Текст книги "Пятый угол"
Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 43 страниц)
Глава третья
1– Этот господин Лакулайт, по моему убеждению, одна из самых гнусных свиней, рыскающих по всей Франции, – говорил Томас Ливен, сидя в отеле «Лютеция» в Париже. Его слушателями были полковник Верте и маленький честолюбивый майор Бреннер. Они обменялись значительными взглядами. – Почему вы обмениваетесь значительными взглядами, господа?
– Ах, Ливен, – вздохнул Верте, – Бреннер и я посмотрели друг на друга потому, что уверены: нам знакома движущая сила вашего возмущения. Я скажу только одно слово: очаровательная Вера.
– Княгиня Вера, – подхватил маленький Бреннер и захихикал. – Только не испепеляйте меня взглядом, господин Ливен! С тех пор как СД идет по вашему следу, мы тоже слегка за вами присматриваем…
Томас разозлился:
– Княгиня мне безразлична! Совершенно безразлична!
Бреннер вновь захихикал.
– Перестаньте хихикать! Говорю вам: этот Лакулайт смердит до небес! А княгиня участвует в его спекуляциях! И за обеими следит французская секретная служба!
– Было бы чрезмерно с нашей стороны требовать от вас, чтобы вы назвали, кто именно из французской секретной службы? – спросил Верте. Томас кивнул.
– Вы утверждаете, что господин Лакулайт хочет нелегально переправить в Швейцарию ценности Бормана, Гиммлера и Розенберга. Не пора ли притормозить с разоблачениями, дорогой друг? Или вам не терпится схлестнуться персонально с Адольфом Гитлером?
– Господин Ливен, предлагаю подумать… – начал маленький майор Бреннер, однако Томас в бешенстве прервал его:
– Уж вам-то стоило бы особенно остерегаться противоречить мне, Бреннер. В истории с маки вы возражали мне, а в результате – звание майора. К началу истории с кредитными обязательствами рейха вы поумнели, и мы действовали заодно. Теперь, когда вам светят погоны подполковника, вы хотите подставить мне ножку, глупец?
Это подействовало. Красный, как помидор, маленький Бреннер заверил:
– Об этом не может быть и речи, господин Ливен. Я нахожу… нахожу… я поддерживаю ваш план. Гм.
– Только этого мне и не хватало, – простонал полковник Верте, – коррупция в наших рядах, а все вы, Ливен!
Парижский абвер бросил все силы, чтобы прощупать господина Оскара Лакулайта, некогда владельца гаража в Берлине, ныне миллионера, единственного владельца «Интеркоммерсиаль СА» и скупщика транспортных средств для вермахта. Что при этом выяснилось?
Оскар Лакулайт дурно обращался со своей несчастной женой. Не скрываясь, он изменял ей с княгиней Верой фон Ц. Его методы ведения дел были грубыми, манеры поведения в обществе – хамскими, высокомерными, как у типичного нувориша.
– Ну и что из того? – сказал Верте. – За все это нельзя сажать человека за решетку. Иначе пришлось бы арестовать три четверти всех мужчин на свете.
– И все равно в этом типе есть что-то подозрительное, – ожесточенно упорствовал Томас. – В высшей мере подозрительное! Вот только что?
По заказу уполномоченного по транспортным средствам Оскар Лакулайт в течение ряда лет скупал автомобили по всей Франции. Его предприятие платило налоги с миллионных сумм. За его заслуги и для покрытия издержек и всех накладных расходов вермахт выделил ему десять процентов от общей суммы закупок. Бизнес развивался к всеобщему удовольствию. Уполномоченный по транспортным средствам, которого проинтервьюировал Томас, возмущался:
– Добром прошу, оставьте Лакулайта в покое, зондерфюрер! Это наш лучший кадр!
– И все же… – ворчал Томас, сидя вечером 7 апреля 1944 года с майором Бреннером в библиотеке своей небольшой виллы за бутылкой коньяка, – и все же этот Лакулайт преступник… Я еще ни разу не ошибся в людях… – и тут зазвонил телефон. Томас снял трубку:
– Алло?
– Ну, Томми, – произнес знакомый голос, – как поживает злой мальчик?
«Что за дичь, – подумал Томас, – с чего это я покраснел?» Он хрипло ответил:
– Великолепно, уважаемая княгиня. А вы?
– Горю желанием увидеть вас! Не хотите ли прийти ко мне завтра вечером?
– Нет.
– У служанки выходной. Скажем, после ужина?
– Боюсь, действительно не получится.
– У меня есть несколько новых чудесных пластинок. Контрабанда из Португалии. Гершвин и Гленн Миллер. Бенни Гудман и Стен Кентон. Я вам их поставлю… Итак, в девять?
Он услышал ее смех, потом она повесила трубку, не дожидаясь ответа.
– Ну, это уж ни в какие ворота не лезет, – сказал Томас Ливен.
2Он появился без десяти девять. И принес с собой три орхидеи, упакованные в целлофан, в поиске которых ему пришлось изрядно порыскать. В 1944 году даже в Париже орхидеи постепенно становились редкостью. На княгине были дорогие украшения и короткое черное вечернее платье с глубоким вырезом спереди, сзади и под мышками.
Она поставила Томасу новые пластинки. Потом они немного потанцевали. Потом пили розовое шампанское. Томас нашел, что княгиня потрясающе красива. И сказал ей об этом. Она ответила, что ни один мужчина в мире не волновал ее так. Продолжая в том же духе, они без церемоний около 23 часов очутились на кушетке. Таких поцелуев Томас не получал никогда в жизни. Княгиня мурлыкала:
– Никто еще так не нравился мне…
– Ты мне тоже нравишься, Вера, и очень.
– Если бы ты смог кое-что для меня сделать, ты бы это сделал?
– Смотря что…
– Ты можешь расстегнуть мне молнию?
– С удовольствием…
– Сделаешь для меня еще кое-что?
– От всей души!
– Тогда оставь Лакулайта в покое.
Он взвился. Моментально стал трезвым как стеклышко.
– Что ты сказала?
– Ты должен оставить Лакулайта в покое, – она продолжала лежать на кушетке, настороженно глядя на него. – Ты шпионишь за ним уже несколько недель, мой малыш Томми. Или это не так?
Он не ответил.
– Может, тебе не нравится, что я зову тебя Томми? – спросила принцесса. – Может, тебя больше устроит Жан? Жан Леблан? Или Пьер? Пьер Юнебель?
Он поднялся. У него возникло странное ощущение.
– Так и Юнебель тебе не подходит? Что ж, прекрасно, тогда, возможно, Арман Деекен? Ты еще не забыл, какую крупную спекуляцию с франком ты тогда провернул, Арман? Или как ты водил за нос французских партизан, капитан Роберт Эверетт? – Он судорожно вдохнул. – Или как ты разыгрывал из себя американского дипломата Роберта С. Мерфи перед немецким генералом? Ну стоит ли продолжать, мелкий, милый немецкий агент абвера? Или с тех пор ты уже успел переметнуться к другим?
– Нет, – сказал Томас, он взял себя в руки. – Я по-прежнему в немецком абвере. А ты?
– Попробуй угадай.
– Если принять во внимание твоего жирного любовника, то, пожалуй, угадаю: гестапо, – ответил он грубо.
Княгиня вскрикнула. Вскочила. Прежде чем он успел отпрянуть, она ударила его по лицу слева и справа. И моментально заговорила на языке простонародья:
– Ты, закоренелый негодяй, грязный тип, что ты о себе воображаешь? Я пытаюсь спасти тебе жизнь, а ты? – Томас направился к двери. – Томми, не уходи! Можешь делать с Лакулайтом что хочешь, не возражаю. Только останься!
Томас уже шел через переднюю.
– Я отомщу тебе, подлая бестия… Пожалуйста, останься, пожалуйста…
Томас хлопнул дверью. Сбежал вниз по лестнице. Наверху дверь снова резко распахнулась. Вслед полетела ругань истеричной мегеры. Прочь! Быстрее! Он выбежал на улицу. Здесь он столкнулся с мужчиной, подавленно вскрикнувшим:
– Ой! Проклятье!
– Прочь с дороги, я так взбешен, что за себя не отвечаю.
– А этого и не требуется, – холодно ответил полковник Жюль Симеон. – Я торчу здесь уже два часа. Я видел, как вы пришли. И вижу, как уходите.
– Черт возьми, а вы талантливый агент!
– Вы игнорировали мое предупреждение. Вскоре вы сможете наблюдать, как растет редиска, но только снизу.
3– …а перед домом стоял тип из французской секретной службы, – докладывал на следующий день Томас полковнику Верте и маленькому майору Бреннеру в отеле «Лютеция». Его гнев все еще не остыл.
– Какую, собственно, роль играет ваша княгиня?
– Это мне неизвестно, но скоро узнаю… Господин полковник, клянусь вам, я уничтожу этого типа, я…
– Довольно заниматься Лакулайтом, Ливен, – прервал его полковник. – Сегодня я получил крупный нагоняй. Из штаба Шпеера с указанием немедленно оставить Лакулайта в покое. Без этого человека строители Атлантического вала как без рук! Лакулайт поставляет все дефицитные товары. Организации Тодта и верховному командованию вермахта без него не обойтись. Телефонный кабель, к примеру… Организация Тодта сидела на мели. А Лакулайт поставил его! Сто двадцать тысяч метров!
– Ну хорошо, – вздохнул Томас. – Вам досталось, господин полковник. Ваше дурное настроение я понимаю. Но откуда у вас, дорогой Бреннер, такое выражение лица, словно с тяжкого похмелья?
– Сплошные неприятности, – отмахнулся майор. – Письмо из дома. Жена болеет. Сын в июне обязательно завалит экзамены. Латынь и физику. Да к тому же еще эти проклятые налоги…
– Вас-то почему беспокоят налоги, господин Бреннер? – без особого интереса осведомился Томас.
– Потому что я, идиот, несколько лет назад написал несколько статей для одного военно-политического издательства! Потому что я, идиот, забыл сообщить об этом в налоговое управление! Потому что в этом издательстве прошла финансовая ревизия! И потому что скотина бухгалтер назвал мою фамилию, вот почему!
Лицо Томаса Ливена вдруг приняло совершенно идиотское выражение. Его язык едва не начал заплетаться:
– Бухгалтер?…
– О чем я и говорю!
Неожиданно Томас вскочил. Из его груди вырвался хриплый крик, он обнял Бреннера, поцеловал его в лоб и стремительно выбежал из кабинета.
Бреннер густо покраснел: за всю свою жизнь его еще никогда не целовал ни один мужчина. Он потер лоб.
– Совсем сбрендил, – ошеломленно сказал он. – Зондерфюрер Ливен окончательно съехал с катушек.
– Никогда, – сказал худой желтолицый бухгалтер Антон Нойнер, – никогда, господин Ливен, я вам этого не забуду!
– Ешьте теперь, господин Нойнер, ваш суп остынет, – сказал Томас.
Он пригласил на обед к себе на виллу скромного Нойнера. Господа познакомились неделю назад. До недавнего времени господин Нойнер состоял бухгалтером в фирме Оскара Лакулайта «Интеркоммерсиаль». В тот вечер, когда Томас был в гостях у Лакулайта, тот по телефону уволил своего бухгалтера. Тогда Томас впервые услышал имя Нойнер. После стенаний майора Бреннера по поводу налога оно снова всплыло в его памяти.
Тощий бухгалтер послушно отхлебнул ложку супа, потом опустил ее и уставился на Томаса, как на посланный небесами луч надежды.
– У меня до сих пор это не умещается в голове! Господин Лакулайт выбрасывает меня на улицу. Он сокращает мою должность, дающую броню от призыва. Моя жена выплакала все глаза. Я уже вижу себя в России. И тут появляетесь вы, совершенно чужой человек, и находите мне место, откуда не берут в армию. Только вот зачем?
– Господин Нойнер, я банкир. Я знаю «Интеркоммерсиаль». Слышал, что вы очень прилежный работник. Чем больше об этом все вокруг говорят, тем меньше я понимаю, почему господин Лакулайт вышвырнул вас…
Нойнер склонился над тарелкой. Его лицо задергалось.
– Из-за 18 марок и 25 пфеннигов. Да, да, вы не ослышались! И это после того, как я батрачил на него три года.
Нойнер рассказал, как он, засидевшись допоздна в кабинете, поужинал в одном заведении, а расходы, не спросив Лакулайта, отнес на счет фирмы. Толстяк это обнаружил. И тут же выкинул его.
– При том, что я мог бы многое порассказать о сделках, о гешефтах [18]18
Прибыльное дело, сделка. – Примеч. пер.
[Закрыть], господин Ливен…
– Интересно.
– …но я этого не сделаю. Как бы скверно господин Лакулайт ни обошелся со мной, я не предатель…
Красавица служанка Нанетта внесла основное блюдо. Нойнер оценил:
– Суп был превосходный. Надеюсь, ничего жареного не будет. Я ведь болен. Язва желудка, знаете ли.
– Будут голуби, приготовленные с маслом на пару. Я не забыл о вашем здоровье.
– Ах, дорогой господин Ливен, что вы за чудный человек!
– Не стоит об этом. Но, между прочим, вы наверняка проживете дольше, чем непомерно толстый Лакулайт. Этот человек облопается, в том числе и своими гешефтами…
– Этот человек уже обожрался, – выдавил из себя Нойнер. – На этих автомобилях он когда-нибудь сломает себе шею, – и в испуге смолк.
– Возьмите эту протертую цветную капусту. Голуби вкусные?
– Сплошное очарование, ничего лучшего я не ел даже на Ривьере.
В мозгу Томаса Ливена прозвучал сигнал тревоги. Нойнер, простой бухгалтер, – и на Ривьере?
– У меня есть рецепт от одного повара из отеля «Негреско», – сказал Ливен. – я там всегда останавливался, великолепная гостиница…
– Ха-ха-ха, для господина Лакулайта это было бы слишком дорого. Когда дело касалось меня. Сам-то он всегда жил там. Я же был вынужден отправляться в дешевый пансион. Я был ему нужен, потому что он не говорит по-французски.
– Асоциальный тип этот господин Лакулайт.
Блестя глазами, ничего не подозревающий Нойнер вспоминал:
– Мы частенько ездили на Ривьеру, вплоть до франко-испанской границы. Наши гешефты… – он вдруг оборвал себя и недоверчиво взглянул на Томаса Ливена. Но Томас лишь одарил его лучезарной улыбкой:
– Возьмите немного компота, господин Нойнер! И расскажите мне о Ницце! Я так давно там не был…
4Из секретного доклада, адерсованного парижским абвером в Верховную счетную палату главного командования вермахта в Берлине:
5«…показания уволенного бухгалтера Антона Нойнера о Ницце, добытые с помощью наводящих вопросов, привлекли наше внимание к этому городу. Майор Бреннер и зондерфюрер Ливен были командированы на Ривьеру. В течение трехнедельной работы они установили: Оскар Лакулайт частично купил, частично приказал выкрасть из гаражей сбежавших владельцев минимум 350 дорогих иномарок («роллс-ройс», «линкольн», «кадиллак» и т.д.). Сделки он оформлял в отеле «Негреско», пользуясь при этом услугами бухгалтера Нойнера в качестве переводчика. Машины Лакулайт разбирал. В Виши он с помощью взяток раздобыл разрешение на вывоз автомобильных запчастей и экспортировал их в Мадрид, где из запчастей вновь собирали роскошные лимузины и продавали по максимально высокой цене.
Не подлежит сомнению, что данные трансакции, проводимые из Ниццы, не отражались в бухгалтерских книгах «Интеркоммерсиаля». Мы предполагаем, что Оскар Лакулайт этими и иными гешефтами нанес ущерб рейху, исчисляемый миллионами. Проведенные в Ницце трансакции дают налоговому следствию все основания перетряхнуть его предприятие в целом…»
Вечером 29 мая 1944 года Томас Ливен пришел к княгине Вере с букетом красных роз. За день до того странная аристократка опять позвонила ему и пригласила к себе. Томасу показалось, что выглядела она так волнующе, как никогда ранее. Вера сказала:
– Сегодня вечером я обещаю тебе быть послушной. Ни слова о Лакулайте!
В этот вечер Вера держала свое обещание довольно долго. И не ее вина, что пришлось его нарушить.
Они танцевали. Флиртовали. Слушали музыку. Время летело быстро. Потом целовались. Потом внезапно пали преграды, все получилось естественно и просто. У Томаса было чувство, что он давным-давно знает Веру… Внезапно зазвонил телефон.
– Не буду снимать трубку, – лениво сказала Вера, влюбленно глядя на Томаса и поглаживая его. Но телефон не умолкал. В конце концов Вера подняла трубку. Некоторое время она слушала, ее лицо постепенно бледнело, в глазах зажегся гнев. Она зашипела на Томаса:
– Скотина… проклятая скотина…
– Не надо так, дорогая! Не начинай все сначала, – попросил он. Внезапно Вера закричала в трубку:
– Я не могу больше… не могу больше слушать! – и, швырнув трубку на диван, вскочила, содрогаясь от ярости, и принялась осыпать Томаса грубой бранью. Некоторое время он слушал, затем поднес трубку к уху, в которой продолжал квакать чей-то возбужденный голос:
– Вера… Вера… Бог мой, послушайте же, Вера! Говорю вам, виноват Ливен! Мы ничего не могли сделать… Лакулайт будет доставлен в Берлин… В его фирме… на вилле… повсюду налоговые сыщики… Все опечатано…
– Доброй вам ночи, полковник Симеон, – с ухмылкой сказал Томас, узнав голос. Он положил трубку на рычаг и, усмехаясь, вновь опустился на тахту. И тут Вера неожиданно ударила его, затем еще раз, она буквально набросилась на него, началась потасовка. При этом она выкрикивала: «Негодяй! Подлая скотина!» Наконец он сумел удержать ее и потребовал более точной информации. И она, тяжело дыша, проинформировала:
– Я убираюсь отсюда, сегодня же ночью, ты меня больше никогда не увидишь!
– Если я тебя отпущу!
– Отпустишь. Знаю, что ты думаешь. Знаю твою подноготную. Поэтому я и в бешенстве, поэтому просто не могу понять!
– Чего именно?
– За что ты погубил Лакулайта?
– Отвратительный преступник, который к тому же еще тайно финансирует гестапо.
– Ну и что? Тебе-то какое дело? Все золото, вся валюта крупных нацистских бонз попали бы к нам в руки…
– К кому это – к нам?
– К британской секретной службе.
Он упал на подушки, хватая ртом воздух:
– Так ты работаешь на британскую секретную службу?
– О чем я тебе и толкую.
– Но… но при чем тут тогда Симеон?
– Он воображает, что я работаю на него… Таким и было мое задание: отвлечь французов, для того чтобы мы провернули это дело. И все удалось бы, если бы ты был с нами, идиот!
Его разобрал смех.
– Не смейся, негодяй!
Томас хохотал все сильнее. Он перевернулся на живот, потом опять на спину и снова на живот.
– Не смей ржать, черт побери, я убью тебя, подонок!
Томас корчился от смеха, он кашлял и стонал, никогда еще в жизни он не смеялся так, что едва не задохнулся. В один миг Вера набросилась на него. Драка началась по-новой. И тут опять дважды прозвонил телефон. Томас отпихнул Веру, выпрямился и взял трубку. Едва дыша, но все еще смеясь, он прокряхтел:
– Да, мсье полковник, что еще случилось?
– Что значит «еще»? – раздался голос полковника Верте. Томас моментально похолодел и спросил, заикаясь:
– Что… что случилось, господин полковник?
– Так и думал, что вы у княгини. Мы вас повсюду ищем.
– Ищете… меня… повсюду… – идиотски повторял Томас, в то время как Вера глядела на него открыв рот.
– Прибыл курьер. ГЕКАДОС. Завтра рано утром, Ливен, вы вылетаете в Берлин по делу Лакулайта. Вам необходимо обратиться – сейчас держитесь крепче – в Главное управление имперской безопасности.
– Импер… безопасности?
– Да. К 15 часам. Без опозданий. Лично к господину Генриху Гиммлеру.
6Только архитектор с полнейшим отсутствием вкуса мог построить такое здание, подумал Томас Ливен при виде гигантского комплекса на Вильгельмштрассе, 102. Сквозь распахнутые мощные двойные ворота наш друг вступил в мрачный двор. Длинный, как верста, эсэсовец, с каменным лицом оглядевший сверху вниз изящного штатского молча указал на стеклянную перегородку, за которой несли службу трое его коллег. Томас Ливен вошел, приподнял шляпу:
– Зондерфюрер Ливен из парижского абвера. Меня вызвали в Главное управление имперской безопасности.
– У нас принято говорить «Хайль Гитлер!» – сурово сказал дежурный гауптшарфюрер СС. – Кто вас вызывал?
– Господин рейхсфюрер СС и шеф германской полиции, – скромно ответил Томас.
Дежурный переменился в лице, схватился за телефон, что-то сказал, выслушал ответ. После чего проникся высоким уважением и почтением. В мгновение ока посетителю заполнили пропуск, шлепнули штемпель, проставили дату и время: Берлин, 30 мая 1944 года, 17.48.
На второй этаж вела широкая каменная лестница. Ее сменили деревянные лестницы. В узких коридорах было темно. Слышался топот сапог, шарканье ботинок. Казалось, тысячи людей находятся в беспрерывном движении в этом средоточии ужаса.
Следуя за ординарцем, Томас думал: «Еще вчера я был в Париже, а сейчас нахожусь в Главном управлении имперской безопасности. Я, мирный гражданин, ненавидящий секретные службы, нацистов, насилие и ложь. Я, Томас Ливен, которому уже несколько лет не дают жить в мире. Покину ли я когда-нибудь живым это кошмарное здание? Вырвусь ли когда-нибудь из гигантской паутины, сотканной мне судьбой, чтобы рассказать о том, во что невозможно поверить?»
– Садитесь, зондерфюрер, – произнес Генрих Гиммлер после короткого приветствия, во время которого Томас ощущал на себе недоверчивый взгляд обергруппенфюрера Кальтенбруннера, гиганта со шрамами на грубо вытесанном лице. Кальтенбруннер был шефом Главного управления. Затем он оставил Томаса и Гиммлера одних. Все в этом кабинете было помпезным: стены, облицованные деревянными панелями, серебряные канделябры, мебель. На стене висела картина, изображавшая руины замка над бушующим морем (масло). Рейхсфюрер СС и шеф германской полиции в черной форме, полагающейся ему по званию, заговорил:
– Итак, слушайте внимательно, Ливен: вы знаете, что ваш покровитель адмирал Канарис несколько недель назад стал частным лицом. Вы знаете, что весь абвер отныне передан в подчинение мне, – на тонких губах Гиммлера проскользнула улыбка. – Я как-то просматривал ваше личное дело. Знаете, что, собственно, мне нужно было бы с вами сделать?
– Вы должны бы, пожалуй, расстрелять меня, – тихо сказал Томас Ливен.
– Я? Э-э, что? Да, совершенно верно! Это я и хотел сказать! – Гиммлер крутил на пальце кольцо-печатку с рунами СС, он холодно посмотрел на Томаса. – Но хочу дать вам шанс. Последний шанс. Миссия, которую я вам поручаю, может оправдать вас перед фюрером и нацией.
Зазвонил телефон. Гиммлер взял трубку, немного послушал и снова повесил.
– Вражеские эскадрильи на подлете к столице рейха. Давайте спустимся в убежище.
Это была первая часть разговора. Вторая продолжалась в глубоком надежном бункере. В то время как лавина бомбардировщиков сбрасывала свой смертоносный груз на Берлин и менее ценные соотечественники гибли сотнями в менее надежных подвалах, рейхсфюрер сменил тон:
– Ливен, вы человек пацифистских убеждений. Не возражайте, мне все известно. И тогда тем более вы согласитесь со мной: это страшное кровопролитие пора прекращать. Мы, жители Старого Света, не имеем права убивать друг друга, как на бойне, в то время как большевистские недочеловеки посмеиваются в кулак.
Стены бункера слегка вздрогнули от тяжелого бомбового удара. На секунду погас свет и снова зажегся. Томас увидел, что лоб рейхсфюрера покрылся испариной. Гиммлер продолжал теперь вполголоса:
– Я веду трудную борьбу. На моих плечах чудовищная ответственность, которую никто с меня не снимет. Я должен все решать в одиночку.
«Я, я, я, – думал Томас. – А Гитлер? А Геббельс? А другие? Этот господин, судя по всему, на последнем этапе готовится сыграть свою партию».
– Как это заведено у нас, в один прекрасный день нам пришлось бы укоротить вам как врагу народа верхнюю часть туловища. Но вместо этого я хотел бы и намерен использовать вас. Лучшей кандидатуры мне не найти.
Вновь прогремел взрыв. Снова погас свет. Лицо Гиммлера стало серым:
– Вам известно, как перейти границу в Испанию. Вы знаете каждую контрабандистскую тропу из Испании в Португалию, так?
– Да, – сказал Томас.
– Хорошо. Вы получите все полномочия. Дарую вам свободу при условии, что вы целым и невредимым доставите в Лиссабон одного человека. Вы ведь банкир, не так ли? С вами ведь можно говорить о делах или как?
– Смотря о каких, – ответил Томас. И подумал: «ах вот оно что. Вот зачем я ему нужен. Португальцы разорвали с нами дипотношения. Испанцы не впускают больше в страну ни одного немца. Туда проникнуть можно только нелегально. Вот почему». Губы Томаса Ливена пересохли, он вспотел. «Я не герой, – думал он, – никакой не герой. Я боюсь. И если этот убийца миллионов сейчас потребует от меня переправить через границу его самого или кого-то из его родственников или друзей…»
– Так-так, вы уже ставите условия! – в голосе Гиммлера зазвучали опасные нотки. – Значит, смотря о каких?
– Кто этот человек? – тихо спросил Томас.
– Этот человек без сомнения будет вам симпатичен, – ответил Гиммлер. – Его зовут Вольфганг Ленбах, у него великолепные документы на это имя. Его настоящее имя Генри Бут, подполковник английской армии. Лично известен Черчиллю и Монтгомери. Руководил операцией в Норвегии. Там мы его и взяли в плен…
