Текст книги "Позволь ей уйти (СИ)"

Автор книги: Юлия Монакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

=94

Усевшись прямо на подоконник, Мила несколько раз нервно щёлкнула зажигалкой – прикурить ей удалось далеко не с первой попытки.

– Не возражаешь? – запоздало спохватилась она. – Просто я всегда курю, когда нервничаю.

Даша пожала плечами. Она не любила запаха сигаретного дыма, но устраивать трагедию из этого тоже не собиралась. Тем более, в туалете и до них было накурено – хоть топор вешай. “Похоже, у нас уже складываются свои традиции, – подумала Даша со смешком. – К примеру, вести беседы по душам в общественных туалетах…”

– Как он? Что врачи говорят? – затянувшись, выдохнула Мила. Даша снова пожала плечами.

– Сотрясение мозга третьей степени. Неосложнённые переломы двух рёбер.

– Это официальная версия, – она отмахнулась. – Но в некоторых СМИ пишут такие ужасы… Ты же наверняка знаешь правду о его состоянии? – она так взволнованно смотрела Даше в лицо, что той даже стало её жалко.

– Мил, успокойся, я и так говорю тебе чистую правду. Врачам нет смысла ничего скрывать, с Пашей всё будет в порядке. И с рёбрами, и с головой…

– Но ведь сотрясение мозга… Я читала в интернете, что последствия могут проявиться не сразу, а спустя какое-то время. Через недели или даже месяцы.

– Могут, – вынуждена была признать Даша, – стопроцентных гарантий никто не даст. Будем надеяться, что обойдётся…

– А танцевать он сможет? – с волнением произнесла Мила.

– Это было первое, что он спросил, когда пришёл в себя, – Даша грустно улыбнулась. – Врачи убеждены, что никаких противопоказаний к танцам не будет… после того, как он полностью восстановится, разумеется.

– У него в четырнадцать лет была трещина в ребре. В классе во время занятия упал неудачно… очень переживал тогда, что на пару недель оказался отстранён от занятий, – вспомнила Мила, слабо улыбнувшись. – Для него не танцевать – значит не жить. Это хуже смерти.

Она в очередной раз нервно и быстро затянулась, выдохнула дым, резко затушила сигарету о стену и тут же дрожащими пальцами выудила из пачки новую.

– Да успокойся же ты! Перестань паниковать, – внятно, словно разъясняя прописные истины неразумному ребёнку, сказала Даша. – Его жизнь и танцевальная карьера вне опасности. Всё будет хорошо!

Милка закрыла лицо ладонью и некоторое время молчала.

– А что у него с телефоном? – спросила она наконец. – Я пыталась и писать, и звонить, но…

– Украли при нападении.

– Какой ужас! – ахнула Мила. – Там же, наверное, все пароли… и счета… и вообще куча личной информации…

– Сим-карту мы ему ещё вчера заблокировали, не переживай. Паша говорит, что волноваться не о чем, кроме потери самого аппарата. Там встроенный сканер с отпечатком пальца, так что тот, у кого этот телефон находится сейчас, едва ли сможет туда влезть… если он, конечно, не хакер, в чём я лично сомневаюсь. Думаю, телефон свистнули просто для видимости. Но даже если и удастся его взломать… там ничего нет, кроме рабочих фото и видео с репетиций.

– Как у тебя всё легко и просто, – Милка выпустила дым изо рта. – Поражаюсь твоему спокойствию. Всё нормально, всё хорошо… я так не могу.

Даша не смогла сдержать усмешки.

– Если я не истерю, не заламываю руки и не бегаю по потолку – это ещё не значит, что я не беспокоюсь за Пашу и его благополучие. Просто… просто я не королева драмы.

– Намекаешь, что я – королева? – Мила тоже криво усмехнулась. – Да, мы с тобой очень разные… – признала она. – Как небо и земля. Даже удивительно, почему Пашка именно тебя выбрал.

– И правда удивительно, – ехидно отозвалась Даша. – Ему же по определению не должен нравиться никто, кроме тебя!

Мила опомнилась.

– Прости. Что-то меня и правда заносит сегодня.

“Разве только сегодня?” – чуть было не вырвалось у Даши.

– Это, наверное, от усталости, недосыпа и смены климата, – продолжала Мила. – Надо ехать домой…

Помолчали.

– Я ведь… смогу ещё навещать его? – уточнила Мила наконец.

– Меня-то ты почему об этом спрашиваешь? Хочешь – приезжай, – Даша постаралась ответить как можно безразличнее.

– Мы из Тая манго привезли. Паше их можно? – робко, почти заискивающе спросила Мила напоследок.

– Надо уточнить у врачей. Но я думаю, можно.

=95

Основной наплыв посетителей наблюдался вечерами, днём в палате Павла было относительно спокойно.

Журналистов в больницу не пускали – по личной просьбе пациента, ему сейчас было не до интервью. Бесконечно мусолить тему нападения Павел не собирался, поскольку всё равно ничего толком не помнил, а глубокомысленно и пространно рассуждать на тему “есть ли у меня враги, и если есть – то кто они?” тем более не желал. Про букеты чёрных роз полиция попросила его пока не распространяться: есть ли связь между букетами и случившимся в переходе, нет ли – пока ничего не доказано, а СМИ способны были раздуть из этого такой триллер, что мало не покажется… К тому же, излишняя шумиха могла спугнуть анонимного злоумышленника.

Даша, как и накануне, осталась в больнице до вечера.

Когда Мила с мужем уехали домой, Павел заснул. Даша сходила в местный буфет, наскоро перекусила и снова вернулась в палату. Волноваться в принципе было не о чём, она и сама прекрасно видела, что за Павлом здесь отлично ухаживают, заботятся не только о его физическом состоянии, но и о душевном комфорте. И всё же… она не могла заставить себя уйти, словно боялась – стоит ей отъехать хоть ненадолго, с ним случится что-нибудь непоправимое.

Открыв глаза и увидев Дашу, которая тихонько сидела рядом с его кроватью на стуле и читала, Павел осторожно потянулся за бутылкой воды на тумбочке и нечаянно коснулся Дашиной руки. Она сразу встрепенулась, заволновалась:

– Что случилось? Голова болит?

– Всё хорошо, Даш, я отлично себя чувствую. Просто пить хочу.

Сделав пару глотков из бутылки, он перевёл взгляд на Дашу и сочувственно спросил:

– Устала? Может, тебе стоит поехать домой и отдохнуть?

– Да с чего мне уставать, – удивилась Даша.

– Ну да, как сиделка тут около меня с утра до ночи…

– Ах, так я тебе надоела! – шутливо возмутилась она. – Тогда, конечно, могу и уехать…

– Тш-ш-ш, – Павел с улыбкой приложил палец к губам и покачал головой. – Иди сюда, – он похлопал ладонью рядом с собой.

Она пересела к нему на кровать. Павел обхватил её одной рукой и жестом попросил, чтобы она наклонилась. Даша исполнила его просьбу.

– Поцелуй меня, – негромко сказал он. Даша прикоснулась к его сухим и горячим губам… и тут же захлебнулась этим поцелуем, не могла им напиться, словно провела несколько суток в пустыне без капли воды.

– Ну что с тобой, глупыш? – спросил он так ласково и тревожно, что глаза у неё заволокло слезами.

– Всё в порядке, – выдохнула она.

– У тебя всегда всё в порядке. Сильная, независимая, невозмутимая Даша, – пошутил он. Провёл указательным пальцем по её дрогнувшим губам, погладил их… – Точно всё хорошо?

– Угу, – сказала она, почти не соврав. Всё действительно было замечательно, но… осадок от встречи с Милой так и не проходил. Вроде и вела себя та почти безупречно – не придерёшься, а всё-таки в её присутствии Даша всё время подсознательно ждала подвоха. И даже сейчас – после того, как Мила ушла – глубоко в душе до сих пор саднило, точно с едва затянувшейся раны сорвали корочку. Слёзы стояли где-то близко-близко, Даша понимала, что одно неосторожное слово или действие – и она расплачется, чего ей ужасно не хотелось.

– Поезжай домой, – повторил Павел. – Ложись сегодня спать пораньше, ты устала. И вот ещё что… не надо из-за меня забивать на учёбу и работу, ладно? Я в полном порядке. Меня обещали выписать уже через неделю, я спокойно буду долечиваться дома… Не стоит так переживать.

Наверное, он был прав. Даша и сама понимала, что ей надо переключиться хоть ненадолго на что-нибудь другое. В конце концов, в универе на днях начиналась зимняя сессия, а в голове у Даши была абсолютная пустота. Она даже не помнила список экзаменов, которые её курсу предстояло сдавать. Хорошо, что все зачёты она проставила ещё до Нового года, успела – а потом возобновившийся роман с Павлом так закрутил её, что стало просто не до учёбы.

– И ещё кое-что… – он помолчал, словно собираясь с мыслями. – Тёма скоро уедет в Калининград, ему надо провести немного времени с семьёй. А затем он отправится в Америку, и… я останусь один. Ты… – он нервно сглотнул, – не хотела бы жить со мной?

– В смысле, в вашей с Артёмом съёмной квартире? – ошеломлённо уточнила она.

– Ну да. Конечно, если это слишком быстро, если ты не готова вот так сразу, то… можешь приезжать хотя бы на несколько дней в неделю. Просто я хотел бы, чтобы мы жили вместе, – закончил он.

Даша догадывалась, что это предложение символизирует не столько переход их отношений на новый уровень (хотя и это, конечно, тоже), сколько банальную потребность Павла в человеческом тепле. Он никогда не жил один и отчаянно нуждался хоть в ком-то рядом.

– Можно я подумаю? – серёзно спросила она. – Ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь, но… это всё-таки очень важное решение.

– Понимаю, – кивнул он. – Я не тороплю. Просто знай, что я этого хочу. Очень. И я, естественно, поговорю с твоими родителями… наверное, мне следует с ними наконец-то познакомиться? Если ты не возражаешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Спасибо, Паш… – одна предательская слеза всё же капнула из глаза, упав на руку Павлу. Он заметил, поднёс ладонь к лицу, задумчиво слизнул каплю, а затем искренне удивился:

– Ну надо же… солёная. Даш, ты плачешь настоящими человеческими слезами?!

– Да ну тебя, – она не выдержала и засмеялась. – Что ты из меня робота какого-то делаешь!

– Ты не робот. Ты очень сильная и храбрая девочка. Я так хотел бы тебя сейчас крепко-крепко обнять… жаль, что нельзя.

Сердце у неё буквально разрывалось от нежности, признательности и любви, но Даша взяла себя в руки и не стала рыдать. Только не здесь, не в больнице, не в его присутствии…

Вечером в палату дружной, шумной и весёлой толпой ввалились коллеги Калинина по театру, и только после этого Даша решилась наконец поехать домой – теперь Павел не должен был скучать.

– До завтра, – быстро шепнула она ему на ухо, Павел чмокнул её в щёку на прощание. Глаза его оживлённо блестели, он забрасывал коллег и друзей вопросами, улыбался, шутил и вообще выглядел невероятно окрылённым. Видно было, что он уже жутко соскучился по театру и его атмосфере. Милка была права: танцы – его жизнь, даже больше, чем жизнь.

Даша попрощалась с медсестрой на посту, забрала из гардероба свой пуховик и вышла на свежий воздух. Утром немного вьюжило, а днём ударил крепкий морозец – и сейчас, пока Даша шагала по тускловато подсвеченной цепочкой фонарей дорожке, протоптанной между кустами больничного парка, под ногами у неё уютно поскрипывал чистый свежий снег.

Вдруг показалось, что за спиной негромко окликнули её по имени. Удивившись, Даша обернулась.

И в ту же секунду кто-то дёрнул её за руку, бесцеремонно стаскивая с тропинки – вбок, в кусты, в непроглядную темноту.

=96

Сначала она онемела от ужаса, но уже через секунду, опомнившись, пронзительно завизжала. Точнее – попыталась завизжать. При первых же звуках, вырвавшихся из её горла, крепкая сильная ладонь зажала ей рот – так, что Даша чуть не задохнулась. Неизвестный напал на неё со спины, поэтому девушка даже не могла увидеть его лица. Однако она не собиралась так легко сдаваться и смиренной овечкой ждать, пока её волокут куда-то в кусты: изо всех сил, какие только у неё имелись, Даша с яростью впилась зубами в эту ненавистную ладонь, стараясь прокусить её как можно больнее, одновременно отчаянно брыкаясь, лягаясь и извиваясь. Она понятия не имела, что с ней собираются сделать (убить, изнасиловать, ограбить?) и насколько опасным может быть сопротивление, мало ли – а вдруг у напавшего на неё урода есть оружие. Но инстинкт самосохранения подсказывал Даше только одно: ни в коем случае не проигрывать, не уступать с самого начала – это был единственный шанс спастись. Сбить злоумышленника с толку, спугнуть его, любым путём помешать осуществить задуманное… Потом могло быть уже поздно.

Неизвестный глухо застонал и со свистом выругался сквозь зубы:

– С-с-сучка…

Однако руку от её рта не убрал, и Даша ощутила во рту солоноватый вкус крови. Чужой крови… Её передёрнуло, к горлу подкатил комок тошноты, и она забилась в этой железной хватке с удвоенным упорством и отчаянием.

– Да тише ты, дура! – со злостью выдохнул незнакомец прямо ей в ухо. – Я тебе ничего плохого не сделаю, клянусь… Я хочу просто с тобой поговорить.

Даша притихла для вида, на самом деле ни на секундочку ему не поверив, но, стоило ему ослабить хватку, тут же извернулась и бешено пнула обидчика коленом куда-то в область паха.

– У-у-уй!.. – взвыл тот, сгибаясь пополам. – Да что ж ты трудная-то такая, а?! Идиотка…

Даша уже примеривалась, куда бы половчее засадить ему ещё один удар напоследок, а потом бежать отсюда со всех ног, до больницы рукой подать – там её спасение, но… в этот момент тот, кто напал на неё, поднял голову, и в тусклом свете фонарей стало возможным различить знакомое, хоть и порядком перекошенное от боли, лицо.

– Вы?.. – пролепетала Даша потрясённо.

На неё смотрел премьер Театра балета Марсель Таиров собственной персоной.

=97

Даша была знакома с Таировым, но скорее шапочно. Они дежурно здоровались в театре при встрече, но на этом всё. Она была в курсе, что Павел и Марсель, мягко говоря, недолюбливают друг друга, и прекрасно знала причины этой стойкой антипатии. Павел также поделился с ней своими подозрениями относительно чёрных букетов, но Даша не думала, что это дело рук Марселя. И всё-таки премьер внушал ей смутный страх. Было в нём что-то… дикое, звериное, необузданное.

– Ты совсем больнушечка, да?! – яростно прошипел тем временем Таиров, с трудом пытаясь разогнуться. – Чуть не покалечила… Ещё и кусаешься, ненормальная!

– А вы нормальный?! – возмутилась Даша, вмиг позабыв о своём страхе. – Выскакиваете из темноты и накидываетесь, тащите куда-то за собой, ещё и рот зажимаете… Что мне оставалось делать? Я решила, что это какой-нибудь маньяк.

– Ага, это хобби у меня такое – в свободные от спектаклей вечера подстерегаю невинных жертв, расчленяю и съедаю, – Таиров поднял прокушенную ладонь ближе к лицу, осмотрел в свете фонаря, покачал головой. – Хотя это скорее ты бы меня съела. Руку вон чуть не до кости прокусила, пиранья…

– Очень смешно, – Даша поёжилась. – И вообще, это была всего лишь самозащита. То, что я вас укусила…

– И возможно, лишила потомства, – проворчал Таиров.

– …Не отменяет странности вашего собственного поведения, – докончила она. – Что вам от меня надо?

– Сказал же: поговорить хочу. Это важно.

– А нормально подойти и объяснить – не судьба? Зачем подкрадываться в потёмках и пугать до полусмерти?

– Просто не хотел, чтобы меня кто-нибудь увидел и узнал, – нехотя пояснил он. – Я же знаю, что все… все наши сейчас у Калинина, – добавил он. – Не собирался попадаться никому из них на глаза.

– Хорошо, – яснее от этого путаного объяснения не стало, но Даша решила поторопить его. – Хотели поговорить – давайте, говорите. У меня не слишком много времени, я очень устала и спешу домой.

– Ну не здесь же, – Таиров выразительно осмотрелся по сторонам. – Или тебя привлекает эта романтика? Ночь, улица, фонарь, аптека…* – торжественно продекламировал он.

– А где? – Даша категорически не была сейчас настроена на лирику, всё ещё сердясь на Таирова за то, что чуть не довёл её до инфаркта.

– Ну… можем посидеть у меня в машине, я чуть поодаль от главного входа припарковался.

– Ещё чего! – возмутилась она от такого предложения. – Не сяду я с вами в одну машину… без свидетелей.

– Фу-ты ну-ты. Всё-таки боишься расчленёнки? Ну давай зайдём в кафе, рядом есть какое-то, я видел вывеску. Там народ, свидетели, – интонационно выделил он это слово. – Ничего с тобой не случится, обещаю.

– А чего это вы мне тыкаете? – рассердилась вдруг Даша. – Мы с вами вообще… едва знакомы.

– Ну извини, больше не буду, раз тебя это коробит. Кстати, тебе сколько лет, восемнадцать?

– Девятнадцать.

– А, ну это, конечно, сразу меняет дело… А мне, понимаешь, уже под тридцатник. Я старый солдат и не знаю слов любви…**

– Больно надо, – фыркнула Даша.

– Ну так что? В кафе пойдём… те? – выразительно исправился он.

– Хорошо, – будучи не совсем уверенной в том, что поступает правильно, согласилась Даша. – Только ненадолго.

___________________________

* “Ночь, улица, фонарь, аптека…” – стихотворение Александра Блока, написанное в 1912 году в жанре философской лирики и показывающее жизнь человека как движение по замкнутому кругу.

** “Я старый солдат и не знаю слов любви…” – цитата из фильма “Здравствуйте, я ваша тётя!” (1975).

=98

Кафе, о котором упомянул Таиров, на поверку оказалось обычной пельменной. Обстановка внутри выглядела непритязательно: простые деревянные столы, металлическая посуда, теснота, шум… Но, несмотря на изрядную долю суеты и бестолковщины, здесь всё-таки было уютно, тепло и даже неожиданно празднично благодаря электрическим гирляндам в виде сетки на каждом окне. А уж запахи стояли такие, что Даша почувствовала, как её рот непроизвольно наполняется голодной слюной.

– Пойдём вон туда, пока место не заняли, – Таиров кивнул в сторону единственного свободного столика в углу и, не дожидаясь ответа, взял Дашу за руку и быстро повёл за собой, лавируя между столами, стульями, официантами и гостями. Она совсем растерялась и смутилась, когда его ладонь бесцеремонно сжала её пальцы, словно это было нечто само собой разумеющееся. Когда они оказались возле нужного им стола, Таиров спокойно и невозмутимо выпустил Дашину руку и отодвинул для неё стул, приглашая присаживаться.

Даша расстегнула молнию на своём пуховике – ей моментально стало душно – и заозиралась в поисках вешалки или хотя бы какого-нибудь крючка для верхней одежды.

– Ни гардероба, ни вай-фая, ни парковки, ни доставки… ещё и вот, смотри! – Таиров выразительно кивнул в сторону объявления на стене, гласившего, что банковские карты не принимаются. – Дивное местечко. Прямо как в старые добрые советские времена… Ну ладно, в девяностые! Не находишь?

– Не нахожу, – отозвалась она без тени иронии, пристраивая пуховик на спинку стула. – Я родилась уже в конце девяностых и ничего из того времени не помню, естественно.

– Бедняга, многое потеряла… то есть, потеряли, – пожалел её Таиров то ли в шутку, то ли всерьёз. Он постоянно сбивался с “ты” на “вы” и наоборот, и Дашу страшно нервировало его поведение, потому что она никак не могла понять, когда он искренен, а когда валяет дурака.

Возле столика материализовалась взмыленная как лошадь официантка и довольно нервно спросила, определились ли они уже с заказом.

– Как мы могли определиться, дорогая, если вы нам даже меню не принесли? – резонно осведомился Таиров, на что официантка заявила, что индивидуальных книжечек меню у них нет, а с ассортиментом можно ознакомиться при входе: там прямо на дверь пришпилен листок с перечнем блюд и напитков.

“Сервис тоже дивный…” – подумала Даша, усмехнувшись про себя, а вслух сказала:

– Я не буду есть, спасибо. Я бы выпила чего-нибудь горячего… чаю, например.

– Как это не будешь? – запротестовал Таиров. – Нет, так не пойдёт. Я же вижу, что у тебя… у вас глаза голодные.

Час от часу не легче! Впрочем, он был прав – Даша действительно хотела есть, просто боялась, что в присутствии этого странного типа у неё кусок встанет поперёк горла.

В конце концов, потолковав с официанткой по душам, Таиров попросил принести им с Дашей пельмени в грибном бульоне. Официантка испарилась, чтобы передать заказ на кухню, оставив их наедине – ну, если можно было назвать уединением переполненный посетителями зал.

Таиров тоже снял верхнюю одежду, оставшись в свитере, и тут же, оправдавшись тем, что ему жарко, закатал рукава до локтей. Даша невольно покосилась на его мускулистые предплечья, покрытые татуировками – любопытно было бы рассмотреть, что именно там набито, но пялиться в открытую было неудобно. И вообще, для чего она сюда пришла – глазеть на таировские тату?!

– Давайте ближе к делу, – попросила она.

– Давай… то есть давайте, – подхватил Таиров, снова забывшись.

– Ладно уж, не надо мучиться, можете говорить мне “ты”, – смилостивилась она.

– Тогда ты тоже прекращай выкать. Зови меня просто Марс, если хочешь.

Марс. Просто Марс. С ума сойти! Она никогда не сможет назвать его так, ни за что в жизни не решится…

– Итак, – поторопила Даша, – к чему вся эта конспирация и о чём ты хотел со мной поговорить?

Таиров посерьёзнел.

– Во-первых, о Калинине. Как он?

– Жить будет. Танцевать тоже… и, надеюсь, уже очень скоро. Ты разочарован?

На лицо премьера набежала тень.

– Ты тоже считаешь, что нападение – моих рук дело?! Между прочим, у меня алиби на тот вечер. Я был не один, при желании это можно легко проверить.

– Ну, едва ли ты стал бы осуществлять расправу лично, – Даша пожала плечами. – Гораздо проще и безопаснее найти кого-нибудь, кто выполнил бы для тебя эту работу…

– Думай, что говоришь! – психанул он, моментально ощетиниваясь. – Я, конечно, не сгораю от любви к Калинину, но не стал бы действовать вот так подло, исподтишка… да ещё и чужими руками. Я бы лучше лично ему пару раз по роже съездил – и будет с него.

– За что же по роже? – кротко осведомилась Даша. – Что Пашка тебе сделал-то? Роли в театре не он распределяет.

– Спартак должен был мне достаться, – с отчаянием произнёс Таиров. – Я столько лет об этой роли мечтал!

– Так он тебе в итоге и достался. Поздравляю, – холодно произнесла Даша.

– Да мать твою… что ж ты не поймёшь-то никак?! Я не хотел, чтобы мне это так доставалось! – с жаром воскликнул он. – Если уж конкуренция, то честная, лицом к лицу… а не вот это вот всё. Ненавижу интриги, подставы, подковёрные игры… не-на-ви-жу!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Что ж, – безжалостно произнесла Даша, глядя ему прямо в глаза, – раз ты такой альтруист – откажись от роли. Ну? Давай же, пойди прямо завтра к худруку и скажи, что чувствуешь себя не вправе брать чужое.

Он полыхнул в её сторону бешеным взглядом – так яростно, что Даша невольно поёжилась. Впрочем, почти сразу же остыл – вернее, как-то сник, потух, словно внутри резко выкрутили лампочку.

– Ты не представляешь, что сейчас в театре творится, – сказал он негромко, уставившись на деревянную поверхность стола и барабаня по ней пальцами. – Я там теперь просто персона нон-грата. Не знаю, кто отделал Пашку, но… всё обставлено так, что я становлюсь самым вероятным подозреваемым. Практически единственным, у кого реально был мотив! Тем более, буквально за несколько часов до происшествия мы с ним сцепились у всех на глазах, полтеатра видело, нас еле разняли… Так что я – прямо-таки идеальная кандидатура на роль преступника.

Даша промолчала.

– Когда объявили, что Спартака теперь я буду репетировать, – продолжил Таиров, – мне все наши ребята и девчонки бойкот объявили. Серьёзно! Глядят волком, не здороваются, шепчутся за спиной. Понимаешь, они все – все до единого! – поверили, что это я сделал. Вот что самое дерьмовое, именно это, а не истерия и враньё в СМИ, не тонны помоев, которые выливают на меня Пашкины фанаты в интернете! – произнёс он с горечью. – Теперь ты понимаешь, почему я не могу в больнице показаться, пока там наши? Я же в их глазах нынче – самый главный злодей всех времён и народов. Решат ещё, что я Калинина добивать пришёл…

– Пашка так не считает, – наконец подала голос Даша. – Мы разговаривали с ним об этом. Да, у него были подозрения относительно тебя в самом начале… когда ему стали приносить букеты чёрных роз. Но он сказал, что нападать и избивать в подземном переходе, да ещё и чужими руками – вообще не в твоём стиле, ты бы действительно скорее прямо в театре с ним разобрался.

– Конечно, не в моём стиле… Что я – больной, что ли?! Да, кстати – цветы, – вспомнил Таиров. – У него есть какие-нибудь предположения, кто за этим стоит?

Даша покачала головой.

– Пока ничего конкретного.

– А я, кажется, знаю, чей это почерк. Во всяком случае, догадываюсь… – медленно, точно сомневаясь, стоит ли посвящать Дашу в такие подробности, выговорил он.

Даша расширила глаза и чуть подалась вперёд, вся обратившись в слух.

– Кто же?

Таиров ещё несколько мгновений колебался, испытывающе вглядываясь в её лицо, а потом всё-таки с отвращением выговорил:

– Миллер.