Текст книги "История любовницы короля (СИ)"
Автор книги: Юлия Эфф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
Словно в ответ на моё беспокойство, через неделю после его ухода, в мою дверь постучали. Визиты чужих были редкостью, поэтому я напряглась. Это оказался банковский клерк. Он сверился с текстом бумажки, которая была у него в руках:
– Ариана Ленуар, знакомая Аны Гурайд? – добившись утвердительного ответа, клерк попросил зайти, сославшись на конфиденциальность информации. – Благодарю. Я по поручению господина Райана Риза, он сказал, что вы уполномочены расписаться за Ану Гурайд. Это чистая формальность.
– За что я должна расписаться? – подозрительно спросила я, наученная опытом договоров с магами.
– О, пустая формальность, как я уже сказал, – клерк полез в нагрудный карман, достал небольшую шкатулку и открыл её. Внутри лежал мой локон. – Ваш?
Он поднёс локон ко мне, провёл рукой сверху вниз, создавая свечение, и удовлетворённо кивнул:
– Благодарю. Ваш залог идентифицирован. Распишитесь, пожалуйста, – придвинул ко мне два листа, исписанных мелким наклонным почерком Райана было. Каллиграфия герцога, надо признать, была отвратительной. Даже у господина Уриэна буковки казались произведением искусства. Вот что значит, быть лумером! Ты лезешь из кожи вон, чтобы всё сделать идеально, а маги не особо стараются представить своё послание хотя бы в читабельном виде.
Клерк торжественно защёлкнул шкатулку и вручил мне, а затем кивнул на бумаги, мол, я – вам, вы – мне.
– В чём я расписываюсь? Что это за договор? – упрямо настаивала я.
Клерк моргнул недоумённо, его щека нервно дёрнулась:
– Госпожа Ариана, я вам только что вернул вашу вещь. Будьте любезны, поставьте уведомление о получении от герцога.
«Издевается надо мной», – решила я и расписалась, уж слишком бредовой выглядела ситуация, и захотелось отделаться от странного визитёра. Тот собрал бумаги и перед уходом просил передать Ане Гурайд, что в банке будет достаточно её присутствия, ячейка всегда в её распоряжении.
Какая ещё ячейка?! Я готова была затащить клерка в квартиру и вытрясти из него подробности. Меня явно только что обманули. Но клерк шагнул назад и исчез в портальном мареве. Моя рука успела поймать один воздух.
Пожаловалась Генриху, тот неопределённо хмыкнул и успокоил, мол, бояться нечего. Если Райан и пошутил, то злых последствий можно не ждать: он не сделает мне плохого.
В банк я ни разу не ходила, то есть, чтобы специально проверить какую-то ячейку Райана. Снимала понемногу своё, заработанное, и всё. Меня из банка не беспокоили, и не удивительно, что я забыла про нелепую шутку с локоном. Всплыла она через четыре месяца, когда Тибо передала от брата подарок на мой день энджела – небольшую шкатулку с набором – премиленьким ожерельем, сплетённым из серебряных нитей, двумя серёжками и браслетами. В прошлом году мне исполнилось двадцать.
Это было время до примирения с Райаном, тогда мы не встречались с Райном несколько месяцев и, более того, я видела его с разными магессами. Поэтому попросила Тибо вернуть подарок хозяину, чтобы он подлизывался только к своим невестам, а мне как лумерке не годится носить дорогие украшения!
Тибо улыбнулась:
– Рай сказал, что если ты так ответишь, то тем более оставить тебе подарок. А если ты захочешь его вернуть, то должна сделать это лично, потому что он потратил месяц на изготовление.
Конечно же, не собиралась я создавать повода для встречи, поэтому убрала украшения, которые, между прочим, могли быть артефактом привязки, например, и ни разу не надела.
После вручения шкатулки с украшениями Тибо добавила:
– Рай просил тебя заглянуть в свою ячейку в банке.
– Что ещё за ячейка? – я вспомнила розыгрыш и начала злиться.
– Думаю, Райан заботится о тебе. Скорее всего, там некоторая сумма на проживание и оплату квартиры, – Тибо предполагала, но, вероятно, видела, как меняется моё выражение лица, и поспешила успокоить. – Ну-ну, не горячись! Лишние деньги тебе не помешают, а твоя сумма, которую ты получила от Эдрихамов, однажды иссякнет. Кроме того, как ты начнёшь своё дело без запасных гольденов?
Тогда-то я обратилась к Эдрихамам за помощью разобраться в сюрпризе от герцога. Я попросила, если в некоей ячейке на моё имя лежат деньги от Райана, то вернуть ему немедленно! Сир Брис на следующий день успокоил, мол, всё в полном порядке, мне не о чем беспокоиться. Я выдохнула. Влиять на меня через деньги – подло, решила я в тот день и, в отместку Райану, гуляющему с очередной невестой, отправилась к Генриху, с которым провела незабываемую ночь.
И вот, спустя время, пришлось вспомнить, что за ячейка такая была, и что за сплетни распространяет про меня сир Арлайс.
– Старик выжил из ума. Ему теперь мерещится всякое, – спокойно, не моргнув и глазом, соврал Рай. – Я просто перестал вкладывать в семейный банк да и повеселился в доме необручниц на славу.
– Разберись с ним, сам объясняй! А сир Арлайс… пусть только появится у меня на пороге! Я не посмотрю, что он твой родственник! – пообещала я, и Риз-младший сказал, что охотно верит в мою ярость.
Я не знала, что вокруг меня сплели сговор. О том, что Райан действительно открыл на моё имя ячейку в Королевском Банке с персональной привязкой. Мне достаточно было бы приложить руку к замку, и открылся бы доступ. Ежемесячно со дня нашего расставания в прошлом году он переводил понемногу (он так считал) гольдены, а с началом работы на Адноде с оплаты за наместничество откладывал уже суммы покрупнее, несмотря на то, что мы расстались. И Генрих, и Эдрихамы знали об этом, но молчали, предпочитая не вмешиваться в благие намерения Риза-младшего.
Райан первый год от нашего разрыва пытался представить свою жизнь такой, какой она должна была быть по мнению общества и семьи. Перебрал всех невест, найденных сиром Арлайсом и сиррой Катрин, долго общался с каждой, нежничал в меру допустимого – пока окончательно не осознал, что эта жизнь не для него: слишком его изменил тот бурный год на Адноде.
И Райан впал в уныние, следом за ним – в запой и загул. Он чувствовал изменения в маг-силе, особенно после дома необручниц, где его в последние недели спаивали опасной для магов сон-травой. По его словам, он уже видел, как за спиной стоят основатели рода, чтобы забрать его в подземелье Владычицы, и поэтому оформил документ с последней волей. Согласно завещанию, после смерти Райана я становилась наследницей всех его денег, лежащих в индивидуальной, а не семейной ячейке. Об этом прознал сир Арлайс и теперь горел жаждой найти меня и уничтожить. Причём, тот факт, что я вовремя смогла остановить Райана и даже спасти ему жизнь, сиром Арлайсом не учитывался.
К счастью, я не знала об этом и поэтому спокойно училась, любила и была любима, а также настраивалась на рождение детей, чтобы окончательно избавиться от позорной зависимости, и… И не только ради этого, конечно же.
Глава 23 и новая жизнь
Думавшая о детях в перспективе неопределённого будущего, разумеется, я хотела их. Жить в большой семье лучше, чем быть одной. Даже если не хватает денег и порой приходится себе отказывать в маленьких радостях. Но лумеры не создают браки рано без особой на то необходимости, ведь большинство стремится сначала встать на ноги и преодолеть бедность.
Например, моя матушка вышла замуж за отца, когда ей было двадцать пять, а ему – тридцать. Старшая сестра (ей в этом году исполняется двадцать шесть), возможно, скоро создаст брак с парнем, который начал за ней ухаживать в Лапешской эколь.
Вторая старшая сестра (которая изображала Ану в Лапешской Академии) тоже успела найти себе единомышленника, и, сдаётся мне, её брак будет более удачным, ведь в Академии, даже лумерской, учатся отпрыски более состоятельных лумеров, чем в эколь.
И третья сестра, моя погодка, успела покорить чьё-то сердце. Имея то же увлечение, что и я – рукоделие, – но более утончённый вкус, она всегда привлекала к себе внимание на лумерских посиделках своими искусно перешитыми старыми платьями, а золотые руки всегда были в почёте у трудяг, знающих цену аккуратно заштопанным дыркам.
Но о детях мы особо никогда с сёстрами не говорили. В первую очередь нам хотелось вырваться из ставшего тесноватым домика и увидеть мир, простирающийся дальше лапешского рынка.
И вдруг – условие Владычицы! Я очень скоро поняла, что мне не просто нравится эта идея. Одержимость Тибо родить от любимого человека – в этом что-то было. Моя эмпатоморфия, если не исчезла окончательно, то, как минимум, не вмешивалась в мои новые ощущения от знакомств с другими. Теперь я испытывала целую гамму эмоций, подобно всем нормальным людям, и они были моими, личными, а не чужими. Поэтому я была твёрдо уверена, что Генрих и Райан мне не просто нравятся и не просто хорошие партнёры в постели, – после них мне будет сложно строить отношения с другими мужчинами, ибо вытравить прошлое из сердца сразу не получится. И более того – чем я дольше думала о детях, тем прочнее укоренялась моя уверенность, что я посвящу свою жизнь им и вовсе не выйду замуж.
Прошло больше трёх месяцев с того дня, когда я побывала у Лабасского Ирминсуля. На прошлой неделе я достигла полного совершеннолетия, отпраздновала скоромно, по сравнению с прошлым годом, без приглашения гостей: ни к чему им было видеть, как я периодически подпрыгиваю и кусаю губы. Генрих и Райан поздравили по очереди, остальные – Эдрихамы и Тибо – прислали поздравительные письма и подарки. Тибо отличилась: хорошо выделанная белоснежная шкурка молодого арсвена от их семейства удивила даже Райана. Животное было жаль, но вернуть его к жизни не смог бы сам Роланд Третий. Я убрала подарок, решив когда-нибудь приспособить его для детского плаща.
Весной, как я уже говорила, Генрих снял новые апартаменты для меня и теперь я жила в новой квартире с видом на зацветающие сады Владычицы. В воздухе уже разливался тонкий аромат, а от лёгкого дуновения ветра небо становилось розовым, и даже в квартирке можно было найти залетевшие через открытое окно лепестки королевских вишен. Эта картина настраивала на романтический лад, и мы подолгу стояли с Райаном или Генрихом в сгустившихся сумерках на балкончике и наблюдали за парочками, гуляющими в розовой пене внизу, которую создавал свет фонарей на аллеях в Садах.
В тот вечер я ждала Генриха, приготовила ароматный отвар, и потом мы, скрытые темнотой на балкончике, пили его с печеньем и засахаренными фруктами. На соседних нижних и верхних балкончиках тоже сидели пары, но Генрих создал пузырь тишины вокруг нас, чтобы никто не смог подслушать наш разговор.
После этого я унесла посуду, вернулась, и меня притянули на колени. Тягучие медовые поцелуи с ароматом долетавших до нас розовых лепестков вскоре свели нас с ума. И я призналась, что не просто готова к рождению дитя от Генриха, но и сама хочу этого.
– Уверена? – он отодвинул от моего лица распущенные локоны, неслышно сглотнул, я заметила это по движению кадыка. Что это было? Волнение или страх? Или всё вместе?
– Только дай мне слово, что у меня не заберут малыша. Он не должен стать заложником наших ошибок, – это давно варилось в моей голове, и, озвучив главный страх, я затаилась в ожидании ответа.
Генрих улыбнулся:
– Клянусь! Я тебе гарантирую это. Мы подготовили защиту, надеюсь, всё просчитали верно.
– С Райаном?
Генрих кивнул. Прозвучало имя герцога, и это немного сбило романтический флёр. Как-то всё неправильно выходило. Не по-настоящему. Вернее, не так, как это бывает у всех нормальных людей, которые сначала знакомятся, влюбляются друг в друга, потом только возможна драма, за ней – примирение и, наконец, рождение дитя. Нас же судьба столкнула лбами и сказала: вот, теперь вы должны наделать ошибок, а потом их исправить, если хотите выжить. Моя голова лежала на плече Генриха, и, наверное, я так громко вздохнула, что он сам очнулся от своих мыслей.
– О чём задумалась? – спросил он. Я поделилась разочарованием от вынужденной, а не свободной романтики наших отношений, и Генрих согласился. – Ты права, это всё очень странно выглядит… Но не нам судить в преддверии сложного времени – Воля Владычицы укажет нам правильный путь.
– Когда это будет? – я отстранилась.
Разговоры ослабили действие поцелуев. Мы были возбуждены пять минут назад до готовности сорвать друг с друга одежду, а теперь спокойно сидим в обнимку, как будто наш огонь желания потух. О себе я этого сказать не могла, а Генрих… Я сдвинула руку, чтобы дотронуться до пять минут назад напряжённого бугорка под одеждой, и Генрих очнулся. Улыбнулся, вздохнул глубоко, прогоняя задумчивость, и гораздо веселее усмехнулся:
– Тратим время на разговоры? Так что ты там говорила про готовность? – и пальцем игриво провёл по вырезу на платье, слегка оттягивая его.
– Я люблю тебя и хочу от тебя дитя, – решительное настроение вернулось ко мне, на словах «я люблю тебя» что-то дрогнуло в лице Генриха, но он за долю мгновения спрятал эту эмоцию. Впрочем, я и не ждала похожего ответа. В отношении мужчины, являвшегося королём Люмерии, я и не претендовала на страстную взаимность.
Мои бёдра потянули вверх:
– Вставай, не здесь. Мы должны кое-куда переместиться.
«На кровать?» – подумала я, мысленно улыбаясь. Но Генрих, едва мы покинули балкон и вернулись в гостиную, придержал меня. Построил портал, и потянул за собой:
– Не бойся. Нас никто не увидит.
Вышагнув из марева, я увидела огромные царственные покои, широкую кровать с балдахином и занавесями, привязанными золотыми шнурками к столбам, подпирающим кровать.
– Это родовой замок Роландов, – меня снова потянули куда-то, не к кровати, по пути зажигая светильники и камин.
– Мы рядом с Озером Тишины? – я споткнулась о край ковра.
Здесь я никогда не была. Ни в этой комнате, ни в замке вообще. Мы с однокурсницами видели его со стороны, когда решили устроить небольшой отдых на природе. Озеро Тишины находилось на западе от Люмоса, не очень далеко – всего час езды в экипаже. Немного мрачноватое, но в целом располагающее к размышлениям местечко.
– Утром сможешь полюбоваться видом. Ночью всё равно ничего не видно.
Генрих привёл меня в огромную купальню с двумя термами – малой и большой. Несколько артефактов взлетели в воздух, и часть из них бультыхнулась в наполненные купальни.
– Мы должны быть полностью чистыми, – сказал Генрих, расстёгивая на жюстокоре пуговицы.
– А Хетуин здесь бывает? Живёт иногда? – я осматривалась с любопытством, так же медленно приступив к раздеванию. Генрих откинул жюстокор в сторону, следом полетел жилет, а потом ко мне подошли, и мои запястья обхватили сильные пальцы. – А, живёт?
– Никого. Здесь. Сейчас. Нет…
Сдвинув носом пряди моих волос у лица, Генрих прижался к моей шее и замер. Я чувствовала его дыхание, он будто пытался запомнить запах моей кожи. Подобная замедленность действий была не совсем похожа на него, но я решила, что это особый ритуал, и доверилась мужчине. Конечно же, перед его приходом ко мне, я уже мылась, но если того хотел он… Его сухие губы наконец отмерли, захватили в поцелуе кожу рядом с ухом, и я машинально отрывисто вздохнула.
Мои руки были отпущены на свободу, и наконец-то мы предались поцелуям, разбавлявшим своей звонкостью тишину в купальне. Воздух стремительно нагревался благодаря артефактам, от воды застелился пар. Одежда была снята в минуту, и меня потянули к малой терме, наполненной наполовину щедрой пеной.
«Наверное, это какой-то особый артефакт», – успела я подумать последнее – перед тем, как меня усадили на вытянутые ноги, лицом к себе. Генрих обхватил моё лицо ладонями и продолжил поцелуи – сочные, призывные, от которых давно собравшийся клубок желаний заныл. Я подвигала бёдрами, потёрлась об упругий орган, но меня не допустили к нему, видимо, решив подразнить и немного поиграть.
Пальцы, ладони скользят в воздушной пене, гоняют её по рельефному мужскому телу передо мной. Мы набираем в ладони взбитое мыло и гладим друг друга, словно изображаем прибой, ласкающий камни на побережье. Мы словно первый раз видим друг друга, хотя на Адноде не раз вместе принимали терму… Или это было так давно, что мы уже забыли?
Волосы не трогаем, но мне хочется – и я позволяю своим рукам взбираться по плечам к шее и проникать пальцами в короткую стрижку Генриха, на затылке чёрный волос гуще, руки там задерживаются, и это служит сигналом к очередной порции поцелуев. Губы и языки охотно нежатся: Генрих целуется почти как Райан, умело, напористо, но в его проникновениях языка до сих пор присутствует неуверенность, и мне это нравится. Я помню, что эти губы любили всего одну женщину и за два года ласкали лишь двоих – жену и меня, тщательно скрываемую любовницу от дворцовых сплетников.
Сильные пальцы, в которых самый тяжёлый меч становится покорным оружием, съезжают в пене по изгибу моей спины к бёдрам, задерживаются на них и невольно сжимают – Генрих стонет, прикусывая мою губу во время поцелуя. Минута – прийти в себя, и его руки подхватывают меня снизу, Генрих умудряется подняться вместе со мной:
– Держись…
И я хватаюсь за его плечи с остатками мыльных клочьев – мы переходим в большую терму с чистой и тёплой водой, чтобы ополоснуться.
Там мы набираем воду в ладони, сложенные лодочками и поливаем друг друга. Генрих вдруг зачёрпывает воду и заносит над моей головой, что-то шепчет, прикрыв глаза – трижды тонкие струйки скатываются по моему лицу. Закончив часть лишь ему известного обряда, он смотрим на меня, и зелень его глаз подсказывает: обязательная водно-очистительная часть нашего свидания окончена. Но как же нам обоим не хочется торопиться!
Наши тела чисты, источают аромат благовоний, и я не удерживаюсь – наклоняюсь и с наслаждением облизываю, целую грудь передо мной, даже там, где её покрывает негустая растительность, убегающая вниз, к напряжённому паху. Я покусываю шарики-соски, а нетерпеливая рука сначала касается органа и начинает поглаживать под аккомпанемент моих ласк выразительного мужского тела воина. Генрих откидывается назад и отдаётся во власть подготавливающей нежности. В какой-то момент он всё-таки не выдерживает, порывисто притягивает меня к себе и стонет в мои губы:
– Пойдём, не могу больше…
Мы поднимаемся, и вода неохотно скатывается по нашим телам обратно – в терму, цепляется за нас, оставляя на полу свои ручейки. Простыней здесь нерадивые слуги не оставили, или они где-то лежат, а я не вижу… Генрих поднимает с пола свою рубашку и промакивает влагу на моём теле, хотя может убрать её одним движением рук.
Я относительно высушена, забираю рубашку и делаю то же самое с Генрихом, вдруг понимая, почему он не использовал магию – так прикосновения чувственней и дают нам целых две минуты, чтобы продлить удовольствие.
С широкой кровати откинуто покрывало, но простыни холодные из-за огромной комнаты. Генрих протягивает руки, делает пас – и горячая волна мчится по простыням к подушкам, согревая постель. Затем, он укладывает меня на спину, и я действительно чувствую тепло под собой.
Мужская рука разводит мои бёдра, Генрих не спешит возлечь, он пока рядом, проверяет, не требуется ли дополнительная влага, но нет – я готова, пожалуй, даже слишком готова…
– Я сейчас произнесу клятву, – говорит он хрипло, – ты должна её повторить… как сможешь… И выразить пожелания…
Пожелания? Не успеваю удивиться, бас Генриха начинает обращаться к кому-то:
– Я, Генрих Кайруин Хривелур Роланд, обращаюсь к Основателям моего рода – Белому Воину, Белому Поисковику и Белой Матери. Прошу благословить мою связь с Аной Гурайд, начатой по воле всезнающей и всепредугадывающей Владычицы. Матерь света, ты свела меня с этой женщиной, благословила на любовь и спасение, так благослови же моё намерение очистить её от скверны зависимости. Благослови наше дитя, ибо оно станет знаком моей любви к этой женщине. Осени её и будущее дитя своей защитой, и да не пребудет осуждение Основателей рода и твоё, Матерь света, с нами, ибо нет другого оправдания, кроме твоего благословения – моей чистой любви, как любит брат сестру, как желает муж женщину, привлекательную его уму и телу, как король печётся о своей подданной, алчущей помощи…
Я слушала и не верила своим ушам. Генрих никогда не говорил мне «я тебя люблю», но всегда что-то подобное витало в воздухе над нами, когда, утомлённые страстью, мы лежали рядом, я – на его груди, и он мог поцеловать меня в висок, волосы – точно подобно тому, как это делал Райан, открыто признававшийся в чувствах.
Генрих замолчал, и я догадалась по его взгляду – моя очередь.
– Люмерийская Матерь, Белая Владычица, Основатели рода Роландов… – ком неожиданно встал в горле, поэтому говорила я с трудом, останавливаясь.
Нас будто слушали, я поймала это ощущение, и мне даже стало неловко от того, что я обнажена. Потянула на себя простыню, и Генрих догадался, помог:
– …И великий Дыв-Кариат, отец и бог любви острова Аднод! Я не ведаю вашего промысла, о великие, но знаю одно – я люблю этого мужчину и желаю от него дитя не только ради очищения. Скорбь моя велика, ибо не могу я быть с ним – я, жалкая лумерка…
Генрих накрыл своей ладонью мои пальцы, как бы говоря: «Не нужно, они всё знают».
– …И я прошу вас снять с меня проклятие порока необручницы и позволить исполнить волю Владычицы… Я не прошу дитя с магическим даром, хочу одного – чтобы он был счастлив и свободен. Клянусь, намерения мои чисты и не противятся воле Владычицы и великого Дыв-Кариата…
– Энон-эрит! – Генрих хрипло заполнил мою паузу, пока я проглатывала очередной ком. Должно быть, сказанных слов было достаточно. Я чувствовала, как тепло собирается в низу живота, словно магия устремляется туда.
– Энон-эрит! – повторила я.
Не убирая покрывало, Генрих забрался под него и накрыл меня своим телом. Меня поцеловали в губы, гораздо целомудренней, чем в терме, немного приласкали груди, и Генрих приподнялся на локтях для удобства движения. Ноги мои привычно согнулись в коленях, раздвигаясь так, чтобы лучше чувствовать движения внутри и обхватить ногами бёдра Генриха, если потребуется подбросить страсти и помочь достичь экстаза. Но пока, кажется, мой мужчина, мой король, справлялся с этим самостоятельно.
Атмосфера сильно отличалась от всех наших свиданий, я никак не могла забыться, потому что не покидало ощущение присутствия кого-то постороннего. Генрих был готов выплеснуть жемчуг и весь взмок от напряжения, но почему-то сдерживал себя. В конце концов, он почувствовал мою зажатость, остановился, дотянулся губами до уха и прошептал:
– Расслабься, они не уйдут, пока это не случится. Я хочу, чтобы мы вместе закончили, тогда вязь будет крепче…
– Не получается, – призналась. Длинные реплики и настрой на что-то серьёзное снизили романтику и добавили торжественности, которая совсем никак не располагала к свободной страсти.
– Расслабься… Я тебе помогу, – покусывая мою мочку уха, шепнул Генрих. Движения его внизу замедлились, он переключился на ласки моей шеи и груди, куда можно было достать, не смещаясь. – Призови магию к чреслам…
Никогда этого прежде не делала, от прозвучавшей молитвы там уже что-то происходило, но лишние мысли сбили настрой. Призыв магии помог разгореться тлеющим углям страсти, мышцы на бёдрах и внутри чресел сами собой сжались, плотнее обхватывая орудие любви, и Генрих выдохнул одобрительно:
– Так, Анушка, так… Не останавливайся!
Мы сосредоточились на этих горячих ощущениях, но мне не хватало признаний. Шёпот Райана, никогда не скупящегося на подбадривания и признания, порой делал больше, чем его «брат», активно вбивавшийся и дразнящий стенки внутренней пещерки.
– Генрих… пожалуйста… ещё, ещё… – заныла я, выталкивая слова пересохшими губами. – Я люблю тебя… мой король… мой Генрих… ещё, ещё!
Магия слов, определённо, распространялась не на одни клятвы, дыхание Генриха показалось мне громче, понял он или нет мои намерения – поддержал, и на сей раз его слова зазвучали в комнате отчётливо, не таясь, вперемешку со стонами и выдохами, и моими репликами:
– Анушка… свет мой, продолжай, не отпускай… хорошо…умница…
Когда Генрих во время настойчивого танца бёдер наклонялся ко мне, чтобы поощрить поцелуями, с его лица на меня теперь капал пот. Я точно так же взмокла – от усилий заставить себя сосредоточиться, желании быстрее закончить и от того, что под покрывалом нам было жарко. В какой-то момент я открыла глаза, захотелось понять, чувствует ли Генрих то же самое, и вдруг боковым зрением увидела четыре расплывчатые белые фигуры.
О призраках Основателей я слышала только из сказок и шуточных страшилок. Вцепившись в мокрые мужские плечи, я уставилась на Генриха, не зная, видит ли он то же самое, а пока рассуждала, комок страсти в чреслах снова ослабел. Генрих почувствовал изменения, приостановился, проследил направление моего взгляда, наклонился, шепнул на ухо:
– Сменим позу, представь, что ты на Адноде… И не смотри на них… Забудь…
Он отстранился, и, пока я переворачивалась, рубашкой быстро отёр пот на лице, шее и груди. Подложил мне снизу под бёдра подушку и снова вошёл, мимолётно наклонившись и поцеловав в шею сзади:
– Расслабься!
Так, и правда, оказалось легче. Я отвернулась от призраков и постаралась выбросить из головы все мысли, кроме тех, что были сосредоточены на происходящем сзади. Генрих никогда так не делал – не сжимал с силой мои ягодицы, не подминал под себя, поддерживая снизу за живот – так делал Райан, любивший безудержную страсть. Специально ли Генрих сейчас подражал ему, чтобы помочь мне быстрее достичь экстаза? Или же торопился избавиться от невозмутимых наблюдателей? Долго думать на эту тему, по счастью, не вышло – рука Генриха нырнула под мои чресла, пальцы нащупали жемчужинку и помассировали её.
– Маленькая моя… давай же… расслабься… думай о нас…
Его голос запускал волны мурашек по моему телу, закусив губу, я второй раз призвала магию к чреслам, на этот раз глаза мои не видели ничего лишнего, ощущения внизу вспыхнули и быстро набрали силу бушующего пламени, готового перекинуться на всё сухое рядом – за миг до того, как реальность поплыла, я вскрикнула. Генрих узнал знакомый сигнал и тоже позволил себе расслабиться. Моё тело содрогалось, когда магическая струя вместе с жемчугом ворвалась в меня, и в желудке запорхала стая бабочек, щекоча изнутри. Генрих наклонился, накрывая меня собой и издавая долгий полурык облегчения.
Мы ещё с минуту не двигались, Генрих первым пришёл в себя, поцеловал в спину, между лопаток, затем поднялся к моей шее:
– Анушка моя, – задержался устало губами, – не двигайся, полежи немного так.
Но сам вышел из меня и лёг рядом, шумно вздыхая. По шуршанию ткани я догадалась, что он отирает пот.
– Интересный малыш должен получиться – магия Матери Владычицы и древнего отца Аднода, – сказал он, излучая в голосе улыбку. – Мне это только сейчас в голову пришло… Можешь переворачиваться, они ушли. Как ты?
Я развернулась.
– С Хетуин тоже так сложно было? Прости, я не знаю, что со мной сегодня случилось, – потянулась, чтобы взять рубашку и хотя бы немного высушиться. Оказалось, подо мной даже простыня была мокрая.
– К сожалению, мы не смогли с Хет достичь совместного слияния, но ситуация того и не требовала, – Генрих поднялся. – Горло пересохло… Я налью тебе воды. Вина ближайшие пятьдесят дней тебе лучше не пить. Да и потом не рекомендуется.
В огромной спальне благодаря зажжённым лампам было светло. Отеревшись, я тут же начала мёрзнуть, поэтому натянула на себя покрывало. Нагой Генрих перемещался по комнате, и я просто любовалась им и прислушивалась к непривычной сытости после экстаза, ибо прежде, даже после самого яркого удовлетворения, в области живота сохранялось лёгкое возбуждение.
Генрих вернулся и протянул мне кубок с наивкуснейшей, как мне показалось, водой:
– Останемся здесь до утра. Нас не побеспокоят, и Основатели в том числе.
Простыни просушили с помощью магии. А потом Генрих сказал, что мне лучше сейчас не плескаться в бассейне, надо потерпеть. Сам же ополоснулся, принёс из купальни влажную тряпицу и стёр с моего тела пот. Освежившиеся, мы снова нырнули под покрывало и прижались друг к другу. Особого желания у меня не было, но отвечать на поцелуи Генриха всё равно было приятно, и мы некоторое время нежились, пока я не почувствовала усталость:
– Давай продолжим завтра? – попросила Генриха. Мой рот только что зевнул, и скрывать потребность было глупо. Где-то глухо, должно быть, в гостиной замка, часы тремя ударами обозначили середину ночи, а ведь мы уходили от меня задолго до полуночи.
– Спи, маленькая, – Генрих согласился, поцеловал мою макушку, прильнувшую к нему, и обхватил рукой мой бок. – Спи. Всё, что должно было случиться с нами, случилось… К сожалению…
Он вздохнул, и я пробормотала, проваливаясь в уютную дрёму:
– Но мы же сможем встречаться? Это ещё не всё?
Генрих промолчал, снова вздохнул и, вместо ответа, поправил за моей спиной покрывало.
Утром я ополаскивалась в горячей терме в одиночестве. Оказалось, Генрих порталом сходил куда-то за свежей рубашкой, потому что вчерашняя измятая висела на решётке перед камином, и он появился одетым с иголочки. Помог мне со шнуровкой, подвёл к окну с видом на озеро, поблескивающее вдалеке холодным бирюзовым светом, и обнял сзади…
Опять этот задумчивый вздох. Я не выдержала, повернулась в кольце рук лицом к Генриху:
– Что тебя беспокоит?
Он молчал, кусая нерешительно губы. После моих настойчивых попыток разговорить, наконец, признался. Эта ночь была последней для нас, если Основатели вняли нашим молитвам и благословили нас. Дня через три, если я почувствую изменения в своём магическом фоне, значит, так и случилось.
– Сегодня кое-что случится, ты не пугайся. К тебе придёт мой человек. Делай всё, как он скажет, поняла? – Генрих разглядывал моё расстроенное лицо.
Чувства мои были слишком смешанными, чтобы их можно было сразу разложить по местам. Конечно же, я была расстроена. Но, вместе с тем, радовало отчётливое понимание того, что моё тело освобождено от назойливого влечения. Узел желания больше не скручивался, досаждая мне непристойными спазмами.
Рядом с Генрихом мне было спокойно, как и раньше. Когда он прижал к себе, я приникла к его груди и вдохнула знакомый запах, такой чистый и веющий силой… Вот только настроения заняться любовью не появилось.
– Нам пора. У нас остался всего час, – мягко напомнил он. – Я доставлю тебя в квартиру, чтобы ты успела приготовиться к занятиям. А мне нужно во дворец, заглянуть к сыну…
– И к жене, не надо скрывать, – улыбнулась. – Я не ревную, Генрих, такого права у меня нет. А ты, ты должен быть счастлив с ней.
Он кивнул, вернув мне задумчивую улыбку:
– Спасибо, маленькая. Я постараюсь.
