Текст книги "Позволь ей уйти (СИ)"
Автор книги: Юлия Монакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)
Эпилог: Павел
Павел, декабрь 2020
Выйдя из театра через служебный вход, Павел зашагал по направлению к центру, продолжая думать о Даше, которую так неожиданно встретил.
Нет, разумеется, он знал от Марселя, с которым иногда пересекался по профессиональным вопросам, что Даша теперь работает в театре. Но всё равно не был готов, что прошлое вот так подкрадётся из-за угла… Он почему-то боялся с ней видеться и общаться, намеренно избегал все эти два с лишним года, словно верил, что призраки былого снова могут завладеть его душой и разбудить слишком болезненные воспоминания. Что ни говори, а ведь ему было хорошо с Дашей. И он, конечно же, был очень перед ней виноват – за то, что никогда не любил по-настоящему…
После Милкиной смерти Даша стала именно тем человеком, который его вытащил. Она не отходила от Павла ни на шаг – ненавязчиво, но постоянно была рядом, чтобы он не забывал дышать. Она не лезла в душу с разговорами, не пыталась утешить, не расспрашивала, не тормошила, не произносила пафосных речей из серии “жизнь продолжается” – просто заставляла его каждое утро просыпаться, идти в душ, есть и пить, совершать какие-то действия. Заставляла жить…
В июне, когда начались вступительные экзамены в хореографическую академию при МГАТБ, Даша чуть ли не силой вынудила Павла встряхнуться и сосредоточиться на поступлении его сестры Карины, приехавшей из Владивостока. Переживания за сестрёнку несколько отвлекли его от собственных: он болел за Карину на всех турах, помогал советами и консультациями, и девочка поступила.
Затем Павел отправился в театр и написал заявление об уходе. Его не хотели отпускать, упрашивали, буквально умоляли, ругались и даже грозили… Особенно горевала Анжела Миллер, но он был непреклонен. В тот период он просто не мог танцевать – ни физически, ни морально. Выходил на сцену, упирался взглядом в место с левого края в тринадцатом ряду – и начинал задыхаться…
А потом Даша ушла. Павел понимал, что ей тоже ужасно нелегко, что он, наверное, высосал из неё всю энергию, поэтому не сказал ни слова возражения, хотя знал: попроси он её тогда остаться – она осталась бы. Хотя бы из жалости.
К счастью, он не был таким бессердечным.
Этот Новый год, как и два предыдущих, Павел собирался встречать в компании родителей Милы.
Поначалу он ездил к ним просто из чувства долга. Чтобы поддержать, утешить… Они неосознанно тянулись друг к другу, словно отдавая часть своей боли и оттого чувствуя хоть какое-то облегчение. А затем эти визиты стали просто приятным и тёплым общением. Тётя Ника и дядя Олег всегда были рады видеть Павла у себя дома.
Он отлично помнил первый день рождения Милы, прошедший без неё. То тридцать первое декабря, когда ей так и не исполнился двадцать один год.
Ему было очень страшно оставаться в этот день в одиночестве, поэтому он поехал к Милкиным родителям. Ехал наобум, без предварительного звонка, не зная, застанет их или нет… просто поддался спонтанному порыву.
Если они и удивились его внезапному появлению, то виду не подали. Пригласили за скромный – без излишних изысков и вычурности – стол, и непонятно было – то ли это проводы уходящего года, то ли празднование дня рождения ушедшей дочери.
С родителями Милы он мог спокойно говорить о ней. Вспоминать, улыбаться, даже шутить по поводу её несносного характера… Так было легче. Как будто Милка не умерла, а просто уехала куда-то на время и очень скоро вернётся.
Они все вместе рассматривали семейные альбомы, в которых фотографии Милы перемежались более старыми снимками их первой – родной – дочери.
– Наверное, это мы во всём виноваты, – тихо сказала однажды тётя Ника. – Хотели судьбу обмануть. Потеряли свою девочку – и решили, что сможем заменить её. В итоге потеряли и вторую…
– Никто не виноват в том, что случилось, – Павел покачал головой. – Мила вас очень любила, хоть и не показывала никогда. Она же такая… злючка противная, – его губы тронула улыбка.
– Ах да, кстати! – спохватилась вдруг женщина. – Мила же кое-что для тебя оставила… Я совсем забыла.
“Кое-чем” оказалась флешка, на который были собраны все её стихи. Оказывается, Мила не писала их от руки в блокноте, не набирала на компьютере или в заметках телефона, а начитывала вслух на диктофон.
– Незадолго до поездки в Таганрог она сохранила все аудиозаписи на флешку и просила отдать тебе, когда… когда её не станет, – вспомнила тётя Ника. – Но тогда всё так быстро закрутилось, навалилось… у меня совершенно из головы вылетело, извини. Она сказала, что ты можешь делать с этими стихами всё, что захочешь.
Павел не хотел ничего.
Он дико боялся слушать то, что она записала. Если бы Мила подарила ему тетрадку своих стихов – было бы куда проще. А это… это ведь не бездушные застывшие строчки, это её живой голос! Её искренние эмоции и настоящие слёзы. Он просто не мог себя заставить, и прошло не менее пары месяцев, прежде чем он наконец решился включить записи.
Это было невероятно. Слышать знакомый до мурашек голос… словно она никуда не ушла. Павел как будто видел перед глазами её лицо. Видел, как Милка хмурится, как улыбается… И сам хмурился и улыбался, смеялся и плакал вместе с ней. Это были его первые слёзы после её смерти…
А затем он услышал эти строки – и сразу же мысленным взором увидел движения будущего танца:
…Как будто нет и не бывало лжи, войны
и вовсе не бывало смерти.
И мир большой, и сколько ни отмерь ты,
всё будет по тебе – держи, держи.
Так мы вдохнём прощение. Оно
не разбирает правых и неправых,
не выбирает тех, кто лучше нравом,
а просто есть, поскольку суждено…*
Позже танцевальный номер, который Павел поставил под эти стихи, буквально взорвал интернет. Видео моментально стало вирусным.
Это было потрясающее по своей эффектности и простоте действо, выворачивающее наизнанку зрительские души: сцена, виолончель, танец и… голос девушки, читающей стихи под нежную грустную мелодию. Голос принадлежал Миле, на виолончели играл известный музыкант Макс Ионеску, а танцевал, естественно, сам Павел.
Он выходил на сцену почти обнажённым, одетый лишь в трико телесного цвета. За четыре минуты танца он жил, и умирал, и воскресал, и любил, и ненавидел… и люди смотрели это выступление, не сдерживая слёз.
До того как мир узнал о коронавирусе, Павел и Макс успели объехать с этим номером половину земного шара…
В этот раз родители Милы ждали его в гости не одного, а вместе с Кариной.
Девчонка не полетела на каникулы во Владивосток, решив провести новогодние праздники в Москве, с братом. Павел был искренне рад её обществу – Карина всегда удивляла его и веселила, неизменно поднимая настроение. Её успехи в академии впечатляли, она уже несколько раз выходила на сцену Театра балета в детских танцевальных номерах – в том числе и в роли Маши в “Щелкунчике”.
Он вспомнил сейчас о Карине, потому что забрёл в свой любимый антикварный магазинчик, где планировал купить подарки Милиным родителям, и увидел на ёлке стеклянную игрушку потрясающей красоты.
Это был Щелкунчик, сделанный так тонко и искусно, что казалось – вот-вот сейчас оживёт и расскажет всем желающим свою грустную историю. Павел протянул руку, чтобы рассмотреть игрушку получше, уже представляя, как обрадуется Карина такому удивительному и чудесному подарку… но тут его ладонь столкнулась с чьей-то чужой ладонью.
– Ой!.. – услышал он и, оторвав взгляд от Щелкунчика, наконец увидел, что с другой стороны к этому же ёлочному украшению тянется девушка – видимо, тоже посетительница магазина.
– Извините! – выпалили они хором и оба рассмеялись. Действительно вышло неловко и смешно…
Чтобы скрыть вдруг овладевшее им смущение, Павел обратился к продавцу:
– Можно мне вот этого Щелкунчика?
– И мне, – торопливо сказала девушка.
– Извините, но он у меня в единственном экземпляре, – продавец виновато развёл руками. – Ручная работа, редкая старинная игрушка. Так что вы уж как-нибудь между собой сами разберитесь, кому достанется.
У девушки сделалось такое несчастное лицо, что Павел, не раздумывая, тут же выпалил:
– Берите вы.
Девушка округлила глаза.
– Что, правда? Вы не шутите?
– Берите-берите, – великодушно кивнул он. Боясь, что он передумает, девушка быстро попросила продавца получше упаковать это сокровище, расплатилась и выскользнула из магазина.
Павел для вида побродил ещё немного внутри, рассматривая ассортимент товаров, но ничего интересного для себя больше не нашёл. Да и настроение отчего-то испортилось. Словно он упустил что-то важное, и это важное не относилось к игрушке…
Однако на улице его ждал сюрприз.
Когда Павел вышел из магазина, то столкнулся лицом к лицу с той самой девушкой – счастливой обладательницей Щелкунчика. Похоже, она специально его поджидала. А Павел вдруг почувствовал, что обрадовался, словно подсознательно надеялся на это.
– Слушайте, мне страшно неловко, что я увела у вас игрушку буквально из-под носа, – произнесла девушка. – Вижу, что вы расстроились… я бы и сама расстроилась в подобной ситуации. Наверное, вы её кому-то подарить хотели?
– Ага, – улыбнулся Павел, который больше совершенно не чувствовал себя расстроенным. – Одной прелестной юной особе.
– Вашей девушке?
– Младшей сестре, – пояснил он. – Она как раз в балете “Щелкунчик” танцует маленькую Мари.
– Ну вот, – девушка явно сконфузилась. – Теперь я вижу, что вам она действительно нужнее. Вернее, вашей сестре…
– Да перестаньте, – добродушно махнул рукой Павел. – Она ещё не видела эту игрушку, поэтому даже не успела огорчиться. Я куплю ей что-нибудь другое. А вот вы, похоже, к этому Щелкунчику уже прикипели…
– Да, он просто прелесть, – девушка смущённо вернула ему улыбку. – Но всё равно… давайте я вас как-нибудь отблагодарю. Хотите, зайдём в кофейню и я угощу вас кофе? Или съедим мороженое? Что вы любите больше?
Павел окинул её внимательным взглядом. Девушка не кокетничала и не флиртовала, пытаясь ему понравиться, просто действительно стремилась загладить неловкость и свою невольную вину.
Впрочем, может и флиртовала… За эти два года он несколько подрастерял навыки общения с противоположным полом, если это не касалось работы.
Павел обратил внимание на треугольную сумку, висевшую на её плече – такие обычно использовались для переноски коньков. Символика сети известных спортивных магазинов лишь подтверждала его догадку.
– Вы можете пригласить меня, к примеру… на каток, – предложил он. – Я с большим удовольствием приму ваше предложение.
Девушка округлила глаза:
– Серьёзно?! А где вы обычно катаетесь?
– Ну, откровенно говоря, нигде. Я вообще тот ещё фигурист, – улыбнулся Павел. – Но ведь вы катаетесь? Не дадите мне сгинуть на льду в пучине позора?
Девушка весело расхохоталась.
– Вы такой забавный, – сказала она наконец, отсмеявшись. – Впрочем, почему бы и нет… когда вам удобно?
– Да хоть прямо сейчас. Там же можно будет взять коньки напрокат?
– Разумеется.
– Ну и отлично. Тогда я готов. Ведите!
Девушка вдруг смутилась, щёки её окрасил лёгкий румянец – что, впрочем, ей очень шло. Она вообще была хорошенькой, Павел поймал себя на том, что уже забыл, что это такое – запросто болтать с симпатичной девушкой и даже самому немного флиртовать. Оказывается, это ужасно приятно и волнующе.
– А как вас зовут? – спохватилась она, запоздало сообразив, что собирается на каток неизвестно с кем.
– Павел, а вас?
– Настя.
– Очень приятно, – сказал он, и это не было дежурной вежливостью. Ему действительно было очень приятно.
– Мне тоже, – отозвалась она. – И можно на “ты”.
Некоторое время они стояли, молча глядя друг на друга, пока кто-то из прохожих нечаянно не задел Павла плечом. Он опомнился, сморгнул, засмеялся… поймал отблеск Настиной улыбки и протянул ей руку.
– Пойдём?..
И она смело подала ему руку в ответ.
Для каждого из выросших детей,
какие б ни бывали переломы,
тату и шрамы, браки и дипломы,
держи вот – и живи так, дуралей!
Живи, живи – с морозного утра
и дальше, это суть твоя награда.
Как будто дальше будет только правда.
Как будто никогда не умирал…
___________________________
* В эпилоге используются строки из стихотворения Анны Долгаревой
