Текст книги "Любовь на грани смерти (СИ)"

Автор книги: Юлия Гойгель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

Глава 54. Последнее пристанище

После оглашения приговора ко мне подходит ещё более древний старик и, ударяя палкой по спине, гонит через всю деревню в свой дом. Место моего последнего пристанища выглядит ужасно. Это старая покосившаяся глинобитная хижина, состоящая из одной комнаты. Я понимаю, что когда-то здесь была и другая, но она полностью развалилась. Пол из той же глины местами провалился до голой земли. На нём даже нет циновок. Ничего нет, кроме такого же разваливающегося очага.

Нужно сказать, что в конце октября в горах достаточно холодно. Я замёрзла, простояв на коленях, пока решали мою судьбу. Но и в этой, продуваемой всеми ветрами избушке, не теплее. Встретившая нас женщина, жена старика, приветствует меня парой пощёчин и тумаков. Почти сразу срывает с меня всю одежду, бросив грязное, штопанное-перештопанное платье. Туфли тоже забирают, кинув под ноги старые резиновые шлёпанцы, которые велики мне на несколько размеров.

Затолкав меня в самый угол, старик на всё том же плохом русском, рассказывает о себе. Как я и предполагала, он воевал с СССР на стороне повстанцев. В той войне были убиты два его сына, а дочь погибла во время бомбёжки. Ещё двое младших сыновей погибли лет десять назад также в вооружённом конфликте. Никто из них женат не был. Оставалась ещё одна дочь. Самая младшая. Год назад она должна была выйти замуж за мужчину втрое старше её. Но сбежала с парнем из соседней деревни.

Беглецов так и не нашли. А сторона, вырастившая такого недостойного сына, в качестве платы за нанесённый ущерб, так как дочь увели бесплатно, отдала им в рабство одну из своих дочерей.

Вскоре в хижину проскальзывает та самая девочка. Её зовут Дарья. И она немного говорит по-русски. Объясняет это тем, что языку её научил старший брат Хадис. Девочке не больше семи. Своего точного возраста она не знает, так как не умеет считать. Её мать была русской. После смерти первой жены, отец ездил на работу в Россию и привёз оттуда вторую супругу. Но несколько лет назад та тоже умерла. Насколько я поняла, у женщины случилось воспаление лёгких, а о медицинской помощи здесь можно только мечтать.

Отец женился в третий раз и теперь у него два погодка сына. Когда самый старший сбежал с девушкой, никем, кроме Дарьи, больше пожертвовать не нашли.

Так как уже достаточно холодно, в обязанности девочки входит собирать сухой верблюжий или коровий навоз, кизяк, чтобы им топить очаг и варить хоть какую-то похлёбку. Хлеб в этой семье не пекут. Не из чего. Его иногда приносят более зажиточные соплеменники. На ужин кто-то из соседей приносит объедки, что и составляет пищу стариков. Немного дают девочке, мне не предлагают. Всё равно скоро умирать, зачем на меня еду переводить?

Следующие два дня меня пинают из угла в угол. Не кормят, но разрешают попить. Пить я очень хочу, но кипячённую воду на меня тратить расточительно. Ничего не остаётся, как пить сырую. Через несколько часов у меня начинается сильное расстройство желудка. Вполне ожидаемо.

Какая-то соседская женщина, сжалившись, приносит мне непонятный отвар. Я его пью просто потому, что он кипячён. Вытолкав меня на задний двор, на некоторое время обо мне забывают. Я очень замёрзла, но это радует. Умру от переохлаждения не дожив до дня казни.

Вечером к Дарье тайком приходит её брат. Ему чуть больше десяти, и мальчик говорит по-русски пусть и не очень хорошо, но значительно лучше своей сестры. Хадис, так зовут мальчика, говорит, что слышал обо мне, хотя всем в селении приказано молчать.

– Тот мужчина, из-за которого вы здесь, стал бы вас забирать обратно? – неожиданно спрашивает мальчик.

– Он думает, что я в другом месте, – грустно отвечаю ребёнку. Хотя мальчик мыслит не как ребёнок. Здесь дети взрослеют очень рано.

– До Джелалабада всего сто километров. Если я его найду и расскажу о вас, вы заберёте с собой мою сестру? За деньги старики её отпустят.

– Конечно, заберу, – обещаю я. – Пока ты проделаешь такой долгий путь, меня убьют.

– Я прямо отсюда пойду, – обещает ребёнок.

Мне становится чуть лучше и эту ночь разрешают провести в доме. В темноте ко мне прижимается девочка, согревая меня теплом собственного тела и какой-то дырявой рогожкой. Следующим вечером, как только старики уснут, нам тоже нужно уходить.

В селение часто наведываются разные вооружённые группировки, густо населяющие эту гору. Иногда крадут детей для сексуальных утех, иногда родители сами продают. И мальчиков, и девочек, чтобы прокормить остальных. Дарья подслушала, что старики решили продать её в следующий приход покупателей.

– Идём со мной, – предлагает девочка. – Тебя через два дня забьют камнями. Это очень страшно. Я такое однажды видела.

Дарья рассказывает, что она немного ориентируется в горах, так как в поисках навоза для очага уходила намного километров вперёд, следуя за кочевыми племенами. В деревне, у самого богатого жителя лишь пять коз, кизяку там браться негде. Соседнее селенье, откуда она родом, более богатое, но там всем своим не хватает.

Терять мне нечего. И ночью мы уходим. На двоих у нас одна кукурузная лепёшка, которую снова дал кто-то из соседей и старая пластиковая бутылка с кипячённой водой. Её мне принесла всё та же сердобольная женщина.

Девочка одета теплее меня. Вещи принёс брат. На мне выделенное старухой дырявое платье и сворованная перед отходом у старика меховая безрукавка. Шлёпанцы на босу ногу. Так ходят многие женщины в деревне.

Мы идём почти всю ночь, а утром прячемся в каком-то ущелье, за порослью редких кустов.

Преследования не боимся. Больше опасаемся встречи с каким-нибудь отрядом боевиков. Тогда нам точно придёт конец. Дарья делится со мной лепёшкой, но я отказываюсь. Мне очень холодно, болит горло, начинается сильный кашель, я полностью обессилена.

– Ты горишь, – говорит девочка, трогая рукой мой лоб.

– Брось меня и уходи, – советую я своей маленькой попутчице.

Мы ещё не заблудились. Спускаемся с гор по еле заметной тропинке. Дарья уверена, что брат вернётся за ней и пойдёт по этой дороге. Они оба её знают.

Наступает вечер, но мы никуда не идём. Температура усиливается, и я начинаю бредить. На несколько минут вернувшись в сознание, вижу, что уже утро. Дарья по-прежнему сидит рядом.

– Всего в нескольких шагах отсюда есть большая пропасть, – произносит девочка. – Там когда-то разбился русский вертолёт. Его видно с обрыва.

– Пойдём туда, – прошу я девочку. – Мне нужно его увидеть.

Конечно, никакой уверенности, что это место гибели моего отца у меня нет. Скорее всего здесь не одна сотня разбитых советских самолётов. Но судьба почему-то привела меня именно к этому месту. Вдруг, оно то, единственное – ждущее только меня.

Идти не могу. Дарья фактически тащит меня на себе. Я падаю в чёрную бездну, затем снова возвращаюсь в сознание.

– Лиза, Лиза, вертолёт! – в очередной раз пытается растормошить меня ребёнок. – Ты слышишь?

Как я могу слышать двадцать шесть лет назад упавший вертолёт? Это последняя мысль, мелькнувшая в наполненной жаром голове. Больше в себя я не прихожу.

Сознание возвращается болезненными толчками и слепящим светом. Пропадает. Затем пытается прорваться снова. Меня постоянно зовёт мужской голос. Знакомый голос. Почему он мне кажется знакомым, если я никогда не слышала голоса отца? Но кто, если не он, может ждать меня на краю вечности? На хрупкой грани смерти?

Очередной толчок, слепящий свет и знакомый голос.

– Вернись, моя девочка. Только вернись. Я никуда тебя не отпущу.

Взгляд нехотя фокусируется. Старый новый мир принимает знакомые очертания. И мужчину, сидящего возле моей кровати, я больше не надеялась увидеть. Он постоянно гладит мою руку, целует, прижимается своим лбом.

Я начинаю чувствовать собственное тело и шевелю ладонью. Хайдар тут же поднимает голову и смотрит на меня.

– Лиза, девочка моя, – оборачивается и кого-то зовёт.

Мне хочется смеяться, потому что ко мне подбегают двое мужчин. А где хвалёные женщины-врачи? Мужчины задают вопросы, Хайдар переводит. Спрашивают, как я себя чувствую, помню ли своё имя, могу ли сказать какой день?

Я отвечаю на все, кроме дня. Мне говорят, что уже прошло шесть дней с того момента, когда нас с Дарьей забрал вертолёт в горах. Мне не послышалось, девочка говорила не про разбитый, а про кружащий над нами вертолёт.

Её брат, Хадис, на попутных машинах всё же добрался до города. Но прорваться к Хайдару, который был поглощён свадебным торжеством, не смог. Зато узнал Стаса, о котором я тоже рассказала, как о надёжном человеке. Узнал, благодаря татуировке, которая виднелась в вырезе рубахи и солидной комплекции. Позвал его по-русски. Мужчина сразу подошёл к мальчишке. Едва услышав его рассказ, сдёрнул жениха с молодой жены прямо посреди брачной ночи.

Хадис предупредил, что я сильно простужена. Он сказал сестре, чтобы мы уходили из селения, так как тоже слышал о готовящейся экзекуции.

Именно Стас решил не только взять вертолёт, но и захватить лекарства для оказания первой помощи. Он сам уже в вертолёте поставил мне капельницу, что позволила немного сбить температуру и живой довезти до больницы.

Благодаря антибиотикам, воспаление лёгких удалось предотвратить, но организм был сильно обезвожен и обессилен.

– Где Дарья? Её же не отправили назад, в деревню? – заволновалась я.

– Она тоже сильно простыла и ей понадобилось лечение, – пояснил Хайдар. – Но с ней всё хорошо, а Стас лично следит, чтобы девочку не обижали. Мальчишка тоже пока живёт в доме. Уже приезжал его отец, и я дал ему приличную сумму денег. Мальчик ничего не нарушил, поэтому он вернётся в отцовский дом. Там ему ничего не угрожает. А плату за девочку, когда ты поправишься, мы вместе отвезём.

Я была слишком слаба, чтобы следить за интонациями его голоса. Кивнула и уснула.

Глава 55. Одной крови

Лишь через два дня я смогла сама садиться, и меня полностью отключили от аппаратов. Перевели из реанимации в небольшую палату. Наверное, на всю больницу она была единственной, где лежал только один пациент.

Всё это время Хайдар находился рядом со мной. Помогал мне умываться, одеваться, кушать. Спал на узкой, принесённой для него кровати.

Тогда же ко мне заглянула женщина-врач. По её осторожным вопросам я не сразу поняла, что она – гинеколог. Убедившись, что у меня ничего не болит, сказала, что ещё заглянет. О чём-то недолго поговорила с мужчиной и ушла.

– Почему она приходила? – набросилась я с расспросами на последнего. – Что-то случилось? У меня ведь месячные должны были начаться. Что я не знаю?

Он сел на кровать и пересадил меня к себе на колени. Крепко прижал к себе. Ни о чём хорошем это не говорило.

– Хайдар, не молчи.

– Уже по дороге в больницу у тебя появилась кровь. Я не знал, когда у тебя должны были быть женские дни. Лишь то, что за две недели, которые ты провела в доме после приезда в страну, их не было. Врачам что-то не понравилось, и они пригласили гинеколога. Ты была беременна, Лиз. Но срок совсем крохотный, не больше недели. Всё само вышло, хирургического вмешательства не потребовалось. Но доктора решили подстраховаться, так как кровопотеря была существенной, и предложили сделать тебе вливание крови. Моя не подошла, зато Стаса – идеально. Теперь у тебя всё хорошо.

Я молчала. Мне было жаль, что всё так произошло. Я потеряла ребёнка, так и не узнав о нём. Это смягчило боль. Я не успела к нему привыкнуть. Но я бы радовалась его рождению.

– Никогда не прощу отцу, – тихо произнёс мужчина. – Ты как-то спрашивала меня о любви. Помнишь?

– Помню. Ты сказал, что не веришь в неё.

– Я ошибался. Я бы очень сильно любил нашего ребёнка. Твоего и моего сына. Но он у нас ещё обязательно родится! Лиза, я люблю тебя. Как же сильно я люблю тебя! Сильнее собственной жизни, – он посмотрел в мои глаза, прижался лбом к моему лбу. – Сразу врачи не дали мне никаких гарантий относительно твоей жизни. У меня было достаточно времени разобраться в своих чувствах. Вспомнить каждую минуту, которую мы провели вместе. Ты не обязана мне верить. Я столько раз обещал, но вновь и вновь подводил тебя. Но я хочу, чтобы ты всегда знала, что я люблю тебя. Буду любить до последнего вдоха. Если будет возможность, то и после него. Ничего мне не нужно в этой жизни, лишь ты одна. Я всё сделаю для тебя. Всё, что ты попросишь.

– Отпусти меня.

– Лиз, ты сама не понимаешь, что говоришь, – покачал головой мужчина. – Я не смогу без тебя.

Меня выписали ещё через три дня, когда закончился курс антибиотиков, а анализы показали почти норму. Хайдар впервые оставил меня вечером перед выпиской и провёл ночь в доме отца. Со мной остался Стас. Наплевав на мнение и чувства окружающих, лёг спать в соседней кровати.

Я поблагодарила его за то, что он дал мне кровь.

– Ты мне теперь почти сестра, – засмеялся Горыныч. – Почему не спишь. Уже поздно?

– Не могу. Думаю, о завтрашнем дне. Не хочу возвращаться на виллу.

Бывший босс по безопасности лишь вздохнул.

– Не бойся. Хайдар там такой разнос устроил. Шир-Диль не знал, куда в собственном доме прятаться. Впервые столкнулся рогами с равным себе по ярости и силе. От их скандала вся вилла тряслась, словно землетрясение наступило. Отец Хайдара живёт по своим законам, даже я не всегда могу его понять. Но Хайдар – единственная ценность, что у него есть. Шир-Диль это хорошо понимает. Он гордится взрослым, успешным, сильным сыном. Таким же упёртым, как и он сам. Хочет, чтоб тот и дальше оставался с ним рядом, значит придётся смириться с тем, что мальчика контролировать больше нельзя. И он смирился, Лиза. Я это увидел. Хайдар сказал тебе…

– О ребёнке? Сказал.

– Отцу тоже сказал. Я видел, как это ломало их обоих. Одно дело убить игрушку сына, другое – собственного внука. Уже не важно, кто является его матерью. Главное, по чьей вине ребёнок не родился.

– Стас, я не представляю, как встречусь с этой девушкой, Алией. Она ведь перед всеми его официальная жена. А я…

– А ты любимая. Это выше жены, Лиз. Думай только об этом. Шир-Диль дал согласие на ваш брак. Попросил чуть подождать, чтобы родители Алии не сильно обижались. Конечно, такого торжества устраивать не будут. Тебе самой оно вряд ли нужно. Но вы поженитесь. Это уже решено. По этому поводу тебе волноваться не нужно.

– Стас, почему он сегодня уехал? Чтобы быть с ней? – я понимаю, что не могу об этом спрашивать, но и держать в себе тоже.

– Не только. Хочет лично проверить, что встречать тебя будут с распростёртыми объятиями.

– Не нужны мне ничьи объятия. Я понимаю, что Алия ни в чём не виновата, но я никогда не смогу с кем-то делить любимого мужчину. Чтобы Хайдар не говорил, я не привыкну, – признаюсь Стасу. Разве я когда-нибудь могла подумать, что ближе самого страшного Горыныча у меня никого не останется.

– Дай себе и ему немного времени. Разбить никогда не поздно. Склеить не всегда получается. Попробуй поспать, Лиз, – он встаёт со своей кровати и садится рядом. Легко гладит по плечу. – Мы теперь с тобой одной крови. Ты всегда можешь рассчитывать на меня.

Утром заходит мой лечащий врач и с помощью Стаса поясняет, что у меня всё хорошо и долечиваться можно дома. Но рекомендует посетить женского врача для контрольного осмотра.

Опять же, в сопровождении Стаса иду искать соответствующее отделение. Горыныч остаётся ждать меня у входа, а я отправляюсь на поиски доктора. Меня никто не понимает, но все смотрят с интересом. Видимо, уже наслышаны о моей персоне. Но открытой вражды или презрения в устремлённых на меня глазах я не вижу.

Через несколько минут ко мне подходит немолодая женщина и на плохом русском просит немного подождать. Доктор принимает роды.

Женщина остаётся сидеть рядом со мной. Мы находимся прямо в центре отделения. Я обращаю внимание на молодую девушку, рыдающую на кровати в соседней палате. Рядом с ней лежит пищащий кулёк с новорожденной девочкой. Малышка очень красивая. В будущем станет настоящей красавицей.

– Девочка родилась с какой-то болезнью? – спрашиваю я, указываю на рыдающую мамочку.

– Девочка родилась девочкой. Это хуже болезни, – отрицательно кивает головой моя сопровождающая. – Её муж хотел только сына. А это вторая дочка. Теперь возьмёт ещё одну жену.

Входные двери распахиваются и в отделение заходят сразу четыре женщины на разном сроке беременности. У одной по ногам течёт кровь, но по животу видно, что срок небольшой. У второй сильные схватки. Две оставшиеся напуганы и растеряны.

– Из дальних кишлаков привозят сразу несколько человек, – поясняет мне моя соседка. – Многие не могут найти транспорт, когда нужно. Вот и ждут, пока кому-то станет совсем плохо, у кого-то начнутся схватки, а кого-то прихватывают на оставшееся свободным местом. Очень большая смертность здесь.

К счастью, приходит моя доктор и приглашает на осмотр. По её лицу я вижу, что всё хорошо. Она выводит меня из отделения и возвращается с нами в мою палату.

Там уже ожидает Хайдар. Стас выходит, а доктор что-то поясняет моему опекуну. Так здесь установили статус Хайдара по отношению ко мне. Попрощавшись, врач уходит, а мужчина всматривается в моё лицо:

– Доктор сказала, что у тебя всё хорошо, только витамины ещё нужно попить. К супружеской близости можно возвращаться в любое время, а с новой беременностью лучше повременить месяца два. Нужно, чтобы стабилизировалось общее состояние твоего организма, – мужчина касается ладонями моего лица, пытаясь поймать мой взгляд. – Лиза, почему ты такая подавленная? Из-за того, что мы возвращаемся на виллу? Или обиделась, что я сегодня оставил тебя одну?

– Чего мне обижаться? Я понимаю, что тебе тоже нужно возвращаться к супружеской близости, а не со мной сидеть. И не вернуться в дом твоего отца я тоже не могу. Пока ждала врача в отделении, столкнулась с очередными вашими традициями. Извини, конечно, но смеяться там не от чего. Это мне?

На кровати лежит очень красивое тёмно-зелёное платье. Дорогая ткань расшита замысловатыми узорами, сама модель довольна сложна и интересна. Когда надеваю наряд, по-другому платье обозвать не могу, оно идеально садится по фигуре и совсем не мешковато. Грудь и плечи закрыты, воротничок идёт под самое горло, длина доходит до щиколоток. В целом наряд мне идёт и смотрится красиво.

– Я не брал тебе косметику, – сообщает мужчина. – Решил, что ты не захочешь краситься в больнице.

Я киваю. У меня есть увлажняющий крем для лица и этого пока мне достаточно. Расчёсываю волосы и оставляю их распущенными.

Хайдар достаёт из кармана небольшой бархатный мешочек и высыпает на обшарпанную больничную тумбочку горсть драгоценностей. Я не сильно разбираюсь в золотых изделиях, но бижутерию этот мужчина вряд ли бы стал покупать.

– Что это? – всё же уточняю я.

Он смеётся:

– Часть твоего приданного. У каждой невесты должен быть либо отец, либо старший брат, одним словом – официальный опекун. Мы возьмём Сарбаза. Он мне уже целую тетрадь написал всего того, что я должен тебе купить.

– Не покупай. Мне ничего не нужно.

Хайдар перестаёт улыбаться:

– У тебя даже серёжки забрали. Как только ты полностью окрепнешь, мы ещё съездим в то место.

– Не нужно. И серёжки не нужны, даже, если их ещё не продали. Это будет плохим воспоминанием, – не соглашаюсь я.

– Поэтому я и купил тебе новые. Ты же помнишь: чем больше на тебе золота, тем сильнее я тебя люблю.

Перестаю упираться. Послушно стою, пока мужчина втягивает мне в уши новые серьги. Колец хватает для всех пальцев. Ещё несколько цепочек, браслетов, подвесок, даже две заколки для волос.

Воздух на улице прогрет до двадцати тепла, поэтому на платье я надеваю накидку. На голову широкий шарф. Хайдар повязывает его таким образом, что у меня видны только глаза. И на ком успел потренироваться? Но я не спрашиваю, хорошо, что обратно не нужно надевать хиджаб.

На улице нас ждёт внедорожник без номеров и несколько машин с охраной. Я покорно смотрю в землю, когда иду мимо мужчин, но в самой машине не удерживаюсь от вопроса:

– Хайдар, где те люди, что отвозили меня в деревню?

– Уволены, – не меняя тона отвечает мужчина.

– Не переживай, ты больше никогда с ними не встретишься, – поддакивает Стас.

«Уволены навечно», – мысленно дополняю ответ жениха и больше ни о чём не спрашиваю.

В холле виллы меня встречает вся семья. Шир-Диль, на двух языках, русском и пушту произносит слова приветствия. Я не вслушиваюсь в них. Мне они напоминают быстрое бормотание священника при отпевании усопшего.

Дарья, вымытая, покруглевшая и в новом платье бросается ко мне и стыдливо прячется в складках моей юбки. Я тоже очень рада, что с девочкой всё хорошо. Обязательно поговорю с Хайдаром о том, как официально оформить в нашу семью малышку.

Это единственное, что меня интересует в этом доме. Всё остальное пусть проходит мимо меня. Мне не стать частью этой страны, этой виллы, этой семьи. Я точно знаю.