скрыться от привычного ему, обыденного мира. Хочет читать про балы в Букингемском дворце и о приемах в «Ритце». Хочет знать, как одевается герцогиня, что делают юные дебютантки и кто есть кто в высшем свете. Мы просто обязаны делать эксклюзивные вещи, Бертрам, иначе вообще нет смысла работать.
Однако она не убедила редактора. Несмотря на то что Мариот уже далеко не первый год был на посту руководителя процветающего издания, он до сих пор не научился проводить грань между настоящей аристократией, которая никогда не искала для себя рекламы, и нуворишами, с которыми дело обстояло как раз наоборот. Бертрам наивно полагал, что между первыми и вторыми нет никакой разницы. В глубине души он был очень застенчив и в силу этого многие годы любовался светским обществом со стороны, втайне видя в нем нечто вроде Олимпа, где обитают боги. Именно поэтому он в принципе не мог понять того, что ему говорила Джеки. Ему становилось не по себе от ее уверенного тона, от того, с какой смелостью и практицизмом она говорит о том, что нужно журналу и что не нужно. В этом, на его взгляд, угадывался даже оттенок некоего пренебрежения к предмету разговора.
– Нельзя оскорблять людей, – сердито заметил он. – Мы не имеем права брезговать ими. Иначе нас назовут снобами.
– Никакого снобизма, – горячо возразила Джеки. – Мне плевать, откуда поднялся в этой жизни тот или иной человек. Лишь бы он был интересен и устраивал красивые, веселые приемы, несущие в себе к тому же что-нибудь новое. В противном случае я этого человека отбраковываю. Наш тираж резко упадет, если мы станем уделять внимание черт-те чему. И тогда журналу крышка. А я ни на минуту не забываю, что нам все время приходится выдерживать жесткую конкуренцию с тем же «Татлером» и «Харперз энд Куин». Я хочу, чтобы «Сэсайети» был популярнее их. И твердо убеждена, что чем выше мы поднимем наши стандарты, тем выше будет уровень тех мероприятий, на которые нас станут приглашать.
Джеки прервалась, поймав себя на мысли: «А не слишком ли далеко я зашла?» Со стороны могло показаться, что она главный редактор, а не Бертрам Мариот. Джеки понимала, что излишне напирать не стоит. Подавшись вперед всем телом, она с убеждением в голосе заговорила:
– Просто наш журнал очень много для меня значит. Я прикладываю все усилия к тому, чтобы моя колонка все прибавляла от номера к номеру. Но насчет устроительниц неподходящих приемов можете быть спокойны. Я никогда никого не оскорбляла и не уязвляла в лучших чувствах. Просто с величайшим сожалением в голосе я говорю им, что у нас не осталось свободного места. Никаких ссор и обменов любезностями между нами не происходит. Когда я отказываюсь от тех или иных приглашений, то делаю это очень корректно, не сомневайтесь.
– Ну, смотри… – смягчившись, проговорил Бертрам. – Главное – не брезговать людьми.
– Об этом и речи быть не может, – заверила его Джеки и улыбнулась. – Что же до того самозванца, то я найду его и потребую, чтобы он прекратил свои выходки.
– Да уж, пожалуйста. Если что, пригрози ему уголовным преследованием.
Джеки удивленно взглянула на редактора.
– Не думаю, что это потребуется, – проговорила она. – Это, должно быть, университетский недоучка, по какой-то причине не вписавшийся в общий поток своих более удачливых сверстников. Представьте себе: друзья начали похаживать по благородным домам и танцевать на балах с дебютантками; ему стало обидно, и он решил хитростью добиться того же самого…
– Что же он не вписался в общий поток, как ты говоришь? Чую, неспроста! – мрачно заметил Бертрам. – Матерям дебютанток этого года, по-моему, следует соблюдать большую осторожность. И нельзя допускать, чтобы их дочери знакомились со всякими проходимцами, которые примазываются к нашему журналу.
Старомодность мышления редактора вызвала у Джеки улыбку, которую она, впрочем, тут же подавила.
– Не волнуйтесь, я положу этому конец. – Она поднялась со стула, чтобы идти к себе. – Кстати, – добавила она уже от двери. – Мне кажется, что в деле с принцем Чарльзом и принцессой Дианой у меня наблюдается прогресс. Я сегодня все утро просидела на телефоне и связалась с кое-какими полезными людьми. С ними можно будет поговорить предметно.
– Отлично, – спокойно ответил редактор, словно ничего другого от Джеки и не ожидал.
Вернувшись к себе в кабинет, который сегодня был завален различными экзотическими шляпками, приготовленными Рози для фотосъемки, Джеки созвонилась с несколькими молодыми людьми и дебютантками, которые, как ей было известно, активно участвовали в светской жизни и не пропускали приемов, званых обедов, вечерних коктейлей и балов. Ни Джеки так мало знала о самозвание и обладала настолько общим его описанием, что звонки пока ничего не дали. Никто не слышал о молодом человеке, представлявшемся ее помощником. И никто вроде бы не заметил в своем кругу какое-то новое лицо. Под конец у Джеки опустились руки.
«Ничего, может, он уже позабавился и больше не напомнит о себе», – подумала она.
Селия взглянула на рекомендательные письма, пересланные ей из «Робертсона и Шорта» насчет Роланда Шоу, и должна была признать, что они произвели на нее впечатление. Она не знала лично ни одного из тех людей, кто пользовался услугами молодо о человека раньше, но некоторые имена были ей знакомы. Среди рекомендателей значились одна шотландская герцогиня, две благородные леди, жившие в загородных имениях, один профессор и иностранная принцесса, письмо которой было написано на гербовой бумаге. Все они описывали Роланда, как «надежного молодого человека», «внимательного педагога» и «хорошего собеседника» для своих отпрысков, к которым он был приставлен. Селия решила позвонить кое-кому из этих людей, и те охотно рассказали ей о Роланде.
– Вы знаете, он нам очень понравился, леди Атертон, – сказала одна из «загородных леди». – Мы с мужем нарадоваться не могли, глядя на то, как он сошелся с нашими сыновьями. Этому молодому человеку можно доверять.
– А что он представляет собой как педагог? – поинтересовалась Селия.
– Настоящий профессионал. И потом вы сами, конечно, понимаете, с какой осторожностью обычно родители подпускают чужих людей к своим детям, – чопорно заметила она. – Так вот он сразу нам приглянулся.
Профессор Артур Рауз, с которым она тоже созванивалась, пошел в своих описаниях еще дальше.
– Видите ли, я вдовец, – сказал он. – Моему сыну двенадцать, и в учебе он несколько отстает от своих сверстников. Но это не помешало Роланду Шоу показать себя с самой лучшей стороны.
– Как долго вы пользовались его услугами? И еще скажите, пожалуйста, он жил у вас?
– Да. Видите ли, я работаю на экспериментальной атомной станции в Шоули близ Эндовера. Дом мой рядом, и Роланд Шоу провел у нас все пасхальные каникулы. Обычно Том предоставлен самому себе, если не считать экономки, но на этот раз с ним занимался Роланд Шоу, что, бесспорно, пошло мальчишке на пользу.
– Спасибо, профессор Рауз. Вы мне очень помогли.
– Не за что, миледи.
Он скорее походил на старомодного обходительного джентльмена, чем на профессора-атомщика.
Артур Рауз относился к той категории людей, которые возводят женщину на пьедестал. Это относилось и к его покойной жене Мэри. Он влюбился в нее с первого взгляда, и когда она скончалась от рака – Том тогда был еще совсем маленький. – Артур Рауз настоял на том, чтобы в его доме все осталось так, как было при ней. У него не получилось сойтись с другой женщиной, поэтому профессор просто нанял экономку, которая приходила к ним ежедневно помогать по хозяйству. Порой Артура Рауза беспокоило, что Том растет без матери, но мальчишке, похоже, было и так неплохо. На каникулы он обычно уезжал к тете, поскольку та считала, что время от времени племянник должен окунаться, как она говорила, в настоящую семейную жизнь. Но на последних пасхальных каникулах Артур Рауз решил оставить сына дома и приставил к нему домашнего учителя, чтобы тот помог Тому не отстать от учебной программы. Сейчас, мысленно оглядываясь на все то время, он чувствовал, что не прогадал. Роланд Шоу оказался именно таким человеком, который Тому был нужен. Он загрузил его занятиями, помог мальчишке обрести большую уверенность в себе и в то же время без видимого труда нашел к нему душевный человеческий подход. Артуру Раузу даже казалось, что между Роландом и Томом есть нечто общее. У обоих сформировалось довольно сложное отношение к приобретению знании, но причины у каждого были разные. Если Том лишь по объективно сложившимся обстоятельствам несколько отставал в учебе от сверстников, то Роланд происходил из того сословия, в котором над ученостью было принято потешаться, относиться к образованию с пренебрежением. Однако с Томом Роланд был удивительно терпелив и добился больших результатов. Профессор пригласил даже его приехать к ним на длинные летние каникулы, но Роланд отказался.
– Мне очень нравится у вас, – объяснил он, – и с Томом мы хорошо сошлись. Но я уже планировал провести это лето в Лондоне.
Профессору пришлось опять отправить сына на лето к тетушке в Сомерсет и втайне жалеть о том, что Роланд помогает теперь не Тому, а мальчикам из других семей.
Артур сверился с часами. Господи, как время-то бежит! Телефонный разговор с милой леди Атертон отвлек его, а ведь через десять минут он уже должен быть на станции в Шоули. К счастью, дом и место работы разделяло всего шесть миль. Сунув бумаги, помеченные грифом «Совершенно секретно», в портфель, он в последний раз окинул взглядом кабинет, чтобы удостовериться, что ничего не забыто. Впрочем, миссис Малрой, ежедневно протиравшая в его кабинете пыль, конечно же, все равно не отличила бы чертежей атомной бомбы от инструкции по пользованию холодильником. Копии наиболее секретных документов профессор держал у себя дома, в кабинете, несмотря на то что это было строжайше запрещено. Все, что относилось к работе, должно было храниться в Шоули, и только там, но Артур Рауз иной раз любил поработать в ночное время, поэтому держал копии документов дома.
В течение последних двух лет он трудился над новым типом ядерной боеголовки, превосходящей по своим характеристикам ракеты «Скад» и имевшей надежную защиту от систем противоракетных комплексов «Пэтриот». Некоторые иностранные державы не пожалели бы ничего, чтобы заполучить в свои руки чертежи Рауза. Порой профессору становилось не по себе от осознания того, что он изобрел столь смертоносное оружие. Ответственность за его создание ложилась на душу Рауза тяжким бременем.
Крикнув миссис Малрой, что он уезжает в Шоули и не вернется до вечера, профессор вышел из кабинета.
«Может быть, – с надеждой думал он, – мне удастся убедить Роланда Шоу приехать и провести с нами Рождество. Тому это понравится. И потом мы можем устроить настоящий праздник, чтобы все было честь по чести: и елка, и все остальное. Да, надо будет созвониться с «Робертсон и Шорт» и спросить, не смогут ли они предоставить мне Роланда на декабрь». Сев в машину, он уехал в Шоули.
Селия сидела за рабочим столом в своем уютном кабинете, вдоль стен которого тянулись высокие книжные шкафы, и составляла список продуктов, которые нужно было закупить для званого обеда, который они решили устроить завтра. Неожиданно в дверях показалась миссис Пиннер. С характерным для нее ист-эндским выговором она сообщила о том, что пришел мистер Шоу.
– Неужели уже половина одиннадцатого? – удивленно воскликнула Селия. Она до сих пор не решила, что подать завтра гостям: то ли жаркое из баранины в красной смородине с тарталетками, то ли вареного лосося под голландским соусом. И так увлеклась, что потеряла счет времени.
– Я проведу его в гостиную, миледи?
– Да, и принесите нам, пожалуйста, кофе.
Селия посмотрелась на себя в зеркальце и с удовлетворением отметила, что выглядит вполне презентабельно. Вынув из несессера маленькую расческу, она провела ею по своим светлым волосам. У леди Атертон была короткая стрижка в стиле принцессы Дианы. Так за волосами легче было ухаживать и они имели неизменно аккуратный вид. После этого Селия вышла из кабинета и поднялась в гостиную на втором этаже. Показавшись в дверях, она сразу же увидела Роланда Шоу. Тот стоял спиной к ней у окна и смотрел на улицу.
– Доброе утро.
Она направилась к нему с протянутой для рукопожатия рукой. Он обернулся. У него были правильные черты лица и аккуратно подстриженные темные волосы, на носу сидели очки, под стеклами которых карие глаза выглядели непропорционально большими. Роланд Шоу был бледен, строен, невысок, и на нем хорошо сидел отутюженный серый костюм, а на ногах красовались черные лакированные туфли.
– Леди Атертон? – с улыбкой произнес он.
– Да. Присаживайтесь, прошу вас.
Селия кивнула на диван, стоявший напротив камина. Перед диваном стоял низкий стеклянный столик на четырех ножках в виде серых каменных львов. На столике в картинном беспорядке были разложены книги и журналы, стояли цветы и несколько китайских эмалированных пиал, наполненных ароматической смесью из сухих лепестков.
– Позвольте мне рассказать вам, чего мы с мужем ждем от домашнего учителя, – начала Селия. – Я попытаюсь описать вам Колина и Иана, хотя, думаю, они ничем особенно не отличаются от своих сверстников.
Роланд Шоу слушал ее с интересом, время от времени вставляя какие-то замечания и соглашаясь с Селией тогда, когда она стала расставлять акценты в отношении занятий с сыновьями.
– Мы с мужем настолько занятые люди, что не можем уследить за всем и поэтому нуждаемся в человеке, который займет сыновей интересным делом на время каникул, а также поможет им не отстать от учебной программы. У вас уже есть какие-то соображения на этот счет?
Роланд Шоу отвечал без колебаний, чуть обнажив в улыбке не совсем ровные зубы:
– Да, разумеется. Как вы уже, наверно, убедились, ознакомившись с моими рекомендательными письмами, я привык заниматься с мальчиками-подростками. И хотя мне было бы в чем-то легче, если бы вы жили в загородном имении, город меня тоже устраивает. Ведь в Лондоне всегда можно подыскать интересное занятие.
– Да. Нам с мужем хотелось бы, чтобы у них не было времени скучать.
Роланд понимающе кивнул.
– Здесь много музеев, куда мы могли бы с ними отправиться. Взять хотя бы самый популярный из них – Музей наук. К тому же летом в Лондоне открывается множество выставок. Надеюсь также, что они любят плавать и играть в теннис. Не сомневайтесь, со мной они не соскучатся.
Селия взяла в руки папку с рекомендательными письмами и вновь проглядела их, словно желая в последний раз удостовериться в том, что не совершает ошибки. Сверху лежало письмо профессора Рауза, и, пробежав глазами по заполненным аккуратным почерком строчкам, она пришла к окончательному решению: Роланд – это, похоже, именно то, что им с Хьюго нужно. К тому же Колин и Иан скоро уже приедут, и на смотрины других кандидатов просто не оставалось времени.
– Не могли бы вы приступить к делу через две недели? – спросила она.
– Да, разумеется, – тут же ответил он, словно был заранее уверен в том, что договорится с хозяйкой дома. – Обычно я прихожу в девять тридцать утра и остаюсь со своими подопечными до шести. Такой график вас устроит?
Селия уже хотела согласиться, но тут зазвонил телефон.
– Прошу прощения, – проговорила она, поднялась со своего места и отошла к окну, где на столике стоял аппарат.
– Здравствуйте. Доброе утро. Как дела?
Это был один из помощников личного секретаря королевы. Он хотел кое-что уточнить по поводу кинопремьеры, которую на следующей неделе планировала посетить Елизавета. Разговаривая по телефону и попутно делая в блокноте заметки, Селия стояла спиной к Роланду и не видела, каким жадным взглядом тот осматривает комнату. Гостиная была в форме буквы L и имела по окну в противоположных концах. В оформлении ее преобладали кремовый и золотистый оттенки, на сверкающем лаком полулежал пестрый ковер, на обитых парчой диванах и креслах – бархатные подушки, а по стенам висели семейные портреты. Рокингемские, дрезденские и челсийские фарфоровые статуэтки, пиалы и вазы были расставлены на каминной полке, а в углу ее красовалась фамильная коллекция фигурок из красного стекла, созданная в 1720 году и искрящаяся на утреннем солнце. Комната была прелестна, в ней находилось немало предметов искусства и редких безделушек. Роланд задерживался взглядом оценщика на каждой из них, не пропуская ничего, будь то редкий жадеит, статуэтка из слоновой кости или фарфора. Большинство состоятельных людей предпочитали, чтобы их дома оформляли профессиональные дизайнеры и специалисты по интерьерам. Но в этой комнате все было сделано руками самой Селии. В результате облик гостиной нес на себе печать ее характера, представляя собой живописную смесь предметов, связанных с теми или иными событиями в жизни хозяйки дома, удивительных находок и просто красивых вещей. Причем это касалось не только ваз и статуэток, но даже тканей разных цветов и оттенков. Коллекция составлялась на протяжении многих лет и во многом состояла из вещей антикварных. А собирать антиквариат – одно из любимейших занятий английской аристократии.
От взгляда Роланда не укрылась ни одна деталь, однако когда Селия положила трубку и обернулась, он небрежно листал свежий номер «Кантри лайф».
– Извините, – сказала леди Атертон, возвращаясь на свое место. – Мне кажется, мы уже все с вами обсудили, не правда ли? – К тому времени они договорились о его зарплате, что же до оплаты услуг агентства «Робертсон и Шорт», то Селия знала: они пришлют чек. – Ведите учет всем вашим расходам, – напомнила она Роланду. – В конце каждой недели мы будем их компенсировать. Когда я куда-нибудь беру детей, это всегда стоит очень дорого, я знаю. Мы с мужем оплатим не только музеи и выставки, но также все транспортные расходы, будь то автобус или метро, ну и, разумеется, «Макдоналдс». – Она улыбнулась. – Вам это может показаться баловством, но я хочу, чтобы дети хорошо отдохнули на каникулах. Мы с мужем без них очень скучаем, когда они в школе, хотя и понимаем, что это необходимо. К тому же я порой чувствую себя виноватой за то, что не могу уделить им всего своего времени, даже когда они приезжают домой.
Роланд Шоу понимающе кивнул.
– Да, насколько я понял, вам помногу времени приходится проводить во дворце, – проговорил он.
Селия чуть вздрогнула. В разговоре с ним она ни словом не обмолвилась о том, что является фрейлиной королевы. Да и когда связывалась с «Робертсон и Шорт» ничего такого не говорила.
– Да, верно, – отозвалась она. Роланд заинтересованно подался вперед:
– Там, должно быть, очень интересно работать.
– Я бы сказала – нелегко, – ответила Селия, порывисто поднимаясь со своего места и втайне надеясь на то, что он поймет намек и не будет настаивать на продолжении этой темы. Ее друзьям было прекрасно известно, что она никогда не рассказывает о том, в чем заключается ее работа. Это было не положено. Ей строго воспрещалось повторять за стенами дворца любые разговоры, которые она вела с кем-нибудь из членов королевской семьи или могла услышать. Соблюдение полной конфиденциальности являлось залогом сохранения за собой этой должности. В противном случае она попала бы «в опалу», как выражались при дворе. И ей пришлось бы испытать на себе всю силу высочайшего гнева. А то, что королева умела сердиться, было хорошо известно всем, кто ее знал. Она могла заморозить любого на расстоянии пятидесяти шагов одним взглядом своих голубых глаз. Немного было тех, кто мог выдержать этот взгляд, не дрогнув.
Роланд тоже поднялся.
– Что ж, мне, пожалуй, пора, – сказал он, пожимая леди Атертон руку. – С нетерпением жду встречи с Колином и Ианом.
Селия расслабилась. Молодой человек знает правила хорошего тона. Она благодарно улыбнулась ему.
– Я думаю, ваше знакомство с ними будет приятным.
Элфриде и Селвин в то утро спали долго, ибо заснуть им удалось лишь в три часа ночи, когда прибывшая полиция наконец поверила в то, что их дом никто не ограбил. К тому времени как патрульная машина уехала, супруги валились с ног от изнеможения. Элфрида, однако, избавилась от дурного настроения, которое снизошло на нее после чая у королевы и, собравшись с силами, вновь была преисполнена желания покорить Лондон.
– У меня родилась прекрасная мысль, – сообщила она Селвину после завтрака, который им принесли в спальню. – Нам нужно дать бал! Летний званый вечер с шатром в саду. Мы пригласим всех, кого знаем. И прессу тоже. Что ты скажешь, а?
Селвин втайне был благодарен ей за то, что она не стала читать ему нотаций по поводу вчерашнего. Он лишь что-то нечленораздельно буркнул.
– Как ты думаешь, мы сможем зазвать к нам кого-то из настоящих знаменитостей? – не отставала Элфрида. – Журналисты охотнее пойдут, если будут знать, что у нас в гостях Майкл Кейн, Ивана Трамп или даже Элтон Джон.
– Мечтать не вредно, – фыркнул Селвин, аккуратно повязывая синий шелковый галстук. – Мы не знакомы ни с одним из перечисленных тобой людей, как же нам приглашать их? Я знаю немало бизнесменов и их жен, а также несколько банкиров и политиков. Пожалуй, мы сможем послать приглашение даже миссис Тэтчер. Или ты будешь говорить, что она недостаточно известна?
Элфрида поджала губки.
– Нет, почему. Но я хочу, чтобы у нас был по-настоящему звездный вечер, а консервативной партии, по-моему, все-таки недостает блеска.
Селвин был обязан консерваторам, и в особенности миссис Тэтчер, своим пожизненным пэрством, поэтому он поморщился так, словно Элфрида задела честь его родных.
– Не говори глупостей, – буркнул он. – Я не был бы сегодня тем, кто я есть, если бы не тори и не их поддержка. Если хочешь устроить громкий вечер, то, по-моему, вместо эстрадных клоунов надо пригласить несколько членов Кабинета.
Элфриду это не убедило. Она возразила:
– Но возьми к примеру Ферги… Между прочим, приглашает к себе эстрадных звезд!
Селвин предпочел, чтобы Элфрида равнялась на принцессу Диану, а не на герцогиню Йоркскую, но вслух не сказал об этом. Что же до званого вечера, то эта мысль заинтересовала его. Такое дельце пошло бы на пользу бизнесу. И… кто знает, может, после бала ему удастся спихнуть кому-нибудь этот огромный дом вместе с садом?
Но в следующую минуту лицо его омрачилось. Он вдруг понял, что это будет первый званый вечер без Хелен.
– Когда ты хочешь все устроить? – осторожно спросил он.
Элфрида светилась от радостного возбуждения: белокурые волосы веселыми локончиками обрамляли лицо, широкая улыбка заставила надуться розовые щечки…
– В конце июля! Пока никто не уехал из Лондона. О Селвин! Это будет бал года!
Он сверился со своим переносным календариком.
– Как насчет двадцать шестого числа? Это у нас будет четверг. На то чтобы разослать приглашения, много времени не нужно, но если мы не успеем до конца июля, придется ждать, пока все вернутся в город после летнего отдыха. То есть до октября.
– Пусть будет двадцать шестого, – немедленно согласилась Элфрида. – Я позабочусь о том, чтобы приглашения напечатали как можно быстрее.
– Ты, надеюсь, знаешь, как правильно оформить их?
– А как? Ну, там… «Лорд и леди Уитли…»
Селвин отрицательно покачал головой.
– Нет, нет, на пригласительной карточке указывается только имя жены. Муж приплетается лишь в случае, если это приглашение на свадьбу их дочери. Ты должна пропечатать: «Леди Уитли Воксхолл», а строчкой ниже: «У себя дома». Еще ниже – дата. Затем в левом нижнем углу пишешь RSVP [13]13
Repondez, s'il vous plait (фр.). – Ответьте, пожалуйста.
[Закрыть]и наш адрес для ответов.
– И телефонный номер, – живо подсказала Элфрида.
Он снова покачал головой.
– Да нет же! Не вздумай указывать телефонный номер! Это делается лишь на коммерческих приглашениях.
– На коммерческих? – она недоуменно взглянула на него.
– Ну да, – ответил Селвин, – скажем, открытие парикмахерского салона или нового магазина.
Элфрида с большой охотой усвоила очередной преподанный ей урок этикета. Селвин всегда просвещал ее в таких вопросах. Потом она сказала:
– Я схожу в «Харродз», там напечатают приглашения.
– Нет, для этого ты сходишь в «Смитсонс», что на Нью-Бонд-стрит, – тоном приказа предложил он. – А потом отправишься в «Палбрук и Гаулд», где закажешь цветы. Все остальное тебе предоставят в «Сирсис»: угощение, напитки, ножи и вилки, стаканы, а также официантов. Скажи им, сколько планируем пригласить народу, и они сами все сделают.
