Текст книги "Пятый угол"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 43 страниц)

6

– Я советский шпион. Могу предоставить вам информацию о крупнейшей советской шпионской сети в Соединенных Штатах, – сказал Виктор Моррис американскому послу в Париже.

– А почему вы хотите это сделать, мистер Моррис? – спросил посол.

– Потому что мне нужна ваша помощь, – ответил Моррис, человек с широким полноватым лицом и в черных роговых очках с толстыми линзами. – Я получил приказ покинуть Америку и возвратиться в Москву через Париж. Я знаю, что это означает. Они хотят убить меня.

– И почему же Советы хотят вас убить?

– Я… гм, думаю, я не оправдал доверия, – ответил человек на американском английском без акцента. – Бабы. Пьянки. Чересчур много болтал. И к тому же еще Дуня…

– Кто такая Дуня?

– Дуня Меланина. Бывшая жена советского офицера. Работает в Нью-Йорке медсестрой в приемной одного врача. Я сошелся с ней. Но все время были скандалы. На нас стали обращать внимание. Марк сказал, что мне нужно немедленно исчезнуть.

– Кто такой Марк?

– Уже десять лет – глава крупнейшей шпионской сети в Америке.

Виктор Моррис, как выяснилось, действовал под разными именами. Настоящее имя его было Хейханем, он был подполковником советской секретной службы. С 1946-го по 1952 годы его готовили в России для шпионской деятельности в Америке как напарника легендарного непревзойденного мистера Марка.

Шесть лет подготовки! Стоит себе только представить, что это значит: Хейханему (он же Моррис) пришлось полностью забыть свое прежнее «я» и влезть в новую шкуру. Он должен был научиться читать, говорить, есть, ходить, думать и спорить, как человек, выросший в окрестностях Нью-Йорка. И водить машину, как американец, и танцевать, и читать, и писать, и курить, и напиваться, как американец. Тот, кто приехал раньше, успешно справился с этой чудовищной нагрузкой: мистер Марк – лучший шпион, которого Кремль когда-либо имел в Америке. И на след которого никому не удавалось напасть в течение десяти лет.

Подполковник Хейханем превратился в нового человека, он успешно выдержал все экзамены. 14 апреля 1952 года, снабженный великолепно сработанным американским паспортом, он дал о себе знать Михаилу Свирину, секретарю советской делегации при ООН в Нью-Йорке. Тот встретился с ним с соблюдением всех мыслимых мер предосторожности, вручил ему деньги и объяснил:

– Вступите в контакт с мистером Марком. Мы с вами больше никогда не увидимся. С этой минуты вы для меня, как и мистер Марк, официально больше не существуете. Не рассчитывайте на то, что я когда-нибудь помогу вам. Я дипломат и не вправе иметь с вами никаких дел.

– А как я узнаю Марка?

– Он вам позвонит в гостиницу. Вот возьмите небольшую курительную трубку ручной работы. Вы будете держать ее во рту как опознавательный знак на месте встречи с Марком.

Это место встречи Марк сообщил по телефону три дня спустя:

– Будьте ровно в 17.30 в клозете кинотеатра во Флашинге.

Клозет! Ни одна разведка в мире не может обойтись без этого заведения! Ровно в половине шестого в указанный день Моррис посетил упомянутое место. Из кабинки вышел мужчина лет сорока пяти, высокий, почти лысый, с несколько скептическим выражением на умном лице, большими ушами, тонкими губами и в очках без оправы. На нем были фланелевый костюм и голубая рубашка без галстука, какие носят художники. Он посмотрел на Морриса. Посмотрел на маленькую трубку оригинальной формы, которую тот зажал во рту. Коротко кивнув, сказал: «Минута в минуту, Моррис»…

7

– …коротко кивнув, Марк сказал: «Минута в минуту, Моррис», – рассказывал шеф ФБР внимательно слушавшему Томасу Ливену. Рядом с ним сидела серьезная Памела Фабер. Все трое курили и попивали черный кофе с французским коньяком. Индейка была уже съедена. Гувер прикурил большую длинную сигару и выпустил облачко приятно пахнущего дыма:

– Позвольте продолжить: Моррис и Марк вообще-то не переносили друг друга. Взаимная антипатия возникла с первой же минуты. Но были вынуждены ладить…

Да, ладить друг с другом им отныне пришлось. В тот день в клозете Марк передал Моррису деньги, ключ кода и обговорил легенду: Моррису нужно было открыть фотостудию, чтобы власти не задавались вопросом, на что он живет. Далее Марк сообщил, где и каким способом Моррис должен был оставлять и забирать секретную информацию.

Информацию – в микрофильмах не крупнее булавочной головки – следовало прятать в монетах, использованных бумажных носовых платках или апельсиновой кожуре. При помощи небольшой магнитной пластинки их можно было закреплять под скамейками, общественными телефонами, мусорными баками или почтовыми ящиками.

– Все шло как по маслу, – рассказывал Гувер. – Моррис, как было сказано, терпеть не мог Марка, но его задания выполнял безупречно.

– Какие, к примеру?

– К сожалению, очень важные, – вздохнул Гувер. – После всего, о чем сообщил Моррис в Париже, нам не следует строить себе никаких иллюзий. Благодаря организации Марка Советы располагают огромнейшей информацией. К примеру, Моррис, согласно его же показаниям, занимался шпионажем в ракетном центре «Нью Гайд-Парк».

– И ни разу никаких происшествий, сбоев? – спросил Томас.

– Как же, один раз было. И этот сбой, по крайней мере, подтвердил, что Моррис не солгал нам. Вот она, улика, – Гувер выложил на стол перед Томасом потертый пятицентовик. – Поднимите и уроните его.

Томас уронил. Монета распалась на две части. Она оказалась полой внутри. На одной из сторон была приклеена крошечная микропленка.

– Эта микропленка, – продолжал Гувер, – содержит закодированное сообщение Марка. Лучшие головы ФБР бьются над ним уже четыре года, пытаясь расшифровать, – безуспешно.

– Как эта монета оказалась у вас? – спросил Томас.

– Чистейшая случайность, – сказал Гувер. – Мальчишка-разносчик газет по имени Джеймс Бозарт нашел ее в 1953 году…

В один из жарких вечеров лета 1953 года маленький веснушчатый мальчишка-газетчик Джеймс Бозарт взбегал по лестнице доходного дома казарменного типа в городском районе Бруклина. Вдруг – бац! Он споткнулся и растянулся во весь рост. Все деньги высыпались из кармана. Вот невезение! Ругаясь вполголоса, Джеймс принялся подбирать мелочь. Неожиданно в руке у него оказался пятицентовик, на ощупь какой-то странный. Джеймс покрутил его туда-сюда, и тут он распался на две части. Вот это да! На внутренней стороне одной из половинок Джеймс углядел какую-то черную точку. Всего несколько дней назад он смотрел шпионский фильм. Там микропленки прятали в портсигарах. Может, и здесь микропленка?

Джеймс Бозарт (американская нация должна быть бесконечно благодарна ему за это) понес сперва свою находку в ближайший полицейский участок. Старший смены Милли высмеял мальчишку, но сержант Левон сказал:

– Подожди-ка, Джо. Отправим эту штуку в ФБР. Кто знает, может быть, о нас напишут в газетах.

В газеты никто из них тогда не попал. Но два агента ФБР пришли к мальчишке домой. Расспросили его. Где он упал? На Фултон-стрит, 252. В многоэтажном доме с квартирами внаем. Нижние помещения были приспособлены под магазины. На втором и третьем этажах размещались фирмы. Еще выше жили холостяки – художники и мелкие служащие. Кроме того, и ФБР имело свое бюро в этом муравейнике. Агенты ФБР изучили под лупой каждого обитателя дома и ничего не обнаружили.

Прошли годы. Послание на микропленке оставалось нерасшифрованным, отправитель неизвестным. И люди, отвечавшие за национальную безопасность Америки, в 1953-57 годах все отчетливее ощущали: гигантская шпионская сеть опутала страну, все больше угрожая ее безопасности.

– В эти годы, – говорил Гувер в своем уютном доме Томасу Ливену, – Моррис, судя по всему, все больше опускался. После встречи с Дуней Меланиной дела его шли все хуже и хуже. Он дрался с ней, она дралась с ним. Марк, очевидно, был вынужден сообщить об этом в Москву, так как Морриса внезапно отозвали. В Париже он пришел в американское посольство, попросил защиты и рассказал все, что знал.

– И все же, сдается мне, рассказал он не очень много, – заметил Томас.

– Недостаточно, – ответил Гувер, – но в то же время и немало. Хотя этот таинственный Марк и делал все, чтобы Моррис не узнал, где он живет, но однажды тому удалось все же тайно проследить за ним. И, согласно его показаниям, он живет – знаете где?

– Судя по вашему таинственному виду, наверняка на Фултон-стрит, 252.

– Верно, – подтвердил Гувер. – В доме, в котором четыре года назад мальчишка Джеймс споткнулся и нашел монету…

После этих слов в комнате повисла тишина. Томас встал, подошел к окну и посмотрел на открывавшийся перед ним прелестный ландшафт. Эдгар Гувер продолжал:

– Сотрудники моего штаба, в том числе и мисс Фабер, в последние недели еще раз взяли под микроскоп каждого жильца. Описание, данное Моррисом, в точности подходит к одному общему любимцу. Он художник. Живет на самом верху. Зовут его Гольдфус. Эмиль Роберт Гольдфус. Американский гражданин. На Фултон-стрит проживает с 1948 года. Рассказывайте дальше, мисс Фабер.

– В течение нескольких недель, – сказала Памела, – мы следили за Гольдфусом. Задействовали десятки автомашин ФБР с радарами, радио– и телеприборами. Гольдфус не мог отныне сделать ни шага, без того чтобы за ним не следовали наши люди. Результат нулевой.

– Вот этого я что-то не понимаю, – сказал Томас. – При наличии таких серьезных подозрений в шпионаже почему вы тогда его не арестуете?

Памела покачала головой:

– Мы не в Европе, мистер Ливен.

– В Штатах, – пояснил Гувер, – человека можно арестовать, только если он бесспорно совершил противозаконное действие. Только тогда судья выпишет ордер на арест. Мы подозреваем, что Гольдфус – шпион. А где доказательства? Нет, доказать это мы не можем. А пока нет неоспоримых фактов, ни один судья в этой стране не позволит арестовать его.

– А Моррис?

– Информация Морриса носит доверительный характер. С оглядкой на свою семью в России он ни при каких обстоятельствах открыто не выступит свидетелем против Гольдфуса.

– А тайный обыск квартиры?

– Конечно, мы могли бы в отсутствие Гольдфуса проникнуть в его жилье и провести обыск. Уверен, что мы нашли бы там коротковолновый передатчик и прочие предметы, доказывающие, что он шпион. Но тогда его никогда не удастся осудить!

– Это почему?

– Его защитники потребуют, чтобы наши сотрудники показали под присягой, как они достали улики. Если выяснится, что они были добыты путем незаконного обыска, то судья объявит, что суд не станет рассматривать эти материалы, изобличающие Гольдфуса.

– Да, но как тогда вообще возможно прищучить этого мистера Гольдфуса?

Эдгар Гувер мягко улыбнулся:

– Это мы вас спрашиваем, господин Ливен, – как? Для этого мы и привлекли вас, старого друга Дуни Меланиной.

8

– В России шашлык готовят с луком! – кричал толстый Борис Роганофф.

– В России шашлык с луком не готовят! – кричал Томас Ливен.

Кипя от гнева, они стояли друг против друга. Запахло дракой. Это было 19 июня 1957 года в 13.30. В Нью-Йорке стояла жуткая духота. Шашлычный скандал вспыхнул на кухне русского ресторана для гурманов. Толстяк Роганофф был его владельцем. Томас приходил сюда уже несколько дней, так как «У Роганофф» имела привычку обедать Дуня Меланина. Она работала неподалеку в ординаторской некоего доктора Мейсона.

Встреча с ней оказалась безрадостной. Дуня, все еще темпераментная и привлекательная, жаловалась на Виктора Морриса, пуская слезу всякий раз, когда речь заходила о нем, а рассказывала она о нем беспрерывно, частично из внутренней потребности, частично подстрекаемая Томасом.

Но ничего существенного она не сообщила. Расставаясь с Дуней, Томас встречался с Памелой, через которую поддерживал контакт с Гувером. Так тянулись день за днем, и ничего не происходило. Гольдфус ни разу не прокололся. Томас стал замечать, что Памела чем-то раздражена, причину этого он понять не мог. Он постоянно встречался с Дуней, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, уличающую Гольдфуса. Но Дуня, похоже, никогда его не видела. Она не уставала плакаться на своего Морриса.

Накануне она высказала желание съесть шашлык. Томас немедленно заложил в уксус куски баранины в маринад и выдержал их двенадцать часов. Теперь мясо было готово. Только собрался Томас проложить его кусочками сала и нанизать на шампур, как этот толстяк Роганофф стал резать лук толстыми кружками. Начался дикий скандал. Потом они помирились. Но неприятности в тот день на этом не кончились.

Когда Дуня наконец появилась, опоздав по своему обыкновению, то, едва они приступили к еде, она не преминула внести в раздрай и свою долю. Все время держась за болевшую голову, она цеплялась к Томасу по любому поводу. Затем, с трудом взяв себя в руки, сказала:

– Извини, это все моя сумасшедшая работа, я не выдержу.

– Что случилось?

– Мне кажется, половина города приходит на прививки.

– Прививки?

– Сыворотка против полиомиелита. Ты наверняка об этом слышал. Но прививки – это еще не самое страшное. Самое страшное – писанина!

– Что за писанина?

– Каждый пациент должен предъявить свидетельство о рождении. Не паспорт, не документ о регистрации, нет, а свидетельство о рождении.

– Зачем?

– Так требует закон. А я должна переписывать номера всех свидетельств. И кто их выдал. А они приходят сотнями! Свихнуться можно! Прививки! Прививки! Прививки!

– Прививки, прививки, – глупо повторил он, в то время как его сердце заныло. Ибо в зал только что вошла красивая молодая женщина в желтом летнем платье. Он не верил своим глазам. Что за черт! Она, должно быть, рехнулась! Неписаные законы ФБР строжайше запрещали двум агентам, работающим по одному делу, встречаться в общественных местах. Но Памеле Фабер на это, похоже, было наплевать. Она уселась прямо напротив Томаса. Скрестила ноги. Откинулась на спинку. И уставилась на Дуню…

От той, разумеется, это не ускользнуло.

– Кто это?

– Че-чего?

– Та особа напротив. Уставилась на меня. Ты ее знаешь?

– Я? Кого именно?

– Эту размалеванную в желтом. Не прикидывайся!

– Боже, я эту женщину никогда в жизни не видел.

– Ты лжешь! Ты ее знаешь! И еще как знаешь!

Так началось и так продолжалось весь обед. Когда подали черный кофе, рубашка на Томасе взмокла. А Памела Фабер все не отводила глаз… В таком же духе все шло и дальше.

Когда Томас вернулся к себе в «Уолдорф-Асторию», его поджидал господин по имени Роджер Экройд, которого в гостинице знали как коммерсанта по экспорту, сотрудничавшего с деловыми людьми из Европы.

Господин Петер Шойнер – так теперь звался Томас – был известен в отеле как один из таких европейских бизнесменов. Оба коммерсанта, которые таковыми не были, уселись в пустом баре. Мистер Экройд тихо произнес:

– У нас уже земля горит под ногами, Ливен. Вам удалось продвинуться?

– Ни на шаг.

– Дрянь дело, – сказал мистер Экройд, – по разным признакам Гольдфус готовится вскоре смотать удочки. Мы не знаем, куда он драпанет – в Австралию, Азию, Африку, Европу.

– Усильте охрану границ. Аэропортов. Портов. И так далее.

– И как это сделать? У нас попросту не наберется столько сотрудников. Гольдфус, разумеется, отправится путешествовать с настоящим поддельным паспортом.

Томас давно знал, что такое настоящий поддельный паспорт, который выдержит любую проверку.

– Вы думаете, что он раздобыл себе такой?

– Этого я не знаю. В спешке вряд ли. Но наверняка какой-нибудь у него да есть, а этого достаточно. Если не случится чуда, он улизнет от нас.

Томас глубоко вздохнул. «И ко всему прочему еще эта рафинированная особа мисс Фабер, – горько подумал он. – Ну, этой я мозги вправлю!»

9

– Знаете, чего вы заслуживаете? Хорошей порки! – кричал Томас. В этот вечер он оказался в маленькой квартире Памелы и, тяжело дыша, стоял перед хозяйкой, на которой был только черный пеньюар, а под ним наверняка не так уж много чего. – Как это вам взбрело в голову прийти в «Роганофф»?

– Думаю, у меня есть право ходить в «Роганофф».

– Но не тогда, когда там нахожусь я.

– Этого я не знала! – моментально отреагировала она.

– Прекрасно знали! – моментально парировал он.

– Ну хорошо, знала!

– Тогда почему пришли?

– Потому что захотелось взглянуть разок на вашу распрекрасную Дуню!

Он вытаращил глаза:

– И потому вы ставите под угрозу все – всю операцию?

– Не кричите на меня! Вы наверняка втрескались в эту даму!

– Замолчите, или я вас высеку!

– Попробуйте, если посмеете!

– Ну погоди, – сказал он и бросился на нее. Ловким приемом джиу-джитсу опытная агентша уложила его на обе лопатки. Он грохнулся на ковер. Она засмеялась и убежала. Он поднялся и бросился вдогонку. В спальне он снова схватил ее. Последовала борьба. Оба рухнули на кровать. Потом, лежа у него на коленях, она барахталась и шипела:

– Отпусти… отпусти… убью тебя…

Пеньюар задрался. Под ним действительно практически ничего не было. Не обращая на это внимания, она колотила Томаса, верещала и кусалась. «Как Шанталь, – подумал он оглушенно, в то время как кровь ударила ему в виски, – она точно как Шанталь – о боже!» Внезапно он навалился на нее. Его губы встретились с ее губами. В ответ она куснула его. Потом ее губы раскрылись и стали мягкими. Руки обвились вокруг него. И оба погрузились в одуряющее упоение первого поцелуя. Комната поплыла перед глазами Томаса Ливена, время исчезло.

Когда он снова пришел в себя, то увидел ее глаза, полные любви. Памела прошептала:

– Меня охватила такая ревность, такая ужасная ревность к твоей русской…

Тут Томас увидел на предплечье у Памелы круглые и светлые следы прививки. Он побледнел и залепетал: «Прививка…»

Памела, собиравшаяся поцеловать его, замерла: «Что случилось?»

– Прививка, – тупо повторял он.

– Ты в своем уме?

Он посмотрел на нее совершенно отсутствующим взглядом:

– Гольдфус знает, что он в опасности. Он попытается покинуть Америку и тайно вернуться в Россию. Любой, кто едет в Европу, должен сделать прививки от различных болезней, как того требует закон. А для этого он должен предъявить врачу свидетельство о рождении, чтобы тот записал номер… – от волнения Томас начал заикаться. – Свидетельство, а не паспорт… Его поддельный паспорт – качественная липа, но есть ли у него качественное поддельное свидетельство?

Памела побледнела:

– Свихнулся, явно свихнулся.

– Ничего подобного. Если Гольдфус предъявил небезупречное поддельное свидетельство, тогда мы сможем, наконец, обвинить его в противоправных действиях, взять его самого… и обыскать его квартиру…

– Томас!

– Не мешай мне. Сколько врачей работает в Нью-Йорке?

– Бог мой, откуда мне знать? Не меньше десяти тысяч.

– Неважно, – сказал Томас Ливен, в то время как Памела Фабер растерянно смотрела на него. – Даже если потребуется задействовать всех агентов ФБР! И даже если они на этом чокнутся! Мы обязаны попытаться!

10

Вечером 19 июня 1957 года в Нью-Йорке по тревоге было поднято 277 агентов ФБР. Они получили задание как можно быстрее нанести визиты 13810 врачам, работавшим в десятимиллионном городе. Каждый из 277 агентов имел при себе фотографию мужчины примерно сорока пяти лет с умным и немного скептическим выражением лица, большими ушами и тонкими губами, в очках. И все эти 277 агентов задавали бесчисленное число раз один и тот же вопрос:

– Доктор, вы знаете этого человека? Он не ваш пациент? Не делали ли вы ему прививки в последнее время?

Эти вопросы повторялись весь этот и следующий день. Тем временем в роскошном отеле «Уолдорф-Астория» некий Петер Шойнер, немецкий экспортер, сидел как на раскаленных углях. Время от времени звонил телефон. Это были люди из ФБР, сообщавшие на закодированном языке, что пока все безрезультатно. И Томас, всякий раз вздыхая, опускал трубку. Его состояние мгновенно изменилось 21 июня в 16.35. Вновь задребезжал телефон. Густой бас произнес: «Зеро». Томас подскочил, как от электрического разряда: «Где?»

Голос ответил: «3145, Риверсайд Драв. Доктор Уилкок». Через 20 минут Томас уже был в небольшой ординаторской доктора Теда Уилкока, пожилого врача, открывшего практику в беднейшем из беднейших кварталов Нью-Йорка. Доктор Уилкок подержал в руках фотографию:

– Разумеется, я припоминаю этого человека. Прежде всего потому, что крайне редко ко мне являются люди, так хорошо одетые.

«Все же в конце концов ты прокололся вторично, советский суперагент, – подумал Томас. – Ты разыскал врача как можно дальше от своего жилья. Понимаю, почему. И все равно это было ошибкой». Доктор Уилкок рассказывал:

– Этот господин посетил меня после обеда 16 июня. Хотел сделать прививку. Я выписал ему так называемый международный медицинский паспорт, необходимый для поездки, например, в Европу.

Пожилой врач поковылял к своей картотеке и поискал документы за 16 июня. Потом извлек лист.

– Господина зовут Мартин Коллинс. Согласно свидетельству о рождении, он появился на свет 7 июля 1910 года как американский гражданин в городской части Манхэттена. Номер свидетельства 32027/7/71897.

В 17.15 Томас Ливен и коренастый агент ФБР заставили двух чиновников ведомства по регистрации новорожденных Манхэттена задержаться после работы. По прошествии довольно долгого времени один из них вернулся, сдул пыль с пожелтевшей регистрационной карточки и проворчал:

– Мартин Коллинс… Коллинс Мартин – что за чушь? Вы назвали номер 32027/7/71897?

– Да, этот, – сказал Томас.

– Тогда послушайте, мистер. Свидетельство под этим номером было выдано 4 января 1898 года некой Эмили Верман, умершей 6 января 1902 года в возрасте четырех лет. От воспаления легких.

Томас взглянул на агента ФБР. Тот тихо сказал:

– Теперь он от нас никуда не денется.