Текст книги "Любовь на грани смерти (СИ)"
Автор книги: Юлия Гойгель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)
Глава 48. Дорога в ад
Но меня снова приводят в сознание. Заставляют встать, умыться, начать есть. Я узнаю, что после взрыва прошло восемь дней. Меня объявили без вести пропавшей. Тех, кто стоял близко к взорвавшейся машине, буквально разнесло на куски. Произошёл сильный пожар.
Конечно, всё, что осталось от погибших, собрали и назначили экспертизы. Но для их проведения нужно не менее месяца. Лишь тогда смогут дать точный ответ: кто именно погиб при взрыве. Если смогут.
За это время дядя Дима и Халилов планируют вывезти меня из страны. Я слишком много знаю, чтобы оставаться в живых. Но просто убить меня не решаются. Не позволяет жадность. Тот, кто всё это время пытался лишить меня жизни, неожиданно предлагает за моё живое и невредимое тело большие деньги. В случае отказа угрожают расправой уже над дядей Димой и Халиловым. Последний расправы не боится. Ведь за ним местный криминал. Но очень хочет лёгких денег. Все прекрасно понимают, что мой путь в одну из стран Центральной Азии имеет билет лишь в один конец.
И от ненужного свидетеля чужими руками избавят, и денег дадут. Халилов гадко смеётся, глядя на меня:
– Поедешь на Восток. Там тебя быстро научат не лезть не в свое дело. Будешь только рот раскрывать и ноги раздвигать.
Больше, по его мнению, живой меня везти незачем.
– Сказано не портить тебя ни здесь, ни по дороге, – добавляет он в последний день перед отъездом. – Может, ты какому местному князьку приглянулась? Там любят таких белокожих. Только, где они тебя присмотреть успели?
Дядя Дима, который намного умнее Халилова, рассуждает иначе. Так как, кто-то пытался меня убить, но передумал после смерти Леона, говорит о том, что убить меня хотели именно из-за него.
– Кровная месть, – уверенно произносит мой крёстный отец. – Они там помешаны на ней. Несладко тебе придётся, Лиза. Не сладко.
– Так убейте меня здесь, – предлагаю я. – Пожалейте крестницу.
– Ты мне все планы на спокойную и безбедную старость испортила, – неожиданно рявкает мужчина. Машет рукой в сторону Халилова. – Теперь с этим утырком нужно тебя везти и о новом бизнесе договариваться.
– О каком бизнесе? – не сразу понимаю я.
– Афганистан известен поставками запрещённых веществ, – просвещает меня Халилов. – Предложили обсудить совместный проект. Хорошие деньги светят. Может, что и выгорит.
По дороге я понимаю, что дядя Дима решился ехать не столько ради будущего бизнеса, как ради того, чтобы собственными глазами убедиться, что я точно не вернусь назад. В отличии от воодушевлённого Халилова, мужчина едет с плохим настроением.
Нет, не переживает за меня. Боится за себя. Понимает, что тот, кто месяц пытался убить меня в моей собственной стране, имеет большие деньги и такую же безграничную, в прямом смысле слова, власть.
Я тоже боюсь. Только не за собственную жизнь. Никакого особого смысла в ней никогда не было. После гибели Леона не стало и подавно. Он провёл меня через ад, чтобы показать рай.
Можно ли надеяться, что мы встретимся после смерти? Крещённые в разных церквях, верящие в разных богов.
Я не просто надеюсь, я верю! Тогда мне не так страшно. Показав боль, не бояться её Леон меня так и не научил. Я не боюсь смерти, но я боюсь боли, унижений и страданий. Я влюбилась в него на грани смерти. Очень надеюсь, что смерть будет ко мне милостива. На грани любви.
Наверное, так судьбой было задумано. Умереть там, где родился Леон и где погиб мой отец. Двое мужчин, которые, я тоже верю, могли меня любить.
Но так и не успели.
С нами едет ещё одна машина. В первой я, дядя Дима и двое охранников. Все трое мужчин – водители, поэтому мы останавливаемся лишь на короткое время. Во второй машине – Халилов и ещё двое охранников. Или коллег. Я точно не знаю. Всё, что успеваю понять, что мужчины из того же криминального контингента. Скорее всего, будут помогать Халилову заключать сделку.
Несколько раз, на остановках, охранники дёргают меня за одежду, желая развлечься. По жадно бегающим глазам Халилова я понимаю, что он тоже не прочь. С каждым километром всё больше волнуется. Одежда на мне самая обычная: джинсы, кроссовки, кофточка и пальто. Когда пересекаем границу Афганистана, пальто приходится снять. В середине октября погода здесь летняя, почти двадцать градусов тепла.
На очередной остановке дядя Дима уходит, чтобы купить мне платок. Решил, что так мы будем меньше привлекать к себе внимание.
Во время пути несколько раз меняется место моего конечного прибытия. Перед границей речь идёт о Джелалабаде. Этот город мне заочно знаком. Именно он являлся последним местом службы моего отца.
Сейчас мы едем по узким и крутым горным дорогам. Все мои попутчики сильно напряжены. Подобная езда требует определённых навыков, которых у нашего водителя нет. Иногда нас на этой тропе смерти умудряются обогнать другие водители. Никаких правил дорожного движения здесь тоже нет. Несколько раз мы почти догоняем американские военные колонны. Они везут топливо своим военным базам. Их часто сопровождает полиция. Впереди и позади такой колонны должно быть свободное место. Как объясняет дядя Дима, для того, чтобы мятежники не могли близко подъехать к колонне и взорвать её. Периодически, если кто-то нарушает требуемую дистанцию, американцы могут стрелять по чужим машинам, опасаясь, что там сидят террористы.
А о том, что террористы часто нападают на подобные колонны, свидетельствуют остовы сгоревших бензовозов по обочинам дорог.
Позже я узнаю, что джелалабадская трасса считается самой опасной в стране. Здесь легко погибнуть под обстрелом, как американцев, полиции, так и самих мятежников. Никто ничего не спросит, прошьют автоматной очередью и не задумаются, как звали.
Неожиданно водитель получает очередное изменение маршрута. Тоже афганский город Мазари-Шариф. Настроение дяди Димы и Халилова заметно улучшается.
– Я же говорил, что в бордель тебя хотят купить, – едва не хлопает в ладоши последний. – Этот город известен своими подпольными публичными домами во всём Афганистане.
– Так, может, и мы по разу, – снова начинают клянчить остальные мужчины. – Завтра же к ней целая очередь выстроится. Мы так, для разминки, чтобы у неё в первый рабочий день мозоли от непривычки не натёрлись.
– Ладно, – сдаётся Халилов. – Как станем на отдых, попробуем. Я первый и два раза.
Всё, что мне остаётся – это молиться о том, чтобы до отдыха мы всё же упали в одно из многочисленных ущелий.
Когда появляется развилка, уходящая в сторону гор, за нами показываются две очередные полицейские машины. Делают знак остановиться. Игнорировать приказ наш водитель не может и послушно жмёт на тормоз, съезжая в развилку. Ему показывают, что нужно проехать дальше. Мол, мешаем основному движению.
Проезжаем буквально за следующий поворот и впереди оказываются ещё две полицейские машины. Позади них стоит новый дорогой джип без номеров. Наш водитель снова жмёт на тормоз.
– Что за херня, – начинает нервничать Халилов. – Дима, ты же хоть что-то спросить у них можешь?
Полицейские в чёрной форме, с автоматами, пальцы замерли на спусковых курках. Показывают, что всем нужно выйти. Послушно выходим. Успеваю заметить, что из нашей второй машины тоже все выходят.
На меня афганские мужчины стараются не смотреть. На мне платок, но лицо открыто. Неожиданно водитель нашей машины хватает меня за плечо и выставляет перед собой, словно щит. Выхватив пистолет, тычет мне в грудь. Полицейские целятся в него из поднятых автоматов. Со стороны джипа раздаётся резкий окрик. Я, как и прикрывшейся мной охранник, инстинктивно смотрим на кричащего мужчину.
Он не полицейский. Одет в белую рубаху, доходящую почти до колена и белые широкие брюки, чёрную безрукавку. На голове намотан белый тюрбан со свисающим на одно плечо свободным краем. Мужчина высок и строен. Без видимого оружия в руках. Идёт прямо к нам уверенным размашистым шагом.
Мой взгляд задерживается на чёрной бороде, уже отросшей, но гораздо более короткой, чем у других. И, чем ближе он к нам подходит, тем больше я вижу в нём знакомых чёрт.
В одной из своих прошлых жизней я его знала. Любила. И звала – Леоном.
Теперь у него другое имя – Хайдар. Горный лев этой дикой страны. И совершенно чужой для меня человек.
Расстояние между нами становится всё короче, а пистолет вжимается в моё сердце всё сильнее.
– Стоять. Ни шага, – кричит охранник за моей спиной.
Но лев продолжает идти своей уверенной и неслышной походкой. Я зажмуриваюсь, ожидая услышать выстрел в собственное сердце. Или я его услышать уже не успею?
Глава 49. Совсем не сказка
Гадаю недолго. Слышу. Но не выстрел, а непонятное бульканье.
В этом месте, рядом с Джелалабадом, почти стопроцентная влажность. Моя кофточка вся промокла от пота. Но с каждой секундой она намокает всё сильнее, а чужие руки больше не давят мне на плечи. Зато другие, когда-то знакомые, обнимают и прижимают к себе:
– Всё хорошо, моя девочка. Теперь всё будет хорошо. Только глаз не открывай. Сейчас вернёмся к машине, и я тебя переодену.
Сколько раз он мне обещал, но так и не сдержал своих обещаний.
Открываю глаза и смотрю на свою светлую кофточку, залитую чужой, ещё тёплой кровью. Оборачиваюсь. Уже мёртвый охранник с перерезанным горлом лежит на краю дороги. Убивший его мужчина, тоже в форме полицейского, вытирает окровавленный нож прямо об одежду своей жертвы. Поднимает голову, смотрит на меня.
– Зачем ты обернулась, Лиза?
– Соляным столбом захотела стать, – честно признаюсь ему.
Его я тоже когда-то знала. Стас. Свободный и гордый орёл. Не Горыныч. Сказки закончились. Здесь его имя – Сарбаз.
Почти не помню, как доходим до белого внедорожника. Все стёкла, кроме лобового – тонированные. Но перед машиной никого нет.
– Я взял тебе одежду переодеться, – нарушает тишину Хайдар. – Так и думал, что успеешь испачкаться.
Снимает с меня кофточку и джинсы, выбрасывает на обочину дороги. Помогает надеть салатовые свободные брюки и такого же цвета, тонкую, собранную на талии рубашку без рукавов. Затем ещё одну, такого же оттенка, но более прямую и свободную, с длинным рукавом. Набрасывает на голову лёгкий, но широкий тонкий шарф.
– Удобно, Лиза? Позже купим всё, что тебе понравится.
– Да, удобно. Спасибо.
– Может, пить хочешь? Или покушать? – мужчина берёт мои ладони в свои руки и заглядывает в лицо, пытаясь поймать мой взгляд. – Тебя кормили?
– Да. Можно воды? У нас в машине, в основном, была только газировка. Я не могла ей напиться.
Он открывает бутылку питьевой воды и придерживает, помогая пить.
– Я понимаю, что ты сильно испугалась, Лиз. Всё пройдёт. Отдохнёшь, успокоишься и тебе станет легче, – вновь обещает мужчина, осторожно прижимая меня к себе. – Моя девочка. Я снова тебя не сберёг, не поверил, не услышал. Иди ко мне. Я всё время буду держать тебя на руках. Сколько захочешь.
Перетягивает к себе на колени и прижимает меня к своему телу. Наверное, от пережитых потрясений, высокой влажности и того, что последние ночи я не спала из-за страха, меня начинает сильно клонить в сон. Я не пытаюсь выбраться из его объятий и покорно прижимаюсь головой к его груди.
Он ещё долго шепчет мне какие-то нежности, но я почти не вслушиваюсь в их смысл. Не верю его словам и обещаниям. Как он сам не понимает, что эта страна всегда будет стоять между нами!
– Хайдар, всех упаковали, – докладывает Стас, вернее Сарбаз, приоткрыв дверцу машины. – Но дядя Дима сбежал. Улизнул, пока все глазели на этого идиота, который прикрылся Лизой.
– Пусть побегает. Перед смертью, – не повышает голоса и не выказывает раздражения Хайдар. – А мы поохотимся. Берите след!
Я ненадолго задремала. Джип в сопровождение уже двух других машин охраны всё ещё петлял по горам. Остановился в небольшой деревушке. Я почти её не рассмотрела. В памяти остались лишь невысокие глинобитные домики, жмущиеся к скалам и выжженное солнцем плато.
В один из таких домиков мы вошли. Горит очаг, пол застелен циновками. Грубый стол, окруженный старыми скамейками. Несколько вооруженных людей с черными бородами и закрытыми лицами.
Халилова, уже изрядно потрёпанного, бросили к ногам сидящего за столом человека. Он был значительно старше остальных, где-то в районе шестидесяти. В белых штанах и рубахе, с тюрбаном на голове. Мужчина метал нож в косяк двери, в которую мы только что вошли. Обратно его ему подносил мальчишка-подросток.
– Подойди, – я не сразу поняла, что мужчина обращается ко мне. Не ожидала услышать русскую речь, хотя и с сильным акцентом.
Мужчина стянул с меня шарф, рассматривая. Что было в его взгляде, я так и не смогла понять. Хайдар наклонил мою голову, заставляя смотреть в пол.
– С тобой хорошо обращались? – спросил мужчина.
– Да.
– Берегли для вас, – проблеял Халилов.
Мужчина удовлетворенно кивнул.
– Никто не должен прикасаться к нашим женщинам. И смотреть на них.
– Никто не трогал, – испуганно добавил Халилов. – Это подарок. Для вас. Наше уважение. Мы приехали сами, чтобы все обсудить.
– Моему сыну нужна была только эта женщина, – поморщился незнакомец. – Не знаю, зачем, но представлю его вам. Мой старший сын Хайдар. Лев, так говориться в его имени. Сбежал от меня, захотел другой жизни. Само небо вернуло его назад. Воистину, пути Аллаха неисповедимы.
Я посмотрела в глаза Леона, пустые и усталые. О чем говорит этот страшный человек, зовущий себя его отцом? Почему он к нему вернулся? Поймав мой взгляд, Хайдар пояснил:
– Шир-Диль, мой отец. Лиза, если он тебя о чём-то спросит, всегда отвечай ему. Но первой не заговаривай и не смотри. Ни на кого не смотри, кроме других женщин.
Дверь с грохотом отворилась. Другие мужчины бросили на пол двоих человек. Те были сильно избиты и все в крови. Я узнала своих бывших надзирателей, которые находились со мной в квартире дяди Димы и ехали с нами в одной машине.
На ломаном русском подчиненные Шир-Диля сообщили:
– Они признались, что видели девушку раздетой.
Я почувствовала, как напряглось тело стоящего рядом со мной мужчины. Он крепче прижал меня к себе.
– Хайдар, пусть она расскажет все. Это серьезное заявление, – распорядился его отец.
– Расскажи, расскажи все – повторил Хайдар. – Не бойся, тебе никто ничего не сделает. Чтобы не произошло, я не оставлю тебя.
Я заметила, как вспыхнули глаза Шир-Диля, но и рука Стаса, стоящего рядом с нами крепче сжала автомат. Я рассказала, что мужчины видели меня обнажённой, пока я мылась. Несколько раз срывали с меня одежду, чтобы развлечься. Но не трогали. Такого приказа им не давали.
– Они видели её обнаженной, – повторил Шир-Диль. – Этот позор должен быть смыт. Хайдар, ты знаешь, что делать.
Сарбаз усадил меня куда-то в угол, рядом с очагом.
– Не смотри. Зажми уши и не смотри. Ты сильная, ты выдержишь.
Не смотреть мне было еще страшнее. Отец протянул сыну нож и тот наклонился над моими надзирателями. Я поняла, что он должен сделать. Выколоть им глаза. Шир-Диль неожиданно посмотрел на меня. И я не стала зажимать уши и закрывать глаза, как советовал Сарбаз. Я смогу, я выдержу.
Мужчина первым отвел взгляд. Но я все еще смотрела на него. Видела, как трепещут крылья его узкого носа, почувствовав запах свежей крови, как он наслаждается нечеловеческими криками жертв. И Хайдар – часть этого страшного человека, его плоть и кровь.
Обезображенных, кричащих мужчин потащили на улицу.
– Умой руки, – сказал отец сыну, затем посмотрел на меня. – Помоги ему.
Еле держась на подкашивающихся ногах, я зачерпнула железной кружкой ледяной воды из ведра, поливая на руки Хайдара.
– Наше сотрудничество закончилось, – проговорил Шир-Диль, обращаясь к Халилову. – Но мой сын хочет лично аннулировать контракт. В другом месте. Поэтому пока можешь оценить моё гостеприимство.
– Позже аннулирую, – подтвердил сын. – Теперь я хочу позаботиться о Лизе.
– Отвези и оставь её с женщинами, – распорядился отец.
– Не теперь. Пока она не освоиться, будет рядом со мной. Я все сказал, папа!
Я заметила, как сверкнули глаза у обоих. Но отец больше ничего не произнёс, и мы вернулись в машину.
– Можешь подремать, если хочешь, – предложил Хайдар. – Нам ехать около ста километров. Когда подъедем к городу, я тебя разбужу. Приляг, Лиза, давай я тебя укрою.
– Леон, мне так страшно, – призналась я, сбрасывая обувь и прижимаясь к его телу.
Он посадил меня к себе на колени, удобно устраивая в своих руках.
– Ты боишься меня, – тихо произнес он. – Я понимаю. Это нормально.
– Ты вернулся, из-за меня. Что теперь будет?
– Мы не сможем уйти. Второй раз отец не простит. Все его остальные сыновья мертвы. Я нужен ему, как никогда. Он не причинит тебе вреда. Лиза….
– Влад и твоя мама. Это правда?
– Да, они погибли. Я почти не пострадал при взрыве и перестрелках. Бросился искать тебя. Завязалась драка. Когда она закончилась, то тебя уже нигде не было. Стас был более серьёзно ранен и ему срочно требовалась медицинская помощь. Затем меня ударили со спины. Фактически пришёл в себя уже здесь. В доме отца. Это он два раза присылал к тебе убийц. Первый раз хотел испугать, думал, что я обращусь к нему за помощью. Второй раз решил тебя убить, увидев, что я стал много уделять тебе внимания. Он давно хотел, чтобы я к нему вернулся. А ты стала дополнительным фактором, который препятствовал его желанию.
Я разрыдалась, уткнувшись в его грудь, громко и некрасиво, вцепившись пальцами в мягкую ткань его одежды. Я что-то говорила ему, сквозь рыдания и всхлипы, а он осторожно гладил меня по волосам.
– Мне не выжить здесь, Леон. Я это знаю, знаю…
Глава 50. Рабыня
Он хмурится, но голос по-прежнему ласков и нежен:
– Постарайся так меня больше не называть. Отца это будет ещё сильнее злить. Я сказал ему, что без тебя мне ничего не нужно. Хочет, чтобы я оставался рядом с ним, значит ты тоже должна быть со мной рядом. Лиза, мы не сможем покинуть страну без помощи отца. У него здесь очень много власти. Я, конечно, попробую что-нибудь придумать, но мне нужно время.
Мужчина говорит негромко. Его голос непривычно тягуч, словно он пытается меня усыпить. Часто целует меня в лицо и волосы, шепчет нежности. А за окном машины тусклая и унылая, выжженная солнцем, безжизненная земля. Редкие метёлки сухих трав, скелеты безликих кустов да верблюжьи колючки. Я никогда их не видела, но узнать нетрудно.
Иногда нам попадаются то по одному, то небольшими кучками хилые глинобитные дома. А по бокам дороги остовы сгоревших машин, как призраки не только прошлого, но и будущего.
Нет, не будет мне счастья в этой чужой воющей стране. Впереди вздымаются острые гряды невероятно высоких гор. Как ворота в логового настоящих Горынычей. Только не сказочно всё здесь, совсем не сказочно…
Постепенно мы словно спускаемся в низину, появляются островки живой зелени, вдали виднеется голубая лента реки. Но моё настроение при виде этих признаков жизни не улучшается, а дурное предчувствие не уходит.
Заметив мой интерес, Хайдар начинает рассказывать про Джелалабад. Город является столицей области Нангархар и в отличии от всех других крупных городов страны, лежит в настоящем горном оазисе. Климат здесь субтропический, поэтому в городе растёт много фруктовых деревьев, начиная от пальм с бананами, заканчивая лимонами, апельсинами и мандариновыми деревьями. Также распространены абрикосы, персики, вишни, гранаты.
Город не очень большой и почти полностью торговый. Над центральным «Хинду-базаром» натянуты одеяла и тенты, но торговля идёт почти по всем улицам. Позже я отмечу вполне сносную чистоту, сравнив, например, с самой столицей.
Пока проезжаем по одной из улиц, Хайдар поясняет, что базар – это не только рынок в понятном нам смысле слова, но и «бизнес-центр». Здесь заключаются крупные сделки и собираются джирги – встречи авторитетных пуштунских старейшин, которые решают разные вопросы, начиная от наследственных споров и заканчивая другими деловыми распрями. Шир-Диль, отец Хайдара, также присутствует на подобных собраниях.
Я сильно удивилась, узнав, что город является столицей афганского крикета, где часто проводятся соревнования. В городе ежегодно проводится фестиваль поэзии под названием «Цветок апельсина» в конце марта-начале апреля, когда начинают цвести апельсиновые деревья и город наполняется их ароматом. А ещё в Джелалабаде находится Нангархарский университет. Это второй по величине университет страны. Когда это был медицинский колледж. Сейчас там более тринадцати факультетов.
Машина покидает пределы города и двигается дальше.
– Я подумала, что дом твоего отца находится в городе? – удивляюсь я.
Мужчина отрицательно качает головой. И рассказывает мне о том, что большие деньги в этом месте, как правило, зарабатывают не на оливках, которых здесь целые плантации и не на мандаринах. Как и везде, здесь процветает коррупция, торговля запрещёнными веществами и всё то, о чём мне лучше не знать.
Именно поэтому, за городом вырастают шикарные виллы. Вдали от столицы Афганистана – Кабула, где размещена центральная власть, вопросы о происхождении состояния задают редко. Многие из хозяев подобных вилл имеют не одну машину без номерных знаков и настоящую собственную армию. Совсем не на сотню человек.
Именно в ворота такой роскошной виллы въезжает наш внедорожник без номеров. Территория огромного двора носит заметные следы дизайнерского оформления. Здесь есть шатры, беседки, увитые цветами, красивые кусты и деревья и даже небольшой фонтан.
Когда идём по дому, мужчина сообщает мне о том, что в настоящий момент у его отца три жены: Фариза, Ясамин и Лейла. Куда уж без Лейлы. По словам Хайдара, Лейла является младшей женой и моей ровесницей. На ней Шир-Диль женился лет восемь назад, после смерти одной из своих жён. При родах. Когда начались схватки, мужчина был далеко от дома. Пока решили кто будет сопровождать женщину в больницу (в семье Шир-Диля женщина не может покидать пределы дома без мужчины-опекуна), у бедняжки открылось кровотечение и в больнице ничего сделать уже не смогли. Ребёнка тоже спасти не удалось. До этого, по разным причинам, у отца Хайдара умерли ещё две жены. Сбежавшую мать старшего сына он тоже причисляет к мёртвым. То есть, умерших уже четыре.
«Как удобно, сменил старых на молодых. А я ещё Леона Синей Бородой обзывала. Есть в кого», – думаю я про себя.
Всех своих сестёр Леон не знает не то, что по именам, но и в точном количестве. Их что-то около пятнадцати. А братьев было восемь. Четыре погибли, двум ещё три года не исполнилось. И двум что-то около шести и семи. Как я позже узнаю, один из самых младших мальчиков, сын средней жены Ясамины болеет с рождения и в будущем на него рассчитывать не придётся.
Ни одна из жён хозяина дома не говорит по-русски.
Мужчина поясняет мне, что на вилле также есть разделения на мужскую и женскую часть дома. Женские помещения находятся в глубине и выходят во внутренний двор. Это сделано для того, чтобы какой-нибудь зазевавшийся гость ненароком не зашёл к женщинам. Понятно, что никакие гости– мужчины женщин не видят. Но, если гость пришёл с собственной супругой, тогда её проводят на женскую половину и предложат угощение и подарки.
Дети живут вместе с женщинами. Правда, я так и не узнала до какого возраста.
Комнаты Хайдара находятся в углу дома. Это и не мужская и не женская половина. Что-то непонятное. Потому, что он решил жить со мной. Самих комнат несколько, и они по-своему роскошны и красивы. Есть хозяйская спальня, гостиная, небольшая комната с кроватью и милый будуар. Имеется ванная.
С канализацией в Афганистане всё очень плохо. Её фактически нет даже в столице, как и горячей воды и водопровода в целом. Но на вилле она есть, как и горячая вода и душевая кабина. Ванны здесь не любят. Уже позже мне расскажет Стас, что мыться в стоячей воде, то есть в ванне, считается дурным тоном. Вода обязательно должна быть проточной. Опять же, я не знаю распространяется ли это правило на всю страну, но в этой семье всё именно так.
Хозяин дома очень чтит традиции и никакие нововведения здесь не приветствуются. Ещё Хайдар говорит о том, что в доме есть прислуга. Молодые люди в мужской половине и девушки в женской. А за еду отвечает повар-мужчина. Он единственный, кто может разговаривать с хозяйкой дома, старшей женой Фаризой. При этом сама Фариза, сорока пяти лет, выходит к нему полностью закутанной в синюю паранджу. В которой есть лишь небольшое отверстие для глаз, закрытое густой сеткой.
У меня пока возникает и просится наружу лишь один вопрос:
– Хайдар, а кто я для тебя здесь? Насколько я понимаю, наложницы здесь не в почёте?
– Лиза, как только я смогу убедить отца, сразу женюсь на тебе. Но сделать это в нашей стране, без его одобрения, я фактически не могу. Пока не могу, – признаётся мужчина. Я уже достаточно хорошо его знаю, чтобы видеть, что он не врёт. Понимаю, что подобный вопрос действительно его волнует. Сильно волнует.
– Это из-за того, что я не мусульманка?
– Не совсем. Мы имеем право жениться на христианках и иудейках. Девушка-мусульманка не может выйти замуж за немусульманина. Здесь уже никак. Отец придерживается традиций. А пуштуны, как правило, женятся только на своих женщинах.
– Возможно, тебе разрешат стать третьей женой, – доносится с порога голос Стаса. Сарбаза, тут же поправляю я себя. – Первая жена станет хозяйкой дома. Ты не можешь быть выше её. Да и вторая будет обижаться. Четвёртая часто является самой молодой и любимой.
– Прекрати её пугать, – начинает злиться Хайдар. – Ещё ничего не ясно.
– Она должна знать. Ты не сможешь вечно держать её в собственной спальне. Как минимум, пролежни появятся. Пусть понимает, почему жёны твоего отца станут плевать в её сторону.
– Потому, что для них я – проститутка, – наконец осознаю до конца своё собственное положение.
– Лиза, дай мне время, – просит мужчина. – Я всё сделаю ради тебя. Я всё делаю ради тебя.
– Бери всё, что хочешь, – горько улыбаюсь я. – Я уже даже не наложница, я – рабыня.
