Текст книги "Любовь на грани смерти (СИ)"

Автор книги: Юлия Гойгель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Глава 46. Уметь любить

– Хайдар! – рявкает вернувшийся Стас и перехватывает руку брата. – Оставь её!

Пока они смотрят друг на друга, как два разъяренных быка, я поднимаюсь со стола и, одёрнув юбку, выхожу в приёмную. Но у дверей в коридор останавливаюсь, понимая, что мне некуда дальше идти.

Из квартиры меня выгнали десять минут назад. Моя сумочка и туфли остались в кабинете генерального. Я не могу босиком выйти на улицу, где уже во всю сентябрь развёл свою осеннюю слякоть. Или могу?

Выглядываю в коридор, но его меряет шагами охрана.

– Подними ногу, – раздаётся рядом со мной голос Стаса. Присев на корточки, он берёт в руки мою ступню, надевая туфлю. Устоять на тонкой шпильке на одной ноге я не могу. Приходится опереться о его плечо прежде, чем протянуть ему вторую ногу.

Леон набрасывает на мои плечи пальто и отдаёт сумочку. В машине Стас садится с нами на заднее сиденье. Но всю дорогу мы молчим. Бесов, наверное, в собственных мыслях уже кожу с меня снимает. На его губе хорошо заметен мой укус. Охранники, обращаясь к боссу, стараются не смотреть на его лицо, отводя взгляд в сторону. Это, как мне кажется, ещё больше злит мужчину.

Стас открывает двери в дом, и я быстро прохожу вперёд. Так как уже восемь часов, никого, кроме нас и охраны там нет. Последние тоже поспешно ретируются в своё помещение. Не останавливаясь, иду к лестнице, чтобы подняться на второй этаж. Сегодня мне точно не стоит оставаться с Леоном вдвоём. Об этом мне просто вопит, оказывается, всё же имеющийся у меня в наличии инстинкт самосохранения.

– Лиза! – окликает меня Бесов. В голосе слышна уже не сдерживаемая ярость.

– Лиза иди наверх! – командует Стас.

– Вернись в спальню! – не соглашается Леон и, в два шага оказавшись за моей спиной, протягивает руку, чтобы дёрнуть за собранные в хвост волосы.

Я невольно сжимаюсь, готовясь к острой боли. Но она не приходит. Это Стас перехватывает руку друга.

– Не лезь! – предупреждает Бесов. – Она моя! Мне её продали как безродного котёнка!

– Я верну тебе деньги и ещё столько же накину, – неожиданно обещает второй мужчина. В его голосе я не слышу даже намёка на шутку.

Я кричу и поднимаюсь на несколько ступенек лестницы, потому что у моих ног начинается самая настоящая драка. Я впервые вижу, как сходятся в схватке двое сильных, хорошо обученных и разгневанных мужчин.

Они яростно колотят друг друга, вкладывая в удары всю имеющуюся силу и не замечая ничего вокруг. Я чувствую, как воздух рядом с ними пропитывается исходящей от них агрессией. У обоих на лицах появляются ссадины, трещит и рвётся одежда. Мужчины не нежничают, прикладывая в полную силу друг друга о кованную решётку лестницы, острые выступы ступеней, твёрдую плитку пола.

Стас сильнее и дерётся профессиональнее. Закрывается от большинства ударов и наносит в ответ более травмирующие. Но в Леоне больше ярости и жажды схватки. Он словно не чувствует ударов Стаса, не защищаясь, а старясь нанести своему оппоненту всё новые и новые удары.

На мой крик прибегает охрана, но вмешиваться в драку парни не спешат. Нет приказа.

– Несите ведро с водой, – говорю я, вспомнив, как возвращал к памяти Стас брата. Теперь охладиться не помешает обоим.

Двое парней послушно притаскивают по ведру ледяной воды. Но сами лить не решаются. Подходят к боку лестницы и протягивают мне одно. Я часто поливала огород родителей, поэтому высоко поднять ведро для меня не составляет никакой трудности. Чуть отвожу пластмассовую ёмкость назад и с размаху выливаю на дерущихся мужчин. Те замирают. Я поспешно лью второе и, на всякий случай, поднимаюсь ещё на несколько ступенек выше.

Теперь оба похожи на мокрых поклёванных драчливых петухов. Сдерживаю рвущийся из горла смех и осторожно спускаюсь со ступенек. Залитая водой плитка оказывается очень скользкой. Увидев, что я иду в сторону его спальни, Леон направляется за мной следом. Стас поднимается к себе в комнату, приказ охране затереть пол.

Раздеваюсь и захожу следом за Бесовым в душ. Он тихо чертыхается, смывая с разбитого лица кровь. Забираю из его рук гель и начинаю осторожно промывать его тело.

– Всё равно ненавижу, – произношу, когда наши глаза вновь встречаются.

– Ненавидь, – милостиво разрешает повелитель моей жизни и наклоняет голову, чтобы мне было удобнее промыть ему волосы. – Мне тоже всё равно. Никогда не интересовался чувствами своей собственности. Когда буду трахать тебя на кровати, спрошу у неё, нравится ли ей наше занятие. Может, следует это делать несколько раз на день?

В шуфляде лежит оставленная для меня мазь Стаса. Забравшись на кровать аккуратно обрабатываю ссадины и проступающие синяки, хотя мужчина об этом не просит. Но и не возражает. Утыкается лицом мне в грудь и скоро засыпает.

Я встаю и иду в ванную, чтобы вымыть руки. Невольно думаю о другом мужчине на втором этаже. Есть ли у него ещё тюбик мази? Или тот, который у нас – единственный? Вернувшись назад вижу, что Леон крепко спит. Обуваю домашние туфельки, набрасываю на пижамный комплект длинный халат и, прихватив мазь, поднимаюсь на второй этаж. Став на лестницу отмечаю, что всю разлитую воду тщательно убрали.

Негромко стучу в спальню Стаса. Он сам открывает дверь. На нём только домашние брюки. Судя по влажным волосам и блестящим на груди капелькам воды тоже недавно вышел из душа. Протягиваю ему флакончик с мазью:

– Не знала, есть ли у вас второй. Решила отнести.

– Леон сказал? – удивляется Горыныч.

– Нет. Он уснул, – признаюсь я.

– Заходи, – мужчина широко распахивает дверь. Когда я пытаюсь её за собой закрыть, поднимает руку, показывая, что не стоит этого делать. – Оставь открытой. Если Леон проснётся, то ему не понравится, что мы остались вдвоём за закрытыми дверями.

– Я не подумала. Тогда мне лучше вернуться в спальню. Как-нибудь сами намажетесь.

– Если попрошу помочь тебя, будет тошнить? – по его взгляду и голосу понимаю, что не издевается. Уточняет, зная мою реакцию.

– Нет. Наверное, нет.

Пока повторяю уже знакомую процедуру, отмечаю, что у Леона на лице повреждений больше, чем у Стаса. Завтра выходные, но за два дня они не заживут.

– Спасибо, – неожиданно благодарит Стас.

– Это вам спасибо, – качаю головой я. – Я не ожидала, что вы заступитесь за меня. Там, внизу.

– Он любит тебя, – произносит мужчина. – Только его любовь ужаснее ненависти. Ты в этом не виновата.

– За что меня любить? – удивляюсь я.

– Наверное за то, за что ты любишь его, – жмёт плечами Горыныч. – Если Леон будет тебя обижать, сразу говори мне об этом. Не стесняйся.

Я согласно киваю головой. На прикроватном столике лежит толстая книга сказок. Раскрытая в самом конце.

– Вы столько прочитали? – невольно вырывается у меня.

Он садится на кровать и кивает.

– В прошлый раз ты очень интересно рассказывала. Мне понравилось, решил почитать. Интересно же почему ты зовёшь меня Горынычем.

Я невольно краснею, но Стас смеётся.

– В детстве, Лиза, нам не читали сказок. Леон ещё в школе учился, а меня учили только воевать. Наше поколение уже выросло с «Калашниковым» в руках. Мы засыпали и просыпались под звук вертушек и бомбёжек. Мы не играли на улице, а запоминали, где лежат мины. Мы привыкли, что война – часть нашей жизни. Но меня растила мать, единственная жена у отца, растила, окружая своей любовью. Она, как и отец, была врачом. Они вместе учились в Москве во времена Советского Союза. Поехала следом за ним. Многие ехали, но почти все возвращались назад не выдержав местного колорита. Мама терпела. У пуштунов очень сильны родственные связи. В их среде запрещаются браки с другими народностями. Что же тут говорить о женщинах с другой страны. Но отец тоже сильно её любил. Не брал вторую и последующих жён. А Хайдара растили три жены его отца. Я в какой-то сказке видел выражение, что у семи нянек дитя без глазу. Точнее не скажешь. Он не знал любви, Лиза. Теперь и сам не знает, что это такое – любить.

Я сижу в мягком кресле, удобно прижав к животу коленки. Мужчина достаёт плед и укрывает меня. Не прогоняет. И я не спешу уходить. Знаю, что мне не уснуть. Рассказываю:

– Мне тоже сказки никто не рассказывал. У мамы не было времени. Она часто брала на дом работу. Её родители рано умерли, когда я была совсем маленькой, почти друг за другом. Не помню их. А зарплата швеи всегда была небольшой. Тем более, что мама работала на загибающемся государственном предприятии. Многие уходили в коммерцию, в открывающиеся частные ателье, а мама боялась. Вдруг что-то пойдёт не так, и она останется без работы. А дом, где мы жили тоже постоянно требовал вложений. То окно сгниёт, то фундамент начнёт сыпаться, то ветер кусок шифера сорвёт, то пролёт забора развалится. Приходилось нанимать чужих мужей и платить деньги: и за работу, и за новые материалы. Поэтому, едва научившись читать, стала «проглатывать» все книги со сказками, что были в нашей школьной библиотеке.

– И кем ты себя представляла? – смеётся Стас. – Наверное, любой девочке больше всего нравится какая-нибудь сказка?

Я задумываюсь.

– Наверное. Но вы…

– Ты, говори мне – ты. Я же не твой начальник, – перебивает он.

– Но ты правильно не так давно сказал: мне не только нормального стула, должности и мужа не хватило, но и сказки тоже. Ни в одну из них я не вписываюсь.

Стас поднимает тяжеленный сборник на тысячу страниц.

– Ни в одну из них? – с сомнением повторяет мои слова.

– Я не Красная Шапочка, не Золушка. Принц меня не ищет, мачехи и сводных сестёр нет. Не красавица, поэтому сказка про «Красавицу и Чудовище» тоже мимо. В «Аленьком цветочке» – любящий отец. Его у меня не было. Да и я самая старшая, а не младшая – любимая. Василисы Прекрасные и подобные ей, тоже не про меня. Может, про Колобка больше всего подходит? Качусь, качусь, и в конце меня кто-нибудь тоже обязательно съест, – задумываюсь я.

– Кажется, я ещё такую не читал, – смотрит в оглавление. – Есть. В самом начале. Я пропустил, сразу про принцесс начал. Сейчас почитаем. Хочешь?

– Конечно, читай вслух.

Я меняю положение тела, удобнее заворачиваясь в плед. Стас хорошо читает: не громко, но разборчиво. Не торопится, с интонацией, но не переигрывая. Когда сказка заканчивается, я не успеваю спрятать зевок.

– Прикольно, – о чём-то задумывается мужчина.

– Ты про что? – ещё один зевок.

– Колобок от всех убегал: волк, заяц, медведь. А в итоге его съела лиса, женщина, – смеётся шеф по безопасности.

– Никогда не думала об этом, – хихикаю я. – Почитай ещё что-нибудь?

– Лучше я почитаю, – раздаётся от дверей голос Леона. Мужчина стягивает с меня плед и поднимает на руки, поправив разошедшиеся полы халата. Я вижу, что он не злится. – Тебе до колобка щёки и бока ещё не одно десятилетие отращивать.

Я не спорю, прижимаясь к его груди. В спальне он сажает меня на кровать, снимает халат. Туфельки остались в комнате Стаса. Ничего, у меня есть ещё. Леон выключает ночник и тоже ложится, поворачиваясь лицом в мою сторону:

– Катись сюда, колобок. Ко мне передом, к лесу задом.

– Это уже не из колобка. Так Баба Яга своей избушке говорила, – возражаю я.

В темноте мужчина находит мои губы своими губами и надолго закрывает мне рот. Поцелуй получается глубоким, но нежным и неторопливым. Я не возражаю.

Глава 47. Взрыв

После завтрака едем в мою квартиру. Готовить её к заселению квартирантов. Бесов мне там совершенно не нужен, но отпускать меня одну он не хочет. Стас остаётся в машине, пара охранников сторожат лестницу.

Уборки не много. Смахнуть пыль и протереть пол. Никакой еды в квартире нет, холодильник отключён. Остаётся забрать лишь оставшуюся одежду.

– Выбрось в мусор, – советует Леон, сидя на старой тахте. – Ну куда ты это будешь надевать?

– Никуда. Пусть в шкафу в гостевой спальне лежит. Ей же пока никто не пользуется. Когда буду себе новое жильё искать, заберу с собой.

– Не будешь, – качает он головой.

– Что не буду?

– Жильё искать, – терпеливо повторяет мужчина. – Ладно, в шкафу, в гостевой спальне, какой-то хлам ещё лежит, всего два пакета добавится. Позже выбросим. Лучше про личные вещи подумай. Может, сборник любимых сказок где-то в шуфляде завалялся?

– Есть, конечно, фотоальбомы, но они в доме остались. Здесь ничего такого нет. Только…

Я беру в руки единственную фотографию отца.

– Можно её взять? Как представится возможность, отвезу в дом родителей. Если здесь оставить, скорее всего выбросят, – смотрю прямо на мужчину.

– Бери. И в дом отвозить необязательно. Положишь где-нибудь у меня в домашнем кабинете. Сможешь смотреть, когда захочешь.

– Спасибо.

У самых дверей невольно притормаживаю. Останавливаюсь и прислушиваюсь к себе. Вернусь ли я сюда? И как скоро это произойдёт? Невольно думаю о том, что за те деньги, что Леон дал маме, можно было и не торопиться со сдачей квартиры. Но, конечно же, просить об этом отчима я не буду.

– Лиза, всё в порядке?

Ушедший вперёд мужчина возвращается и протягивает мне руку. Я вкладываю свои пальцы в его широкую ладонь.

– На дорожку не присели. У нас примета такая есть. Нужно хотя бы возле порога постоять, – поясняю я.

– Ты не вернёшься сюда, Лиза, – хмурится он. – Я не хочу этого.

Его слова окажутся пророческими. Ведь оттуда, куда я попаду, не возвращаются.

Почти месяц мы работаем до семи. Я уже привыкла к новой должности, к собственному статусу и, что здесь скрывать, к постели Леона.

Влад всё это время живёт у матери. Не из-за меня или разногласий с братом. Ангелина Руслановна всё же решилась на продажу огромного и ненужного ей особняка. Они тоже разбирают огромные кучи вещей, решая, что оставить, что выбросить, что выставить на продажу, а что забрать с собой. Параллельно присматривают две раздельных квартиры. Влад не хочет жить в доме. После раздумий и нескольких просмотров, Ангелина Руслановна тоже решает, что ей гораздо удобнее будет в одной из современных новостроек. Она любит частые смены интерьеров. И в квартире, пусть и на целый этаж, это будет сделать проще и гораздо дешевле, чем в огромном доме.

Даёт о себе знать телефонным звонком Каролина. В страну она не возвращается. Находит какого-то инвестора и сразу уезжает с ним. Кажется, в Китай. Едва она отключается, как о ней все забывают: и Влад, и Стас, и, особенно, Леон.

Я искренне желаю, чтобы у неё всё получилось, но вспоминать о ней, тем более скучать, мне тоже не хочется.

В первых числах октября, в пятницу, уезжаем с работы почти вовремя, в начале шестого. Но направляемся не в коттедж Бесова. Ангелина Руслановна попросила старшего сына съездить с ней на просмотр выбранной квартиры. На её особняк тоже нашёлся покупатель. Мать Леона смотрела много вариантов, но остановилась на двух, которые и хотела бы, перед принятием окончательного решения, посмотреть с обоими сыновьями. Моё мнение там никому не нужно, но Леон тащит меня за собой. Стас тоже недоволен. О просмотрах стало известно лишь в обед, и босс по охране не успел предварительно просмотреть объекты.

– Поедем, – произносит решающее слово Леон. – Что там может случиться? Тем более, что кроме мамы это никому не известно. Да и существует ли уже опасность? Может, в первый раз стреляли не в Лизу, а в меня? Дядя Дима решил убрать меня, затем жениться на маме? Владу без разницы кого слушать, меня или Дмитрия Анатольевича. Лишь бы не работать.

– Это самое логичное объяснение, – кивает головой Стас. – Я давно об этом говорил, даже Лиза додумалась, а ты не хотел верить. Есть лишь одно «но» … кукуруза…. Там Лизу хотели убить, не дожидаясь нас.

– Может, так меня выманить хотели. Лиза же неожиданно ушла, детальный план разрабатывать было некогда. Не рассчитывали, что я стану надевать по дороге бронежилет, – предполагает Леон. – Ладно, поехали.

Первая квартира находится в центре Минска. С ней никаких проблем не возникает. Вторая, которую мы собираемся смотреть уже полной темнотой, находится в пригороде. Дом уже достроен и сдан, но ещё только начинаются ремонтные работы «под ключ».

Вокруг ещё не убраны вагончики строителей, заграждения, припаркованы несколько грузовых автомобилей, из которых выносят строительные материалы.

– Здесь целую армию в засаде можно спрятать, – чертыхается Стас. – Нет, мы сюда не идём. Возможно завтра днём, когда я всё предварительно проверю.

Так как мы едем в разных машинах, Леон звонит матери и спрашивает, точно ли она собиралась смотреть эту квартиру или решение было принято в последний момент. Например, агент по недвижимости уговорила или ещё что-нибудь в этом роде. Ангелина Руслановна уверяет, что решение принимала сама. Когда она смотрела эту квартиру несколько дней назад, было тоже самое: стояли вагончики, валялись заграждения, а из грузовых машин постоянно что-то выгружали. Цена квартиры значительно ниже, чем в центре, вид намного лучше и в соседнем доме недавно приобрела себе похожее жильё одна из её близких подруг.

Леон раздражённо хмурится, уже от бесконечной болтовни матери и окончательно решает идти на просмотр.

Сам просмотр проходит нормально. Никаких подозрений квартира не вызывает. Пока внизу не раздаётся сильный грохот. Этаж всего второй и звук напоминает тот, словно со ступенек покатился, например, уроненный холодильник. Все бросаются к окну, лишь я замираю возле входных дверей и думаю о том, что в этом доме есть хороший грузовой лифт. Никому и в голову не пришло бы тащить мебель или технику вручную. Даже на второй этаж.

В это время широкая ладонь крепко зажимает мне рот, и меня буквально выносят в открытые двери. Без единого звука. Несут, кстати, не вниз, а вверх, по ступеням. Я успеваю заметить двух лежащих на полу охранников. Где-то внизу раздаются звуки стрельбы. Я пытаюсь кричать, молотить руками и ногами, но тело совершенно не слушается меня. Прежде, чем погрузиться в сон, успеваю понять, что мне что-то вкололи в плечо. И услышать взрыв, несколько взрывов. Увидеть, как в чистых, вымытых перед сдачей квартир окнах вспыхивает яркое зарево пламени.

Я видела подобное в фильмах. Так горят взорванные автомобили. Последние всполохи угасающего сознания кричат мне о том, что меня понесли наверх, потому что внизу никто не должен был выжить.

Горят не только автомобили. Горит моё сердце…

Прихожу в себя в какой-то смутно знакомой квартире. На широкой кровати. К её основанию привязаны мои руки и ноги, какими-то мягкими лентами. На мне чужая мужская майка и … памперс! Самый настоящий, для взрослых!

Перед глазами начинает проясняться, и я замечаю тонкую змейку пластика, идущую от моей руки к штативу капельницы.

– Дмитрий, ваша племянница в себя приходит, – сообщает кому-то высокая мужеподобная тётка. Точная копия из моих кошмаров.

Леон обещал, что она больше никогда меня не коснётся. Леон! Его имя отзывается в моём сердце острой не проходящей болью. Она не уменьшается, но помогает быстрее прийти в себя. Я узнаю квартиру дяди Димы. Он сам подходит ко мне, придвигает стул и садится. За его спиной топчется Халилов.

– Леон?! – спрашиваю я. Голос хрипит и напоминает карканье вороны. Во рту очень сухо и горло дерёт.

– Погиб. Влад и Ангелина тоже. Стаса забрала «Скорая», но через несколько дней он самовольно покинул больницу. Насколько нам удалось выяснить, уехал в Америку. Там у него остались связи.

– Это вы стояли за всем этим? Даже Ангелину Руслановну не пожалели? – шепчу я.

Наверное, то вещество, что мне капали все эти дни, притупляет и разум, и чувства, и эмоции. Лишь Леон въелся в меня глубже самого сильного дурмана.

Не вытравить. Люблю его. Больше жизни, за гранью смерти.

– Это произошло случайно, – морщится человек, которого я считала почти отцом. – Должны были заминировать вашу машину. И заминировали. Когда началась перестрелка, Влад сумел сесть за руль, а Ангелина вскочить в машину. Они проехали несколько метров. Стаса и Леона, как и других, задело взрывной волной.

– Какая перестрелка? – не могу понять я.

– Самая настоящая. Неизвестный пытался утащить тебя. Его заметил кто-то из вашей охраны, поднялся шум. Спалились двое перекупленных мной парней, которые в это время и закладывали взрывное устройство. Они не успели закончить, поэтому оно и рвануло, едва машина завелась. Должны были погибнуть только Стас, Леон и ты. На Ангелине я хотел жениться. Влад бы мне не стал мешать. Я специально тебя, дуру, с ним столкнул. Думал, срастётся всё у вас. И ты у меня будешь пристроена, и компания полностью нашей станет. Но тебя зачем-то потянуло под этого душмана лечь. Что у него, длиннее и толще, чем у Влада?! Да все знают, что у него лишь при виде крови встаёт. Даже странно, что на тебе ни одного шрама нет. Знал бы, что ты такая же, с самого детства ремнём бы лупил.

Мужчина ещё что-то говорит, но я уже не вслушиваюсь. Сознание вновь плывёт, но я этому только рада. Неважно, как и кто теперь назовёт Леона. И я сама себе не важна. Слишком мало мы были вместе. Слишком мало…

Но этого времени хватило, чтобы я полюбила его гораздо больше, чем себя.