Текст книги "Позволь ей уйти (СИ)"
Автор книги: Юлия Монакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
=66
Артём возник в прихожей, с удивлением таращась на вернувшегося со свадьбы друга.
– Рано ты сегодня. Я думал, гулянка до утра затянется… Ну, как всё прошло?
– Феерично, – мрачно откликнулся Павел, разматывая шарф.
– Ничуть не сомневаюсь, это же Милкина свадьба, – фыркнул Артём. – Надеюсь, новобрачная порадовала гостей какой-нибудь эпатажной выходкой в своём неповторимом стиле? Ну, там… стриптиз на столе или весёленькая исповедь о количестве бывших сексуальных партнёров в качестве подарка жениху… Уверен, гости были бы в восторге от подобных откровений!
– Ты её так ненавидишь? – спросил Павел. Не с возмущением, не с удивлением или гневом. Просто спросил.
– Я? Да бог с тобой, – Артём комично вскинул брови. – Милка – особа недюжинного обаяния и вообще душа-человек, просто без царя в голове. Глупая и бестолковая. Не стану скрывать, если бы она пила поменьше твоей кровушки и не так часто трепала нервы, я бы симпатизировал ей куда охотнее. Но не спорю, что ты её лучше знаешь, всё же вы с ней куда более близки. Я, в отличие от тебя, так и не постиг сокровенных тайн и глубин её души. И никаких других глубин тоже, – ухмыльнувшись, добавил он.
– Придурок, – отозвался Павел, проходя в комнату. – У тебя все мысли об этом…
– Что-то в последнее время ты очень болезненно реагируешь на любые намёки на секс. А ещё говоришь, что это у меня “мысли”… Что, припекает? – сочувственно протянул друг. – С Дашкой так и ни-ни?
Павел промолчал, но Артёму этого молчания в качестве подтверждения своей догадки вполне хватило.
– Тебе надо было сразу с ней переспать, – дружески посетовал он. – И не было бы всех этих терзаний и душевных метаний. А то развёл тут романтику и сопли – Питер, свидания, букетики-поцелуйчики, подержаться за ручку, сходить в кино… “Через месяц разрешу потрогать правую сиську, через полгода – левую”, – пропищал он, подражая женскому голосу.
– Прекрати, – поморщился Павел. – Проблема не в том, чтобы с ней переспать. Для этого несложно найти кого-нибудь ещё… на один раз.
– Ага, то-то я и вижу, что ты от недотраха аж звенишь весь, прям разбежался искать кого-то “на один раз”, – язвительно протянул Артём. – Ты уже не пойдёшь налево, потому что чувствуешь себя мужем-изменником. Ты потерян для общества, чувак! Скоро из твоей речи исчезнет местоимение “я”, зато там поселится безжалостное “мы”. Мы с Дашей то… Мы с Дашей сё… Вы будете отмечать дату знакомства, день первого поцелуя, а также первый раз, когда ты ущипнул её за задницу. Перед четырнадцатым февраля начнёшь скупать магазины, торгующие плюшевыми сердечками, медведями и шариками…
Не хотелось отвечать.
– Я пойду к себе, – буркнул Павел, направляясь в сторону своей комнаты. – Лягу сегодня пораньше.
Сна, разумеется, не было ни в одном глазу. Лёжа на кровати, он снова и снова перечитывал странное, ничего не объясняющее, но при этом вполне конкретное сообщение от Даши:
“Я уехала домой. Прости, что не предупредила, это вышло почти спонтанно и, думаю, к лучшему для всех нас. С тобой было очень здорово, но я не хочу больше продолжать. Не надо мне звонить. Спасибо тебе за всё”.
Конечно же, он сразу набрал её номер, как только получил это послание, но Даша предсказуемо не ответила. Все последующие попытки дозвониться также ни к чему не привели – скорее всего, Даша просто внесла его номер в чёрный список. Оставалось только гадать, что же на самом деле случилось – накрутила она себя или реально произошло что-то серьёзное? Он подозревал, что без Милы здесь точно не обошлось, и это бесило ещё больше. Ладно, с этим он позже разберётся…
Мысли незаметно переметнулись на Милку. Вероятно, он был слишком резок с ней сегодня, но… сколько же можно? Он всего лишь человек, его терпение не безгранично. В конце концов, он не может всю жизнь за волосы вытаскивать её из созданных ею же проблем. Невозможно спасти человека, который сам не желает быть спасённым! Он вспомнил её расширенные зрачки и неестественное оживление. Снова за старое… Милка уверяла, что зависимости у неё нет, это просто баловство, но разве не то же самое утверждает большинство наркоманов? “Я в любой момент могу соскочить!” Ей бы не помешала помощь хорошего психотерапевта, а ещё лучше – нарколога… Павел ощутил острый укол жалости в сердце – но это была жалость не к Милке, а к тёте Нике, потому что он вновь увидел перед собой её тоскливые и усталые глаза и услышал тихое: “Выдали нашу девочку замуж. Если она счастлива – то и мы с Олегом тоже за неё счастливы…” Как бы ни относилась Мила к своим приёмным родителям, а они всё-таки по-своему любили её. Просто свинство – заставлять их так волноваться из-за своих идиотских выходок!
Павел почувствовал, что против воли снова начинает заводиться. В последние месяцы он всё чаще ловил себя на том, что злится и раздражается, когда думает о Милке, одновременно переживая и нервничая за неё. Это порядком изматывало и опустошало…
Он устал. Действительно устал.
Закрыв глаза, Павел волевым усилием запретил себе думать о Миле. И о Даше. И вообще о ком-либо. Не сейчас, иначе голова у него просто взорвётся!
Он начал мысленно повторять вариацию Альберта из второго акта “Жизели”. Это всегда успокаивало и расслабляло…
Все посторонние мысли постепенно выветрились из головы. В ушах словно зазвучала музыка Адана. Дыхание выровнялось. Павел заснул.
=67
Москва, 2008 год
– Ты что здесь делаешь? – пролепетал он ошарашенно и бестолково. – У тебя же… другая линейка. В своей школе.
– А я сбежала, – Милка беззаботно махнула ладошкой. Её сияющие глаза и широкая улыбка, казалось, озаряют весь двор.
– А твои… – он ещё не привык разговаривать о приёмных родителях Милы и стеснялся их так называть, но она поняла, о ком речь.
– Они не в курсе, – девчонка пожала плечами. – Довезли меня до школы, я заверила, что провожать не надо, не маленькая, и вообще – одной мне будет спокойнее освоиться на новом месте… Они уехали на работу, а я сразу же – в метро и сюда!
– Но, наверное… это нехорошо, – радость от её присутствия боролась в нём с опасением, что Милке затем здорово влетит. Прогулять первый же день занятий, подумать только!
– Фу, зануда, – Мила обиженно поджала губы. – Вообще-то я ради тебя приехала. Соскучилась, захотела увидеться. Могла бы и вовсе не приезжать.
У него сжалось сердце. Она приехала ради него… пожертвовала своим праздником, первыми уроками в незнакомой школе… А он ещё и недоволен!
– Я тоже соскучился, – выдохнул Пашка, сдаваясь. – Я… правда очень сильно по тебе скучал.
– Как ты? – она придирчиво ощупывала взглядом его лицо, словно выискивала остаточные признаки болезни. – Хорошо себя чувствуешь? Горло не болит?
– Да уже давно всё отлично.
– Привет, Мил. Ты что, тоже в академию поступила? – пошутил Артём, а Тонечка звонко расхохоталась, словно не слышала в жизни ничего смешнее и нелепее. Пашка понимал, что этот смех не был нацелен на то, чтобы унизить или обидеть Милу, но всё равно ему стало неприятно и после Тёминой шутки, и после Тониной реакции на неё. Впрочем, сама Милка, кажется, не обратила на подколку особого внимания. У неё совершенно не было комплексов по поводу того, что она ни черта не разбирается в балете и порою не понимает, о чём ребята ведут речь, обсуждая поступление и элементы танцевальных упражнений. Везде, в любой среде, она чувствовала себя как рыба в воде, с лёгкостью вливаясь в компанию.
– А где Шейл? – спросила она, озираясь с весёлым любопытством по сторонам. – Что-то я его не вижу… Вы ведь все теперь в одном классе, правильно?
– Правильно, – буркнул Пашка, чувствуя, как потихоньку сдувается его радужное настроение.
– Да, – встрепенулся и Артём, – пойдёмте искать Шейла. Нам надо держаться всем вместе!
Тем временем торжественная линейка, посвящённая Дню Знаний, наконец-то началась. Коробицына с большим воодушевлением принялась вещать в микрофон о том, как она рада приветствовать всех ребят в этих великих стенах.
– Вы пришли сюда не только учиться, но и осваивать одну из самых сложных и прекрасных профессий в мире! – подчеркнула она, и все присутствующие разразились бурными аплодисментами, а затем восторженно и дружно защёлкали фотоаппаратами.
– Кто это? – спросила Милка, ничуть не стесняясь своего невежества. Тонечка округлила глаза:
– Ты что-о-о! Это же сама Марина Коробицына! – имя своей кумирши она произнесла с придыханием. – Балерина… самая-самая лучшая из всех!
Мила равнодушно пожала плечами.
– Здравствуй, Калинин, – услышал Пашка знакомый голос и, подняв глаза, узнал ту самую женщину в очках из приёмной комиссии, которая принимала вступительные экзамены. – Ну как ты? Окончательно выздоровел? В интернате освоился?
– Да, всё хорошо, – кивнул он, отчаянно пытаясь вспомнить её имя и отчество.
– Артём, Тоня, Люба… – женщина улыбалась, узнавая детские лица и перечисляя их имена. – Рада вас всех видеть. Люба, ты похудела, как и договаривались?
– Да, – подобострастно кивнула Вишнякова. – Я очень старалась!
– Молодец. У нас тут контрольные взвешивания каждую неделю… Кстати, а где же Хьюз? Шейл Хьюз?
Пашка искоса взглянул на Милу, но она выглядела совершенно невозмутимой, словно впервые слышит это имя, хотя сама только недавно им интересовалась.
– До линейки точно был здесь, – отозвалась Тонечка, – а теперь мы и сами не можем его нигде найти…
В этот момент взгляд женщины остановился на Милке.
– Так. А это у нас кто? – её брови удивлённо приподнялись.
– Я его сестра, – кивнув в сторону Пашки, тут же выпалила она, ничуть не сконфузившись.
– Сестра?.. – женщина пришла в ещё большее замешательство, видимо, вспомнив анкету Пашки и тот факт, что он детдомовский. – Ну… в любом случае, родственники у нас стоят вон там, – она кивнула в сторону кучки родителей чуть поодаль.
– А если мы вместе хотим? – Мила упрямо вскинула подбородок, но женщина непреклонно покачала головой:
– Правила есть правила.
Дальше всё завертелось, как на карусели в парке.
Символический “первый звонок”, исполненный учащимся выпускного класса академии и длинноногой десятилеткой, усевшейся у него на плече и размахивающей звенящим колокольчиком… В обычных школах для этой цели старались выбирать самых маленьких девочек, но в академии все мальчишки были сильными и крепкими, да и девчонок младше десяти лет тут всё равно не водилось.
Затем их отвели в класс, продиктовали расписание занятий на неделю и номера кабинетов и залов, где они должны были заниматься. Учебный день в академии длился с девяти утра до шести вечера – конечно, это было непривычно, а для некоторых детей и вовсе стало шоком.
Познакомили их и с правилами поведения в академии. К примеру, был введён строжайший запрет на разгуливание по коридорам в балетной обуви – пуанты и балетки нужно было носить исключительно в танцклассах во время практических занятий.
Пашка был уверен, что Мила уже ушла. Ну в самом деле, глупо дожидаться его снаружи целый час, а то и дольше… Однако, выскочив из учебного корпуса, он тут же увидел свою подругу: она стояла в нескольких метрах от крыльца и мирно беседовала с Шейлом.
=68
Увидев его, канадец искренне просиял:
– Пащка, привьет! Как дела? Как здоровье?
За те пару недель, что они не общались, его русский стал значительно увереннее и бодрее.
Пашка смутился. Не хотелось строить морду кирпичом, в конце концов, Шейл не сделал ему ничего плохого – похоже, он действительно рад был встрече… И всё-таки он не удержался, покосился на Милку, которая стояла рядом с Шейлом – слишком близко, практически плечом к плечу, и мило ему улыбалась.
– Привет, – пробормотал он в замешательстве. – Спасибо, всё хорошо.
– Шейл!!! – раздался вопль Артёма с крыльца, и в пару скачков он оказался рядом. – Куда ты пропал, блин?! – вопрошал он, приветственно тряся руку приятеля. – Мы тебя обыскались! Чего линейку пропустил?
– Мама Шейла вместе с твоей мамой, Тём, ходили к коменданту, – важно объяснила Милка, которая, как выяснилось, уже была в курсе всего, что тут происходит. – Договаривались о том, чтобы вы жили все вместе в комнате. Втроём.
– Втроём? То есть Пашка, я и Шейл? – Нежданов аж подпрыгнул на месте от восторга. – Ну крутяк вообще! Как раз так, как мы и хотели!
Вообще-то изначально они планировали жить вдвоём: Пашка и Тёма, о Шейле речи тогда даже не шло… Но не станешь же спорить и протестовать.
– Мои соседи были не очень friendly, – немного смущённо пояснил Шейл. – Смеялись на мой русский и мой… what`s the word? Braces!* Я сказал, хочу Пащка и Тьома, мы друзья, правильно?
– Конечно, друзья! – горячо подтвердил Артём, его воодушевление буквально зашкаливало. – Это очень клёво, что мы будем все вместе. Как три мушкетёра!
Первый учебный день официально завершился. Точнее, учёбы как таковой и не было, было лишь краткое введение в курс дела. Сейчас, стоя во дворе академии в компании друзей, Пашка наблюдал, как дети прощаются с родителями. Кому-то повезло с рождения жить в Москве: после занятий их ждал привычный знакомый быт уютной квартиры и неизменная забота родных и близких. Другим же предстояло остаться в интернате и постигать все прелести самостоятельной жизни.
Некоторые из девочек плакали, обнимая мам. Пустила слезу даже Любка Вишнякова, расставаясь со своей противной мамашей. Впрочем, это Пашке она казалась противной, а для Любки, само собой, была самым родным и любимым на свете человеком…
– Ладно, Любаша, мне пора ехать в аэропорт, – смаргивая слёзы, произнесла толстуха. – Я позвоню тебе сегодня вечером, когда буду дома.
– Папе и бабушке привет, – всхлипнула напоследок Любка. – И Тишку в нос поцелуй…
– Не забывай гладить одежду каждый день, – наставительно произнесла Вишнякова. – И кровать заправляй хорошенько. Вообще… следи за собой, будь аккуратной и учись хорошо. Чтобы мне не пришлось за тебя краснеть.
Наконец ушла и она. Любка продолжала заливаться слезами, и Тонечка, обняв её за плечи, зашептала на ушко что-то утешительное.
– Ну, сырость развели… – Милка сморщила хорошенький носик. – Чего кислые такие? Давайте отпразднуем, что ли?! Всё-таки первый день учёбы, чтоб она провалилась…
– Отпразднуем? – переспросил Артём. – А где? За территорию академии нам без сопровождения взрослых нельзя, а в интернат тебя не пустят…
– Подумаешь, – Милка беззаботно фыркнула. – Как будто внутрь можно попасть только через дверь…
– Что ты задумала? – Пашка насторожился.
– На каком этаже ваша комната? – спросила она вместо ответа.
– На втором.
– Ну и прекрасно. В детдоме для нас это вообще не было проблемой, помнишь? – улыбнулась она. – Там деревья кругом, я специально посмотрела. Ветки толстые и удобные. Подашь мне руку – и я спокойно влезу к вам через окно!
– С ума сошла? – рассердился Пашка. – Это опасно! Ноги себе переломаешь, это в лучшем случае.
– Можно и не по деревьям, – легко согласилась она. – Скинете мне верёвку из окна, я поднимусь наверх.
– Oh my God, you`re really crazy!** – протянул Шейл, глядя на неё с неприкрытым восхищением. Это разозлило Пашку ещё больше, но тут Милу поддержали и Артём, и Тоня с Любкой.
– А что, это было бы супер! – кивнула Городецкая и с уважением покосилась на девчонку. – Не знала, Мил, что ты такая… отчаянная.
– Ещё в магазин надо сбегать! – вспомнила Мила. – Купить всяких вкусняшек. Ну, там… чипсы, шоколад, печенье… кто что любит? Заказывайте, я принесу.
– Нам же нельзя, – нерешительно произнесла Любка, таращась на Милу во все глаза со смешанным выражением ужаса и восторга на лице. – У нас диета.
– Фигня! Один раз можно, тем более сегодня! – убеждённо отозвалась Милка, пренебрежительно махнув рукой. – Эх, что бы вы без меня делали, а? Загнулись бы с тоски…
___________________________
* Friendly – дружелюбный; “What`s the word? Braces!” – “Как это называется? Брекеты!” (англ.)
** “Oh my God, you`re really crazy!” – “Боже мой, ты реально чокнутая!” (англ.)
=69
Москва, 2017 год
Конец года выдался напряжённым, под завязку набитым репетициями, спектаклями и сольными выступлениями.
Несмотря на то, что артисты балета не были столь популярны среди массовой аудитории, как, к примеру, звёзды кино или эстрады, а всё же самых ярких и знаменитых из них нередко приглашали во всевозможные телевизионные шоу и сборные концерты. Обычно в преддверии новогодних праздников ажиотаж только усиливался, танцовщики были буквально нарасхват: выступления в Государственном Кремлёвском Дворце, съёмки в условных голубых огоньках самого разного калибра – от “Первого канала” до “Культуры”, интервью для радио и телевидения…
Город украсился к празднику и напоминал гигантскую новогоднюю ёлку. Многочисленные ярмарки манили ледяными горками, катками и каруселями, завлекали ёлочными игрушками и сувенирами ручной работы, притягивали умопомрачительным ароматом сочных жареных колбасок, сдобным духом пирогов, калачей и пончиков с варёной сгущёнкой, приглашали отведать румяных блинов с икрой или оценить на вкус медовый сбитень.
По таким ярмаркам лучше всего бродить вдвоём, взявшись за руки – дурачиться, примеряя пушистые варежки, шапки-ушанки и декорированные валенки, давать друг другу лизнуть петушок на палочке, чтобы сравнить, чей вкуснее, торговаться с продавцами матрёшек и расписных шкатулочек, осторожно отхлёбывать глинтвейн и затем целоваться прямо на морозе, ощущая вкус пряностей и красного вина на чужих податливых губах…
Павлу не с кем было проделывать все эти вещи, поэтому он никуда не ходил. Впрочем, на него навалилось так много работы, что сил едва-едва хватало на то, чтобы вечером доползти до дома, рухнуть в постель и заснуть без сновидений.
В декабре вывесили список с распределением ролей в балете “Спартак”. Театр преподнёс Павлу новогодний подарочек – в спектакле ему досталась заглавная партия, а Марсель Таиров получил роль Красса. Несмотря на то, что Красса в своё время танцевал сам легендарный Марис Лиепа (эту роль балетмейстер Григорович разрабатывал специально для него, и в итоге она стала визитной карточкой Лиепы, вершиной его танцевально-артистических достижений и большой творческой победой), все поняли новую, но чёткую расстановку сил: Калинин – первый, Таиров – второй. Марсель смотрел волком, но ничего не говорил, предпочитая держать эмоции при себе.
С Милой Павел не общался со дня её свадьбы. Сама она не объявлялась и не звонила – возможно, побаивалась делать шаг к примирению после их не слишком-то ласкового последнего разговора, а может, ей просто было не до него, и Павел тоже решил хранить молчаливый нейтралитет. Иногда, забывшись, он тянулся к телефону, чтобы просто по-дружески поинтересоваться у неё, как дела, всё ли в порядке… что ни говори, привычка – великая вещь. Но, спохватившись, он тут же напоминал себе о том, что у Милы теперь есть муж. О ней было кому позаботиться… И всё-таки, как она там поживает, дурында?!
Милкин инстаграм насплетничал, что молодожёны улетели в Таиланд греться на солнышке и встречать две тысячи восемнадцатый на берегу моря. Павел медленно прокрутил ленту вниз, от новых фотографий – к более давним, и нашёл снимки со свадьбы. Почти сразу же увидел себя и Дашу на заднем плане – они нечаянно попали в кадр. Павел, чуть наклонившись, что-то шептал ей в этот момент на ухо – вероятно, что-то смешное, потому что она улыбалась. Ведь всё у них было хорошо, разве нет? Почему же сейчас между ними происходит какая-то хрень?!
С Дашей он тоже не виделся и не разговаривал по телефону с того самого дня. Его номер по-прежнему был у неё в чёрном списке. Её аккаунты в соцсетях давно не обновлялись, кроме инстаграма, где Даша изредка всё же объявлялась, но по выкладываемым фотографиям ничего нельзя было понять о её настроении и мыслях. В основном это были пейзажи, один раз мелькнуло совместное фото с подругой – Павел даже смутно припомнил её, эта девушка была вместе с Дашей в тот самый день, когда они впервые встретились два года назад. Обычное селфи с подружкой, ничего особенного, но Павел вглядывался в Дашины глаза на фото и пытался прочитать по ним, вспоминает ли она о нём. Скучает ли… Несколько раз он порывался написать ей в директ, но что-то останавливало. Наверное, боялся, что отправится в чёрный список и в инстаграме тоже.
С упорством мазохиста он вновь и вновь пересматривал фотографии из Питера, выложенные на её страничке. Даша проявила деликатность и нигде не засветила своего спутника, хотя в её телефоне было несколько совместных фотографий, он это точно знал.
Однажды его накрыло с такой силой, что он погуглил расписание журфака и приехал к Дашиному университету, чтобы дождаться окончания занятий. Поговорить? Просто увидеться? Павел и сам толком не знал, для чего это делает.
Он встал неподалёку от входа, боясь пропустить девушку в этой пёстрой и разношёрстной толпе студентов, но увидел и узнал её сразу. Даша появилась в дверях с каким-то парнем, должно быть однокурсником. Не прерывая начатого ещё внутри разговора, они вышли на улицу и вместе двинулись к автобусной остановке. Даша выразительно жестикулировала и что-то доказывала парню, а тот лишь успевал энергично кивать, соглашаясь.
Ничто в их поведении не указывало на то, что между ними что-то есть, что они встречаются. Парень не хватал Дашу за попу, не пытался приобнять или взять за руку, но… стало неприятно, и Павел замешкался, раздумывая, уместно ли подходить к ней в данный момент. Пока он колебался, к остановке подъехал нужный автобус, и сладкая парочка на нём тут же и укатила.
Да что ж за фигня-то? Павел зачерпнул горсть снега и растёр горевшее лицо. Почему его так колбасит? Почему так гадко и неспокойно на душе?
Хоть у кого-то было всё прекрасно: когда Павел вернулся домой, Артём встретил его, сияя и ликуя.
– Живём, дружище! – заорал он. – Городецкая пригласила меня встречать Новый год вместе! Едем на базу отдыха. Лес, лыжи, баня с берёзовыми вениками, шашлыки, чай из самовара на дровах…
– Охренеть! Не прошло и десяти лет, – покачал головой Павел. – Или всё-таки прошло? Слушай, Тёмыч, я за тебя страшно рад, правда, – он дружески двинул Артёму в грудь кулаком. – Что, прямо вот так взяла – и ни с того ни с сего пригласила?
– Ну, откровенно говоря, – смутился Артём, – там ещё будет народ. Компания её друзей, какие-то семейные пары… То есть это не свидание тет-а-тет. Просто разговорились с ней сегодня после спектакля о планах на праздники, и как-то… слово за слово…
– Да плевать, всё равно это круто! – убеждённо сказал Павел. – В конце концов, там у тебя будет гораздо больше шансов охмурить её. В бане-то, да с берёзовыми веничками!
– Думаешь, у меня получится? – Артём, этот знаменитый дамский угодник, чей послужной список исчислялся несколькими десятками обольщёных девиц, взглянул на него с тревогой. – Честно говоря, иногда кажется, что ничего мне там всё равно не светит… Если она столько лет не могла во мне мужика разглядеть, то, скорее всего, и не сможет уже.
– Сможет-сможет, никуда не денется, – решительно возразил Павел. – Ты, главное, будь немного смелее. Ошеломи её своим напором и не дай опомниться! А потом бери, пока тёпленькая, – он засмеялся.
Павел искренне сочувствовал другу, который так долго и безуспешно добивался расположения бывшей однокурсницы. Они оба подружились с Тонечкой с первого года поступления в академию, но Павел никогда не был влюблён в Городецкую, а вот Артёма буквально плющило. Он неоднократно предпринимал попытки ухаживать за Тонечкой – и явно, и одолевал девушку намёками, но всё было мимо. Неужели лёд наконец-то тронулся?..
– Слушай, а может, поедешь с нами? Думаю, места там ещё есть, можно договориться… Тоже отдохнул бы на природе, подцепил себе какую-нибудь… снегурочку, – Артём был так счастлив, что готов был сейчас направо и налево счастливить других.
– Спасибо, дружище, но нет. Я, наверное, на Новый год в Таганрог поеду. Погуляю по местам своей боевой славы, отдохну, отосплюсь, приведу мысли в порядок. Квартира у меня там есть, так что…
– Ну, как знаешь, – пожал плечами Артём.
Впрочем, Павел и не подозревал, что жизнь безжалостно переиграет его планы.