Текст книги "Пятый угол"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 43 страниц)

7

После этого Юпитер организовал большое застолье с изобилием спиртного. Курсант по имени Нолле, с огненным взором, длинными ресницами и кожей кровь с молоком, перепился. На следующий день его отчислили. Вместе с ним лагерь покинули англичанин и один из австрийцев. В течение ночи выяснилось, что они недостойны быть секретными агентами…

На четвертую неделю всех обучающихся вывели в мрачный лес, где они вместе с преподавателем провели восемь дней.

Спали на голой земле, отдавшись на милость погоды, и, поскольку через три дня провиант закончился, пришлось обходиться ягодами, листьями, корой и мерзким лесным зверьем. Этот раздел – питание подножным кормом – Томас Ливен пропустил, поскольку, предвидя нечто подобное, заранее тайком запасся консервами. На четвертый день он продолжал наслаждаться бельгийским паштетом из гусиной печенки. К тому времени, когда учащиеся уже дрались из-за четвертушки лесной мыши, он сохранял стоическое спокойствие, заслужив похвалу Юпитера:

– Берите пример с господина Майера. Могу лишь сказать: вот это человек!

На шестую неделю Юпитер привел свой класс к глубокому обрыву. Все столпились на отвесной скале, глядя в ужасающую бездну, на дне которой виднелось что-то вроде паутины.

– Прыгайте! – заорал Юпитер. Курсанты со страхом попятились – все, кроме Томаса. Расталкивая коллег, он с криком «Ура!» сиганул с обрыва. Он сразу сообразил, что французское государство вряд ли будет расходовать немалые деньги на его физическую и моральную подготовку только затем, чтобы под конец толкнуть на самоубийство. И впрямь: под тонкой газовой тканью обнаружились эластичные резиновые маты, уложенные в несколько слоев – они и самортизировали падение. Юпитер впал в экстаз:

– Вы мой лучший ученик, Майер! О вас еще заговорит весь мир!

И был прав.

Один-единственный раз Томас заслужил упрек от своего учителя – во время обучения письму симпатическими чернилами, для чего требовалось всего лишь иметь под рукой перо, луковый сок и сырое яйцо. Томас, томимый жаждой знаний, поинтересовался тогда:

– Прошу прощения, к кому лучше всего обращаться в гестаповской тюрьме, когда потребуются перо, лук и сырое яйцо?

Окончание курсов венчал «большой допрос». За полночь учащихся грубо вытаскивали из постелей и волокли в трибунал германского абвера. Состоял он сплошь из преподавателей курсов под председательством Юпитера. Хорошо знакомые обучающимся инструкторы сидели в немецкой военной форме за длинным столом. Юпитер изображал полковника. Переодетые преподаватели орали на учащихся, светили в глаза прожекторами, всю ночь держали без пищи и воды, но это можно было стерпеть, поскольку все перед этим сытно поужинали.

С Томасом Юпитер обошелся особенно сурово. Он отвесил ему несколько оплеух, заставил встать лицом к стене и ткнул холодный ствол пистолета к затылку.

– Сознавайтесь, – орал он, – вы французский шпион!

– Мне нечего сказать, – геройски отвечал Томас. Затем его руку зажали в тиски, и когда при первой же легкой боли он закричал «Ай!», зажим тут же ослабили. Около шести утра его приговорили к смерти за шпионаж. Юпитер в последний раз потребовал от него выдать военную тайну, обещая за это сохранить жизнь. Томас плюнул председателю под ноги, прокричав:

– Лучше смерть!

После этого в предрассветных сумерках его вывели на грязный двор, поставили к холодной стене и расстреляли без военного церемониала, но зато холостыми патронами. Затем все отправились завтракать.

Нечего и говорить, что Томас Ливен окончил курсы с отличием. На глаза у Юпитера навернулись слезы, когда он зачитал соответствующий приказ и вручил ему французский паспорт на имя Жана Леблана.

– Удачи, камрад! Я горжусь вами!

– Скажите, Юпитер, вы не опасаетесь, отпуская меня, что когда-нибудь я могу попасть в руки немцев и выдать все, чему меня здесь научили?

Юпитер улыбнулся:

– А тут почти что нечего выдавать, дружище. Методы подготовки агентов секретных служб во всем мире примерно одинаковы. В процессе обучения используются последние достижения медицины, психологии и техники. Поэтому одна школа стоит другой.

16 июля 1939 года Томас Ливен вернулся в Париж и попал в объятия Мими, которая искренне считала, будто все эти шесть недель не изменяла ему.

1 августа при посредничестве полковника Симеона Томас Ливен получил комфортабельную квартиру недалеко от Булонского леса. Отсюда на машине он мог за 15 минут доехать до своего банка на Елисейских полях.

20 августа Томас обратился к полковнику с просьбой разрешить ему – после всего перенесенного и несмотря на обострившееся международное положение – немного развеяться с Мими в Шатильи, месте отдыха и занятия конным спортом для парижан.

30 августа в Польше была объявлена всеобщая мобилизация. К обеду следующего дня Томас с Мими отправились на экскурсию к прудам и в замок королевы Бланш. Возвращаясь к вечеру в город, они видели кровавый диск заходящего солнца. Мимо романтических вилл, построенных в стиле модерн, держась за руки, они шли по старинной булыжной мостовой к отелю «Дю Парк», где их тут же подозвал портье: «Вас вызывают по телефону из Бельфора, мсье». Немного позже Томас услышал голос полковника Симеона:

– Ливен, наконец-то! – полковник говорил по-немецки и тут же объяснил, почему: – Не могу рисковать: кто-нибудь в вашем отеле может подслушать разговор. Слушайте внимательно, Ливен: начинается!

– Война?

– Да.

– Когда?

– В ближайшие двое суток. Вы должны приехать в Бельфор завтра первым же поездом. Остановитесь в гостинице «Золотая бочка». Портье будет в курсе. Речь идет… – В этот момент связь оборвалась. Томас постучал по рычажку: «Алло, алло!» Ему ответил строгий женский голос:

– Мсье Ливен, вас разъединили, вы говорили на иностранном языке.

– А это что, запрещено?

– Да, с 18 часов сегодняшнего дня. Междугородные переговоры разрешается вести только по-французски, – голос пропал, наступила тишина.

Когда Томас вышел из кабины, портье как-то странно посмотрел на него, но Томас не обратил на это внимания. Он вспомнил этот взгляд, когда около пяти утра в его гостиничный номер постучали…

Мими спала, свернувшись калачиком, как маленькая кошечка. Он не захотел тревожить ее вечером и ничего ей не рассказал. За окном уже светало, в ветвях старых деревьев щебетали птицы.

В дверь теперь колотили. «Невозможно, чтобы немцы так быстро оказались здесь», – подумал Томас и решил не реагировать. Снаружи раздался голос:

– Мсье Ливен, открывайте или мы взломаем дверь.

– Кто там?

– Полиция.

Томас со вздохом поднялся, с легким вскриком проснулась и Мими:

– Что случилось, дорогой?

– Думаю, скорее всего меня опять арестуют, – ответил он. И как в воду глядел. За дверью стоял офицер жандармерии с двумя жандармами.

– Одевайтесь и следуйте за нами.

– Что случилось?

– Вы немецкий шпион.

– Что навело вас на эту мысль?

– Вчера вы вели подозрительный телефонный разговор. Служба прослушивания сообщила нам об этом. Портье наблюдал за вами. Поэтому не пытайтесь отрицать.

Томас обратился к офицеру:

– Пускай ваши люди выйдут, мне нужно кое-что сообщить вам.

Жандармы исчезли. Томас предъявил удостоверение и паспорт, полученные от Юпитера, добавив:

– Я работаю на французскую секретную службу.

– Ничего умнее не придумали? К тому же эти документы – дешевая подделка! Одевайтесь, да поживее!

8

Прибыв вечером 31 августа в бывшую крепость Бельфор, Томас Ливен взял такси и сразу же через весь старинный городок, мимо памятника в честь трех осад, минуя площадь Республики, отправился в гостиницу «Золотая бочка». Как всегда, его костюм был безупречен. На жилетке поблескивала золотая цепочка от старинных часов. Полковник Симеон поджидал его в холле. Он был в мундире и тем не менее выглядел симпатичным, как и раньше, в штатском.

– Бедняга Ливен, мне так жаль, что вам пришлось натерпеться от этих олухов-жандармов! Когда Мими, наконец, дозвонилась до меня, я задал им всем хорошую взбучку… Однако пойдемте, генерал Эффель ждет. Нам нельзя терять ни минуты. Друг мой, вам предстоит боевое крещение.

Пятнадцать минут спустя Томас Ливен и Симеон расположились в генеральском кабинете в здании Французского генштаба. Все четыре стены по-спартански оборудованной комнаты были сплошь завешаны штабными картами Франции и Германии. Луи Эффель, седовласый, высокий и стройный, расхаживал перед Томасом взад-вперед, заложив руки за спину. Томас присел за заваленный картами стол, Симеон – рядом с ним.

– Мсье Ливен, – голос у генерала оказался звучным, – полковник Симеон докладывал мне о вас. Я знаю, что передо мной один из наших лучших людей.

Генерал остановился у окна, глядя на прекрасную долину между Вогезами и Юрскими горами.

– Сейчас не время тешить себя иллюзиями. Итак, господин Гитлер начал войну. Через несколько часов последует и наше объявление войны ему. Но…

Генерал повернулся.

– Франция, господин Ливен, к этой войне не готова. А наши секретные службы тем более… Речь идет об одной проблеме по вашей части. Изложите ее вы, полковник.

Симеон сглотнул и заговорил:

– Мы почти банкроты, дружище!

– Банкроты?

Генерал энергично кивнул:

– Да. Можно сказать, сидим на мели. Существуем на жалкие подачки военного министра. Не в состоянии проводить крупные операции, которые сейчас так необходимы. Мы повязаны по рукам.

– Да, это скверно, – сказал Томас Ливен, с трудом сдерживавшийся, чтобы не расхохотаться. – Извините, но если у государства нет денег, то, может, ему лучше обойтись вообще без спецслужб?

– Наше государство имело достаточно средств подготовиться к германскому нападению. К сожалению, мсье, во Франции есть определенные круги, алчные и эгоистичные, которые отказываются платить дополнительные налоги. Они лишь хапают и спекулируют, даже в такой ситуации они только обогащаются на страданиях нашего отечества, – генерал выпрямился. – Я знаю, что обращаюсь к вам в роковой момент. Знаю, что требую невозможного. Тем не менее вопрос: верите ли вы, что есть способ добыть в кратчайшие – подчеркиваю – кратчайшие сроки значительные суммы, чтобы мы могли действовать?

– Я должен подумать, господин генерал. Но не здесь, – взгляд Томаса упал на военные карты. – Здесь мне ничего путного в голову не придет, – его лицо прояснилось. – Если господа позволят, я бы сейчас откланялся, приготовил небольшой ужин в гостинице, за которым мы и обсудим дальнейшее.

Луи Эффель изумился:

– Вы хотите заняться стряпней?

– С вашего позволения, господин генерал. На кухне меня посещают самые удачные мысли.

Памятный ужин прошел в тот же вечер 31 августа 1939 года в отдельном кабинете гостиницы.

– Уникально, – сказал генерал после основного блюда, вытирая губы салфеткой.

– Фантастика, – вторил полковник.

– Самым лучшим был суп из устриц. Такой вкусноты я еще никогда не ел, – объявил генерал.

– Небольшой секрет, – сказал Томас, – выбирайте только крупные устрицы в серых раковинах, господин генерал! При этом раковины должны быть закрытыми.

Кельнер принес десерт. Томас поднялся.

– Спасибо, это я сделаю сам.

Он зажег небольшую спиртовку и объявил:

– Будет взбитый лимонный крем с вишнями.

Из одной миски он извлек консервированные вишни, сложил их в маленькую медную сковороду и подогрел на спиртовке. После этого он полил вишни французским коньяком и какой-то прозрачной, как вода, жидкостью. Все смотрели с напряжением. Полковник Симеон даже приподнялся.

– Что это? – спросил генерал, указывая на прозрачную жидкость.

– Высокопроцентный алкоголь, химически чистый, из аптеки. Это нужно для возгорания.

Ловким движением Томас перекинул пламя на вишни. Взметнулось шипящее и брызгающее голубое пламя, оно сверкало, дрожало и, наконец, погасло. Наш друг элегантно распределил горячие фрукты на порциях крема.

– А теперь, – сказал Томас, – обсудим нашу проблему. Думаю, что решение есть.

Ложечка в руке генерала звякнула о стекло:

– Бог мой, да говорите же!

– Господин генерал, вы сетовали на поведение определенных кругов – вишни превосходны, не правда ли? – стремящихся обогащаться даже на страданиях Франции. Могу вас утешить: подобные круги есть в любой стране. Господа хотят зарабатывать. Как – им наплевать. И когда все рушится, они забирают свои денежки и драпают. А маленькие люди остаются ни с чем, – Томас зачерпнул ложечкой крем. – Кажется, несколько кисловат. Нет? Дело вкуса. Итак, господа, мы сможем оздоровить финансы французской секретной службы за счет этих алчных негодяев, для которых понятие «отечество» – пустой звук.

– Но как? Что вам для этого нужно?

– Американский диппаспорт, бельгийский паспорт и срочные распоряжения министра финансов, – скромно сообщил Томас Ливен. Это был вечер 31 августа 1939 года.

10 сентября 1939 года в прессе и по радио было обнародовано следующее постановление:

ПРЕЗИДЕНТСКИЙ ДЕКРЕТ

В военное время вывоз капиталов, обменные операции, трансакции, торговля золотом запрещаются или регламентируются.

Статья 1. Вывоз капиталов в любой форме возможен только с разрешения министра финансов.

Статья 2. Все без исключения разрешенные операции с валютой должны осуществляться только через Банк Франции или иной кредитный институт, уполномоченный министром финансов…

Содержались и иные распоряжения относительно золота и валюты, а в заключение – драконовские штрафы за нарушения. Декрет подписали президент республики и министры кабинета.

9

Скорый поезд, отправлявшийся точно по расписанию в 8.35 утра 12 сентября 1939 года из Парижа, увозил в Брюссель молодого американского дипломата. На нем был костюм, какие носят английские банкиры, при нем большой черный чемодан из свиной кожи. Контроль на франко-бельгийской границе был очень строгим. Служащие по обе стороны тщательно проверили паспорт молодого ухоженного господина Уильяма С. Мерфи, официального курьера американского посольства в Париже. Его багаж не досматривали.

По прибытии в Брюссель американский курьер, который в действительности был немцем по имени Томас Ливен, остановился в гостинице «Рояль». В рецепции он предъявил бельгийский паспорт на имя Армана Деекена. В течение следующего дня Деекен, он же Мерфи, он же Ливен накупил долларов на три миллиона французских франков. Эти деньги он достал из черного чемодана свиной кожи, положив на их место доллары. Три миллиона франков, составивших первоначальный капитал, он позаимствовал из своего небольшого банка. Он чувствовал себя обязанным кредитовать французскую спецслужбу…

Из-за событий в мире международный курс франка упал на 20 процентов. Во Франции частные лица из-за панического страха перед дальнейшим обесцениванием франка старались скупать прежде всего доллары. Поэтому котировки доллара в течение нескольких часов там астрономически выросли. Но не в Брюсселе. Здесь можно было приобрести доллары по значительно более дешевому курсу, поскольку бельгийцы не были заражены страхом французов перед войной. Они были твердо уверены: «Мы сохраним наш нейтралитет, второй раз немцы ни при каких обстоятельствах не нападут на нас».

Вследствие оперативных мер французского правительства, запретившего вывоз капиталов, заграница не была наводнена франками и курс французской валюты, как и ожидал Томас, несмотря ни на что, держался более или менее стабильно. И это обстоятельство было, так сказать, сердцевиной всей операции…

С чемоданом, набитым долларами, Томас Ливен под именем Уильяма С. Мерфи вернулся в Париж. В течение нескольких часов драгоценную валюту у него буквально рвали из рук, причем именно те самые богачи, стремившиеся побыстрее увезти свое состояние в безопасное место, бросив на произвол судьбы свою родину. Томас Ливен заставлял их платить за такое гнусное поведение двойную и даже тройную цену.

На своей первой поездке он заработал себе лично 600000 франков. Теперь Уильям С. Мерфи возвращался в Брюссель, имея в дипбагаже уже пять миллионов франков. Операция повторилась, доходы росли. Неделю спустя между Парижем и Брюсселем, а также между Парижем и Цюрихом курсировали уже четыре господина с диппаспортами. Они вывозили франки и ввозили доллары. Две недели спустя число участников акции возросло до восьми.

Общее руководство осуществлял Томас. Благодаря своим связям он позаботился о том, чтобы валютный источник в Брюсселе и Цюрихе не иссякал. Предприятие теперь приносило прибыли, исчислявшиеся миллионами франков.

Потухшие глаза офицеров французской секретной службы заблестели, в них робко засветилась надежда и благодарность, как только Томас Ливен начал переводить ей все более крупные суммы. Между 12 сентября 1939 года и 10 мая 1940 года, днем германского нападения на Бельгию, оборот Томаса Ливена достиг 80 миллионов франков. За вычетом дорожных расходов и комиссионных в размере 10 процентов его чистая прибыль, переведенная в доллары, составила 27730 «зеленых». Провалов не было, если не считать одного небольшого происшествия…

2 января 1940 года Томас Ливен возвращался – в который именно раз, он и сам не помнил, сбился со счета – вечерним поездом из Брюсселя в Париж. На пограничной станции Фэньи поезд стоял дольше обычного. Томас, слегка обеспокоенный, хотел было пойти выяснить причину, как дверь купе распахнулась и показалась голова начальника французской пограничной службы, крупного мужчины, которого Томас частенько видел раньше. Он деловито проговорил:

– Мсье, вам лучше сойти, распить со мной бутылочку вина и продолжить путь на следующем поезде.

– С какой стати?

– Состав поджидает американского посла в Париже. У его превосходительства тут неподалеку случилась в дороге небольшая поломка, его машина получила повреждения. Для него заререзервировали соседнее купе. Его сопровождают три посольских сотрудника… Так что понимаете, мсье, вам действительно лучше поехать следующим поездом. Разрешите, я вынесу ваш тяжелый чемодан…

– Откуда вам это все известно? – спросил Томас пять минут спустя. Здоровяк отмахнулся:

– Полковник Симеон всякий раз поручает вас нашим особым заботам.

Томас открыл портмоне:

– Как я могу вас отблагодарить?

– Ах, нет, мсье, не стоит! Это дружеская услуга. Но, может быть… Нас здесь шестнадцать служащих, и в последнее время у нас нет ни кофе, ни сигарет…

– В следующий раз, когда я поеду в Брюссель…

– Минутку, мсье, не так все просто! Мы должны держать ухо востро, чтобы не пронюхали эти псы с таможни. Когда вы поедете снова, но только если ночным скорым, то выйдите в тамбур вагона первого класса. В передний тамбур. Приготовьте пакет. Кто-нибудь из моих людей впрыгнет к вам на ходу…

Так это и происходило по два-три раза в неделю. Во всей Франции никто из пограничников не мог похвастаться таким снабжением, как эти, со станции Фэньи. «Маленькие люди – хорошие люди», – говорил Томас Ливен.

10

Генерал Эффель предложил ему орден, но Томас отказался:

– Я человек штатский до мозга костей, господин генерал. Все это не по мне.

– Тогда скажите сами, что вы хотели бы, мсье Ливен.

– Если бы можно было получить некоторое количество бланков французских паспортов, господин генерал. И соответствующие штемпеля. В Париже живет так много немцев, которые в случае прихода нацистов хотели бы скрыться. Бежать они не могут – нет денег. Хотелось бы помочь беднягам.

Какое-то время генерал молчал, потом заговорил:

– Хотя это и нелегко, мсье, но я уважаю ваше желание и выполню его.

После этого в элегантную квартиру Томаса Ливена в Булонском сквере один за другим зачастили посетители. Денег он с них не брал. Они получали поддельные паспорта даром, но только те, кому грозили тюрьма или казнь. Томас называл это игрой в консульство, и занимался ею с увлечением. У богачей он изъял целое состояние и теперь немного помогал бедным. А вообще-то немецкие войска не торопились. Французы называли все это странной войной.

А Томас Ливен продолжал ездить в Брюссель и Цюрих. В марте 1940 года он как-то вернулся домой на день раньше обещанного. Мими уже давно жила у него и всегда знала, в котором часу он должен появиться. На этот раз он позабыл сообщить ей, что прибудет раньше. «Для малышки это будет сюрприз», – думал Томас. Сюрприз и впрямь удался – он застал Мими в объятиях любезнейшего полковника Симеона.

– Мсье, – сказал полковник, застегивая пуговицы мундира, – беру всю вину на себя. Я соблазнил Мими. Я злоупотребил вашим доверием. Прощения мне нет. Выбор оружия за вами.

– Убирайтесь из моей квартиры и никогда больше здесь не появляйтесь!

Цвет лица Симеона стал напоминать клубнику, он закусил губу и вышел.

Мими робко сказала:

– Ты был очень груб.

– Ты его, стало быть, любишь?

– Я люблю вас обоих. Он такой мужественный и романтичный, а ты такой умный и веселый!

– Ах, Мими, что мне с тобой делать? – ответил Томас убито и присел на край постели. Внезапно до него дошло, что Мими ему чертовски нравится…

10 мая началось немецкое наступление. Бельгийцы просчитались: на них напали вторично. Немцы задействовали 190 дивизий. Им противостояли 12 голландских дивизий, 23 бельгийских, 10 британских, 78 французских и 1 польская. 850 самолетов союзников, частично устаревших конструкций, должны были сражаться с 4500 немецких самолетов. Крах произошел с пугающей быстротой, началась паника. Десять миллионов французов ожидала жалкая судьба беженцев.

Томас Ливен не спеша ликвидировал свое хозяйство в Париже. Последние поддельные паспорта он выдавал соотечественникам, когда вдали уже были слышны глухие разрывы снарядов. Он перевязал пачки франков, долларов и фунтов, аккуратно снабдив их бандерольками и сложив в чемодан с двойным дном. Ему помогала Мими. В последние дни она подурнела. Томас держался с ней по-дружески, но сохранял дистанцию. Рана, нанесенная полковником, еще не зажила.

Внешне он не терял самообладания:

– Судя по последним сводкам, немцы движутся с севера на восток. У нас еще есть немного времени, а потом мы покинем Париж, двинемся в юго-западном направлении. Бензина у нас достаточно. Поедем через Манс, затем южнее, в направлении Бордо и… – он прервал себя, – ты плачешь?

Мими всхлипнула:

– Ты берешь меня с собой?

– Ну да, конечно. Не могу же я тебя здесь бросить.

– Но я же изменяла тебе…

– Дитя, – ответил он с достоинством, – чтобы иметь право говорить об измене, тебе пришлось бы завести шашни с Уинстоном Черчиллем.

– Ах, Томас, ты прелесть! А его ты тоже прощаешь?

– Еще легче, чем тебя. Что он тебя любит, можно понять.

– Томас…

– Да?

– Он в саду.

Томас даже взвился:

– С какой это стати?

– Он в таком отчаянии. Не знает, что ему делать. Он вернулся из командировки и не застал никого из своих сотрудников. Он сейчас совсем один, без машины, без бензина…

– Откуда ты это знаешь?

– Он… он мне рассказал… приходил час назад, я обещала поговорить с тобой…

– В голове не укладывается, – признался Томас и расхохотался до слез.