Текст книги "Тень на обороте"

Автор книги: Юлия Сергачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Ну, только еще оглушающего визга мне не хватало.

Зато дорога расчистилась.

…Мир на край пропасти привели люди, возомнившими себя всемогущими. Мир заглянул за грань, на Изнанку, и ужаснулся. Земля раскололась и ушла под воду, а та, что осталась, поделилась на острова, которые боялись сближаться вновь.

Но мертвая зона все равно ширится. Мир истончился, разъеденный творимым людьми злом, балансирует на грани срыва. Равновесия – нет. И скоро все вновь опрокинется…

Из манифеста последователей ложного Оборота.

Глава 8.

Окраина города Пестрых рек кажется пустой.

Украшения еще не сняли, ветер гонят по мостовой цветные и блестящие ленточки, тускло светящиеся шарики, просто мусор.

– …летом, в самую жару нашли девочку девяти лет, поруганную и убитую, – сидящий напротив Эввар взъерошен и мят, хотя, по его словам, на карнавале он не был, а провел время, разбирая записи отца. – Ее обнаружили только, когда падальщики набежали, почуяв запах, а так никто из местных жителей даже не интересовался, что за тряпки в кустах…

– А родители? Далеко жили? – я рассматривал проносящиеся мимо фальшивые фасады домов – чем дальше от центра города, тем они становились проще и невзрачнее. Так, наскоро размеченные очертания.

– Нет, мать живет рядом, – отчего-то виноватым голосом отозвался Эввар. – Она даже не заметила, что дочь пропала, – Он пошуршал бумагами. – Наверное, и впрямь окраина надышалась мертвой зоной, люди здесь… странные.

– Ты из-за этого поехал?

– Ну, я подумал, что раз ты не бросил меня в последний момент, то и мне следует… – маг смешался, неловко заерзав.

Я с любопытством посмотрел на него. Неужто этот увалень всерьез? Забавно.

Эввар сделал вид, что изучает растрепанную подборку бумаг, которую вручил представитель городских властей. Представитель отчаянно робел, пытаясь высмотреть среди мрачных, утомленных физиономий самую страшную, принадлежащую Оборотню. Сдается мне, что на эту роль он назначил свирепого Малича.

– Еще там плодятся секты то старокнижников, то жертвецов Последних дней, то адептов большого Оборота. Не так давно адепты устроили торжество на окраине и принесли в жертву… э-э… ну, в общем, неважно.

– Ты боишься меня шокировать? – восхитился я.

– Просто не хочу об этом рассказывать.

Надо же, а он и впрямь не притворяется.

Улица постепенно снижалась, так что вскоре карета покатилась по наземной дороге, а город приник к подножию скал, размещаясь в скромных двух-трех ярусах.

– В центре считают, что окраина проклята. Там вроде бы давным-давно, еще при Оборотнях, были то ли жилища рабов, то ли какое-то капище… Ну, и вроде как сохранилось заклятие.

«…посодействовать местным властям. Полагаю, на этом мы сможем считать вашу миссию исполненной. Бедняга Гергор, наверняка, уже заскучал в одиночестве в Черноскале… – Ставор мельком усмехнулся. – Не думаю, что просьба городского главы станет для вас обременительной. Мэр всерьез полагает, что мертвая зона неведомым образом распространилась на некоторые части вверенного ему города… С людьми, мол, там что-то неладно…»

– Этим летом, – вдруг подал голос Малич, хмуро пялившийся в окно, – отец запер семейство в доме и поджег. Твердил, что устал. Днем и ночью работает, а жена все плодит и плодит… – Малич повернул голову к озадаченному Эввару и добавил таким тоном, будто это что-то объясняло: – Случилось это возле Императорских островов, в самом сердце мира… А вы болтаете про «мертвую зону»!

И как на это реагировать? Мы промолчали: Эввар прочувствованно, я безучастно. А то мне неизвестно, что творится на Имперских землях!

– Приехали.

– Здесь что, никто не живет?

– Живут…

Словно в ответ негодующе завопил ребенок, которого мать спешно волокла в дом, награждая тумаками. Мать визгливо заорала в ответ, перекрикивая малыша. Где-то хлопнули ставни…

Мерзостно здесь: разбитые фонари во все еще изысканных кованых чашах; белесые наслоения и грязь на стенах, когда-то внушительных и красивых, а теперь мертвых и разрушающихся построек; тусклые, слепые окна, закрытые не стеклами, а чем попало; самоуверенная серость, властвующая здесь в полную силу.

Наверное, убрать мусор и обновить крыши им также мешает дыхание мертвой зоны. Или проклятие Оборотней.

Длинная улица распухла, как змея проглотившая крысу – дома отшатнулись от мощеной площади. В центре плиты широкие и гладкие, а по обочинам – мелкие. Будто рыбья чешуя.

– Нам сюда…

Эввар в компании шестерки магов двинулся по улице, вышагивая нарочито важно и делая вид, что осматривает окрестности. Изображал из себя то ли инспектора с проверкой, то ли обеспеченного туриста. Ни на того, ни на другого похож он не был, и местные жители наблюдали за ним со все возрастающим напряжением.

Редкие встречные быстро отворачивались, успев полоснуть короткими, недобрыми взглядами. Страх царил в воздухе, сухой и разъедающий, как пыль в каменоломне. И еще фальшивое безразличие.

Я шел по другой стороне, заметно отставая от Эввара. За мной неслышно ступал Малич. Не знаю, кто решил, что так будет безопаснее. Но Эввар действительно оттягивал все внимание на себя, волоча его за собой, как цепи. Целый моток тяжелых, гремящих цепей…

Стена ближайшего дома облупилась. Из окошка на втором этаже смотрела женщина, лениво дожевывая какой-то фрукт. Доела, бросила огрызок вниз. Желтоватая мякоть брызнула по мостовой, рассыпая мелкие косточки прямо перед Маличем.

– Что-то здесь не так, – Малич пинком отбросил огрызок с дороги.

Редкий случай – я готов был с ним согласиться. Улица не представляла собой ничего необычного. Ни малейшего признака проклятия. Но «не так» буквально ощущалось кожей.

Скопившееся, выжидательное напряжение.

Тухлые взгляды встречных.

Здесь все выгнило. Здесь не чинить надо, а жечь и плести заново саму основу. Даже на островах мы ощущали себя лучше…

Но было что-то еще. Опасное.

– Возвращаемся, – решил я и – снова исключительный случай! – Малич резко кивнул, соглашаясь.

Группка впереди, запоздало заметив наш маневр, засуетилась и тоже меняя строй. Эввар, засмотревшийся на почти уничтоженный барельеф и, похоже, опять забывший, где находится, вынул из кармана блокнот. Рассеянно щелкнул пальцами, зажигая перо-самописку. И тут…

– Люди! – истошно заорал женский голос. – Люди, вот же он! Проклятый Оборотень! Смотрите! Ворожит!!!

На один миг все застыло.

Затем вспыхнуло – коротко и беззвучно. Стрела сорвалась с крыши дома слева, блеснув хищным тельцем и, как в вату, легко вошла в центр замешкавшейся компании магов.

Звуки чуть запоздали – звон, топот, возгласы…

Оцепенев в первое мгновение, я увидел, как, пошатнувшись, оседает наземь Эввар, зажимая плечо из которого торчит металлический штырь. А вокруг жала стремительно распускается на одежде алая клякса… И как мучительно медленно разворачиваются окружавшие его маги, высматривая что-то вокруг и наверху…

– Убили! – заверещал надрывно новый голос. – Оборотня убили!

– Кровь! – подхватили тут же. – Люди!.. Его кровь!!!

Вымершая улица забурлила, словно только и ждала сигнала. Страшно зашевелилась, выбрасывая из дверей, окон, подворотен, проулков щупальца людских верениц, которые мигом опутали и смяли ошалевших магов и погребли в воющем клубке упавшего Эввара.

Бешено взревел Малич. Я слышал его краем уха, бросаясь к кишащей человеческой своре. Амулет бьется, как второе сердце, толчками разгоняя по телу боль. В глазах стемнело от ярости. От того, что уже поздно, что эти ощеренные твари уже расправились с жертвами…

– Прочь! Все прочь!

Прямо передо мной мостовая взорвалась, расплескав шрапнель осколков. Белая вспышка почти незаметна при свете дня, только озоном пахнуло. Брусчатка брызнула каменным крошевом еще и еще… Это маги, наконец, спохватываются.

Человеческое месиво распадается, мечутся хлесткие, юркие молнии между бегущими, выклевывая каверны в мостовой. Но люди все равно волокут, выдирая друг у друга какие-то окровавленные клочки. Один из магов, чье лицо залито багровым лаком, вскидывает кулаки – и к крышам вздымаются бешеные вихри, легко раскидывая замешкавшихся… Земля трещит, покрываясь коркой льда, в который на ходу вмерзают люди в нелепых позах. В их красных глазах ужас и помешательство. Распяленные рты выпачканы кровью.

Мне кажется, что вытянутые ввысь дома начинают загибаться внутрь, как черные пальцы мертвеца, зажимая все, что мельтешит в каменной горсти. И что в центре этой ладони кровавая рана… Как у меня.

Амулет бьется в агонии, цепь захлестывается вокруг шеи металлической змеей…

Меня хватают за плечо и швыряют назад.

* * *

– …никому, кроме самых доверенных лиц не были известны ваши планы, – голос Ставора сух и шелестящ, словно ветки колышут мертвой листвой. – Стрелка нашли сразу же – голем рассыпался на одной из крыш. Вместе с заданием в его голову вложили заклятье «испепелень», так что память глины выжгло, даже магам не восстановить ее… Похороны завтра. От Альвена почти ничего не осталось, но мы думаем заложить камень с его именем возле библиотеки. Вы перед отъездом успеете заглянуть, если захотите…

Альвен. Кто это?.. Ах да. Эввара звали Альвен, а я и забыл.

…Я бездумно перекатывал в ладонях темное «око», которое так и не передал Эввару. Поднял голову – оказывается Ставор давно ушел, а шелестящий голос мне просто чудится.

«…Он источник любых несчастий. Все, кто находится рядом с ним – рискуют своей головой. Не забывайте об этом, Эввар. Он – и есть беда. Понимаете?..»

– Шгрбррр… жрннврсс… – пробормотал согревшийся в ладонях шар.

– Да, – отозвался я. – Именно так.

Пока Эввар был жив, я мог относиться к нему снисходительно и уехать, без сожаления распрощавшись. Он никому не сообщил, что Оборотень сорвался с привязи. И теперь уже не скажет. Почему же я не чувствую облегчения? Смерть Эввара словно, наоборот, связала меня.

– Фрргшш… – в глубине «ока» проворачиваются тени, медленно, как в патоке. Мое отражение блекло наслаивается на них.

Слова Малича растревожили нечто в памяти. Ту самую, глубоко засевшую занозу, чье острие я так и не достал. Что-то, связанное с островом и тенями… Которые тяжелее, чем кажутся… Нет! Не с островом!

Прихватив бормочущий шарик, я спустился к нижним этажам башни. Там все еще стояла принесенная Эвваром лестница и фонарь, а внизу пылились остатки развалившегося стола… И в покоях мага все осталось неизменным.

Эввар уверял, что высшие маги провели «зачистку», значит верхний слой реальности выжжен. А изнаночный?

Я поставил фонарь на полку и прошелся по почти пустому помещению, расставив руки, словно боясь наткнуться на невидимые вещи. Да… Ощущение никуда не делось. Вот они тени – жирные, тяжелые… многослойные. Света бы побольше… Я зацепил и скомкал ближайшую тень, а затем вывернул ее. Эффект был сногсшибательный. Стал свет. Всюду. И амулет взорвался, словно начиненный горючей смесью.

Повалившись на выщербленный пол, я ошарашено озирался. Глаза слезились, непривычные к иной яви, жрущей их, как кислота. Воздух обратился грязным войлоком, забивал легкие, скреб кожу. И что-то немертвое таилось вблизи.

Еще нигде изнанка не была столь негостеприимна, как здесь, но я не спешил обратно.

…Вот оно в чем дело. Все предметы в комнате, это все равно что тени на острове, лишь видимость спрятанного на изнанке. И стол, и полка, и книги… Раскрыв прежде пустые страницы книги, я прочел торопливую последнюю запись: «…поиски ведут в направлении мертвой зоны, но без проводника я, скорее всего, не уйду далеко…»

– …ключ… ключ внутри… – вдруг заговорил мой карман неожиданно внятно, хотя и сипло.

Я вынул «око». Теперь оно вовсе не походило на гладкий шар – я едва не выронил его, настолько оно походило на клубок рваных, окровавленных, спутанных жил. Будто некто снял с полотна реальности узор человеческой сути и грубо скомкал.

– …ключ… от твердыни Оборотней… Вскрыть, где все началось…

Пространство зазвенело, завибрировало, предупреждая о приближении чего-то крупного, почуявшего добычу. Страж, дремавший на изнанке, встрепенулся. Я рванул прочь, вывалившись в явь, словно из топки – обожженный, ослепленный и потрясенный.

– Гбржжш… – вздохнул шар в моей руке, стиснутый так, что пальцы побелели.

Ничего не понимаю. Ключ от твердыни? Ключ от тайны Оборотней?

Ключ в смысле – вещь, или в смысле – подсказка?

…Ненавижу основной язык.

* * *

Над озером стелился зыбкий, ворсистый туман, заволакивая неподвижную черную воду. Солнце давно село, но света еще хватало. Или, может быть, светился сам туман. Из распахнутого настежь окна ощутимо несло промозглым холодом.

А я валялся на кровати, пытаясь напиться, но приличное вино с первого же глотка показалось омерзительным. Мысль о скором отъезде согревала, но не слишком. Попробовать еще выпить?.. Потянувшись к стакану на полу, я вдруг уголком глаза зацепил копошение возле окна, раскрытого на озеро. Помешкав секунду, продолжил начатое движение. Ладонь сомкнулась вокруг рукояти легкого меча, лежавшего под кроватью, где я оставил его после памятной тренировки с Маличем.

Еще один разворот, и я оказался на ногах, наставив острие клинка под подбородок опешившего незнакомца.

– Не слышал, как ты стучал! – произнес я ровно, щелкнув пальцами свободной руки по ближайшему светильнику.

Стало светлее.

Незнакомец – (облачен в темное, на голове капюшон, лицо закрыто мятой маской с карнавала, телосложение легкое) – скосил, щурясь, глаза на полированное лезвие, судорожно сглотнул и поднял вверх пустые ладони с растопыренными пальцами. Не вооружен или оружия не видно?

– Я не… не… – голос высокий и срывающийся.

– Назови мне хоть одну причину, почему я не могу убить тебя прямо на месте?

Руки пришельца мелко дрожали, а по лбу, несмотря на холод, ползли бисеринки пота. Не похож на фанатика-убийцу… На вора тем более. Это ж надо совсем свихнуться, чтобы влезть сюда!

– Ты кто такой?

Он снова сглотнул, то ли силясь ответить, то ли, наоборот, безвозвратно закусывая язык и готовясь даже в смертных муках не выдать тайны собственного происхождения.

Все они так. Даже те, кто по глупости прихватывает с собой документы.

– Как ты сюда попал? – спросил я, мельком подивившись, что испуга не чувствую. Только скуку и досаду из-за потревоженного безделья.

Правая рука, удерживавшая меч у горла визитера, стала затекать. Перехватив клинок в левую, я обогнул незнакомца по дуге, приблизившись к распахнутому окну. Окно обрывалось в пропасть. Внизу беззвучно покачивалась вода, блестящая в разрывах тумана и гладкая, как атлас. Здесь даже решеток не имело смысла ставить, потому что скала внизу и сама башня слыли совершенно неприступными.

И тем не менее…

Я пару секунд боролся с желанием перегнуться через край и повнимательнее изучить изрытую неровностями поверхность башни, чтобы узнать, как это там внизу, ниже кромки окна, умудряется висеть потрепанный рюкзак, мирно покачиваяющийся на ремнях.

– А ты храбрец, – медленно произнес я, глядя, как над озером лениво пухнут туманные волокна, затягивая безмятежную черную гладь. – Или дурак.

Пришелец облизнулся пересохшие губы. Дрожь распространялась по его телу, как зараза. На груди мелко трясся оберег, сплетенный из кожи. От оберега тянуло гарью и чем-то цветочным.

– Никак решил совершить подвиг, убив злобного Оборотня?

Он дернул подбородком и перестал трястись. Даже напротив, я словно напомнил пришельцу о важной миссии, и тот взял себя в руки, резко выпрямившись и расправив плечи.

– Да! – хрипло, но срываясь на фальцет, ответил гость.

– Похвальная честность, – пробормотал я. – А еще неплохо бы показать лицо будущего героя. Нехорошо как-то в маске, словно вор…

Он качнулся назад, но я успел поддеть кончиком меча черно-белую маску. Гость отчаянно ринулся к окну, я прыгнул следом. Повалил, прижимая своим весом и, сцапав за капюшон, попытался развернуть голову противника. Сползла шершавая ткань, рассыпались длинные волосы, повернутое в профиль оскалившееся лицо было мне хорошо знакомо…

– Илга!

Пленница разом обмякла, перестала лягаться, вывернулась из захвата и отползла в сторону. Я не удерживал, все еще не веря в происходящее.

– Снова пришла за моей кровью?

Она враждебно зыркнула исподлобья, притихшая, но не сломленная.

– Твоя кровь не помогла.

– Я предупреждал. Не все так просто.

– Ты сказал, что смерть творит чудеса.

– Да… – медленно согласился я. – Творит. Так ты и вправду явилась убить меня?

– Я пришла убить Оборотня! – сквозь зубы процедила Илга.

Еще до того, как она договорила, я подался вперед, перехватывая и выламывая ей руку. Она вскрикнула. В рукаве, в неловко приспособленных ножнах, поджидал своего часа кинжал. Точно не орудие убийцы – чтобы его вытащить пришлось бы повозиться. Впрочем, если жертва спит…

– Раньше у тебя были более честные и гуманные планы по спасению своего мужа.

– Жениха.

– Неважно. Что случилось с твоим желанием заработать на хорошую лечебницу?

– Раньше у меня была надежда. Теперь ее нет.

– Яннек умер?

– Не смей произносить его имя, ты… Оборотень! – выплюнула она с неприкрытой ненавистью. – Он жив! Но он умрет, а перед этим будет долго страдать, потому что ты… ты во всем виноват!

Я поморщился. Она сникла, разом сгорбившись.

– Даже если я буду работать день и ночь, мне и за много лет не собрать столько денег, – обветренные губы девушки едва шевелились. – Мы с тетей Ла надеялись, что вместе сможем… Но теперь и она… – Илга резко подняла голову, отбрасывая растрепанные пряди волос с лица. В глазах снова зажглась ярость: – Ты уничтожил ее! Ты уничтожил все, что она умела в этой жизни!

– Погоди, – опешил я, – при чем тут какая-то тетя Ла?

– Она согласилась на работу садовницей у Оборотня! Ради Яннека и меня. Она самая лучшая садовница во всей Империи и пошла работать к Оборотню!..

– Аланда Гвай, – я с трудом подцепил и извлек из памяти полузабытое имя, – твоя тетя Ла?

– Ты уничтожил ее.

– Я уволил ее, – огрызнулся я с раздражением. – Всего-навсего. Если она такой хороший специалист, то найдет себе другой сад для работы.

– Она уже ничего не найдет, – Илгин рот судорожно искривился. – Она изменилась после возвращения. Деревья и травы больше не слышат ее, а она не понимает их. Ты что-то сделал с ней!

Я отшатнулся. Вспомнил, как смотрел на руки, по которым тек дождь вперемешку с призрачной кровью. Я всего лишь изменил память этой женщине, но…Сущность человеческая хрупка. Копаясь в ней, можно ненароком или по небрежности разрушить что-нибудь важное.

– Илга…

– Заткнись! – Она была на грани истерики и, кажется, плохо понимала, кто у кого в плену. – Теперь они оба беспомощны! А я… Я ничем не могу помочь им! Только убить Оборотня! Тогда все, наконец, будут счастливы.

– А если нет? Никто не знает, что случится, если убить последнего Оборотня. Не верь слухам.

– Я могу помочь им только так, – возразила Илга. Повела незвначай головой, нащупывая взглядом кинжал. Лицо ее на мгновение подернулось омерзением.

– Илга… Я могу помочь.

– Умри, – перебила она. – Сделай всем одолжение, покончи с собой!

– Твоя тетя… Аланда, тоже это предлагала. И не она одна.

– Может, стоит прислушаться? – зло ощерилась Илга. Упруго сжавшаяся и свирепая, она сейчас походила на ядовитого паука. Отвлечешься – укусит вмиг. – Ты же знаешь, что пока ты жив, многие будут несчастливы.

А если я покончу с собой, а они все равно останутся несчастливы, – устало подумал я, – на кого тогда они будут списывать свои несчастья?..

– Столько людей скажут тебе спасибо! – проникновенно пообещала Илга.

– Что мне их спасибо? – ухмыльнулся я невольно. – Ты думаешь это так просто, покончить с собой?

– Ты боишься?

Я поддел пальцем и вытащил на свет амулет.

– Видишь? Даже если бы я захотел покончить с собой, вот эта штука не позволит.

Она несколько мгновений равнодушно смотрела на амулет, потом опустила голову. Волосы беспорядочно упали на потускневшее лицо, сделав и вовсе неразличимым его выражение, но слова беспрепятственно проходили через тонкую завесу:

– Если бы я знала… Если бы я знала, кого спасаю тогда, в море… Я так жалею, что вытащила тебя из воды. Может быть, Яннек был бы уже здоров.

– Врешь ты все, – хмуро оборвал я причитания. – Если бы все повторилось, ты бы не оставила тонуть человека, даже будь он трижды Оборотнем. Иначе чем ты сама отличаешься от… меня? Ты ведь могла убить меня той ночью, но не сделала этого.

– Тогда я еще не знала, что все так плохо. Надеялась, твоей крови хватит.

– Дура ты, Илга.

Она вскинулась. Подбородок дрожит, но в глазах зажглись свирепые огоньки:

– А ты… Оборотень!.. Хочешь казаться хорошим, а сам… Ты только смотришь, как вокруг страдают другие! Ты думаешь, мне трудно будет убить тебя? А это нетрудно! Потому что нет никого, кто пожалеет о твоей смерти! Хоть один человек станет горевать о тебе? Ведь нет никого, кто любит тебя на всем белом свете, верно? Ну, возрази! Скажи, что хоть кому-то ты дорог! Солги хотя бы! Ну?!..

Я молчал, каменея. Молчал, глядя в это искаженное болью и гневом лицо. Видел только его…

Не знаю, где она сумела сберечь эту длинную, тонкую иглу, да я и не обыскивал нежданную гостью, удовлетворившись кинжалом, но в запале Илга стремительно выхватила и, не целясь, швырнула иглу мне в глаза.

Промахнулась, конечно.

Очнувшись, я снова бросился на перехват, не дав Илге добраться до окна, опрокинул ее на пол, подмял. Затем наскоро вытягивая сгустки комнатного мрака, сплел веревку и, держа дистанцию, виток за витком затянул ее вокруг оцепеневшей жертвы. Та не сопротивлялась.

Я встряхнул девицу, отбрасывая с лица спутанные волосы. Под скулами темнели ямки, будто порезы. И стиснутый рот ее был, как косой разрез.

– Заботишься о других, – угрюмо произнес я, осторожно вынимая и рассматривая темную иглу, вонзившуюся между камнями в стене. Похоже, изготовлена из рыбьего плавника и обмазана ядом. – А ты подумала, что станет с твоими драгоценными близкими, если твой план провалится и тебя поймают? Кто теперь позаботится о них?

Я не ждал, что она отреагирует, но Илга еле слышно пробормотала в сторону:

– Они хотя бы будут знать, что я пыталась сделать для них все возможное.

– Да, это будет согревать их холодными вечерами в одиночестве… – ни одного разумного довода, чтобы ударить лежачего у меня не было. Я просто хотел ее уязвить. И это удалось – Илга побелела, как полотно и жалко скорчилась в своих путах.

Впрочем, особого удовлетворения я не почувствовал.

И колебался всего лишь мгновение, прежде, чем щелчком пальцев подозвал домовуху и, наскоро зачаровав, оправил его в полет. Мелкая тварь пронзила стену с комариным писком, устремившись к цели.

Да, Илга спасла мне жизнь. Но ни к чему так увлекаться работой над ошибками.

– Скоро за тобой придут… Скажи, что ты всего лишь хотела ограбить башню. Может, они решат, что ты сумасшедшая и поверят. Ну, чего уставилась? Или ты считаешь, что тебя все-таки надо отпустить восвояси? Так назови причину, возможно, мне она понравится.

Она вызывающе повела плечом. Знакомые ямочки под скулами казались сейчас не забавными, а жесткими, неприятно заострившими черты лица. Череп, да и только. В глазах стыло ледяное бешенство:

– Я не играю в твои игры! Кто может уйти от Оборотня? Чтобы потом ты настиг и со мной проделал то же самое, что и со всеми? Вывернул, словно рыбью кожу?.. Ты лжец, Оборотень! Не надо мне от тебя ничего, кроме твоей смерти!

– Ну как знаешь! – Есть предел и моему терпению.

Я отвернулся и мирно предложил, снова не рассчитывая на ответ:

– Может, пока ждем, расскажешь, как тебе удалось взобраться на неприступную стену? Все равно секрет тебе больше не понадобиться. Через несколько часов я уезжаю, а ты… сама понимаешь.

Илга молчала, опустошенно глядя в пол.

Затем на башенной лестнице послышались быстрые уверенные шаги. Я отвлекся от пленницы буквально на секунду, но она ей хватило. Вскочила на ноги, которые я поленился связать, и метнулась к раскрытому окну. Я успел ухватить кончик призрачной веревки из теней уже после того, как безумная гостья перевалилась через край оконной ниши и камнем ринулась вниз.

Я, а следом за мной и вбежавшая в двери охрана, тоже бросились к окну. Внизу клубилось белесое марево. Даже если и был всплеск, сопровождавший падение девушки в озеро, туман погасил его.

– Утоп, – констатировал мрачно один из охранников.

Слишком холодная вода не позволит связанному пловцу продержаться там и нескольких минут. Да к тому же при прыжке с такой высоты удар о поверхность озера почти равнозначен удару о землю. Наверняка, девчонка сломала шею.

Вряд ли тут разводили воздушных змеев, умеющих вовремя подставить крыло.

– Надо проверить…

Один за другим ушли вниз и бесследно канули поисковые импульсы. Плотный туман отражал и смешивал звуки.

Я отступил вглубь комнаты, цепенея и проваливаясь в тупую прострацию. По краешкам черной дыры перемещались и переговаривались люди, обмениваясь впечатлениями. Это были живые люди. Они твердили про «безумцев» и «магию озера, которая жрет все следы и делает бесполезным поиски тела». А еще про «самолет», «вечерний вылет» и «сборы». Эти люди старались держаться подальше от меня, смотрели искоса, обращались вкрадчиво.

Другие люди – отсутствующие – тоже водили свой хоровод по краям сознания. Они безмолвствовали, но в глазах их стоял неумолчный крик: «…все, кто находится рядом с ним – рискуют своей головой…», «…есть те, чья жизнь – всего лишь тень на обороте будней. Они исчезнут – и тень вместе с ними…», «…хоть один человек станет горевать о тебе?..»

Эти люди, наоборот, тянулись ко мне, стараясь оказаться поближе, но их уносило все дальше и дальше.

Те, кто остается возле меня, и те, кто пытается уйти, все равно обречены. Все, кому я пытался помочь, тоже обречены, потому что помощь Оборотня оборачивается бедой.

Но у меня есть друг Арин. У меня есть… была Никка. Она любила меня, я знаю. Мне вдруг вспомнилось лицо в прозрачном, полном бирюзовой воды аквариуме. Русалка, так сильно похожая на Никку… Я решил, что почудилось. А если нет? Если, как обычно, слишком занятый собой, я прошел мимо той, кому нужна моя помощь прямо сейчас?

У меня есть время, чтобы исправить хоть что-то.

Часть III.

Легенда. Версия 3.

Герой одолел всех врагов и для счастья человечества должен покончить с последним наследником проклятого рода. Убить младенца в Черном замке.

Предположение: Воин не смог убить ребенка. Разъяренные люди сами убили дитя, а воина-труса изгнали и обрекли на скитания, в итоге назвав его предателем и Оборотнем. Оборотни – потомки воина. Из крови ребенка вышли кровники, которые стерегут Оборотней.

Решение: Пока люди не искупят свою вину перед младенцем и воином – равновесие не будет восстановлено и всеобщего счастья не случится.

Глава 9.

Рюкзак Илги я достал, воспользовавшись импровизированным крюком из гнутой медной вешалки и веревки. Вместе с рюкзаком крюк выволок наверх тонкие, почти прозрачные веревки, поднапрягшись и дернув за которые, я разжился еще и костылями. Самодельные костыли были вбиты в тело башни снаружи. Из кармана рюкзака торчала сложенная бумага… Нет, не бумага – пергамент из рыбьей кожи, на котором чернели значки, выведенные на редкость отвратительным почерком. Что-то вроде: «…седьмой камень от двух локтей через ось…» или «…половина локтя вниз от ромбовидного среза до мягкой прослойки…»

Не знаю, что я ждал увидеть в этом рюкзаке, но стало муторно. Глупая девчонка залезла в башню не вооружившись ничем, кроме плохого ножа и отравленного дротика. На что она надеялась?

…Никто меня не задерживал и не пытался составить компанию. До отъезда еще достаточно времени, и я волен использовать его по своему усмотрению. Хоть спозаранку прогуляться по окрестностям.

* * *

В сарайчике зашуршало. Воодушевившись, я потянул хлипкую дверь на себя – ну так и есть, в полутьме поблескивают глаза крестокрыла. Мое появление он встретил злобным фырканьем, а доски, которые покрывали пол сарайчика, брызнули мелкой щепой. И это, несмотря на сточенные когти зверя.

– Тихо, Олль, – покопавшись в памяти, произнес я и осторожно вытянул руку. – Не желаешь прогуляться?

Крестокрыл угрожающе щелкнул зубами, вскинул голову, но после пары минут уговоров, позволил приблизиться и даже облачить в самопальную сбрую.

Что ж, Илга… Крестокрыл тебе больше не понадобится, а оставить его здесь – это скорее всего облечь на мучительную смерть от жажды и голода.

Покалеченный скакун с места взял в галоп. Время от времени я ощущал, как под гладкой шкурой перекатываются мышцы и напрягается обрубок, оставшийся от когда-то широченных крыльев – крестокрыл еще помнил, что значит летать. Бедняга… Я и раньше слышал, что в Рудниках уродуют крестокрылов. Пользы от летучих тварей в штольнях никакой, но надсмотрщики покупают дорогих зверей ради престижа и режут крылья, чтобы те не могли взлететь и разбить тупые головы своих всадников о каменные своды.

На мост я вынесся опрометью, но потом придержал разгоряченного скакуна и свернул на городскую дорогу уже степенным шагом. Привлекать внимание совершенно ни к чему, а замеченные с моста пестрые россыпи палаток и шатров на побережье немного успокаивали – значит, циркачи еще не уехали.

Впрочем, я все равно безнадежно опоздал.

Ни следа здоровенного цветного купола из ткани не осталось на площади. Истертая брусчатка чуть поблескивала. Ранний торговец, зевая, натягивал тент над своим лотком. Половина домов, выходивших фасадами на площадь, еще щурила прикрытые ставнями окна. Редкие прохожие спешили по делам.

Может, я все-таки ошибся? В конце концов, выпил тогда порядком…

– Цирк? – переспросил недовольный конопатый паренек, вооруженный потрепанной метлой. – Не-е, цирк – это на соседней улице! Только там не цирк, а балаганщик с дрессированными омарами… – Он оживился и с удовольствием прекратил изображать, что занят уборкой. – А если вам настоящий цирк нужен, так легче пойти на Красную, где показывают фокусы с деньгами и огненный шторм… Только, кажись, они тоже съехали, потому что у них саламандра сбежала и подожгла магазин сластей, а господин Куроед, даром, что кондитер, а сам горче хины и…

– Мне нужен тот цирк, что стоял на этой площади, – нетерпеливо оборвал я.

– А… О! – глаза парня округлились. – Ну, это… Я не знаю…

– Чего ты не знаешь? – я едва сдерживал раздражение

– Ну… – Паренек почему-то покосился на середину пустой площади, где сиротливо сбилась кучкой облетевшая за ночь с ближайших кленов листва, и пробормотал фальшиво: – Не знаю, о чем вы, добрый господин!

– Во время праздника здесь стоял цирк. Он уехал? Давно?

– Слушайте… – Даже веснушки у парня посветлели. – Нельзя про них… Хоть они и съехали, но тут сторожей оставили, чтобы, значит, не болтали люди чего лишнего… И не любят они, когда вынюхивают…