Текст книги "Тень на обороте"

Автор книги: Юлия Сергачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

– Я думала… – едва слышно заговорила Илга, глядя мимо и сквозь меня. – Я думала, что это просто татуировка такая и глупое украшение… Отвратительно, но… Туристы иногда странные вещи с собой делают. Даже такие.

– О девушке позаботятся, – все тем же дружелюбным тоном пообещал издали Ставор. – Она получит награду за оказанную помощь.

– Илга, слышишь?

Илга отсутствующе молчала. У ее неприязни был такой же колюче-горьковатый привкус, как у хвои, что осыпалась с лиственницы.

– Тебе заплатят больше, чем за работу гуртовщицей. Тебе ведь нужны деньги.

На какой-то сумрачный миг мне померещилось, что взгляд девушки ожил. Но нет, Илга не отозвалась. А в зрачках ее отражались огоньки молний, пляшущих на жезлах стражей.

– Идемте…

– Еще кое-что.

Обойдя окаменевшее на земле семейство переправщика, я поднялся на крыльцо дома, где безучастно сидел маленький рыжий мальчик. Содрал с него клеща, поразмыслил мгновение и сцепил его с клещом женщины, что лежала рядом, стеклянно таращась. Мальчик живо встрепенулся, обвел осмысленным взглядом сборище чужаков, скривил в испуге рот и заревел во весь голос, бросившись к матери.

Только вернувшись к поджидавшим меня магам, я сообразил, что не почувствовал возмущения амулета. А Ставор глазел на меня с благосклонным любопытством, как на экзотическую зверюшку, только что выкинувшую ловкий фокус.

– Гораздо гуманнее было бы вовсе уничтожить клеща, вы не находите?

– Тогда мамаша снова подсадит его сыну, – возразил я. – А пока эта пакость будет разбираться с себе подобной, пройдет достаточно времени, и мальчик нарастит собственную защиту.

Ставор хмыкнул:

– А убить обоих клещей?

– Вы правы, – согласился я. – Это было бы гуманно. – И, не оглядываясь, забрался в планер.

* * *

Кое-что рассказал Ставор по пути на Старокоронный. Кое-что не рассказал Малич, он вообще больше молчал, увлеченный превращением своего изъязвленного лица в ледяную маску. Кое-что я додумал сам.

После взрыва и моего падения самолет продержался достаточно долго, чтобы дотянуть до береговой полосы следующего за Старокоронным острова – острова Пестрых рек. Там он удачно сел на воду, а вскоре и помощь из гнезда подоспела. Не пострадал даже запас флаконов. Как только обнаружился самолет, местный Ковен магов затеял негласный поиск пропавшего Оборотня, который осложнился тем, что близость мертвой зоны создавала сильные помехи.

– …это счастливая случайность, что воздушная страховка все еще действует, – Ставор смотрел благожелательно и явно отдавал себе отчет, что только что употребил странное для лексикона моего окружения слово «счастливая». – В былые времена за поголовьем небесных змеев особо следили, в Пестрые реки залетало много самолетов, а сейчас как-то… – он неопределенно пошевелил пальцами. – Все больше плавают.

– Как я их понимаю, – пробормотал я, стараясь не особенно коситься в стеклянный глаз планера.

Скалы росли, одеваясь зыбкой кисеей тумана. В низине рассыпалась горстка огней. Деревня?.. Мелькнул приземистый замок, затаившийся среди гранитных зубьев. Словно и впрямь корона, застрявшая в пасти зевнувшего дракона.

– Я тоже предпочитаю морские путешествия, – Ставор скупо улыбнулся краешками губ. – Но Пепельное Ожерелье слишком удалено от центра. На мой взгляд – это благо, но, думаю, вы не прочь побыстрее вернуться назад… А, кстати, как поживает мой любимый ученик Гергор?

– Гергор ваш ученик?

– Талантливый мальчик. Один из лучших…

Мальчик? Хотя – да, для Ставора все, кому не исполнился век-другой – сущие младенцы.

– …не слишком одиноко на Черноскале?

– У него есть компания.

Планер качнулся, я непроизвольно сглотнул. Малич выставил квадратную челюсть, сверля меня бешеным взглядом.

– Да спросите же, наконец, Бриго! – вдруг предложил Ставор, удобно откинувшись в кресле и напротив Малича. – Иначе, здесь скоро искры проскакивать станут. Вы спросите, а он честно ответит.

– Оборотням нельзя верить, – Малич разомкнул, казалось, смерзшиеся губы. Мне даже померещился сухой треск.

– В моем присутствии – можно.

Малич перевел глаза с мага на меня, словно пушку развернул. Тяжелую такую, палящую чугунными ядрами.

– Думаю, это вы подстроили катастрофу!

Бум! Чугунная болванка сносит крышу. Я от удивления даже не сразу нашелся, что сказать.

– Вы так меня ненавидите, что лишились способности соображать?! Зачем мне это?

– Не знаю. Вы же Оборотень. Не мне разбираться в логике Оборотней.

Бум! Второе чугунное ядро. Бьет наповал. Слепо и тупо, как этот аргумент.

Я выразительно приподнял брови. Это, наконец, проняло Малича.

– Ловушка выкатилась из вашей сумки!

– Она выкатилась с той стороны, где лежала моя сумка, и где должен был находиться я сам. Мои вещи проверяли перед полетом. А самолет – нет.

До меня вдруг дошло, что за «ее» я погубил. Единственная женщина на борту была из «замороженных». Это она держала ловушку в руках.

– Что с ней случилось?

– Она умерла.

«Незачем было хватать и вертеть незнакомый предмет», – подумал я, пытаясь разбудить в себе раздражение. Но некстати вспомнилось, что при «заморозке» резко снижаются интеллектуальные способности человека.

– Ловушка попала на борт самолета еще до его посадки в Черноскале, – сквозь зубы произнес я. – Вы же слышали, летчики говорили, что на них напало нечто, пробившее защиту…

Скорее всего, заклятье-«прилипало», нанесенное снаружи, просочилось внутрь и сконденсировалось в ловушку. Если бы я сам задел ее – самолет разнесло бы в клочья. А так… А так погибла женщина, имени которой я даже не знаю.

Планер заложил вираж, огибая торчащий Зубец, и стал снижаться.

Часть II.

Легенда. Версия 2.

Герой одолел всех врагов и для счастья человечества должен покончить с последним из наследников проклятого рода. Убить сына главного злодея, младенца в Черном замке.

Предположение: Воин пощадил ребенка. Ребенок вырос, стал Оборотнем , принес страх и гибель людям. Воин, не выдержав сожалений за несовершенное, убивает себя сам. Из его крови рождаются кровники, проклятье для всех Оборотней.

Решение: До тех пор пока клятва не будет исполнена и все Оборотни не сгинут с лица земли, герой будет терзаться виной и не находить покоя. Равновесие не достигнуто.

Глава 4.

Стол в трапезной барона солидный – каменный, покрытый сложной резьбой, размером с небольшую улицу в каком-нибудь рыбацком поселке. Бескрайняя равнина баронского фамильного стола была предоставлена полностью в мое распоряжение, поскольку все семейство Бороусов спешно отбыло.

Тикали невидимые часы. Ленивые сквозняки колыхали полотнища ветхих знамен, подвешенных к потолочной балке.

По краешку блюда, аккуратно ступая комариными ножками, двигался «ядонюх», запуская хоботок то в запеченное мясо, то в клюквенную подливу. Присутствие яда в пище я мог распознать и без его помощи, но иной отраве достаточно попасть на язык. Так что пусть старается.

Крошечный чтец, смахивающий на деревянного кузнечика-переростка в очках, восседал посреди стола, елозя длинными задними ногами по шуршащим страницам, и читал вслух громким скрипучим голосом:

– …волнения населения по поводу просочившихся слухов о прибытии на нашу землю Оборотня нарастают…

Голос у чтеца был мерзким, словно хлебный зазубренный нож скреб по деревянной миске. Чтеца, похоже, забыла второпях баронесса, поскольку очередной сеанс изучения газет тварь непременно начинала со светской хроники и некрологов.

– …представители Ковена в Пестрых реках отмалчиваются, не подтверждая, но и не опровергая информацию…

Всевидящее «око» в баронском семействе то ли не держали, то ли – что вероятнее – уволокли с собой при отъезде.

«Ядонюх» недовольно чирикнул.

– Как я тебя понимаю, – пробормотал я, выбирая из корзинки уже проверенный сухарик. Надгрыз и поперхнулся, услышав скрежетание чтеца:

– …была разогнана группа так называемых адептов Оборотного культа, собравшихся поприветствовать своего кумира. Несмотря на заперт властей, поклонники ныне живущего Оборотня…

Я с трудом откашлялся. Поклонники? Серьезно?

– … однако стоит заметить, что…

– Достаточно, – решил я, чувствуя, что пыльный вкус блюд от такого сопровождения только ухудшается. – Прочти лучше что-нибудь из спортивных новостей.

Чтец негодующе скрежетнул, как всегда, когда его срывали с намеченной строки, и проворно зашуршал страницами, выискивая заказанное.

– …Феон Руконог, победитель прошлогодних скачек на морских звездах, в этом сезоне выставил свою новую фаворитку, трехметровую самку по имени Яшма…

И это новости спорта? А ведь день только начался…

– Господин Юг, все готово, – послышался шелестящий бесполый голос влетевшей в дверь домовухи.

– Сейчас буду, – нехотя пообещал я.

Поместье барона располагалось на самой высокой точке острова Старокоронного. Замок был вписан в скалы, закольцованные вокруг озера. Махинами сторожевых башен замок и впрямь когда-то напоминал венец, только со временем или усилиями драконьих атак почти все вершины оказались сточенными, и теперь макушка острова вполне оправдывала свое второе, неофициальное название. Единственный вертикальный клык над «плешью» – это одиночная северная башня, встроенная в необитаемую гряду скал между океаном и озером. С поместьем ее соединяла узкая, частично крытая галерея. Дорогому гостю барон не пожалел отвести во владение именно эти апартаменты. Отдельный номер с видом на океан… И заколотить после отъезда гостя можно без сожаления.

Я прищурился, оценивая оставшееся расстояние. Щели между камнями поросли сизой и чахлой травой. В траве иногда попадались рыжие, насквозь проржавевшие железные или ярко-зеленые от патины медные наконечники стрел.

А это еще что?

Впереди, примерно шагах в десяти, поперек галереи была проведена мелом широкая черта. Нарочитая небрежность обманывала только простецов – от мела за версту разило высшей магией. Прямо перед чертой, придавленный камнем, лежал полотняный сверток – его трепало ветром, отчего казалось, что сверток шевелится.

Я развернул находку – это оказалась выстиранная и выглаженная рубашка. Мгновение таращился на нее, недоумевая, а потом заметил аккуратно заштопанные прорехи. Это была та самая рубашка, которую я оставил в Илгином доме.

…В самой башне царило запустение. Ее, несомненно, пытались вычистить и облагородить к моему приезду, но за несколько дней не так просто выветрить замурованное и закисшее в этих стенах время. Не помогут ни развешанные хвойные ветки, ни пучки травы солнцедара, подсыпанные в камин. Коврики, разложенные на ступеньках, норовили съежиться и поджать уголки, будто заблудившиеся животные. Безделушки и книги, неуклюже распиханные по нишам, изначально предназначенных для оружия, сиротливо жались друг к другу.

Чтобы прикрыть тронутую разрушением кладку, на стене разместили наборное панно из пластинок янтаря разных оттенков, изображавшее подробную карту Пепельного ожерелья. Мелким белым жемчугом отмечены обитаемые города и поселки. А черным – покинутые. Наверное, это роскошество уволокли из сокровищницы барона. Жаль будет, если сожгут после моего отъезда.

Попросить, что ли в подарок?

Какое-то время я любовался искусной работой, угадывая в ней нечто знакомое. Лишь потом догадался заглянуть на обратную сторону панно и прочесть скромно выцарапанную подпись: Яннек Гвай.

…В спальне я вытащил куртку потеплее и переобулся в сапоги из грубой кожи на толстой подошве. Заодно проглотил пару пилюль обезболивающего. Домовухи брошенную мимоходом на кровать рубашку не признали и не тронули. Она так и лежала, потерянно раскинув рукава. Почему-то вид ее вызывал во мне досаду.

Странно, что я ни разу не вспомнил об Илге за все эти дни. Забавная девица…

Зато сейчас до того задумался, что следуя виткам лестницы, – хоть и увешанной светильниками с дорогим огненным маслом, но все равно полутемной (разбавляют они его что ли?), – я машинально проскочил пару лишних пролетов и остановился лишь, когда погрузился в почти кромешный мрак, а вместо ступеней внизу обнаружил провал. Отскочивший от сапога камешек прыгнул в черноту и уже невидимый, ударился обо что-то металлическое там внизу.

Любопытно… Зачем разрушать лестницу, если снизу из башни все равно выхода нет? Или есть?

* * *

…Волокнистый, как нечесаная шерсть туман стелился над бугристой почвой. Солнце, стоявшее высоко, не имело над местным туманом никакой власти. Все здесь выглядело больным и разложившимся. И запах здесь стоял соответствующий – всепроникающая затхлая вонь.

Я огляделся. Позади сопел и явно силился не зажать брезгливо нос растрепанный Эввар. Вид у молодого мага был удрученный, но покорный своей участи. Хорошо хоть нервно трястись перестал.

Поодаль высилась непреклонная фигура Малича. За плечами – меч и самострел (исключительно механика, никакой магии). Лица не разобрать, но итак ясно, что глаза горят, губы сжаты, нос по ветру… Ну, или что тут вместо ветра.

Эввар страдал в моем обществе в силу взятых на себя обязательств. Малич прицепился сам. То есть телохранитель-немаг нам в сопровождение полагался, но я не думал, что на эту роль вызовется угрюмый блондин. Малич теперь вообще держался подчеркнуто близко ко мне. Чтобы облучать своей непреходящей ненавистью.

Другие оказались благоразумнее. Совсем далеко, по кромке оставленного позади берега, рассыпались фигуры отставших. Мы, вроде, не так много прошли, а силуэты ожидающих виделись смазанными, будто через грязное стекло.

– Ничего здесь нет, – объявил я вслух, заодно опробовав прочность местной тишины.

Эввар, высматривающий что-то справа, вздрогнул и обернулся.

– Рыбаки… То есть на Плоскодонце говорили, что видели, как он высаживался.

– Я не о том, – отмахнулся я. – Тут нет ничего имеющего магическую природу. Только человеческую.

– Здесь есть люди? – оживился Эввар.

– Надеюсь, нет, – с чувством выдохнул я. Если живые люди способны существовать в такой атмосфере – вряд ли они обаятельнее мертвяков.

Сам остров был больше соседнего Плоскодонца. Но здесь вместо плодородной почвы безнадежно преобладал камень, поэтому и в лучшие времена на острове почти не селились. Тысячи шагов необитаемого пространства, три брошенные каменоломни и одинокий поселок недалеко от побережья. Вот и он, как раз.

Впереди торчали покосившиеся остовы домов, еще целых с виду, но черных, как гнилые зубы. Туман вливался между постройками мутным потоком, завихрялся вокруг фасадов, стекал из окон. Идти туда не хотелось, хотя явной опасности не было.

– Птиц нет, – тихо заметил Эввар, посматривая на небо. – И зверей, кажется, тоже… – добавил он, с сомнением оглядев овечий костяк, лежавший на обочине дороги. Среди выбелены[ непогодой ребер тускло поблескивал металлический колокольчик.

Дорога мне не нравилась. Своими извивами и неяркой, но сложной пестротой каменной кладки она смахивала на дремлющую змею. Казалось, шагами ее можно разбудить… Сойдя на обочину, я двинулся наискосок к ближайшему дому. Белесые клочья тумана путались в траве, как пух. Чем ближе я подходил к строению, тем сильнее хотелось остановиться. В конце концов, я так и сделал. Пыхтевший позади Эввар наткнулся на меня и забормотал извинения.

Вокруг дома маячили трупы низких деревьев – безлистые, неприятно скрученные, похожие на обгоревших пауков.

Непоседливый Эввар, прижимая к груди свою обожаемую папку, двинулся бочком к дверному проему строения, явно позабыв обо всех договоренностях и снедаемый только этим своим иррациональной любознательностью.

На мгновение я раздвоившимся зрением успел увидеть, как распухает вокруг дома исполинский призрачный пузырь испещренный, как венами, багровыми извилистыми прожилками. Словно матка, в недрах которой, – в доме, – вызревало нечто страшное. Или опухоль на ткани реальности.

Образ мелькнул – и погас.

– Назад! – скомандовал я негромко. И Эввар, казалось, целиком поглощенный своим любопытством, замер, позабыв опустить ногу.

– Что?

– Не надо туда ходить.

– Опасно?

– Нет, – я выждал несколько секунд. – Просто плохо.

Эввар, склонив голову, прислушивался, словно большой, но робкий зверь. Что-то в нем было от медведя-травоеда: упитанный, тяжелый, ссутуленный; стриженые волосы вьются, но лежат плотно, как шерсть; а глаза большие, печальные, кроткие.

«…Вас будет сопровождать представитель местного отделения Ковена, молодой талантливый маг по имени Альвен Эввар, – сообщил невозмутимо Ставор пять дней назад. – Прекрасный человек и увлеченный исследователь…»

И то и другое – чистая правда. Категорически неподходящий мне компаньон.

Эввар положил свою папку на траву, глубоко вздохнул (я со спины заметил, как плавно поднялись и опустились его покатые плечи), а затем раскинул руки в стороны, будто намереваясь обнять стоящий перед ним угрюмый дом. Черный пузырь дрогнул, подернулся морщинками, как пенка на горячем молоке и вдруг рассыпался мельчайшими чешуйками.

– Все, – слегка горделиво сообщил Эввар, скосив на меня блестящий темный глаз.

Ага. Действительно все. Толковая работа. А ведь я решил, что мне в сопровождающие дали Эввара только потому, что он отчаянно страшился меня. Он так трясся внутри и снаружи, что даже вздумай я в своих чудовищный планах покорить волю навязанного спутника, мне бы это вряд ли удалось. Все равно, что нитку вдевать в иголку дрожащими руками.

Поначалу маг раздражал неимоверно, но потом я притерпелся. Или понял, что его ужас вовсе не такой слепой и беспричинный, как у большинства простецов при упоминании об Оборотнях.

– Можно пройти внутрь.

– Незачем, – покачал я головой. – Там только мертвые. Того, кого вы ищете, здесь не было.

– Но местные…

– Если бы он вошел в любой из этих домов, он бы сделал то же самое, что и вы сейчас, – терпеливо объяснил я. – А теперь посмотрите вокруг!

Эввар огляделся, насупив брови, потом посветлел лицом и облегченно кивнул.

– А что здесь стряслось? – обратно мы зашагали гораздо веселее.

– Ничего… то есть просто мертвая зона расширяется и…

– Н-нет, – я все же решил озвучить зародившееся с самого прибытия сюда сомнение. – Этот остров погиб не постепенно, а очень быстро. Он даже не успел переродиться. Его просто перекрутило.

Эввар воодушевился. В глазах его блеснули уже знакомые искорки, обещающие подробную справку по теме. Рассказывать он любил.

– Никто толком не знает. До недавнего времени… То есть это по меркам старожилов, до недавнего времени, а так лет пятьдесят точно прошло, на острове еще жили люди. Случалось, на Плоскодонец заглядывали время от времени по-соседски… А потом, вроде бы после эпидемии мокрого мора никто так и не появился, хотя люди, говорят, что огни видели… Потом и огней не стало.

– Никто, значит, не интересовался судьбой соседей?

– Обычная история.

– Да, – я глядел на пустые дома, затаившие обманутую надежду, превратившуюся в смертоносный яд. Раньше здесь отчаянно ждали помощи, потом стали ждать возможности отомстить бросившим их. И жгучая, выворачивающая ненависть умирающих пропитала окрестности отравой.

– Оставляйте свои вешки. Остров можно вернуть.

Если убедить ушедших взять свой гнев назад. Но это уже не моя забота.

«– …бытие, в основном, спокойное и упорядоченное. Сами понимаете, провинция. Вот разве что в Пестрых реках жизнь бьет ключом, но это зависит от сезона. А так местное население по большей части домовитые рыбаки, – благожелательным интонациям в голосе собеседника вторит мягкое потрескивание дров в камине. По позолоте книжных корешков пробегают теплые блики. В драпировках таятся безобидные плюшевые тени. – Главная наша беда – близость мертвой зоны. К сожалению, она растет год от года. Пятна ее, как плесень распространяются все дальше. Сейчас покинута треть островов когда-то полностью заселенного архипелага. А, между тем, плодородная земля у нас в большой цене, ведь кругом сплошь скалы. Вот поэтому мы бы хотели привлечь вас к решению этого вопроса…

Руки у мага Ставора были большие, коричневые от въевшегося загара, с узловатыми крупными суставами и кожей в бесчисленных мелких, темных трещинках, словно древесные корни. Поставив локти на столешницу и замысловато сплетя пальцы, он не менял позу на протяжении всей беседы. Смотрел ясным, неотрывным взглядом. Наверное, если бы деревья имели глаза – она смотрели бы так же. Не по-человечески.

А вот голос его мне кажется смутно знакомым, но припомнить, где же я слышал эти, чуть скрипучие, интонации никак не удавалось.

– Каким образом? – Я в свою очередь с любопытством уставился на мага. – Вы хотите, чтобы я прекратил распространение мертвой зоны? Это невозможно!

– Допустим, не так уж невозможно, – мягко возразил Ставор. – Когда-то Оборотни весьма успешно занимались этим.

– Их было много. Я один.

– Никто и не вынуждает вас заниматься всей мертвой зоной. Нас интересуют только острова Пепельного Ожерелья.

– А вспахать десяток-другой полей вам не требуется? Деревянным плугом?

Выражение лица Ставора осталось прежним. Он не шевельнулся и даже не моргнул. Разве что качнулось отражение светильника в его зрачках. Но меня морозом пробрало до сердца, а в загривок впились ледяные крючья.

– Вы не дослушали, – укорил маг все тем же дружелюбным тоном. – Мы всего лишь хотели, чтобы вы провели небольшую разведку на островах. Часть из них практически наверняка можно спасти. Спасением мы будем заниматься сами, но не хотелось бы растрачивать ресурсы попусту на то, что мертво до самой основы. Ваша задача осмотреть все доступные острова и выбрать пригодные к возвращению. Это вам по силам?

– Да, – блекло отозвался я. Вдоль позвоночника катились капли пота – медленные и горячие, словно из расплавленного воска.

– И дополнительно к основной миссии, прошу вас оказать помощь одному молодому магу…»

…Голос «молодого мага» вытряхнул меня из зыби ушедшего дня и вернул к действительности.

– Вот теперь все, – с удовлетворением констатировал Эввар, любуясь установленной вешкой.

Волокна тумана закрутились вокруг нее, словно пряди седых волос – плотно, не распутать, а только разодрать. Однако стоило Эввару щелкнуть пальцами, активируя заклятие, как туман сгинул, и в белесом войлоке образовалась обширная лакуна с четко очерченными краями. Стало видно, что в жухлой траве вьется плеть высохшего до черноты кустарника, усыпанного темно-красными, будто лакированными ягодами подранника.

– Вы не закончили осмотр острова, – приблизившийся Малич цедил слова сквозь зубы. Каменная маска вместо его лица едва не треснула, рождая эти скрипучие звуки.

– Мы увидели достаточно, – возразил я хмуро.

– Не вам решать.

– Именно мне.

Мы с вызовом уставились друг на друга. Точнее, я с вызовом, а Малич так, словно намеревался протаранить меня взглядом.

– Можно уже возвращаться, – вмешался с неловкостью Эввар, посматривая на нас поочередно из-под волнистой челки, спадающей ниже бровей. – Я согласен, что мы все увидели. Здесь больше нечего искать.

Малич нервно дернул уголком рта. Повернулся к магу всем телом. Спросил с нажимом:

– А вы уверены, что увидели именно то, что должны были видеть?

– Я… – в замешательстве отступил было Эввар, напрягся и выдал твердо: – Уверен. Вы напрасно не доверяете… мне.

Едва заметная заминка скользнула в его голосе, как ледышка в ручье. Не заметишь, если не захочешь.

Малич, помедлив, нехотя кивнул и зашагал к берегу, покачивая все еще висящей на черной повязке рукой. Он изменился после злополучного падения самолета. И дело было не в ранениях. Хладнокровный истукан дал трещину, а затем смерзся заново, но за недолгое время впустил внутрь своего панциря нечто ядовитое, раздирающее его изнутри. Это нечто плескалось в остановившемся взгляде блондина, рвалось на свободу.

Погибшая женщина, похоже, была очень близка Бриго Маличу. Виновника ее смерти он определил и апелляций не принимал. Хорошо еще, что железный самоконтроль держал в узде безумного зверя, поселившегося в рассудке Малича. Пока.

* * *

Водную гладь, расстилавшуюся на севере до самого горизонта, усеяли солнечные лепестки, сливавшиеся вдали в сплошное сияние. И не разглядишь, что там океан мрачнеет и прячет под безмятежной поверхностью давно затонувший континент.

– Говорят, эта земля однажды не вынесла тяжести всех творимых людьми злодеяний и…

– …и обернулась, – иронично предположил я.

– Что-то в этом роде, – смутился Эввар.

Право, нехорошо в его возрасте быть таким наивным.

– Отчего ж тогда другие острова целы и невредимы?

– Наверное, должна быть какая-то критическая масса…

– Слишком много Оборотней на квадратный шаг, – вмешался Малич, вытянувший длинные ноги к правому борту и скучающе наблюдавший за реющими над нами чайками.

Хоть дротик был брошен явно не в него, справедливый Эввар оживился, устремившись на перехват (мне мигом представилось, как ядовитая стрелка вонзается в его подставленную папку и исчезает в пухлой обложке бесследно):

– Нет, нет! Дело, несомненно, не в Оборотнях. Их преступления грандиозны, но даже им не под силу было извести целый континент. А кое-где, лишь благодаря Оборотням, земля еще принадлежит людям.

Это хорошо, что Эввар близорук и не замечает чужих взглядов. А то быть бы ему расплющенным гнетущим взором помрачневшего Малича. А так лишь меня задело по касательной.

– Одно время Пепельной грядой правил знаменитый Вирош Юг, Повелитель цунами, – беспечно разглагольствовал молодой маг. – Тот, который дал отпор Сероспруту, сохранив побережье для людей…

Неужто он пытается ободрить присутствующих побасенками о пользе проклятых Югов в исторической перспективе? Или он думает, что я не знаю, чем славен Вирош Юг еще? Так Малич сейчас напомнит. Иначе с чего бы белобрысого так свирепо перекосило?

– На отдыхе этот выродок Юг предпочитал жесткие утехи с малолетними девочками, – не обманув ожиданий, подал голос Малич. – Родители девочек так страшились этой его страсти, что своими руками убивали дочек, лишь бы те не достались монстру!

– Милосердие, порой, тоже принимает причудливые формы.

– А вы знаете, Эввар, что «милосердие» на основном языке имеет смысл совсем иной? – решил блеснуть познаниями в древней филологии солдафон Малич. А ведь и не скажешь, что он читал что-то, кроме устава караульной службы. – Для Оборотней милосердие, это то, что мило сердцу. Что радует его. Например, страдания других.

– К-конечно… – Эввара легко было сбить с толку внезапной сменой темы. Или его тоже потрясли познания Малича?

А тот не унимался:

– Про остров Углежогов что скажете? Их снадобья ценились по всему миру. А такого оружия, как там, не делали нигде. Говорили, что в каждом выкованном на острове мече живет душа воина. Как оказалось позже – чистая правда. Его жители жгли людей живьем. А пепел и уголья вовсю пользовали. И в заготовки для оружия клали, и в лечебный порошок для хворого дитяти…

– Ну… – Эввар смешался. – Всякое бывало. Люди большие выдумщики.

– Особенно, когда им Оборотни подскажут.

– Погодите, но с чего вы взяли, что к этому имеют отношение Оборотни?

– А потому что смердит от такого колдовства за версту. И рецепт этот происхождением не иначе, как из замка какого-нибудь Навя, Моргала или Юга. Что, господин Юг, скажете «нет»?

Я, не оборачиваясь, хладнокровно подтвердил:

– Верно. Правильно заклятый пепел сожженного заякорит его жизненную сущность на изнанке. И ее вполне можно подцепить и к мечу, и к лютне, и к лечебному снадобью. Запас нерастраченных жизненных сил, а иногда и умений, накопленных на изнанке, перейдут новому владельцу, – теперь я повернулся, в упор посмотрев на Малича: – При желании можно даже вдохнуть жизнь в уже умершего. Правда, это будет немного другой человек, но…

Малич побелел, как фарфор – до костистой прозрачности. И как фарфор же лицо его, ссевшись отчетливыми морщинами, словно растрескалось. Вновь проступили поджившие следы язв.

– Да как ты… – низкий, бешеный рык сочился меж посеревших губ. Таким голосом можно металл травить, как кислотой.

– Я? – деланно удивился я, не трогаясь с места и впиваясь кулаками в край борта, хотя, честно признаться, хотелось прыгнуть через него. – Я поделился исключительно теоретическими знаниями, а вы, похоже, уже попытались примерить их к каким-то своим проблемам? Как и жители острова Углежогов?

Челюсть Малича повело наискось. Даже померещилось, что фрагменты лица, разделенные морщинами, вот-вот обвалятся, обнажив оскаленный череп. С сухим шелестом выскользнул из ножен меч. Я живо прикинул, удастся ли без особого ущерба отобрать у Эввара увесистую папку. Вблизи ничего более подходящего для защиты или нападения не было. Вот разве что за борт все же сигануть…

Всполошившийся Эввар метнулся наперерез еще не начатому столкновению. Всплеснул руками, округлил глаза, захлопотал по-наседочьи:

– Право, не стоит больше про всяческие ужасы рассказывать. Лучше… Лучше о погоде! Вы только взгляните, какие облака нынче… Как бы на завтрашнем выезде под дождем не оказаться.

Ничего более нелепого этот увалень придумать не мог. Но, видно, оттого и подействовало. Малич отчетливо скрипнул зубами, с силой вогнал клинок на место и, круто развернувшись, ушел на нос судна. Каждый шаг его будто железные костыли вгонял в палубу. Измерив взглядом расстояние до сгорбившегося поодаль Малича, я решил, что уже можно отступить от борта. Полюбовался на саднящие пальцы. Из расщепленного края под ногти заползли занозы.

Я криво усмехнулся:

– И кто из нас двоих опаснее?

Эввар сокрушенно покачал головой:

– Он пережил большую потерю.

– Тогда, возможно имеет смысл подкорректировать его?

– Как, простите? – Эввар в замешательстве свел брови над переносицей. Потом обмер, часто моргая: – Но вы же не имеете ввиду… То есть, я хотел сказать, что вы не станете…

– Да не тряситесь вы так, – я отвернулся, наблюдая, как пена срывается с гривок волн у борта и оседает потрепанным кружевом на воду.

После томительной паузы Эввар твердым (ну, или хотя бы не дребезжащим) голосом заговорил:

– Мне бы не хотелось быть грубым… Но я все же должен напомнить вам, что несанкционированное применение оборотной магии…

– Я помню.

Эввар осекся. Все же уверенности молодому магу явно недостает. Даже когда он чувствует свою правоту.

– То есть я хотел сказать… Я бы не рекомендовал вам пытаться вмешиваться в мысли или чувства мои или Бриго Малича. Слишком тесный контакт… Не пойдет на пользу. И это насторожит других.

Я с любопытством снова посмотрел на него.

– И последствия… последствия могут быть болезненными для вас, – севшим голосом Эввар мужественно закончил речь даже под моим ироническим взглядом.

– Ваши слова, Эввар, звучат так, будто вы остерегаете меня от влюбленности в кого-то из вас двоих.

– Я вовсе не… – Эввар, наконец, заметил, что я ухмыляюсь и смущенно потупился, делая вид, что смахивает с папки водяную морось.