Текст книги "Любовь на грани смерти (СИ)"

Автор книги: Юлия Гойгель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Глава 28. Общий язык

Мужчина читает следующий документ. Не сильно важный. Запоздавший отчёт за прошлый месяц какого-то цехового мастера. Можно распечатать за пять минут все восемь страниц. Бесов с явным удовольствием рвёт и его на мелкие кусочки. Это, что, у него такой антистресс?

– Из-за тебя только мусора наделали, – кивает шеф на мелкие ошмётки бумаги. – Собирай.

Я собираю все, которые валялись возле кресла. Но остались ещё возле его ног, под столом и на его брюках.

– Леон Русланович, вы не можете на пять минут выйти из-за стола?

– Не могу. Заявление же придумала, как написать. Теперь придумай, как за собой убрать, – ухмыляется мужчина.

– Заявление по образцу пишется, – пробормотала я себе под нос и, рухнув на колени рядом с его высочеством, стала собирать узкие ошмётки. Определённо, мелкая моторика у этого мужчины развита хорошо.

Из-под стола достать всё равно не получилось. Пришлось прогнуться, оттопырив пятую точку, обтянутую платьем, опереться на колени и локти, и продолжить собирать бумажки. Потянувшись за самой дальней, почувствовала, как рука Леона скользнула по моей ноге, прошлась по бедру, задирая платье и остановилась на обтянутой тонкими колготками попе. Нежно погладила.

Что он там задумал? Попыталась резко вскочить, забыв, что всё ещё нахожусь под столом. Но мужчина успел нагнуться и выставить вперёд другую руку, поэтому головой о твёрдую столешницу я не приложилась.

– Итак мозгов нет, – пояснил свой порыв начальник. – Продолжай.

Он помог мне вылезть из-под стола и указал взглядом на свои брюки.

– Вы хотите, чтобы я вас …там… трогала руками? – на всякий случай уточнила, глядя на него.

А он смотрел на мой рот.

– Можно и не руками, – обхватил мои запястья своей драконьей лапой и завёл за спину. – Давай, Лиз, наводи порядок.

– Я не буду это брать в рот!

– Ты про бумажки? Конечно, не бери. Не гигиенично. Подтолкни их своим хорошеньким носиком, чтобы они упали на землю. А там соберёшь руками.

С теми, что лежали ближе к коленям, проблем не возникло. А вот те, которые остались чуть ниже молнии брюк…

– Раздвиньте ноги, – попросила я. – Они сами упадут.

– Ну, Лиз… Попросить тебя раздвинуть ноги могу я. Но просить об этом мужчину, – в притворном возмущении Бесов закатил глаза.

«Раздвинешь», – мысленно пообещала я ему и потёрлась щекой о ткань его брюк. Не у коленей, разумеется, а возле самой молнии. Там, где уже во всю топорщилась приподнятая ткань. Полюбовалась на быстро растущий бугор и потёрлась ещё раз. Уже об него.

Мне по-прежнему было приятно касаться напряжённой плоти. Здесь ничего не изменилось. И, словно пытаясь убедиться в этом, вновь прижалась к нему лицом, потёрлась зачесавшимся носиком. Вечно он не вовремя у меня чешется! Приоткрыла губы от удовольствия (потому что нос почесала) и на миг задумалась, что делать дальше.

– Лиз, ты же не собираешься меня укусить? – поинтересовался мужчина. Но в его голосе больше не было и тени шутливости. Появилась приятная хрипотца.

– А, если собираюсь? – прошептала я, согревая своим дыханием напрягшийся орган, зная, что он всё чувствует, даже через ткань брюк и белья. – Скоро обед. Кушать уже хочется.

– Нужно плотнее завтракать, – он отпустил мои руки, переместив свою ладонь мне на голову, словно собираясь удержать её в таком положении. – Если укусишь, придётся облизывать язычком. Очень долго и усердно, пока болеть не перестанет. Думаю, весь обед займёт. Но, так, как ты у меня уже полчаса отняла, это время придётся возместить.

– Вот так, – прошептала я, остановившись где-то в середине его фразы. Чуть приподняла лицо и, найдя под тканью твёрдую головку, прижалась к ней губами. – Раздвиньте ноги, Леон.

Забывшись, он сразу сделал то, о чём я попросила. Последние бумажки слетели на пол, и я попыталась резко отстраниться.

Ура! Миссия выполнена!

– Не так быстро, Ли-и-з, – довольно промурлыкал мужчина. Его глаза непривычно смеялись. – Давай искать компромисс. Ты не кусаешься, а я не заставляю тебя стоять на коленях весь обед.

– Но-о-о, – протянула я, удобно опираясь руками о его бёдра и глядя снизу-вверх.

– Целуешь. Сама. И не через брюки.

– А, если вытошнит?

– А, если постараться? Если вытошнит, тем более на обед не нужно, – усмехнулся мужчина.

Он не давил. Я видела это по его глазам. Понимала, что в любую минуту могу встать и уйти. Хотел взять ровно столько, сколько я сама готова и могу ему дать. Хочу дать. Позволить. В первую очередь самой себе. Только затем ему.

Ещё раз потёрлась лицом о вздыбленную плоть. К собственному удивлению поняла, что Леон сильно возбуждён. Не разбужу ли я дремлющего дьявола? С сомнением посмотрела прямо в его глаза. Он всё понял. Ласково погладил меня по волосам.

– Не бойся меня, Лиз. Тебе не нужно бояться меня. Расстегни ремень. Сама. Смелее.

Прошлась ладонями по его бёдрам. Коснулась пальцами ремня.

– Куда твою секретутку опять унесло? – раздался громкий голос Стаса вместе со звуком резко открываемой двери.

Бесов тихо выругался и поспешно подался вперёд, на этом раз спасая мою спину от встречи со столом.

– С кем ты там? – удивился Горыныч. – Лиза, ты, что ли? Ладно, я в приёмной посижу.

– Чего припёрся, сиделец, – недовольно нахмурился босс. – Мы здесь слегка намусорили. Лиза уже почти всё убрала.

– Дочку Свечникова нашли, – понизил голос начальник охраны.

Егор Свечников возглавлял охрану предприятия. Я неплохо его знала, так как он часто заходил к нам в кабинет. Сегодня утром, когда мы приехали на работу, стало известно, что его шестнадцатилетняя дочь вчера поздно вечером пошла провожать подругу на остановку городского автобуса. Подруга домой вернулась, а вторая девушка – нет.

Егор был в разводе с женой. Дочь жила вместе с ней и её новым супругом. Два года назад в семье родился ещё один ребёнок – мальчик. Вечером женщина долго укладывала малыша спать и не сразу заметила, что дочь так и не вернулась. Её новый супруг был в отъезде. Не зная, что делать, испуганная женщина позвонила бывшему мужу, отцу девочки.

– Лиза, остальное уборщица уберёт, – быстро вернулся в реальность босс и разжав мою руку, выбросил собранные бумажки в мусорницу. – Распечатай, пожалуйста, новый отчёт. Но сама в цеха не иди. Позвони мастеру, чтобы пришёл и подписал его. Скажешь, что я приказал, если возмущаться начнёт. Скоро на обед пойдём.

– Пусть останется, – посоветовал Стас. – Всё равно узнает. Через час всё предприятие будет знать.

– Живой нашли? – не вытерпела я. Так и не поднялась с колен, зачем-то желая оставаться поближе к Леону.

– Мёртвой. В километре от дома. В небольшом сквере. Они в частном секторе живут. Изнасиловали и задушили, – не вдаваясь в подробности произнёс Стас. – Двое молодых парней. Говорят, недавно с зоны пришли.

– Не они? – сразу заметил Бесов сомнения друга.

– Пока ещё экспертиза готовится, ведутся следственные действия и всё такое, – пожал тот плечами. – Отчим девочки – бизнесмен. Прошёл слух, что ему угрожали. Может, и оттуда ноги растут. Не факт, что посадят тех, кто это сделал.

После обеда в приёмную всё время заглядывают знакомые сотрудники. Каждый приносит какую-то жуткую подробность. И к трём часам я уже ни о чём другом, кроме произошедшей трагедии, думать не могу. Становлюсь невнимательной и рассеянной к собственной работе. Даже дурацкий отчёт, который порвал Леон, распечатываю лишь с третьего раза.

Не высидев на месте, подхожу к окну и смотрю на яркие цветочные клумбы. До сентября осталось всего несколько дней. Клумбы сейчас в самом соку, буянят красками, радуются солнцу. А юная и красивая девочка уже не пойдёт в десятый класс.

Я стараюсь об этом не думать, но хорошо представляю её ужас в последние минуты жизни. Я сама почти побывала на её месте. Но думаю не только об этом. Те мужчины или парни, что такое сделали. Они ведь наши, местные, почти родные. Им всегда хватало и хлеба, и конфет. Они не засыпали и не просыпались под звуки выстрелов и бомбёжек. У них были любящие мамы и папы, которые поздравляли с днём рождения, радовались пятёркам в дневниках, мечтали о внуках. Возможно, эта девочка не раз проходила рядом с кем-то из них, не подозревая, что в шаге от неё стоит самый настоящий изверг.

– Лиза, ты чего? – Леон осторожно обнимает меня за плечи, хотя мы находимся в открытой приёмной. Я только теперь чувствую, что по моему лицу текут слёзы. – Из-за этой девочки?

– Из-за этой, и из-за другой, и из-за сотой и тысячной. Их ведь много было, таких девочек, – всхлипываю я. – Зачем такие сволочи рождаются. Зачем?

– И из-за себя, – догадывается мужчина о том, что я не договорила. – Ненавидишь меня?

Я отрицательно качаю головой.

– Нет. Но забыть не могу. Умом даже объяснения нахожу… Не трогай меня, Леон, пожалуйста.

Я впервые говорю ему «ты». Но он не поправляет и не возмущается. Послушно отпускает мои плечи и смотрит на часы.

– Почти четыре. Поехали домой?

– Я доработаю. Зачем, чтобы на нас со всех окон смотрели?

– Может, посидишь у меня в кабинете?

– А в приёмной кто, Стас останется? – не соглашаюсь я.

Леон ещё немного стоит возле стойки, но в приёмную вновь заходят сотрудники, и босс возвращается в свой кабинет.

В половине пятого приходит дядя Дима. Тоже спрашивает, слышала ли я о дочке Свечникова. Я киваю.

– Лиза, ты эти шашни с Владом прекращай. Сама понимаешь, что он с тобой только из-за вашего косячного контракта, – негромко советует мужчина. – Я бы на твоём месте попробовал бы уволиться. Всё равно в этой компании тебе ничего не светит. Нужно в другом месте пробовать начинать всё сначала.

– Я пробовала. Леон Русланович не подписал заявление, – говорю полуправду. – Сказал, что не отпустит, пока всё не выяснится.

– С ним сильно не поспоришь, – соглашается дядя. – Ты живёшь в его доме, постарайся найти с ним общий язык.

– В каком смысле? – удивляюсь я.

Дмитрий Анатольевич с опаской смотрит на дверь кабинета Бесова и ещё ближе наклоняется ко мне.

– Лиза, в последнее время Леон стал оказывать очень большое влияние на компанию. Это неправильно. Всё же Влад – её владелец. Компания была создана его отцом. Моим хорошим другом. Я хочу, чтобы всё так и дальше оставалось.

Я понимаю, что дядя Дима не знает о том, сколько своих собственных средств Леон вложил для того, чтобы вытащить предприятие из ямы, куда её загнал Влад. И, конечно же о том, что Влад давно не владелец. Или знает? И ему это не нравится? Хотя, какая дяде Диме разница? Он, как и я, всего лишь наёмный работник. Только Дмитрий Анатольевич, в отличии от меня, отработал здесь почти тридцать лет.

– Не понимаешь, да? – с раздражением смотрит на меня человек, заменивший мне отца. – Я хочу, чтобы, находясь в доме Бесова, ты была очень внимательной. Обязательно расскажи мне, если узнаешь, что Леон Русланович планирует какие-либо изменения.

– Но всё, что он делает, всегда обсуждает с Владом, – невольно встаю я на защиту босса. – И проблема Влада в том, что он почти никогда ничего не слушает и не хочет слушать.

– Влад ещё молодой, – вздыхает дядя Дима. – За ним нужен глаз да глаз. Ты меня поняла, дочка? Если узнаешь, что Леон что-то задумал, обязательно сообщи мне. Но сама к нему не лезь. Он очень опасный человек.

При последних дядиных словах «очень опасный человек» выходит из своего кабинета держа в руках сумку с ноутбуком. Бросаю взгляд на часы: начало шестого.

– Какие-то проблемы, Дмитрий Анатольевич? – спрашивает Бесов, заметив, как резко отшатнулся дядя от моего стола при его появлении.

– Да всё об этой девочке думаю. Напоминаю Лизе о том, чтобы не ходила по ночам одна, – быстро меняет тему дядя Дима.

– Пока Лиза в моём доме, ничего с ней не случится, – обещает босс.

«Если только сам не придушишь», – мысленно добавляю я. Беру свою сумочку, пиджак и выхожу следом за мужчинами. Закрываю на ключ приёмную. В конце коридора нас ждёт Стас и ещё несколько парней из охраны.

Глава 29. Защищая своё

Зайдя в дом Леон останавливается в холле. Я иду следом за ним, и наши глаза встречаются. Мужчина кивком головы указывает на собственную спальню.

– Поговорим, Лиз?

– Если вы о том, что было в вашем кабинете…

– И о том тоже, – соглашается он.

– Не сегодня, – я медленно обхожу его фигуру. – Леон Русланович, я не готова. Сегодня был тяжёлый день…

– Я вижу, поэтому и предлагаю поговорить, – настаивает мужчина.

Но я отрицательно качаю головой и поспешно поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Бесов меня больше не окликает.

После ужина я долго разговариваю с мамой по телефону. Она уже слышала про убийство девочки и говорит мне о том, что нужно быть осторожной, не знакомиться с парнями и, тем более, не встречаться с ними. Я со всем соглашаюсь, хотя последнее не имеет к произошедшей трагедии никакого отношения.

Как уже стало известно, девочка шла по краю дороги, а двое нелюдей силой затащили её в машину. Как и меня месяц назад в тёмном дворе. И никто не пришёл к нам на помощь. Я уверена, что, несмотря на темноту, когда меня тащили в машину, кто-то да видел, находясь во дворе многоэтажного дома. Промолчал, никак не отреагировал, даже в полицию не сообщил.

Как девочку тащили, тоже видели. Полиция смогла отследить номера двух машин, проезжавших в это время мимо. Свечников сам из бывших полицейских и присутствовал при допросе одного из водителей. Кстати, отца троих дочерей. Когда мужчине задали вопрос, почему он просто проехал мимо, тот ответил, что решил, что молодёжь так развлекается. Эти подробности по дороге домой рассказал Стас.

Дальше мама говорит о том, что денег снова не хватает. Спрашивает, где я была в прошлую субботу. Она заезжала, но не застала меня дома. Я отвечаю, что все выходные клеила листовки. Беспроигрышный вариант ответа. Мама тут же напоминает, что я давно не приезжала к ним в гости.

Понятно. Нужно везти материальную помощь. Деньги у меня есть, ведь возврат за три месяца, как и последнюю зарплату я не потратила. Вот об этом точно нужно поговорить с Леоном: как навестить родных, чтобы они в очередной раз не навестили меня в квартире и не догадались, что я там не живу.

Принимаю душ и ложусь спать.

– Шла бы ты отсюда, – ворчит Стас, укладываясь на пол возле моей кровати.

Я вижу, когда он ложится, но никогда не слышу, когда он уходит.

– Зачем вы меня сторожите? Внизу полно охраны, – искренно удивляюсь я. – Куда я могу деться?

– Спи уже, – бурчит Горыныч.

Но в эту ночь я долго ворочаюсь и мне впервые за последнюю неделю снится кошмар. Вижу, как меня снова затаскивают в машину, как толкают в грязь на пустыре. Но в этот раз на помощь никто не приходит. Наоборот, за спиной своих мучителей я вижу фигуру Леона, который стоит и смотрит, постукивая о собственное бедро вдвое сложенным ремнем.

Я просыпаюсь от собственного крика и, резко сев на кровати, сразу не могу понять, где я вообще нахожусь. И кто со мной рядом.

– Не надо, – кричу ещё громче, упираясь в крепкую грудь.

– Это всего лишь сон, Лиз, – шепчет Бесов, ещё сильнее прижимая к себе. – Всё хорошо, ты дома, ничего не случилось.

Он гладит меня по спине, целует волосы, пересаживает к себе на колени. Я успокаиваюсь, дыхание выравнивается, страх, вызванный кошмаром – проходит.

– Почему вы здесь?

– Стас жалуется, что ты слишком громко сопишь, – улыбается мужчина. – Давай, я тебе другую рубашку достану. Ты вся мокрая.

В комнате тепло, но не душно. Я вспотела, когда боролась с кошмаром во сне. Пока Леон достаёт другую рубашку, я смотрю на ковёр, где лежит подушка и плед.

– Вы только сегодня здесь спали?

– Нет, всё время, – признаётся он. – Не хотел, чтобы ты одна со своими кошмарами здесь ночевала. Лиза, я помню всё, что ты сказала. Я больше на забудусь. Попробуй поверить.

– А я не забуду, – тоже честно говорю в ответ. – Леон, зачем вы со мной возитесь?

– Не хочу искать новую секретаршу, – улыбается он. Но я не отвожу взгляда, и мужчина продолжает. – Я умею ценить добро. В ту ночь, с Каролиной, ты избавила меня от многих неприятностей. Кем бы не была подстроена та история, но закончилась бы она очень плохо. Не только для глупой девушки, но и для меня. Скорее всего, дело бы завершилось тюремным сроком. Понятно, что за всем этим стоишь не ты. Я чувствую себя обязанным защищать тебя.

– Убивая? – не смалчиваю я. – Вы взяли не себя не только роль защитника, но судьи и палача. Кто дал вам такое право?

Я вижу, как загораются его глаза.

Леон не злится. Не хочет объясняться. Не привык объясняться. Не считает нужным перед кем-то отчитываться о своих решениях.

– Лиз, а кто дал право Виталику использовать тебя, затем шантажировать, обманывать других? Знаешь, куда он потратил те деньги, что ты дала ему в первый раз, взяв кредит? Непосильный для тебя кредит. Заплатил ими девушке за молчание. Ещё, встречаясь с тобой, напился в клубе до такого состояния, что изнасиловал девушку, с которой познакомился в тот вечер. Кто дал ему такое право? Девушка обратилась в полицию, но за определённую сумму забрала заявление. Но её моральные аспекты мы сейчас обсуждать не будем. А те, двое, на пустыре. Кто дал им право так поступать с тобой? И ты ведь у них не первая. И их поступки уже не один год оставались безнаказанными, – напоминает мне Бесов. Смотрит в мои глаза и продолжает. – Но не это главное. Ты моя, Лиз. А я всегда защищаю своё. Без компромиссов. Так, как меня учили. С кровью.

– Как я могу быть вашей? Я же не вещь!

– Ты согласилась, оставшись в моей спальне.

– Я даже не в вашем вкусе!

– Как видишь, он иногда меняется, – мужчина откидывается на подушки, удобнее устраивая меня на своих руках. – Я хочу тебя, Лиза. И ты меня хочешь. Этого достаточно.

– Как долго вы меня будете хотеть? – говорю то, о чём думала в последнее время. – Я слишком проста для вас, Леон. А вы – слишком сложны для меня. Мы никогда не будем на равных.

– А нам не нужно быть на равных, Лиз, – моментально соглашается он. – Мне нравится, что ты это понимаешь. Нравится, как ведёшь себя со мной, смотришь, разговариваешь, реагируешь. Меня всё в тебе устраивает.

Я первой отвожу взгляд. Владу было со мной удобно, Леона я устраиваю. Неужели любви в этом мире совсем не осталось?

– Леон, вы верите в любовь?

– Нет, Лиз. Если только в родительскую, – слегка задумавшись, всё же отвечает он. – Опять же… Боюсь, что так мы называем заложенные природой инстинкты.

– Я не знала родительской любви, – неожиданно признаюсь ему. – Отец никогда не держал меня на руках. Он погиб ещё до моего рождения. Вы об этом знаете. Отчим хорошо ко мне относился, но всегда стеснялся поцеловать меня или обнять, потому что я не была его родной дочерью. Мама, конечно, любила меня, но всегда держалась на расстоянии. Словно тоже меня стеснялась. Возможно, я ошибаюсь, но мне всю жизнь казалось, что останься папа в живых, в нашей семье всё было бы по-другому.

– Матери я тоже не помнил, – признаётся Леон. – Она уехала, когда мне ещё года не было. Я был самым старшим из детей отца, но заниматься мной у него не было времени. Воспитывали, в основном, другие отцовские жёны. Больше всего – мама Стаса, которая приходилась мне тётей. Она умерла сразу после очередных родов от осложнений. Такое в Афганистане очень часто бывает. Мне тогда десять исполнилось.

Он недолго молчит, погрузившись в собственные воспоминания, затем снова смотрит на меня:

– Успокоилась? Тогда вернёмся в мою спальню. Не высыпаюсь здесь, – предлагает мужчина.

– Возвращайтесь. Мне лучше в этой комнате остаться.

Не смотря на мои возмущения, Леон заворачивает меня в покрывало и несёт по лестнице вниз. Я замолкаю, не желая привлекать внимание охраны.

– Я подержу тебя на руках, – обещает, вновь опираясь на спинку уже своей кровати. – Покачаю, как папа в детстве не качал.

Я прижимаюсь щекой к его плечу, обнимаю руками за шею, отпускаю себя. Мужчина слегка покачивается из стороны в сторону, и я сама не замечаю, как засыпаю.

В воскресенье Стас и Леон уехали на похороны девочки. Я знала, что будут ещё и другие люди с предприятия: дядя Дима, кто-то из бухгалтерии, глава профсоюза, новый начальник кадров. Мне тоже можно было ехать, но я не уверена, что смогу спокойно выстоять всю церемонию прощания. Всё слишком лично для меня.

Мужчины вернулись за полчаса до обеда. На поминки, как и другие сотрудники компании, они не остались.

В воскресенье, кроме охраны, в доме больше нет обслуживающего персонала. Я разогрела приготовленный поваром в субботу обед, быстро засервировала стол. Знаю, что в Афганистане до сих пор принято есть руками, особенно у себя дома, точнее одной, правой. Она считается чистой. «Грязной» левой можно лишь поддерживать, например, кусочек лепёшки. Едят, чаще всего, прямо на полу, разостлав толстую клеёнку. Более обеспеченные сидят на высоких матрасах, бедные семьи – на тонких циновках.