Текст книги "Позволь ей уйти (СИ)"

Автор книги: Юлия Монакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

=75

Это случилось на генеральном прогоне накануне спектакля.

Никто толком не понял, как всё произошло. В центр сцены поочерёдно выбежали шесть девушек в разноцветных костюмах с крылышками: это феи собирались одаривать новорождённую крестницу. В па-де-сис* после адажио у каждой из шестерых была своя коротенькая вариация. Когда очередь дошла до феи Канарейки, Любка подпрыгнула и… как-то очень неловко приземлилась. Прыжок, в общем-то, не был слишком высоким или сложным, она просто неправильно повернула опорную ногу. Опомнились все только тогда, когда увидели, что девушка скорчилась на полу, не в силах пошевелиться, а лицо её исказила гримаса страшной боли. Музыка тотчас же остановилась. Все, кто был в этот момент на сцене и в зале, кинулись к Вишняковой.

По Любкиному лицу градом катились крупные слёзы, сама она была белая как мел, а правое колено приобретало угрожающий красно-фиолетовый оттенок и опухало прямо на глазах.

– Связка!.. – ахнул кто-то. Хорошо, если растяжение, а вдруг разрыв?!

– Как ты, Люба? – не на шутку встревоженный хореограф присел перед балериной.

– Больно… – выдохнула она, зажмурившись. – Мамочки-и-и, как больно…

– Врача зовите. Быстро! – меняясь в лице, рявкнул хореограф не своим голосом.

Вскоре стали известны подробности: Любка порвала переднюю крестообразную связку колена. Это была тяжёлая травма, требующая хирургического вмешательства – и хорошо бы в течение ближайшей пары недель, пока концы разорванных связок ещё не сжались и их можно было сблизить.

Для Вишняковой случившееся стало трагедией. Никто не решался озвучить это вслух, но все прекрасно понимали: пропуск выпускного спектакля хоть и беда, но не такая страшная, а вот последствия… Для того, чтобы восстановиться после операции, потребуется от четырёх месяцев до полугода. А уж о том, чтобы вернуться в балет, никто сейчас даже не заикался – слишком туманной, отдалённой и несбыточной выглядела эта перспектива.

Девчонки-однокурсницы боялись смотреть Вишняковой в глаза, когда в тот же вечер её привезли из больницы в интернат. Каково это – осознавать, что твоя жизнь рухнула, а остальные в это же время продолжают спокойно репетировать и готовиться к завтрашнему спектаклю?! Роль феи Канарейки срочно передали Городецкой, и Тонечка испытывала по этому поводу самые смешанные чувства – и радость, и жалость, и дикий, выжигающий глаза стыд, словно это она была виновата в Любкиной беде. Все эти семь лет девушки были не просто соседками по комнате, но ещё и подругами…

Тонечке пришлось учить новую партию в сжатые сроки, почти с нуля, так что в ту последнюю ночь накануне выпускного спектакля она так и не вернулась в интернат – зависла в репетиционном зале вместе с преподавателем, отрабатывая свою роль до мелочей.

Пашка, не на шутку растревоженный происшествием, ворочался на кровати с боку на бок, но волновался не о завтрашнем спектакле, а о состоянии Вишняковой. Они никогда не были особо дружны, но и прежняя вражда давным-давно сошла на нет, Любка оказалась в целом неплохой девчонкой, и они нередко выступали в паре. Теперь он отчаянно, до слёз, жалел её, не представляя, каково это – оказаться лишённым возможности танцевать?! Это же всё равно, что перестать дышать…

В конце концов Пашка неслышно, чтобы не разбудить Шейла и Артёма, поднялся с кровати и выскользнул из комнаты.

Женские комнаты располагались на третьем этаже интерната. Уже подойдя к нужной двери, он запоздало спохватился: два часа ночи! Впрочем, интуиция подсказывала ему, что Вишнякова не спит. Он бы точно не смог спать в такой ситуации! И правда – едва он легонько стукнул костяшками пальцев в дверь, как услышал с той стороны приглушённое:

– Кто там?.. Открыто.

Любка сидела на кровати с красным, зарёванным, опухшим лицом, и было ясно, что плачет она уже несколько часов подряд – не рыдает и не истерит, а тихо, безнадёжно и горько плачет в одиночку. Пашка едва не задохнулся от безысходности и отчаяния, которые так и витали в воздухе и были отчётливо написаны на Любкиной физиономии.

– Чего тебе, Калинин? – буркнула она, шмыгнув носом и пытаясь остановить всхлипывания.

– Ты… как? – он осторожно присел на краешек кровати и почти с ужасом покосился на её ногу, перетянутую эластичным бинтом. Любка перехватила его взгляд и тоже уставилась на свою конечность – яростно, почти с ненавистью.

– Лучше всех, – огрызнулась она ядовито. – Не видишь, что ли?

– Сильно болит? – не обращая внимания на её тон, спросил Пашка. Лицо Вишняковой исказила гримаса.

– Болит? – переспросила она. – Да при чём тут это?! У меня и обезболивающее есть, но… да ты всё равно не поймёшь! – она с досадой махнула рукой и снова беззвучно заплакала, не стесняясь его присутствия, точно Пашки вообще здесь не было или ей просто было уже на всё наплевать.

– Пойму. Я… очень хорошо тебя понимаю, – горячо и убеждённо заговорил Пашка. – Если бы такое случилось со мной… я бы умер.

Любка даже слёзы лить перестала – приоткрыв рот, она с изумлением уставилась на своего однокурсника.

– А ты хреновый утешитель, однако, – выдохнула она.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Я просто хотел сказать, что… действительно понимаю, – неловко пояснил он.

Любка на миг прикрыла глаза.

– Я не знаю, что дальше, Паш. Правда. Всё, чем я жила столько лет… мечты… и планы… и надежды… всё рухнуло. За какие-то считанные секунды вся моя жизнь перевернулась с ног на голову. Я просто в шоке. Я… вообще не представляю, что теперь делать. Мать меня убьёт, – добавила она дрогнувшим голосом.

– Убьёт? – поразился Пашка. – Да за что же?! За несчастный случай? За травму? Кто она у тебя – зверь, что ли?

Любка, всё так же не открывая глаз, покачала головой, словно не слышала, что он ей говорил, и убеждённо повторила:

– Мать меня убьёт…

Некоторое время они сидели рядом в полном молчании. Пашке даже показалось на миг, что Вишнякова заснула, потому что её дыхание стало ровным, а глаза по-прежнему были закрыты. Но тут Любка распахнула их и взглянула на Пашку – беспомощно, растерянно, тоскливо, как побитая собачонка.

– Чем я могу тебе помочь, Люба? – тихо и серьёзно спросил он.

Она медленно и задумчиво покачала головой.

– Никто не может мне помочь сейчас. Но… спасибо за то, что как минимум попытался. Я это запомню.

Поддавшись порыву, он придвинулся ближе к Вишняковой и принялся стирать слёзы с её щёк – бережными, успокаивающими, осторожными движениями.

Любка вздрогнула и замерла, уставившись на него с изумлением и недоверчивостью. Подобная нежность по отношению к ней была совсем ему не свойственна прежде… Её губы дрогнули и приоткрылись – без всякого подтекста или намёка, но он сделал то единственно правильное, что только возможно было сделать в этой ситуации: потянулся к этим робко зовущим губам и поцеловал.

Это был странный поцелуй. Пашка словно забирал у неё часть боли, а она с готовностью её отдавала. Как в партнёрской поддержке в балете – абсолютное, полное, безграничное доверие.

В какой-то момент поцелуй сделался глубже, ярче, насыщеннее – и вот уже Люба сама подалась вперёд и прижалась к нему, положила руку ему на затылок, притянула к себе, требуя большего… Он рывком стянул с себя футболку и помог девушке избавиться от её пижамы. Вишнякову трясло то ли от страха, то ли от возбуждения, то ли от чего-то ещё, ему непонятного.

– Не бойся, – шепнул он, осторожно укладывая её на подушку. – Я не сделаю тебе больно.

___________________________

* Па-де-сис (от фр. pas de six) – балетный танец, исполняемый шестью участниками.

=76

Москва, 2017 год

Тётя Нонна сидела напротив него за столом и деликатно ковыряла вилочкой десерт, словно собираясь с духом для важного и долгого разговора. Павлу же кусок не лез в горло, он просто пил воду и ждал родственных откровений, а также – если повезёт – выпадения скелетов из всех шкафов.

– Мы тебя случайно увидели по телевизору три года назад, – произнесла в конце концов тётушка. – Балетом у нас в семье сроду никто не увлекался, не интересовался. А тут вдруг “Павел Калинин”. Я сразу подумала тогда – не наш ли Пашка?

– С каких это пор я стал "вашим Пашкой"? – уточнил он ровным голосом. – До того, как мама умерла и меня отправили в детский дом, или после?

– А ты не спеши осуждать, пока на моём месте не оказался, – ответила она резковато. – Не так-то это и просто – взять ребёнка в семью. Не каждый выдержит. Я понимаю, что ты мой племянник и всё такое… но я не готова была тебя усыновлять, извини. Мне и своих забот хватало. У меня тоже есть сын. Он очень много болел в детстве, вообще был проблемным ребёнком, трудным подростком… Короче, жалость жалостью, но я бы не потянула усыновление. Так что не тебе меня судить, – отрубила она.

– Даже и не думал, – он пожал плечами. – Честно говоря, я о вас вообще почти не вспоминал. Вы предпочли забыть о существовании “вашего Пашки” – и я тоже вас зачеркнул.

– Ты просто не в курсе всех подробностей наших с Динкой отношений. Не знаешь ситуации изнутри.

– Что, вы с мамой ненавидели друг друга?

– Не то чтобы ненавидели, нет, но… с ней было сложно. Очень сложно. А уж когда она забеременела…

– Вы знаете, кто мой отец? – быстро спросил Павел.

Тётя Нонна усмехнулась – как-то горько, язвительно – и поспешно отправила себе в рот кусочек десерта, словно хотела заесть эту горечь.

– Конечно, – сказала она наконец. – Это Валера. Мой муж.

Павлу показалось, что она бредит.

– Ваш муж?! Вы хотите сказать, что ваш муж и моя мама…

– Да! – жёстко и зло перебила она. – Именно так.

Он с шумом выдохнул, чувствуя, что сходит с ума.

– Ну и как… как так получилось?

– Динка всегда была в него влюблена. Ещё с детства, – мрачно заявила тётя Нонна. – Валера за мной уже в школе начал ухаживать, а она вечно под ногами у нас вертелась, – в её голосе звенела застарелая обида. – Понятное дело, для него она была всего лишь малявкой. Младшей сестрой его девушки.

Она замолчала на мгновение, Павел не перебивал, напряжённо ожидая продолжения.

– В общем, Динка пострадала-пострадала… да и уехала из Владивостока вскоре после нашей с Валерой свадьбы. Словно сбежать хотела от своей любви. Не видеться с ним больше, не тешить себя иллюзиями…

– А я-то как умудрился на свет появиться? – напомнил Павел. – Результат маминых иллюзий?

– Динка в пединститут поступила в Таганроге. После получения диплома решила там и остаться. А Валеру однажды в командировку в ваш город послали. Ну, я думала, что всё уже быльём поросло, что от её детской влюблённости и следа не осталось… Позволила Валере у Динки остановиться, по-родственному. Помню, гостинцев с ним передала для сестрёнки, – обиженно добавила она. – Икры, гребешка, крабов… Даже мысли не возникло, что они с Валерой могут… – женщина не договорила, но всё было понятно и так.

– В общем, тогда Динка своего и добилась. В первый и последний раз, – подытожила тётя Нонна.

– Это она вам рассказала? – спросил Павел.

– Нет. Муж повинился. Да я и сама бы догадалась, такие вещи сразу чувствуешь. Он приехал домой – сам не свой, лица на нём не было…

Снова помолчали.

– Я сначала решила, что никогда в жизни не буду больше с ней общаться, – со вздохом призналась тётя Нонна. – Ни видеть, ни слышать эту мерзавку не хотела. А через пару месяцев Динка мне сама позвонила. Призналась, что ребёнка ждёт.

– А вы что? – с волнением спросил Павел.

– А что я? Сказала, чтобы больше в нашу семью не лезла и жила, как знает… Правда, уже после твоего рождения я всё-таки не выдержала, собралась и приехала к вам. Поговорили с ней… поплакали… и решили старое никогда больше не вспоминать. На том и расстались. Тебе тогда годик был, что ли, или два… такой ты был хорошенький, ну прямо ангелочек. Да ты и сейчас красавчик, – одобрительно заметила тётя Нонна. – Потом ещё мама моя… твоя бабушка Вера… приезжала с внуком познакомиться.

Павел откинулся на спинку стула.

– Так что же получается – всё это время ваш муж… мой отец… знал, что у него растёт сын в Таганроге? И он ни разу не приехал меня навестить – даже после того, как погибла мама?!

Женщина покачала головой.

– Не знал он ничего, Пашенька. Сестра запретила ему рассказывать. Валера поверил, что Динка нормальные отношения с кем-то завела, родила… в общем, думал, что к тебе он не имеет никакого отношения.

– А что, удобная позиция, – понимающе кивнул Павел. – Сделать вид, что поверил – и никаких тебе проблем, никакой ответственности!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Да перестань! – рассердилась тётя Нонна. – Он действительно не знал! Почти до самого конца не знал!

– До конца? – переспросил Павел внезапно севшим голосом.

Она тяжело вздохнула.

– Четыре года назад у него рак обнаружили. Сгорел за месяц… Я перед самой его смертью не выдержала, призналась во всём. Он велел тебя непременно разыскать.

– И что – до тех пор, пока не увидели по телевизору, вы не знали, где меня искать? – недоверчиво усмехнулся он. – И после этого ещё три года ко мне в Москву добирались? Долговато как-то, даже если из самого Владивостока.

Тётя Нонна отвела глаза.

– Я тогда смалодушничала. Валеру схоронила и подумала – чего ворошить прошлое? Тебе уже шестнадцать было. Я решила, что ты ни мать свою не помнишь, ни домашнюю жизнь. Ну скажи, разве тебе в детдоме было так уж плохо? Тебя били? Обижали? Морили голодом? Нет же: был обут, одет, сыт, ухожен…

– Мне не было плохо в детдоме, – серьёзно сказал Павел. – Не били. Не обижали. Не морили голодом.

– Ну вот, видишь! – она заметно обрадовалась.

– С одиннадцати лет я жил здесь, в Москве, – добавил он.

– Ну, всё равно в гости к тебе с визитами было не налетаться. Сам понимаешь, Москва – не самый ближний свет от Владивостока…

Всё это было понятно. Неприятно, местами даже противно, но – понятно.

Однако Павла сейчас мучил другой вопрос, который не давал ему покоя с самого начала беседы.

– Так почему вы решили разыскать меня именно сейчас? – поинтересовался он.

=77

Тётя Нонна опустила глаза и долго рассматривала свою тарелку, мучительно подбирая слова.

– На самом деле… ты не подумай ничего плохого, а то решишь – увидели тебя по телевизору и решили примазаться к славе. Всё немного не так, как может показаться на первый взгляд. Выслушай и постарайся понять. И… не говори сразу “нет”.

– А конкретнее? – Павел уже начал терять терпение.

Тётушка подняла голову и храбро встретила его взгляд.

– У тебя есть сестра, – сказала она, – моя младшая дочь Карина.

Это было несколько не то, что Павел предполагал услышать, поэтому от неожиданности он смог произнести только:

– Вы же говорили, что у вас сын…

– Так и сын тоже, – кивнула она. – Глебу уже двадцать пять лет, он недавно женился, взрослый совсем, самостоятельный. А Кариночке десять. Поздний ребёнок. Я её родила, когда мне тридцать восемь стукнуло, – добавила она, и лицо её засияло неприкрытой нежностью и гордостью.

– Ясно… – растерянно протянул Павел, хотя ясно ему так ничего и не стало. Впрочем, следующие слова тёти Нонны как минимум вырулили в нужное русло:

– Она балетом очень увлекается. Вернее, увлеклась, как только о тебе узнала. Будто с ума сошла. До этого у нас в семье никто и никогда, я же тебе рассказывала… Уговорила меня записать её в детскую балетную школу. Ей всего семь лет было, когда она начала заниматься – самая маленькая в классе!

Павел молчал, постукивая пальцами по поверхности стола.

– Ты для неё, Паш… ну просто кумир! – восхищённо выдохнула тётя Нонна, чуть заискивающе заглядывая ему в лицо. – Она все твои выступления, какие только есть в интернете, пересмотрела по сто раз. Мечтает попасть на твой спектакль, особенно на “Золушку”. Мне постоянно что-то рассказывает, а я же ничего не смыслю в этой вашей балетной терминологии и не понимаю половину, – добавила она, виновато улыбнувшись. – Собственно, в Москву лететь именно она меня уговорила. У неё как раз каникулы начались, вот я и подумала: а почему бы не подарить Каринке поездку в столицу на Новый год?

– Она с вами приехала? – догадался Павел. – А где… где она сейчас?

– Я её в гостинице оставила отдыхать, она спит. Устал ребёнок после перелёта, а тут ещё часовой пояс другой… Ну и потом, хотелось сначала с тобой наедине встретиться, – добавила тётя Нонна. – Сам понимаешь…

Павел понимал: она не была уверена в том, что племянничек не отправит новоприобретённую тётушку пинком под зад. Да и откровения, которые на него были вывалены, едва ли предназначались для детских ушей.

– Она хочет со мной встретиться? Или, может… хочет, чтобы я на спектакль её провёл? – предположил Павел.

– Кариночка мечтает познакомиться и пообщаться. И всё! – горячо заверила его тётя Нонна. – Спектакль… это так – мечты, но это не главное. Главное – именно ты, Пашенька.

И снова его покоробило от этого “Пашеньки”. Что-то здесь было не то… Со стороны всё выглядело прилично и достоверно: девчонка увлеклась балетом, хочет познакомиться со старшим братом-танцовщиком. Но… неужели это была единственная причина появления родственничков в Москве?

Однако тётя Нонна через минуту и сама проговорилась:

– У нас во Владике есть школа искусств с хореографическим отделением. Туда с девяти-десяти лет принимают. Но Карина упёрлась – хочет учиться только в Москве, в балетной академии… как ты. Ей летом уже можно будет поступать.

Бинго! Павел сцепил пальцы в замок и пристально взглянул на тётушку.

– Вы что, хотите, чтобы я ей с поступлением помог?

Женщина вспыхнула и отвела глаза.

– Ну… не то чтобы помог… но… ты же и сам там учился. У тебя наверняка остались какие-то знакомые. Друзья. Связи…

– Ясно, – вот теперь ему действительно было всё предельно ясно.

– Ты не думай, – заговорила она сбивчиво и торопливо, – мы не только из-за поступления… Просто Кариночка так мечтала о встрече с тобой, она мне все уши прожужжала!

Павел сделал знак официанту, попросив счёт, и повернулся к тёте Нонне.

– Я всё понял. К сожалению, очень загружен в ближайшие пару недель. Вряд ли смогу выделить время на встречу. Передавайте Карине привет, удачи ей при поступлении и… приятных вам каникул в Москве.

– Обиделся, – с грустью констатировала тётушка. – Решил, что мы тебя используем?

– Я не обиделся, бог с вами, – он пожал плечами. – Мы с вами не настолько близкие люди, чтобы обижаться друг на друга. Правильно?..

– Что ж… – углы её рта разочарованно опустились. – Ну, значит – не судьба. В любом случае, спасибо тебе за то, что выслушал.

Они уже почти разошлись в разные стороны, когда тётя Нонна вдруг спохватилась и полезла в сумку.

– Паша, подожди… вот! – она протянула ему какую-то бумажку. – Здесь номер моего телефона и название Каринкиного канала на ютубе. Может, посмотришь на досуге?.. Это тебя ни к чему не обязывает, – добавила она поспешно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Мне это неинтересно, – твёрдо сказал Павел.

– И всё-таки… – она вложила листок в его ладонь и жалобно улыбнулась. – Вдруг понравится? Если что, мы в Москве пробудем до восьмого января.

Павел машинально сжал пальцы вместе с клочком бумаги и вежливо кивнул напоследок:

– Всего доброго.

Он злился, очень злился на себя. За то, что сразу же не выкинул эту проклятую бумажку в ближайшую урну. За то, что допустил слабину и на долю секунды чуть было не поверил в то, что его действительно разыскали ради него самого, а не ради благ и выгод, которыми он мог обеспечить родственничков. Но больше всего – за то, что (чертыхаясь, морщась и чуть ли не отплёвываясь) он всё-таки вбил в поисковую строку YouTube название канала: “Карина-балерина”. Очень оригинально, ничего не скажешь…

Продолжая злиться на идиотизм ситуации в целом, он наугад открыл первое попавшееся видео на канале своей… сестры. Непривычно и трудно было думать так о совершенно чужой, незнакомой девчушке, которую он видел впервые в жизни.

Девочка была совсем маленькой, хрупкой и красивой. Павел отметил, что она очень гармонично сложена. На выбранном им видео Карина стояла у хореографического станка и довольно живенько рассказывала подписчикам о своих ежедневных занятиях, сопровождая рассказ наглядной демонстрацией всех её умений. Она растягивалась, гнулась, прыгала и кружилась… На пальцы девочка ещё не встала, пуанты рекомендовались в одиннадцати-двенадцатилетнем возрасте, но и в простых балетках её ножки выглядели очень изящными. Павел машинально обращал внимание на то, что, несомненно, говорило в пользу Карины: она была гибкой, музыкальной и координированной. Чёрт возьми, да она действительно была очень талантливой! Он не мог этого не признать.

Павел ткнул наугад в другое видео – и буквально обалдел: Карина исполняла “Лебедя” Сен-Санса, явно подражая гениальной Майе Плисецкой… и весьма неплохо подражая!*

Ещё раз громко выругавшись в пространство, он потянулся к телефону, мимоходом зацепившись взглядом за время: почти полночь. Наверняка тётя Нонна уже спит, и вообще звонить в такое время невежливо, но…

Но она откликнулась после первого же гудка, словно спала с телефоном под ухом или просто очень ждала этого звонка.

– Алло!

– Это Павел, – сказал он вместо приветствия.

– Да, Паша? – отозвалась она осторожно, не зная, добрые или дурные вести он ей принёс.

– Завтра утром вместе с Кариной приходите к служебному входу, где мы сегодня встретились, – сказал он. – Буду ждать вас ровно в половине десятого. Не опаздывайте.

___________________________

* “Лебедь” (фр. Le Cygne) – музыкальная пьеса Камиля Сен-Санса из сюиты “Карнавал животных” (1886). Всемирную известность обрела благодаря хореографической миниатюре Михаила Фокина, созданной для балерины Анны Павловой и более известной под названием “Умирающий лебедь”. Пьеса была написана для виолончели и двух фортепиано.