Текст книги "Тень на обороте"

Автор книги: Юлия Сергачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

Судьба вяжет узлы на Изнанке. Слабые узлы – жизнь коротка, словно гнилые нити не держат. Крепкие – выстоять такому человеку в любых штормах.

Некоторые люди прорастают сквозь Явь, как деревья. Плетут узоры корней на Изнанке, тянутся вверх через время. Оставляют свой след на поверхности и на обороте. А есть такие, что схожи с пятном грязи на стекле. Время смахнет их – ничего не останется.

«Царапины стилом по перламутру раковины»

Рукопись барда Иорра Беглого.

Глава 7.

– Там снова… эти, – Эввар поежился, невольно пятясь.

– И пусть себе, раз далеко, – даже оборачиваться я не стал. Надоело.

Отправились мы с самого утра, не выспавшись, в компании такого же невыспавшегося сопровождения, которое хоть и не роптало в силу наведенных чар, но выглядело вялым и еще более заторможенным, чем обычно. Зато отсутствовал Малич. По словам Эввара, блондин еще восстанавливался в лечебнице.

Сам Эввар щеголял в «щите», смахивающем на радужную пленку. Зато на мне защита не держалась, соскальзывая, как намыленная, так что всю прелесть близости мертвой зоны я вкусил в полной мере. Поэтому старался не отвлекаться.

«Эти» постоянно водили хороводы вокруг нас, но пока не трогали – и то ладно…

– Дорога.

– Вижу.

– Неужели здесь жили люди?

Риторические вопросы я тоже оставлял без ответа. Спотыкаясь, перебрался через косой каменистый гребешок, которые иссекали почву вдоль и поперек, будто из земли проклевывалась гранитная чешуя.

– Я читал, что это был один из самых населенных островов до… э-э…

– Договаривай, – подбодрил я со вздохом. – До прихода Оборотней.

– Здесь даже били живые источники… – слегка смешавшись, все же закончил Эввар. – Тебе не кажется, что здешняя земля все еще тоскует по жизни?

– Оголодала? Тогда я не советую задерживаться. Кто знает, вдруг мы как раз годимся для ее обеда.

Остров оказался большим, относительно пустынным и неприятным. Как, впрочем, и все остальные острова северного края Пепельного ожерелья. И что только Эввар здесь надеется отыскать?

– Идут к нам! – голос Эввара дрогнул.

Я с неохотой оглянулся. Эввар отстал от меня и водил перед собой растопыренными пальцами. С пальцев текло прозрачное мерцание, пронизывая клубящийся воздух.

«Эти» действительно приближались, отделяясь от клочковатой дымки. Ковыляли, припадая сразу на все конечности, горбились, качали головами… А потом вдруг боязливо замерли, рассыпавшись полукругом. Уставились на нас.

– Похожи на людей, – Эввар близоруко щурился. – Хотелось бы рассмотреть поближе.

– Кто ж тебе мешает? Можешь, подойти познакомиться, а можешь рассмотреть вот этого… – я пнул носком сапога то, что лежало, скрючившись, между каменными гребешками. Взвилась пыль. – С виду такой же… м-м… безобразный.

– Где?!

Ну, этот человек не устанет меня удивлять. Казалось бы, еле ноги волочит, и вдруг такая прыть… чудо, что не угодил в очередную «дыру». Поверхность острова лопалась, как ветхая ткань. Здесь выгнивала сама плоть реальности, а образующиеся каверны быстро заплетали изнаночные клещи. И что только они здесь жрали?

– Зачем ты его… ногой? – искренне огорчился Эввар, опускаясь на колени перед гниющими останками. Кажется, он даже не заметил, как я оттащил его от ловушки.

Разочарованный клещ шевелил щупами. Разочарованный я пожал плечами:

– Все равно дохлый.

То, что поначалу смахивало на скопище загадочных заготовок из камня, песка и гнилой древесины постепенно обретало явственную форму. Эввар аккуратно сметал труху, освобождая очертания бугристого черепа, скошенных плеч, рук разной длины…

– Его будто складывали из того, что нашлось на острове.

Эввар потянулся снять колючку со лба лежащего существа, когда оно шевельнулось и повернуло сплюснутую голову. И с утробным выдохом попыталось схватить незадачливого мага за шею. Хорошо еще, что «щит» сработал и кривые цапалки соскользнули.

На этот раз я пнул тварь от души, так что брызнули черные дряхлые щепки и дробно посыпались камешки. Эввар, отряхиваясь, воздержался от высказывания о морально-этической окраске нового пинка.

Стоявшие поодаль собратья жертвы, однако, выразили бурный протест. Неритмично закачались, всплескивая конечностями. Воздух задрожал, подернулся зеленоватыми стрелками и волной потек к нам, гоня перед собой смрадный жар.

– Ух ты! – удивился Эввар, тоже поднимая руки.

Пш-ш-ш!.. С раскатистым треском ушла навстречу аборигенам белая молния.

Пара тварей обмякла, но остальные упорно брели, перебираясь через каменные гребешки. За первой выстрелила следующая молния. Потом еще… Аборигены перли, не замечая потерь. Растянулись широкой цепью готовясь окружать.

– Да что же они никак не остановятся!.. – Эввар, багровый от натуги, хрипло дышал и пошатывался, снаряжая следующий разряд. Опыта ему явно не доставало. Хороший маг устает не так быстро. – Райтмир! Вы отступайте, я их задержу.

Ага. Конечно.

Зашебуршала настырная тварь, загребая землю. Я встал на нее обеими ногами, почувствовав, как что-то хрупнуло. А потом чуть сдвинулся… Далекая мертвая зона словно прыгнула навстречу. Пахнула не жаром, но чем-то столь же томительно-смертоносным. Захотелось съежиться и зажмуриться. Пространство слева парило, растекаясь разводами. Земля виделась ненадежным кружевом, усеянным сытыми клещами.

Шипя от боли, как Эвварова молния, я размашистым жестом резанул плоть острова как раз перед ковыляющими аборигенами…

И обернулся назад.

Натужно сипел Эввар, изготовившись к новой атаке. Земля впереди оставалась такой же ровной, взъерошенной разве что воронками от молний, но чуткие аборигены замешкались, копошась возле незримой на этой стороне границы.

– Вгоняй их в землю, – также, едва переводя дыхание, посоветовал я. – Как можешь.

Он понял мгновенно. Почва закипела, мешая обломки каменных гребешков, костлявых здешних растений и песка. Твари копошились, проваливаясь в каверны. Те, что пытались выползти были увешаны гроздьями клещей… И все равно упрямо перли.

Вторая попытка заглянуть на изнанку кончилась тем, что я, корчась, повалился наземь, пытаясь унять адскую боль в груди. Взбешенный амулет жрал меня живьем. Да и бесполезно это было все – твари, что тащились к нам, не существовали на оборотной стороне.

– Держись! Я сейчас…

Я не видел, что делает Эввар, но через пару секунд воздух вдруг затвердел, расслоился на прозрачные пластинки, рассыпался стеклянным крошевом, которое маг с явной натугой толкнул в сторону наступающих монстров. Ускорившись, стекло со свистом ринулось навстречу тварям. Вонзилось. Брызнула древесная ветошь; сыпанули искрами, дробясь, камни; гнилая плоть разлетелась клочьями…

Уцелевшие аборигены проворно заковыляли прочь.

– А Ставор прав! Ты хороший маг.

Бледный до сывороточной прозрачности Эввар устало повалился рядом. Некоторое время мы молча отдыхали. Унималась боль в руках и над сердцем. Оседала пыль. Появившийся ветерок уносил вонь разлагавшейся земли.

– Наверное, они порождение самого острова, – все еще сипло дыша, но уже азартно вертя головой, предположил Эввар. – Он пытается вернуть жизнь в любом виде. Знаешь, я думаю, это интересно узнать, как именно…

– Неинтересно, – я угрюмо созерцал, как мясистый, покрытый толстыми ворсинками плющ ползет между каменными гребешками, заплетая взрытую почву.

– Что? – Эввар опешил.

– Плевать мне на остров и его порождения. Мы закончили, или останемся собирать гербарий из здешних монстров?

– О… – он виновато потер испачканную пылью переносицу. – Я не подумал… Если ты устал, то давай на сегодня закончим.

Я изумленно воззрился на него.

Лицо у Эввара было отекшее, глаза посекли красные прожилки, а на виске пульсировала вена. Кончики пальцев на руках почернели, потрескались и заметно кровоточили, словно все свои молнии Эввар швырял прямо щепотью. В последние час-другой он и ноги-то едва волочил. Но взгляд мага оставался живым и ясным, как у щенка, выскочившего на долгожданную прогулку. Вот неугомонный!

– К тому же здесь становится слишком опасно, – Эввар потер ладони друг о друга, рассеянно поморщился от боли.

– Можно подумать, раньше мы просто прогуливались.

– Мы были на островах, которыми владели твои предки. Там у тебя было преимущество. А здесь слишком близко к мертвой зоне. И я отвечаю за твою жизнь, – добавил Эввар так торжественно, что мне отчего-то расхотелось смеяться и вдруг вспомнилось, что мой спутник старше меня.

Может, он и не великий маг, но я невольно проникся к нему уважением. Отвечает за мою жизнь… Надо же. Забыл, что как раз это самое неразумное?

* * *

– …Этот остров последний на сегодня и вообще! – решительно заявил я, и Эввар безропотно кивнул.

Тут даже он признавал, что мы дошли до предела.

Дальше смысла забираться нет. Мне, Оборотню, тут не по себе, а магу-одиночке Кассию не пройти тем более.

На Эввара я старался не смотреть. Неприятно. Чудится, что он покрыт грязноватой пеной. Наведенная защита то и дело вскипает, пузырясь, и ее приходится подновлять, неуклюже «штопая» через край. Хватает едва на полчаса-час. К тому же Эввар не видит «дыр» и все время норовит наступить на них. Эдак мне скоро придется штопать собственные нервы через край. Поэтому я бросаю его, велев ждать, и ухожу дальше один.

Мертвая зона рядом. Я знаю, что граница еще достаточно далеко, но ощущение, что идти приходится по самому краешку бездны, сильно и ужасающе. Бездна дышит черным безвременьем. И все время зовет к себе.

– Как… здесь… плохо, – охрипший голос Эввара дергает меня назад, я даже на спину едва не опрокинулся.

– Я же велел тебе ждать! – с досадой огрызнулся я, пытаясь скрыть облегчение. Привкус бездны, как гарь на языке, отравлял восприятие. Мир вокруг теперь виделся подкопченым.

– Какой смысл… все затевать, – с усилием выталкивая слова сквозь потрескавшиеся губы, возразил Эввар, – если я… останусь… в стороне? – он, обмякнув, опустился наземь.

Мне вдруг померещилось, что я вижу след его голоса. В воздухе расплывались прозрачные разноцветные струйки. Впрочем, чему удивляться, если даже линия горизонта здесь плавала и казалась лохматой, как растрепанная нитка?

– Кажется, это селение…

Именно, что кажется. Здесь все – кажется.

– Это город! – воодушевленный Эввар вскочил, как будто и не он только что еле дышал. – Наверняка, это легендарный Белый Клин!

А я отшатнулся, потому что стена ближайшей постройки внезапно пошла глубокой рябью от хлестнувших ее звуков. И земля под ногами дернулась мелко и судорожно. Эввар побежал к строениям. То есть он заковылял, неловко перебирая ногами. Воздух за ним колыхался, словно за плечами мага стелился почти прозрачный плащ.

– Ты только посмотри! – От возгласа мага камни снова содрогнулись, взявшись морщинками.

Над просекой, в коконе волосатого плюща, торчала башня. Когда-то высокая, она сселась и накренилась. И даже острые зубцы на вершине размякли, скрючились, полусомкнувшись, как ножки дохлого паука.

– Даже странно, что здесь уцелело хоть что-то, – Эввар бормочет себе под нос, огибая оплывшую трещину возле башни. – Мы прошли такие пустоши, а тут… – Он повернул ко мне бледное лицо. Тусклые от усталости глаза будто заново протерли до блеска. – Белый Клин был последним городом, который держал оборону на границе, когда мир «обернулся»!

Даже если это и так, то легендарный город сейчас растаял, как сахар. И мы можем тоже расплыться. Вон, за Эвваром так и тянется разноцветный акварельный след. Все камни мягкие, как глина. То ли местная аномалия, то ли влияние мертвой зоны. Но из-за этого все здешние постройки обтекли и утратили четкость очертаний.

Вот это, вроде, дом… А это? Похоже на храм. Вход зарос странным плющом, который нависает над проемом. И внимательный взгляд темного отверстия под неровной челкой далек от дружелюбного.

– Взгляни! – позвал Эввар.

Я его не услышал, но в воздухе, струйками дыма потекли слова, окрашенные в интенсивно-оранжевый. Занятно, речь Эввара выходит плавной, извилистой линией с завитушками, а моя – угловата, раздергана, вытянута зубцами…

«Мыльная пленка» частично смазывает выражение лица мага, но, кажется, тот сияет от восторга, потрясая найденной палкой. Ах, это посох… Только с чего он взял, что это посох Кассия? Да мало ли тут проживало колченогих?

Однако в храм (или что это еще такое?) заглянуть придется.

Я сделал знак Эввару оставаться снаружи – но разве он послушается? Так что внутрь мы ступили вдвоем.

Пусто, просторно, свет, сочащийся через завесу плюща и щели между колоннами, придает всему зеленоватый оттенок. В центре круглого зала на грубом постаменте высится изваяние сидящего нагого человека. На полу у постамента – груда тряпья.

Керамические плитки пола неприятно прогибаются, под подошвами. Отзвуки наших шагов плывут по пыльному воздуху храма, как деревянная стружка по воде – лениво кружась, отталкиваясь друг от друга.

Статуя вблизи оказалась еще отвратительнее, чем виделось издали. Зеленоватая она не из-за внешнего света, а потому что высечена из камня болотного цвета. Да и камня ли? Не хочется прикасаться и проверять… Глаза, рот, нос и уши сидящего грубо зашиты через край. Нет, одно ухо не зашито – длинная нитка зажата в пальцах изваяния. Обычная суровая нитка. Странно, что она не истлела до сих пор. Странно, что они все не истлели…

Отчего-то кажется, что зашитые веки не мешают сидящему смотреть. Не наблюдать – пристально смотреть. И взгляд этот жуток.

Надо уходить, – внезапно, со страшной отчетливостью осеняет меня.

В этот момент Эввар вдруг со вскриком повалился ниц. Не успев удивиться его внезапной набожности, я разглядел, что валяющееся возле постамента тряпье – это давно иссохшее тело человека. Пергаментная кожа мертвеца, облепившая череп, почти прозрачна.

– Отец! – возглас прыгает, будто мяч, оставляя выемки в крыше и полу.

Мерзкий, тихий шорох пронизывает пространство.

Сидящий на постаменте истукан пошевелился и зацепил пальцами кончик нитки, стягивающей его рот. Потянул. Несколько мгновений, я заворожено созерцал, как нитка выскальзывает из отверстий в темных губах – медленно, с долгим, отвратительным шелестом. Через зашитые веки на меня смотрели чужие глаза, дожидаясь своей очереди раскрыться.

Я не хочу знать, что он скажет.

Я не посмею встретиться с ним взглядом.

Я заорал, хватая замешкавшегося Эввара за плечо, поволок, затем толкнул упирающегося мага к выходу: «Беги! Беги! Беги!!!»

Вопль запрыгал меж стен сгустками огня, оставляя черные подпалины и оплывающие вмятины. Эввар метнулся было обратно, пытаясь вернуться к мертвецу, потянул его за расползающиеся лохмотья, но потом что-то почувствовал и побежал к выходу. Невыносимо медленно.

И я едва шевелил ногами, хотя думал, что несусь во всю прыть. Прорывался сквозь пыльный воздух и клочья замерших звуков, как через студень – продавливая, проталкивая тугую плоть. И каждой жилкой, каждым нервом чувствовал-знал-слышал, как из дырочек в губах истукана поочередно выскальзывает суровая нитка. Как последний стежок распускается, и мне вслед текут слова. Они обгоняют меня – пылающие ярко-алым и черным, извилистые, пронзительные до слепящей нестерпимой боли. Они врезаются в память, словно скальпель чертит линии по живому…

* * *

…Эввар влил в меня очередную чашку воды. Руки у него тряслись так, что я всерьез стал опасаться за сохранность своих зубов.

– Все, – я отвел ладонью новую порцию. – Уже все. Спасибо.

Эввар резко кивнул. Кажется, говорить вслух он боялся, хотя от жуткого острова нас отделяло теперь порядочное расстояние. И сказанное больше не висело в воздухе, словно цветной ядовитый дым.

Мне тоже не хотелось говорить. Прискорбно, но кажется, я прикусил себе язык. С перепугу. Хорошо, что наши экскурсии, похоже, завершены. Может, домой отпустят? – попробовал я запустить в сознание приятную надежду.

– Мы не вернемся? – Эввар сел напротив, ссутулился, вытянул ноги в истоптанных башмаках. Подошвы их, из прочной драконьей чешуи, оказались изъедены почти до дыр.

– Искренне надеюсь, что нет, – с сердцем ответил я. – Во всяком случае, без меня.

– Он так и останется там лежать…

– Эввар, – опасливо ворочая прикушенным языком и оттого не очень внятно, проговорил я, – тебе не показалось, что лежащее там тело не совсем… тело?

– Я не… – Маг вдруг притих, задумавшись.

Я и сам только сейчас стал способен адекватно оценивать произошедшее и выделить те странности (из шквала обрушившихся на нас там), которые касались непосредственно находок. Я видел лежавшее на плитках храма тело. Но оно словно было частью иллюзии. В нем не хватало важной составляющей, которая делает даже мертвого чем-то реально существующим. Из него словно изъяли некий элемент… И потому даже некроманты не смогли обнаружить погибшего.

Маг Кассий закончил свой путь там, под расплывшейся крышей чужого святилища, это вне всякого сомнения. Но что с ним стало на самом деле?

– Это тот… та тварь убила его? – Эввар стискивал кружку, не замечая, как выплескивается вода от все еще сотрясающей его дрожи.

– Не знаю.

– Оно ведь что-то сказало…

– Нет, тебе показалось, – солгал я, избегая его взгляда. Безопаснее таращиться за борт.

– Показалось? – удивился Эввар, поразмыслил и огорченно вздохнул: – Да, наверное. У него ведь был зашит рот. Да и что он мог сказать?

– Я не знаю. – Это правда, хотя пылающая вязь слов так и горит в моей памяти.

Я не знаю. Но догадываюсь, что получил ответ на вопрос, который Кассий задал истукану много лет назад.

Бурлит и пенится вода за кормой, такая привычная, прохладная, пахнущая йодной свежестью. Эввар подсаживается рядом, неловко улыбается, поглаживая растрескавшийся черный посох Кассия. Тот выглядит древним, но прочности не утратил.

– Я хочу поблагодарить тебя, Райтмир.

– Да не за что.

– Нет, есть за что… За… В общем за все, и за… за мужество.

Я его не понял. Посмотрел озадаченно. А Эввар подтянул к себе полотняный мешок, что небрежно лежал под скамьей, распустил кожаные ремешки и вытащил на свет…

Сверкающая сфера в прозрачном кубе ларца слепила и жалила. Я резко отшатнулся. С сухим стуком брякнулся о палубу сбитый посох.

– Ох, прости! – сильно смущенный и испуганный Эввар торопливо запихивал куб в мешок. – Я подумал, что она совсем утратила… Как же тогда?..

– Эввар, а можно пояснее?

– Я оставил его на корабле, – после паузы тихо признался Эввар. – Думал, что это будет страховка… – Маг мельком криво усмехнулся. – Оправдание моей трусости, если вдруг станет слишком невыносимо, и я не решусь идти дальше. Всегда будет возможность сказать себе, что я заботился о тебе… Если поводок затянется, ты ведь погибнешь… Но ты все шел и шел. Наверное, это было больно…

Я молчал, не шевелясь, уставившись на него. Почему-то казалось, что стоит отвести взгляд, как нечто важное разрушится. Эввар тоже смотрел прямо и ясно.

– А потом мы зашли слишком далеко и… Не знаю, как это случилось, но, похоже… Похоже, ты свободен.

Мы все еще не сводили друг с друга глаз. Я похолодев, а он… Пусть он считал, что поводок лопнул на островах – это не имело значения. Главное – ему все известно. И что это значит?

– И я подумал, что тебе нужно знать об этом, – серьезно закончил Эввар.

Потом поднялся и ушел на нос корабля, к «замороженным», постукивая подобранным посохом. Полотняный мешок остался лежать у моих ног.

* * *

Корочка на поджаренном куске рыбы казалась янтарной – светилась изнутри и пластинчато ломалась с легким хрустом. По белому мясу текли золотистые дорожки лимонного масла с пряностями. Пахло одуряющее…

– А вот кому еще рыбки только что с огня? Из моря да прямо в масло! Опомниться не успела! – щекастая торговка в чистом переднике ловко выхватывала длинной вилкой шкворчащие и плюющиеся золотыми искрами ломти.

Я отползал от соблазнительного прилавка задом, как застенчивый краб. Отяжелев от сытости, но не в силах отвести жадного взгляда от все новых порций благоухающего яства.

– Яблоки пьяные в карамели! – немедленно принялись искушать с другой стороны.

Закончить свое земное существование в пьяной карамели, видно, пришлось яблокам, которые не удостоились почетной участи плавать в стеклянных чашах, навязчиво расставленных повсюду. Впрочем, и те и другие плоды пользовались успехом.

Мимо пронеслась очередная стайка гуляк в двуцветных масках: с одной стороны белое лицо с другой – черное. Маски сбились набекрень и казалось, что шеи у людей неестественно вывернуты.

– Эй, горожанин! Айда прыгать!

Ну да. Только и осталось. Хотя…

На берегу пруда, куда вытекала одним краем деревенская площадь, разожгли костры и выкопали ямы, одни щедро набив хворостом, другие выложив, словно мозаикой, ракушками, чтобы залитая вода не уходила. Над хворостяными ямами клубился сизый дым.

По одиночке, и взявшись за руки, над кострами и ямами азартно взлетала молодежь, полоща в дыму цветные подолы, широкие штанины и кушаки. Костры разложили на славу, а ямы выкопали на совесть, поэтому почти половина прыгунов продолжала скакать и после полосы препятствий, с визгом сбивая искры или воду с одежды и, пытаясь откашляться.

– Надо перепрыгнуть огонь, дым и воду, – авторитетно разъяснил чумазый паренек, вгрызавшийся в увесистую клешню печеного лобстера. Бело-черная маска повисла у владельца на тесемках за спиной, словно запасная голова. – Только задерживаться нельзя, а то ожжетесь… – он скосил темный глаз над краем клешни и невнятно посоветовал: – Вам непременно надо прыгнуть.

– Зачем?

– Чтоб понятно все стало.

– Что понятно?

– Коли над огнем, дымом, водой прыгнете и не перекинетесь, сразу станет ясно, что вы человек безопасный. А коли вы нежить – водяной какой, ухмарь или сам… м-м… – паренек сбился и кашлянул, оросив клешню крошевом жеваной мякоти. Уточнил, переведя дыхание: – В общем, ЭТОТ!.. Так тут вас и вывернет!

– Да ну? – обрадовался я.

Впрочем, меня и впрямь чуть не вывернуло. Вся съеденная только что рыбка возмутилась тряской и немедленно запросилась обратно на волю.

– Неплохо прыгаешь! – сообщили мне приятным голоском. И тут же поставили на место, присовокупив: – Для нездешнего. Откуда приезжий?

Обладательница приятного голоска и на вид оказалась очень даже милой – светловолосой, круглолицей, с задорным изгибом пухлых губ. Наводящей на мысль о яблоках. Только не о здешних – крепких, зеленых и твердых, а южных – розовато-золотых, душистых.

– С чего это ты взяла, что я приезжий?

– Чужака сразу видно!

– Где? – возмутился я, демонстративно оглядывая себя со всех сторон.

– Так у нас тут все сплошь рыбари, а ты на рыбака не похож вовсе.

– Ни капли?

– Да у меня все родичи рыбаки, что я не знаю, что ли? И руки у тебя не такие, и пахнешь ты… – крылья маленького носа дрогнули.

– Не рыбой? – любезно подсказал я.

– У настоящего рыбака дух особый, вам горожанам не понять.

– Где уж нам. Ну, разве что местных попросить просветить.

А почему бы и нет, в самом деле? Может, и впрямь пора прекратить киснуть в башне и развлечься, как нормальный человек? Ну, почти как нормальный…

Девушка лукаво усмехнулась, откинув льняные косы за плечи. Вырез в блузке, вроде бы скромный, скорее подчеркивал, чем скрывал заветные ложбинки.

– Поймаешь мне яблоко?

Я покосился на ближайшую чашу с плавающими фруктами, вокруг которой, честно заложив руки за спину и отставив окорока разной степени упитанности, сопело и фыркало, отплевывая воду, уже четверо. Утихшая было рыба опять запросилась наружу.

– Давай я лучше тебе брошку выиграю. Вон там, где стреляют.

Девушка оказалась покладистой и смешливой. Звали ее Елета. Она любила сладости, особенно яблоки в пьяной карамели. И последними она явно увлеклась, быстро хмелея. То ли из-за этого, то ли наведенный «лик» действовал, но Елета каждый раз промахивалась, пытаясь меня поцеловать. И охотно смеялась.

Музыканты поодаль перешли с медленного мотива на плясовую. Вразнобой завертелись бело-черные маски. Белая половина означала уходящее лето и свет, темная – зиму и тьму. Но в таком стремительном мельтешении черного и белого и у самой вселенной голова закружится.

– Это у тебя что? – горячий палец заскользил по моему запястью, некстати вылезшему из рукава. – Ой, я уже видала такое… – Елета забавно нахмурилась, пытаясь сосредоточиться. – Тот парень тоже был приезжим, из Водоплетов, кажется… И кто ж по доброй воле такую страсть себе нарисует? Вы там на юге все сумасшедшие?

– Некоторые.

– А браслет какой… Подаришь?

– Посмотрим.

Жаркие, упругие губы на вкус отдавали яблочной наливкой. Слишком сладко. Но когда дыхание перехватывает, на это перестаешь обращать внимания.

…А потом некстати громыхнул фейерверк над прудом, выплюнув в дымной струе растрепанную огненную птицу. Зеваки восторженно завопили. И почти сразу же эхом отдался новый вопль – неприятный, резкий, обрастающий тревожным гулом: «держи!.. хватай!.. вон она, бей!..» Музыка сбилась и умолкла.

– Стреляй же! – гаркнули вдруг и следом послышался короткий свист и вскрик.

Елета завозилась, высвобождаясь. Глаза ее, только что блестевшие рядом, мигом отдалились и взгляд ускользнул.

– Там что-то случилось!

От души чертыхнувшись, я последовал за вскочившей девушкой.

Вторая огненная птица по инерции сверкнула над гладью пруда, но на нее не обратили внимания даже дети. Люди сгрудились вокруг каменистого пятачка на берегу, отсекая от воды и лишая возможности убежать вглубь острова невысокую женщину.

Простоволосая молодуха в вышитой блузке и длинной юбке стояла в центре утоптанной площадки, напряженно выпрямившись и озираясь, с заминкой встречая каждый встречный взгляд. Словно цепляясь за них. Со стиснутого в руке крупного яблока все еще стекали капли воды. У ног женщины блестели осколки разбитой чаши вперемешку с раскатившимися плодами.

– Ох, ужас-то какой! – слева только что протолкались, оценили ситуацию и охотно ужаснулись.

– Чего там? – негодовали те, кто поотстал.

– Да ведьму споймали…

Женщина выглядела обычной. Если не считать того, что вышитую блузку, чуть выше сердца, пробивала тонкая черная стрелка гарпуна. С такими местные рыбаки на морского хоря ходят.

– Я сразу заметил, что она в воде-то не отражается… – торопливо, сглатывая слова, рассказывал щуплый мужичок, обращаясь ко всем вместе и ни к кому отдельно. – Когда яблоки ловили! Другие есть, а этой – нет!

Его не очень слушали.

– Ни один праздник без этой пакости не случается, – раздраженно бросили в толпе. – Чего ждешь? Кончай ее!

Угрюмый плечистый парень из добровольных охранников, обстоятельно перезаряжавший гарпун, с досадой дернул плечом.

– Каждый год одно и то же… Лезут и лезут, будто патокой им тут намазано…

– А это правда ведьма?

– Водяная.

Женщина в вышитой блузке стиснула кулак. Зеленое яблоко брызнуло белыми хлопьями, сок запенился между пальцами. Ведьма небрежно вытерла руку о пеструю юбку. Хвост гарпуна над ее сердцем покачивался, вокруг древка по ткани расползалось мокрое серое пятно.

На лице женщины стыла ироничная полуулыбка.

– Что ж вы злые такие, люди? – хрипло произнесла она, снова шаря взглядом по кругу. Теперь уже настала очередь зевак вздрагивать. – Я ж вам ничего не сделала. Просто пришла повеселиться…

– Пошла прочь, оборотниха! – нервно крикнули в ответ.

– Да убейте же гадину!

– Я танцевала с тобой только что! И с ним! – ведьма ткнула ладонью в пене яблочной мякоти перед собой, словно камешки бросила: толпа всколыхнулась, перемешиваясь.

Ведьма усмехнулась снисходительно.

– Чего возишься? – негодовали те, кто стоял ближе всего в парню с гарпуном.

– Заело, – злобно бросил он в ответ.

– Уйдет же!

– Ну и пусть себе… – робко предложил кто-то.

На него зашикали.

– …они глупые, – говорили вполголоса за моей спиной. – Чужое отражение из воды крадут, чтобы облик принять, и к людям идут. Их на человечье веселье как на свет тянет, ничего с собой поделать не могут.

– …в позапрошлом году одна такая Улему голову заморочила. Он потом полгода ее в море искал, да так и сгинул, только лодку разбитую нашли.

– Так, вроде, то не ведьма, а приезжая была? С Виноградной лозы, кажется…

– Ведьма, тебе говорю! Точно!

– Прощайте, – ведьма развернулась, плеснув юбкой, и шагнула к пруду, заставив тех, кто цепочкой отгораживал ее от воды боязливо дрогнуть, расступаясь. Двое или трое трусливо отбежали.

Вскрикнула женщина, заплакал ребенок. Остро пахло раздавленными яблоками и проточной водой.

– А ну дай! – бородач выхватил из рук незадачливого охранника гарпун, одним движением зарядил его и, не целясь, выстрелил. Темная металлическая стрелка с хлюпающим звуком вошла ведьме в голову.

Ведьма пошатнулась, зло оскалилась, оборачиваясь. Металлическое острие жутковато торчало над левым глазом, располовинив бровь. Люди отпрянули и громко зароптали.

– Добивай!

За мгновение до того, как полетел первый камень, мне вдруг померещилось, что каменистый пятачок земли окружают не люда, а только маски, обернувшиеся черной половиной.

Потом над моим плечом коротко свистнуло. Брошенный камень ударил ведьму в бедро, она качнулась и резко оглянулась. Хотела увидеть обидчика, но задела взглядом меня… Всего лишь мгновение мы смотрели друг на друга. Она знала кто я.

Ждала помощи?

Губы ведьмы скривились в усталой, понимающей усмешке.

…Камни еще летели, когда женщина в вышитой блузке рассыпалась сонмом водяных брызг. Там, где она только что стояла, темнело пестрое мокрое тряпье и с тусклым звяканьем упали наземь пара гарпунов.

Полыхнул фейерверк. Сначала робко, но затем увереннее заиграла музыка. Только мне лично веселиться расхотелось. И Елета, к счастью, куда-то подевалась… Сам не знаю зачем, я двинулся прочь по улице, забирая все правее. Людей здесь почти не осталось, дома сонно жмурили ставни и жались друг к другу. Даже улица казалась теснее, чем была днем. И Илгин дом, стоявший чуть на отшибе, сейчас будто переполз поближе к соседям – такой же тихий, темный, пустой.

Вот и хорошо. А что я, собственно, намеревался делать? Напроситься в гости?

Прочь отсюда…

Бурьян запротестовал, когда я бесцеремонно вломился прямо в заросли, решив сократить дорогу. А потом запротестовал невнятный кустарник, негодующе осыпавший меня мелкими орехами и моросью. Потом упавшее дерево стукнуло под коленки… Хм, похоже, дело не в желании сократить путь, а в том, что я снова слишком много выпил. Этак недолго и мимо замка промахнуться. Хотя, вон, кажется, просвет… И там кто-то разговаривает.

– … по слухам в новом году родившихся на островах детей станут у матерей отбирать.

– Почему?!

– Ну, вроде как Оборотень тут побывал, мог и… ну, вы поняли.

– Так если при законном муже дитя…

– Глупая! Да если Оборотень кого захочет, так ему и муж не помеха. Он сам твоим мужем оборотится. Да и тебе же лучше от ублюдка избавиться. Кто его знает, колдуненка-то…

– Эй! Там что-то в кустах шуршит!