Текст книги "Тень на обороте"

Автор книги: Юлия Сергачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

– Скажите, Эввар, а за что вас ко мне в компанию?

Он еще пару раз нарочито старательно провел ладонью по обложке папки. То, что ему неприятно, скрывать молодой маг не умел. Как и уходить от ответа на прямой вопрос.

– Я сам попросил разрешения, – помедлив, признался Эввар.

Вот тут он меня удивил. Я даже забыл мелкие щепки из-под ногтей выковыривать. Мне ли не помнить, как его трясло еще несколько часов назад. А при первой нашей встрече он побледнел, словно творог. И если поначалу я еще мог списать это все на Эвварову мнительность, то познакомившись поближе, понял, что он напротив слишком много читал про Оборотней.

– Зачем?

– Для меня это… – маг сглотнул. – Это важно.

Что-то он темнит.

– Чем важно?

– Я пишу… – Эввар явно взял себя в руки и даже попытался взбодриться, сворачивая в излюбленном направлении. – Это будет работа по природе магии. В основном историографическая. Я попробую систематизировать успехи тех, кто работал над этим вопросом… Я очень дотошный, – явно процитировал он кого-то, нарочито гримасничая. – Мне удалось собрать много материала, но считается, что пропавший маг Кассий продвинулся дальше всех в изучении магических искусств как Высших, так и Оборотных.

– Да я и имени раньше такого не слышал… – Что впрочем, говорит, не в мою пользу.

– Это потому, что он пропал и не успел прославиться.

– Так маг Кассий изучал природу магии?

– Говорили, что он близок к тому, чтобы познать суть даже оборотной магии.

– Сомневаюсь.

– Вот они тоже… сомневаются, – с затаенной горечью согласился Эввар.

Можно представить, что это за «они».

– А вы сами?

– Я знаю только, что он писал большой труд. Только его заметки сгинули вместе с ним. Хотя, наверное, они должны были хотя бы частично уцелеть, ведь не таскал же он кипу рукописей с собой по островам?

Я задумчиво покосился на Эвварову папку, которая тоже выглядела весьма упитанной и весила, наверное, немало, но разлучить ее с владельцем пока не удавалось.

«…Альвен Эввар занят поисками мага по имени Кассий, – поведал голос из прошедшего дня. – Кассий отправился на мертвые острова, но так и не вернулся. Много лет мы были вынуждены считать его пропавшим без вести. Дальние острова доступны только для владеющих оборотной магией, но для действующего Оборотня у Ковена всегда находились множество более важных заданий. К тому же до вас Оборотни не обладали достаточной волей, чтобы посылать их в свободный поиск. – (Каким, однако, корректным эвфемизмом можно заменить грубое «лоботомия»!) – Однако теперь, с вашей помощью, можно попытаться найти Кассия. Если вы станете проводником для Эввара…»

Конечно, стану. Кто бы сомневался. У меня-то свободной воли – хоть отбавляй.

– Перевалочным пунктом для Кассия служила башня в замке барона Бороуса, но там так ничего и не нашли, – продолжал между тем Эввар.

– Значит, маг проживал в башне? – заинтересовался я. – Барон всех гостей сажает туда?

– По слухам, раньше, еще во времена Переменной войны, в этой башне жил сам Иан Багий, – сообщил Эввар так, словно это что-то объясняло. Взглянул на меня с вполне законным сомнением и будто невзначай пояснил: – Автор книги «О низменности высшего». Исследование на тему…

– Из названия понятно. А что с ним случилось? – я заподозрил нехорошее. И не ошибся.

– Он тоже исчез.

– Занятная башня. Прекрасный способ избавления от беспокойных гостей.

– Ну, они же не в башне пропали, – растерянно возразил сбитый с толку Эввар.

Я отвернулся, обрывая беседу. Неловко потоптавшись, молодой маг отошел. Проплывающий мимо Плоскодонец лениво демонстрировал обрывистые бока, украшенные поверху фестонами клочковатой растительности. Надвигающийся Старокоронный занимал весь обзор на юге.

* * *

Так, значит, это у вас такая традиция – селить подозрительных гостей в одиночной башне…

Густой, словно сбитый в плотную массу, мрак колыхался и беззвучно наплывал на нижнюю уцелевшую ступеньку, оставляя причудливые, жирные разводы теней. Пахло мерзлым камнем, известкой, гнилью. Совсем чуть-чуть гарью.

Я прислушался. Потом прислушался. Ничего особенного – темнота внизу полна всевозможных, но простых звуков: шелест, легкий стук, поскрипывание. Основание башни жаловалось на свою тяжкую участь. Ни малейшего следа магии.

Привязав светильник с огненным маслом к веревке, я, улегшись на живот, стал спускать фонарь. Он закачался, гоняя туда-сюда блеклое светлое пятно по камням. Тьма чуть отпрянула, но тут же обволокла светильник. Словно кулак стиснула. Масло плеснулось через край. Светящаяся жидкость уступчато потекла вниз, огибая рассыпанные обломки и вырисовывая очертания продолжавшейся внизу лестницы. Любопытно… А ведь не хватает всего лишь одного витка…

Кр-ра-ак… Шшурх-х… Проклятье!

Падение вышло коротким, а приземление весьма жестким… Отвалившийся фрагмент лестницы рассыпался подо мной в щебень. Ошеломленный, я несколько секунд протирал запорошенные глаза и давился кашлем… Опомнившись, поднялся и сконфуженно отряхнулся. Вот ведь не повезло! Хорошо хоть фонарь не разбился. И что теперь?

С косо изломанной лестничной кромки вверху все еще сыпалась крошка… Не так, чтобы высоко, но обратно не допрыгнуть.

Шок от падения прошел, руки-ноги целы, а особо нервничать незачем – кто-нибудь за мной непременно явится. Не сидеть же попусту? Лучше поискать внизу способ избежать позора и выбраться самостоятельно.

Один виток… Три… Семь… Хм-м… Похоже, когда-то здесь и впрямь обитали. Два этажа в основании башни были жилыми. Лестница плавно втекла в навсегда отворенный дубовый люк.

Протертые от пыли друзы отражателей, развешанные по стенкам, набравшись света от принесенного фонаря, вскоре и сами замерцали.

Я отряхнул ладони и уныло огляделся. Нехорошо здесь как-то. Наверное, тени здесь больно сытые, и оттого создается впечатление, что находишься в плотно заставленной вещами комнате… Но ведь здесь и мебели-то всей: стол, да полка с негодными книгами. Или у меня клаустрофобия и стены давят?

Машинально проведя пальцем по вычеканенной на днище чайника руне «огнедела», я активировал ее и почувствовал, как железный сосуд стал медленно разогреваться. Осталось налить воды и выпить чаю… Я снял с полки книгу – фолиант отсырел и слипся. Соседняя книга охотно раскрылась, но на пустых, в размывах, листах не было никаких записей. Зато за ней на полке обнаружился закатившийся пыльный шарик миниатюрного «ока». От тепла ладоней оно слабо замерцало, демонстрируя мутные кляксы вместо изображения… Слишком долго лежало, почти не годно теперь ни к чему.

Вот и все сокровища.

– О-о-о! У-у-у… Хг-х-х… Ы-ы.. А-А-А!!!

Накатившее буквально со всех сторон потустороннее завывание оглушило, вынудив присесть от неожиданности и шарахнуться, ища укрытие под столом. Через пару секунд я раздосадовано выпрямился. Чего пугаться? Это же сверху, с лестницы кто-то вопит. А причудливое эхо, воображение и нечистая совесть добавляют драматизма.

Кстати! Я воодушевленно покачал стол, примериваясь. А ведь его вполне можно доволочь наверх и использовать в качестве подставки…

– Го-о-осподин Ю-у-уг-х! Вы-ы та-ам?

Сунув в карман скудную добычу в виде почти сдохшего «ока», повесив на шею фонарь на веревке и, с кряхтением взвалив на спину стол, я покинул несостоявшуюся пещеру чудес.

– Ю-у-уг! – продолжали надрываться, пока я поднимался по ступенькам, наливаясь раздражением.

Проклятый стол лавировал в извивах лестницы с грацией пьяной черепахи. Голос сверху постепенно утрачивал зловещие и потусторонние оттенки. Принадлежал он несомненно Эввару. Вот ведь принесло идиота в неурочный час.

– Что?! – злобно рявкнул я в сердцах. Уже различался плеск огней наверху и вырисовывались очертания человека, навалившегося на кромку разлома.

– …так долго не откликались, что я начал беспокоиться, – обрадовано зачастило в ответ.

Стол не вписался в очередной поворот, поддав деревянным ребром мне по затылку. Я сдавленно, но с чувством ругнулся.

– Ой, что это у вас… – изумились сверху. – Вам нужна помощь?

– А похоже, что нужна? – холодно осведомился я, ссаживая треклятую мебель под проломом и примериваясь, как стану взбираться. Под взглядом непрошеного наблюдателя трудно сохранить непринужденность. Да и три уцелевшие ноги стола внушают сомнения.

– Я подумал, что…

– Эввар, держитесь подальше от края, – перебил я. – Ступени ветхие.

Кажется, он обиделся, хотя ничего особенного я в виду не имел. Замолк, засопел и проворно отодвинулся. Теперь я различал только его громадную тень на стене. Наверное, как все упитанные люди он близко к сердцу принимал любые упоминания о весе.

Я утвердил древесную развалину на ступенях, пошатал, проверяя, и вскарабкался на пыльную столешницу. Стол надсадно застонал, осел и подломил старческие конечности как раз в тот момент, когда я оттолкнулся и прыгнул. Уцепившись за кромку, я повис, болтая ногами. Выползать пришлось по-крабьи – на животе, взмокнув, запыхавшись, и чувствуя себя на редкость глупо.

Эввар выжидающе молчал, ссутулившись на ступенях чуть выше. Я с преувеличенным вниманием приводил в порядок свой гардероб, а когда все же поднял глаза, то первым делом узрел складную лесенку, что лежала рядом с магом.

– Я хотел предложить лестницу, – проговорил Эввар, часто помаргивая из-под челки. – Но вы сказали, что помощь вам не нужна.

Ну, а я уж было подумал, что ниже падать некуда…

– Что вы здесь делаете? – угрюмо осведомился я.

– Я не слишком быстро соображаю, – Эввар своими признаниями попросту обезоруживал, не давая повода затеять ссору. – Поэтому не сразу догадался, что вы наверняка заинтересуетесь тем, что я рассказал о башне. Ну, раз вы тут живете, то вам… Я бы и сам поступил так же, если бы… – Наверное, у меня что-то изменилось в лице, потому что Эввар смутился. – То есть, я не хотел сказать, что вы…

– Тогда говорите толком, что вы сказать хотите, – все сильнее поддаваясь раздражению, сварливо перебил я. – Например то, что ваши наблюдатели в комнатах наверху доложили, что я исчез из поля зрения.

– В башне нет наблюдателей, – растерянно возразил Эввар, поднимаясь на ноги. Он стоял выше по лестнице и теперь смотрел сверху вниз. Это действовало на нервы.

– Ну, конечно.

– На башню наложено заклятие «от чужого взора» еще при постройке. Оно в камни ввязано. Чтобы шпионов отваживать.

Я испытующе уставился на собеседника. То ли он слишком уж простодушен до идиотизма, то ли обладает незаурядным актерским талантом.

– Тогда чем обязан?

– Я хотел предупредить, что там внизу уже давно ничего нет. Специально приезжали маги из Ковена на «зачистку». Ценные вещи забрали в город… – собеседник сокрушенно развел руками и виновато добавил: – Но на всякий случай я принес лестницу. Только поздно.

– Господин Эввар, – неприятным даже самому себе тоном произнес я, – позвольте вам напомнить, что пока я нахожусь здесь, эта башня является моим домом. И хотя вам, несомненно, предоставлено право вламываться сюда в любое время без стука, я бы настоятельно рекомендовал не злоупотреблять им по пустякам…

И, обогнув отпрянувшего Эввара с его лестницей, я зашагал наверх, задрав нос и стараясь не слишком громко скрипеть зубами.

Молодец! Просто блестящий отпор тому, кто всего лишь пытался помочь… А теперь попробуй то же самое, но по отношению не к безобидному Эввару, а к смертоносному Ставору.

* * *

…Над отведенными мне апартаментами есть еще один этаж. Крытая площадка предназначена для удобного расположения стрелков, как обычных, так и магических. Под высоким, остроконечным сводом на покалеченной треноге дремлет, повесив длинный нос, подзорная труба в помятом медном панцире.

Отсюда можно разглядеть окрестности. На западе – темный край Плоскодонца. А на востоке, соединяясь с владениями барона длинным мостом, находится остров Пестрых рек. Озеро внизу неподвижно. Кажется, даже воздух над ним стынет, становится ломким и подергивается морозными узорами.

Я прищурился. В глазах слегка двоится, если долго смотреть на поверхность воды. То ли усилиями магов, то ли от природы, но оно зачаровано на разрушение любых чар. Наверное, в его ледяной бездне спит немало драконов, самоуверенно пытавшихся подлететь к башне со стороны озерной глади…

На замок глазеть неприятно, лучше полюбуюсь на остров.

«…на Черноскале вы вольны перемещаться свободно на достаточно большое расстояние, – маг Ставор, наконец, чуть склонил голову и приподнял уголки губ в легком намеке на улыбку. Надо думать, выражал дружелюбие в меру возможностей своей древесной мимики. – Не сочтите оскорблением, что здесь мы вынудим вас ограничиться территорией острова Старокоронного. Думаю, так будет спокойнее для всех…»

Что ж, случалось поводок укорачивали и жестче.

Старокоронный погружался в ночь, медленно заплывая тенями. Тени набухали в расщелинах, в складках скал, меняя цвет с лиловых на густо-серые. В поселке подле замка зажигались теплые огоньки.

«…так будет спокойнее для всех…»

Надо думать, что обитателям этих домишек, оставленных на откуп Оборотню и кровникам, можно не беспокоиться.

Замок барона тоже обрызган светляками, но немного, словно долетели и тлеют случайные искры из поселка у его подножия. Изредка искорки начинают двигаться от замка вниз, или от поселка – вверх, следуя изгибам уже неразличимой в сумерках дороги.

Почтенная подзорная труба по-стариковски протестующе заскрипела, когда я потревожил ее покой. Каждая линза по краю помечена рунами «десятикрата». Я прильнул к холодному окуляру и присвистнул удовлетворенно: поселок прыгнул навстречу, щедро разворачивая плотно улицы, как купец в лавке – отрез лучшей ткани. Видно даже, как полосатая, рыжая кошка сосредоточено терзает рыбью голову на крыше сарайчика.

По улице девчонка гонит домой козу. Полная хозяйка, слегка косолапя, несет корзину, укрытую платком. Перешептывается через забор парочка юнцов. Шагает, горбясь, неказистый мужичок и вдруг распрямляется, раскрывает руки, а ему навстречу высыпает из-за забора целый выводок смеющихся детей, повисают на шее и плечах, нетерпеливо подпрыгивают вокруг.

Я отвел глаза… Близкий поселок вновь стал смутным темным пятном далеко внизу, обсыпанным безликими огнями.

Что, Оборотень? Затосковал? Мечтаешь, чтобы и тебя кто-то встретил так же радостно? Захотелось, домашнего тепла и горячих пирожков?

Вот от пирожков не отказался бы…

Домой хочу, – с неожиданной даже для себя острой мукой подумал я. К бесам, домашний уют, пусть будет неустроенность Черноскала. Просто хочу покоя и тишины. И компанию нетребовательного Аргры…

Скрипнув, развернулась подзорная труба, сместив запыленное око на замок… Ух ты, а ведь это же Илга! По дороге к поселку спускалась одинокая фигурка. Я бы не узнал Илгу в длинном платье, если бы она как раз не развернулась, чтобы махнуть кому-то, оставшемуся за поворотом. Ветер встрепал светлые волосы, дернул некрасивое платье за подол, очерчивая уверенный изгиб тела и сразу стало видно, что под балахонистой одеждой спрятана все та же грациозная повелительница стохвостов.

Затуманенный глаз трубы следил, как девушка сворачивает на неприметную тропу, огибающую поселок по задворкам, как скрывается за дверью темной развалюхи на окраине селения. Затем внутри зажигается свет и окошко домика наливается желтым.

Так вот, значит, где ты теперь обитаешь… Почему?

«…Прежде, когда Оборотней хватало – гибель каждого из них приносила мало пользы обычным людям. Ну, там рана зажила, зуб перестал ныть… Чем больше истребляли Оборотней, тем сильнее возрастало благотворное действие их крови. Если раньше на одного мертвого Оборотня приходился один излеченный человек, так потом на одного Оборотня приходилось десять человек, потом сотни, тысячи… Теперь, когда Оборотень остался один – его смерть, скорее всего, способна исцелить всех людей разом…»

Из трактата «О пользе вреда».

Не рекомендовано к печати Императорской Академией Высших наук.

Глава 5.

Голем в замке барона был потрепанный и явно переживший немало схваток с самим бароном в прежние времена, но с тех пор забытый. Поначалу с него сходила чешуя ржавчины и сыпалась пыль, а суставы (один стянут рыжей от старости проволокой) надрывно скрежетали. А потом глиняная громадина стала перемещаться проворно и ловко.

Поворот, подсечка… Искры из глаз!

Тупой, облегченный меч позорно, плашмя прошелся по моему затылку. Так, лишь слегка погладил… Я несколько раз с силой зажмурился, прогоняя радужные круги. Темный болван отступил, небрежно вращая кистью. То есть, это только кажется, что небрежно… Я затосковал, понимая, что не проскользну. А синяков на мне и так порядочно.

Может, вот так попробо… Ох! Не надо так пробовать! Я и в лучшие времена не самый хороший боец, а уж теперь, когда вышел из формы, вообще ни на что не гожусь.

Керамический панцирь голема чуть ниже условного ребра иссечен царапинами. Видимо, там самое уязвимое место и туда целились более удачливые соперники болвана. Так что попытаемся сделать ложный выпад. Тут быстро, а тут скользящий удар… Скрежет меча и брызги песка! Ага!

Голем одобрительно кивает. Каждую удачу противника он воспринимает, как свою победу. Простодушный бедолага не подозревает о подсказке на собственном теле. Мне становится неловко.

– Эта рухлядь давно требует обновления, – послышался знакомый голос, сегодня на редкость безмятежный.

От ворот ступал пружинисто, как хищник на охоте, Малич. Непроницаемое лицо его ожило, но как-то неприятно – так могла бы изображать дружелюбие маска трагика. Через противоестественное усилие.

– Вы позволите? – блондин взял запасной клинок.

– Окажите любезность, – ответил я, как можно безразличнее.

Что еще за новости?

В руках вышколенного бойца Малича даже тупой тренировочный меч – оружие посильнее моего собственного боевого клинка. А владеет он им всяко лучше меня. А может, предложить ему партию в перевертыши? Душу отведет, и не убьет никого…

Отвесив друг другу церемониальные поклоны, мы разошлись на отмеченные позиции. Голем встал поодаль, приняв на себя роль судьи. Смертоубийства он не допустит. Во всяком случае, попытается не допустить.

Удар… Подсечка… Быстрый поворот… Солнце бьет в лицо, я пропускаю очередной финт… От боли я готов завыть, но на ногах удержался.

Неестественно белое лицо Малича прямо напротив, а глаза у него сияют лютым, неудержимым гневом. Я никогда не верил выражению «глаза горят». Но эти горели.

– Я смотрю, – задыхаясь, выговорил я, – у вас большой опыт по части… причинения вреда ближним своим.

– Ну что вы! – Малич сцедил учтивость в ответ, словно змея – яд. – Куда мне до потомственного Юга!

Лязгнули незримые клинки. Посыпались невидимые искры.

– Не уверен насчет всех Югов, – я вел острием меча, пытаясь найти в его защите слабину. – Не было возможности пообщаться ни с кем из родственников. Все, знаете ли, умерли. Тоже ближние постарались.

Малич даже бровью не повел, небрежно отбив мой клинок еще до того, как я завершил задуманное. Тускло сверкнуло кольцо на его правой руке, будто соринку в глаз подбросило. Я невольно сморгнул.

– Могу лишь сожалеть, что они не довели свое намерение до конца, – блондин воспользовался мгновенной заминкой.

Я скрипнул зубами, то ли от боли, вызванной ударом тупого клинка, то ли от пробудившейся привычной злости.

– По-вашему, – мой меч заскользил по новой траектории, выцеливая нужную точку, – в мире без… э-э… Югов, никто бы не погибал из-за несчастного случая? – На этот раз выпад оказался удачным, Малич вздрогнул, принимая удар. Вскинулся, взгляд остекленел от ярости:

– В том мире несчастье не звалось бы Оборотнем!

– Я не виноват, что она погибла.

– Она погибла, потому что рядом был ты!

Прорвалось! На месте Малича словно взвился песчаный вихрь, бешено вращающий клинком. От ужаса перед этим неудержимым поступательным движением я сам ускоряюсь так, как и не ждал от себя. Несколько мгновений слышно только прерывистое дыхание, звон металла и скрип гальки под подошвами.

Быстрый удар слева… Обманный уход… Просверк солнца на кромке лезвия… Снова удар… Поворот корпуса с уклоном… Встречный удар перехватывает клинок, боль откатывает в кисть, немеет рука…

Миг – и наши лица оказались друг напротив друга. В створе скрещенных мечей. Я мог различить даже то, что в голубых глазах Малича есть серые и желтые точки, а на его правом указательном пальце колышутся волоски вокруг серебряного черненого кольца с грубой насечкой.

А в следующий миг, я оказываюсь на земле. И чужой клинок царапает шею.

– Уже лучше, – как ни в чем ни бывало, прокомментировал Малич. Его меч, описав медленную дугу, скрывается из поля моего зрения. Под подбородком прохладный след прикоснувшейся стали тупо ноет, словно там и впрямь открылась рана. – Есть несколько ошибок, которые вы регулярно совершаете, но их можно исправить… Видимо, только угроза жизни способна заставить вас действовать более-менее эффективно.

– А мой жизни что-то угрожало? – сипло осведомился я, поднимаясь на ноги.

– Вам ничего не угрожает, пока я рядом, – Малич внезапно перешел на основной язык.

Вот неожиданность! Я замешкался, машинально выуживая второй слой: «не отвлекайтесь на посторонние угрозы, потому что я и есть настоящая угроза для вас…»

Пот и пыль щипали глаза, заставляя щуриться. Зато Малич смотрел прямо, кажется он даже не запыхался особенно. Только в распахнувшемся вороте рубахи блестела потная кожа.

Я усмехнулся криво:

– Да вы оказывается знаток древних наречий.

– Язык противника полезно знать.

Противника – в смысле «врага» или в значении «стоящего напротив»? Впрочем, выражение физиономии Малича вполне ясно толкует двусмысленность. Странно, а ведь мне казалось, что до крушения самолета он умеренно безразлично относился ко мне. И, тем не менее, занимался мертвым языком…

– Мне поручились стеречь вас. Я постараюсь сделать это как можно лучше.

Стеречь – означает охранять от покушения извне или от попытки сбежать. А еще это значит «смотреть неотрывно, наблюдать». Может, это и еще что-то значит. Я мельком пожалел, что так поверхностно знаком с основным языком. Перед противником неловко. Не удается по достоинству оценить всю многозначительность беседы. Но уж угрозу легко распознать!..

Я снова усмехнулся и с удовольствием пожелал:

– Удачи!

Все-таки это занятный язык. На нем даже простое пожелание можно истолковать, как вызов: «попробуй!»

– Достаточно. – Лицо Малича снова взялось льдом. Обманчивым, готовым проломиться в любой момент, выплеснуть черную ненависть, как парящую воду в крепкий мороз.

И, возвратив меч голему, Малич пружинисто зашагал к выходу, не оборачиваясь.

– Очень хорошо, – внезапно слышится сипящий голос обычно несокрушимо молчаливого голема. Болван смотрит не на уходящего Малича, а на меня. – Гораздо лучше, чем раньше!

Я мигнул, соображая. Совершил целую серию ненужных движений, отряхиваясь, потирая синяки, подбирая оброненный меч, лишь бы не смотреть вокруг. Не знаю, чего добивался Малич, но то, что сражаясь с ним, я явно превзошел собственный уровень – это заметил не только голем, но и я сам.

* * *

Который это по счету остров?..

Не нравится мне здесь. Ничем не могу объяснить, но не нравится. Вроде бы ничего особенного: деревья, кустарники, скалы поодаль, давно растворившаяся в траве дорога. Небо над головой ясное, воздух по-осеннему пронизывающе прозрачен… Вот только живности нет никакой. И тянет падалью. А еще чудится чужой взгляд – тоскливый, сосущий. Ниоткуда.

– Здесь люди пропадают. И простецы, и маги. Одно время народ валом валил, надеясь разжиться сокровищами Оборотней, да только когда исчезать кладоискатели стали, желающих поубавилось… Ковен приглашал для консультации даже некромантов. Некроманты высадились на побережье, принюхались, дальше не пошли. Но заверили, что на острове нет ни живых, ни мертвых.

– Вы не могли бы оставить меня одного? – произнес я, обращаясь неопределенно в сторону.

За спиной возникло сдвоенное замешательство.

– Это против правил, – твердо произнес Малич. – Мы должны идти с вами.

– Сдохнете, – скучно пообещал я.

– Мы пройдем вдоль берега, – как никогда решительно вмешался Эввар. – Там какие-то пещеры…

Как ни странно, но Малич покоряется, хотя даже его удаляющая поступь выражает неудовольствие. Но скорее по традиции. Все-таки он прекрасно понимает, что с острова мне деваться некуда, поводок пристегнут, а угрожать здесь Оборотню ничего не может. Потому что эта земля помнила хозяев.

«…когда-то все Жемчужное ожерелье принадлежало кланам Оборотней. И город Пестрых рек выстроили они. Они не боялись мертвой зоны…»

А вот я боюсь. Здесь, на дальних северных островах, как нигде ощущается ее тяжкое дыхание. Словно идешь по самому краю бездны.

Я свернул поближе к кромке леса. Лес здесь знатный – густой, сытый, давно предоставленный сам себе. Не живой, но самоуверенный. Через равные промежутки маячат древостражи – давно высохшие, скрючившие черные ветки-руки.

«…это сторожевой остров. Сейчас почти все они ушли под воду и корабли даже над затонувшими островами пройти не могут. Когда Оборотней оттеснили на окраину архипелага, они еще долго держали оборону. Пепельными острова стали зваться именно в те времена…»

А люди продолжают исчезать до сих пор.

Я прищурился, внимательнее оглядываясь. Ага, вот они… Бороздки засохшей почвы, изогнутые в мерзкой ухмылке. Ловчие рты. Закрыты навечно, с тех пор как сгинули создавшие их чародеи. Слишком старые ловушки. Их тут сотни, но практически все давно не действуют.

Запрокинув голову, я полюбовался мирным плеском листвы над головой. Сделал шаг и застыл на одной ноге, облившись холодным потом. Из теплого осеннего дня меня будто окунули в лютую морозную полночь – обжигающая стужа, ослепляющая темнота. Амулет на шее дернулся и мгновенно раскалился…

Медленно опустив взгляд, я обнаружил, что стою на скрещении теней от веток. Теней – четких, графитовых, – было много, но те, на которые я неосторожно наступил, были неприятно блеклыми. Ветер шевельнул ветки. Тени сместились, рождая новую ловушку… Я аккуратно попятился, озираясь. Траву, дорогу, камни пересекали легкие, смертоносные росчерки. Не заметишь, если не знаешь.

А потом я, наконец, обнаружил и людей…

В себя пришел через несколько минут. Посидел, привалившись к замшелой спине валуна, отползя подальше от того места, где мой желудок попытался вывернуться на изнанку, кое-как поднялся на ноги и побрел к побережью.

Слева берег дыбился скалами, зев темной пещеры удалось обнаружить не сразу.

– …не понимаю, – произнес приглушенный голос Эввара, раздробленный о множество каменных плоскостей, – ведь установлено, что виной падения самолета был вовсе не он.

– Это неважно, – отозвался Малич. – Он источник любых несчастий. Все, кто находится рядом с ним – рискуют своей головой. Не забывайте об этом, Эввар. Он и есть беда. Понимаете?

– Вы тоже верите, что с гибелью последнего Оборотня, мир изменится к лучшему?

– Я убежден, что он – причина слишком многих бед.

Они умолкли, как только я показался в косо срезанном проеме, ведущем в обширную гранитную полость. Внутри было светло и достаточно сухо. Сводчатый потолок оброс мелкими, каменными сосульками, посаженными густо, как ворс. Справа, у стены чернел след старого кострища.

– Райтмир! – слишком бурно обрадовался захваченный врасплох Эввар, шатко ступая навстречу по вороху мелких рыбьих костей. – Мы как раз думали идти вас разыскивать. У нас хорошие новости! Мы обнаружили следы мага Кассия! – Он потряс завернутыми в потрескавшуюся кожу свитками.

Малич наблюдал издали, сквозь недобрый прищур, как через прицел.

– Рад за вас. А я нашел людей. Только это плохие новости.

Второй раз заходить беспечно далеко я не решился, хотя уже знал, что на меня местные западни не действуют. Так только, неприятно предупреждают…

– Я ничего не вижу, – виновато сознался Эввар, после долгой паузы, в течение которой он со старанием прилежного школяра на уроке ботаники рассматривал указанное дерево.

Я выбрал первое попавшееся, просто ткнув пальцем. Их было так много, что промахнуться невозможно. Но, может, все-таки… Я обернулся и сразу же отвел глаза. Ольха качала ветвями. Листья, узкие, подбитые серебрянкой, трепетали, играя мозаикой теней, из которых складывался и тут же рассыпался силуэт человека. Там, где должны быть глаза, тени то сгущались, то светлели, и казалось, что человек моргает.

– Тогда лучше здесь, – я показал Эввару скопище иссеченных царапинами валунов неподалеку. Тени на глыбах прыгали не так активно, и через некоторое время потрясенный Эввар выдохнул:

– Это женщина!

Нет, девушка, мысленно поправил я, бросил косой взгляд на скорчившуюся и пытавшуюся прикрыться руками фигурку, скроенную из обрезков теней.

– Они все здесь. Все, кто когда-либо незваным приходил на этот остров, – произнес я, глядя вверх, на плывущие облака. В их очертаниях мне тоже мерещились тени.

– Они погибли?

Нет. Они живы. Все еще живы. Их вывернуло на ту сторону, а там время иное. Они пришпилены к изнанке реальности, как бабочки булавками и все еще трепыхаются, кричат, молят о помощи. Они смотрят оттуда. И хорошо, что никому, кроме меня не видно, ЧТО они представляют собой там, на обороте…

Взгляд Эввара, будто привязанный, все возвращался к жуткому камню. Сострадательно искаженная физиономия, вдруг посветлела:

– А можно что-нибудь сделать?

Ушам не верю! Совсем наивная надежда на всемогущество в словах, обращенных не к добродушному Праздничному деду, а к бессердечному Оборотню.

– Можно. На такое количество жертв понадобится не один десяток полноценных Оборотней в здравом рассудке. Готовы рискнуть?

– А… – он осекся. Поджал губы, помрачнев.

– Идемте, Эввар. Этот остров не годится для заселения. От него лучше держаться подальше. Если ваш Кассий попал в западню здесь, вы не сможете найти его.

Расстроенный Эввар отвел, наконец, глаза от завораживающей игры теней, некоторое время, сопя и вздыхая, плелся следом. И лишь на побережье, поначалу негромко, но, постепенно воодушевляясь, затараторил:

– Нет, судя по всему, Кассий тут не задержался. Его, наверное, захватила непогода, и он переждал ее в пещерах. Мы нашли его вещи и заметки. Тут записка… – Эввар разворошил сальные листки бумаги в свитке из бурой кожи, и прочитал: – «Оставляю это на случай, если не вернусь. Я планирую навестить острова Оборотней, сознаю риск и беру ответственность на себя. Прошу не искать мое…» – Эввар закашлялся и поспешно добавил: – А вот тут он пишет и об этом острове. Вот, обратите внимание… м-м… «…тени опасны даже ночью. По земле не пройти, но можно воспользоваться «ледяным мостом»…»

– Каким еще ледяным мостом? – хмуро осведомился я. – Может, на сегодня достаточно?

Честно сказать, я даже напрягся в ожидании дежурного Маличева «не вам решать» и не услышав этого, удивленно оглянулся. Блондин стоял поодаль, вполоборота к нам, погрузившись в свои явно безрадостные думы. Впрочем, стоило мне повести головой в его сторону, как Малич немедленно встрепенулся. Вот ведь чутье…