Текст книги "Пятый угол"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц)

18

Ранним утром 26 ноября 1940 года притихший, погруженный в себя Томас Ливен возвращался из «Отеля де Ноай» в старый квартал Марселя к себе в квартиру на третьем этаже дома на улице Кавалера Роз. С Жозефиной Беккер и полковником Дебра они долго сидели, много пили и обсуждали предстоящие события.

Несколько секунд он боролся с искушением хорошенькой взбучкой разбудить Шанталь, спавшую в разворошенной постели. Однако затем он решил принять для начала горячую ванну. Там в конце концов, услышав пение, и обнаружила его красавица подружка.

Пока Шанталь терла ему спину, он рассказал ей, особо не вдаваясь в подробности, о своем чудесном избавлении – немного, только самое необходимое, поскольку безграничного доверия к ней он больше не испытывал.

Свой рассказ Томас завершил словами:

– Они отпустили меня, потому что я им нужен. Я должен провернуть для них одно дельце. А для этого мне опять-таки нужна ты. Думаю, на этой основе между нами могло бы состояться примирение.

Глаза Шанталь, до этого виноватые, заблестели:

– И ты можешь простить меня?

– Придется, потому что ты мне нужна.

– Мне все равно, пусть придется, если обойдется, – прошептала она, целуя его. – Я на все ради тебя готова. Что тебе требуется?

– Несколько золотых слитков.

– 3-з-золотых? И сколько?

– Ну, думаю, на сумму пять или десять миллионов франков.

– Настоящих?

– Фальшивых, естественно, со свинцовой начинкой.

– И только-то?

– Ты тертый калач, – сказал он, – стерва несчастная, из-за тебя я опять влип в эту историю. Не нажимай так сильно!

Она стала тереть еще крепче, воскликнув:

– Ах, я так рада, что они не прикончили тебя, мой сладкий!

– Кончай сдирать с меня кожу!

Она расхохоталась горловым смехом и принялась щекотать его.

– Прекрати, или я сейчас спущу с тебя штаны и всыплю как следует!

– Это будет непросто сделать, на мне их нет!

– Ну, погоди! – он схватил ее, она завизжала, вода взметнулась фонтаном, и вот она уже лежала на нем, в теплой мыльной воде, кричала, взвизгивала, смеялась и отплевывалась, а после затихла в его объятиях.

Внезапно он вспомнил о бедном Лазаре Алькобе, о несчастном Вальтере Линднере и его жене, о пассажирах затонувшего судна, матросах, о бедных солдатах в окопах, обо всех бедных людях вообще. Какой короткой была их жизнь. И какой трудной. Какой страшной была их кончина. И вообще как мало счастья в этом мире.

19

4 декабря 1940 года в среду в отдельном кабинете отеля «Бристоль» три господина встретились за вегетарианским обедом, составленным одним из участников застолья – искусным гурманом, лично проследившим за его приготовлением на кухне.

Их имена: Поль де Лессеп 37 лет, замкнутый, худой, с угловатыми чертами лица. Жак Бержье немного старше, толще, с розовым лицом, одетый подчеркнуто элегантно, с жеманными манерами, высоким голосом и мелкими семенящими шагами. На нем были темно-красная бархатная жилетка, темно-синий костюм и от него прямо-таки разило духами.

И, наконец, Пьер Юнебель – тот самый господин, хлопотавший насчет обеда и как две капли воды похожий на нашего героя Томаса Ливена, что неудивительно, поскольку это он и был. И звали его теперь Юнебель, а не Леблан. Сообразительный читатель догадается, что новый поддельный паспорт Томас получил от французской секретной службы…

Это была первая встреча господ Бержье и де Лессепа с мсье Юнебелем. При этом Бержье рассматривал очаровательного молодого человека с все возрастающей благожелательностью. Его сентиментальные, словно девичьи, глаза были неотрывно нацелены на него.

Томас пригласил на этот обед обоих, после того как побывал у адвоката Бержье и предложил свои услуги в качестве делового партнера.

– Может быть, поговорим об этом за хорошей едой? – предложил он.

– С радостью, мсье Юнебель, только, пожалуйста, чтобы не было ничего мясного, – голосом евнуха ответил эстет Бержье.

– Вы вегетарианец?

– Стопроцентный. И не курю. И не пью.

«И с женщинами ты, похоже, дел тоже не имеешь, дружок, – подумал Томас. А вот на гестапо ты обязан работать, чистая твоя душа…»

Господа заговорили о закуске – сельдерее по-женевски. Бержье с его утонченным вкусом сказал:

– Великолепно, мсье Юнебель, просто великолепно. Кружочки так и тают на языке.

– Так и должно быть, – серьезно ответил Томас. – Отбираются всегда хорошие, но не слишком крупные клубни.

– Не слишком крупные, ага, – произнес Бержье, пожирая Томаса глазами.

– Их хорошенько промывают и чистят, а затем варят в соленой воде, пока они не станут мягкими, но не слишком мягкими.

– Но не слишком мягкими, – эхом откликнулся адвокат, чей парфюм бил Томасу в нос. – Вы должны записать мне рецепт, мсье.

На своих наманикюренных пальцах он носил четыре кольца с цветными камешками, а его взгляд, покоившийся на Томасе, становился все сентиментальнее.

«Тут все ясно, – размышлял тем временем наш друг, – с этим у меня проблем не возникнет. Больше внимания мне нужно уделять де Лессепу».

– Чем мы можем быть вам полезны, месье? – без перехода начал Лессеп.

– Господа, Марсель – город маленький. Идут разговоры, что вы приехали из Парижа провернуть некоторые операции.

– Какие операции, мсье Юнебель?

В этот момент старый официант подал главное блюдо, и Томас прервал беседу. Глядя на поднос, адвокат тоскливо воскликнул:

– Но я же убедительно просил: никакого мяса!

Де Лессеп оборвал его:

– Так какие же операции, мсье Юнебель?

– Гм, валюта и золото. Поговаривают, вы ими интересуетесь.

Де Лессеп и Бержье обменялись взглядами. Некоторое время в кабинете стояла тишина. Наконец Лессеп – в 1947 году французское правительство предало его суду за коллаборационизм – холодно произнес:

– Значит, говорят?

– Да, говорят. Немного соевого соуса, мсье Бержье?

– Друг мой, – ответил адвокат, пристально посмотрев в глаза Томасу, – я тронут. То, что я считал мясом, действительно не мясо, однако же это ужасно вкусно. Что это, собственно, такое?

Лессеп заговорил сердито:

– Мсье Юнебель, вы упомянули о золоте и валюте. А что, если мы действительно интересуемся ими?

Обращаясь к Бержье, Томас сказал:

– Это грибной шницель. Неплохо, правда? – И к Лессепу: – Я мог бы продать золото.

– У вас есть золото? – удивленно протянул Лессеп.

– Так точно.

– Откуда?

– Это вряд ли интересно, – высокомерно парировал Томас. – Я же не интересуюсь, для кого вы хотите его купить.

Лессеп уставился на него глазами акулы:

– Сколько золота вы можете нам предложить?

– Смотря сколько вы хотите.

– Не думаю, что у вас найдется столько, – бросил Лессеп.

Тут в разговор мягко вклинился адвокат, сказавший хихикая:

– Мы купим на сумму до двухсот миллионов!

«Черт возьми, – подумал Томас, – крупное дельце наклевывается!»

20

«Черт возьми, – думал и старый официант, подслушивавший у дверей, – крупное дельце наклевывается!» Цокая языком, он спустился в небольшой гостиничный бар, почти безлюдный в это время суток. У стойки сидел какой-то неотесанный тип с волосами ежиком и пил перно.

– Эй, Бастиан, – обратился к нему официант.

Мужчина поднял голову. У него были маленькие слоновьи глазки и сильные, как у грузчика мебели, руки: «О чем они там говорят?» Официант все пересказал. Человек по имени Бастиан Фабр присвистнул сквозь зубы:

– Двести миллионов! Боже всемогущий!

Он сунул в руку официанта деньги:

– Продолжай слушать. Запоминай каждое слово. Я вернусь.

– Хорошо, – кивнул старый официант.

Бастиан, одетый в кожаную куртку, берет и серые брюки, вышел из бара, оседлал старый велосипед и закрутил педалями мимо старой гавани вверх к набережной де Бельже. Здесь находились два самых известных кафе в городе – «Сентра» и «Ле Брюлёр де Лу». И в том, и в другом проворачивались всевозможные нелегальные делишки. «Сентра» был посовременнее и имел более приличную клиентуру: богатых греческих торгашей, турок, голландцев и египтян.

Бастиан направился в старомодное маленькое «Ле Брюлёр де Лу». Здесь, в помещении, обитом темными панелями, в чьих огромных зеркалах, матовых и запотевших, отражался серый уличный свет, собирались преимущественно местные. В эти обеденные часы большинство пило свое «пасти», сладкий аперитив, стоивший в 1939 году всего два франка, а сейчас – десять, что безмерно огорчало всех патриотов.

Здесь сидели виноторговцы, фальшивомонетчики, спекулянты и эмигранты. Бастиан знал многих из них, он здоровался с ними, его приветствовали в ответ. В конце зала на ручке двери висела табличка «Зарезервировано». Гигант постучал – четыре длинных, два коротких. Дверь отворилась, и Бастиан вошел в помещение. Горел электрический свет, поскольку окон не было. В комнате было так накурено, что щипало глаза. За длинным столом расположились пятнадцать мужчин пиратского вида, многие со шрамами и перебитыми носами, и одна-единственная женщина. Тут были африканцы, армяне и корсиканцы.

Женщина сидела во главе стола. Из-под красной шапочки выбивались волосы цвета вороного крыла, на ней были длинные брюки и куртка из невыделанной кожи. Постороннему наблюдателю с первого же взгляда стало бы ясно, что Шанталь Тесье – абсолютная хозяйка в этой банде подонков, одинокая волчица, королева, не знающая пощады.

– Ты почему опоздал? – набросилась она на Бастиана, глядевшего на нее, как проштрафившийся пес. – Мы уже целых полчаса ждем тебя!

– Эта троица не спешила… Адвокат опоздал…

Шанталь оборвала его резким голосом:

– Ты купишь себе, наконец, что-нибудь приличное на голову? Тошнит от вас всех! Неужели каждый обязательно должен видеть, что вы из низов?

– Извини, Шанталь, – добродушно сказал Бастиан, смущенно пряча грязный берет.

Затем он передал все, что рассказал ему официант. Когда же упомянул о двухстах миллионах, волна возбуждения прокатилась по комнате. Кто-то присвистнул, кто-то грохнул кулаком по столу, потом загалдели вразнобой. Но всех перекрыл голос Шанталь с железными интонациями:

– А не будут ли господа так добры заткнуться?

Стало тихо.

– Здесь говорит только тот, кого спрашивают, понятно? – Шанталь откинулась на спинку стула, приказав: – Сигарету!

Два уголовника поспешили дать ей требуемое.

– А теперь все слушайте меня внимательно. Я объясню вам, что нужно делать.

И Шанталь Тесье, глава банды и любительница невыделанной кожи, объяснила. Все внимательно слушали…

21

5 декабря 1940 года в Марселе сильно похолодало. Двое мужчин вошли в хозяйственный магазин на Рю де Ром.

– Мне нужны четыре формы для выпечки кекса, – сказал один.

– А вам? – спросила продавщица.

– А мне, если можно, три формы для выпечки кекса, прелестное дитя, – сказал другой.

Одного из мужчин, мускулистого великана с рыжеватыми волосами ежиком, звали Бастиан Фабр – это было его настоящее имя. Другой – элегантно одетый с хорошими манерами называл себя Пьером Юнебелем, и это не было его настоящим именем. Еще до недавнего времени он именовался Жаном Лебланом, а настоящее его имя было Томас Ливен.

Оба приобрели семь металлических форм по завышенной из-за войны цене. Однако выпекать в них кексы им и в голову не приходило. Поэтому вместо масла, сахара, шафрана и муки они купили у какого-то старьевщика девять килограммов свинца, большую пластину огнеупорной глины, а также портативный газовый баллон. После чего направились в старый квартал. Между собой они почти не разговаривали, поскольку познакомились только что.

Томас Ливен думал: «Сейчас я иду с этим орангутангом отливать фальшивые золотые слитки – мысль сама по себе чудовищная! Но самое скверное: мне интересно, как делают такие вещи профессионалы». Чего он не мог понять, так это поведения Шанталь. Когда он рассказал ей о двух агентах, она сразу заявила:

– Отлично, отлично, дорогой. Моя организация в твоем распоряжении. Пятнадцать первоклассных спецов. Мы обведем вокруг пальца и обеих гестаповских свиней, и твоего полковника Симеона, а подделки толкнем тому, кто больше заплатит!

– Нет, только не полковника. Я обещал помочь ему.

– Ты свихнулся! Приступ немецкого идеализма, да? Я сейчас зарыдаю. В таком случае проворачивай дело в одиночку! Сам отливай свое золото, никто из моих людей помогать тебе не станет.

Так все обстояло три дня назад. Тем временем Шанталь, похоже, основательно изменила свою точку зрения. Она стала нежной и страстной, как никогда. В одну из немногих минут затишья минувшей ночью она, лежа в объятиях Томаса Ливена, призналась:

– Ты совершенно прав, слово нужно держать… (Поцелуй.) Ах, за твою порядочность я люблю тебя еще сильнее (Чмок, чмок.)… Ты можешь получить в свое распоряжение и Бастиана, и всех моих людей…

Рядом с гигантом Бастианом Фабром, толкавшим тачку с грузом по грязным и кривым улицам старого квартала, шагал Томас и размышлял: «Можно ли доверять этой бестии Шанталь? Не она ли уже солгала и обманула его? Она явно что-то замышляет. Но что?

Исчерпывающий ответ мог бы дать Бастиан Фабр. Шагая рядом с элегантным и стройным Томасом Ливеном и толкая тачку по кривым и грязным переулкам старого квартала, Бастиан размышлял: «Этот молодчик мне не нравится. Живет у Шанталь. Абсолютно ясно, чем они там занимаются. Он не первый, кто жил у Шанталь. Но с этим Пьером Юнебелем, кажется, все серьезнее. После его появления шефиня гораздо чаще, чем прежде, выходит из себя. Черт бы его побрал!»

Он вспомнил слова, которые обронила Шанталь во время производственного совещания банды в кафе об этом молодом мужчине: «Светлая голова. Всем вам, олухам, до него далеко». «Ну-ну», – позволил себе тогда заметить Бастиан. Шанталь взвилась подобно ракете:

– С сегодняшнего дня ты будешь исполнять все, что он тебе скажет!

– Но, минутку, Шанталь…

– Заткнись! Это приказ, понял? Ты отправишься с ним к Булю изготовлять золотые слитки! А все остальные немедленно организуете постоянное наблюдение. Я должна знать, что он делает – днем и ночью.

– Насчет ночи – это тебе лучше знать.

– Еще слово, и схлопочешь по морде! Я люблю его, ясно? Парень только чересчур порядочный. Пока он ведет переговоры с гестаповскими свиньями, мы должны думать за него. Он сам не знает, что ему на пользу…

Так говорила Шанталь.

Шагая рядом с Томасом через старый квартал, Бастиан мрачно думал: «Сдается мне, что этот парень знает совершенно точно, что ему на пользу». Так думал Бастиан, но вслух ничего не сказал, а лишь произнес:

– Вот мы и прибыли.

И остановился возле дома четырнадцать на улице Дюбаж. Облупившаяся эмалевая вывеска справа от входа гласила: «Д-р Рене Буль, зубной врач, 9 – 12 и 15 – 18». Они вошли в подъезд и позвонили в дверь. Дверь отворилась.

– Наконец-то, – сказал доктор Буль. Такого маленького и изящного человечка в белом халате, позолоченном пенсне и со вставной челюстью Томас в своей жизни никогда не видел. – Заходите, ребята, – доктор повесил на дверь табличку «Сегодня приема нет». Потом запер дверь на задвижку и через ординаторскую с вращающимся креслом и блестящими инструментами направился в лабораторию, расположенную рядом с небольшой кухней. Бастиан бегло представил обоих друг другу. Томасу он пояснил:

– Доктор работает на нас постоянно. Имеет персональный договор с шефиней.

– Да, но только на изготовление фальшивого золота. Если у вас, братцы, проблемы с зубами, отправляйтесь к кому-нибудь другому, – пробормотал карлик, рассматривая Томаса. – Странно, мы с вами еще не виделись. Вы в банде новичок?

Томас кивнул.

– Только что из тюряги, – добродушно пояснил Бастиан. – Шефиня втрескалась в него по уши. Вся работа – за ее счет.

– Годится. Формочки принесли? Замечательно, замечательно. Могу отливать за один присест по семь слитков, и не придется ждать каждый раз, пока это дерьмо остынет. – Доктор Буль распаковал формы и расставил их в ряд. – Длина соответствует, – заметил он. – Вам ведь нужны килограммовые слитки, верно? Я так и думал, – он обратился к Томасу. – Если вас это интересует, можете понаблюдать за процессом, молодой человек. Никогда не знаешь, что в жизни может пригодиться.

– Здесь вы правы, – сказал Томас, покаянно воздев очи к небу.

– А я это видел уже сотни раз, – буркнул Бастиан, – и потому лучше схожу за жратвой.

– Только прошу чего-нибудь посущественнее, – сказал стоматолог, – отливка требует много сил.

– Все за счет шефини. Что взять?

Карлик причмокнул:

– Генри, что живет внизу, привезли прямо из деревни несколько превосходных уток, он их втихаря толкает, пока его еще не прихватил этот тип из «Экономического контроля». Вкусные маленькие уточки. Нежирные, и косточки нежные. Каждая весит максимум три фунта.

– Тогда я иду и отхвачу две из них, – объявил Бастиан и скрылся.

Снова заговорил доктор Рене Буль:

– Трудность при изготовлении фальшивых золотых слитков в том, что у золота и свинца сильно различаются температуры плавления и удельный вес. Свинец плавится уже при температуре 327 градусов по Цельсию, а золото – только при 1063 градусах. Столь высоких температур кухонные формочки не выдержат. Мы должны обложить их шамотной глиной.

Карлик произвел точный замер, затем нарисовал дно и боковые стенки формочек на глиняной пластине, прорезал линии напильником и без труда извлек куски. Работая, он поучал:

– Теперь изготовим из гипса болванки типа кирпича. Они должны умещаться в кухонных формочках, обложенных шамотной глиной, и при этом со всех сторон нужно оставлять свободными по три миллиметра. Пока гипс не затвердел, мы поставим в основание четыре ножки – воткнем в массу четыре спички. Они встанут на нижней поверхности шамотной глины, так чтобы и на дне гипс был отделен от глины расстоянием в три миллиметра… Записать не хотите?

– У меня хорошая память.

– Вот как? Ну ладно… Пока гипсовый кирпич будет покоиться в шамотной форме, мы сможем начать плавить золото на тигеле.

– А как вы добьетесь высокой температуры?

– С помощью резательной горелки и баллона с пропаном, который вы принесли, молодой человек.

– А какое золото вы используете?

– Разумеется, двадцати двух карат.

– Где достать такое?

– В любом хранилище. Я собираю золотой лом и затем обмениваю его на двадцатидвухкаратное золото. Как только оно расплавится, зальем его в пространство между шамотной глиной и гипсом и оставим остывать. Ни в коем случае не охлаждать водой (вам все же стоило бы делать пометки). Под конец я извлекаю гипсовую болванку и получаю ванну из тончайшего слоя золота под размер килограммового золотого слитка. А эту форму я уже заполняю свинцом.

– Минутку, – сказал Томас, – но свинец же легче золота.

– Молодой человек, но килограмм веса остается килограммом. Меняется только объем. И я позволяю себе несколько увеличить ширину слитка. У слитков из хранилища это не бросается в глаза…

22

Вернулся Бастиан. Он принес двух небольших крепеньких уток, два фунта каштанов и прошествовал с ними на кухню.

Некоторое время Томас еще наблюдал, как талантливый врач готовит гипсовую болванку. Затем пошел посмотреть, что происходит на кухне. И тут окоченел от возмущения. В фальсификации золотых слитков он, конечно, ничего не смыслил. Но зато в утках разбирался прекрасно. И то, что здесь с ними делали, возмутило его гордость гурмана. Покачав головой, он встал рядом с Бастианом, работавшим возле окна с засученными рукавами. Тот выпотрошил птицу и теперь натирал солью внутренности и бока.

– Что все это значит? – строго спросил Томас.

– Что значит – «что все это значит»? – раздраженно проворчал Бастиан. – Я готовлю утку. Вас что-то не устраивает?

– Варвар.

– Что вы сказали? – гигант сглотнул.

– Сказал «варвар». Предполагаю, утку вы собираетесь жарить в духовке?

– Конечно.

– Вот это я и называю варварством.

– Гляди-ка! – Бастиан, забыв о предостережении Шанталь, упер руки в бока, покраснел от злости и заорал: – Вы-то что понимаете в стряпне, умник недоделанный?

– Кое-что, – язвительно ответил Томас. – Во всяком случае, достаточно, чтобы заметить, что вы совершаете преступление.

– Я был корабельным коком. И всю свою жизнь жарил уток в духовке.

– Значит, всю жизнь вы совершали преступления. О других делах я не говорю.

В самый последний момент Бастиан вспомнил предостережение Шанталь. С огромным трудом взял себя в руки. Обе свои лапы завел за спину, опасаясь, как бы они непроизвольно не натворили чего-нибудь лишнего. Его голос зазвучал сдавленно:

– И как же вы, гм, приготовили бы утку, мсье Юнебель?

– Разумеется, по-пекински…

– Ха!

– …ибо только приготовление с ананасом и специями сохраняет оригинальный вкус утки, да, более того, – по-настоящему усиливает и подчеркивает его!

– Смешно, – сказал гигант, – единственно правильное – это поджарить.

– Это поскольку культура пищи вам недоступна, – сказал Томас. – Джентльмены же предпочитают по-пекински.

– Послушайте-ка вы, самонадеянный хлыщ, если вы хотите этим сказать… – начал было Бастиан, но стоматолог дернул его за рукав.

– В чем дело, Бастиан? Зачем спорить? У нас же две утки! Дерзайте оба – один жарит, другой готовит по-китайски! Я еще долго будут занят.

Бастиан проворчал:

– Ты имеешь в виду соревнование?

– Имею, – сказал карлик и вновь зачмокал, – судьей буду я!

Бастиан вдруг заухмылялся. Он спросил Томаса:

– Вы согласны?

– Само собой. Только мне нужно кое-что дополнительно. Грибы, помидоры, ананас, рис.

Стоматолог хихикнул:

– Ступайте вниз к Генри. У Генри есть все, – от удовольствия он потер руки. – Становится интересно! Я вас чему-то научу! Вы меня чему-то научите! К оружию, граждане!

После этого на кухне и в лаборатории доктора Рене Буля работа закипела.

В то время как Бастиан натирал чесноком свою утку, добавлял специй и укладывал птицу на решетку в духовку грудкой вниз, Томас отделил лапы у своей, порубил кости и приготовил из них и из утиных потрохов немного крепкого бульона. Пока тот готовился, он направился к маленькому волшебнику, работавшему в лаборатории, понаблюдать за его деятельностью.

Тем временем доктор Буль изготовил семь тончайших золотых ванночек. И заполнял первую из них расплавленным свинцом. Стоматолог заговорил:

– Дать остыть свинцу. Теперь открыть только одну сторону золотой оболочки. На нее кладут пластинку шамотной глины, чтоб свинец снова не превратился в жидкость при соприкосновении с жидким золотом. Вот эта последняя пластинка глины крайне важна. Таким путем избегают изменения цвета золотого покрытия, что вызвало бы недоверие у любого профессионала.

Томас вернулся на кухню посмотреть на свой супчик, порезал на куски утиное мясо и вернулся в лабораторию взглянуть на слитки.

Тем временем доктор Буль в одном из тигелей вновь расплавил золото и залил его в кухонную формочку на шамотную пластину. Он пояснил:

– Нужно подождать, пока не исчезнет пена. Золото осядет само. Поверхность должна иметь небольшой возвышающийся кант, как на куске мыла. Теперь, пока металл не затвердел, быстро делаем самое главное: ставим пробу.

– Простите, как?

– Пробирным клеймом. Делаем оттиск, подтверждающий подлинность золотого содержания, – доктор Буль крикнул в сторону кухни: – Какой штамп использовать, Бастиан?

– Лионского золотохранилища! – прокричал в ответ Бастиан. В этот момент он поливал птицу вытопленным жиром.

– Ну, прекрасно, – сказал доктор Буль. – У меня тут целая коллекция клейм различных хранилищ и банков, – он показал ее Томасу. – Я вырезал их на линолеуме как негатив, а затем наклеил на деревяшки. А теперь – внимание!

Он взял соответствующий штамп для тиснения и смазал линолеум оливковым маслом. После этого он оттиснул клеймо в углу все еще мягкой золотой поверхности первого слитка. Масляная пленка шипя сгорела. Доктор Буль молниеносно выдернул штамп, прежде чем горячий металл мог бы разрушить линолеум. Одного мгновения оказалось достаточно. Штамп казался отчеканенным. Стоматолог пояснил:

– Неровности, пепел, подтеки – все это останется. Ведь настоящие слитки тоже никто не чистит.

– А обман не обнаружится? – поинтересовался Томас.

– Практически исключено, – доктор Буль покачал головой. – Свинцовая начинка со всех сторон покрыта трехмиллиметровым слоем золота. Покупатель проверяет слиток с помощью пробного камня и соляной кислоты различной концентрации, соответствующей количеству карат. Камнем наносится на кант слитка штрих, причем на нем остаются частички золота. Если после обработки кислотой золото на камне остается, значит, речь идет о двадцати двух каратах. И ведь у нас именно тот случай! – внезапно стоматолог начал принюхиваться. – Матерь Божья, какой аромат! Это ваша утка или его?

Обедали господа час спустя в молчании. Сперва они съели жареную утку, а за ней – приготовленную по-китайски. По соседству остывали первые три слитка. И тишина, сосредоточенная, почти молитвенная, царила в маленькой столовой доктора Рене Буля. Под конец Бастиан вытер губы и, прищурившись, посмотрел на стоматолога:

– Давай, Рене, не тяни. Чья лучше?

Доктор Буль с несчастным видом переводил взгляд с одного повара на другого, с Томаса на Бастиана и с Бастиана на Томаса. Огромные ручищи Бастиана судорожно сжимались и разжимались.

Маленький доктор заговорил заикаясь:

– Невозможно выразить в двух словах, дорогой Бастиан… С одной стороны, твоя утка… но, с другой стороны, конечно…

– Да, да, да, – произнес Бастиан. – Наложил в штаны, думаешь, что я прибью тебя, а? Ну тогда я возьму на себя роль третейского судьи. Та, что по-китайски, лучше! – он ухмыльнулся и хлопнул Томаса по спине так, что тот подавился. – На правах старшинства и в награду за твою утку предлагаю перейти на ты. Меня зовут Бастиан.

– Зови меня Пьер.

– А я, глупец, всю жизнь жарил уток. Пьер, мальчик мой, почему я не встретил тебя раньше? У тебя найдется еще несколько рецептов?

– Найдется кое-что, – скромно ответил Томас.

Бастиан сиял. Внезапно он посмотрел на Томаса с симпатией и уважением. Прожорливость победила ревность.

– Пьер, знаешь, что я думаю? Я думаю, что это начало отличной дружбы!

И все сбылось. В 1957 году на вилле, что на Цецилиен-аллее в Дюссельдорфе, выяснилось, что эта дружба осталась такой же свежей и сильной, как и в первые дни. За семнадцать минувших лет многим сильным мира сего пришлось научиться трепетать перед этой дружной парой…

– Твоя утка была тоже неплоха, Бастиан, – сказал Томас.

– В самом деле? Вообще-то я готовил божественные блюда. Ешьте. Я больше не могу. Если я проглочу хотя бы еще один кусок, то рухну здесь как убитый.

Кстати, об убитом…

…Кельн, 4 декабря 1940 года.

Отправитель: отделение абвера в Кельне.

Кому: шефу абвера, Берлин, секретно.

По возвращении из Лиссабона почтительно позволю себе сообщить вам, господин адмирал, о гибели двойного агента и предателя Томаса Ливена.

Его застрелили 17 ноября 1940 в 9.35 местного времени во дворе дома 16 по улице до Поко дес Негрос.

В момент убийства Ливен был одет и замаскирован под некоего Лазаря Алькобу, с которым сидел в тюрьме.

Хотя португальские власти по понятным причинам сделали все, чтобы замолчать случившееся и скрыть подробности, мне все же удалось точно установить, что Ливен был застрелен наемным убийцей по указанию британской секретной службы. Как уже известно господину адмиралу, Ливен продал и англичанам списки с фальшивыми именами и адресами французских агентов.

Сожалею, что мне не удалось, согласно приказу, доставить к нам Ливена живым. С другой стороны, его заслуженный конец снимает лишнюю заботу с нашей службы.

Хайль Гитлер!

Фриц Лооз, майор, коммандофюрер