Текст книги "Неидеальная любовь (СИ)"
Автор книги: Юлия Созонова (Васюкова)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 52 (всего у книги 62 страниц)
Внутри тугой пружиной скручивалась боль, обида и злость, заставляя понимать, что как бы я не хотела его изменить, какие бы усилия к этому не прилагала – всё бесполезно. Ему плевать на всех, кроме себя.
– Так ты…
– Закрыли тему, – резко оборвала его и глубоко вздохнула. – Пока что я не могу переехать обратно в свою квартиру. Поэтому придётся тебе потерпеть меня ещё какое-то время. Как только закончится ремонт, и привезут новую мебель, я тут же освобожу тебе место для тусовок с твоими любовницами.
– Ну нет. Никуда ты не поедешь, – рыкнул Волков, встав и моментально оказавшись рядом со мной. Схватив меня за плечи, хорошенько встряхнул, после чего приблизился к моему лицу и тихо, раздельно, чётко повторил. – Ты. Никуда. Не. Поедешь. Даже не думай, что тебе удастся от меня сбежать! Согласен, возможно, моё сегодняшнее поведение причинило тебе боль…
– Возможно? – перебила, зло сощурившись и жалея о том, что слабость в теле ещё не прошла, потому что только это удерживало меня от применения какой-никакой, но всё-таки силы по отношению к нему. – То есть, это ещё не точно, да? По мне, оказывается, не заметно, что ты сделал?! Отпусти меня сейчас же! И не смей трогать! Хватит того, что ты даже не удосужился поймать меня, когда я начала падать! Заметь, ты мог, но не стал. Не хочешь сказать, почему? Впрочем, о чём это я? Ты же пришёл в кафе только что бы отомстить. Отомстил? Теперь я наконец-то могу быть свободной?!
– Успокойся! – не выдержав, заорал Алексей, крепко прижав меня к себе. – Прекрати истерику, в конце-то концов! Если бы для меня ничего не значила, то я…
– Давай обойдёмся без фальшивых слов о чувствах, а? – пробубнила ему в куртку, старательно подавляя желание обнять в ответ и потереться носом об так близко находящуюся шею. – Не надо мне сейчас говорить об этом – не поверю. Ты столько раз говорил «люблю», а чем всё обернулось? Мы с тобой оказались на разных сторонах, Лёш. Отпусти, пожалуйста. Дай мне побыть одной…
Он разжал руки и я отошла в сторону. Бросив на него взгляд, покачала головой и пошла в сторону спальни. На пороге зала, обернулась и спросила:
– Ты хочешь знать, с кем я говорила ночью? – дождавшись резкого кивка, вздохнула и ответила. – Это была Женька. Ей сейчас тоже далеко не сладко. Кожевников с Талбером устроили игру, в ходе которой Женя оказалась призом. А теперь спроси меня, почему я теперь не доверяю мужчинам и попробуй порассуждать на тему, имею ли я право высказывать своё недоверие.
Высказавшись, отвернулась и, ссутулившись, медленно прошла по коридору в спальню. У двери скинула туфли и закрыла комнату, повернув защёлку так, что бы он не мог сюда попасть. И только после этого поняла, что невидимой стены, моего защитного барьера больше нет. Осталась только обнажённая, болезненно ноющая душа и сердце, вяло отстукивающее ритм. Прислонившись спиной к деревянной поверхности, медленно съехала по ней вниз и заплакала, уткнувшись носом в колени и обхватив их руками.
Хотелось выть, стонать, кричать и бить посуду. И вместе с тем забиться в угол, сжаться в комок, притворится, что меня нет, и уже не будет никогда.
Любить это… Это слишком для меня.
Ещё в детстве я мечтала о том, что моя история любви не будет похожа на всё, что видела вокруг себя. Думала, что я особенная и всё у меня будет иначе. Но проза жизни оказалась куда более грязной и совершенно не такой, какой представлялась.
И снова рядом нет никого, кто смог бы подержать, успокоить, обнять, утешить…
Слёзы стекали по щекам, оставляя влажные солёные дорожки, впитываясь в ткань юбки, прилипающей к ногам. В последний раз у меня была подобная истерика только в детстве, после похорон дедушки. Именно тогда я пообещала сама себе, что не позволю никому стать настолько близким, что бы после потери его так же переживать.
Ах, детство… Сколько было в тебе наивности и чистоты. Если бы было можно остаться в тебе навсегда…
Сглотнула и заставила себя встать. Шатаясь, добрела до кровати и рухнула на неё, обхватив руками подушку. Уткнувшись в мягкую ткань носом, закрыла глаза, стараясь успокоиться. Только слёзы, не останавливаясь, продолжали течь по щекам.
Ненавижу эту чёртову любовь… С такой мыслью мне всё же удалось провалиться в тревожный и зыбкий сон.
Проснулась резко. Будто на меня вылили ведро холодной воды. Лоб был покрыт испариной, а сердце глухо билось об рёбра. Но сам сон я как ни старалась, вспомнить не могла. От него остались только ощущения: страх, горечь, боль, преследование… Всё это липким осадком закрепилось на коже, вызывая жуткий зуд и желание расчесать себя до кровавых корост.
Сглотнув, перевела дыхание и села, прислонившись затылком к стене. Истерика помогла снять нервное возбуждение и теперь я могла хотя бы попытаться подумать спокойно, без лишних эмоций. Впрочем, думать-то особо не над чем, но всё же.
Ну что ж. Дальше оставаться в квартире вместе с Волковым – это подвергать саму себя изощрённым пыткам. Вывод – надо съезжать, но пока что некуда, остаётся только поторопить ремонтников и как можно реже оставаться с Алексеем наедине. Кожей чувствую, что если дать слабину, то он уговорит меня остаться и не разрушать то, что есть…
Глупо. Как можно разрушить то, чего уже не существует, да и вряд ли когда-то существовало?
Ребёнок. Он только мой. Да, Алексей его биологический отец, но даже наличие ребёнка, пусть и пока ещё нерождённого, ничего не изменит. К тому же, мне вполне хватит денег, что бы самой его воспитать. Ничего, не маленькая, как-нибудь справлюсь. Нужно только сходить на неделе к врачу, частые обмороки, слабость, да ещё и сегодняшнее падение… Бережённого, как говорится, бог бережёт.
Что ещё? Чувства?
Усмехнулась. Они есть. Никуда не делись и вряд ли вообще денутся, я ничего не могу с этим поделать. Люблю его. И всё. Никакие доводы разумы не способны заставить меня перебороть чувства к Волкову, но от неразделенной любви ещё никто не умирал. В конце концов, жила же я столько лет без него, не проживу ещё столько же или даже больше?
Желудок заурчал, напоминая о том, что совсем не лишним будет что-нибудь поесть. Вздохнув, осторожно встала и подошла к шкафу. Свет включать не стала, прекрасно видя в полутьме комнату. Стянув с себя блузку и юбку, бросила их в сторону. Сверху накинула лёгкий халат и завязала пояс, стараясь что бы он сильно не давил на живот. Волосы стянула простоя резинкой, после чего невесело улыбнулась собственному отражению.
Открыв дверь, резко распахнула её, едва успев отойти в сторону, иначе быть мне сбитой Волковым, умудрившимся уснуть прямо на пороге.
– Что за?! – сонно моргая, Алексей оглядел меня с ног до головы, счастливо улыбнулся и тут же стал серьёзным. – Юль, ты чего не спишь?
– Тебя это вряд ли должно волновать, – холодно заметила, усмехнувшись и перешагивая через него.
– Юль, пожалуйста…
Но слушать его не было никаких сил и увидев, как я на него смотрю, Волков предпочёл замолчать. Тем лучше. Меньше всего хочу сейчас о чём-то говорить и тем более, о том, что связывает, точнее связывало нас.
Хватит. Он своего добился. Теперь может делать всё, что угодно, в том числе и трахаться с этой Ингой. Судя по её поведению, такое уже было и она вовсе не прочь повторить. Флаг ей в руки. Может быть, более близкое общение с Лёшенькой поможет ей понять, какая она идиотка, и какой он бесчувственный кретин.
Так, хватит. Вытащив из холодильника салат, поставила его на стол и включила чайник. Думать об этом не имеет смысла, новый виток истерики явно не является пределом моих мечтаний, поэтому не будем его провоцировать.
Когда Алексей зашёл на кухню, я молча ела, изредка запивая очередную порцию салат горячим чаем и смотрела в тёмное окно. Свет фонарей и окон из других домой, создавали причудливые фигуры в ночи, заставляя невольно сосредоточиться только на том, что в них можно увидеть. Это было мне только на руку, потому что любая другая мысль могла разрушить хрупкое спокойствие, с таким трудом выстроенное вокруг и внутри.
– Приятного аппетита, – вежливо пожелал Алексей, но ответа не получил. Говорить о чём-то не хотелось вообще, а с ним в частности. Поэтому бросив на него косой взгляд, снова вернулась к созерцанию фигур.
Кажется, это называется «холодная война».
Пив-бар «Пико» находился в дальнем районе города. Небольшое помещение, пластиковые столы и стулья, стойка бара и посетители, в основном из тех, кто без бутылки не видит смысла жить дальше.
За крайним к двери столиком, сидели две девушки, явно не вписывающиеся в окружающуюся обстановку. Во всяком случае, одна из них точно не была похожа на завсегдатого посетителя этого питейного заведения.
Инга скривила губы, рассматривая почти лежащую на столе Здобнякову. От почётного звания алкоголик ту отделяло только то, что она периодически трезвеет и даже бывает адекватной.
– Зачем мы здесь? – поморщившись, она брезгливо стряхнула со стола окурки. – Что, нельзя было в более приличном месте поговорить?
– Усохни, мелочь, – буркнула Анна, с трудом, но вся же сев прямо. Длинные волосы, оказались грязными и скорее всего очень долго не общались с расчёской. На ней не было макияжа, а одежда состояла из растянутой порванной местами футболки и линялых, заляпанных чем-то джинсов.
– Да как ты…
– Добрый вечер, дамы, – к ним за столик сел высокий, симпатичный мужчина, лет тридцати. Внимательно осмотрев обеих, едва заметно нахмурился, но снова широко улыбнулся и представился, сложив руки на груди. – Владислав. А вы, как я понимаю, Инга и Анна?
– Да, – Инга с интересом смотрела на новое действующее лицо в их компании. Владислав определённо ей нравился, был в нём пресловутый мужской магнетизм, заставляющий женщин судорожно сжимать ноги и начинать считать вдохи, что бы успокоиться. – А мы знакомы?
– Можно сказать и так, – Владислав хмыкнул. – Мы с вами знаем одну девушку. И у нас у всех есть повод пожелать ей «здоровья и счастья» в прямом и переносном смысле.
– И как же? – Здобнякова пьяно хихикнула. – Она непрошибаемая, мелкая сучка.
– Закройте свой рот, уважаемая, пока его с мылом не помыли, – холодно оборвал её Горецкий и наклонился к ним, что бы никто посторонний не услышал. – Слушайте сюда. Вы две проститутки, стелящиеся под Волкова. Мне плевать, что вы хотите от него, я знаю, что мне нужно от вас. Поможете избавить её от ребёнка, получите своего Волкова на блюдечке. Сомневаюсь, что она будет ему нужна после этого, как и он ей.
– За проституток, врезать бы тебе. Да только это ж правда, – расхохоталась Анька и, пошатываясь, поднялась со стула. – Пойду, водочки возьму. Наш союз требует серьёзной обмывки.
– Сядь, – холодно бросил Влад и его тон не терпел никаких возражений. Здобнякова медленно опустилась обратно, недоумённо смотря на него мутноватым взором.
Инга же вообще мало понимала, что здесь происходит. Но перспектива получить Волкова на блюдечке её вполне устраивала. Даже больше того, она этого желала.
– Что мы должны сделать? – ласково улыбнувшись, поинтересовалась девушка, кокетливо строя глазки Владиславу. – Я так понимаю, ты жаждешь получить себе эту…
– Нет. Она мне больше не нужна, – пренебрежительно фыркнул Горецкий и передёрнул плечами.
– Тогда…
– Я просто хочу показать ей, что рядом со мной она была бы в большой безопасности, – широко улыбнулся Владислав. – Я хочу, что бы она поняла, что потеряла.
– Тю… Она непрошибаемая, – фыркнула Здобнякова и зевнула, пьяно срыгнув. – Сомневаюсь, что это поможет ей понять, что она потеряла.
– Мне всё равно, – снова пожал плечами Влад. – Мне плевать. Я просто хочу избавить её от этого ребёнка, вот и всё. И показать, что это всё из-за её любимого человека. Ну так что?
– Мы согласны, – усмехнулась Анна и снова поднялась с места. – И за это надо выпить.
– Без меня, – отрезал Горецкий и тоже встал. – Вот мой телефон, – он положил на стол визитку, – я найду способ связаться с вами, если что-то узнаю.
– Пока, красавчик, – хмыкнула Здобнякова и помахала ему на прощание. Следом за Владиславом, Инга тоже ушла, оставив Анну один на один с бутылкой водки и скудной закуской из солёного арахиса.
Та с минуту смотрела на пустые стулья рядом с собой. Потом усмехнулась, пожала плечами и открыв бутылку из горла хлебнула дешёвую водку местного разлива. Закашлявшись, отдышалась и сделала ещё один большой глоток.
Поднявшись из-за столика, с бутылкой наперевес, девушка прошла к соседнему, где ютилась компания лиц неопределённого возраста и пола. Со словами:
– Принимайте собутыльника, – она уселась к ним и жизнь для неё потерялась в содержимом пластикового стакана.
15
Две самые ужасные фразы в мире, это:
«Мне надо с тобой поговорить» и «Надеюсь, мы останемся друзьями».
Самое смешное, они всегда приводят к противоположному результату, ломая и беседу, и дружбу.
Евгения
Выбраться из депрессии невозможно. Прийти к этому мнению Жене помогло собственное состояние, из которого она пыталась выйти уже неделю, но всё, что получалось, это только удержаться от необдуманных поступков и хвататься за разговоры с Юлей, как за спасительную соломинку.
Вздохнув, Павлова оторвалась от созерцания скатерти и посмотрела по сторонам. Юлька опаздывала, да и голос у неё по телефону был странным. Поэтому Женя волей неволей, но волновалась за подругу. И корила себя за то, что тогда активно толкала её в объятия Волкова. Возможно, сейчас было бы гораздо меньше проблем.
Наконец на входе замаячила фигура Соколовой и спустя минут пять, на соседний диванчик уселась Юля, в данный момент больше всего напоминая собственное отражение, а не нормального, здорового человека.
Бледное лицо, отсутствие хоть какой-то улыбки или даже радости, тусклые волосы, собранные в простой хвост…
И усталый, затравленный взгляд больного человека.
– Что случилось? – без какого-либо предисловия, поинтересовалась Женя, даже не заметив, что собственные проблемы и трудности отошли на второй план. – Ты сейчас смахиваешь на живую иллюстрацию к фильму «Страшилы».
– Правильный перевод, по-моему, «Вселяющие страх», – сухо усмехнулась Юля и откинулась на спинку дивана, прикрыв глаза. – Хотя пофиг, как он правильно называется. Суть я поняла.
– Вот-вот, – кивнула головой Женя и встала. – Я сейчас возьму нам по кусочку пиццы с чашкой горячего шоколада. И ты мне всё расскажешь!
– Иди уже, – отмахнулась Юля, не соизволив открыть глаза. – Ты больше говоришь, чем делаешь.
Отстояв очередь и получив то, что требовалось, Павлова вернулась обратно к занятому столику, застав подругу в том же самом положении, в котором та находилась. Пиццерия «ВкусНяшка» была выбрана не случайно. Так уж вышло, что именно здесь они обсуждали все возможные проблемы, случавшиеся у них, парней и всё, что вообще могло стать темой для разговора двух девушек.
– Прошу, – она поставила порцию перед Юлькой и села напротив, пристально следя за лицом Соколовой. На том, как и всегда, прочитать что-то было сложно, но за годы знакомства, Женечка научилась чувствовать настроение подруги и сейчас это самое настроение ладно, если равнялось отметке «ниже плинтуса».
Возможно всё было гораздо хуже, чем Юлька позволяла себе показать.
– Спасибо, – едва заметная улыбка и слегка наморщенный нос. – Я чуть попозже поем. Пока что не хочется.
– Ладно, я тоже позже, – она отодвинула тарелку в сторону и отпила горячего шоколада. – Давай, рассказывай. По лицу вижу, что случилось что-то.
– Все мужики козлы, – хихикнула Юлька, но смех вышел не радостным. Скорее печальным. – Я поняла, что эта непреложная истина, которую никому не удастся опровергнуть. Никогда.
– Тоже мне новость, – пожала плечами Женька и с любопытством посмотрела на подругу. – А по конкретнее?
– Ну ты же знаешь, что Волков мне в открытую заявлял о своих изменах, так? – Юля тоже отпила горячего напитку и поморщилась. – Что-то всё сегодня с металлическим привкусом. Так вот. У нас вышел мягко говоря небольшой скандал, не так давно. И я решила ему отомстить.
– Око за око?
– Глупо, знаю, – кивнула головой Соколова, отрешённо глядя в сторону. – Но я этого действительно хотела. Правда, не думала, что придётся столкнуться с ответом. Понимаешь, он же услышал наш ночной разговор. Услышал, как я тебе сказала, что «люблю». И решил, что имеет право сделать мне больно в ответ. В итоге я поняла, что… Что с меня хватит.
– Ты мне сейчас героиню одного фильма напомнила.
– Да я сама себе напоминаю героиню дешёвой мелодрамы. Осталось только собрать родственников для кровного отмщения, – скривилась девушка и раздражённо фыркнула. – В общем и целом у нас с ним теперь «холодная война».
– Мда… – задумчиво протянула Евгения и почесала бровь. – Слушай, я конечно всё могу понять, но зачем он мстить то сразу начал? А спросить?
– А он спросил, – кивнула головой Юля. – После того, как наглядно продемонстрировал мне свою любовницу. Прикольно, да?
– Ох. еть, – не выдержала и ругнулась Женя, представив, что было бы с ней, окажись на месте подруги. С другой стороны, они обе примерно в одной ситуации, просто у Соколовой она более фатальная что ли?
– Хорошо, что я матом не ругаюсь, – неожиданно улыбнулась Юлька. – Потому что считаю, что никаких слов не хватило бы, для выражения моего состояния в тот момент. А после… После он пытался даже извинятися. Даже в любви признаваться. Только знаешь, как будто пусто внутри. И понимаешь, что вроеде бы любишь, только терпеть уже сил нет.
– Вот это-то я как раз хорошо понимаю, – криво усмехнулась Павлова и что бы хоть чем-то себя занять, стала уплетать пиццу, прожевав кусок, спросила. – И что теперь делать будешь?
– Учиться жить без него, – пожала плечами Юлька, откусывая небольшой кусочек. – Закончится ремонт в квартире – перееду туда. А там уже и не до чувств к нему будет. Детская, мебель, одежда, пелёнки-распашонки…
– Я надеюсь, мне позволят участвовать в оформлении детской? – заинтересованно переспросила Женя и ласково улыбнулась подруге, протянув руку и сжав слегка подрагивающие пальцы. – Всё будет хорошо.
– Я задолбалась повторять себе эту фразу, – нервно хихикнула Юлька. – Как насчёт того, что бы сходить со мной в больницу?
– Конечно, только доем, – Павлова согласно закивала головой, с удвоенной энергией накинувшись на свою порцию. Не то, что бы ей так уж сильно хотелось есть, просто нужно было отвлечь подругу от мрачных мыслей, да и себя заодно. А лучшего средства, чем рутинные заботы пока что не придумали.
Поев и дождавшись, пока Юля допьёт свой шоколад, Евгения взяла подругу под локоть и потащила в сторону выхода. Юля рассмеялась и высвободила свою руку из хватки, как только они оказались на пешеходном переходе. Мигал красный, готовясь смениться на зелёный. Женя нетерпеливо постукивала ногой по асфальту, поглядывая по сторонам. Машин поблизости не было.
Раздражённо фыркнув, она дождалась, когда загорелся жёлтый и шагнула на проезжую часть, уверенно направляясь на противоположную сторону улицу. Звук приближающейся машины резанул слух и заставил ускориться, но она не успела дойти буквально пару шагов, когда почувствовала сильный удар в бедро. Боль прошла горячей волной по позвоночнику, и мир вокруг погрузился по тьму, оставшись горьковатым напоминанием в виде привкуса крови на языке.
Юлия
Тридцать секунд.
Половина минуты, изменившей этот день в корне.
Женя вытащила меня из пиццерии за собой, совершенно не церемонясь и не слушая возражений. Только у пешеходного перехода, мне удалось вытащить руку из её хватки. Мы стояли и ждали, когда светофор соизволит загореться зелёным, но Женя как всегда торопила события и стоило появиться жёлтому сигналу, как она тут же шагнула на «зебру». Меня отвлёк звонок телефона, поэтому я осталась на месте и подняла голову, услышав звук глухого удара.
Застыв на месте, скованная страхом и ужасом, пополам с неверием, я смотрела на то, как тело моей подруги сломанной куклой отлетело на мостовую и замерло неаккуратной смятой кучей. Чёрная ауди умчалась дальше, даже не затормозив, хотя бы ради приличия.
Крик застрял в горле и вместо того, что бы запоминать номера или снимать это на камеру, как делали прочие прохожие, я бросилась вперёд, наплевав на то, что у меня по-прежнему звонил телефон, что от слабости подгибаются ноги, и чем-то помочь я сейчас точно не могу.
Опустившись на колени рядом с бессознательной Женей, дрожащими пальцами нащупала слабый пульс на запястье. Слава богу, она жива. И хочу верить, что с позвоночником у неё всё в порядке.
Вытащив замолчавший телефон, набрала «03». Диспетчер ответил спустя пару гудков:
– Скорая, слушаю.
– Улица Крымская, пешеходный переход рядом с перекрёстком у пиццерии «ВкусНяшка». Девушку сбила машина. Пульс есть, но я не знаю, какие у неё повреждения, она без сознания. Приезжайте, пожалуйста, быстрее!
– Принято. Бригада выезжает.
Отключившись, убрала телефон в сумку, и села рядом с Женей. Нас окружила толпа, кто-то вызвал полицию, но на это не обращала никакого внимания, положив голову подруги к себе на колени и гладя её по волосам, в которых уже можно было увидеть кровь.
Какой-то частью сознания понимала, что не стоило её трогать, но оставить Женю в одиночестве на холодном асфальте не могла просто физически. Гладила по голове, прижималась губами к виску, молча плакала, сжимая пальцы в кулаки, что бы не сорваться на крик. Видимо, судьба решила наградить меня горькими пилюлями, чтобы не думала, что жизнь это сладкий мёд.
Я никогда так и не считала. Но ничего не поделаешь.
Скорая подъехала через десять минут. А может через час… Я не считала времени, я поняла, что всё может наладиться, только оказавшись в машине скорой вместе с Женей, продолжая держать её за руку и гладя по волосам. Врачи что-то спрашивали, и я даже отвечала им, но в памяти всё слилось в один бесконечный миг, который никак не желал заканчиваться и с каждым вдохом окрашивался во всё более мрачные тона.
Кто-то сунул мне под нос нашатырь и встряхнув головой, смогла поднять более или менее осмысленный взгляд на врача.
Это оказалась невысокая, полноватая женщина, под сорок, с крупным носом в больших круглых очках, в роговой оправе. Поправив очки на переносице, она спросила:
– У неё есть аллергия на какие-нибудь лекарства?
– Не знаю, – тихо откликнулась, чувствуя, что сознание медленно, но всё же начинает ускользать. Пережитое сказывалось на состоянии. – Вроде бы нет. Но я не знаю, правда…
– С вами всё хорошо? – обеспокоенно поинтересовалась фельдшер, схватив меня за плечо. Боль от её цепких пальцев позволила выскользнуть из темноты и даже встряхнуться.
Снова поднесла к носу вату с нашатырём. Вдохнула и покачала головой, разгоняя туман:
– Мне нужно отдохнуть. Понимаете я… Я беременна. Видимо, это слишком для меня…
– Слабость, голову кружит, так? – понимающе кивнула головой женщина и помогла мне откинуться спиной на стену кузова машины. – Прикройте глаза и дышите. Всё будет хорошо. Вы оперативно позвонили, да и ваша подруга удачно упала, судя по всему, сильных травм удалось избежать. Так что, успокойтесь.
– Спасибо, – благодарно на неё посмотрела и тут же откинулась спиной назад, старательно повторяя про себя как мантру «Вся будет хорошо. Даже если всё будет плохо, всё равно всё будет хорошо».
К больнице мы подъехали довольно быстро, не смотря на то, что следить за временем не получалось абсолютно. Мысли вихрем носились в голове, даже не думая останавливаться на чём-то конкретном.
Санитары вытащили каталку с всё ещё находившейся в бессознательном состоянии Женей из машины, фельдшер помогла выйти мне и поддерживая под руку повела в сторону входа.
Женю увезли прямо в реанимацию, меня же отвели в гинекологическое отделении клиники и сдали на руки заведующему отделением, что бы меня осмотрели. Андрей Станиславович, так представился врач, внимательно посмотрел на меня и спросил:
– Стрессовые ситуации, так?
– Да, – не вдаваясь в подробности, кивнула головой, мысленно молясь о том, что бы с Павловой всё было хорошо.
– Обмороки, слабость, тошнота? – продолжал спрашивать невысокий мужчина, лет пятидесяти, с тонкими усами над верхней губой и ласковым, добрым взглядом тёмных глаз. Взяв меня за руку, Андрей Станиславович потянул меня в сторону смотровой. – Девушка, а как вас зовут?
– Юля, – тихо ответила, даже не соображая, что у меня до этого спросили.
– Имя-то какое красиво, Юлия. Чисто римское, – улыбнулся Андрей Станиславович и снова спросил. – Так что? Слабость, обмороки, тошнота есть?
– Сейчас почему-то чаще стали, – наконец смогла ответить на его вопросы и даже понять, что меня завели в кабинет и тянут к кушетке, рядом с которым виднелся аппарат УЗИ. – А…
– Сейчас проверим состояние плода, потом сдадите на анализ кровь, выпьете успокоительное и дождётесь результатов, вместе с моим заключением, – мужчина уложил меня на кушетку и закатал низ блузки, открывая живот. – Вы здесь одна или пришли с кем-то?
– Меня на скорой привезли, с подругой, – устало вздохнув, прикрыла глаза. – Её машина сбила. Я рядом была…
– Всё будет хорошо, Юленька, обязательно будет, – кивнул головой Андрей Станиславович и стал внимательно разглядывать картинку на мониторе. – Так… Плод нормальный, развитие соответствует сроку… Два месяца, так?
– Да.
– Хорошо. Что ж, по показаниям УЗИ с плодом всё в порядке, – врач отключил аппарат и стёр салфеткой специальный крем с моего живота. – Вставайте, только осторожно, не делайте резких движений, моя хорошая. Не надо этого. Сейчас я выпишу вам направление на анализ, и пойдёте в пятнадцатый кабинет, на этом же этаже. Сдадите кровь и вернётесь сюда же. Я провожу вас в свободную палату, где сможете отдохнуть, полежать немного. Вам это сейчас необходимо… И если хотите, я попрошу медсестру сообщить вам, как только будут новости о вашей подруге. Только скажите её имя и фамилию. Документы, надеюсь, при ней были?
За время этой речи, Андрей Станиславович добрался до своего стола и уже начал записывать что-то на чистом листе карточки. На меня он не смотрел, но всё же нет-нет, но бросал взгляды в мою сторону.
Я же сев, одёрнула блузку и как-то облегчённо вздохнула. Понимание, то на какое-то время я оказалась в безопасности, значительно улучшило настроение и собственное душевное состояние.
– Павлова Евгения Михайловна, – чуть улыбаясь, ответила, подойдя к врачу и встав рядом с ним, правда, не стараясь заглянуть через плечо, что бы увидеть, что он там пишет. – Это мой подруга. И… Спасибо. Мне действительно нужно отдохнуть… Хоть немного.
– По вам это видно, моя дорогая, – улыбнулся врач и протянул мне бумажку. – Идите, сдавайте анализ.
– Пятнадцатый кабинет? – уточнила, уже взявшись за ручку двери.
– Пятнадцатый, – кивнул головой мужчина, после чего вернулся к своим бумажкам.
Выйдя из кабинета, смогла наконец-то разглядеть окружающую обстановку. В тот момент, когда меня фельдшер сдавала на руки заведующему отделением, мой разум был не в состоянии отслеживать то, что видели глаза, так что внешнее и внутреннее убранство клиники прошло как-то мимо меня. Зато сейчас была возможность оценить то, что здесь было.
Светлый широкий коридор, высокие потолки и лампы дневного света. Мягкие кушетки для посетителей, информационные плакаты на стенах, цветы на подставках. Персонал, снующий туда-сюда, приветливо улыбался. Или смотрел равнодушно. Впрочем, учитывая специфику отечественной медицины, как-то не сильно удивляюсь такому поведению медсестёр.
Да и плевать на них, если честно.
Без труда найдя нужную дверь, вошла и сдала все необходимые анализы. Снова накатила тошнота, хотя на кровь у меня такой реакции не было даже в детстве. Лаборантки тут же сунули под нос нашатырь и велели дышать глубоко и размеренно. Последовав их совету, смогла почувствовать себя более или менее сносно. Во всяком случае, смогла встать и вернуться в кабинет Андрея Станиславовича.
Посмотрев на мой бледный вид, врач недовольно цокнул языком и проводил меня до одноместной палаты. Проследив, что бы я вытянулась на кровати, предупредил о том, что вставать, вскакивать или делать что-то ещё – не рекомендуется, после чего вышел.
Напоследок уточнил – медсёстрам дано разрешение сказать мне о том, в каком состоянии находиться Павлова Евгения, поступившая в реанимацию.
Облегчённо вздохнув, взяла сумку и вытащила из неё телефон. Пропущенным вызовом был звонок от Волкова, но набирать его не видела никакого смысла, поэтому найдя нужный сейчас контакт, стала ждать ответа.
Трубку взяли спустя минуту.
– Слушаю, – голос Кожевникова звучал собранно и жёстко.
Возможно, он был сейчас на работе, а может просто не в духе, но выяснить это не стала, просто ответила:
– Женю сбила машина. Сомневаюсь, что она успела наследить в бизнесе, что бы кто-то пытался её задавить. Так же не думаю, что это случайность. Жень, мне кажется, что её намеренно пытались убить или покалечить.
– Номер машины запомнила? – спокойно поинтересовался Евгений. Никакой дрожи, криков, воплей или ещё чего, что можно было бы ждать от человека, которому небезразлична судьба Павловой.
Только это ничего не значит, на самом-то деле.
– Нет. Только марку. Чёрная ауди и с глухой тонировкой, – устало вздохнула. – С ней должно быть всё в порядке… Я в это верю, во всяком случае.
– Мне приехать? – его голос слегка смягчился, в нём можно было бы при желании услышать участие и заботу.
– Нет, не стоит. Сейчас не лучшее время. Я позвоню, когда сможешь к ней подступиться. Сейчас она переживает не только за себя, но и за меня. так что…
– Понятно. В Раю наступили критические дни? – усмехнулся Евгений и тут же добавил. – Не в обиду. Просто нервничаю.
– Не страшно, – слабо улыбнулась. – Я понимаю. Ну всё, до связи. Я позвоню, как что-то известно станет.
– Берегите себя, – ответил Кожевников и отключился.
С минуту смотрела на погасший экран монитора, но снова включать его не стала, положив рядом с собой и повернувшись набок. Подтянув ноги к подбородку, обхватила их руками, закрыв глаза.
В такой позе и задремала, продолжая читать про себя молитву. Простую, незамысловатую, которую наверняка знает большинство людей, начинавшуюся со слов «Отче наш…». Но так становилось легче, пусть и ненамного.
Разбудили меня лёгкие прикосновения к плечу. Сразу же открыла глаза, испуганно глядя на склонившуюся надо мной медсестру.
– Вашу подругу перевели в палату реанимации, – тихо ответила на мой вопросительный взгляд молодая девушка в белом халате. – Она ещё не пришла в себя.
– Что с ней? Что-то серьёзное?
– Перелом ноги, ушиб рёбер, сотрясение мозга, рваная рана на затылке, – девушка перечислила повреждения и улыбнулась. – Она легко отделалась. Врачи сказали, в рубашке родилась.
