Текст книги "Тень на обороте"

Автор книги: Юлия Сергачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

Я поежился, также изрядно подмерзнув. Облокотившись о невысокий бортик, я попеременно изучал то нырки охотящихся птиц, то лениво качающийся океан, то, искоса, компанию на посадочной полосе.

Нельзя сказать, что занятие увлекало. Созерцание зеленеющего и бледнеющего Гостя не доставляло удовольствия. Как и наблюдение за маятниковым ходом Блондина. Эдак, укачает.

– Пришло подтверждение от барона Бороуса, – сообщил появившийся из замка Гергор, демонстрируя украшенную гербами бумагу. – Он предоставляет свою резиденцию в Ручьях… С превеликим удовольствием, – с чувством процитировал маг.

При свете стало еще заметнее, что глаза мага в сети кровавых прожилок, лицо серо от недосыпа и даже шрам, стянувший щеку, стал пепельным.

– Не сомневаюсь в величине его удовольствия, – я потер заледеневшие на ветру уши. – Наверняка, оно приправлено бочками заговоренной воды для генеральной уборки после отъезда дорогих гостей… или дешевле будет просто спалить резиденцию?

Гергор хмыкнул, небрежно сворачивая гербовую бумагу.

– В прошлом году, говорят, премьер-граф Мита вызывал экзорциста. Тот, не будь дурак, прихватил с собой коллег и с неделю они изгоняли из усадьбы духов. По слухам, всех изгнали. Вместе с запасом вина, сыра и кое-какими особо приглянувшимися демонам ценностями. Демоны, как известно, падки на золото…

В прошлый раз, когда честь принимать нежеланного гостя выпала премьер-графу, краса и светоч городской гильдии потомственных дворян бежал прочь из собственного дома, едва успев процедить невнятное приветствие.

– Скажите, а это правда, что они там ежегодно жребий тянут? – полюбопытствовал я, обратившись к приблизившемуся Гостю.

Посланец Ковена страдальчески прищурился на солнце, вздохнул и гундосо отозвался не по теме:

– Ветрено нынче, а лететь порядочно. Советую не завтракать плотно.

Ну, это предостережение запоздало. Тем более, что восстанавливать запас сил и крови мне приходилось любыми способами.

– А где это Пепельное ожерелье? Далеко?

– На северо-востоке, – Гость вздохнул так тяжко, словно это ему предстояло одолеть расстояние усилием собственных крыл. – На границе мертвой зоны.

– Там разве кто-то живет?

– Это во владениях барона находится город Пестрых рек? – вмешался заинтересовавшийся Гергор.

– Вот именно, – будто что-то объяснив, кивнул Гость, тут же позеленел, мучительно закатил глаза и дернул кадыком, сожалея о резком движении головой.

– Ручьи… Какое невинное название для баронской резиденции, – заметил я. – Форелью промышляют?

Гергор широко ухмыльнулся и шрам, стянувший губу и обнажив верхний клык, снова сделал его похожим на злорадного упыря:

– Ее полное название звучит, как «Крепость, омытая ручьями вражьей крови».

Я присвистнул:

– А почему ручьями, а не реками? Так значительнее, не находите?

– Ну, это вопрос к баронской скромности. Или к отсутствию размаха воображения.

Зато Гость, похоже, недостатком воображения не страдал. Реки крови его доконали. То-то он и вовсе просел, словно весенний сугроб, сделавшись рыхлым, серым и оплывшим.

– Летят! – встрепенулся Бриго Малич, приметив разрастающуюся крылатую птицу в небе.

Гость судорожно всхлипнул и стал блеклым и прозрачным, как снятое молоко.

* * *

Самолет светлый, с серебристым отливом и темными на концах крылами, замер в центре посадочной полосы. Один из пилотов, едва доставая, водил раскрытыми ладонями по брюху самолета, по легким металлическим щитам, расписанным «воздушными» рунами. Часть рун на боку и днище потускнели и исказились.

Эк их угораздило… Как самолет вообще не упал?

Второй пилот беседовал с Гостем. Ветер крал обрывки разговора: «…пришлось облетать… может, магическое возмущение, но вероятно и нападение… какая-то черная тварь… никогда раньше такого…» Гость явно невнимательно слушал пилота и с содроганием косился на самолет.

– Готов? – осведомился Гергор бодро.

– Разве от моей готовности что-нибудь зависит? – я наблюдал, как Гость, мучительно кривясь, выписал знак перед глазами озадаченного пилота и тот, окаменев физиономией, уронил шлем наземь.

Другой пилот, не обращая ни на что внимания, руководил многоножками, заменявшими поврежденные щиты на боках самолета. Мелкие ремонтники облепили смирную крылатую махину, посверкивая на солнце полированными панцирями и издалека неприятно походили на блох, атакующих птицу.

– Ты бы там не провоцировал никого, – посоветовал вдруг вполголоса Гергор. Фальшивую бодрость будто ветром слизнуло.

Я изумленно воззрился на мага:

– Это что? Проявление заботы?

– Считай, что это проявление эгоизма. Меньше всего мне хочется коротать здешние вечера в обществе очередной жертвы внутричерепной хирургии… – Гергор скрестил руки на груди. – Ты сам знаешь, как могут повернуться события. Ковену, в сущности, не нужно, чтобы ты был в здравом уме. Им вполне достаточно, если ты будешь просто жив и послушен. Так тобой проще управлять, имея беспрепятственный доступ к силе Оборотней.

Угу. Именно так они и делали вот уже несколько веков. До моего рождения и решения мага Мартана.

– Полноценного доступа к силе идиот им не предоставит.

– Ковен довольствовался и малым.

– Не выйдет, – возразил я холодно. – Прежние Оборотни ничего не умели. Я уже успел многому научиться. Неизвестно, как поведет себя сила Оборотней, если я лишусь здравого ума. Никто не знает, я управляю ею или она – мной.

– Ковен может и рискнуть. Превратит тебя в безынициативное растение, как всех, кто был прежде. То-то будет мне компания.

Я язвительно поморщился.

– Создадите себе парочку фантомок для нескучных вечеров. Вроде той, что в красном платье.

Надо же, а он покраснел и насупился, как подросток. Шрам на щеке и вовсе стал пунцовым.

– Я разберусь с Барьером и посмотрю, что там произошло в подземельях, – сухо пообещал Гергор.

– Поражен вашим мужеством, – безразлично ответил я. – Желаю удачи.

Из замка показалась процессия «замороженных» во главе с блондином Маличем. Тот торжественно, на вытянутых руках нес ларец с прозрачной крышкой. Под крышкой плавала мерцающая сфера, размером чуть больше кулака. Следующие за Маличем «замороженные» несли металлические чемоданчики, содержимое которых хоть и оставалось скрытым, но ни для кого из присутствующих не являлась секретом: там дремали хрустальные змеи – капсулы с кровью Оборотня. Очередная порция, готовая к отправке на императорские острова. Те самые «флаконы» за которые даже князья готовы были рвать друг другу глотки.

Казалось, что воздух вокруг процессии рябит и неприятно вздрагивает.

– А я-то думал, что мы вовсе не в гости к Императору летим.

– Пилоты забросят вас на Ожерелье, затем улетят в столицу, – верно расшифровал мое замечание Гергор.

– Немалый крюк.

– Все ж быстрее, чем на плоту. Завтра к вечеру доставят по назначению.

За процессией из замка выскользнул Аргра, самовольно вырвавшийся из вынужденного заточения. Я едва успел перехватить оскалившегося зверя, наметившего первую жертву. Здоровенному чудищу ничего не стоило, при желании, вырваться из хватки, однако Аргра затих, уселся у ног, глухо ворча.

– Ничего, зверь, – негромко сказал я ему. – Погодим еще. Может, в следующий раз.

Гергор покосился, приподняв бровь.

– Господин Юг, – повысив голос, позвал Гость, – прошу вас, подойдите ближе…

Я, за неимением лучшего, выдернул из штанов ремень и продел его через ошейник Аргры, передав импровизированный повод заметно забеспокоившемуся Гергору.

– Я его не удержу, – предупредил маг боязливо.

– Аргра, сиди здесь, – строго велел я. Зверь наклонил голову, со значением ухмыляясь во весть тройной ряд зубов. Но, во всяком случае, сразу за мной не последовал.

Металлические чемоданчики благополучно перекочевали в недра самолета, а вот ларец со светящейся сферой удостоился особого прощального ритуала.

Раньше этот ларец находился в крошечной комнатке над холлом Черноскала. Я не заглядывал туда. Прикоснуться к сфере я не мог по определению (на нее наложили заклятие лучшие маги Ковена), уничтожить – тоже, а любоваться на светящийся шар особого желания не возникало. Сам по себе он не представлял из себя ничего особенного. Главное его значение – символ. Точка Ноль, от которой начинался отсчет дозволенного мне пространства. Центр окружности.

Ее перемещали по необходимости, а сейчас как раз настало время изменить точку отсчета.

Я сотни раз проходил через это. Зато Гость – впервые, и потому путался и сбивался. А может, его нервировала высота или простуда. Он пыхтел, морщил лоб и тер подбородок, вспоминая протокол. Платок, поминутно нырял в карман и тут же возвращался обратно, то смахивая пот с лысины, то протирая слезящиеся глаза.

Маги из свиты Гостя замкнули изолирующее кольцо вокруг нас. Зазвенел воздух. Стало скучно. Я разглядывал ларец и наблюдал за облаками. Гость искал сухое место на своем платке и выуживал из памяти слова. А хмурый Малич подступил ближе и сверлил дыру взглядом чуть выше моего уха.

– Стой! – вдруг заголосил Гергор возмущенно.

Только «замороженные» не вздрогнули от неожиданности.

Рутинная процедура разлетелась вдребезги. Видимо, Аргра решил, что разлука с другом слишком затянулась. Гергор обреченно тащился следом, неубедительно тормозя пятками.

– Да стой же!

Ремень лопнул. Внутрь магического круга, созданного «замороженными», ворвался счастливый Аргра в фонтане белых и голубых колючих искр. А что зверюге высшая магия? Он родился в Черноскале…

– У вас очень жизнерадостное животное, – просипел гнусаво Гость, отшатываясь от ощерившего клыки Аргры и спешно закрывая рот и нос мятым платком.

И, непрерывно чихая, он скороговоркой пробормотал положенные заклятия и спешно всучил ларец в руки Блондина.

Потом снова поднялась суматоха, когда Гергор утаскивал негодующего Аргру. Изможденный посланец Ковена отдавал последние распоряжения, мечтая убраться из этого кошмара побыстрее. А растревоженный происходящим самолет стал угрожающе задирать остроклювый нос и нервно поводить крылами, норовя снести всех присутствующих.

В общем, милая прощальная суета. Которую даже можно выдать за нормальное расставание… А то все больше постные лица, да дежурные реплики.

В салоне было тепло, звуки приглушены, а кресла удобны. Это был самолет среднего размера, но посадочных мест всего восемь, так что места хватало и каждое из кресел оборудовали максимально комфортно. Откинув спинку, я закрыл глаза, вытянул ноги и разом отключился от происходящего.

* * *

«… – Просыпайся! Да просыпайся же!.. – меня немилосердно трясли за плечи и вполголоса, шипели в ухо. – Ну вставай!..

– Что? Что? – я ошалело уставился в лицо склонившегося Арина.

Глаза Арина сияли в зыбком полумраке. Вот ни у кого глаза в темноте не светятся, а у него мерцают, будто у кота. На девушек производит неизгладимое впечатление. На непугливых девушек.

– Пойдем! Она уже здесь!

– Да кто?

– Да она!

Весьма бессодержательный диалог, который, однако все расставил по своим местам.

– Отстань, у меня экзамен сегодня… – я попытался заползти обратно под одеяло, но тщетно.

– Сдашь ты свой экзамен! Тебе важнее друг или какая-то там астрономия?

Известный еще с доисторических времен прием. Безотказный, как каменный топор.

Вслед за приятелем, я вываливаюсь из окна спальни в окутанный туманной дымкой парк. Сыро, стыло и тихо. Здание университетского общежития плывет в молоке гигантским чудовищем, по ребру которого карабкается наверх задержавшаяся на ночной охоте горгулья. В клюве горгульи обмякший кролик.

Разом озябнув, я завернулся в наскоро захваченную куртку и, босиком скользя по губчатой прошлогодней листве, поспешил за Арином. Челюсти сводило от зевоты.

– Вон она, – торжественно произнес Арин, отодвигаясь, чтобы я мог тоже взобраться по излому стены.

Она – это дочка молочника, который каждое утро доставляет на университетские кухни молоко, сливки, сметану и сыр. Темноволосая, голенастая девица. Иногда она сопровождает отца и поджидает его на мосту, за стенами, придерживая пятнистую, нервную лошадку.

– Ты поднял меня в такую рань, чтобы я полюбовался на нее? – Я подавил очередной зевок, глядя, как дочка молочника передает отцу кувшины. Девушка, конечно, славная, но видали мы и получше…

Арин, покопавшись во внутреннем кармане, достает серебряную монету. Крупный, ребристый кругляш с грубой чеканкой – такие делали в Многоречье. Скорее сувенир, чем средство оплаты.

– Как думаешь, ей понравится? – в голосе Арина непривычная робость.

Я машинально взял монету. Тяжелая. Теплый металл грел ладонь.

– Ты бы лучше колечко… – с сомнением подсказал я.

– Безделушки она не возьмет, – покачал Арин головой. – Гордая… А это вроде и не подарок будет. Куплю у нее кружку молока.

Я с любопытством уставился на приятеля. Даже зевать перестал.

– Так ты уже пытался с ней познакомиться?

Арин неопределенно улыбнулся. Белокурый, голубоглазый, статный красавец практически никогда не получал отказа. И вот, надо же… Оскорбленное самолюбие или действительно она так глянулась ему?

– Неужто попробуешь подкупить недотрогу дешевой монеткой? – поразился я.

– Не простой монеткой. Ты ее зачаруешь.

– Я… Что?! И думать забудь!

– Небольшое заклятие, как ты умеешь. Просто, чтобы привлечь ее внимание.

– Что ты как школяр? Нужен любовный приворот – обращайся к ведьме возле дороги. Или сам зачаровывай.

– Ты знаешь, здесь у нас кругом рассекатели для высшей магии, – отмахнулся Арин. – Да и зачем приворот? За кого ты меня держишь?.. – Приятель огорченно почесал макушку и нехотя признался: – Она отвернулась в прошлый раз, понимаешь? Смотреть не хочет. Даже не слышит меня… Если бы задержать ее взгляд хотя бы на минуту…

Арин и впрямь выглядел растерянным. Никогда с ним такого не случалось. Трогательная ямочка на мужественном подбородке действовала на девиц убийственно.

– Ну что тебе стоит?

– Хм… – как раз мне это может стоить немало.

Арин верно расценил мои сомнения.

– Никто ничего не поймет! А если и догадаются, то небось не станут из-за такого пустяка на тебя новые цепи навешивать?

Все у тебя пустяки.

Я вздохнул и сомкнул пальцы. Серебристый кругляш исчез из поля зрения на несколько секунд. Ладонью я ощущал его выпуклый рисунок и зазубрину на ребре.

– Держи!

Просиявший Арин поймал монету на лету, подмигнул мне и ловко, без звука соскользнул со стены. Некоторое время я наблюдал за сближением и маневрами на дороге, а затем, когда глиняная кружка, плеснув молочной пеной через край, перешла из рук девушки в руки Арина, тоже спустился со стены и вернулся в спальню.

Через несколько недель разразился скандал. Родители девицы добились приема у самого Ректора. Требовали расследования, поскольку по их мнению, дочь соблазнили не иначе, как при помощи магических наговоров. В доказательство они принесли серебряную старинную монетку.

Студенты понимающе переглядывались и ухмылялись. Арин помалкивал.

Приехал даже мрачный Мартан. Мы разговаривали о пустяках, но злополучная монета все это время лежала в пепельнице на столе перед Мартаном. Маг, щурясь, неприязненно рассматривал ее. Я делал вид, что вообще не замечаю ничего особенного. Напрямую никто ничего не говорил.

Расследование не выявило никаких заклятий в металле.

Еще бы – никаких чар я на монету и не накладывал. В тот раз.»

* * *

– …просыпайтесь! – чужой голос пробивается сквозь многослойный, словно ком ваты, сон, захватывает и вытаскивает на поверхность. – Мы снижаемся, скоро воздушный порт.

– Ну и что? – хрипло спросонья и не открывая глаз, осведомился я. – Хотите, чтобы я посадил самолет?

– При посадке рекомендуется бодрствовать.

Мы уже приземлялись на подкормку самолета в каком-то темном, глухом (судя по виду из окон) местечке. Только там что-то никто не озаботился разбудить меня, следуя этим самым рекомендациям.

– Конечная остановка, – присовокупил Малич последний увесистый аргумент, убедившись, что предыдущие не подействовали.

Я взглянул на него. У Бриго Малича на лице неудержимо расплывалось замешательство вперемешку с досадой – надо разбудить, а прикасаться не хочется. Заметив, что цель все-таки достигнута, он распрямился с явным облегчением.

– Уже совсем близко.

Да, действительно – через смотровое окно уже можно было полюбоваться на двойную цепь островов, вытянутую полукругом, отчего они и впрямь смотрелись ожерельем, брошенным на скомканную бирюзу океана.

– Который час? – спросил я, с силой растирая опухшую физиономию. По-прежнему болезненно хотелось спать.

Мне ответили – и я ужаснулся. Выходило, что сейчас в здешних землях ранее утро. Это сколько же я проспал?

В сопровождение мне отдали, кроме Малича, больше половины «замороженных» – аж пятерых, разместившихся в начале салона, возле наглухо закрытой кабины пилотов. Вели они себя тихо и, надеюсь, не скучали. Но их спящими я не застал ни разу.

…Самолет опускался все ниже. Растаял лед на кончиках крыльев, и они снова потемнели. Цепи островов распались на фрагменты, и теперь можно было рассмотреть и городок, карабкающийся по склону, и причалы, и разноцветные лодки, покачивающиеся на волнах.

Самолет забирал влево, примериваясь пройти между параллельными рядами островов.

– Вон там город Пестрых рек, – непонятно к кому обращаясь, сухо сообщил Малич. – А вон там, наверху, порт. Нас встретит…

Договорить он не успел, потому что самолет тряхнуло. Несильно, но посыпались мелочи с кресел и полок, покатились по полу.

– Здесь всегда трясет, – успокаивающе заявил один из «замороженных». – Воздушных завертней много, их с мертвой зоны сносит. Поэтому и снижаются почти к самой воде.

Хм, а я-то думал, что бормочущие голоса мне померещились спросонья. «Заморозка» подтаяла?

– Это откуда? – Единственная среди присутствующих женщина, подобрала и рассеянно повертела нечто темное и округлое.

– Выпало из багажа, – подсказали ей. – Вон оттуда…

На указанном кресле стояла моя сумка, которая сейчас завалилась на бок.

– Ваше? – Малич хмурился, стараясь незаметно растереть ушибленный при тряске локоть.

– Впервые вижу, – не задумываясь, отперся я.

А потом мы разом дернулись, внезапно осененные одним и тем же.

И оба опоздали.

Я еще успел заметить, как исказилось ужасом лицо Малича, а затем предмет в руках женщины беззвучно вспух, выстреливая во все стороны черные лучи, которые, вытягиваясь, вспороли борта самолета, как ножи – бумагу.

Вместе со звуками (оглушающий скрежет, свист и бешеный вопль раненого самолета) внутрь салона через рваные дыры ворвался ледяной ветер, тугой и неукротимый. Снес людей и багаж, разодрал края обшивки, выковырнул наружу все, что смог.

Повалился, хватаясь за поручни Малич. Меня бросило сначала на стенку, поволокло по креслам и вытянуло через кривую прореху в борту наружу. Вместе с ворохом вещей. На миг стало тихо и ослепительно. Мир перевернулся величественно, как панорамная экспозиция в музее – блистающее небо в перистых облаках, переливающийся океан, тронутые зеленью острова с обеих сторон… Так близко – уже даже людей видно.

И все.

Дыхание перехватило. Ветер выбил слезы из глаз, ударил по ушам. Подо мной образовалась страшная пустота. Где-то далеко вверху остался исковерканный самолет; оттуда накатила и толкнула в спину на прощание упругая, теплая, пахнущая гарью волна воздуха.

И неудержимо ринулась навстречу гладь океана, неровно, рябью блистающая, словно исполинский, изрубленный щит из металла.

Померещилось, что воздух вдруг уплотнился, обвился кольцом, пытаясь удержать. Потом еще раз и еще… но тщетно, страховочная воздушная паутина хоть и сдерживала падение на секунды, но тут же рвалась.

А потом меня расплющило. Во всяком случае по ощущениям очень похоже. В глазах стемнело, кости затрещали, а внутренности облепили позвоночник. Вода ударила, словно ледяная кора, с запозданием разошлась, принимая в темные, удушающие объятия и обрадовано поволокла вниз.

Сверкающая пустота стала мутно-зеленой, вязкой. Я оглушено завис – не шевельнуться, не вздохнуть. В голове шумела, перекатываясь, багровая чернота. В ушах нарастал томительный болезненный звон. Далеко вверху постепенно гасло свечение поверхности.

Опять тонуть? Ну уж нет…

Соленая, страшно холодная вода ела глаза, из ноздрей текла кровь – я мельком замечал дымчатую, тянущуюся мимо щеки темную струйку, руки и ноги налились тяжестью, но я тащил себя наверх. Если жив, значит, еще не конец.

И океан сдался, отпуская добычу.

На поверхность, снова засверкавшую солнечной чешуей, я выполз, расталкивая воду, словно увесистые глыбы. Опрокинулся на спину, жадно втягивая перемешанный с водой воздух.

А потом услышал плеск весел и звонкий встревоженный голос:

– Я сейчас!.. Сейчас!

Кашляя и щурясь, повертел головой, пока не заметил округлую тушу подплывающей лодки, над которой трепетал полуспущенный ярко-белый парус. И не успел обрадоваться, потому что между лодкой и мной вода внезапно забурлила, выпуская зубастую, круглоглазую тварь с торчащими, словно веера ушами. А вторая такая тварь уже плыла рядом, изгибая длинное змеистое тело. Я закачался на волнах от ее движения.

Впрочем, испугаться я тоже не успел.

– Они ручные! – пообещал все тот же звонкий голос. – Хватайся, я тебя вытащу!

Передо мной, отпугнув круглоглазого, упал спасательный пробковый круг, раскрашенный в веселые, хотя и линялые, желтые, красные и белые полоски, словно леденец. Перегнувшись через борт подплывшей лодки и удерживая в руках конец веревки, на меня взволновано глядела девчонка. Неуклюже подгребая, я добрался до лодки, стуча зубами от холода. Верткие, темные твари плавали совсем близко, выныривая буквально из-под локтей.

– Давай руку, я тебя вытащу! – самоуверенно скомандовала девчонка.

Я запрокинул голову, рассматривая ее снизу. Разглядеть можно было разве что силуэт, однако и так было ясно, что своим весом я перетяну благодетельницу в воду.

– Сам… – выталкивая сиплые звуки из саднящего горла возразил я.

Оцепеневшее от холода и шока тело не слушалось; попытавшись зацепиться за край лодки, я обессилено соскользнул обратно. От борта, о который меня порядочно приложило волной, пахло дегтем и мокрой древесиной. Мимо со злорадным проворством пронеслись темные тварюги, демонстрируя глянцевые спины.

– Хватайся! – потребовала хозяйка лодки, наклоняясь и протягивая мне тонкую, исцарапанную кисть с покрасневшими от холода и влаги пальцами.

И я потянулся навстречу; из мокрого рукава показалось запястье с браслетом и уникальной росписью по коже. Отдергивать руку было уже поздно – наши ладони сомкнулись.

Не знаю, чего я ждал. Что она отшатнется с криком или стукнет меня веслом? Выражение лица не разглядеть – солнце светит прямо из-за ее плеч, но вцепилась она крепко и потащила напористо. Не заметила? Не обратила внимания? Или просто не знает, что это такое?

Перевалившись через борт лодки, я буквально растекся, не в силах шевельнуться.

* * *

– …я видела, что кто-то падает, но не думала, что можно уцелеть, свалившись с такой высоты.

– Я тоже не думал, – я едва шевельнул пересохшими губами.

– Повезло.

– Наверное, ваш пилот завертня задел. Такое случается, когда хозяева экономят и хорошую защиту на свои самолеты не ставят… Только обычно никто не спасается, – простодушно сообщила собеседница.

Надо мной покачивалась синева небес, неаккуратно разведенная облачными белилами. На их фоне светлый парус казался серым и грязным. Да, наверное, и был таким. На мятом полотнище нарисована летящая птица.

Моя спасительница, ловко управляясь с парусом, одновременно взволновано посматривала на меня. Она оказалась вовсе не девчонкой, а худенькой, невысокой девицей, скорее всего моей сверстницей. Светло-русые волосы небрежно подобраны вверх, а сложение одновременно угловатое и легкое, как у подростка, подчеркнуто одеждой, словно одолженной у ее старшего брата.

– Ты так страшно падал… – тихо повторила она.

– Только я?

– Больше я никого не заметила.

– А с-самолет? – Озноб то уходил, то возвращался, сопровождаемый стуком зубов.

– Он еще держался в воздухе, когда скрылся за Зубцом… – собеседница махнула рукой. Я, с трудом приподнявшись, посмотрел в указанном направлении. Темный остров высился разрушенным зубом, вонзив в небо уцелевший длинный обломок. Вокруг вились точки птиц.

– Береговые дозоры кинутся прямо туда. Наверное, никто, кроме меня не заметил, как ты свалился, а если и заметили, то вряд ли надеются, что ты жив.

Девушка оценивающе окинула взглядом воду за бортом, окрестности, что-то соображая, вздохнула и, как мне показалось, не без колебания пообещала:

– Я отвезу тебя до Бароновой плеши.

– К-куда?

– То есть до острова Старокоронного. Там есть врачи. Да и с самолетным гнездом связаться можно. Тебя ведь тоже станут искать, когда… – собеседница замялась, не договорив.

– Когда подсчитают т-тела? – закончил я.

– Они могли выжить, – горячо возразила девушка. – Я видела, самолет старался планировать и, может, они уцелели. Хоть кто-нибудь… У тебя там остались близкие?

– П-попутчики.

Я, не задумываясь, прижал ладонь к груди, нащупывая через сырую ткань рубашки холодный амулет. Тот не подавал признаков жизни.

Девушка перебралась поближе, опустившись рядом на колени, глядя участливо и слегка настороженно. Она неуловимо напоминала Никку. Оттенок волос почти такой же. Но лицо круглое, со светлой, незагорающей кожей и с высокими скулами, под которыми при малейшем движении губ легко намечаются две ямочки.

– Хочешь пить?

– Да, – я жадно облизну обметанные морской солью губы.

– У меня есть вода и горячий чай. Только чай сладкий…

– Великолепно, – с чувством сказал я, завозившись, чтобы сесть. – Сладкий чай – это то, что нужно.

Девушка легко снялась с места, не покачнув лодку, переместилась на корму и возвратилась с жестяной кружкой и флягой-термосом в футляре из потертой рыбьей кожей. Я потянулся к кружке, рукав пополз вниз, снова обнажая запястье.

Ее взгляд зацепился за браслет. После легкой заминки она отвела глаза и как-то странно – неприязненно, но мимолетно – поморщилась. Будто заметила нечто не опасное, а скорее неприличное. Или уродливое.

– Еще есть хлеб, но он вчерашний. Подсох немного, – произнесла девушка, как ни в чем ни бывало. – И сыр.

– Нет, благодарю, – мне все еще казалось, что желудок обвит вокруг позвоночник, и мысль о еде не вызывала энтузиазма.

Если любой отвар из неведомых трав именовать чаем, то напиток в термосе определенно мог претендовать на это звание. Зато он действительно был горячим и действительно сладким. Ничего более вкусного в жизни не пил. Только зубы слишком громко стучали о жесть кружки.

– Тебе бы надо обсушиться, – заметила девушка обеспокоено. – Иначе горячка прицепится. Если хочешь, я дам тебе свою куртку. Она большая, тебе подойдет.

Не сомневаюсь. Похоже, что почти вся верхняя одежда девушки происходила из мужского гардероба. Во всяком случае, клетчатая рубашка точно оттуда – широкий ворот лежал на девичьих плечах, как грубое декольте, обнажая тонкую шею и хрупкие ключицы. И здоровенные перчатки, которые валялись возле весел, явно сделаны по мерке мужской ладони.

Я стиснул зубы, усилием воли прекращая ознобную дробь, и решительно солгал:

– Не так уж и холодно.

Браслеты не произвели на мою спасительницу особого впечатления. Возможно, и созерцание амулета не наведет ее на ненужные ассоциации, но рисковать не хотелось.

Недоумение на лице девушки внезапно сменилось смущенным замешательством.

– Ой, прости, пожалуйста, за бесцеремонность. Если тебе неловко раздеваться, я отвернусь, – немного скованно заверила она. – Я забыла, что у южан правила другие.

– С чего ты взяла, что я южанин?

– А у нас все приезжие – с юга, потому что севернее никто не живет.

– Я слышал Некромантовы селища самые северные.

– Так разве там люди живут? – искренне удивилась девушка. – Одна нежить.

Она, слегка наклонив голову, оценивающе вгляделась в меня и снова предложила:

– Еще есть одеяло. Правда, я им корм накрываю для стохвостов, зато оно теплое.

– Для кого корм?

– Для них… – Она кивнула за борт, где в волнах то и дело мелькали глянцевые черные, бронзовые и изредка палевые спины круглоглазых тварей. – Обычно они сами себе находят пропитание, но когда перегоняешь их с одного пастбища на другое, приходится использовать приманки.

Несколько тварей выставили на поверхность приплюснутые головы, скаля пасти, полные игл-зубов. Если присмотреться, то через верхний, прозрачный слой воды можно было различить извивы вытянутых тел, рассыпающихся на концах ворохом еще более длинных щупалец.

– Так ты пастушка?

– Гуртовщица, – строго поправила девушка, слегка приподняв подбородок. – Меня зовут Илга.

– Я… Мир. Спасибо за помощь, Илга.

Ага, а вот и улыбка, наконец. Только она сразу же исчезла, стертая озабоченностью:

– У тебя из носа течет кровь. Погоди, я сейчас… – Илга снова вскочила и вернулась с кусками выбеленного полотна в одной руке и темным, колючим с виду одеялом в другой.

От одеяла пованивало рыбой, зато под ним стало теплее. Прижав к носу кусок полотна, я наблюдал, как Илга выбирает из воды сети с мелкой рыбешкой, а взамен кидает в волны ярко-красный поплавок, за которым тянется пучок блестящих ленточек («это чтобы звери на месте оставались» – мимоходом пояснила Илга, при этом в ее голосе прозвучало невольное сожаление человека, оторванного от важного дела). Затем она убрала весла и поставила маленький косой парус – нарисованная птица на полотне горделиво расправила вылинявшие крылья.

– До Плеши дальше плыть, – Илга, задержалась ненадолго рядом со мной. – Я лучше переправлю тебя в наш поселок. Согреешься, а тогда решишь куда тебе удобнее податься.

– Ага… – разморено согласился и, спохватившись, уточнил: – А где ваш поселок?

Илгина лодка покачивалась практически по центру между двумя островными цепями. Мы словно находились в долине между параллельными горными грядами. Остров, который Илга назвала Старокоронным, дремал горбатой громадой впереди и слева, по носу судна, заслоняя своей тушей следующий за ним. Где-то там, за этой клыкастой махиной упал, и, возможно, ушел на дно самолет. И кто знает, сколько пядей осталось в слабине моего поводка?

– Нам туда! – показала Илга еще левее. – Это Плоскодонец.

Маленький островок притулился у подножия Старокоронного, почти затерявшись между соседями-великанами, как бисерина, по ошибке нанизанная вперемешку с жемчужинами. Он и впрямь выглядел приплюснутым.

– Только, ты постарайся не сомлеть, – простодушно попросила девушка. – Не хочу показаться черствой, но у меня сегодня и так дел по самые уши.

– Тогда расскажи, что-нибудь, – пробормотал я, с усилием встряхиваясь. – Например, зачем ты пасешь этих своих стохвостов?

– Работа такая, – Илга строго пожала губы. Ямочки под скулами проступили четче. – Я их не пасу, а доставляю в нужное место. Их покупают, чтобы плантации подводные охранять. Или проводники, которые грузы сопровождают морем, берут зверей для защиты.