Текст книги "Тень на обороте"

Автор книги: Юлия Сергачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

Под полотном зашуршало активнее. Нечто невидимое шумно встряхнулось и злобно заскрежетало, будто когтями по металлу. На палубу выскользнуло мятое пестрое перо.

– Гарпии, – безразлично пояснила рыжая, заложив прядку за ухо.

– Я видел их на представлении в Пестрых реках. Понравилось.

– Зверье, – скучно отреагировала собеседница, шевельнув босой ногой заскорузлый краешек полотна. Из-под него в ответ негодующе зашипели.

А я вдруг заметил, что на нас смотрят все, кто находился поблизости. Пряча открытые взгляды, но внимательно таращась исподтишка.

– И им тоже скучно, – рыжая словно мысли прочла. – А если вам наскучит бродить между пыльными ящиками, то заглядывайте вон в тот белый фургон. – Она небрежно указала рукой. – Не заскучаете.

И легко зашагала прочь, покачивая связанными туфлями и посверкивая белыми пятками.

– С ней точно не заскучаете, – проворчал некто снизу. Из-под ближайшего фургона высунулась лохматая макушка. – Только до полуночи успейте смыться, а то такую каргу вместо красотки узрите, до конца дней помнить будете, – лохматый жизнерадостно хихикнул.

– Нет, это только в полнолуние с ней случается, – белокурая циркачка, пробегавшая мимо охапкой цветных флажков, сбавила шаг. – Раз в месяц. Вроде женского недомогания… – Она недобро усмехнулась. – Так что не беспокойтесь!

– Что случается?

– Говорят, ей наш господин Айбья подсобил, одолжил чье-то личико, чтобы Пенка красоткой стала. Да вот беда, когда луна полная, чары тают, и она истинное лицо показывает. А лицу тому уже лет шестьдесят! – блондинка выразительно округлила голубые глаза.

– Зато искусна она в любовных делах так, что тебе малолетней ссыкухе фору даст. Иногда преимущество опыта лишь растет с годами, – облизнулся лохматый.

– Сам дурак! То-то ты на меня пялишься, а не на старуху-повариху! – цветные флажки взъерошились, как шерсть у негодующей кошки.

– Я смотрю тут у вас полное взаимопонимание, – хмыкнул я.

– О, да! – лохматый с готовностью осклабился. – И вы напрасно иронизируете, господин маг. У нас свои порядки.

– Будьте осторожны, господин маг, – кивнула неожиданно серьезно блондинка. – У нас тут все иначе, чем выглядит.

Я криво улыбнулся, а они уже исчезли. Лохматый под фургон, девица – за фургон. И чужие взгляды рассеивались, словно не было. Только ветер хозяйничал между ящиками.

Что ж, заинтриговали…

Часть палубы на корме была отгорожена даже от циркачей, и поставленные рядом повозки постоянно охранялись. Серая принадлежала некроманту. Стоило только приблизиться к ней, как вперед выступил верзила, перепоясанный кожаным ремнем. Кажется, его звали Жерон.

– Куда, тьма-край, не видишь – нельзя? Ты тут новичок, – процедил здоровяк, – хотя и, говорят, полезный. Так вот чтобы и дальше быть полезным, не ходи, куда тебя не звали. А то вон тем красавцам вечно кормежки мало… – Жерон кивнул левее и оскалился нарочито снисходительно, хотя боязливая неприязнь позванивала в голосе, как металлическая стружка.

На палубе, возле колес воза, притулились двое. Один из них поднял голову на звук разговора. Глаза у него были белесые и абсолютно мертвые. А кожа на скулах уже взялась сухими струпьями.

Я невзначай коснулся их.

Никакого отклика. Мертвые куклы насажены на чужую волю, словно на железные штыри. Согнуть можно, да усилий потребуется слишком много.

* * *

Из-за прикрытого пологом входа в фургон выбивался свет. Похоже, Ханна спать не собиралась. Я без особой охоты нырнул внутрь. После свежего, морского бриза духота цветной коробки валила с ног.

Ханна перебирала мелкие фигурки в раскрытом ларце на полу. Ее беременная спутница лежала на укрытой цветными одеялами скамье с закрытыми глазами, но, судя по напряжению на лице, не спала.

– Не стоит вам ходить в одиночку, – негромко заметила Ханна, не поднимая головы от крошечных безделушек. – Здесь не любят любопытных.

– Это я уже понял.

– Зачем вы попросились в труппу? Разве не слышали, что рассказывают про Черный цирк?

– Если честно, почти ничего не слышал. И пока ничего ужасающего не видел.

– Вы плохо смотрели… Это страшные люди.

– Ты, значит, тоже чудовище?

– Я пришла сюда не по своей воле, – фигурная мелочь с сухим шорохом пересыпалась из пухлой ладони в ларец. Запахло нафталином. – Я думала, что смогу обрести свободу, если не стану сидеть на месте… Я встретила Дио, он был магом и обещал избавить меня от клейма. Он лгал, но я все равно любила его и пришла за ним в цирк… Потом Дио убили, а я стала предсказательницей, – крышка ларца сухо щелкнула, закрываясь.

– Получила свою свободу?

– Какая здесь может быть свобода? – ладонь с коротко обрезанными ногтями порывисто погладила ларец по крышке, как нервное животное.

– Уйти отсюда тебе тоже помешало клеймо Югов?

– Отсюда не уходят.

Ханна повела полным плечом, заталкивая коробку под кипу полотна. Лежавшая на кровати молодая женщина заметно содрогнулась под одеялом.

– Я выжгу клеймо и дам тебе и твоим потомкам свободу в обмен на услугу.

– Вы можете просто приказать мне…

– …или могу сделать доброе дело, уничтожив клеймо безо всяких условий, – закончил я. – И то, и другое имеет свои недостатки. В первом случае, под принуждением ты сделаешь меньше, чем могла бы, а во втором, я не смогу гарантировать себе безопасность. Как только ты лишишься клейма, ты сможешь причинить мне массу бед. А так у нас будет соглашение. Взаимовыгодное.

– Я слушаю, – Ханна поднялась с пола, устроившись рядом с беременной. Та неловко подтянула ноги.

– Я ищу девушку. Скорее всего, она в этом цирке. Мне кажется, я видел ее мельком во время представления. Она была русалкой. Я хочу увезти ее отсюда.

Ханна покачала головой, разом поскучнев.

– Это невозможно. Никто не уходит из цирка, если его не изгоняют. А изгоняют отсюда только в могилу.

– Я должен ее разыскать. И ты мне поможешь.

Она помолчала. Долго, с выражением. Наконец, нехотя кивнула:

– Хорошо, я попробую.

Воодушевившись, я попытался описать Никку, через пару минут в замешательстве признав, что ничего кроме общих примет рассказать не могу. Светлые волосы, светлые глаза, возраст, рост…

– Не знаю… – пожала плечами Ханна. – Может, и была такая… Эти девушки, из измененных, приходят и уходят так быстро, что лица не запоминаются.

– Ты же сказала, что отсюда уйти нельзя.

– Ну, один-то путь никто не перекроет. Они умирают. Измененные не живут долго, поэтому все время нужны новые… – Ханна смолкла, будто спохватившись. Смуглое лицо ее помрачнело.

– Я видела ее, – вдруг вмешалась беременная. – Похожа на ту, что вы описали. Ее нес на руках Жерон…

Женщина уже сидела, широко раскрыв глаза и зябко кутаясь в шаль. Бледное, неживое лицо обрело краски, губы дрожали.

– Куда нес?

– Туда… – она неопределенно повела вялой рукой. – К остальным.

– Русалок держат в воде от представления до представления, – пояснила Ханна, недовольно покосившись на товарку. – Всех измененных помещают в магические сферы, чтобы они меняли облик, но русалкам нужна еще и вода. Сейчас они наверняка за боротом, привязаны к плоту… Ты не путаешь, Эллая?

Что-то знакомое царапнулось в памяти. Цирк… Эллая… Дождь… И парочка спорящая в лесу, возле Черноскала.

– Эллая? – машинально переспросил я вслух. – А у вас нет знакомого по имени Львен?

Она, побелев, дернулась так, что большой живот колыхнулся. Скомкала пальцами край одеял, резко подалась ко мне.

– Муж! Моего мужа звали Львен!

– Его и сейчас так зовут, – я невольно отклонился. Показалось, что женщина сейчас в меня вцепится. – Он жив. И ищет вас.

– Зато я мертва… – беременная обмякла и закрыла лицо руками.

Я еле сдержал вздох облегчения.

Ханна утешающее похлопала соседку по плечу – привычно и небрежно, как недавно приласкала ларец. Эллая не отреагировала, ссутулившись под шалью.

В дверь постучались и сразу же, не дожидаясь ответа, вошли. Слегка нагнув голову, чтобы не задеть притолоку, низкую даже для коротышки, в фургон протиснулся востроносый господин Гус.

– Заглянул посмотреть, как обживаетесь. Не тесновато? Как тебе, Ханна?

– Не жалуемся.

– Господин новый маг вполне может разместиться в фургоне мага прежнего. Только пока его придется делить с бывшим хозяином, – Гус неприятно осклабился. – Возражать тот не станет, лежит тихо, места занимает немного и пока не воняет.

– Ничего, – сухо отозвался я, – мне здесь вполне удобно. Спать можно под фургоном.

– Ну-ну, – ухмылка Гуса стала шире. – Понимаю. Женское общество, безусловно, предпочтительнее. Впрочем, у нас есть девушки и посвежее. Они будут рады потесниться на время.

Он обстоятельно огляделся, по-хозяйски задержав взгляд на животе сжавшейся Эллаи. Ухмылка, приклеенная к тонким губам, казалась не фальшивой даже, а чужеродной. Так могла бы улыбаться крыса.

– Завтра, после обеда, мы прибываем к Волчьему Уделу. Остановка будет недолгая, разгружаться не станем, зверье оставим на борту, а представление дадим сокращенное, так что готовься Ханна. И господин маг пусть готовится. Опробуем на деле на что он способен… Как, кстати, звать вас станем?

– Римттар, – переиначил я собственное имя.

Гусу не понравилось.

– Надо бы что-нибудь попышнее, – он в задумчивости пощелкал пальцами. – Скажем, Властитель Переворотной магии и Чудовищных Извращений маг Рим-о-Тарр.

– Извращений? – я приподнял бровь.

– И нарисовать вам побольше татуировок. Руки – это хорошо придумано, но надо бы еще что-то. Скажем, на лице… Погодите! Пойдемте, я вам такой шикарный костюм дам…

Надеюсь, не с покойного мага снимет, обеспокоено подумал я, спотыкаясь во тьме и пытаясь не отстать от ловко лавирующего коротышки.

Впрочем, разжиться шикарным костюмом мне не удалось. Возле фургона начальства послышалась возня и длинное, отвратительное шипение. Гус, забыв обо мне, с досадой крякнул и побежал. И все равно не успел.

Качался над входом фонарь на цепи. Внутри пузыря плескалась огненная вода, а снаружи расплескивался жидкий свет, выхватывая то остолбеневших здоровяков, с перекошенными физиономиями, то оскалившихся покойников, сверкающих серебром злобных глаз, то…

Я застыл.

Некромант держал за руку плотогона. От белых длинных пальцев, лежащих на загорелом бицепсе парня, бежали вверх по руке черные, вздувшиеся жилы. Вспухли на шее, под челюстями. Глазницы бедолаги заволокло тьмой.

– Ты с ума сошел! – сдавленно заорал Гус, бросаясь к некроманту. – Договорились же, чтобы на плоту ничего такого…

– Он пыталс-ся забраться в фургон.

– А эти олухи на что? – взорвался Гус, пиная стоявшего поблизости ошеломленного здоровяка. – Это их работа!

Здоровяк болезненно вякнул, отступая в тень. Стушевался, не пытаясь возражать.

– Он пыталс-ся забратьс-ся в мой фургон… – веско повторил некромант. Мертвяки неуклюже, но неожиданно проворно переместились поближе к хозяину, подобравшись, словно псы.

Коротышка в сердцах всплеснул руками.

– Да если его приятели узнают, что случилось…

– Мы и с-с ними пообщаемс-ся, – хоть капюшон и скрывал некроманта, мерзкая, ледяная улыбка, словно сама собой, соткалась в воздухе.

– Это же плотогоны! – раздраженно огрызнулся Гус. – Они ни беса не боятся, и к Оборотню в гости хаживали. Что им твоя дохлятина? К тому же мы уже далеко от островов… – коротыш смачно выругался, да так, что даже покойники, отпрянув, неуверенно затоптались.

Участники действа, наконец, вспомнили о моем присутствии. Обернулись все до единого. Даже невезучий плотогон смотрел в мою сторону, только вряд ли видел.

– Что скажете, господин маг? – Гус был мрачнее тучи.

Скажу, что надо было уносить отсюда ноги, пока не поздно. Но теперь выбора нет.

– Если сейчас этот человек вернется к своим и как ни в чем не бывало ляжет спать, а утром на глазах у всех случайно вывалится за борт и утонет, то никто не сможет предъявить никаких претензий к цирку.

Коротышка поморгал недоуменно и вдруг посветлел лицом:

– Разумно! До утра никто не заметит, живой среди них ходит, или покойник… Если только тот не расписан по самую макушку черными жилами! – Гус негодующе воззрился на некроманта, как ни в чем не бывало стоящего поодаль.

Тот и ухом не повел. Жестом отпустил своих неживых слуг, не торопясь, скрылся в злополучном фургоне. Вламываться следом Гус не рискнул, сплюнул, поразмыслил и живо перевел взгляд на меня.

Что ж, раз подал идею, придется отвечать. Сглаживая разбухшие вены безучастного плотогона и разгоняя уже ненужную владельцу кровь, чтобы он хотя бы выглядел живым до рассвета…

Провозился я до глубокой ночи, когда даже неугомонный табор циркачей затих. Забравшись вместе с одеялами под фургон Ханны, я впервые за этот день задумался над тем, что натворил. А еще над тем, что надо выбираться отсюда, но сделать это можно только на суше.

Нечто округлое и твердое мешало устроиться поудобнее и, покопавшись в кармане подстеленной вместе с одеялами куртки, я вытащил «око», тускло засветившееся во мраке.

«Око» молчало, но даже свет его казался зловещим.

* * *

Если и случился утром переполох с падением уже мертвого плотогона, то прошел он без особого размаха. Зевакам было не до того, а плотогоны народ не слишком эмоциональный.

Накрапывал мелкий дождик. Ветер ощутимо крепчал, и качка усиливалась. Мутные, темно-зеленые, как бутылочное стекло волны бились о борта. Даже неповоротливый, тяжелый плот не гасил колебания и мерно клонился от одного бока к другому, вытанцовывая ленивый вальс и сам себе подпевал утробным гудением. Закрепленный груз относился к танцами равнодушно. Незакрепленные пассажиры – очень трепетно. Большинство из них немедленно приникли к бортам, расставаясь с завтраками.

Половина циркачей перемещалась по палубе с постными, зеленоватыми лицами и обращенными внутрь себя взорами. Самое удачное время произвести небольшую рекогносцировку.

– Отвлеки их, – попросил я Ханну, кивнув на унылых охранников возле фургонов. – Некромант, я видел, ушел на нос.

– Здесь некуда бежать!

– Я не собираюсь бежать. Я хочу поплавать.

– Самоубийство. Утонете, а я так и останусь… – с заметным огорчением сказала женщина.

– Я очень хорошо плаваю.

– Там полно сторожевых тварей.

– Они далеко. Вода холодная, но можно продержаться несколько минут. А вот когда я вынырну, мне понадобится помощь, чтобы забраться обратно.

– Незаметно не выйдет.

– Сделай вид, что видела, как я падал за борт из-за качки. Подними переполох…

– Они не станут вас спасать, – усмехнулась она.

– Допустим, маг им все-таки нужен.

Ханна недовольно поджала губы.

Прямо над нами на перекладине мачты устроился малый парусник, сложивший крылья и искоса наблюдавший за нами блестящим, черным глазом. Здоровенные, чешуйчатые желтые лапы с когтями захватывали дерево в устрашающее кольцо. Остальные парусники тоже дремали, так что темп поддерживал только сам плот, а скорость его хода сопоставима со скоростью плывущего человека. Главное, не попасть под верхние плавники.

И еще не надо твердить себе, что это безумие. Пусть даже оно и впрямь безумие…

Самые стойкие пассажиры уныло слонялись поодаль. Охранники укрылись под полотняным тентом, так что часть борта выпадала из их поля зрения. Хмурая Ханна, вооружившись бутылкой, подошла к ним.

Я с самым безмятежным видом, старательно таращась на парусника, приосанившегося от столь явного интереса, стал отступать спиной к борту. Выглядел, надо думать, полным идиотом. И так же по-идиотски, нелепо взмахнув руками, кувыркнулся через канаты… И лишь в последний момент изо всех сил оттолкнулся, чтобы, падая, перескочить через кайму верхних плавников плота.

Вода ударила, разом накрыв с головой. И резанула холодом так, словно океан был полон крошевом из разбитых бутылок. Задохнувшись, я судорожно забарахтался, пытаясь сориентироваться.

Все в порядке… Плот медленно уходил вперед, сидящий на мачте парусник озадачено вытянул шею, но больше никто, кажется, ничего не заметил. Загребая руками ледяное жидкое стекло, которое притворялось водой, я стал огибать плывущую громадину. Волны то и дело сносили меня и норовили со всего маху приложить о борт, усеянный замысловатыми узорами из ракушек.

Вот оно! От кормы вниз тянулся плетеный из нитяных водорослей канат, тугой, как струна и, похоже, тащивший нечто массивное, скрытое под поверхностью. Поднапрягшись, я в несколько гребков добрался до каната, вцепился в ворсистое волокно и, вдохнув побольше воздуха, нырнул.

Стало темно и оттого еще холоднее.

Плотную тишину разбавляло только мерное пение плота, пробиравшее низким гулом до костей, и сумбурное бурление воды за кормой. Пуская уголком сжатого рта пузыри, я принялся перебирать руками по канату, спускаясь ниже. И почти сразу же наткнулся на что-то упругое… Открыл глаза и едва не захлебнулся, пораженный.

Из непроглядной, серо-зеленой мути смотрело бледное лицо в облаке колыхающихся волос. Глаза открыты, но незрячи. Вместо ног – тусклая чешуя и грубая вуаль перепончатого хвоста. Вокруг одурманенной русалки прозрачный кокон, смахивающий на изрядно разбухшую икринку, поверху опутанную, как слизью, расплывчатыми узорами чар. Рядом еще один кокон… Три… Пять… Десять… Целая кладка…

Прикосновение к чужой магии отдалось горечью и вспышкой боли в висках. Икринки движутся, то уходя вглубь грозди, то выкатываясь наверх. Бледные пятна лиц сменялись – неузнаваемые, чужие. Вон, кажется, мелькнули светлые пряди…

В глазах поплыли багровые кляксы, а легкие горели, требуя воздуха. Не в силах больше сдерживаться, я вынырнул и, изо всех сил работая руками, стал обгонять плот. Когда стало казаться, что сейчас руки просто вывернутся из плеч, а жилы разорвутся напрочь, я рискнул задержаться, запрокидывая голову и вглядываясь вверх. Да, кажется, кто-то стоит, прислонившись к провисшему заграждению… Ханна. Ветер треплет черные космы, и оттого она неприятно похожа на оставшихся под водой русалок.

Я махнул рукой.

Долгое, невыносимо долгое мгновение женщина просто смотрела на меня. По губам змеилась улыбка. Но потом толстуха шевельнулась, размашисто всплеснула руками, будто наседка крыльями, и заголосила надсадно: «Человек упал!.. Спасайте!.. Тонет!..»

Громко, но, честно сказать, опять не слишком убедительно. Надо было прорепетировать заранее.

* * *

Уши у меня горели.

От блаженного, пахнущего мятой тепла в фургоне и от пляшущих в памяти, словно дерганные марионетки, хлестких реплик: «растяпа!», «безмозглый дурак!», «…грыза неловкая!».

Но хуже всего, что все это мельтешение словно ледяным гарпуном пронзал испытующий взгляд из-под черного капюшона. Некромант не принимал участие в суете по спасению «олуха», но и не уходил, наблюдая. Даже сейчас, за стенами фургона я чувствовал его текучее и ядовитое, как ртуть, внимание, способное проникнуть в любую щель.

– Ну как? – взволнованная Эллая передала мне новую, полную до краев густым варевом, кружку.

– Прекрасно, – рассеянно и на этот раз вполне членораздельно отозвался я. Еще пару минут назад у меня все больше выходила костяная дробь зубов.

– Нашли, что искали? – Ханна отстраненно нахохлилась в глубине фургона и прервала молчание далеко не сразу.

– Да… кажется.

– Не повезло вам, что они ее в русалку обратили. Вот, скажем, сфинксов или гарпий держат на палубе, в клетках. Только эти твари норовят пожрать и разодрать все, что к ним через прутья суют. Они уж и не соображают ничего, настолько переродились.

– Угу… – машинально согласился я, раздумывая.

Доблестный план пробраться в стан врага и освободить прекрасную принцессу осложнился тем, что принцесса заколдована в компании других принцесс. Там, в воде не разберешь, где кто, а спасти всех оптом не так просто. Во всяком случае, в открытом море этого точно делать не стоит.

– Говорят, тот кто слишком много времени провел под чарами, уже человеком не станет, – вставила тихонько Эллая.

– Не сможете вы ее вытащить, – угрюмая Ханна словно не заметила реплики Эллаи. – И сами погибнете и никого не спасете.

– С таким жизнерадостным взглядом на жизнь неудивительно, что ты все еще в цирке.

– Не ваше дело! – огрызнулась Ханна и мучительно скривилась, ощутив, как внутри нее провернулись незримые колючие цепи. Хозяину дерзить запрещено.

– Переживаешь, что умру и не успею снять клеймо?

Ханна промолчала, запахнулась в шаль с кистями, как в крылья, снова насупилась неприязненно, только блестели глаза на смуглом лице. Там, где она сидела, тени казались гуще.

– Вы когда-нибудь видели летучий огонь? – невпопад осведомился я.

Отозвалась только Эллая, чуткая к возникшему в тесном фургоне напряжению и с готовностью подхватившая перемену темы.

– Это который фокусники делают?

– Фокусники, устроители празднеств. Не маги. Они, чтобы запустить летучий огонь, поджигают фитиль и отбегают на безопасное расстояние. Считай, что к твоему клейму, Ханна, подведен такой фитиль. Я могу поджечь его в любой момент, даже находясь далеко… Я сделаю это. Когда будет нужно.

В ответ – лишь испытующий взгляд исподлобья. Если Ханна и намеревалась что-то сказать, то не успела.

Дверь поскребли. Похоже, здесь не в традициях ждать приглашения, потому что сразу же в приоткрытую щель протиснулась белокурая, приветливая девушка. Стрельнула глазками, улыбнулась, блеснув зубками. Вся ладная и гладкая, как фарфоровая статуэтка. И такая же простодушная.

Кажется, это ее я видел вчера, у фургонов с гарпиями. Только на этот раз вместо флажков в охапке – кувшин.

– Ах, мы так беспокоились о нашем новом маге… Ух, ну и день сегодня! Из-за этой качки, говорят, с утра уже один человек из команды потоп. Ужас! – Она состроила выразительную гримаску, а затем торжественно протянула кувшин: – Вот! Мы с девочками приготовили попить господину магу.

Она наклонилась и из глубокого выреза вышитой блузки едва не вывалилась упругая, пышная грудь. В волнительной ложбинке шевельнулся золотистый цветок незатейливого украшения.

– Иди, иди уже Лайна, – сварливо велела Ханна. – У нас тут своего питья хватает.

– Да уж ты, Ханна, наваришь! – Лайна выпрямилась, вздернув подбородок. – И Оборотня вывернет! – и добавила, с вызовом глядя на предсказательницу: – А еще лучше идемте к нам, господин маг. У нас весело, не то что в этой… душегубке, – быстрый взгляд Лайны скользнул в угол, где затаилась Эллая.

Ханна потемнела лицом, вскинулась гневно. Прекратить нарождающуюся свару можно было только одним способом.

– Почему бы и нет, – я поднялся, увлекая замешкавшуюся Лайну за дверь.

…Меня они точно не ждали. И не столько обрадовались, сколько взбудоражились, торопливо теснясь, чтобы уступить место. От дождя циркачи прятались под навесом, и костер развели на жестяном поддоне, вопреки запрету плотогонов.

Некоторых я уже видел – золотистую Пенку, лохматого любителя спать под фургоном, крошечного водилу грузовоза (он и вблизи был ростом с подростка), тощего костлявого парня, кутавшегося в прозрачные крылья… Крылатый играл в перевертыши с насупленным бородачом. Игра явно складывалась не в пользу последнего.

– Выпьете с нами, господин маг?

Над костром висел закопченный котел, полный до краев. Судя по запаху – вино с пряностями. Впрочем, опять же судя по запаху витавшему под импровизированным навесом, пили здесь не только горячее вино.

– Холодно, – перехватив мой взгляд, вдруг стал оправдываться бородач, игравший с крылатым. – А вообще у нас с этим строгие правила! – белесые ресницы, обрамлявшие выпуклые глаза часто помаргивали.

– Эт-т точно, – невесело хихикнула немолодая женщина в полосатой накидке. Накидка почти не скрывала обмазанную жирным бальзамом руку, которую, похоже, кто-то недавно жевал. – Строгое правило! Не станешь пить – повесишься… – она страдальчески поморщилась, баюкая поврежденную конечность.

Пенка, сидевшая поодаль, как-то незаметно оказалась рядом, жмуря золотистый глаз. В зрачках плясали отраженные огоньки. Лайна устроилась с другого бока. Так что трястись от озноба я окончательно перестал.

Поначалу они явно чувствовали себя неловко. Но потом тепло, вино, а также то, что я помалкивал, сделали свое дело. Кто-то засмеялся, кто-то ругнулся, притащили хлеб, мясо, козий сыр, морские груши и бутыль рыбьего «молока»…

– …на последнем представлении у меня канат возьми и оборвись, а ведь я предупреждал…

– …сдавайся, Филь, полно пыхтеть, не выиграешь! Все камни уже белые…

– …не желаете ли подливки к мясу, господин маг? Тарита особую варит, нигде такой не попробуете!

Подливка оказалась переперченной и только что не самовозгоралась. Самое оно в промозглый вечер. Да и груши, вареные с ромом, не подкачали. Еще сегодня утром эти чужаки казались мне недобрыми «циркачами», а сейчас вдруг превратились в измотанных, но дружелюбных людей. Вино, что ли, действует?

– Я бы не советовала вам доверять Ханне, – пригревшаяся слева Лайна поделилась со мной поджаренным куском хлеба, политым маслом с пряностями. – Злая она.

– А ты добрая? – ревниво вмешалась Пенка, зорко наблюдавшая за действиями блондинки. И в довесок к хлебу я обзавелся новым ломтем прогретой говядины.

– Может, я и не добрая, – неожиданно мирно отреагировала Лайна, – но я честная. И все знают, что изгрызу, если что не так. А Ханна в глаза улыбается, когда отраву сыплет. Про таких говорят: на лицо гладка, да на изнанке колюча.

– Да ладно тебе, – крылатый, закончивший игру с бородачом по имени Филь, подобрался к огню так близко, что казалось его прозрачные крылья вот-вот вспыхнут. Бедняга все равно заметно мерз. – Она мне спину заговаривала, когда я от боли выл.

– Ага. А пока ты без памяти, под заговором валялся, ей все про планы Мьена и выболтал. То-то Мьен через день в протухшие сторожа к Айбье попал.

– Ну, может Мьен сам сглупил. Маги все сумасшедшие… – тихо пробормотал сникший крылатый. Смутился, перехватив мой взгляд и неловко закончил: – Зато она об этой, беременной, заботится.

– Если б и впрямь заботилась, то не таскала бы за собой, а потеряла бы ее где-нибудь. Хоть в тех же Пестрых реках, – сквозь зубы буркнула Лайна.

– С меткой господина Айбьи не больно-то потеряешься, – вставил сутулый тип, сидевший напротив. – Эй, хорош тосковать, у нас еще полкотла не выпито. И я песню отличную вспомнил…

– Погоди с песней! – сильно захмелевший бородач вдруг вскочил. – Тут поважнее дело есть! Наше скромное общество почтил своим присутствием сам господин новый маг! Так и нам следует уважить его и почтить старым цирковым обычаем! Познакомиться по традиции…

Ох, чует мое сердце – это не к добру!

Почти все уже были порядком навеселе, некоторые осоловело клевали носом, кто-то и вовсе задремал, забившись в складки навеса, но стоило прозвучать реплике Филя, как большинство встрепенулось и сползлось поближе к огню, с болезненным вниманием уставившись на бородача и меня.

– Это настоящий древний дорожный обычай. Говорят, ему тысяча лет! Он живет еще с тех времен, когда Оборотни ходили по дорогам и могли подсесть к любому огню. И благословить путников…

– Благословить? – машинально переспросил я. – Вы про которых Оборотней?

– У которых кровь волшебная, – Лайна возбужденно заерзала.

– Согласны вы на обряд, господин маг? Раз нам теперь с вами по пути…

Они все смотрели на меня. Жадно, нетерпеливо, настороженно. Так, что я понял – отказаться, значит, совершить роковую ошибку. Потому что люди, сидевшие вокруг костра, обернулись уже третьим ликом. Теперь они смахивали на единую стаю, готовую уличить чужака в обмане.

Я, помедлив, кивнул.

В котелок долили вина, не глядя сыпанули горсть трав (над сосудом заклубился дурманящий пар и под навесом сразу стало так же душно, как в фургоне Ханны). Потом кто-то, кажется, малыш-водила добыл устрашающего вида нож и прокалил лезвие над огнем.

– По традиции каждый из собравшихся вокруг дорожного костра должен был добавить в вино каплю своей крови. И каждый должен был глотнуть из чаши. Никто не узнает, чья кровь волшебная, если даже Оборотень сидел рядом с вами той ночью…

Каждый?! Я мельком пересчитал обсевших огонь: даже если исключить спящих, то человек двенадцать точно есть. От каждого по капле?

Наверное, у меня сильно изменилось лицо, потому что Пенка вдруг прошептала, наклонившись:

– Да не пугайтесь вы так, господин маг, у нас обычай попроще. Достаточно будет всего лишь троих. Новичок и пара добровольцев. Чтоб не догадаться кто, если вдруг подействует! – она засмеялась, блестя зубами. От огня даже они стали золотистыми.

– А что-нибудь про болезни, передающиеся с кровью, вы слышали? – ошарашено осведомился я.

– Так кипит же, – простодушно возразил крылатый.

– Есть желающие? – вооруженный ножом бородач Филь обвел глазами собравшихся.

Не люблю энтузиастов, – уныло подумал я.

– Я! – вызвалась Лайна.

– И я! – тут же подхватила Пенка.

И что делать?.. Я молча смотрел, как сначала Лайна прокалывает палец, улыбаясь мне совершенно шало, и роняет каплю в бурлящий котел. Пенка тянет драматический момент, поигрывает лезвием, усмехается, косится через плечо. Огонь золотит ее и без того яркие волосы. Лохматый циркач звучно облизывается.

Вторая капля падает в котел.

– Ваша очередь…

Еще теплый от чужих рук нож лег мне в ладонь. Я мгновение раздумываю, а потом накалываю палец. В конце концов, это всего лишь одна капля. Да еще кипяченая.

– Теперь до дна!

Вино из снятого с огня котла зачерпывают кружками. Быстро, словно боясь остаться обделенными. И пьют торопливо, обжигаясь, косясь друг на друга. Глаза над кружками лихорадочно поблескивают.

Я вдохнул аромат жидкости, плескавшейся в моей посудине. Кровью, конечно, не пахло. От такого количества приправ не почувствуешь даже вонь огненного масла, добавленного в вино. Но все равно… Мутит.

Экий ты сноб! Не нравится пара капель чужой крови? – ухмыльнулся злорадно внутренний голос. – Сам Император потребляет твою кровь и, небось, не морщится. Пьет и причмокивает… И не он один. Забавно, мне никогда прежде не приходилось представлять себя на месте тех, кто по доброй или недоброй воле использует мою кровь.

На меня нетерпеливо смотрели. Пришлось глотнуть, давясь от отвращения.

– Добро пожаловать, господин маг!

И все окончательно расслабились, захмелели и повеселели. От вина, от травяной духоты, от возникшего и крепнущего ощущения единства. Я удостоился определения «великий маг и наш человек!». Лайна дышала в ухо горячо и пряно, а пальчики ее были хоть и шустрыми, но пока еще деликатными. Зато в другое ухо шелестела Пенка и ее руки и впрямь, оказались опытнее, чем у соседки.

Крылатый перестал мерзнуть, отодвинулся от огня и робко улыбался. Наладившиеся было подремать дружно взбодрились. Утомленная женщина в полосатой накидке, позабыв про больную руку, оживилась и вытащила припасенную гитару.

Конечно, выпили все немало. Но… Надеюсь, к утру все спишут на хмель.

– Эй! Ты куда? – обиженно воскликнула Лайна вслед.