Текст книги "Тень на обороте"

Автор книги: Юлия Сергачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

Гергор облегченно перевел дыхание.

* * *

Когда-то давно замок Черноскал поражал своим мрачным великолепием. Ныне он поражает руинами былого величия.

Черноскал старше даже Императорского дома. Они и похожи друг на друга, как схожи бывают старцы. И пусть тот, кто считает сахарно-белое свечение стен Императорского дворца жизнерадостным, спустится в его подземелья. Оптимизма у туриста заметно поубавится.

После своего падения Черноскал был частично разрушен, частично разграблен. Ни первое, ни второе не удалось сделать полностью, потому что первозданная магия этого места оказалась не по зубам современным варварам.

– Райтмир! – голос Гергора нагнал меня уже на ступенях.

– Позже, – я не оглянулся.

Замешкался, пережидая, пока Длинную галерею пересечет дама в красном. Тени дама не отбрасывала, но это не помешало ей повернуть голову и с достоинством осесть в реверансе:

– Добрый вечер, милорд!

Я чуть было не ответил на приветствие, мимолетно подосадовав, что грязен и потрепан. Потом возмутился. Гергоровы фантомки разгуливают по замку как ни в чем ни бывало… Впрочем, кажется эту я несколько раз встречал раньше. Прижилась, что ли? Между прочим, красивая.

Дама безучастно прошла сквозь стену.

Хороший у меня дом. Слишком большой, гулкий, полный леденящих сквозняков. Безразличный к течению времени, изобилующий тенями, мрачными тайнами и неутоленными стремлениями. Во всяком случае, здесь не скучно. Возьмем, скажем, Василисков квадрат… Или Трясучий виадук… Ну, а про широко известное Око Бездны, оно же Глаз Подземелий, оно же Ход на Изнанку, оно же Колодец душ, оно же Черная Дыра или просто Дыра и говорить излишне.

Призраков опять же развелось…

Я отмахнулся от летучих домовух норовящих почистить мою грязную куртку и услышал низкое подвывание, перемежающееся скрежетом когтей за одной из дверей. Выпустил наружу расстроенного Аргру. Его, наверное, заперли при появлении чужих. Бедный зверь воодушевленно заметался вокруг, изрядно поддавая костяными наростами на спине и лапах. Я мимоходом потрепал колючую шерсть: «Тихо чудовище! Не время для игр…»

Когда-то Оборотни охотились с этими тварями… На людей. Аргра тоже был последним из некогда многочисленной стаи. Я нарек щенка по сходству с наиболее часто издаваемым им звуком «ар-р-гр-ррр».

Аргра затрусил следом, постукивая когтями. Тень его то удлиняясь, то укорачиваясь скользила по шпалерам и выщербленному камню, по кованым решеткам и книжным полкам, пропадала в нишах и набирала густоты под кованными светильниками…

Наконец-то!

Стек со щеколды многорукий сторож, лишь на невнимательный взгляд способный сойти за заурядную тень. На двери выписана руна на основном языке – «страж». Ну надо же… Страж. То ли сторожит границу, то ли стережет темницу. Дверь в мои апартаменты распахнулась с леденящим душу скрипом. Специально настраивал, чтобы до пяток пробирало.

Стоило мне стащить с себя влажную одежду, как Аргра глухо зарычал, вздыбив шерсть вперемешку с костяными иглами на загривке. Амулет на моей шее он не одобрял.

– Как я тебя понимаю, – хрипло пробормотал я, с блаженным стенанием забираясь под душ.

Кровь, грязь усталость, озноб, завихряясь в прозрачных, горячих струях, потекли вниз, исчезая в сливном отверстии. Даже проклятые кандалы, наконец, утихомирились, остыв и обратившись в безобидные побрякушки.

И чего я так разошелся? – утомленно размышлял я, наслаждаясь теплом. Ну, прервали мой отпуск… Что ж, бывает. У иных простых смертных это сплошь и рядом, а мне уж тем более не с руки возмущаться. Я не деньги, я свое существование отрабатываю…

Я мельком представил, что могло случиться, если бы я все-таки потерял контроль. Ой, нехорошо… Из-за такого пустяка?

Помахивая махровыми крыльями, из стенной панели выскользнуло полотенце. Задремавший, было, Аргра щелкнул клыками, тщетно попытавшись схватить ткань за угол, и лениво зевнул, продемонстрировав алую глотку, тройной ряд зубов и раздвоенный язык.

Отполированные до блеска, черные панели ванной комнаты отразили ненадолго молодого человека девятнадцати лет от роду, с сухощавым телосложением пловца, который несколько секунд с брезгливой гримасой растирал кожу под ключицами, словно пытаясь смазать замысловатое клеймо.

Форма осталась без изменений после сегодняшних приключений. Даже свежих ожогов не прибавилось. Боль – она не столько снаружи, сколько внутри.

«Амулет станет его караулить, – говорил кто-то невидимый целую жизнь назад. – Каждая следующая попытка использовать запретную магию будет мучительнее предыдущей. Если он не остановится – амулет его убьет…»

Мне было года четыре, когда на мою шею повесили эту милую штуковину. Сразу после того, как я вывернул женщину, считавшуюся моей няней.

Штуковина мне не мешала, и я ее не замечал до поры до времени, полагая, что так и должно быть. Это была неплохая идея, позволить Оборотню считать себя обычным человеком и растить его среди нормальных детей. Позднее гораздо труднее внезапно возненавидеть тех, с кем дружил…

Повзрослев, в четырнадцать я предпринял сознательную попытку соскочить с крючка. Просто из любопытства. И так хорошо подготовился, что ухитрился заблокировать часть функций амулета и уйти дальше того предела, который предусматривал просто боль. Когда обманутый амулет взбесился, оказалось поздно возвращаться… К счастью, – или к несчастью, – меня нашли и спасли. На память остались выжженные знаки на коже под амулетом и под браслетами. И еще Никка с рыбацких островов.

«Ты истощил терпение амулета, – бесстрастно сообщил тогда маг Мартан. – Теперь он жаждет уничтожить тебя…»

Заметьте «уничтожить», а не «убить».

Что ж, может быть. Но не сегодня.

Волоча за собой край слишком длинного полотенца, я прошел в комнату, совмещавшую собой функции гостиной, кабинета и библиотеки. Там царил холод. В сгустившейся грозовой тьме вспыхивали пока еще беззвучные зарницы.

– Вы мрачны и ничто вас не радует?

Я вздрогнул, уставившись на ожившее некстати «око». Сфера мельтешила красками, сменяя суету ненужных событий, но в центре ее назойливо маячило существо неопределенного пола, оскалившееся в дружелюбной улыбке.

– Пора, пора взять будущее в свои руки!

(Ох, пора…)

– Посмотрите, сколько вокруг жизнерадостных лиц!

(Ну, я бы не стал преувеличивать жизнерадостность, скажем, физиономии Гергора…)

– Теперь настала ваша очередь стать счастливым!

(А вот угрожать не надо…)

Я щелкнул пальцами, погасив сияние «ока». Разошедшийся не на шутку ветер ворвался в открытые окна, стукнув тяжелыми створками, раскидал бумаги по столу. На самый край скользнул невскрытый конверт. Что-то я его раньше не видел… Ветром принесло? С Арина станется вызвать бурю, чтобы доставить срочную почту.

Я разорвал конверт и, с все возрастающим негодованием, прочитал:

«Мир, прости! Вышла нелепая история с гребнем, который ты для меня подправил. Я не успел сделать подарок Эмме. Безделицу случайно увидела Яли. Сам понимаешь, я не мог отказать принцессе! Когда все всплыло, мне пришлось рассказать, что взял безделку у тебя для сестры и не знал, что она зачарована. Понимаю, выгляжу глупо и тебя подставил, но в ином случае мне грозили бы серьезные проблемы. А так обошлось малой кровью. Тебя-то они точно не рискнут трогать из-за такой чепухи. Честное слово, я сожалею, что так вышло. Удачи! Арин».

– Идиот! – с чувством констатировал я. – И я кретин, что поддался на твои уговоры.

Скомкав несчастный листок, я швырнул его в стену, вложив в бросок столько злости замешанной на магии, что, ударившись, бумага рассыпалась в белесую пыль. Амулет с готовностью огрызнулся.

– Увидимся – дам в глаз! – пообещал я, обращаясь в никуда. – Это ж надо – «обошлось малой кровью»!..

Все еще взбешенный, я сбежал по лестнице башни и едва не налетел на мага-смотрителя, явно намеревавшегося навестить меня наверху.

– Гости отбыли?

– Отправил их несколько минут назад, – рот Гергора растянулся в кривую усмешку. – Они принесли искренние сожаления, что пришлось отклонить приглашение на ужин.

Прекрасно. До чего же приятно, когда отбывают гости. Особенно непрошенные и не приглашенные ни на ужин, ни на завтрак. Кивнув, я двинулся прочь, но остановился, услышав негромкое и настойчивое:

– Райтмир, в Синей зале вот уже несколько часов ожидает Аланда Гвай…

– Аланда Гвай? – с недоумением переспросил я.

– Садовница, – любезно подсказал маг.

– А, верно… Она подготовлена к отъезду?

– Да… То есть…

Гергор редко избегал прямого взгляда, но и понять что таится в его глазах было немыслимо. Левую щеку стягивал шрам, что делало всю его мимику фальшивой и неудобочитаемой.

– Выплатите ей жалование и премиальные. Она хорошо справлялась… Вы не забыли, что любой посторонний человек должен покинуть территорию замка до полуночи?

– Разумеется. Она покинет замок сразу же после ритуала.

– Это все?

– Она сожалеет о случившемся и умоляет принять ее.

– О, да… – пробормотал я. – Встреча наша определенно состоится. Подождет еще полчаса.

– Осмелюсь предположить, что она имеет ввиду не совсем такую встречу, – осторожно заметил Гергор, сделав легкий акцент на «такую».

– Нет, – угрюмо отрезал я.

– Я предполагал, что ты откажешь и пытался донести это до госпожи Гвай. На этот случай она умоляла меня передать просьбу. Э-э… «Во имя всевышних сил и человеколюбия» – явно процитировал маг, дернув уголком рта в попытке изобразить печальную (или насмешливую?) улыбку и немедленно стал похож на голодного упыря, демонстрирующего рабочий клык.

– Что она хочет?

– Спрашивает, не могла бы она получить флакон вместо положенного жалования?

Я не выдержал и все-таки засмеялся.

– Это не ко мне. Не думаю, что кто-то из очередников потеснится для этой женщины. Даже во имя человеколюбия.

И зашагал прочь.

* * *

Сопровождаемый чередой надрывных жалоб каждой встречной дверной петли и одолев вечно меняющееся количество переходов и ступеней, я, наконец, достиг тепла и света. Кухонь, то бишь. А кухня в любом замке это помещение знатное и знающее себе цену. Здесь витают ароматы сытной пищи, пряностей и чуть-чуть колдовства. Как и на любой нормальной кухне.

Сбитый с ног атмосферой, – горячей, пряной, как густая похлебка, – я опустился на скамью возле стола, переводя дыхание.

«Милорд желает ужинать здесь? Милорду уже накрыт ужин в трапезной…» – голос занозистый, как дощатый слом, проник прямиком в сознание, минуя уши.

В шлейфе неритмичных постукиваний, аккуратно расставив все свои двенадцать длинных, многоколенчатых рук, выкатилась из темного угла громоздкая Кухарка.

– Просто выпить что-нибудь погорячее, – машинально отозвался я вслух, хотя знал, что это необязательно.

«Как прикажете, милорд…»

Долговязое, наскоро сколоченное из грубых деревянных блоков, перехваченных металлическими обручами, чудовище покатилось прочь.

Зато готовит она отменно. И в одиночку замещает целый кухонный штат.

Насыщенный ароматами воздух едва не расплескался, когда Кухарка закружилась, одновременно раздувая огонь, снимая с полки сосуд, доставая бутылки вина и рома, размалывая пряности… Я и моргнуть не успел, как льняную салфетку прижала полная до краев, дымящаяся кружка. Закачалась благоухающая корицей, имбирем и гвоздикой жидкость, баюкая на поверхности ломтик лимона.

Удобно иметь Кухарку, способную читать невнятные пожелания. Просишь что-нибудь горячее – и тебе, к счастью, не предлагают суп.

Пряная, шелковистая смесь, не задерживаясь, скользнула в желудок. Остались на языке и мимолетно хрустнули на зубах крошки специй. Тепло разошлось по венам, разгоняя по телу ленивую истому.

– Еще, – разморено велел я.

– Не самая благоразумная идея, – послышался от дверей голос Гергора. – Тебе потребуется ясная голова.

– Предостережение запоздало, – пробормотал я, искоса наблюдая, как хмурый маг приближается, огибая вросшую в пол мебель.

– Ритуал! – напомнил Гергор, угрюмо заглядывая в мою опустевшую кружку и перехватывая следующую, приготовленную Кухаркой.

– А ведь верно… – с досадой спохватился я. Проклятье!

Вставать следовало помедленнее. Чтобы не придать сумрачным кухонным недрам столь несвойственной им вращательной прыти. Я крепко зажмурился, пережидая феномен.

Какое, однако, везение, что мебель здесь сращена с полом!..

– Тебе нельзя в таком состоянии проводить ритуал! – встревожено произнес Гергор откуда-то, как мне показалось, с потолка.

– Придется рискнуть. Или есть другие предложения? – отозвался я сквозь зубы. Содержимое желудка явственно просилось обратно в кружку. Внутри ему было одиноко.

– Райтмир, это опасно для жизни!

– Опасно для ее жизни остаться здесь после полуночи без метки. Она не гость и отныне не служит замку. Кровники убьют ее, как только обнаружат, – с отвращением процедил я, наконец, обретая почву под ногами. Теперь темные стены вокруг лишь слегка покачивались, поблескивая медной и серебряной чешуей посуды. – Идемте, вам писать протокол. Не забыли?

Я уверенно двинулся к выходу. Ну, почти уверенно и почти к выходу… Отчего-то вело меня в сторону изрядно. А ведь вроде не так много выпил.

– …не поздно снова принять ее на работу, – негромко предложил Гергор, деликатно придавая мне верное направление. Вряд ли моя самостоятельная попытка выйти через стену мимо двери увенчалась бы успехом.

– И не подумаю, – я оскалился во все зубы. – Она оскорбила меня. Как она посмела назвать меня неплохим человеком?

– В Ковене будут в восторге, – Гергор ворчал позади. – Они уговаривали эту женщину целый сезон! Садовники народ балованный, даже Императору смеют отказывать. Кажется, не обошлось без человеческих жертв… Райтмир, задержись на минуту!

Я механически остановился, оглядываясь, и понял, что опоздал, когда увидел воздетую руку Гергора, устремленную прямо мне в лицо.

– Не сметь!.. – только и успел яростно прошипеть я, но жгучая, отрезвляющая волна уже пошла по телу, вызывая тысячи непроизвольных, но весьма болезненных мышечных сокращений.

– Извини, – произнес виновато Гергор, – но так будет лучше для вас обоих…

– А пошел ты, со своим извинениями! – с бешенством выдохнул я, почти физически ощущая, как сквозняки ходят хороводом в моей, внезапно ставшей гулкой, голове.

* * *

Очередная дверь пронзительно заверещала.

В Синей зале царила непроглядная тьма, разбавленная лишь зыбким светом ламп, расставленных по окружности. Голубоватое пламя тянулось к верху острыми язычками, подрагивая. В центре круга, опустив голову на руки, напряженно сгорбилась в кресле женщина.

От дверного скрипа она порывисто обернулась, близоруко щурясь в темноту. Женщина не спала, хотя должна была находиться в оцепенении! И видеть она меня не могла, но догадалась верно.

– Господин Юг! – с усилием, явно утомленная долгой неподвижной позой, женщина попыталась встать. – Я так признательна, что вы пришли! Я…

Проклятье! Она должна была спать!

Огненные острые язычки одновременно шевельнулись, еще сильнее вытягиваясь и загибаясь внутрь круга, словно шипы.

– …так сожалею! Умоляю о снисхождении! – восклицала между тем Аланда Гвай, переступая вдоль границы освещенного круга и слепо взирая во мрак за его пределами. Лицо ее, освещенное колдовским огнем, казалось неестественно белым. Кости черепа отчетливо очерчены, а глазницы провалены. Ни дать, ни взять – ходячая покойница. – Мой сын сильно болен. Я согласилась на эту работу только ради надежды на его выздоровление. Пожалуйста, не лишайте его шанса! Я молю о прощении и…

Ценю вашу изобретательность, уважаемый Гергор… Маловероятно, что сонное зелье не подействовало случайно.

– Чего вы ждете? – осведомился я, обернувшись к Гергору, напряженно замершему у дверей. Тот длинно вздохнул и зачастил:

– …с согласия Верховного Ковена магов разрешается разовое нарушение Договора…

Мельком вслушиваясь в угрюмое бормотание Гергора, читавшего формальный протокол, я шагнул внутрь освещенной зоны и лепестки пламени снова пришли в движение, изгибаясь влево, замыкая витое горящее кольцо.

Женщина вскрикнула, бросаясь навстречу.

– …подтверждаю своим именем и знаком. Высший маг Гергор Броневед.

Амулет на моей груди толкнулся и расслабленно затих.

…И все застыло. Тьма разошлась серебряными разводами. Огонь источал холод. Женщина оцепенела и лицо ее, смятое рыданиями, расправлялось, будто листок бумаги. Она безвольно осела на пол.

Разъять человеческую сущность, вынуть лишнее и собрать все заново – давнее умение Оборотней… Занятно, но учил меня проделывать это самый что ни на есть высший маг. Больше некому было, учитывая повальный мор, случившийся среди Оборотней по причине стойкой неприязни к ним всего остального человечества. Обучение это смахивало на попытки змеи спроектировать улей.

«Как я могу научить чему-то того, чья сила противоположна моей, да еще без всяких подсказок? – негодовал маг Мартан. – Я словно треска, которая учит чайку летать! Которая и полет-то видела сквозь толщу вод…»

Но Ковен, разрешивший Мартану позволить последнему из Оборотней вспомнить о своей сущности, надменно отмалчивался. Потому что они ничего не могли поделать. Просто не успевали. Живые библиотеки Оборотней гибли вместе с замками. Потому что Хранители библиотек умирали сразу же, как только разрушалась защита. А победителям доставались трупы…

А если бы Мартан знал, чему и как учить – несчастье с его дочерью Эммой могло не случиться?..

Э, нет, Оборотень! Не выйдет! Можно винить свою неумелость и самоуверенность, упрямство Мартана и отсутствие нужных знаний… Но Эмма осталась калекой по моей вине.

И в любом случае, я уяснил, что хирургия человеческой сути – процесс тонкий и требующий изрядной концентрации. То есть абсолютно не подходящий для моего нынешнего состояния. Гергор принудительно выветрил алкоголь из моей головы, но переутомление никуда не делось.

Не знаю только, почему подсознание выбрало настолько брутальную форму. Чужая память – как плетение пульсирующих жил со вросшими разноцветными кольцами и крюками. Стоит потянуть, как плоть вздрагивает и сочится сукровицей. Слишком много времени Аланда провела на острове, впечатления о жизни здесь успели слиться со структурой ее сознания.

Это всего лишь иллюзия, – твердо сказал я себе, сосредотачиваясь.

Где-то за гранью слышимости судорожно вздохнул и ринулся прочь впечатлительный Гергор.

…Капли разбивались о камни, распускаясь на мгновения прозрачными лепестками. Над головой изредка полыхали беззвучные белые зарницы. Облокотившись о перила выходящей во двор галереи, я раскрыл ладони, ловя горстями дождь. Бесцветная вода стекала по пальцам, а мне все время мерещилось, что она окрашена красным.

Далеко внизу двор пересекла, перебирая коленчатыми конечностями и поблескивая мокрыми боками, карета, смахивающая на раздутого паука на тонких ножках. Ставить ее на колеса в такое ненастье было опасно. В брюхе этого паука дремала женщина, сейчас вряд ли осознающая, что с ней случилось. Карета довезет ее до причала, откуда садовницу заберет плот и переправит на большую землю.

Я забрал кусочек ее жизни. Вырезал, заменив ложной заплатой, маскирующей дыру с изнанки и не позволяющей краям разойтись. Она ничего не вспомнит о Черноскале.

* * *

…На кухне по-прежнему царила дремотная атмосфера, но в центре ее, раздражающий и твердый, как камешек, угодивший в бочку с патокой, маячил насупленный Гергор. Ссутулился за столом над кружкой.

Аргра ткнулся вопросительно носом в колено Гергора, махнул хвостом и утробно мурча, угнездился у раскаленной решетки очага, наслаждаться теплом.

– Теперь ваша очередь напиваться? – невесело ухмыльнулся я. Я не жаждал общения, но возвращаться в свои комнаты хотелось еще меньше.

Гергор осоловело покосился. Мутный взор казался замыленным. Но маг был не так уж пьян. Просто ему хотелось считать себя пьяным.

– Иди спать, – посоветовал строго Гергор.

Кому-то из нас.

От кухонного сытого тепла слегка кружилась голова.

– Зачем, Гергор? – я устроился напротив отводящего взгляд мага. – Вы надеялись, что ее мольбы тронут мое каменное сердце?

Маг мрачно поморщился, изуродованная шрамом часть лица осталась неподвижной:

– Мольбы тронули мое сердце. Оно, увы, не каменное. Ее сын тяжело болен, на лечение требуются большие деньги или… чудесные средства. На Черноскале она могла получить либо то, либо другое.

«Тогда тем более ей следовало держать язык за зубами!» – с приступом внезапного ожесточения подумал я. А вслух сухо произнес:

– Ее сын не лучше прочих. А всех бедолаг этого мира моей кровью не спасешь.

– Как раз твоей, может, и спасешь, – Гергор остро и неприятно глянул на меня поверх своей кружки.

Я потянул к себе коробку, что затаилась под брошенным на столешницу сюртуком Гергора. Коробка была разрисована клетками и покрыта потрескавшимся, желтоватым лаком. С глухим стуком посыпались черно-белые камешки.

– Сыграем в перевертыши?

– Самое время. Мало мне сегодня было… перевертышей.

Однако со вздохом Гергор подгреб к себе порцию плоских кругляшей.

Притаившаяся в углу Кухарка выплыла на свет, нагруженная кувшином на серебряном подносе. В мой бокал лениво, тягуче закручиваясь, полилось нечто темное, густое, смахивающее на деготь.

Я поднял глаза. На одном из верхних деревянных блоков, составлявших фигуру Кухарки, было мастерски выточено девичье лицо – с тонкими, красивыми чертами, подпорченными разве что длинной вертикальной трещиной. В нервной пляске отблесков разведенного в очаге огня лицо это казалось еще более печальным, чем обычно.

– Спасибо, – я принял бокал.

Темная насыщенная жидкость горчила и явно тщилась сойти за сильно запоздавший ужин. Не знаю, что именно Кухарка выудила из моего усталого сознания, чтобы сварить эту смесь, однако я с наслаждением выхлебал ее без остатка, наблюдая за нехотя цедящим выпивку хмурым Гергором.

– Не увлекайся, – пробурчал он, когда я потянулся за второй порцией. – Или лучше красного вина выпей. Полезно для кроветворения.

Гергор повернул первый камешек черной половиной и положил на клетчатую доску.

– На вас возложили заботу и о качестве моей крови? – язвительно восхитился я. – Какой оттенок предпочитают вампиры в этом сезоне? Может быть, чесночный?

От чесночной плетенки, висевшей над нами, оторвалась и запрыгала по столу серая головка. Судя по звуку – каменная.

– Зубы сломаешь, – Гергор перехватил чесночину и швырнул ее в огонь. Полыхнуло зеленым. – Если бы не твой отъезд, можно было бы отложить. Но они захотят очередную порцию во что бы то ни стало. За ночь отлежишься, а там, в крайнем случае, еще в самолете выспишься.

– До слез тронут заботой… – хмыкнул я, выкладывая свои камни белым боком вверх.

Худая, выбритая до синевы здоровая щека мага дернулась. Он подпер ее ладонью, уставившись на меня косо и неприятно. Глаза у него странно порыжели, отражая огонь. Хотя на самом деле были, кажется, светло-серыми.

…Единственное, что более-менее удалось сделать имперским магам с побежденным Черноскалом – это разрушить центральную защиту замка. Это было равносильно лишению человека нервов и иммунной системы. С тех пор, как замок вновь стал обитаем, пришлось потрудиться, чтобы восстановить хотя бы часть системы его жизнеобеспечения. А в качестве средства, подавляющего иммунитет замка, здесь постоянно проживал кто-нибудь из имперских магов. Нежеланный, но обязательный гость.

Таким обязательным гостем в последнее время был высший маг Гергор, сосланный на Черноскал за какую-то, надо думать, серьезную провинность.

– …жаль только, что забота эта продиктована беспокойством о неиссякаемости источника бесценной жидкости, а не о моей скромной персоне, – завершил я фразу под тяжелым взглядом Гергора.

– Неразумно судить от мотивах других, исходя из параметров собственного эгоизма, – белый камешек перевернулся черной стороной.

– Увы, это единственный доступный мне источник. Положительных примеров недостает.

– Здесь такая обширная библиотека. Советую посмотреть труд о «Безупречном Зеркале» или «Сагу о белых Путниках». Пример похвальной жертвенности во имя человечества.

– Я почитаю, – пообещал я сумрачно. – Вот как только вернусь из очередной принудительной ссылки для общественной пользы, так сразу и подумаю о добровольной благотворительности.

И в свою очередь сделал ход, забирая камень противника. Гергор шевельнул бровью, усмехнулся одобрительно и погрузил нос в кружку. Пока ничья. Но ненадолго.

Кухарка, лязгая, проплыла мимо и, ловко подцепив крюком, сняла с огня медный котелок. Сосуд, поблескивая золотым боком, переместился на подставку в форме неестественно свернувшегося дракона. Из котелка пахнуло мятой.

Гергор проследил взглядом поверх чашки за перемещением Кухарки и вдруг сознался:

– Я пытался снять с нее чары. Несколько раз… Но основные узлы заклинаний на изнанке. Ее зачаровал кто-то из Югов, верно?

– Кто ж еще, – я рассеянно поболтал остатками жидкости в своей чашке. Хотелось добавки, но отчего-то обычно расторопная Кухарка медлила, застыв возле очага. – По семейной легенде – ее прокляли.

– Собственно, на этом острове все кем-нибудь когда-нибудь да прокляты. Иначе, что мы тут вообще делаем? – Гергор, подумав, передвинул черные камни. – А ты не пробовал снять ее заклятие?

– Зачем? – равнодушно откликнулся я, изучая позицию на доске

– Хотя бы из любопытства.

Вот что действительно любопытно, так это то, что про милосердие Гергор даже не заикнулся.

– Я не настолько любопытен… К тому же она может оказаться знаменитой Ядовитой Девой, на совести которой тысячи отравленных. И к проблеме с садом прибавятся хлопоты с кухней. Или вы возьметесь стряпать сами?

– Она может оказаться просто несчастной девушкой, некстати подвернувшейся раздраженному Югу. Или отказавшей ему.

– Югам не отказывали… Впрочем, отчего бы вам не обратиться с заявкой в Ковен? И у меня не будет выбора, – я демонстративно сцепил обе руки перед собой в замок. Чтобы из расстегнутых манжет выскользнули тускло блестящие браслеты.

На него это не произвело впечатление, как и на дракона. Отчего-то на всех, кто сам не носил такие украшения, они должного впечатления не производили. Только и дождешься в ответ пренебрежительного движения подбородком. Чепуха, мол.

– Выбор есть всегда. Когда у тебя есть желание нарушить запрет, ты его нарушаешь, – с нажимом возразил Гергор. – Несмотря на боль.

Теперь настала моя очередь кривить губы:

– Вы правы. Выбор у меня есть. Только лимит его ограничен. Так что приходится экономить.

– Удобно. Для безразличия выбора не требуется, верно?

– Зато безразличие не плодит призраков несбывшегося и не населяет замок привидениями в красном.

Попал! Гергор нервно дернулся. Едва заметно, но из его кружки плеснуло на стол. И камешки, утвердившиеся на своих линиях, сползли от неловкого движения пальцев.

– Да, – после заминки сухо согласился он. – Безразличие вообще ничего ни в кого не вселяет.

– Оно не лицемерит. Как те, кто пьет «живительный сок», предпочитая не вспоминать, из чьих жил его выкачивают. Как те, кто принимает мое содействие, но не способен вовремя закрыть рот. Равнодушие честно молчит.

– Как ты сам? – вставил Гергор невзначай.

Я почувствовал, как непроизвольно изменился в лице, не сумев скрыть боль от ответного укола. Усмехнулся, принимая поражение.

– Что бы я ни делал – все вокруг уверены, что от моей смерти они выиграют больше… И не забывайте, не я ввел эти правила, а ваши же коллеги, – заметил я и добавил мстительно: – Кстати, о правилах – утром организуйте поиски по периметру. Там может появиться пустоголовый. Тоже своего рода борец за справедливость.

– Кто?! Ты знал и не остановил его?

– Выскочить из кустов и сказать «бу»? Да и с какой стати? Что мне за дело до очередного дурака, готового на все? Обязательно при моем непосредственном участии. Подвиги совершать, похитителям мстить. Лишь бы не дочку воспитывать.

– Какую еще дочку… – начал было Гергор недоумевающее, осекся, услышав бой часов.

Полночь! Каждый удар невидимого хронометра отдавался легким сотрясением воздуха, словно по замку прокатывалась волна, ощутимая только живыми, потому что даже вино в чашках не покачнулось.

И с последним отзвуком раздался ликующий, беззвучный, однако пронимающий до самой последней жилки, вопль освободившихся кровников. Хаотичная многоголосица сплелась в единую, мутящую сознание Песнь, которая, к счастью, так же стремительно растаяла в ночи. Кровники вышли на прогулку.

– Проклятье! – Гергор, щелкнул пальцами и мучительно содрогнулся, изгоняя из себя хмель. Затем взглянул на меня трезво и сердито.

И серые человеческие глаза вдруг стали желтыми, лисьими, и сразу же перетекли в круглые, чаячьи, а затем зрачок расползся вертикально… Когда в глазницах мага завращались мутные, слепо-пристальные, паучьи гляделки я, не выдержал, и отвернулся.

Не люблю высшую магию. За прямолинейность.

Лучше рассматривать сводчатый потолок, теряющийся во мраке, балки с друзами окаменевшего лука и чеснока, связки кукурузных початков, веники загадочных трав.

– Нет никого, – с облегчением констатировал Гергор после длинной паузы. Левый глаз его все еще заливала глянцевая чернота, и можно было даже издали разобрать перевернутое отражения слякотной дороги и издерганного непогодой леса. – Похоже, у них хватило благоразумия повернуть восвояси.

– Занятно вы это делаете, – пробормотал я. – Зверюшками пользуетесь?

– Да всем, кто попадется.

– А Оборотней ругают за бесцеремонность, – я вспомнил парящих далеко вверху кривоклювов. Или любопытного краба на побережье…

Гергор странно шевельнул изуродованной щекой и машинально прижал ее ладонью. Свободной рукой повел по дубовой столешнице, выскобленной до оттенка, не позволяющего отличить следы разлитой подливы от потеков крови или пятен ядов.

– Оборотни перекраивали суть живого под себя. Мы всего лишь одалживаем ненадолго.

– Чтобы шпионить за Оборотнем? Увлекательное занятие, подглядывать, верно? – хотелось сыронизировать, а получилось как-то подавленно.

– Смотря за кем. За тобой, например, не особенно.

– Это почему? – от неожиданности уязвлено осведомился я.

– Потому что ведешь себя предсказуемо. Особенно с тех пор, как уехала эта островная девица, – с нарочитой резкостью ответил все еще мрачный Гергор. Он хотел меня задеть и ему это удалось. Я внутренне вздрогнул от второго укола и констатировал желчно:

– Высоко сидим, далеко глядим…

– Разумная предосторожность. Вы могли наплодить неучтенных Оборотней. – устало возразил Гергор. – К тому же, за тобой глядят другие, – и он вскользь ткнул пальцем в сторону невидимого шара, запертого в крошечной комнате над холлом замка. – Мое дело за территорией присматривать.

– Много насмотрели?

– Достаточно, чтобы понять, что ничего в тебе не понимаю. Я прожил в Черноскале не один день бок о бок с тобой, но до сих пор не могу разобрать, что ты такое.