Текст книги "Тень на обороте"

Автор книги: Юлия Сергачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Снова ветерок скользнул в приоткрывшуюся дверь и промчался между столами. Шелохнулось пламя, плеснуло робким светом в физиономии стоящих рядом людей. И стало ясно, что тени сыграли злую шутку, и эти двое смотрят вовсе не на меня, а на стену позади.

– …Ха! До сих пор висит. Уж могли бы плату и повысить! – заметил первый весело.

– А все равно дураков нет, – второй неодобрительно выпятил подбородок. – С оборотнями связываться – себе дороже. Пусть в Ковен обращаются!

Я небрежно откинулся на стуле, повернув голову. Практически надо мной висело написанное от руки объявление: «Требуеца помощь ученаго мага для ловли оборотня. Обращаца в село Пригорнае, к старосте Хабуру. Оплата…»

Так. Слово «оплата» и обозначенная сумма задержали взгляд. Надо же, село действительно Пригорное. Расположено недалеко, прямо по дороге, а уж разобраться с оборотнем, если он там и впрямь обитает, другому Оборотню всегда под силу. Почему бы и нет? Потеряю здесь день, зато потом наверстаю.

…Дождь прекратился. То есть с низкого, комковатого неба еще сыпалась мелкая морось, оседая на лице и одежде липкой пленкой, но на нее уже можно было не обращать внимания. И дорога неплохая, наезженная, так что пешком за час дойти можно и до замка, и до поселка.

Когда таверна скрылась за поворотом, меня стал нагонять дробный перестук. Не оглядываясь, я посторонился, но проезжавший мимо всадник все равно пустил скакуна вплотную, обдав грязными брызгами из дорожных выбоин, запахами выделанной кожи и дорогого мужского парфюма. Крыло палевого крестокрыла, к счастью полураскрытое, задело меня, едва не сбив с ног. Крайне любезный всадник помчался дальше, трепеща по ветру выбившимся узорчатым краем плаща, словно хвостом.

Процедив невразумительное проклятие, я продолжил путь.

Вспоров вершиной лесной ковер, показалась гора. Удивительное дело! Невысокая, кривоватая, она маячила среди затянутой лесом равнины вызывающе одиноко. Зато стало понятно, откуда странное название у замка, который, наверняка, примостился на этой горе, и у расположенного у его подножия поселка.

А на дороге впереди снова шевеление. Такая с виду глухая дорога, – и надо же, даже в вечерний час и плохую погоду пользуется популярностью. На этот раз кто-то, не спеша, вышагивает по обочине, волоча на плечах мешок.

– Помочь? – полюбопытствовал я, догнав худосочного паренька, который ссутулился под тяжеленной ношей. Левая пола длинной безрукавки паренька тоже была обрызгана грязью. Наверное, именно это обстоятельство подтолкнуло меня навязаться ему в помощники.

– Если не трудно… – не стал отнекиваться парнишка и с облегчением вздохнул, перевалив половину мешка на меня. Блеснули из-под курчавой, мокрой челки голубые или серые глаза. Сумрачно стало, толком не разберешь.

– В Пригорном живешь?

– Угадали, – с легкой усмешкой кивнул паренек.

– Дом старосты Хабура покажешь?

– Отчего ж не показать… – паренек глянул искоса, цепко прошелся взором по мне, поинтересовался: – А вы маг, что ли?

– Угадал, – в свою очередь хмыкнул я. – А как угадал?

– Похожи… – неопределенно проворчал паренек.

Сдается мне, что похож я больше на потрепанного дорогой беглеца, а не на мага. Приметливый или догадливый здесь народ.

– Оборотня ловить станете?

– А есть оборотень?

– Люди болтают, что есть.

– А ты что говоришь?

– Мне говорить некогда, мне работать надо…

Пообщались, значит. Будем надеяться, что староста окажется разговорчивее.

Дорога вильнула и выбралась из леса в распадок, откуда открылся неплохой вид на небольшой замок, устроившийся на приземистой горе, словно угловатая, растрепанная птица. Зато поселок у подножия горы был опрятен, светел, переливался теплыми огоньками.

– Пригорное, – зачем-то представил село паренек.

Мычали коровы, лаяли собаки, воздух пах сдобой и навозом. Возле каждого дома забор украшала целая вереница глиняных горшков, раскрашенных хитрыми цветными узорами. Ни одного похожего.

– Эй, Лино, где помощника отыскал? – крикнул кто-то со двора.

– Это господин маг к старосте идет, – хладнокровно сообщил Лино.

– Неужто вы в мешке оборотня тащите? – притворно ужаснулись из другого окна.

От беленого домика нам навстречу кинулся подросток. Узкоплечий, худой, как прут. Не иначе родственник тощего Лино. Мальчик уставился настороженно, но с любопытством, как подрастающий щенок.

– Сам не тащи, – буркнул Лино подростку, когда мы уронили мешок возле калитки. – Присмотри пока. Я вернусь, тогда занесем.

– Да я… – начал было подросток, но сник, перехватив выразительный взгляд Лино.

Дом старосты оказался добротным строением с высоким чердаком, увенчанным страхолюдным коньком. Что-то рогатое и оскаленное. Десятка три лакированных горшков и кувшинов, расписанных желтыми цветами, расселись на ограде вокруг избы.

Вислоносый староста Хабур не особенно обрадовался поздним гостям, но отрекаться от приглашения в таверне не стал.

– Маг, говорите? – с некоторым сомнением повторил он. Видно, в отличии от доверчивого Лино, он в моем облике ничего соответствующее образу чародея не углядел и добавил твердо: – Оплата только по факту.

– Хотите голову оборотня?

– Любую часть тела.

– Тогда давайте поподробнее.

– Ну, давайте… – со вздохом согласился староста.

Из большой комнаты выгнали детей, примостившихся было поглазеть на гостя и послушать сказки, но оставили прочих родственников, обитавших в доме старосты, среди коих преобладали женщины и девицы. Так что рассказ получился эмоциональным, красочным и порядком сумбурным.

– Значит, появился она давно…

– Не-е, не так давно, еще Фейлла жива была, когда…

– Да нет, это уже после спячки он снова стал приходить, а до того затишье было…

– Может, это не спячка была, а старый оборотень помер, а детеныша народил. Вот новый оборотень как в силу вошел, так и начал клыки точить…

– Безумие передается по наследству, – вклинился я в обмен животрепещущими репликами. – А оборотничество – нет. – (За исключением особых случаев, которые к данной истории не имеют никакого отношения…)

Рассказчики смолкли, подумали, пренебрежительно отмахнулись:

– Ну, так какая разница, если все одно оборотень!

– Короче, давно он у нас!

Я закрыл глаза, отхлебнул из предусмотрительно выданной мне кружки нечто терпко-кислое, и приготовился вслушиваться в многоголосицу, чтобы выловить хоть какой-нибудь смысл. От тепла уже порядком разморило и сделать это, не задремав под трескотню, оказалось не так просто.

Кто-то жил в лесу, это точно. Раньше он часто тревожил сельчан, потом затих, потом вернулся. Нападал, в основном, на молодых женщин. Рвал глотки, пил кровь. Одно время молодух совсем перестали пускать в лес, так назойливая тварь принялась навещать деревню, избегая любых ловушек и зачастую, не получив лакомой добычи, убивала животных. Сельчане пытались жаловаться господам из замка – те не снизошли. Пробовали обращаться за помощью к магам, но в такую глушь забирались лишь проходимцы…

– Кто-нибудь видел его?

– А то! Почитай все и видели, – хмуро усмехнулся староста. – Вам такого набрешут!

– Он ростом с двух человек!

– У него шкура в колючках…

– А зубы с палец!

– На самом деле его видела только Диарра, но она почти ничего не сказала. Она вообще не может говорить.

– А что за Диарра?

– Да мать того парнишки, Лино, что привел вас сюда. Ей единственной удалось выжить после нападения оборотня. Он ей горло порвал, всю изодрал, когда нашли в лесу, думали не выживет. Но она живет. – Староста пожевал губами, словно заминая не сказанное.

– С ней можно встретится?

– Попробуйте. Только толку не будет.

– Где ваш монстр чаще следы оставляет? Что за следы? С какой стороны приходит… Чем больше вы скажете, тем легче его будет отыскать.

Присутствующие всерьез задумались, морща лбы в затруднении и обмениваясь неуверенными взглядами.

– Ну, какие следы… Разные. Он же оборотень, чтобы кем попало оборачиваться.

– Он горшки путает, – вдруг пискнула девушка в углу.

– Да ну, что ты болтаешь! – староста даже на стуле заерзал. – Баловство это все.

– А корова?

Слегка сконфуженный староста все же признался, что в последнее время оборотень то ли рехнулся, то ли обрел пугающее чувство юмора, но в промежутках между кровавым весельем он зачем-то пересаживает горшки с забора на забор. Или обращается в якобы заблудившуюся корову, из-за которой разгорится сыр-бор среди соседей за право водворения находки в свое хозяйство, а скотина, между тем, исчезает. Иногда посреди двора за ночь вырастает груша, обильная урожаем, а пока осчастливленный владелец бегает за корзинами – так же бесследно пропадает. Пару раз женщины видели кого-то в бане…

Я молча почесал переносицу, переваривая и это.

– Вы когда с Лино поговорите, господин маг, возвращайтесь к нам, – любезно предложил староста, отмякший за время беседы и исполнившийся после чарки-другой благодушия. – В доме вас, конечно, я разместить не смогу, уж простите. У меня и девиц полно, да и неизвестно, кто вы сам такой. Вдруг, вы и есть оборотень? Люди в лес теперь меньше ходят, может вы придумали сами сюда явиться?.. – Он подмигнул и заулыбался.

Все тоже заулыбались. Вымученно и с явным беспокойством. Стремясь сгладить неловкость, староста поторопился завершить свою речь:

– Ну, стало быть, переночевать я вам могу предложить на сеновале. У нас там тепло, сухо, не то, что в иных хозяйствах… – прибавил он с застарелой обидой.

Дождь окончательно стих. В разрывы туч глянули крупные, словно вырезанные из фольги, звезды. В зарослях репейника, разросшегося по обочине, вились светляги, таская за собой мерцающие, янтарные паутинки. На заборах поблескивали умытыми, глазурованными боками всевозможные кувшины, горшки, даже миски.

На тех, что украшали плетень возле дома Лино, улыбалось кривоватое, но жизнерадостное солнце.

Я постучал. Дверь открыл уже знакомый тощий подросток, уставился с любопытством. За его плечом стразу же, как большой сторожевой пес вслед за беспечным щенком, возник хмурый Лино. Не обрадовался, но вполне приветливо кивнул:

– А, господин маг. Чем могу помочь?

– Староста рекомендовал навестить ваш дом. По мнению соседей, ваша мать сможет рассказать что-нибудь о том, кого я ищу.

Лино коротко повел подбородком, услав брата вглубь дома, сам вышел, плотно прикрыл дверь, выпрямился, расправив плечи. Ни дать, не взять – неподкупный страж на границе. Приветливость исчезла с его лица, сменившись досадой.

– Ничего она не скажет, – угрюмо отозвался он. – Она уже много лет ничего не говорит.

Я прищурился. Рассеянным движением кисти, словно отмахиваясь от насекомого, толкнул в сторону насупленного Лино «призрачный шар», и не особенно удивился, когда паренек совершенно машинально уклонился. Спохватился, взглянул на меня пронзительно и неприязненно.

– Так я и подумал, – я удовлетворенно усмехнулся. – Вот почему ты сразу понял, что я настоящий маг.

Он сердито повел плечами, сунул руки в карманы, словно опасаясь, что лишние движения выдадут еще какой-нибудь его секрет.

– Ну, так что?

– Почему ты не отправился учиться? У тебя неплохие способности.

– А родных я на кого оставлю? – огрызнулся раздраженно Лино. – И кто платить станет за мое обучение? Небось в Ковене благости бесплатно не делают.

– Иногда делают.

– Там, в доме, моя мать, которая почти не может двигаться и брат, которого все считают малость тронутым. Кроме меня, некому позаботиться о них.

Теперь настала моя очередь пожимать плечами. Сеанс бескорыстной профконсультации закончился, не начавшись. Вернемся к насущным проблемам.

– Во всяком случае, ты знаешь, что я действительно могу попытаться справиться с вашей местной напастью. Но пока я чего-то не понимаю. Этот оборотень ведет себя… странно. Люди сказали, что твоя мать видела его. Она никак не пыталась описать своего мучителя?

Лино некоторое время молчал, явно терзаясь сомнениями. Было заметно, как затвердели желваки на простецкой физиономии, как стиснулись кулаки в карманах. Потом он вздохнул, решившись.

– Я покажу вам кое-что. В обмен на обещание взять меня с собой на охоту на этого… мучителя, – последнее слово буквально выплюнул. – Я и с прежними охотниками ходил, – прибавил он с нескрываемым презрением, – но те только делали вид, что ищут кого-то.

– Я возьму тебя.

– Хорошо… – он исчез в доме, резковато хлопнув дверью.

От толчка дверь снова растворилась, позволяя заглянуть в чистенькую, но скудно обставленную комнату. Перед очагом примостился корточках младший брат Лино, вытачивая что-то ножом из деревяшки. Рядом на кресле в неудобной, болезненной позе скорчилась женщина. Ее застывшее лицо казалось стянутым, как неловко штопаная маска. Она сидела прямо напротив входной двери, так что любой гость встречался взглядом с ее страшными, пустыми глазами.

– Вот, – Лино поспешно затворил дверь и, прижавшись к ней для верности спиной, протянул мне листок грубой бумаги. На лицевой стороне счет, вроде прачечного: «рубашка тонкая – 2 штуки, воротник плоеный, белый – 9 штук…», а на обратной стороне неумелый, но выразительный рисунок. Так дети пытаются изображать то, что они никогда не видели, но что изрядно пугает их.

– Мама, когда… вернулась, – Лино нервно сглотнул, дернув острым кадыком, – бредила. Говорить она почти не могла, тварь раскромсала ей все лицо и горло, но я много сидел рядом и слушал… Маленький был, боялся очень.

– Давно было?

– Двенадцать лет назад… Мне было семь. Как сумел, так и нарисовал.

С желтой бумаги, утратившая краски в сумраке, но вся равно яркая, на меня злобно таращилась кривая харя – полосы черного и красного, провалы глаз, очерченные белым. Детский рисунок. Не столько факты, сколько эмоции…

– Я намерен выйти еще до рассвета. Ночую на сеновале у старосты.

Лино коротко кивнул.

* * *

А староста Хабур не обманул – сеновал у него оказался и впрямь достойный: просторный, теплый, пропахший душистыми, хорошо просушенными травами и слегка – мышами. На сено набросили шерстяные одеяла и положили подушки в свежих льняных наволочках. И даже принесли дополнительный ужин в разрисованных птицами горшках – мясное жаркое, томленые со сметаной овощи, нарезанный упругими ломтями дырявый сыр, почти черный пряный хлеб…

Развалившись, я ничтоже сумняшеся уничтожил принесенное, разумно предполагая, что подкрепиться лишний раз не помешает и неизвестно, что будет дальше. Что-то не нравился мне этот оборотень.

Что он действительно существовал – я не сомневался. Следы оборотня, словно оборванная пряжа, то и дело попадались в поселке, а уж по изнанке строки его пути читались без усилий. На дороге, в воздухе, в памяти людей частицы живого волокна сохранялись, словно масляные разводы на воде – как ни перемешивай, все равно заметно.

Но перепутанные горшки и разорванное горло – это совсем не одно и тоже. Может, оборотней два? Но я чуял следы только одного.

…Воздух перед рассветом стал ломким и тусклым, как грязное стекло. В стекле застыли деревья, спящие дома, изогнувшаяся дорога, нахохленный замок на горе. Звезды размазались в молочном небесном мареве. Птицы, обычно в это час шумные и говорливые, молчали.

Шевельнулось на обочине то, что я мимоходом принял за валун. Выпрямился во весь рост поджидавший меня Лино. Похоже, ждал парень долго – кудрявые пряди челки вымокли от росы и распрямились, прилипнув ко лбу.

– Идем, – тихо позвал я.

В ткани реальности пульсировала яркая, желтоватая жилка… Оборотень был здесь совсем недавно. По изнанке его след тек ворсистым волокном, свитым из множества жил. Ни одна из них пока не налилась кровавым оттенком. Не успел найти жертву?..

Лино ступал следом – бледный, сосредоточенный, закусив от напряжения губу.

– Может, вернешься?

Он только упрямо засопел.

Штаны вымокли от ледяной влаги до колен, в поисках следа пришлось не раз сойти с дороги. Просыпались птицы, перебрасываясь отрывистыми репликами. Небо, поначалу блеклое, постепенно наливалось сыто сливочной розовиной.

– Тс-с!.. – я задержал Лино, вознамерившегося было прошествовать мимо. – Слышишь?

Он явно услышал. Дрогнул лицом, подобрался, засопев, но почему-то отрицательно покачал головой:

– Не слышу. Что?

– Там! – я отпустил навязавшегося напарника и бросился в направлении звуков.

Не хочет слышать – не нужно. Я на его помощь и не рассчитывал. Однако непреклонное сопение за спиной не отставало.

Отдаленный шум приближался, распадаясь на треск ветвей, стук, шелест, вскрики человеческие и невнятные… Лино дернулся было вперед, я снова схватил его за плечо:

– Держись позади меня. Шагов на двадцать. Если что – успеешь сбежать.

Нечто странное мелькнуло во взгляде парня, но после короткой паузы он покладисто кивнул и отстал.

Я побежал, прикрывая голову от встречных ветвей, прыгая через забитые клочьями тумана колдобины, огибая встопорщенный кустарник. Мельком отметил, что слева кто-то недавно ломился через чащу – сучья поломаны, земля взрыта… Очередная ветка все-таки исхитрилась хлестнуть, задев листьями глаз. Охнув, я зажмурился и вылетел на поляну практически вслепую.

Зато всмотревшись, чуть было не метнулся обратно.

Вот это да!

На поляне неистовствовал разъяренный… нет, взбешенный крестокрыл. Оскаленный, надрывно воющий, бьющий разведенными крыльями, края которых секли деревья не хуже стальных кос. Летели вперемешку щепа, обломки, крошево из листьев… С морды крестокрыла срывалась хлопьями пена. Выкаченные глаза вылезали из орбит, налившись кровью. Земля была искромсана когтями скакуна, но он не унимался в исступлении, пытаясь каждым прыжком, каждым ударом передних ног настичь кого-то маленького, ошалело катающегося в измятой траве. Крестокрыл совершенно спятил.

Удар! Удар!..

Некто перемазанный грязью и кровью метнулся в сторону, едва вывернувшись из-под когтей скакуна. Ребенок? Девушка?..

Вынув нож, я прыгнул вперед, воспользовавшись тем, что крестокрыл отвлекся на проворную жертву. Поднырнул под крыло, ухватил скакуна за гриву и одним движением перерезал набухшее венами горло. Брызнула черная кровь… Я шарахнулся от грузно оседающего зверя.

Крестокрылы сами по себе безумны и злобны. Но если их случайно или намеренно ввести в ярость, то они станут крушить все вокруг до тех пор, пока не убьют обидчика, а после этого падают замертво. Никаких шансов унять их нет.

Тишина упала практически осязаемая. Накрыла растерзанную поляну, белеющими свежими шрамами деревья, неловко выгнувшегося крестокрыла с заведенными глазами…

Палевый. Хоть и покрыт пеной и кровью, но все равно видно, что палевый…

Несостоявшаяся жертва крестокрыла исчезла, но я чувствовал ее присутствие. Словно рядом непрерывно вибрировала тонкая, металлическая струна. Совсем близко… Руку протянуть.

– Не надо было тебе красть чужого скакуна, – слегка задыхаясь, но стараясь говорить ровно, произнес я, выбрав из кольца окружавших поляну кленов и ясеней самое низкое деревце, едва заметно трепещущее листвой. – Они не любят чужих… И ненавидят, когда их обманывают. Думаю, тебе удалось увести крестокрыла за собой, обратившись в его владельца. Но потом зверь разозлился… – Я поднял руку и указал на дерево: – Я вижу тебя, не прячься!

– Я хотел покататься… – донеслось в ответ растерянно. Деревце содрогнулось. Невзрачное растение обратилось в еще более неказистого, щуплого, голого подростка. Брата Лино.

Подросток часто моргал, испуганно и жалко, ошеломленный произошедшим. Потер исцарапанную щеку о плечо.

– Я думал, что… – Вдруг глаза его расширились, но обернуться я уже не успел. На затылок обрушился удар, погружая в кромешную тьму.

…Из темноты выкарабкиваться оказалось трудно. Помогала боль и невнятные, тревожившие крики. Кто-то повторял и повторял все громче и на разные лады ненавистное до оскомины «оборотень!».

– …Оборотень! Оборотень!

– …я видел, как он перегрыз горло вашему скакуну, господин! – торопливо уверяли знакомым голосом. – Он и брата моего хотел погубить, но я поспел вовремя…

– …а выдавал себя за мага, гнусная тварь! – негодовали с другой стороны. Похоже, староста. – И мы поверили!

– Потому что дураки доверчивые, – холодно сообщил третий голос, незнакомый, тягуче цедивший звуки.

В глазах стало проясняться. Тело пронизывала мучительная боль. Мои руки были вздернуты вверх и связаны. В изломанных плечах скомкалось по огненному узлу. Грудь и поясницу стягивало так, что даже вдохнуть толком не удавалось. Не поднимая головы, через прищуренные веки, я озирался, пытаясь понять происходящее.

Вокруг шумели. Судя по обилию обуви, попадающей в поле зрения, в почтительном отдалении скопилось все население поселка. Поблизости лениво переступали только щегольские сапоги из дорогой кожи, сапоги попроще, недавно смазанные жиром и разбитые, грязные боты, испачканные травяным соком.

– …схватили, наконец, оборотня! – облегченно гудело в толпе. – … Кто бы мог подумать… загрыз господского крестокрыла… Лино его прямо с поличным поймал, чудом оглушил и приволок… братец-то его совсем умом тронется с такого перепугу… а чего он в лес-то спозаранку побег?..

Изображать бессознательную жертву расхотелось. Вкупе с разномастной обувью мне на глаза попалась куча хвороста под подошвами моих собственных сапог. Судя по ощущениям, к куче прилагался столб, к которому меня накрепко привязали. Выводы о моей дальнейшей участи напрашивались сами собой.

Я поднял голову. Собравшиеся вокруг сельчане, как по команде, шарахнулись, но продолжали глазеть, кто с жадным любопытством, кто злорадно, кто с опаской. Не двинулись с места только хорошо одетый молодой господин, постукивающий хлыстом по бедру, насупленный староста Хабур и смотревший исподлобья, бледный Лино.

– …весь в крови-то измазан… – констатировали в толпе с ужасом и восхищением. – Не иначе кровь хотел выпить…

– Ну что, погань, – лениво и без особого интереса произнес обладатель хлыста, – готов ли ты признать, что являешься оборотнем и не далее, как сегодня утром убил моего любимого крестокрыла?

Судьба едва не убитого мальчика его, похоже, не занимала.

– Я маг, – возразил я твердо. – Прибыл только вчера. Охотился за оборотнем вместе с этим вот парнем. Вашего крестокрыла…

– Он лжет! – вдруг отчаянно закричал Лино. – Он теперь станет изворачиваться, лишь бы выгородить себя! Он скажет, что это я оборотень, или мой несчастный брат, или ты, Бьехо! – он ткнул рукой в веснушчатого молодца, обнимавшего вязанку хвороста.

– А чего я-то? – веснушчатый крепче прижал вязанку и трусливо отступил. Люди вокруг него раздались в стороны.

– Ты кровью испачкан.

– Так я ж помогал тебе нести оборотня до деревни… – растерялся туповатый Бьехо. Веснушки разом выцвели на побелевших скулах.

– Я и брат видели, как этот человек перегрыз глотку крестокрылу! – напряженно заявил Лино. – И пил из его жил!

Так, теперь понятно, отчего кожа на моем лице словно коркой стянута и зудит. Надо думать, предусмотрительный Лино для достоверности испачкал меня кровью погибшего зверя.

– Неважно, – со скукой вмешался господин с хлыстом. – Этот чужак убил моего крестокрыла. Нож принадлежит ему, люди видели… Верно, люди?

– Верно! – подтвердили не слишком стройно.

Господин кивнул удовлетворенно.

– Ну, а способ отличить оборотня давно известен. Огонь всех очищает. Оборотень в огне вывернется из своей шкуры и станет тем, кто он есть по сути… Ну, а если пришелец и впрямь уважаемый маг, невесть зачем убивший дорогого скакуна, то небось с огнем он совладает… Не так ли? – Господин насмешливо улыбнулся мне. Край его плаща, испачканный в грязи, шевельнулся, демонстрируя узор. Тот самый, что я уже видел на плаще всадника-невежи.

– Руки развяжите, – мрачно потребовал я.

– Ага, конечно! – возмутился староста Хабур. – Сейчас развяжем, а ты как обернешься невесть кем!..

– В огне веревки сгорят, – господин в плаще тщательно поправлял отворот перчатки. – Успейте воспользоваться.

– Ой, – испугались в толпе, – а может, его цепями прикрутить?

– Или костылями приколотить?

Какие, однако, предприимчивые здесь селяне…

Оцепеневший, словно выдохшийся Лино подпирал забор поодаль, ссутулившись и обхватив плечи руками. Почувствовав мой взгляд, он дернулся, поднимая подбородок. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Лицо Лино было выстывшим, серовато-белым, как отсыревшая известка, губы крепко стиснуты. Он отвел глаза.

Я попробовал пошевелить хотя бы пальцами, наблюдая, как опасливо движется ко мне селянин с факелом. Медленно, робкими шажками, и лишь после того, как очередную порцию ускорения ему придадут доброхоты. Как ни шатко он шел, мне все равно не успеть – пальцы онемели, выгнутое тело не слушалось. А ждать, когда и впрямь сгорят веревки, немыслимо…

Внутренне я заметался. Вот уж не ждал такого нелепого конца. Из пламени выбраться не удастся даже Оборотню, если он связан.

Зажмурившись, я попробовал сосредоточиться и обернуться… Потеплел амулет… Нет, это все вокруг потеплело от вспыхнувшего огня. Потянуло бесцветным, вкусным дымом от хорошо просушенного хвороста. Забегали трескучие искорки. Волосы на голове подняло согревшимся воздухом…

Я отчаянно дернулся, но лишь невыносимо заломило руки. Огонь подбирался к ступням, мелькали язычки пламени сквозь ветки. Скрутились в трубочки уцелевшие сухие листья, рассыпались пеплом.

И вдруг…

– Прекратить! – гаркнули издали. – Немедленно прекратить!

Треск искр заглушил нарастающий топот.

Вдоль улицы неслись на крестокрылах всадники. Сквозь струящийся, уже замутненный сизой поволокой воздух, через пробивающийся кашель я мельком различал завертевшуюся вокруг меня карусель. Кто-то из всадников, спешившись, сбивал огонь. Кто-то разгонял и без того бросившихся врассыпную поселян. Кто-то (знакомый) внушительно говорил господину с хлыстом и старосте: «…приказ Ковена… задержать опасного преступника… могущественный маг…»

– Могущественный, говорите… – с внятным презрением повторил хлыстоносец. – Ну, раз приказ…

Веревки ослабли, но не потому, что сгорели, а потому что сквозь, не на шутку разогревшееся, дымное марево, окутывавшее меня, прошел свирепый, взъерошенный блондин и рассек путы кинжалом.

– Скучал? – усмехнулся победно Малич.

– Невыносимо… – с чувством ответил я, выбираясь из кучи разоренного хвороста и с новым ощущением хватая такой невероятно чистый воздух.

* * *

Почти четырнадцать лет назад терроризировавший деревню оборотень не добил последнюю жертву. Напал на прачку, возвращавшуюся из замка баронессы Пригоры, но то ли вспугнул его кто, то ли ослеп полузверь от собственного безумия, однако оставил он еще дышащую женщину в лесу. Она выжила и через девять месяцев родила мальчика. Оборотень оказался не только кровожадным, но и похотливым. Мать ненавидела плод своего чрева всем сердцем. Неудивительно, что новорожденный оказался непривязанным к нашему миру, узор его плавал, способный стягивать реальность в одном месте, комкая и выворачивая в другом… Вот такие дети и становятся оборотнями, умея превращаться в зверей, в предметы или в чудищ. Лишь бы фантазии хватило… И если и является причиной этому укус оборотня, явного или мнимого, то лишь косвенно.

Лино знал правду о своем брате. И, как мог, защищал его. Когда он понял, что я догадался, то оглушил меня и попробовал выдать за оборотня. Ведь люди не поверят в историю о безобидном мальчике-оборотне, способном разве что на мелкие шалости. А разгневанный владелец палевого крестокрыла из замка не простит кражи и смерти своего любимца…

Теперь понятно, отчего Лино навязывался в спутники всем предыдущим магам.

И непонятно, кто убивал женщин на самом деле.

…Замок на горе, куда нас пригласили, как только суматоха улеглась, внутри оказался таким же неудобным и неприветливым, как выглядел снаружи. Вслед за сыном баронессы Пригоры, назвавшимся Лайдом Пригорой, мы взобрались по давно не чиненой дороге, к навсегда распахнутым воротам темной, гулкой громадины. Обжита, судя по всему, была едва треть.

Впрочем, внутреннее убранство свидетельствовало об определенном статусе хозяев. Может быть излишне нарочито, но, тем не менее, замок демонстрировал гостям самые выгодные свои стороны, позволяя забыть о покосившихся башнях и прогнившем подъемном мосте.

Хозяйка – седая, чопорная дама с высокой прической, – обрадовалась гостям, как пахарь своевременному дождю. Видно, провинциальная жизнь иссушала ее.

Оказалось, что нынче вечером празднуют день рождения младшей дочери баронессы.

– Вы окажете нам честь, если примете приглашение…

Это было сказано так, словно честь оказывали нам.

– Глаз с тебя не спущу, – многозначительно пообещал, не слишком довольный сложившейся ситуацией, Малич. Ему пришлось сменить пыльную, но удобную одежду на парадный мундир.

– Как заманчиво, – ухмыльнулся я. Мне переодеваться, к счастью, было не во что.

Впрочем, даже упрямый Малич признавал, что отдых нужен. Похоже, он со своим отрядом вообще мало спали в последнее время: взмыленные крестокрылы валились с ног, а «замороженные», несмотря на свою маловосприимчивость к внешним невзгодам, выглядели утомленными.

Так что «честь» мы «оказали».

Вот только обещанное скромное домашнее празднество превратилось в полноценный прием. То есть – тоскливая скука для нас и развлечение для аборигенов.

…Главная зала замка дохнула сухим жаром, чадом и приторной сладостью. Бились в хрустале плененные огоньки. Малич разом помрачнел, скривился и расстегнул верхний крючок на вороте.

– Позвольте вам представить…

Сухощавая баронесса сильно смахивала на сушеную рыбу – такая же тощая, костистая, желтоватая. На неподвижном лице отливают тусклой жирной пленкой выцветшие глаза.

– Мой сын Лайд Пригора… Моя дочь Айтта…

Этого длинного брюзгливого типа я уже видел. Тогда он также неприятно кривил рот. Сейчас ему сильно не хватало для полноты облика любимого хлыста. А вот Айтта оказалась красавицей – стройной, белокожей, синеокой. Ее надменный взгляд, казалось, мог заморозить даже огненное масло в кованых светильниках. Наверное, поэтому они так чадили.

Со стен смотрели ушедшие поколения Пригоров – нарисованные и вытканные на гобеленах. От стен таращились современники – надо думать весь здешний цвет.

Запеченный поросенок давился яблоком. Малич стискивал рвущуюся наружу зевоту. Я маялся из-за наведенного «лика», который жал виски, словно настоящая маска. Гости, не забывая чавкать, изнывали от любопытства. Быстрые, ненасытные взгляды скользили, словно тараканы – невесомо, но мерзко. И стелились между бокалами шепотки: «…сказали, что он и есть то самое чудовище, о котором в газетах…», «…преступник, но как интересно…», «…тс-с! он смотрит в нашу сторону…»

Айтта изящно касалась серебряной вилкой фарфоровой тарелки. Казалось, она рисует стилом, а не поглощает пищу. И от собравшихся ее отделяет незримая стена из льда. Толстяк, сидевший рядом, и блеклая дама напротив боялись лишний раз шевельнуться. Румяные щеки толстяка становились все серее, а дама и вовсе выцветала на глазах.