Текст книги "Позволь ей уйти (СИ)"

Автор книги: Юлия Монакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

=99

Пока шокированная Даша осмысливала услышанное, принесли пельмени в глиняном горшочке. Таиров приподнял крышку – и оттуда повалил умопомрачительный запах грибного бульона.

– Подставляй тарелку, – подмигнул он. – Здесь, как видишь, самообслуживание…

– Анжела Миллер? – не реагируя на его последние слова, уточнила Даша, всё ещё пребывая в некоторой прострации. – Та девушка в инвалидном кресле, админ Пашиной группы ВКонтакте? Это она всё подстроила?

Марсель едва заметно поморщился, сам забрал у Даши пустую тарелку и щедрой рукой наполнил её до краёв.

– Да не Анжела, – пояснил он с досадой, – та вполне безобидная овца, а её папаша. Сергей Станиславович из Минкульта.

Даша недоумевающе заморгала.

– Я о нём даже не слышала… И Паша о нём тоже ничего не рассказывал.

– Понятное дело, он не высовывается особо. Сидит как паук, плетёт свои сети. Думаю, Пашка тоже не принял его всерьёз, даже если тот и подкатывал к нему с какими-либо намёками…

– С какими намёками?!

– Ну… могу только строить догадки. Предположу, к примеру, что он советовал Калинину быть поласковее с его единственной обожаемой дочуркой… и тогда, мол, милый мой друг Пашка, будет тебе щастье.

– Что ты такое говоришь, – Дашу аж перекосило. – Разве такое возможно?! Это же… это же чёрт-те что!

– Какая прелесть, – Таиров подложил ладонь под щёку и с улыбкой уставился на Дашу, всем своим видом выражая умиление. – Вот уж не думал, что современные девицы, ругаясь, используют ветхозаветное выражение “чёрт-те что”. Нонешние – оне ведь как обложат трёхэтажным! К примеру, в данной ситуации они употребили бы оборот…

– Не надо! – быстро сказала Даша. – Я поняла.

– Ещё и умница, – откровенно забавлялся Таиров, – и красавица.

Ей захотелось спрятаться под столом от этого весёлого наглого взгляда, хотя Даша прекрасно понимала, что Таиров просто прикалывается.

– Боже мой, она покраснела! В двадцать первом веке кто-то ещё умеет это делать?! Женюсь, честное слово, вот хоть прямо сегодня женюсь!

– Да перестань же! – не выдержала Даша. – Не до шуток сейчас.

Он моментально посерьёзнел.

– Прости. Хотел немного рассмешить тебя, а то что-то ты слишком грузанулась по поводу Миллера, как я погляжу…

– Расскажешь мне всё, что о нём знаешь? – попросила она.

– Хорошо, только с одним условием. Я рассказываю, а ты ешь, – он подвинул к ней тарелку. Даша опустила на неё взгляд и чуть не икнула от ужаса.

– Это мне?! Ты порции не перепутал случайно? Я столько не съем.

– Пока не съешь, из-за стола не выйдешь, как говаривала моя покойная бабуся, – невозмутимо отозвался он и кивнул на плетёную корзинку с чёрным хлебом. – Можешь вот даже с хлебушком… И сметанки добавить не забудь.

Поняв, что спорить с ним бесполезно, Даша со вздохом опустила ложку в бульон и подцепила один пельмень. Покосилась на Таирова из-под ресниц – тот сидел и внимательно наблюдал за её действиями, словно и впрямь собирался контролировать, как она ест. Психанув и не заботясь больше о том, как она выглядит, Даша отправила пельмень в рот и принялась демонстративно и выразительно жевать. Плевать! Она и правда проголодалась.

– Никогда ещё не видел девушку, которая так сексуально ела бы пельмени, – нахально улыбнулся Таиров. – Даша, тебе не говорили, что ты уникальна?

Она проглотила всё, что было у неё во рту, и спокойно и деловито напомнила:

– Рассказывай.

– Хорошо. Миллер… Миллера я знаю не понаслышке, одно время он был со мной очень мил и любезен, надеясь на то, что я буду… хм… благосклонен к его дочери, которая в тот период испытывала ко мне определённую симпатию.

– Благослонен – это как? – Даша отправила в рот второй пельмень, непроизвольно начиная получать от еды удовольствие.

– Ну, в идеале – чтоб женился, наверное, – хмыкнул Таиров. – А на первое время хватило бы просто романтических ухаживаний. Цветочки, свидания, милые подарочки на день влюблённых… За это мне обещали златые горы, полцарства, весь свет и пару новых коньков в придачу.*

– Ты не согласился, – не спрашивая, а скорее констатируя, произнесла Даша.

– Не согласился, – подтвердил он. – Понимаешь, я могу встречаться с девушками только по любви… вот такой я старомодный.

– Свежо предание, а верится с трудом, – усмехнулась Даша, наслышанная о подвигах Таирова на любовном фронте – об интрижках и похождениях премьера ходили легенды.

– Господи, она ещё и Грибоедова цитирует! – Таиров, возвращаясь к своему шутовскому тону, возвёл очи к потолку.

– Угу, “Горе от ума” – моя настольная книга, – Даша не сдержалась и фыркнула. Как ни глупо он выглядел со всеми этими преувеличенными восторгами, а всё-таки это и правда расслабляло и отвлекало от крайне неприятных мыслей. – И всё-таки… почему ты решил, что чёрные розы – дело рук Миллера?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Да потому что сценарий тот же, просто детали разные. Когда я дал Анжеле понять, что ничего у нас с ней не выйдет, началась психологическая атака. Вот в этом же, знаешь, букетно-траурном стиле… Нет, розы мне не дарили, в этом повезло, но зато подбрасывали в гримёрку мои собственные изуродованные костюмы – либо разрезанные в лоскуты, либо с красными – практически кровавыми – пятнами в области сердца… Дешёвые трюки, конечно, но на мозги давило знатно. Я тогда Анжелу к стенке прижал… ну, фигурально выражаясь… думал, что она мне мстит этак по-бабски. А она расплакалась и сказала, что это всё папа. Я, конечно, не поверил поначалу. Ну скажи, будет нормальный здоровый мужик такой хер… ерундой заниматься? Это у него крыша должна вообще знатно подтекать, чтобы так по-идиотски людей запугивать. А Анжела сказала, что отец очень склонен к театральным эффектам и вообще в нём погиб великий режиссёр. Очень просила простить и не обращать внимания, дескать – он побесится-перебесится и успокоится. Все его угрозы и намёки – пустой звук, ничего серьёзного он на самом деле не сделает, просто за любимую дочку переживает.

– Это называется “ничего серьёзного”? – возмутилась Даша. – Да он… псих ненормальный! Ему лечиться надо! Он Пашку покалечил, хорошенький “пустой звук”…

– Погоди, – Таиров быстро и серьёзно взглянул на неё; между бровями у него пролегла озабоченная складка. – Ты сейчас о чём? О нападении в переходе? А почему ты решила, что это – дело рук Миллера?

Даша совсем растерялась.

– А разве… разве ты сам не это имел в виду?

– Господи, конечно нет! Я только про цветы говорил. Сказал, что мне знаком этот стиль и понятны мотивы. Ведь не секрет, что Анжела на твоего Пашку давно запала. Правда, многие в театре были уверены, что между ними действительно что-то есть. Теперь-то ясно, что ничего подобного… Вот это вот всё – чёрные розы, обезглавленные куколки, кровавые пятна на одежде – действительно в духе Миллера. Но… о нападении не было и речи!

– Ты хочешь сказать, – Даша побледнела, – хочешь сказать, что это – дело рук разных людей?

– Ну, я не берусь утверждать на сто процентов, – с сомнением протянул он. – Но мне кажется, что да. И это на самом деле дерьмово, потому что в лучшем случае это было простое ограбление, а в худшем…

– Что – в худшем? – спросила Даша еле слышно.

– В худшем – это может повториться в любой момент. Пока что неизвестны мотивы, так что… вам с Пашкой нужно быть готовыми встретиться с этим мудилой снова. Ты ведь тоже под угрозой, если тебе это ещё непонятно.

– Я? – пролепетала она. – Почему?

– Да потому что они могут действовать на него через близких людей. Поэтому давай будем все вместе молиться, чтобы это был именно “лучший случай”.

– А если это вообще кто-нибудь из твоих фанатов? – неуверенно предположила она. – Ну, из тех, которые разозлились на Пашу за то, что он получил роль Спартака… и решили ему отомстить.

– Это было бы неплохо.

– Неплохо?! – возмутилась она.

– Ух, не надо сразу испепелять меня таким страстным взглядом, я смущаюсь. Имею в виду, что если это действительно месть за меня, то… теперь-то они добились своего. Роль моя. Нападать на Калинина больше не имеет смысла, прости мне мой цинизм.

Даша долго сидела, уставившись в свою тарелку, пока Таиров не напомнил ей, что надо доесть.

– Вообще-то у меня к тебе просьба, – сказал он вдруг. – Ты же завтра поедешь в больницу?

– Да, конечно. Прямо с утра.

– А на учёбу тебе не надо, что ли? Ты не производишь вечатление злостной прогульщицы.

– У нас сейчас консультации перед экзаменами идут, их посещать необязательно, – отмахнулась Даша. – А чего ты хотел-то?

– Чтобы ты устроила мне встречу с Пашкой. Хочу поговорить с ним… нормально поговорить, как мужик с мужиком, один на один. Да не в этом смысле, – поспешно добавил он, заметив, как Даша изменилась в лице. – Я что, похож на последнего подонка, который будет избивать человека на больничной койке? Мы просто поговорим. Ртом, – улыбнулся он. – Хочу, чтобы между ним и мной не осталось никаких недомолвок и обид. Он… он неплохой танцовщик, твой Калинин, хоть и слишком самоуверенный порой, и мне вовсе не улыбается собачиться с ним всю свою жизнь. Ну, по крайней мере, пока мы служим в одном и том же театре.

– А от меня-то что требуется?

– Просто провести к Пашке и попробовать убедить его, чтобы он не душил меня сразу же казённой подушкой. Думаю, к тебе он прислушается.

– Хорошо, я попробую… – неуверенно кивнула Даша.

– Ну что, ты доела? – он взглянул в её опустевшую тарелку. – Вот молодец, люблю, когда у девчонок хороший аппетит.

– А ты сам? – спохватилась Даша. – Ты же не съел ни кусочка!

– А у меня диета, – он невозмутимо и широко улыбнулся, одновременно подзывая жестом официантку, чтобы заплатить по счёту. – Пойдём, я отвезу тебя домой.

Она смутилась.

– Не надо, спасибо… я на метро доберусь.

– Я отвезу тебя домой, – внятно повторил он. – Тебе вообще лучше пореже ходить по улицам одной. Это небезопасно.

– Я далеко отсюда живу, – предупредила она. – На Пионерской.

– Ой, как страшно. Ещё за бензин предложи заплатить, а то ж я разорюсь.

Даша не выдержала и засмеялась:

– Вообще-то, я ещё и за пельмени тебе должна.

– Вовек теперь не рассчитаешься, – улыбнулся он одними глазами, но Дашу вдруг одолел новый приступ смеха.

– Вот видишь – и настроение улучшилось, – обрадовался Таиров. – Не зря я тут перед тобой весь вечер выплясывал.

___________________________

* Весь свет и пару новых коньков в придачу – цитата из сказки Г.Х. Андерсена “Снежная королева”. Каю, пытающемуся сложить из льдинок слово “вечность”, было обещано буквально следующее: “Если ты сложишь это слово, ты будешь сам себе господин, и я подарю тебе весь свет и пару новых коньков в придачу”.

=100

Таганрог, 2018 год

Павел не любил зиму в Таганроге. Серо, слякотно, неуютно и промозгло, вместо снега под ногами – грязевая каша… И хотя к концу февраля температура редко опускалась ниже нуля, всё равно с моря дул пронизывающий до костей ветер, заставляя людей ёжиться от холода и поплотнее запахивать полы куртки или пальто.

Однако даже плохая погода не смогла омрачить радости от встречи с родным городом. От знакомых до замирания сердца мест, от любимых улиц, избеганных вдоль и поперёк, от тайных закоулков, которые возвращали Павла в детство… Счастливое, несмотря ни на что. И хотя большая часть мальчишеских лет прошла в детдоме, Павел неизменно вспоминал то время с благодарностью и теплотой.

Во многом, конечно, это была заслуга Татьяны Васильевны Высоцкой, которая была всем детям не только директором, но и самой настоящей мамой. В этом году она праздновала свой юбилей и торжественно уходила на пенсию. Это событие вкупе с шестидесятилетием детского дома и стало тем самым поводом, который собрал бывших воспитанников вместе спустя годы.

Организацией мероприятия вот уже несколько месяцев подряд активно и ответственно занималась Милка. Павел только диву давался энтузиазму, с которым она взялась за дело. Нужно было не просто устроить классный праздник для директрисы и бывших детдомовцев, но и сохранить всё в секрете от Высоцкой, чтобы получился настоящий сюрприз. В день Икс в столовой детского дома (она же – актовый зал) шли тайные приготовления: воспитанники помогали украшать помещение воздушными шарами и утверждали окончательные детали самодеятельной концертной программы.

Мила уехала в Таганрог пораньше, примерно за неделю до юбилея, чтобы успеть всё основательно и качественно подготовить. Павлу же удалось вырваться из Москвы буквально на пару дней, слишком надолго из театра его не отпустили. Он и так немного потерял форму, восстанавливаясь после сотрясения мозга и переломов, и хотя в полную силу танцевать по-прежнему не мог и с сольными партиями на сцену всё ещё не выходил, всё равно от него требовалось исправно посещать хореографические классы, а также уделять должное внимание хотя бы растяжке, если уж не прыжкам и не поддержкам, и присутствовать на репетициях.

Павел планировал остановиться в гостинице, хотя у него имелось собственное жильё в Таганроге, даже не одно, а целых два. Первая квартира досталась от мамы, вторая – от Хрусталёвой, которая, не имея других родственников и близких людей, оформила завещание в пользу своего самого талантливого и самого любимого ученика.

В мамину квартиру Павел пустил пока пожить Любу Вишнякову, бывшую однокурсницу – ту самую, что стала когда-то его первой женщиной. Разумеется, без всякой арендной платы, достаточно было того, что Вишнякова оплачивает коммунальные услуги и вообще поддерживает в квартире порядок и чистоту. Присматривала она также – по просьбе Павла – и за квартирой покойной Хрусталёвой, которая была и её педагогом тоже. Там Павел так и не решился ничего менять или переделывать; тем более немыслимым казалось сдать эту святая святых каким-нибудь квартирантам – поэтому он оставил всё так, как оно было при жизни Ксении Андреевны. Словно в музее: те же картины, портреты, старые афиши и фотографии…

Павел помнил свой короткий, но убедительный разговор с Любиной матерью в день выпускного спектакля. Неизвестно, повлияло ли это на её дальнейшие отношения с дочерью, но факт оставался фактом – Люба вырвалась-таки из-под материнского крыла и жёсткого контроля, зажив в конце концов самостоятельной жизнью. К сожалению, она не стала великой танцовщицей, не смогла восстановиться после травмы (еле заметная хромота так и осталась – некритично для жизни, в том числе и личной, но невозможно для сцены). Зато Люба открыла собственную школу современного балета, снимая зал в том самом Дворце культуры, который из “ДК котлостроителей” был несколько лет назад переименован в “Фестивальный”, но в целом остался тем же, что и прежде – ни внутри, ни снаружи практически ничего не изменилось.

Поначалу ощущение было очень странным: приехав в свой город, останавливаться в гостинице подобно чужаку. Да ещё и смутная тревога, завладевшая им в Москве, не отпускала…

Когда они с Дашей выходили из подъезда к ожидающему их такси (она ездила провожать его в аэропорт), Павлу вдруг показалось, что вдали мелькнула знакомая фигура в чёрной куртке с капюшоном, надвинутым на глаза. Впрочем, тут же и исчезла. Почудилось?.. Глупо было напрягаться из-за каждого похожего прохожего, убеждал себя Павел, но…

– Может, всё-таки полетишь вместе со мной? – спросил он Дашу, с беспокойством вглядываясь в ту сторону, где ему померещился зловещий силуэт, но такси уже выруливало со двора на улицу. – Думаю, на мой рейс ещё остались места, можем купить билет онлайн прямо сейчас.

– Спасибо, Паш, но нет. Что мне там делать? – она улыбнулась. – Честное слово, никогда не понимала, зачем на встречи выпускников и корпоративы приходят со своими вторыми половинами или детьми… это ваш праздник, ваш круг, я там буду совершенно чужая и ненужная, не хочу мешать вам веселиться.

– Ну как это – ненужная, – он притянул её к себе. – Мне ты нужна. Очень-очень нужна…

Даша потёрлась щекой о его плечо, благодарно чмокнула в щёку.

– Это ведь ненадолго! Завтра ночью ты уже вернёшься, какие проблемы?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Будь осторожнее, ладно? – поколебавшись, всё-таки сказал он. – Хотя бы ради меня. Не ходи одна поздно вечером, береги себя, не открывай дверь незнакомцам…

– И не бери конфетки у чужих дяденек! – посмеиваясь, подхватила Даша, но, заметив его не на шутку встревоженный взгляд, всё же посерьёзнела.

– Я буду осторожна, Паша. Обещаю.

=101

Бросив рюкзак в гостинице, Павел решил немного прогуляться, пока ещё оставалось достаточно времени до празднования.

Он и не заметил, как ноги сами привели его к Центральному рынку. Просто шёл и шёл куда глаза глядят… А глядели они, оказывается, именно сюда. И Павел даже не сразу им поверил, когда увидел возле молочного павильона знакомую с детства торговку марлей Наташу, которая некогда так яростно и экспрессивно желала “всраться” всем пенсионерам. Словно и не было всех этих лет, словно ему сейчас снова – десять, и он только что удрал из детского дома во внеурочный час, чтобы прошвырнуться по рынку и стырить что-нибудь вкусненькое.

Павел остановился чуть поодаль, напряжённо замер… Наташа заметила его пристальное внимание и резко обернулась.

– Ну? – спросила она не слишком-то вежливо. – Чего уставился, парень? Что надо?

Павел сглотнул.

– Тётя Наташа, а вы… вы меня не помните? – спросил он, хотя понимал, что едва ли – сколько той шпаны ошивается каждый день на рынке, поди упомни всех!.. Однако случилось чудо: торговка часто заморгала, потом сощурилась, вглядываясь в его лицо, и вдруг всплеснула руками.

– Та не может бы-ы-ыть!.. – нараспев вскричала она. – Ты ж тот самый малой, что постоянно тут вертелся-крутился под ногами, лет этак…

– Десять, – подсказал он, улыбнувшись. – Десять лет назад.

– И ведь не изменился почти, засранец! – вздохнула она. – Ты откуда взялся-то? Где живёшь теперь?

– В Москве, тёть Наташ.

Она крепко, точно родного сына, обняла его, действительно радуясь этой незначительной встрече, а его с головы до ног словно прошило теплом.

На рынке по-прежнему можно было найти что угодно. Здесь было абсолютно всё, даже птичье молоко, пожалуй. Но бубликов – таких же ароматных, как в детстве, с мягкой сердцевиной и хрусткой корочкой, густо присыпанной маком, – не было.

И Милки, доверчиво сжимающей его ладонь и с аппетитом откусывающей от бублика, Милки, глазеющей из-под неровной чёлки по сторонам с непосредственным живым любопытством, Милки, заворожённо замирающей перед россыпью бус, браслетов, брошек и ярких блестящих заколок для волос, точно сорока, Милки, смеющейся и запрокидывающей голову, – её тоже не было.

Точнее – где-то, конечно же, она была. Ближе, чем можно себе представить. И уже через пару часов они должны были увидеться в детском доме…

Да только у этой Милки не осталось почти ничего общего с той беззаботной и наивной девчонкой, которая столько лет подряд держала в руках его сердце.

С той, которую он так любил…

=102

И сюрприз, и сам праздник в итоге удались на все сто. Вечер получился добрым, светлым и действительно семейным. Да они все и были друг для друга семьёй – одной большой, дружной, замечательной, самой настоящей семьёй…

Павел с грустью отметил, что Татьяна Васильевна сильно сдала и постарела. От нахлынувших чувств, от поздравлений, цветов и подарков, песен и танцев, которые посвящали ей дети – её дети, маленькие и большие – она то и дело принималась растроганно плакать.

На смену Высоцкой должна была прийти новая директриса – сама бывшая воспитанница детского дома. Она сидела сейчас за столом рядом с Татьяной Васильевной, подбадривала её и клятвенно заверяла, что будет заботиться обо всём так же преданно и искренне, как и её предшественница, а та лишь кивала и утирала слёзы платочком.

Милка казалась непривычно тихой, непохожей на саму себя. С собранными на затылке волосами, без косметики и в простой неброской одежде она выглядела пятнадцатилетней девчонкой. Почти не пила, не выкрутасничала, не отчебучивала никаких номеров в своём стиле, не скандалила. Когда старые знакомые забрасывали Павла вопросами про балет, Мила даже не вставляла привычные ехидные замечания по ходу беседы.

Павел с трудом отбивался от настойчивых просьб усесться в шпагат “вот прямо здесь и сейчас”, мотивируя тем, что в джинсах это неудобно, и затверженно отвечал на одни и те же вопросы: про геев в балете, про “колготки”, про отсутствие трусов у мужчин-танцовщиков.

– А вот в интернете так много фотографий и картинок ног балерин, – с жаром говорил ему кто-то из бывших одноклассников. – Там две ступни рядом – одна в пуанте, а другая полностью изуродована, смотреть страшно – синяки, шишки, кровяные мозоли… Это у вас только после спектаклей так или постоянно?

– У мужчин с этим попроще, потому что мы не танцуем в пуантах, – терпеливо объяснял Павел. – Мы танцуем исключительно в балетках.

– В них ноги не разбиваются?

– Разбиваются, но не до такой степени, как у женщин. У тех всё действительно по-страшному, я им очень сочувствую.

– Даже здесь мужикам больше повезло, а бабы мучаются, – со вздохом подала наконец голос Мила.

– У тебя всё нормально? – негромко спросил он, когда от него все отстали. – Ты какая-то кислая весь вечер. Даже почти не ешь и не пьёшь.

– Нормально, – коротко отозвалась она. – Просто тошнит немного и голова кружится.

Его осенила внезапная догадка.

– Ты не беременна, случайно?

Мила в непритворном ужасе округлила глаза.

– Совсем спятил?

– А что я такого сказал? В браке иногда рождаются дети… – насмешливо заметил он.

– Нет, я не беременна, – резковато отозвалась Милка. – Только этого мне сейчас ещё и не хватало…

– Ребят, что же вы сидите и скучаете со мной, престарелой тёткой? – вмешалась вдруг Татьяна Васильевна. – Вон как все веселятся… Паша, почему ты не приглашаешь Милу на танец?

– Она плохо себя чувствует, Татьяна Васильевна, – отозвался Павел. – У неё же с вестибуляркой проблемы с детства, вы в курсе. Так что танцевать ей… противопоказано.

– Что за чушь, – Мила дерзко вскинула подбородок. – Я в полном порядке. И правда, Паша, почему же ты не приглашаешь меня на танец?

Некоторое время он сканировал изучающим взором её лицо – что-то она ещё задумала? Мила смело встретила его взгляд.

– Ну что ж, – сказал он, принимая вызов. – Пойдём потанцуем.