Текст книги "Тень на обороте"

Автор книги: Юлия Сергачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

– …Не расскажете нам о вашем путешествии? Вы ведь наверняка побывали на разных островах и повидали всякое, – костистая рыба-баронесса зацепила крючковатым плавником не успевшего увернуться Малича.

Тот аж закашлялся от досады.

Но я напрасно злорадствовал, наблюдая за его мучением. Тихий, но липкий голосок уже шелестел возле моего уха:

– А правда, что вы связаны с настоящим… Оборотнем? – жадное придыхание подчеркнуло последнее слово.

– Желаете познакомиться с ним?

Некто в старомодном костюме мигом пугливо прянул в сторону.

Краем глаза я наблюдал, как стоявшая возле занавесей девица занятно извивается, словно пытаясь выползти из тесного платья. Как только по ее мнению вырез опустился достаточно, чтобы скорее обнажить, чем скрыть объемистые формы, девица решилась на приступ.

– О, мне так хочется проникнуть в таинства темных наук!

– Не рекомендую, – я изобразил вежливую улыбку. – Там темно и страшно.

– Но если у меня будет опытный проводник, – девица явно не намеревалась сдаваться. Вырез декольте впивался во влажную кожу, усыпанную бисеринками мелкого, как просо, пота. – Возможно, ваша маска скрывает нечто недоступное простым смертным. Вон там есть темная зала. Готова рискнуть…

– Рискни лучше увести своего жениха, он достаточно пьян, – с ледяным презрением посоветовала приблизившаяся Айтта. Внешне она ничуть не походила на мать, но в повадках тоже было что-то рыбье. Проворная, хищная и уверенная, Айтта напоминала акулу в садке с пескарями.

Она подождала, пока разом сникшая девица подтянет сползающее платье и покорно удалится вынимать жениха из чаши с пуншем.

– Идемте… – негромко, но решительно предложила Айтта. – Я хочу вам кое-что показать.

Эта ее спокойная категоричность сбила с толку.

Из душной, залитой огнями гостиной, мы, как в прохладную воду, окунулись сначала в сумеречный зал по соседству, а затем в темный омут анфилады неосвещенных комнат. Здесь царила почти полная тьма, но Айтта, шелестящая платьем впереди, безошибочно находила дорогу и в какой-то момент взяла меня за руку, уверено и без малейшего смущения.

А потом вдруг остановилась так внезапно, что по инерции я налетел на нее. И не успел глазом моргнуть, как обнаженные руки обвились вокруг моей шеи, а жаркие губы впились сначала, промахнувшись, в скулу, а затем приникли к моему рту. Мало что соображая, я ответил на опытный, бесстыдный поцелуй. Под руками нервно изогнулся тонкий, девичий стан. От мускуса и амбры духов закружилась голова.

– О-о! – на мгновение оторвавшись, задыхаясь, горячо прошептала она мне в ухо. – О! Чудовище, ты великолепен! Я так давно ждала истинного монстра… Не такого, как все эти притворные слюнтяи…

Если бы меня ударили под дых, это вряд ли произвело бы большее впечатление. Безумное, мутящее разум очарование разом сгинуло. Я отстранился, удерживая руками девушку. Несколько мгновений она продолжала извиваться, стараясь дотянуться, потом что-то поняла, замерла и резким движением высвободилась.

– Как ты посмел… – она едва шипела от гнева. – Мразь!.. Да ты… Ты пожалеешь! Подонок! – Теперь Айтта кричала пронзительно и с ненавистью.

В конце залы распахнулась дверь, пропуская человека со светильником. Мрак разредился до мутно-бурого оттенка. Девушка метнулась прочь, будто рыбина вспугнутая в заросшем тиной пруду. Остался только аромат духов, смешанный с запахом девичьего пота.

Вооруженный фонарем Малич пересек залу. Произнес что-то недовольное, но я пропустил это мимо ушей, потому что заметил на стене выставку деревянных масок, среди которых висела грубо вырезанная и раскрашенная красными и черными полосками. Глазницы обведены белым. Как на памятном детском рисунке. Я снял ее со стены – обратная сторона захватана бурыми, смазанными отпечатками. Кровь, когда высыхает, становится коричневой.

Даже Малича проняло. Он хмурился, брезгливо вертя в руках маску. В свете фонаря тускло поблескивало на пальце серебряное кольцо с насечками.

– Для доказательств недостаточно, – наконец произнес блондин. – Мало ли кто тут мог… Они все-таки бароны.

– Сначала, наверняка, это был его отец. Надевал маску и развлекался, плодя слухи о монстре. Теперь сын принял наследство. Никакие они не оборотни. Просто выродки.

– Доложу императорским службам.

– А они станут слушать?.. Сам же сказал – «бароны». И кто в такую глушь толкового следователя пошлет? – Я забрал маску из рук Малича, вгляделся в пустые, но будто полные подвижной тьмы глазницы. – Мне нужно только разрешение… Этот урод никогда больше не причинит людям вреда.

– Нет, – угрюмо насупился Малич.

– Тогда я сделаю все без разрешения.

– Скорее всего, подобное вмешательство разрушит этого человека.

– Зато какое облегчение для остальных.

– Что ж, уничтожать других для тебя дело давно привычное…

Я дернулся. Малич зло скривил рот, сделавшись похожим на Лайда Пригору. Потом процедил после длинной паузы:

– Мы поступим правильно. Я доложу имперской службе. И прослежу, чтобы расследование довели до конца.

Несколько мгновений я колебался, прежде чем заговорить. Со стен на нас пристально и недобро таращились уродливые маски. Тоже выжидали.

– Если Лайда Пригору осудят, то лишат всех прав на титул и земли. Там, в деревне, живет мальчик. Брат некоего Лино… Он единственный наследник мужского пола в роду баронов.

– Я проверю.

Возможно, братец Лино, настоящий оборотень, поселится в замке. И начнет дышать его атмосферой… Как бы страхи селян не обрели под собой настоящую почву. Или дело не в атмосфере?

Обратно мы вернулись бок о бок. И едва успели войти в блистающий зал, как услышали истеричный и оглушительный женский визг:

– А!А-а-а! Вот он! Негодяй! Гнусная тварь!..

Посреди залы, в старательно изорванном платье, на руках матери полулежала Айтта, драматично заведя под лоб глаза. Вокруг суетились гости, поднося нюхательные соли, обмахивая платками, просто путаясь под ногами. Визжала же дебелая тетка Айтты, иступлено тыча в нас растопыренными пальцами сразу обеих рук.

– Отвратительное животное!.. Да как ты смел коснуться этого невинного нежного цветка…

Невинный цветок изображал невинность профессионально и привычно. Только внимательный взгляд мог заметить, что якобы расслабленная поза девицы на самом деле весьма продумана. То один, то другой доброхот мимоходом заглядывал в надорванный вырез платья, оценивая поруганные сокровища. И исполнялся праведного гнева, конечно же.

– Приношу свои извинения, сударыня, – угрюмо произнес Малич, морщась от воплей. – Я же предупреждал, что сей субъект, находящийся под нашей охраной, известный преступник, но вы настояли на его присутствии на празднике… Думаю, нам необходимо покинуть ваш гостеприимный дом, пока не случилось еще что-нибудь.

– Так просто? – недовольно осведомился Лайд, скрестив руки на груди. – А как же честь моей сестры?

– Да, – спохватилась баронесса, прекратив размахивать платком над лицом дочери. – Да! Ее трогали грязные лапы этого чудовища! Кто теперь поверит в чистоту и целомудрие моей дочери?

– Думаю, собравшиеся – люди чести, и они не станут разносить сплетни, – Малич медленно натягивал перчатки, не поднимая глаз. – А то по округе поползут слухи вроде тех, коими нас потчевали по всей провинции, о распутной дочке некой знатной особы, каждый сезон убегающей из дома то с рыбаком, то с торговцем…

Скандал стремительно скомкался, будто конфетный фантик. Нас провожали взглядами злобными, раздраженными, испуганными. Даже замок угрюмо смотрел вслед, восседая на своей горе и снова напоминая больную птицу.

– Ну и семейство, – пробурчал Малич. – Прямо-таки логово… – он покосился на меня и не закончил фразу.

* * *

Нож, конечно, у меня забрали.

А мутное «око» осталось. Вынутый из кармана плоский бумажный пакетик вызвал недоумение, тем более, что все пометки с него в воде смылись. Я пожал плечами, сделав вид, что понятия не имею что это за мусор. Но едва охранники удалились, принялся ощупывать карман. Так и есть… Пакет разорвался, но его содержимое к этому моменту успело сначала отсыреть, затем снова просохнуть уже не порошком, а комьями.

Что ж, господин Малич, я вам весьма признателен за своевременное появление и спасение. А также за то, что подвезли меня. Теперь, думаю, пора расстаться. Малич «завязал» караульное заклинание на себя, резонно предположив, что лучшего сторожа не сыскать, но не учел, что он тоже не железный и не всевидящий.

…За окнами гостиницы сгустилась чернильная тьма, проколотая редкими огоньками уходящих в плавание кораблей. Из окна, распахнутого на океан, тянуло сыростью, водорослями и рыбой.

На столе, между нами, покоилась доска для игры в перевертыши. Ее принес Малич и молча разложил. Я не стал возражать, делать все равно было нечего. Тем более, что однажды я чуть было сам не предложил ему партию. Целую вечность назад, на залитом солнцем дворе баронского замка, в присутствии голема.

– Скоро мы будем на месте… – Малич задумчиво перекатывал в пальцах черно-белый плоский камешек и прикидывал, куда его поместить.

Это верно. До острова Ковена остался один переход. Нас отделяла от него россыпь крошечных островков-осколков, соединенных между собой удобными мостами, а затем длинная дорога по Стозерцали и небольшое плавание… Можно уложиться в день-два, в зависимости от погоды. Странно, что из Ковена до сих пор не прислали ничего более быстроходного.

Конечно, удобнее было бы распрощаться с Маличем прямо на Стозерцали, но существовал риск, что он планирует морское путешествие прямо от Осколков, по проливу между крупными островами, а сбежать с корабля значительно сложнее.

Так что сейчас – или никогда.

Сделав свой ход, я демонстративно передернул плечами и небрежно пожаловался:

– Сыро. Может, прикрыть ставни? – и незаметно опустив руку в карман, постарался пальцами собрать как можно больше колких крошек.

Малич, сидевший ближе к окну, рассеянно оглянулся. Секунду казалось, что блондин не снизойдет до удовлетворения жалоб Оборотня, но видно и ему порядком дуло в спину. Поднявшись, Малич закрыл скрипнувшие створки, а когда обернулся, я уже сидел в прежней позе. Даже отряхнул пальцы, испачканные серой пылью.

Растворялось лекарство мгновенно. К сожалению, в кармане вместе со снадобьем хранился еще и мелкий мусор. По поверхности вина в бокале Малича теперь лениво кружился сор – крошки, пылинки…

Наверное, он чересчур вымотался за последнее время. Или расслабился, почуяв конец пути. Или просто в комнате были слишком тусклые светильники. Малич, не глядя, выхлебал остатки вина и устало произнес:

– Завтра отправимся пораньше. Думаю… – Он поморщился, будто пытаясь сосредоточиться и уловить ускользающую мысль. – Надо… спешить… Много времени потратили на…

Сильный человек долго сражался со сном. Когда он все-таки сдался и обмяк в кресле, я выглянул наружу, изучая окрестности. Гостинца засыпала. Откуда-то слева еще доносилась музыка, там смеялись и, похоже, планировали веселиться всю ночь, но большинство окон уже стемнело. В комнатах «замороженных» огни не горели. «Сторожевая паутина» пронизывала постройку, но со стороны океана она не казалась слишком плотной. Никто ведь не бежит в океан?

Кроме меня.

Третий этаж. Подсохшая, но достаточно крепкая с виду лоза петляет по стене и до земли не достает, а внизу – пропасть. Однако мне вниз не надо. Лучше забраться на крышу, а уже оттуда в конюшню, где сонный конюх безропотно снарядил для меня скакуна. Даже не понадобилось воздействовать на него, хватило строгого окрика…

Жаль только, что партию не доиграли.

Оборотни – неудачники. Они проиграли, им нет места в этом мире, они не могут приспособиться к нашей жизни и оттого их удел – поить людей своей кровью. Отдавать кровь победителям – доля всех отверженных и ослабевших.

…Но скажите, разве близкие не пьют нашу кровь? В иносказательном смысле, и тем не менее. Порой мы добровольно расстаемся с ней, даже рады помочь дорогим людям, но иногда мы просто не знаем способа сбежать от привычной участи…

Из «Перевернутой книги»

Глава 12.

Остров назывался Стозерцаль, потому что всю его южную часть почти сплошь покрывали тысячи мелких, круглых, блестящих как зеркала озер. След давно минувших магических войн. Зато весь север сплошь зарос густыми, роскошными рощами, когда-то живыми, а сейчас безнадежно спящими.

Прежде остров, расположенный практически возле императорских земель, был населен. Здесь свили родовые гнезда много знатных семей. Но с той поры, как на острове осел Мартан-Заступник Оборотня, и не думавший с позором скрываться на окраине империи, а демонстративно вернувшийся в дом предков, большинство поместий опустело.

…Старая постройка из белого камня, высилась над зелено-золотым маревом, словно остров, выступающий из ленивых волн. Остров на острове. Жилище старого мага, слывшего лучшим из лучших, и пожертвовавшего своей репутацией, чтобы сохранить свободу и разум последнему Оборотню.

Гнутая башня торчала на мелкой горке, залитой волной колючих кустарников, наверное, с тысячу лет – одинокая, неприступная, разрушающаяся. Вот сколько я себя помню, столько она и разрушалась, готовясь вот-вот обвалиться, да до сих пор неизменная. Тропу среди сплошного месива ветвей и колючек проложили мы с Арином. Вид с башни открывался и на дом, и на рощи вокруг, на дороги, и даже на океан… Это только снизу казалось, что башня не так уж высока.

Прищурившись, я изучал окрестности.

Ну, то, что меня будут поджидать, даже не подвергалось сомнению. Так ведь никто и не пойдет главной дорогой. И второстепенными не пойдет… А пойдет теми, о существовании которых знают разве что Арин и Эмма, товарищи по детским играм и освоению жизненного пространства вокруг белого дома…

Вон там ветки старых вязов сплетены друг с другом настолько ненавязчиво, что снизу и не заметишь. А вот тут до сих пор сохранился подвесной мостик. А вон там, с остатков древней стены можно безбоязненно пробраться на взгорок, выйти к платанам, что словно ступеньки выстроились в ряд, позволяя перескочить на карниз крыши старого дома…

Отряхивая ладони, я спрыгнул сначала на внешнюю галерею, через незапертое окно забрался в дом и, неслышно ступая по ворсистому ковру, спустился на первый этаж, в большую гостиную…

Свет бил в спину поднявшегося с кресла человека. Лица не видно, но силуэт знакомый.

– Привет, Арин. Пустишь странника переночевать?

– Надо же… живой, – после заминки отозвался Арин.

И что-то странное почудилось мне в его голосе. Будто вложенное в последнее слово удивление имело привкус… досады. Что это с ним? Не один в доме?

Встревожившись, я жадно прислушался. Без магии, – тут она все равно была бесполезна, – но перебирая знакомые еще с детства звуки, пробуя на вкус ощущения от дома, впитывая привычную атмосферу…

Дом был пуст. Все такой же огромный, красивый, он производил странное впечатление – словно был сделан из стекла. Вроде бы великолепный и сверкающий, но не пригодный для жизни. Хрупкий и холодный. Детьми мы никогда не играли внутри, только в рощах снаружи.

– Ну и переполох ты затеял! – Арин, наконец, шагнул навстречу, дружески протягивая руку. Теперь, когда солнце ушло из-за его спины, стало заметно, что лицо его осунулось, а глаза обведены синяками. – Ко мне тут заходили, спрашивали, – он нажал на последнее слово, придавая особый оттенок, и широко ухмыльнулся: – Удивили очень. Вот бы не подумал, что ты на такое способен.

– Где они сейчас?

– Шастают вокруг. Ты их наверняка заметил. Но ты же знаешь, отец не любил шпионов. Дом им не по зубам.

О, да! Мартан был сильным магом, и, хоть и принял на себя роль изгоя, не допускал, чтобы в его жизнь лезли посторонние. Даже из Верховного Ковена.

Я помимо воли расслабился. Привычка чувствовать себя в безопасности в белом доме пережила множество перемен моей жизни. Все-таки детские впечатления – самые сильные. А здесь я жил, еще толком не понимая, кем являюсь.

Солнце лилось сквозь окна, забранные морским стеклом. Свет оно пропускало беспрепятственно, а чужие взгляды – нет. Золотые зайчики прыгали по черной мраморной поверхности стола в гостиной. В центре его, в вазе стоят белые астры. Среди них воткнута серебряная спица «замедлителя». Чтобы цветы долго не вяли.

Я улыбнулся. Некоторые вещи в этом мире неизменны. Как грубая, неумело зачарованная с десяток лет назад спица, так и вечный простоватый букет на столе строгой комнаты.

– Как Эмма?

– Прекрасно… – после новой, едва заметной паузы ответил Арин. – Теперь прекрасно.

– Что значит «теперь»? Ей стало лучше?

– О, да! Тогда ей несомненно лучше, – с горечью согласился Арин.

– Где она? Я хотел бы с ней встретиться.

– Встретишься… Позже.

– Арин, – закипая, произнес я, – что с тобой такое? Ты ведешь себя загадочно.

– Это потому что ты застал меня врасплох, – ухмыльнулся он на этот раз вполне узнаваемо.

– Если ты не хочешь, чтобы я оставался в этом доме, то скажи, и я уйду. Я понимаю, что причиняю тебе массу неприятностей, и если в Ковене узнают…

– Не волнуйся. Не узнают. И никуда тебе не нужно уходить. Этот дом всегда был и твоим тоже, не так ли? Отец так часто это повторял.

– Теперь ты здесь хозяин. Тебе и решать.

– Ну, так я решил. Оставайся! Сейчас перекусим, отдохнешь и подумаем, что делать дальше.

– А что тут думать… Надо возвращаться.

– Я распоряжусь, чтобы подготовили все, что нужно, – Арин ушел, будто и не услышав последнюю реплику. Ощущение от разговора осталось неприятное. Что-то горчило, но я никак не мог понять, что именно.

Арин готовится сдать меня Ковену? Ну, это нереально. Во-первых, после того, как там обошлись с его отцом, он Ковен откровенно не выносит, а во-вторых, я не верил, что он способен на предательство… То есть наоборот: во-первых – не верю, во-вторых – он не пойдет на сделку с Ковеном.

Я тряхнул головой. Что за мысли? Я пришел к единственному надежному другу во всем мире и теперь ищу иголки в подушках… Разозлившись на самого себя, я бесцельно послонялся по знакомым комнатам, наблюдая за суетой домовух. Подобрал оставленные на столе газеты, надеясь отвлечься: «…поиски опасного мага до сих пор не дали результатов. На его счету новое покушение в Златогривне…»

Эй! Я в этих местах даже не был! Вот подам в суд за клевету...

«…Найдены мертвыми две русалки, ставшие жертвами зубов морских хищников. Воздействие магических сфер, как известно, губительно. Однако обвинять в смерти девиц следует не только преступного мага, наложившего на чары, но и злоумышленника, разбившего сферы и ускорившего смерть превращенных. Что за причины руководили…»

У меня потемнело в глазах.

Все, кому я пытаюсь помочь, гибнут или, в лучшем случае, страдают… Бесполезно твердить себе, что русалки вскоре умерли бы в любом случае, потому что измененные долго не живут, но я выпустил их, вмешавшись не в свое дело… И не нашел Никку.

– Ты с чего побелел? – возвратившийся Арин с любопытством заглянул в газету через мое плечо: – А, русалки… Зачем они тебе понадобились?

– Искал одну девушку.

– Ищем одну, мучаются другие – закон жизни, – заметил Арин небрежно, и мне внезапно захотелось ему врезать.

– Не злись, – примирительно попросил он, перехватывая мой, видимо, очень выразительный взгляд. – Просто так часто случается… Не повезло.

Слишком часто.

– Идем, можно уже перекусить с дороги.

– Что-то расхотелось.

– Ну, выпей со мной. Поговорим…

Под столовую в доме была отведена небольшая зала, окольцованная изнутри деревянными ребрами, переходящими в балки над головой, что придавало ей сходство с корабельным трюмом. Здесь даже летом было, хоть и светло, но прохладно.

– Открыл по случаю твоего появления, – Арин торжествующе поднял черную круглобокую бутылку. – Отличный повод! – Такая же темная, как стекло, жидкость беззвучно полилась в бокалы. Словно загустевшая кровь.

Я не выдержал и отвел глаза. Впрочем, на вкус вино оказалось отменным. Сухим, насыщенным, с легкой горечью.

– А вот теперь можно и поболтать… Времени у нас уйма. – Черная бутылка снова наклонила длинное горло. Кровавая жидкость лилась мягко и маслянисто. – Я знал, что ты вернешься сюда, поэтому, когда они прислали шпионов, позаботился обезвредить наши тропы… Через окно наверху – это твой любимый маршрут, верно?

– Уйма времени? Это вряд ли… Не могу же я остаток жизни злоупотреблять твоим гостеприимством.

– А придется.

– Что?

– Ты спрашивал, как Эмма?

– При чем тут…

– Ей намного лучше, – резко перебил Арин. Опустевшая бутылка со стуком встала на стол. – Она умерла. По сравнению с тем безумием, в котором она пробыла большую часть своей жизни благодаря тебе, ей сейчас наверняка лучше, – в глазах Арина разгоралось нечто чужое и опасное.

– Умерла? – помертвевшими губами переспросил я. – Когда? Как?

– Недавно… Или давно. Она умерла в тот день, когда отец привез тебя в наш дом. И ты убил ее. А еще раз она умерла три недели назад.

– Почему ты не сообщил…

– Я сообщил. Ты просто не понял.

– Что ты несешь?

– Ты забрался в ее душу. Ты изувечил ее. Ты виноват, что моя сестра стала… безумной.

– Я был ребенком, – скрипнув зубами, я пережидал привычную боль. – И послушался Мартана. Потому что дети доверчивы. Я был слишком мал, чтобы понимать, что делаю и хотел помочь!

– Это неважно. Ты уничтожаешь все, к чему прикасаешься. Волей или неволей. Ты погубил моего отца. Он из величайшего мага превратился в изгоя, заступника Оборотня… И ради чего? Отец заплатил своим будущим в надежде, что Оборотень спасет Эмму. Ради этого он терпел твое присутствие столько лет. Но он ошибся… Все стало еще хуже.

– Не нужно было спешить.

– Отец надеялся избавиться от тебя, сослав на Черноскал. Увы, было слишком поздно. Его репутация разрушилась безвозвратно, Ковен отказался снова принять его… Отец умер из-за тебя!

– Он никогда не говорил этого.

– Конечно, мой отец был благороден. И до последнего дня из гордости поддерживал версию, что встал на сторону Оборотня исключительно из гуманных соображения, а не из корысти. – Арин скрестил руки на груди. Угол косо сведенного рта подрагивал. – Только я видел, что происходит на самом деле. Я пытался говорить с ним, но… Отец так много думал о тебе, так старался, чтобы ты стал таким, как нужно, что напрочь забыл о собственном сыне… Я не виню его за это. Я виню тебя. Если бы ты исчез из нашей жизни, все пошло бы иначе.

– Отчего умерла Эмма?

– Отравилась. Она устала мучиться и отравилась.

– Она не могла это сделать!

– Возможно, один из твоих подарков что-то нашептал ей?

Что-то странное творилось со мной. Тело сделалось ватным, в голове нарастал звон. Воздух в комнате, полный солнца, стал чернеть на глазах, обугливаясь, идя темными разводами, как горящий пух. Пахло гарью.

– В моих подарках не было ничего опасного…

– Это тебе так кажется, Оборотень. Ты ведь не всегда понимаешь, что творишь, верно?

Арин внезапно поднялся и подошел к окну, повернувшись ко мне спиной. Слова, словно отскакивали от стекла, набирая силу, обжигали:

– Эмма скучала по тебе. И, умирая, вспоминала тебя. Даже в последний час ты украл у меня сестру. Ты убил все, что было родного и ценного в моей жизни. Зато теперь у меня развязаны руки. Если бы ты умер, когда была жива Эмма, она бы огорчилась. Я бы не мог лгать ей… Ты знаешь, Эмме нельзя было врать. Но теперь я свободен. Сгоряча я хотел убить тебя. Я даже пытался, к счастью, неудачно. Сейчас у меня есть план позанятнее.

– Пытался убить? – тупо переспросил я, не в силах ухватить сразу все и цепляясь к последним фразам. – План?

– Идиот, – Арин резко обернулся. – Самоуверенный и самодовольный. Как все Оборотни. Слишком надменные, чтобы заподозрить в слабых людишках, своем излюбленном расходном материале, опасность для себя. Потому они и проиграли. Тебе ведь и в голову не придет поразмыслить, отчего количество несчастных случаев в твоей жизни резко возросло? Знаешь, обидно мстить, если твоя жертва ничего не понимает!

– Умножу твою обиду, – процедил я сквозь зубы, сражаясь с непонятной цепенящей одурью. Язык, обложенный горечью, ворочался с трудом. – Я все еще ничего не понимаю.

– Тебе следовало догадаться, что через защиту Черноскала способен проникнуть только тот, кто имеет пропуск. А я – наследник Мартана. И знаю твои привычки. Сотворить нетопыря, пристроиться к плоту – несложно. А уж на Черноскале еще проще зачаровать деревья, подпортить Барьер, подгрызть доски… Внизу было тяжелее всего, потому что эта проклятая дыра… Мерзость! – Арин болезненно передернулся. – Но ты живучий. И дурак на острове, подчиненный моей воле, не смог одолеть тебя. Прям руки опустились… Я разозлился настолько, что загнал ловушку в самолет.

– Погибла женщина, – вполголоса напомнил я. Хотелось встать, но тело не слушалось. Да что со мной такое?

– Да. Как всегда. Гибнет кто-то, но не ты. – Лицо Арина будто вымерзло – неподвижное, осыпанное неровными белыми точками, как инеем. – На северных землях я потерял тебя. Но ты сам прислал мне весточку, да еще и испачканную своей кровью.

– Голем – тоже твоих рук дело?

– Не знаю, что там не сработало, – собеседник недобро ухмыльнулся. – Но когда ты исчез, я мечтал, чтобы ты явился прямо сюда. Потому что так даже лучше… Теперь ты навсегда здесь останешься. И никто не узнает, где ты сгинул.

Не знаю почему, но явное безумие в его глазах не пугало. Накатившая апатия завладела мной полностью. Внутри воцарилось тягучее, равнодушное к происходящему болото, в котором тонули эмоции, желания, сожаления.

– Ты скоро уснешь, – сообщил внимательно наблюдавший Арин. – Ты оказал мне услугу, прислав свою кровь. Я приготовил средство, которое заклятие, сидящее в тебе, не распознало.

Со стуком распахнулась входная дверь и в столовую, ступая дорожными сапогами по изысканному ковру, с размаху вломился, но сразу же остановился, тяжело дыша, угрюмый и взъерошенный Бриго Малич. Арин оглянулся, ничуть не встревоженный.

– А, Бриго… Упустил? А я тебя предупреждал, что он верткий.

– Я… должен… забрать, – отрывисто, с усилием выталкивая слова, произнес Малич. Он чуть покачивался, будто пьяный. – …Приказ!

– Увы, друг мой. Придется тебе возвращаться ни с чем.

– Я… не… могу.

– Сможешь. В конце концов, мы ведь друзья? Ты обещал привезти его ко мне.

– На… время.

– Навсегда.

– Не… могу…

– Нехорошо обманывать старых приятелей, – притворно возмутился Арин и ухмыльнулся, вновь обращаясь ко мне. – А мы с Бриго давно знакомы. Он даже выиграл у меня одно симпатичное кольцо. Ты, наверняка, помнишь его… Покажи, Бриго!

И Малич, перекосившись, покорно сделал несколько шагов вперед, поднимая грязную, истертую поводьями и оружием руку. На среднем пальце плотно сидело черное, покрытое серебристой насечкой, кольцо. Я мельком видел его и прежде, но лишь теперь смутно признал. Кажется, я по просьбе Арина заговаривал кольцо на что-то пустячное.

– Эта славная безделушка делает того, кто носит ее, настоящим другом для меня. Он ни в чем не может мне оказать.

– Я таких чар не создавал!

– Не забывай, я тоже неплохой маг. Ты делаешь, я доделываю. То, что не могу сам, я получал с твоей помощью. Кольцо для настоящего друга. Гребень для прелестной принцессы…

У меня в голове, несмотря на поглощавшую сознание муть, вдруг засверкало безнадежно запоздалое озарение.

– Так ты не случайно… Гребень с самого начала предназначался для Ялирэли?

– Именно. Она так соблазнительно хороша, но, к сожалению, редкая недотрога. А ты знаешь, я не люблю, когда мне отказывают. Я слегка подправил цацку и сделал вид, что случайно обронил ее. Девицы падки на украшения.

– Она же еще ребенок! Ей четырнадцать!

– Ну и что? Зато у меня была уверенность, что мне достанется нетронутый подарок. А вот ее будущему мужу, увы, уже так не повезет.

– Ты!.. – я дернулся, несмотря на томительную вялость в теле.

Почерневший Малич тоже качнулся вперед, исказив лицо в свирепой гримасе. Но мы оба так ничего не добились. Один небрежный жест Арина – и я обмяк в своем кресле, ошалев от всепроникающей боли, а Малич оцепенел, бессильно вращая выкаченными глазами.

– Какое единодушие! – деланно удивился Арин. – А казалось, друг друга терпеть не можете. На будущее, воздержитесь от резких жестов. Для одного из вас это бесполезно, для другого – болезненно. Мир, ты не забыл, что к созданию твоего амулета приложил руку и мой отец? Так вот все семейные секреты перешли ко мне. Такие, например… – Что он сделал, я не заметил, но скорчился от новой жгучей вспышки, а оба браслета с глухим бряцаньем сцепились друг с другом, превратившись в наручники.

– Ступай, Бриго, – Арин рассеянно махнул, все еще пучившему глаза, Маличу. – Скажи, что ты не нашел в этом доме никого, кроме меня и прислуги. И о том, что слышал, сам понимаешь, ни слова!

Блондин отрывисто кивнул, покорно разворачиваясь на каблуках. Плечи расправлены, спина прямая, ноги не гнутся – точь-в-точь деревянная марионетка.

– Он ничего не скажет, – уверенно пообещал Арин, глядя, как Малич удаляется неровной жесткой походкой. – Пока носит кольцо. А кольцо можно снять, только отрубив палец. Но даже этого сделать он не в состоянии. Ну, разве что в бою не повезет… Тебе это знакомо, правда? Тоже своего рода поводок.

– Ты… сволочь… – даже рот мне раскрывать удавалось с превеликим трудом.

– Наверное, – скучно кивнул бывший друг. – Так уж вышло. Трудное детство, заложник обстоятельств… Оборотень в приятелях. Тут уже волей неволей наберешься дурных привычек.

– В том, что ты мерзавец – я не виноват.

– Зато ты виноват во многом другом. Не станешь спорить?

– Нет… – я чувствовал, что неимоверно устал. – У тебя – все или хочешь еще в чем-нибудь признаться?

– Я рад, что не погорячился и убил тебя. Ковен в чем-то прав, это рискованно. Никто не знает, во что обратится мир, если ты сдохнешь. Но Ковен позволил тебе слишком многое, не без влияния моего бедного отца. Я позволю тебе только жить. И изредка выполнять необходимые поручения для меня и моих друзей. Они не болтуны, так что остаток своих дней ты проведешь в темном, безумном аду, вроде того, в котором жила моя несчастная сестра… И знаешь, что? Никто, ни единый человек на свете не пожалеет о твоем исчезновении.

Он что-то еще говорил, но я уже плыл далеко, в спасительное беспамятство. Свет рушился, обращая все в гибельный пепел. Свет беспощадного и смертоносного солнца Югов…

* * *

«…лучше было бы пройтись один раз над сушей и водами, расправив крылья, слушая ветер… Крича огнем, чтобы все эти земли вскипели, словно вода, а вода изошла раскаленным паром. Чтобы мир стал полон ярости и неистовства. Ненависти… Пусть ждет меня гибель…»

Глухое, неистовое бешенство прорвалось наружу. Сам не сознавая толком, что делаю, я рванулся… в никуда. Мне показалось, как что-то трещит, раздаваясь, незримые стены поддаются и уступают. Стиснутый в ладони амулет дергался, как живой, налившись жаром.